Текст книги "Любовь далекая и близкая"

– Ну что? Показывайте тернистый путь к вашему номеру, – улыбаясь, обратился Александр к даме.

– Мой номер в конце коридора, – она рукой показала, в какую сторону нужно идти. – А почему вы назвали путь к нему тернистым?

– Потому что ходить с такой ношей, как у вас, – испытание даже для здорового мужчины. А для такой хрупкой девушки, как вы, это настоящее наказание. Согласитесь, я прав?

Они остановились возле двери с номером 602.

– Ну, вот наконец я дома, – облегченно вздохнула «актриса». – Вы очень помогли мне, спасибо большое.

– Хоть на прощание откройте секрет, что там в вашей сумке? Мои руки подсказывают, будто там десяток кирпичей, не меньше.

– Я так похожа на жуликоватую работницу кирпичного завода?

– Не знаю, не знаю, как выглядят такие работницы, чтобы сравнивать вас с ними. Извините, я, кажется, ляпнул что-то не то. Давайте лучше попрощаемся, пока я, не подумав, не наговорил еще что-нибудь лишнее.

– Да что с вами? Извиняетесь непонятно за что… Успокойтесь, пожалуйста, хорошо? А в сумке съемочная камера, пара фотоаппаратов, штатив и объектив. И ни одного кирпича.

– Вы фотограф?

– Где вы видели фотографа с киносъемочной камерой? Я режиссер-документалист. В Перми, в художественной галерее, мы снимали документальный фильм об уникальной коллекции скульптур деревянных богов. Все сняли и уже собрались возвращаться в Москву, когда неожиданно на меня вышла директор местного краеведческого музея, которая знала о наших съемках. Она сообщила, что у них в Березниковском музее находятся не менее интересные экспонаты. И так горячо упрашивала меня приехать и их снять, что я не выдержала и с оператором приехала сюда. И не пожалела об этом: березниковские боги такие же замечательные, как и пермские…

– …Сто раз бывал в Березниках, но не знал об этом.

– Теперь знаете. Посмотрите их обязательно. А еще мне очень понравился сам город. Молодой, красивый. Захотелось показать в фильме и его. Запланировали съемки. Но случилась беда: у Бориса – так зовут оператора – обострилась язва желудка, и его пришлось срочно отправить в Пермь. Так я осталась одна с этим, как вы выразились, неподъемным грузом. Завтра попытаюсь что-нибудь снять: вашу Каму, панораму города, если, конечно, получится…

– Извините, что прерываю вас, но на нас уже обращают внимание. Может быть, закончим разговор у вас в номере?

Оказавшись в номере, Александр вежливо отказался от предложенного ему стула и, водрузив на него сумку, обратился к красавице-режиссеру:

– У нас с вами немало совпадений, которыми предлагаю воспользоваться. Вы когда уезжаете?

– Завтра после обеда. За мной приедет машина.

– Я так и думал, вернее предполагал. Тогда, если вы не против, предлагаю такую картинку завтрашнего дня. Утром я буду немного занят, час, не больше. Затем сюда подъедет мой друг. Отличный парень, Березники знает как свою кухню. Он подскажет, что и где снимать. Втроем, я думаю, управимся быстро. После чего мы с ним сгоняем на нефтяную буровую, а в два часа дня буду готов составить вам компанию по пути в Пермь. Как мой план?

– Хорош. А вы часто вот так лихо все расписываете: час сюда, два оттуда?

– Пытаюсь, хотя получается не всегда. Бывает, все распланирую – и вдруг какая-то неожиданность или неприятность – и все летит в трамтарары. Но у нефтяников такое случается нередко, и мы, планируя что-то, заранее как бы закладываем эти срывы, то есть предусматриваем их.

– Я насторожилась, услыхав от вас слова «нефтяная буровая». Сейчас убедилась, что вы нефтяник. Я так рада встрече с профессиональным нефтяником!

– Еще одна загадка. Не понимаю, чему вы радуетесь? Ну, встретился нефтяник… И что? Это повод для ликования?

