Текст книги "Любовь далекая и близкая"

Говорю тебе, пока Саша меня не слышит. При нем ведь это не скажешь. А вот и он. – Нина Михайловна встала и пошла навстречу увешанному вениками сыну. – Пожадничал ты, сынок. Хватило бы и пары веников. Хотя баня наша не последняя. Веники еще сгодятся. – В голосе Нины Михайловны снова зазвучали командирские нотки: – Ты, Саша, отправляйся-ка домой и готовь баню. Запарь веники, наноси холодной воды. А мы нарвем цветов по букетику, как-никак в лесу были, и пойдем потихонечку. Гале, по-моему, здесь понравилось. Наверное, и уходить отсюда не хочется. Я угадала?

– Не то слово, Нина Михайловна! Вы говорили, что этот лес успокаивает. Да он просто волшебный! Я будто заново родилась – так мне сейчас легко.

– Выходит, не обманула я тебя, правду сказала. – Они медленно шли по лесной дороге. Нина Михайловна снова заговорила мягко, по-дружески: – Когда мы с Сашей присмотрели домик, в котором живем, для покупки, он нам не понравился – маленький, да еще в логу, в низине. Но увидели совсем близко лес и решили дойти до него. Зашли и поняли: никуда мы отсюда не уйдем и не уедем. Потому что такой красотой не разбрасываются. Купили этот домик и не пожалели. Что-то пристроили, срубили баньку, вырыли колодец, привели в порядок огород, кустов ягодных насадили. Но лес как был, так и остался нашим любимым местом отдыха и покоя. И ты, Галенька, когда будешь в Перми, не забывай это место, приезжай и заходи. Всегда будем тебе рады.

– Что вы, Нина Михайловна! – Галя остановилась и стояла, растерявшись, явно не зная, как реагировать на последние слова Нины Михайловны. – Я же еще никуда… ну, не уехала, а вы со мной уже прощаетесь. Почему?

– Глупенькая ты. Да не прощаюсь я с тобой, боюсь я за тебя, вот и говорю, сама не знаю что. Давай пока не будем заикаться о прощаниях. Договорились? – Нина Михайловна привлекла Галю к себе. Так, прижавшись друг к другу, они шли до самого дома.

Александр явно переборщил с баней, натопив ее так, что даже он, парившийся при любой, самой высокой температуре и делавший, как правило, по многу заходов, в этот раз попарился лишь трижды и, не выдержав нестерпимой жары, примчался в одних плавках к колодцу. Там он вылил на себя полдесятка ведер ледяной колодезной воды и лишь тогда стал приходить в себя.

Увидев эту сцену, Галя испуганно прижалась к Нине Михайловне.

– Я боюсь. Можно я не пойду в баню?

– Успокойся. Я буду с тобой. Вот твой тазик, полотенце и ночная рубашка. На всякий случай положила еще и простынь. Вдруг не будет у тебя сил одеваться, замотаешься в нее. Ну, так что, пошли? – Нина Михайловна погладила девушку по голове.

Опытная в банных делах мама Александра как в воду глядела. Оказавшись на банном полке, Галя сжалась в комочек, мгновенно покрывшись потом. С минуту она сидела неподвижно, глядя на Нину Михайловну, деловито запаривающую веники, и вдруг молча повалилась на доски.

…Очнулась Галя в предбаннике. Закутанная в простыню, она лежала на кушетке. У изголовья сидела Нина Михайловна. В руках у нее был пузырек с нашатыркой и клочок ваты. Увидев, что девушка открыла глаза, она поставила пузырек с ватой на столик и поцеловала ее в лоб.

– Слава Богу! Ох и напугала ты меня. Нет, это надо же: не сказав ни слова, вытянулась на полке, будто спать собралась. А если бы не оказалось нашатырки? Ты что, ни разу не парилась?

– Я не только не парилась ни разу, я в бане-то впервые. Но теперь я знаю, что такое деревенская баня.

– Ничего ты еще не знаешь. Вот сейчас сполосну тебя, наденешь рубашку, и на этом твоя баня сегодня закончилась. А теперь пошли домой. Полежишь, отойдешь, пока я быстренько попарюсь, и начнем гонять чаи.

