Текст книги "На крыльях ветра"

Все изменилось, когда у мамы появился новый мужчина. Я звал его дядей Васей, и он увлек меня авиамоделизмом. Как-то он пригласил нас с мамой за город на испытание любительских поделок, и там я впервые увидел такое разнообразие моделей, что голова пошла кругом. Больше того, дядя Вася дал мне попробовать управлять одной из них – своей старой, кордовой. Я пришел в неописуемый восторг – даже завопил от счастья! – и, конечно, допустил ошибку: на всей скорости влепил самолет почти вертикально в землю. От него мало, что осталось, но дядя Вася не расстроился, а сказал ободряюще:

– С кем не бывает!

Потом были таймерные модели, радиоуправляемые, споры о том, какой двигатель лучше – двухтактный или четырехтактный, горы прочитанной литературы, достать которую поначалу было не так-то просто… И скрупулезный труд над каждой деталью: работа с фанерой, сосновыми рейками, березовыми пропеллерами, пенопластом, алюминием… Всего и не перечислишь. И конечно, бешеная радость, когда твоя модель взмывает в воздух и совершает там весь набор головокружительных пируэтов, который авиамоделисты называют еще пилотажный комплекс. Случались и поломки, и аварии, но, как говорил дядя Вася, «неудача – первый шаг к победе».

Он многому меня научил. Жаль только, что их совместная в мамой жизнь оказалась короткой: они «не сошлись характерами».

Наше с ним общение агонизировало дольше. По инерции я еще занимался моделированием, даже принимал участие в каких-то соревнованиях, слушал советы… Но, видно, от рождения во мне не была заложена неугасимая страсть к чему-то одному. Вскоре без подпитки извне я остыл, и растерял свои инструменты.

Тогда мама снова повела меня в музыкальную школу, которую мы чуть не забросили из-за нового увлечения.

Вообще, я никогда не мог похвастаться, что чувствовал себя по жизни уютно. Мне необходимо было опираться на чье-нибудь плечо, чтобы стоять уверенно. Но и при таком раскладе мог запросто завалиться набок, и потом другие помогали подняться, отряхивали грязь с колен, успокаивали и говорили, что все не так плохо, как я себе рисую.

Скорее всего, это происходило от вечного чувства неуверенности. Никакие тренинги, описанные в пособиях, не помогали. Стоило представить какую-нибудь сцену, где требовалось сыграть роль придурка, над которым потешаются окружающие, меня начинало воротить от нее, и я захлопывал книжку. Убеждать себя, что выгляжу круто, и мне вообще наплевать на свой имидж, не получалось.

И потому, что не хватало уверенности собственной, меня всегда тянуло к людям, у которых ее было с избытком. Например, к Толику.

Иногда казалось, что понятие комплекса для него не существует. Он не межевался, когда нужно было спросить пять рублей на мороженое у совершенно незнакомого человека. Пререкался с учителями, не выучив домашнего задания, и часто доказывал им, что «не верблюд». Не делал проблемы, если приглашал в кафе девушку, «забыв дома свой толстый кошелек». У него можно было научиться всему, о чем писали Карнеги и другие психологи, совершенно бесплатно. Но для этого требовалось переломить себя. Как сказал бы плохой поэт, «наступить на горло собственной песне». И совершить такое я не мог: у меня попросту ничего не получалось. Песня звучала слишком громко, чтобы ее можно было усыпить простыми уговорами.

Конечно, я рисую из себя героя-одиночку, говоря вот так. На самом деле, ничего героического в моей жизни не было. Даже наоборот. Всю жизнь в самых критических ситуациях мне помогал Толик. Он с детства ходил в кружок восточных единоборств, и со временем это сделало его главным и непобедимым драчуном в школе. Когда на меня задирались другие ребята, он приходил на помощь, и вопросы решались сами собой. Обычно в мою пользу. Это поднимало наш авторитет в глазах ребят, но не делало сильнее меня самого. Да и особой уверенности не добавляло.

Своим самым большим личным достижением я считал один случай, произошедший после пятого класса. Мы с мамой поехали на месяц к ее сестре в подмосковную деревню, и там мне волей-неволей пришлось столкнуться с местными мальчишками. Выглядел я щуплым и забитым – подтягивался на турнике всего два раза. Толика рядом не было, и я дал себе слово заниматься спортом. Для этого каждое утро стал ходить за водой к самому дальнему колодцу. Два полных ведра, нацепленных на старинное коромысло, обеспечивали хорошую нагрузку.