– Не дерзите, вам это не идет. Дело в том, что мой отец преподавал в нефтяном институте имени Губкина. А до этого работал в Татарии, строил эти самые нефтяные скважины.

– Не строил, а бурил.

– Хорошо, бурил скважины.

– Кстати, я занимаюсь этим же – бурю скважины.

– Да? Значит, вы коллеги. Так вот, он так любил все, что связано с нефтью, и так зажигал своей любовью студентов, что слушать его лекции приходили студенты с других факультетов. И обещал обязательно свозить меня к нефтяникам. Но не успел. Однажды приехал домой из института, прилег на диван отдохнуть, задремал и больше не проснулся.

– Это ужасно. Вам, значит, так и не удалось побывать на буровых?

– Нет. Но я по-прежнему об этом мечтаю.

– Тогда вот что. Хотя, думаю, пришло время нам назвать себя. Меня зовут Александром Анатольевичем, можно называть просто Александром. А вас, извините, как?

– Я Марина Сергеевна, можете называть по имени.

– Отлично, Марина, кстати, это имя украшает вас лучше всяких бриллиантов.

– Спасибо, Александр.

– И еще. В переводе с латинского Марина означает «морская». Красиво звучит.

– У вас тоже по-настоящему мужское имя. Терпеть не могу мужчин с немужскими именами, всяких там Евгениев, Юлиев, Валентинов.

– Итак, с именами разобрались и определились. Так вот, программа на завтра остается в силе. Только на буровую, где бурится самая настоящая скважина, поедем уже втроем: вы, мой друг Смольников и я. Не забудьте взять с собой фотоаппарат, форма одежды такая: чем проще, тем лучше. И никаких каблуков и шпилек!

– Слушаюсь! – Марина улыбнулась и поднесла ладонь к виску. – Александр, а вы не передумаете?

– Никак нет! Не передумаем, товарищ режиссер, – он по-военному повернулся кругом и вышел. Но тут же вернулся и, хитро подмигнув девушке, простился: – Спокойной ночи!

К своему номеру Александр подходил со смешанными чувствами. Мысленно он ругал себя за такое мальчишеское поведение, за то, как он вел себя с красавицей-режиссером. Какие-то кирпичи… «Извините, а как вас зовут? Или: а я тоже бурю эти скважины. Тьфу! Клоун! Трепач, болтун!» – костерил он себя. И тут же оправдывал: «Ну помог я с этой сумкой. Да, познакомились, разговорились. Правда, он затянулся, этот разговор. Ну и что? Мне теперь прикажете удирать от молодых красивых женщин? Или делать вид, что они мне не нравятся? Это за что же такая кара?»

С такими непонятными настроениями он позвонил Смольникову и рассказал ему о встрече с красавицей Мариной, не утаив ничего. Тот выслушал молча и, уже прощаясь, тяжело вздохнул:

– Ну ты даешь, старик! Не ожидал от тебя такой прыти. Договоримся так: если твоя Марина окажется хоть немного хуже той, которую ты сейчас нарисовал, я тут же уезжаю. И никаких съемок и буровых!

Увидев Марину, Леонид картинно зажмурился и застонал.

– Саня, я слепну! Такая красота! Очки мне темные, очки!

Марина действительно была потрясающе хороша. В спортивном черном костюме и светлых кедах, стройная, с высокой грудью и собранными в большой узел, цыганского цвета волосами, она, казалось, вобрала в себя все лучшие качества молодых красивых женщин: безупречно правильные черты лица, изумительную фигуру и царственную походку. Не проявляя при этом ни тени зазнайства или превосходства. Как бы говоря в ответ на восхищенные взгляды и реплики: «О чем вы? Какая красота? Я такая, как все. Не лучше, не хуже».

Смольников, сраженный ее привлекательностью, сразу уловил эти ее бесценные черты характера и повел себя так, как ведет себя приятель, давно не видевший бывшую одноклассницу. Расспросил ее о последних московских новостях, выведал, что говорят в столице о подозрительной кремлевской возне, и даже посоветовал, как лучше представить в будущем фильме березниковских деревянных богов. От Марины он не отходил ни на шаг, помогая ей снимать, крепить камеру, выбирать место для съемки. И в конце даже попытался снимать сам.