Чаевничали долго, почти до полуночи, распивая чай то с медом, то с ягодными вареньями, то с душистой мятой. Было весело. Нина Михайловна по-актерски в лицах изображала то несущегося к колодцу сына, то обомлевшую от жары Галю. Спать засобирались только тогда, когда у молодых стали слипаться глаза. Через полчаса все крепко спали. Нина Михайловна с Галей в спаленке, Александр – в своей небольшой комнатке.

Проснулись поздно, когда высоко поднявшееся солнце уже палило вовсю, будто собиралось сжечь все живое на свете.

– Съездили бы куда-нибудь, покупались, позагорали. А то лето в разгаре, а вы оба бледные, как поганки, – предложила Нина Михайловна, когда все стали подниматься из-за стола.

– А может, действительно махнем за город? Скажем, в Пальники на Чусовую? – Александр вопросительно посмотрел на Галю. – Поставим палатку, посидим у костра. Как ты?

– Как я? Я с удовольствием. Только мне бы вначале показаться дома, чтобы не потеряли. А костер с палаткой – это так здорово! Спасибо вам. – Галя подошла к Нине Михайловне. – Только мне совсем не хочется с вами прощаться.

– А ты не прощайся, просто скажи – пока! И снова приезжай. Сейчас я соберу вам что-нибудь перекусить, чтобы вы там на реке не умерли с голоду, и отправляйтесь с Богом.

Оставшись одна, Нина Михайловна села в спальне на кровать и задумалась. В том, что ее Саша наконец полюбил по-настоящему, она не сомневалась. И это ее бесконечно радовало. К тому же, как-то незаметно привязавшись к Гале, она уже не представляла свою дальнейшую жизнь без этой юной, чистой, невероятно красивой умницы. С тихой радостью в душе мечтая о том, как они будут вместе вести домашние дела, учась друг у друга: она у Гали – мастерству шитья, а та – ее умению готовить и выпекать всякую вкуснятину. Как правило, все ее мечты заканчивались одной и той же красивой картинкой: напевая колыбельную у детской кроватки, она укачивает крошку-внука. Малыш не хочет спать и тянет к ней свои пухленькие ручонки, улыбаясь и издавая какие-то мычащие звуки. Она наконец не выдерживает и берет его на руки, прижимая его к груди, замирая от любви к этому крохотному живому существу, в котором течет и ее еще совсем не старческая кровь. Правда, потом это видение исчезало, уступая место совсем другим тревожным мыслям. Да, рассуждала она, думая о ребятах. Сейчас у них все хорошо, влюбленные по уши, они не могут ни дня прожить друг без друга. Но вот появится Галин жених… И что тогда? Жуткий скандал, главным виновником которого будет ее сын? И не только он. Она тоже. И сможет ли эта хрупкая девочка, увлекавшаяся за свою короткую жизнь всего каких-нибудь два-три раза, отстоять свою любовь к Саше? Не сломается ли в этой борьбе? Не изменит ли этому чувству? А может, все же обойдется без слез и скандалов? Ей так хотелось знать о том, что будет дальше, хоть немного, но знать. Наконец, решившись, она отправилась к соседке, одинокой бабе Насте. Муж бабы Насти умер четыре года назад, взрослые дети разъехались кто куда, изредка навещая одинокую старуху-мать. Жила она в крохотном, похожем на баньку домишке на малюсенькую старушечью пенсию да на то, что собирала со своего небольшого, в пару соток, огорода. Иногда подрабатывая гаданием на картах. Разговоры и слухи об этом ее умении ходили разные. Но большинство из тех, кому она гадала, утверждали, что ее карты не врут. Не очень верившая во всякие предсказания Нина Михайловна в этот раз все же решила попытать счастья. – Вот пришла к тебе, Настасья Павловна. Уж не знаю, то ли за советом, то ли за помощью, – поздоровавшись, начала она, выкладывая принесенные гостинцы: деньги, две десятки, большой кусок мясного пирога и бутылку водки.

– Сейчас же забери деньги! – замахала руками баба Настя. – Не беру я деньги. Грех это. А остальное пригодится, оставь. Говори, зачем пришла. Вроде бы все у тебя хорошо. Слышала, сынок твой, похоже, влюбился? И она к нему присохла. Говорят, свадьбу готовите? Неужто правда?