Но однажды мальчишки подкараулили меня по дороге и, насмехаясь, поставили подножку. Ведра опрокинулись, а я оказался с мокрыми коленками. Их было пятеро, поэтому задираться смысла не было. Развернувшись, я снова пошел за водой.

Они дождались и второй раз толкнули в спину. И тогда, повалившись на землю и барахтаясь в луже, я, неожиданно сам для себя, взбесился. Не помню другого такого случая в своей жизни. Кровь прилилась к голове и на несколько секунд действительно превратила меня в героя: подхватив коромысло, словно хворостину, я помчался к пацанам и принялся дубасить их, куда придется. Кажется, двоим досталось основательно, потому что потом они ходили с бинтами на голове. Да и спины у них еще долго зудели!

После этого ко мне уже никто не приставал. А к концу месяца мы с ними даже подружились. И я до сих пор не знаю, как такое могло со мной случиться.

Но вообще-то, все, что я рассказал о себе, к делу относится мало. А вот про случай в детском садике, пожалуй, стоит упомянуть отдельно.

Тогда я ходил в среднюю группу. Несколько раз за лето нас организованно вывозили на природу. Конечно, удовольствие оплачивали родители, но детишек это не особо волновало.

В тот день погода не предвещала ничего неожиданного. Мы выехали сразу после завтрака, и остановились в лугах, куда обычно горожане приезжают за земляникой. Ягода уже отошла, трава была сильно примята, но еще оставались нетронутые участки, на которых детишки рвали цветы для веночков. Воспитатели собрались в группу и лениво обсуждали свои проблемы. Потеряться здесь было негде.

Переполох случился неожиданно. Все почему-то засуетились, взрослые принялись кричать и звать детей к себе. А кое-кто даже забегал по лужайке, хватая самых маленьких под мышки. Они оттаскивали их к автобусу и спешили за другими. Одна из воспитательниц помогала детям забираться по ступеням и строго-настрого наказывала сидеть спокойно и не реветь. Впрочем, рев-то как раз поднялся ужасный. Детишки не понимали причины происходящего, им хотелось еще поиграть с кузнечиками…

Я слышал какие-то крики, но не обратил на них внимания. Меня больше интересовала кучка земли, по которой суетились маленькие муравьишки. Присев на корточки, я внимательно рассматривал их, стараясь выяснить, кто же тут главный и всем командуем. Почему-то думалось, что, если я найду его и возьму в руки, муравьи станут слушаться меня.

Когда я, наконец, поднялся на ноги, у автобуса раздался женский визг: молодая воспитательница показывала пальцем в мою сторону и истошно кричала. Удивившись, я повернул голову – и замер.

Прямо на меня надвигался темный столб, поднимающийся высоко в небо. Он вертелся и кружился, хватая с земли траву, покрасневшие листья земляники, какие-то палочки, и при этом рычал, словно цепной пес. Пыль создавала иллюзию плотности столба. Какие-то предметы, оторванные от земли, за счет своей инерции вылетали и снова падали на луг. Но несколько машинок и кукла, забытые ребятами, засосало внутрь и унесло наверх так быстро, что я даже не успел проследить взглядом их полет.

Это был смерч. Небо над нами стало иссиня-черным. Огромная воронка, наполовину состоящая из пыли и мусора, протянулась к самым тучам. Та несла свою добычу в сторону города. Произошло непредвиденное. Наверно, воспитатели подумали, что приближается гроза, но не придали этому особого значения: при первых каплях дождя дети обычно сами бежали к автобусу. Такое случалось и прежде. Но никто не ожидал серьезной опасности. Вихрь вырвался из-за перелеска и понесся по лужайке, приведя всех в шоковое состояние. Взрослые попытались что-то сделать, но не успели собрать всех детей. По крайней мере, меня они просто не заметили за пучками травы.

Я стоял и смотрел на бушующее завихрение. Поднялся ветер, порывы которого били в лицо. Сзади кричала воспитательница, бросившаяся ко мне, но споткнувшаяся и упавшая прямо на дорогу. Дети в автобусе плакали от испуга. А я не почувствовал страха. Столб шириной больше десятка метров, который мог в одну секунду раздавить или просто поднять в небо, а потом швырнуть оттуда, словно поломанную спичку, заворожил меня. В эту минуту ничего в мире не было так интересно, как это бешеная мощь, укротить которую представлялось таким же простым, как и начать разговор с муравьями.