Улучив момент, когда Марина была занята камерой, Александр отозвал его в сторону.

– Что с тобой, Леня? Ты ли это? Успокойся, не дури, не сходи с ума, – попытался он охладить любовный пыл друга.

– Не переживай, старик. С умом, слава богу, у меня все в порядке… А тебе мое большое спасибо за такую находку. Представить страшно… Ведь если бы мы вчера с тобой ко мне укатили… Все! Не встретили бы это чудо. А за меня не переживай – за тебя стараюсь.

– Не перестарайся, Леня!

Когда сняли величественные, как Уральские горы, солеотвалы, Леонид заглушил мотор нового служебного уазика.

– Сейчас поедем на буровую, – неожиданно строго начал он. – Здесь наснимали столько, что хватит на отдельный фильм о Березниках. На буровой, по-моему, лучше обойтись без камеры, мало ли что… А фотографировать можно все, всех и везде. Теперь о том, кто чем здесь займется. В связи с тем, что на этой буровой планируется бурение «куста» скважины – семь или восемь, необходимо перестроить нынешнюю вагон-столовую, расширив ее. Этим я и займусь. В это время вы, – Смольников посмотрел вначале на Марину, потом на друга, – отправляйтесь на саму буровую, естественно, переодевшись в спецовки и, конечно, в касках. От Александра, Марина, ни на сантиметр! Современная буровая установка – это сложнейший комплекс из огромных машин и механизмов, работающих под колоссальным давлением и электрическим напряжением. Если решите подняться к верховому… – Смольников вдруг замолчал, но тут же продолжил: – Чего я бы не советовал вам делать, то: я обращаюсь к вам, Марина, поднимаясь, не смотрите вниз и держитесь за поручни обеими руками. А ты, Саша, не выпускай ее из рук. Как бы не улетела. Шучу, конечно. Дальше. Пока мы бродим, Наташа, повар, с сыном Димой насобирают вам, Марина, ягод. Клюквы, брусники и черники здесь море! Кстати, Наташа – жена Николая, мастера этой бригады. Он сейчас в Перми, сдается «хвосты» перед дипломом в политехническом институте. Его Димка, тоже будущий нефтяник, учится в нефтяном колледже, здесь проходит производственную практику. Вот, кажется, и все. Самое-то главное: обедать будем на буровой, Наташа готовит – пальчики оближешь!

Когда, подъехав к буровой, выходили из машины, Марина шепнула Александру:

– Какой он разный, этот ваш Смольников! Только что был разговорчивый и шутливый, как мальчишка, и вдруг такая просто прокурорская серьезность.

– Он всегда знает, как с кем разговаривать и как при этом вести себя. Причем абсолютно не унижаясь. – Александр помог Марине выйти из машины и, поддерживая ее за локоть, повел в сторону буровиков, о чем-то громко разговаривающих со Смольниковым.

– Я вижу, он вам понравился, тогда с удовольствием добавлю в его копилку еще немного хорошей о нем информации. Так вот, в двадцать с небольшим лет Леонид стал самым молодым руководителем-снабженцем в огромной системе нефтяной промышленности. Думаю, он уже перерос должность начальника Березниковского управления и не сегодня завтра пойдет на повышение. Кстати, у него всегда были деньги, и мы, учась с ним в нефтяном техникуме, чтобы не умереть от голода, просили у него взаймы, нередко «забывая» вернуть долг. И он снова давал, будто забывая об этом долге. Секрет его неиссякаемого богатства открылся только на банкете, который мы устроили, получив дипломы техников по бурению нефтяных скважин. Оказалось, а об этом проговорился, выпив, сам Леонид, все четыре года учебы он по ночам разгружал на Перми Второй товарные вагоны… Он и сейчас, в наше голодное время, не отказывает в помощи бывшим однокурсникам и друзьям. Ну, пока хватит возносить Леню, пора настроиться, чтобы выдержать встречу с бригадой. Да, да! Буровики – народ крутой, за словом в карман не лезут. На вас, Марина, будут смотреть как на появившееся в небе НЛО.