– Надо же! Все все знают, кроме меня. Какая свадьба, Настасья Павловна? Верно говорят, девочка как картинка. И добрая, и уважительная, и руки золотые. И моего, вижу, любит. Но вот там у меня внутри что-то саднит, не дает покоя. Ночами не сплю, все думаю: а дальше-то что будет?

– Чудная ты, Михайловна! Но чего ты тоску на себя нагнетаешь? Если любит, значит, нянчить тебе вскорости внуков. Радоваться надо, а ты… «саднит где-то». Давай-ка выпьем по чуть-чуть, давно водку не пробовала.

– Нет, Настасья Павловна. Вначале раскинь карты, а после, может, и выпьем.

– Дело говоришь, Михайловна. Карты руки чувствуют, если выпил, могут и обмануть, не сказать правду. Я сейчас поработаю, а ты пока посиди и помолчи.

Баба Настя вынула из шкатулки потрепанную колоду карт, тщательно ее перетасовала и стала раскладывать на столе. Разложив, внимательно всмотрелась в них, подняла из середины пикового валета и показала его Нине Михайловне.

– Это очень плохой человек. И он почему-то рядом с червовой дамой, этой твоей…

– …Галей.

– А Саши твоего я возле этой дамы не вижу. Подожди, вот он где! Крестовый валет. Но так он далеко от своей червовой дамы, ну, совсем не с ней. Сейчас я еще раз раскину карты, проверю, вдруг ошибочка вышла.

Баба Настя собрала карты, снова перетасовала колоду и, разложив их, тяжело вздохнула.

– А ведь не врут мои карты. Все то же показывают. Опять этот пиковый валет рядом с червовой дамой. А парня твоего нет, как не бывало. Появилась вот еще пиковая дама с червовым королем. Кто они такие, не могу понять. То ли друзья, то ли враги они твоей невестке. Может, повторить, еще раз раскинуть?

– Не надо, Настасья Павловна. Правду говорят твои карты. Не врут. А тебе спасибо. Пошла я, прощай.

– Нет уж, погоди! Не пущу, пока не скажешь все, что знаешь. Темнишь ты что-то, Михайловна. Давай-ка выкладывай.

– А чего тут скрывать? Карты все верно показали. У нашей Гали есть жених, и он вот-вот должен приехать за ней. Сейчас этот пиковый валет за границей. Пиковая дама – это Галина мать. Думает она только об одном – поскорее выдать дочь за этого жениха. Червовый король – это Галин отец, но он ничего не решает. Всем командует мать. Вот так.

– Выходит, тебе все и без меня известно? Зачем же приходила, коли все знаешь?

– Что ты, Настасья Павловна! Очень ты мне помогла. Теперь я знаю, что делать. Спасать надо нашу Галю, пока этот пиковый валет не заявился.

– Помогай тебе Господь! Может, выпьем за удачу?

– Не могу, Настасья Павловна. В другой раз как-нибудь. Еще раз большое спасибо тебе и твоим картам за правду.

– Ты сказала, надо спасать эту Галю. Это как?

– Ну, увезти ее куда-нибудь. Спрятать на время.

– Ох и рисковая ты баба, Михайловна! А не боишься? Опасное это дело – чужого человека красть.

– А счастье у человека украсть, выходит, можно? Нет уж, эта девчушка мне родной стала. И за нее я буду с кем угодно воевать.

– Ну, помогай тебе Господь. Может, выпьем за удачу?

– Не могу я, повторяю, Настасья Павловна. Ей-богу не могу! Вот пройдет все, успокоится – тогда и выпьем за нашу победу. А сейчас, извини, не до этого мне. Будут новости – забегу, расскажу. А сейчас прощай.

Дома Нина Михайловна выпила валерьянки, зажгла перед иконой Божьей Матери свечу и стала ждать сына. Он появился поздно вечером, в двенадцатом часу. Невероятно возбужденный, постоянно улыбающийся. Войдя, Александр обнял мать.

– Мама, что случилось? На тебе лица нет. Ну что ты молчишь?

– Потому что не хочу с тобой разговаривать. Это предательство. Я тут вся извелась, надо срочно с тобой серьезно поговорить, а ты… исчез, как с цепи сорвался.