Столб, ревя и беснуясь, надвигался с сознанием собственной силы. Я был для него еще одной травинкой, пылинкой, на которую он не обращал никакого внимания. Воспитательница все-таки поднялась на ноги, сделав еще несколько шагов в мою сторону – и остановилась. Сделать большее ей помешал ужас. Она застыла, прикрыв лицо руками, и стояла так, не в силах даже убежать.

А я впитывал в себя необычное зрелище, и душа моя наполнялась восторгом. Тот бурлил, словно емкость с водяным потоком, и переливал через край. Я даже задрожал от радости – так раззадорился!

Вихрь остановился в каких-нибудь двух десятках метров, обдав меня сильными порывами и россыпью песка. Он словно задумался, стоило ли лишать жизни жалкое создание с веснушками на лице. Потом, грозно рыкнув, решительно двинулся влево и обошел стороной. Воспитательницу, стоящую за моей спиной, и автобус с детьми он тоже пожалел.

Я не плакал, когда меня успокаивали, думая отвлечь от страшных воспоминаний. Мне не хотелось плакать. Наоборот, мгновения, когда почувствовал, что вихрь не хочет сделать мне плохо, запали в мою память и с тех пор хранились в ее запасниках, как непонятная, но драгоценная вещь.

Не помню точно, как расценили взрослые тот случай, но с тех пор на выездах они вели себя более внимательно…

Вообще, очень похоже, что я рос сверхчувствительным ребенком: в старшей группе часто жаловался воспитательнице, что цветочкам больно, когда их рвут. Меня уговаривали, объясняли, что луговые цветы для того и растут, чтобы однажды приехали детишки и сделали из них букетики мамам. Маму я очень любил, и это был хороший аргумент.

Вот вкратце то, о чем я хотел бы рассказать из воспоминаний о детстве. Как видите, ничего особенного. Поэтому и вырос из меня обычный человек – с кучей комплексов без всякой надежды на их преодоление.

История с уикендом могла бы и не иметь никакого продолжения. Закончилась сессия, начались каникулы. В университет мы приходили только по необходимости. Я с зимы задолжал пару работ по психологии, и поэтому пришлось перенести их на «осень». Это вылилось в том, что преподаватель согласился принять досрочно, и я половину июля корпел над ними, роясь в интернете и перелопачивая кучу литературы. Обойтись скачиванием на реферат.ру не получалось из-за строгого контроля, да и мне самому это казалось нечестным. Наверно, еще один минус домашнего воспитания: в наше время честным быть невыгодно.

Как-то раз я видел Вику. Она шла по коридору вместе с Владом, размахивала сумочкой, и по всему было видно, что им весело.

Наверно, у меня слабый характер. Я предпочел спрятаться за колонной и проводить их взглядом. Обижаться было не на кого. На моем месте другой парень выскочил бы из укрытия, как Кинг-Конг, зарычал диким голосом, так что у окружающих кровь в жилах застыла. Потом замолотил себя в грудь обеими руками, скаля зубы и выпучив глаза. А если и это не помогло, набросился бы на противника и разорвал его на части. А вечером съел за ужином. Хотя, если вдуматься, последнее вовсе не к чему. Пусть Влад подтянутый и спортивный, без всяких признаков жира, мясо у него наверняка будет жесткое и вонючее, как железы скунса…

Тьфу! Вот куда меня занесло. И в этом, похоже, виновато уже не воспитание, а я сам. Нужно было еще в детстве развивать у себя силу воли. Хотя бы есть макароны спицей от велосипеда!

На другой день я позвонил Вике по мобильнику, но за ее голосом услышал и Влада. Они снова были вместе.

Это меня расстроило. Конечно, я предложил встретиться, предварительно дав ей возможность для отступления, сказав: «Понимаю, что у тебя мало времени…» Малодушно с моей стороны и даже неумно. Если втайне боишься, что девушка тебе откажет, нечего и лезть с ней со своими проблемами.