Александр оказался прав. Увидев их, буровики как по команде умолкли, уставившись на яркую молодую женщину. Смольников нашелся и тут, продолжая контролировать ситуацию.

– Мужики! – обратился он к буровикам, которые по-прежнему не сводили глаз с красавицы. – Нашу гостью зовут Марина Сергеевна, она московский режиссер, здесь снимает документальный фильм о деревянных скульптурах богов. Ее отец – нефтяник. Марина Сергеевна очень хотела посмотреть, что это такое – наши буровые установки. И мы с моим другом Александром Анатольевичем решили, что лучше всего, если это будет ваша бригада. Не ударьте в грязь лицом и покажите, какие вы отличные ребята и хозяева. Я к вам тоже по делу. А сейчас общий для всех обед, Наташа, я смотрю, уже заждалась нас. После обеда – по рабочим местам.

Позднее Марина не раз, словно кинопленку отснятого фильма, прокручивала в уме все, что было потом. Причем делала это с удовольствием, потому что все, что было запланировано Леонидом Смольниковым, выполнялось неукоснительно.

Так, вначале чуть располневшая, очень приветливая повар Наташа накормила всех – и бригаду, и гостей – сытным обедом, где после овощного салата была предложена наваристая грибовница, а на десерт – ягодный компот с румяными пирожками, начиненными морошкой. Затем, переодевшись во все «Наташиное», она и Александр отправились на буровую установку. Она поразила ее своими размерами и мощью.

Марина и представить себе не могла, что для того, чтобы просверлить в земле дырку глубиной полтора-два километра нужно столько сложнейшей техники: двигателей, насосов и лебедок, соединенных между собой толстенными, в руку толщиной металлическими тросами и гигантскими цепями. Но осмелев, она уговорила Александра подняться к верховому рабочему, который находился в «люльке» на высоте двадцати с лишним метров. И там даже выглянула наружу за обшивку вышки. То, что она увидела, привело ее в восторг. Вокруг до самого горизонта раскинулась непроходимая тайга, разрезанная, словно по линейке, прямыми, широкими, заросшими малинником, разнотравьем и ягодными кустарниками просеками. И от этого казавшимися огромных размеров цветными ковровыми дорожками. Очень захотелось сверху шагнуть в эту манящую пустоту и вместе с пролетающими птицами промчаться над этим сказочным лесным царством.

Внизу их ждала вся бригада. Снявшие с себя мешковатые брезентовые спецовки, причесавшиеся и улыбающиеся симпатичные парни теперь вовсе не были похожи на тех суровых рабочих, которых она снимала во время осмотра буровой. И когда они спросили, нельзя ли сделать хотя бы одну коллективную фотографию, она с радостью согласилась. Фотографирование неожиданно затянулось. Буровики без конца подшучивали друг над другом, стараясь при фотографировании оказаться поближе к стоящим вместе Марине, Наташе и Димке. А уже прощаясь, стали расспрашивать ее о будущем фильме, приглашая вновь в гости и вежливо интересуясь, когда будут готовы фотографии и нельзя ли вместе с ними выслать кассету с фильмом о богах. Поблагодарив парней за очень теплую встречу, Марина заверила их, что сделает все, о чем они ее просили, и, сдерживая предательские слезы, направилась к машине, возле которой стояли поджидавшие ее Александр с Леонидом. Вдруг сзади кто-то окликнул ее по имени. Марина оглянулась и увидела бегущих в ее сторону Наташу и Димку. В руках у них были небольшие капроновые ведерки.

– Совсем про ягоды забыла с этим фотографированием и мужиками, – пытаясь отдышаться, заговорила Наташа. – Вот насобирали вам с Димой. – Наташа передала изумленной Марине ведерки. – В этом клюква, а вот тут брусника, и вот еще ведерко с черникой и морошкой. Морошка, правда, уже отходит, но ее еще много. Угостите своих. Вы когда уезжаете? Сегодня?