– Но ты же сама нас как бы выпроводила. А сейчас упрекаешь. Извини, если заставил тебя поволноваться. Так не хотелось расставаться с Галей. День пролетел как одна минута. И какой день, мама! Хочется запомнить его навсегда.

– Что за загадки, Саша?

– Мама… думаю, ты больше не будешь на меня сердиться, если я скажу, что мы с Галей решили жениться.

– Ну, это ваше решение еще ничего не значит. У Гали есть жених, который, я, думаю, жив-здоров и вот-вот здесь появится. Вот тогда и посмотрим, кого из вас выберет эта девочка.

– Да хоть десять женихов пусть приезжают! Галя свой выбор сегодня сделала. Ее муж – это я.

– Я это уже слышала. Догадываюсь, что ты решил опередить своего соперника и уговорил Галю пойти с тобой в ЗАГС. Это так?

– Нет, о ЗАГСе мы действительно говорили. Но это нужно согласовать с родителями. Я – с тобой, она – со своими. А сегодня произошло то, после чего наше решение изменить уже нельзя. Мы были близки, вот…

– По-моему, ты шутишь, и очень пошло. Этого не было, ты все выдумал.

– Это правда, мама. Мы долго купались, замерзли и забрались в палатку, чтобы согреться. Обнялись и стали целоваться. И не смогли сдержаться…

– Так, – Нина Михайловна поднялась, прошлась по комнате и остановилась напротив сидящего сына. – Мне очень хочется дать тебе пощечину. Но я и в детстве тебя не била, не унижусь до этого и сейчас. Скажу только, что ты чудовище, нет, ты дрянь! Говорить с тобой больше не о чем. И видеть тебя в этом доме мне тоже не хотелось бы.

Ночь для обоих выдалась бессонной. Нина Михайловна без конца ворочалась в постели, несколько раз вставала перед иконой Иисуса Христа и шептала: «Спаси и сохрани, Господи! Прости нас, грешных!» Потом проговаривала все молитвы, которые знала, снова заканчивая их просьбой простить грешника-сына.

Утром, так и не сомкнув глаз, она появилась в предбаннике, где на кушетке с открытыми глазами лежал Александр.

– Вижу, ты тоже не спал. Сейчас попытайся хоть немного вздремнуть, потом приведи себя в порядок и поезжай к Гале. Говори что хочешь, но упроси ее приехать сюда, к нам. Я сама встану перед ней на колени и буду извиняться за тебя. А с тобой разговор еще впереди. Так что готовься.

…Оказавшись возле дома, где жила Галя, Александр огляделся. Ему показалось, что за ним следят. Но не заметив ничего подозрительного, он направился к будке телефона-автомата. «Еще одна такая нервная бессонная ночь – и начнутся галлюцинации», – подумал он, набирая номер телефона Гали. Телефон не отвечал. Он снова набрал ее номер. И вновь услышал бесконечно длинные гудки. «Что-то с телефоном, или она его отключила, – решил Александр. – Подожду и позвоню через полчасика». Он присел на скамейку, что стояла под липой напротив Галиного подъезда, и стал наблюдать за всеми, кто входил или выходил из него, надеясь на чудо – вдруг увидеть любимую. Но чуда не произошло. И просидев больше часа, он вновь позвонил Гале. Телефон по-прежнему не отвечал. И Александр решился. Осторожно, стараясь не шуметь, он вошел в подъезд и остановился пораженный. Непривычно большие лестничные площадки и широкие лестницы были выложены цветным кафелем. А массивные перила и металлические узорчатые ограждения придавали подъезду дворцовый вид. На каждой площадке было всего по две квартиры. Александр поднялся на третий этаж и посмотрел налево на дверь с металлической табличкой, на которой было выгравировано «Скворцова Вера Ивановна». «Соседка Гали», – догадался он и взглянул на правую дверь. «Лебедев Виктор Семенович», – прочел Александр. С отчаянно бьющимся сердцем он подошел к двери и прислушался. За дверью было тихо. Он прижался к двери ухом, но ничего не услышал. «Или все спят, или нет никого», – решил он. И нерешительно нажал на кнопку звонка. Услышав раздавшуюся за дверью трель звонка, на всякий случай отошел от двери и стал ждать, когда она откроется. Но в квартире по-прежнему было тихо. Он позвонил снова, потом еще раз, подолгу не отрывая палец от кнопки звонка. Квартира опять ответила тишиной. «Выходит, все-таки уехали. Скорее всего, на дачу, Галю забрали с собой, чтобы опять не исчезла. Жаль, придется ждать до завтра. А это настоящая мука. А мама-то как огорчится!» – вдруг вспомнил он о своей матери. Александр отошел от двери, собираясь уходить, но передумал и негромко постучал, словно прощаясь с молчаливой квартирой. Неожиданно за спиной раздался звук открывающейся двери. Он оглянулся и увидел пожилую женщину, стоявшую на площадке.