Странно, но мне показалось, что она мне обрадовалась. Во всяком случае, кроме дежурных фраз типа «Как дела? – Все нормально!», которыми вовсю развлекаются студенты вместе с многозначительным «Вау-у-у!», у ее прозвучало: «Давай встретимся на следующей неделе…» Тоже не Бог весть что. Это могло означать, например: «Отстать, Христа ради, надоел хуже пареной репы!» И все-таки в глубине души я оставался оптимистом. Не потому, что, перебрав все варианты, остановился на самом лучшем для меня. Просто неожиданно включилось шестое чувство, а оно, говорят, никогда не обманывает. Наверно, нерешительность и оптимизм все-таки могут ужиться в отдельном взятом человеке.

Я уже говорил, что боялся Влада. Не только за физическую силу. Хотя, честно сказать, и в этом плане было чего опасаться. Он занимался боксом, и периодически приходил на занятия с рассеченными бровями и синяками под глазами. Но все преподаватели знали, что он университетская спортивная надежда, и прощали ему то, чего никогда не простили бы другим.

Влад учился на курс старше нас. В том, как он познакомился с Викой, особой загадкой не было. Они оба состояли в группе поддержки университетской команды КВН. Кстати, в самой команде вот уже два года бессменным заместителем капитана был Толик. Стать капитаном ему не позволяли разгильдяйство и отсутствие дисциплины. Правда, эти недостатки он с лихвой компенсировал чувством юмора и артистичностью.

Я не сомневался, что дойди у нас с Владом до рукопашной, мой друг обязательно пришел бы ко мне на помощь. Но надеяться в таком деле на третьего человека было не по-мужски…

И тут я поймал себя на мысли, что все мои рассуждения предполагают, будто я вступаю с Владом в конфликт. Это могло быть лишь по одной причине – из-за Вики. То есть выходило, что я, сам того не ожидая, готов был биться за нее на поле брани. В смысле, на ринге. Там, где мне вообще ничего не светило. Кроме фонарей под глазами… Нет, берите глубже! Я уже подразумевал, что хочу за нее бороться!

Как вам это?

Хлюпик, подтягивающийся от силы пять раз, да и то отчаянно дрыгая ногами. Слюнтяй, которого за всю жизнь лишь раз угораздило схватить коромысло наперевес! Сборник комплексов, лишенный отцовского воспитания и прячущийся за колоннами в коридоре! Он решил ввязаться в борьбу?

Говорить о себе в третьем лице не совсем удобно. Зато есть возможность более-менее реальной оценки. Можно, не торопясь и не споря с самим собой за каждый негативный момент (зачем спорить, когда идет обсуждение ЕГО, а не меня? Психология!), взвесить все за и против, а потом прикинуть шансы.

К сожалению, при любом раскладе оказывалось, что я в нокауте. Родители Влада были какими-то высокопоставленными чинушами в администрации Кремля, и денег у него всегда было в избытке. Я мог позволить себе истратить только то, что зарабатывал сам, делая рефераты и курсовые учащимся младших курсов. Иногда из-за этого не хватало времени на свои текущие учебные дела. Особых доходов такая работенка не приносила, во всяком случае, я не ездил в университет на «лексусе», как это делал Влад. Его золотозубая улыбка была самой дорогостоящей на старших курсах, а напору и хамоватости мог бы позавидовать какой-нибудь гаишник.

Кроме того, он действительно был красавец. Девчонки на него вешались, а он только показывал пальцем на ту, которая ему сегодня понравилась. Тем более было странно, что они почти три месяца встречались с Викой.

И как-то сама собой у меня возникла мысль: если я не могу одолеть его внешними данным, нужно подключать внутренние. Всем известно, что воробьиха предпочтет взъерошенного, но бойкого воробья холеному и прилизанному тугодуму.

Быстро оценив свои способности к юмору, которыми, например, блистал Толик, я поморщился и стал рассуждать дальше. Выдающихся способностей к учебе у меня тоже не имелось. Получить диплом с отличием и пойти учиться в аспирантуру, защитить диссертацию и стать к концу жизни доктором наук и лауреатом Нобелевской премии мне не светило.

Оставался последний шанс. Но я не решался им воспользоваться, пока не столкнулся носом к носу с самим Владом.

В тот день планировалось показать последнюю работу преподавателю и честно уйти на каникулы. Защищаться по теме для меня было не страшно, потому что я писал ее сам и знал вопрос, как свои пять пальцев. Поэтому особых стрессов не ожидалось.