– Не знаю, Наташа, пока не знаю…

– Тогда вот что. Если уедете завтра, поставьте ягоды на ночь в холодильник, чтобы они не закисли, ягоды-то спелые. И еще: ребята просили передать, чтобы вы на них не сердились. Дескать, наклянчили всего, навыпрашивали, вдруг она рассердится?

– Да что вы, Наташенька! У вас такие симпатичные парни! Передайте им: я буду по ним скучать и всегда помнить их. Вы такие все здесь добрые! Можно я вас поцелую? – Марина обняла и поцеловала Наташу и по-взрослому протянула руку Димке. – Спасибо тебе за ягоды. Я думаю, мы обязательно еще встретимся, да, Дима?

В этот раз, уезжая с буровой, Смольников не гнал машину, а вел ее спокойно. То ли оттягивал время прощания с Мариной и Александром, то ли боялся, что рассыплются ягоды. Хотя все ведерки – он это видел – были обвязаны марлевыми салфетками.

– Прощаясь с бригадой и вот сейчас с Наташей, я окончательно решила, что, закончив работу над фильмом о богах, я начну снимать картину о нефтяниках, – заговорила первой Марина. – И хочу здесь остаться до утра, чтобы по свежим впечатлениям кое-что записать. Завтра или через день это будет уже не то. А вы, Александр, могли бы подождать меня утром? А утром по дороге в Пермь мы поговорили бы на «нефтяную» тему. Как вы, согласны?

– Разве вам можно в чем-то отказать? – не стал возражать Александр.

– Тогда так, – оживился Смольников. – Сейчас едем ко мне, ужинаем, сплетничаем не спеша, а утром невыспавшие-ся, с больными головами, но жизнерадостные начинаем новый трудовой день. Мы с Александром за, а вы, Марина?

– Я – против. Леонид… Просто испорчу вам хорошую компанию, зачем нужен такой гость? Даю честное слово: мне нужно сейчас побыть одной. Поверьте – я компанейский человек, но не сегодня. Извините, вы очень хорошие… Как бы вас по достоинству назвать?..

– Назовите мальчиками, – подсказал Смольников, – сделайте комплимент.

– Пожалуйста. Так вот, мальчики, мне очень не хочется расставаться с вами, но сегодняшний вечер мой.

– Окей! – Леонид привычно чуть не въехал на гостиничное крыльцо и заглушил мотор. – За «мальчиков» вам, Марина, наше мальчишечье спасибо. Заканчиваем переговоры. Сейчас Саша занесет в ваш номер Наташины дары природы. Не забудьте поставить ягоды в холодильник, иначе к утру вместо них в ведерках будет молодое плодово-ягодное вино.

Прощаясь с Мариной, Леонид долго не выпускал ее ладонь из своей руки.

– Так жаль, что вас не будет! Оксана очень хотела познакомиться с вами. Шашлыки, уха, виски… Посидели бы, поспорили… о той же нефти, о вашем фильме. Как говорится, in vino veritas – истина в вине. Вот и поискали бы эту самую истину.

– Очень хорошо сказано, – улыбнулась Марина. – Не сомневаюсь, мы с вами еще не раз найдем повод и за мой фильм выпить, и за эту истину.

По пути к дому Смольников вдруг разоткровенничался:

– Надо же, какое совершенство создал Господь! Все в одном человеке: и красота, и ум, и талант. А какое обаяние! С ума сойти можно. Был бы холостым – бросил бы все и бегом за ней в столицу, чтобы каждый день знать и слышать, как живется красавице, как она дышит, не обидел ли кто…

– А с чего ты взял, что ей будут нужны твои вздохи и ухаживания? А если у нее хорошая дружная семья, любящий и любимый красавец-муж, ухоженные дети? И все это променять на какого-то несостоявшегося нефтяника? Остынь, Леня!

– Следи за своими словами, Саня! Кто-то скважины бурит, а кто-то этих работяг и тружеников кормит, одевает и обувает. – Да не злись ты! Свой диплом ты заработал и оправдываешь его. Речь не об этом.

– А о чем?