– Вам кого? – рассматривая Александра, спросила она. – Вы к Лебедевым? А их нет. Никого. Уехали они.

– Извините, уехали на дачу? Галя с ними? – Александр приблизился к женщине.

– А, вот вы кто! Вы Саша. Галя таким и описала, когда рассказывала о вас. Ну, что же мы стоим на площадке? Заходите в квартиру, – и когда Александр вошел, протянула руку. – Меня зовут Вера Ивановна.

– Да, я прочел ваше имя на табличке. Вера Ивановна… и все-таки куда они уехали и где Галя? Она с ними? Вы, наверное, знаете?

– Конечно, сейчас все вам расскажу, – Вера Ивановна явно не торопилась отвечать на его вопрос. – Может быть, попьем чайку?

– Нет, спасибо. Я только что из дома.

– Хорошо. Тогда слушайте. Вы должны знать все, поэтому начну издалека. Мы с Лебедевыми дружим давно. Мой муж был в подчинении у Виктора Семеновича. И эту квартиру мы получили благодаря ему. Муж умер пять лет назад от инфаркта в звании подполковника. Детей нам Господь не дал. Поэтому Галю мы любили как родную дочь. Росла она на наших глазах, и мы видели, как с возрастом у нее все больше ухудшаются отношения с матерью. Она часто приходила к нам заплаканная и однажды даже осталась ночевать у нас, так как не хотела возвращаться к себе домой. И когда научилась от меня шитью, то засиживалась до полуночи. В общем, нелегко ей жилось. Когда она встретила своего Игоря, я обрадовалась: наконец-то девочка заживет по-человечески. У них даже была намечена дата регистрации и день свадьбы. Но Игорь улетел в командировку. И тут она встречает вас. И влюбляется. – Вера Ивановна грустно посмотрела на притихшего Александра. – Ну а дальше вы все знаете, даже больше, чем я. Скажу только, что когда она подружилась с вами, то очень изменилась. Стала совсем другой – озорной, веселой. Бывало, сидит у меня за машинкой на кухне, строчит что-нибудь и все о вас рассказывает, какой вы хороший и какая у вас замечательная мама. А совсем недавно так разоткровенничалась, что не выдержала и заговорила о вашей свадьбе и будущих детях. А потом вдруг заплакала. Не хочу, говорит, я встречаться с Игорем. Мне бы куда-нибудь скрыться, уехать на время. Помогите, Вера Ивановна! Кое-как я ее тогда успокоила. Но не помогла, как она просила. И теперь каюсь, прости меня, Господи! – Вера Ивановна накапала в стакан каких-то капель, развела водой и выпила. – Последние запасы валерьянки допиваю, вы уж извините. Такой сегодня день, с раннего утра их пью…

– Извините, что заставляю вас волноваться. И все-таки, Вера Ивановна… по-моему, вы что-то скрываете от меня. Умоляю, скажите, где Галя? Что с ней?

– Александр… да нет больше вашей Гали, увезли ее. Рано утром прилетел этот самый Игорь и увез ее к себе в Горький.

– Как увез? Насильно? Не может быть!