Влад выходил из дверей нашего учебного корпуса, разговаривая с каким-то приятелем, и улыбался. Я не ожидал от судьбы такого подвоха. Прятаться было негде, но, как иногда случается в плохих боевиках, отчаяние придало мне сил. Сделав лицо кирпичом, я двинулся по лестнице им навстречу.

Поравнявшись со мной и все так же улыбаясь, Влад поднял руку и ухватил меня за рубашку. Пришлось повернуться, и я увидел, как сузились его глаза.

– Слушай! – сказал он, посмотрев вокруг – нет ли свидетелей нашего разговора. К счастью, они были, хотя и вдалеке, и Влад снова показал свои золотые зубы. – Для своей безопасности выкинь Вику из головы. Понял, надеюсь?

– Не очень, – ответил я, хотя его интонация говорила обо всем яснее ясного.

– Я не люблю бить сопляков, – пояснил тогда Влад. – Но делаю это иногда. Для профилактики. Теперь понял?

– Ага.

– Вот и хорошо.

Он отвернулся от меня, как от поверженного противника, и продолжил прерванный разговор. Они с товарищем стали спускаться по лестнице, и тут меня взяла злость. Может быть, это был отголосок того дня, когда я в первый и последний раз взялся за оружие?

– Подожди!

Он удивленно повернулся, будто не ожидал услышать от трупа какие-то слова, но меня уже не требовалось подзадоривать.

– А ты спросил саму Вику?

Он сомкнул губы впервые за весь разговор и сплюнул на плиты крыльца.

– Без надобности. – И, отвернувшись, снова зашагал вниз.

И в тот миг я понял, что не имею права отступать. Отдавать девушку этому самцу с воспитанием неандертальца означало предать ее. А мне показалась, она этого не заслуживала.

Пусть шансов у меня почти не было, но я все равно решился, заявив себе: «Лучше один раз напиться крови… гм… собственной, чем всю оставшуюся жизнь жалеть о своей трусости. По крайней мере, перед смертью можно будет сказать: ты не сидел, как тряпка, а действовал! И умереть не от стыда, а на поле битвы. И тогда Вика принесет на мою могилу цветы и сделает надпись на памятнике: «Здесь покоится воин Света, рискнувший, но проигравший! Аминь».

Особой жалости к себе я не испытывал: времени на это не оставалось. В тот же день я попросил у мамы ключи от машины, объяснив, что нужно съездить за город к своему однокурснику.

Мотор гудел ровно, и это немного успокаивало. Впрочем, сейчас меня устраивало то, что эмоции внутри клокотали. Я не собирался их лишаться.

Лесополоса, тянущаяся вдоль дороги, в одном месте разорвалась, и я притормозил. Вправо уходила вполне приличная грунтовая дорога. Насколько я знал, в той стороне не имелось никаких водоемов, что тоже было мне на руку. В теплую погоду на озерах обычно собираются отдыхающие. А хотелось найти безлюдное местечко, чтобы не отвлекаться от задуманного.

Уехав от трассы на полкилометра, я нашел небольшой участок, засаженный молодыми яблоньками. Он со всех сторон был закрыт довольно густыми посадками и представлял собой хорошее убежище от посторонних глаз.

Выбравшись из машины, я на всякий случай отошел подальше и огляделся. Вокруг не было видно ни души. Можно было начинать.

Погода в этот день выдалась замечательной. Солнце грело по-летнему, на голубом небе изредка проносились небольшие облачка. Выбрав одно из них, я попытался сосредоточился на своих чувствах, и, по возможности, воспроизвести их в том виде, каком они проявились на даче у Макса. Одновременно не выпускал из поля зрения облако, мысленно возносясь к нему и, как бы, ощупывая его ватную поверхность.

Серебряный звон возник где-то в глубинах сознания, медленно нарастая и успокаивая ум. Мысли исчезли сами собой. Странно, но дальше я делал все, что запланировал, но совершенно об этом не думал, будто шаги были записаны на какую-то особую пластинку, а сейчас просто воспроизводились в соответствии с прежними намерениями.

Чувства обострились. Я был наверху уже больше, чем на земле. Ощущение мягкого и липкого тумана показалось таким реальным, словно мне пришлось купаться в облаке от парогенератора.