– О том, что у тебя все есть, все отлажено: прекрасная семья, отличный дом, высокая должность. И главное, ты нужен людям, они в тебе нуждаются. И это надо беречь. Тебе же не с неба это свалилось, сам заработал. Что же касается Марины… Наверное, подружимся с ней, тем более задумала фильм о нас, нефтяниках. Куда же она без нас?

– Знать бы, кто ее суженый. Его возраст, должность, есть ли дети, сколько. Давай-ка выведай у нее осторожно все это, пока до Перми будете нежиться в машине.

– Намек понял, постараюсь узнать.

– Вот и ладно. А то не женщина, а сплошные неизвестности. Как представляю, что ее охмурил какой-нибудь древний, толстый и лысый, как яйцо, деятель от культуры – плохо становится.

– Отстаешь от жизни, Леонид Васильевич! Сегодня такие супружеские пары – норма, правило. Или почти правило. Но сдается мне, Марина не из тех, кто может жить не любя.

– Дай-то Бог! Ну, кажется, мы дома. Пошли здороваться с Оксаной и моими орлятами.

Посиделки получились на славу. Накрыв богатый стол, умница Оксана побыла с мужчинами часок, «вставила» Леониду за то, что он не смог уговорить москвичку заглянуть в гости, и удалилась к малышам. Оставшись вдвоем, друзья налегли на виски и коньяк, так что наутро выглядели почти пожилыми мужиками с опухшими лицами и покрасневшими глазами. Но превозмогая жуткую похмельную головную боль, привели себя в порядок, хлопнули по кружке крепкого кофе и помчались в гостиницу. Увидев их, администратор, пожилая женщина, протянула им небольшой листочек. «Записочка вам от дамы из шестьсот второго номера», – сказала она, загадочно улыбнувшись. Друзья переглянулись, взяли записку и, отойдя в сторону, стали ее читать.

«Дорогие Саша и Леня! – было написано в ней каллиграфическим почерком. – Произошло неожиданное: меня срочно вызывают в Москву, причем со всем отснятым материалом о богах. Почему и зачем – не знаю. Сейчас 11 часов вечера по вашему времени, а завтра в полдень я должна уже быть в Министерстве культуры. Бегу к машине, которую прислали за мной. Оставляю свой домашний адрес и телефоны, квартирный и служебный. Звоните первыми, так как ваших телефонов у меня нет.

Обнимаю вас, мальчики! Ваша Марина Голдовская».

– А я, пока сюда ехали, такую прощальную речь приготовил и еще конфеты, – упавшим голосом заговорил Смольников.

– Какие конфеты? Я не видел, чтобы ты что-то вез, – удивился Василенко.

– И не увидишь. Они у меня в жигулевском бардачке лежат. Всегда, на всякий случай. Мало ли кого встречу… Да бог с ней, с этой речью и конфетами! Жаль… Так хотелось по-хорошему попрощаться, и вдруг эта Москва. Совсем как в старой кинокомедии «Волга-Волга». Там этот музыкальный горе-деятель охает: «Так хорошо все началось, и вдруг… вызывают в Москву!» Ну, прямо про нас и нашу Марину!

– Да, Леня, верно говорят: беда не приходит в одиночку. И так голова трещит, а тут еще всякие загадочные записки появляются.

– А записочка эта, Саня, между прочим, непростая, она дороже золотой. В ней же Марина и адрес сообщила, и все телефоны. И написала: звоните, не стесняйтесь! Что это значит? А то, что она в настоящее бурное время или без мужа, или он у нее тот самый старый пень, о котором мы с тобой говорили и которому наши звонки будут до лампочки. Хоть зазвонись! Так что выше голову, мой юный друг! Как говаривал великий комбинатор Остап Бендер, заседание продолжается, господа присяжные заседатели! А записочку эту драгоценную храни и береги пуще глаза!

– Может, запишешь ее адрес и телефоны?

– А зачем они мне, женатому мужику? Ты у нас холостой и самый писучий. Ты звони и пиши. А сейчас выписывайся из этой общаги, повезу тебя на автовокзал, и будем прощаться. Приедешь в Пермь – сразу же позвони Марине, не забудь!