– Еще как может. Я все это видела своими глазами. И не хотела рассказывать вам, так как думала, что рано или поздно вы все равно узнаете. А сейчас вижу, что будет лучше, если вы услышите, что произошло, от меня. И примете правильное решение. Крепитесь, мне тяжело об этом рассказывать, а вам, Александр, я думаю, будет больно слышать. Неделю назад отец Гали Виктор Семенович уехал в Москву. Его повысили, назначив начальником управления министерства. Галина мама, Варвара Яковлевна, воспользовалась тем, что заступника дочери не стало, и развила бурную деятельность. Видимо, тогда она не только рассказала Игорю о поведении Гали, но и договорилась о том, как увезти дочь в Горький. И сегодня рано утром он появился у них. Я еще спала, когда в дверь позвонили. Это была Галя. Полуодетая, заплаканная, она обняла меня и сказала, что ее увозят в Горький и что у нее есть всего одна-две минуты, чтобы написать вам записку. Я тут же дала ей лист бумаги и ручку. Она села за кухонный стол и стала писать. Но тут в дверь опять позвонили. «Это мама, она пришла за мной!» – вскрикнула Галя, сунула записку мне и только успела сказать: «Вдруг Саша будет искать меня, передайте это ему», – как вошла Варвара Яковлевна. Она схватила Галю за руку и увела к себе. Через полчаса я увидела в окне жуткую картину: они вместе с Игорем силой заталкивают в «Волгу» плачущую Галю… Ну вот, теперь вы знаете все, Саша.

– Когда это произошло? – с трудом выдавил из себя Александр.

– Сегодня около семи утра. Что с вами, Александр? На вас лица нет. – Вера Ивановна схватила пузырек с валерьянкой. – Сейчас я вам накапаю.

– Не нужно, Вера Ивановна. Валерьянка не поможет. Скажите, а адреса или телефона этого Игоря у вас нет?

– Нет. Когда Варвара Яковлевна увела Галю, я сообразила, что надо бы у нее спросить хотя бы его телефон. Думала сделать это, когда она зайдет ко мне попрощаться. Но она не зашла. Все произошло очень быстро, потому что, кажется, было тщательно продумано и подготовлено.

– Вы сохранили Галину записку?

– Да, вот она. – Вера Ивановна достала из лежавшей на книгах папки сложенный вчетверо листочек бумаги и протянула его Александру. – Когда они уехали, я прочитала ее… Давно так не плакала.

Александр развернул листочек. В нем неровными, написанными явно в спешке словами было: «…Саша, любимый! Что бы со мной ни случилось, знай, что я любила только тебя и никого…» На последнем слове записка обрывалась.

– Бедная девочка! Она, видимо, хотела написать «и никого больше», но не успела. – Вера Ивановна вырвала из блокнота лист, что-то написала в нем и протянула Александру. – Здесь мой адрес и телефоны, домашний и рабочий. Я завуч седьмой английской средней школы, на пенсии, но работаю. Можете, если понадобится, найти меня там, в школе. И на всякий случай дайте свой адрес. Вдруг что-то прояснится. Я тут же вам сообщу. – И уже прощаясь с Александром, негромко сказала: – Передайте, если это удобно, привет вашей маме. Представляю, как она будет переживать обо всем, что произошло. Галя к ней очень привязалась, я знаю. Думаю, и ваша мама тоже ее полюбила».

В ближайшем гастрономе Александр купил бутылку водки и плитку шоколада. Полная, средних лет продавщица, отбивая чек, удивилась:

– Водка с шоколадом? Пойдет ли?

– Пойдет, – грустно усмехнулся он. – Сейчас мне все равно – хоть водку заедать шоколадом, хоть шоколад запивать водкой.

В трамвае по дороге домой он попытался осмыслить то, что произошло. Но в голове была сплошная путаница, воображение рисовало жуткие сцены похищения Гали, вызывая чувство ненависти к похитителям и непреодолимое желание им мстить.

Не доехав до своих Верхних Муллов пары остановок, Александр вышел из трамвая и зашагал в сторону леса. Там он отыскал поляну, на которой они совсем недавно втроем отдыхали, присел на ствол поваленной березы и, распечатав бутылку, сделал несколько больших глотков. Водка была теплой и противной. Он хотел вылить остатки, но, подумав, поставил бутылку на землю. «Кому-то повезет, если забредет сюда», – мелькнула мысль. Вспомнив о шоколаде, он достал размякшую плитку и, отломив несколько долек, положил их в рот. «А что? Хорошая закуска – шоколад. Как-нибудь скажу об этом той толстой тете, чтобы знала. Вот пойду к Гале в гости и по пути зайду. Нет, лучше мы зайдем к ней вместе вдвоем. Пусть увидит, какие мы счастливые. Но водку покупать у нее не будем. От нее только противный запах и никакого удовольствия. Хотя нет. Как это никакого удовольствия? Вот я же с удовольствием разговариваю с собой. И мне от этого хорошо. Теперь всем буду говорить, как легко человеку, если он выпьет». Затуманенный алкоголем мозг продолжал диктовать все новую чушь. Где-то там, в подсознании витала мысль, что он уже пьян, что больше пить нельзя. Но пришедшее вместе с опьянением чувство облегчения заставило его снова взять в руки бутылку…