И тогда я дал команду ветру. Он завел вокруг свой танец (не на земле, а там, в небе!), и туман в одно мгновение рассыпался на сотню клочков. Те, не сдаваясь сразу, попытались снова собраться в кучку. Наверно, вместе им было интереснее и привычнее, к тому же, как известно, создавать общину требуют и этапы эволюции. Но стихия оказалась сильнее: их снова рассеяло в пространстве на мелкие капельки.

Где только что находилось облако, сияла бездонная синева.

Мое мироощущение изменялось каждую долю секунды. Я будто расширялся во все стороны, теперь упираясь в стену лесополосы. Но это было не все. Требовалось довести дело до конца. Небольшое усилие воли – никаких слов, только эмоции! – и наверху засверкала «вьюга» небольшого вихря. Ее нити крутились, как на старинном веретене. И я позвал их к себе!

Веретено, сверкая серебристыми всполохами, медленно опускалось на яблоневый сад, видимое только мне. И только мне подчинявшееся! Это было настолько невероятно, что я ошалело смотрел на него и в нужное время забыл подать команду остановиться. В результате вихрь коснулся небольших деревьев и в секунду вырвал несколько штук с корнями. Их швырнуло в высь и растрепало на отдельные листики – словно испуганные мухи, те разнеслись в стороны. Поперхнувшись собственным молчанием, я поспешно пожелал, чтобы ветер дезорганизовался, и в ту же секунду веретено исчезло без следа, оставив после себя поломанные яблони…

Это было ни с чем не сравнимое ощущение победы! Оно распирало меня, заставляло вновь и вновь прокручивать в памяти картину эксперимента. Я даже сфотографировал на мобильник следы, оставленные вихрем: взъерошенная земля; ее куски разбросаны по траве. И поверх этого – ни в чем не повинные деревца, попавшие под горячую руку моего нового оружия.

Именно оружия, потому что с этого момента я сделался сильнее, и теперь не был просто боксерской грушей. Я мог кусаться в ответ…

Волнение и восторг, охватившие меня, должны были найти какой-то выход. И я позвонил Вике. Услышать ее голос сейчас, когда меня наполняла радость, было приятнее вдвойне.

– Мы не могли бы сегодня встретиться? – спросил я, обменявшись обычными приветствиями. После разговора с Владом вряд ли можно было на что-то рассчитывать. Но…

– Вообще-то, я не занята вечером. У тебя какие-нибудь планы?

– У нас небольшой праздник. Семейный. – Я соврал неожиданно для себя. – Давай сходим в ресторан…

– А не будет неудобно? – вдруг засомневалась она. – Семейные праздники обычно проводят дома…

– Мама про него уже забыла. – Пришлось врать и дальше. – Да и вообще мы никогда его не отмечаем. Просто считается, что в этот день я сказал первое слово.

Вика засмеялась в трубку:

– Понятно. Тогда принимаю приглашению. Во сколько?

Вот так и получилось, что я провел с девушкой целый вечер, ощущая обжигающую новость на кончике своего языка. Мы выбрали «Каравеллу» – тихий кафе-ресторан, где все было стилизовано под пиратский корабль, и это соответствовало моему настроению. Полутьма и живая музыка только дополняли его.

Мне так хотелось рассказать Вике обо всем, что иногда я впадал в задумчивость. Впрочем, так выглядело только со стороны. Внутри велся отчаянный спор с самим собой, как будто я страдал раздвоением личности. И по этой причине, побеждая, всегда проигрывал. Диалектика!

Только проводив ее до дома, почувствовал, как устал от этой непрерывной борьбы. Выходя на улицу из подъезда Вики, я увидел, как паренек с рассеченной губой достает мобильный телефон. Он больше не смотрел в мою сторону, но мне почему-то пришло в голову другая мысль: он старался больше не смотреть в мою сторону! И у него неплохо получалось.

Но сейчас не хотелось об этом думать. Так иногда бывает: истратишь на что-то слишком много эмоциональных сил, а потом требуется хотя бы временное затишье, чтобы привести себя в порядок и, что называется, зализать раны.

И я поспешил домой, включил ноутбук и вошел на свой любимый сайт. Здесь в чате общались приятные мне люди, с которыми можно было поделиться кое-какими мыслями…

То, что ребята восприняли мой вопрос как праздный, не было неожиданным. Им трудно понять суть, если они ничего не знают о сегодняшнем эксперименте. И только слова Ирвинда заставили насторожиться.