Очнулся он вечером, когда солнце уже скрылось за лесом. Александр лежал на траве. Рядом валялась пустая бутылка. «Водка вылилась или я ее всю выпил? – Александр с отвращением отбросил бутылку в кусты и осмотрелся. Сказочно яркая, цветущая поляна вдруг показалась выцветшей, поблекшей. – Будто ей стыдно за меня. – Он последний раз обвел взглядом окружавшие поляну березки и кустики. – Обещаю вам, нет, даже клянусь, что приду сюда снова. Появлюсь совсем другим и обязательно с Галей. А пока простите меня…» Он чуть склонил голову и медленно побрел в сторону дома.

Сидевшую возле калитки маму Александр заметил еще издали, как только вышел из леса. Нина Михайловна тоже увидела его и, поднявшись со скамьи, на которой сидела, быстро пошла навстречу. Приблизившись к нему, почувствовала запах спиртного.

– Это с какой стати? На радостях? И почему без Гали? Уж не заболела ли она, перекупавшись?

– Все гораздо хуже, мама. Дай дойти до дома, там все расскажу. – Они вошли в дом, сели на кухне.

– Ну, говори, слушаю. Хотя ты, по-моему, еще не протрезвел до конца, – Нина Михайловна внимательно посмотрела на сына, сидевшего напротив за кухонным столом. – Может быть, тебе стоит проспаться? Отложим разговор?

– Сейчас я самый трезвый человек на свете. Так вот, мама, и не надо из меня делать пьяницу. А теперь о Гале. Все, нет ее больше.

– Как это нет? Что за загадки?

– Какие загадки, мама? Повторяю: нет больше нашей Гали! Увезли ее в Горький сегодня рано утром. Прилетел этот Игорь, ее жених, и увез.

– Господи! Скажи, что это неправда. Что ты, не знаю… пошутил, что ли. Ну не может этого быть, не может! – Нина Михайловна растерянно смотрела на сына, явно дожидаясь, что он признается в своей шутке. И не дождавшись, опустилась на колени перед иконой. – Господи Иисусе Христе, сыне Божьей! За что ты нас так наказал? Отнял у нас это солнышко, как же нам теперь без нее жить? Ведь, считай, родная она нам стала, – последние слова Нина Михайловна проговорила рыдая. Позже, уже лежа в кровати, куда ее уложил Александр, она пыталась расспросить его о том, как похитили Галю, но едва он начинал рассказывать, она снова начинала плакать.

Утром, опухшая от слез, она молча, не перебивая, выслушала рассказ сына. Потом, чуть заметно шевеля губами, про себя прочитала записку Гали. Погладила ее рукой и тихо проговорила:

– Бедная девочка. Ведь она даже не знает нашего адреса. Значит, и написать нам не сможет. Так хочется на нее посмотреть! А у нас нет даже хоть какой-нибудь ее фотографии. Как же мы могли это допустить? А ведь я знала, чувствовала эту беду. Карты все предсказывали.

– Какие карты, мама? – нахмурившись, спросил Александр.

– Когда вы с Галей уехали загорать, я пошла к нашей соседке бабе Насте и попросила ее раскинуть на картах, чтобы узнать, что ждет вас.

– Ну и?..

– И карты показали, что случилось. Нам надо было срочно спасать ее, упрятать на время, а мы… занялись разборками.

– Но ведь это подсудное дело, мама! Украсть, спрятать человека разве можно?

– А другим можно? Воруют невест и никаких судов и законов не боятся. Этот Игорь из Горького насильно увез Галю. Это по закону?

– Но он же ее жених, имеет право так поступать.

– Да одинаковые у вас права, что у него, что у тебя! Пока нет штампа в паспорте, Галя – свободный человек. Только, в отличие от нас, они повели себя решительно, хотя и грубо, а мы… Господи! Какое чудо упустили! Но толку от нытья не добавится. Сейчас надо подумать и решить, что предпринять, чтобы помочь нашей девочке. Как представлю ее, хрупкую, беззащитную, среди этих похитителей, сердце разрывается на части. Знать бы, где ее прячут, пешком, нет, бегом побежала бы в этот самый Горький ее вызволять. – Нина Михайловна смахнула выступившие слезы, каким-то отсутствующим взглядом посмотрела на сына. Тот сидел, опустив голову, сжимая кулаки. – Возьми себя в руки. Кулаками делу не поможешь. И никаких выпивок! Водкой горе не зальешь. Запомни это. Вижу, что держишься из последних сил. Но, извини, на то ты и мужик, чтобы все это вынести. А теперь говори, что задумал.

– А что говорить? И о чем? Жить не хочется.

– Я не это хотела от тебя услышать.

– Подожди, не перебивай, мама. Вот сейчас слушаю тебя, а сам думаю: да это же все сон! Тяжелый, нехороший, но только сон. Сейчас он пройдет, и откроется дверь, войдет Галя. И скажет: «И что это вы тут загрустили? Да вот же я! Живая и невредимая!» – говоря это, Александр даже взглянул на входную дверь, будто действительно ждал появления Гали.

– Ты, я смотрю, сейчас все-таки не в состоянии трезво рассуждать и мыслить. – Нина Михайловна поднялась, подошла к сыну и положила руку ему на плечо. – Ладно. На сегодня все. Прекращаем эти разговоры. Сейчас ложись спать, выспись. Сон – лучшее лекарство от переживаний, – и, как-то непривычно тяжело ступая, скрылась в своей спальне.

Посовещавшись, еще до завтрака они решили, что Александр созвонится, а если удастся, то и встретится с Верой Ивановной. И в зависимости от того, что она сообщит, они примут план действий.

Домашний телефон Веры Ивановны не отвечал, и Александр позвонил в школу. Она оказалась там и явно обрадовалась его звонку.

– Хорошо, что вы позвонили, Саша. Мне показалось, что, когда мы расставались, вы были в шоковом состоянии. Даже побаивалась, что с вами что-то может случиться. Но, вижу, все обошлось.

– Да, мама благодарит вас за ваше участие и тоже передает привет. Вера Ивановна… есть хоть какие-то новости?

– Нет, Саша. Никаких новостей. Это неожиданно даже для меня. Телефоны у Лебедевых отключили. Об этом мне сообщили люди, которые сейчас пакуют и увозят вещи и мебель. Видимо, отправляют все это в Москву. Я надеялась, что увижу Варвару Яковлевну. Уж за своими-то личными вещами она должна была приехать! Но оказалось, как мне передали те же грузчики, им приказано отправлять абсолютно все, даже личное и постельное белье. Видимо, Галина мама здесь появляться не собирается. Я думаю, нужно подождать еще два-три дня. Вдруг случится чудо и мне позвонят или кто-то все же приедет оттуда. Правда, я уже ни во что не верю. Так вот, если ничего не произойдет, мне кажется, нужно лететь в Горький. Попытаться отыскать Галю там. Помните фильм «Девушка без адреса»? Ведь нашли же героиню фильма в многомиллионной Москве, даже не зная ее имени. А вам известно и имя, и фамилия, а теперь даже ее отчество. И жителей в Горьком намного меньше, чем в Москве, всего миллион, как и в нашей Перми. Так что шансы у вас есть.

– Какие шансы, Вера Ивановна? О чем вы? Девушка без адреса… В кино может случиться все что угодно. А вот в жизни… Извините, что я так резко говорю.

– Это вы меня простите. Сказала чепуху, не подумав. Хотела поддержать вас…

И когда они уже попрощались, остановила его:

– Александр… Если все же придется ехать или лететь туда… В общем, будьте осторожны, берегите себя. Особенно когда придется вызволять Галю.

Кое-как промучившись два дня, Александр вновь позвонил Вере Ивановне. С трудом сдерживая слезы, она ответила, что известий никаких нет. И что она решила ехать с ним в Горький на поиски Гали, если он, конечно, не будет против. Тщательно выбирая слова, он поблагодарил Веру Ивановну за участие в его проблемах, вежливо отказал ей в попытке ехать с ним и, попрощавшись, положил трубку.