«Ответь на один вопрос…»

«Если получится…»

«Как ты это делаешь?»

Я задумался на мгновение, потом набрал:

«Не могу сказать наверняка, потому что сам не знаю… Я вижу ветер, если можно так сказать. Понимаю, что в это трудно поверить, но…»

После многоточия я принялся высматривать в непрерывном потоке сообщений то, которое адресовано мне, но Ирвинд почему-то молчал. Подумалось, что его отвлекли (такое случается сплошь и рядом: родные и близкие не дремлют!), поэтому можно прекращать разговор, но вдруг на последней строке вновь мелькнули его и мой ники:

«Парень, кажется, у тебя появились проблемы». Это звучало двусмысленно. Можно было решить, что он снова шутит.

«С психикой?» – уточнил я, наверняка полагая, что собеседник сейчас разразиться новой кучей смайликов.

«Нет. Пока еще нет. Но на твоем месте я бы немедленно выключил компьютер…»

«Почему?» – удивился я.

«Потому что никакие брандмауэры и фаерволы тебя не спасут. И учти это на будущее».

«Я не очень понимаю, о чем речь». – Появилось смутное ощущение угрозы.

«Мой тебе совет: выключай компьютер и срочно смени сетевую карту. Ты знаешь, что такое МАС-адрес?»

«Ну, вообще-то, да…»

«Он напрямую связан с твоей сетевухой. А та – с компьютером. Но только до тех пор, пока ты ее не заменишь. Когда сделаешь это – забудь свой ник, здешний сайт и вообще старайся проводить в интернете как можно меньше времени. И тем более – болтать на подобные темы!»

«Я все равно ничего не понимаю, Irvind!»

«Не понимать и спокойно жить лучше, чем понять и быстро умереть. Может быть, ты читал Библию? «Знания преумножают скорби».

«Какое отношение это имеет ко мне?»

«Самое прямое».

«Если ты в теме, расскажи!»

«Тебе это только повредит».

«Не уверен».

«Если ты еще с полчаса почешешь языком, у тебя будет реальная возможность в этом убедиться».

Я задумался. Может, в моих вопросах действительно скрывалась какая-то угроза для жизни, но – убей Бог! – я не мог догадаться, в чем она заключалась и из чего исходила.

«Ты еще здесь?» – спросил Ирвинд через минуту. Ничего удивительного в этом не было – ему стоило только взглянуть на список участников чата.

«Ухожу!»

«Поверь, это будет лучше всего. Удачи!»

Выйдя из браузера, я принялся отчаянно массировать лоб. Когда-то дядя Вася мне говорил, что такое упражнение улучшает кровообращение головного мозга и помогает лучше размышлять. Похоже, сейчас это будет нелишним.

О чем пытался сказать мне Ирвинд? И почему не прямым текстом, а двусмысленными намеками? Какую угрозу он имел в виду? Может быть, это все-таки шутит кто-то из знакомых? Когда регистрируешься на сайте, многие оставляют о себе сведения, по которым человека можно легко вычислить. Если, к примеру, Толик случайно набрел на просторах интернета на этот же чат, пообщался и заинтересовался личными данными его участников, он мог обнаружить, что его друг тоже иногда здесь бывает. А получить от Толика розыгрыш – плевое дело. Он совершает их по десятку за день.

«Хотелось бы в это верить!» – подумал я. Но шансы на совпадение были ужасно малы. Кроме того, темы, в обсуждении которых прежде принимал участие Ирвинд, вряд ли заинтересовали бы Толика. Политика – дело состоявшихся мужчин или пенсионеров. По всему выходило, что Ирвинд не молод и хорошо знает жизнь. Женщины его интересовали большей частью как объект изучения психологии, а не сексуальных домогательств. Уже эти различия говорили о многом.

Если прислушиваться к его советам, нужно было бы нести ноутбук в ремонт. Сменить в нем сетевую карту непросто. Она входит в состав материнской платы, а это значит, требуется поменять всю плату. Что по стоимости наверняка сравнимо со стоимостью нового ноута. Найти сразу такие деньги я не мог. Поэтому предложенный Ирвиндом вариант действий меня не устраивал… Разве что временно воспользоваться своим старым компьютером, на котором мама иногда раскладывает пасьянсы? Или поступить проще и поинтересоваться, существуют ли в продаже, к примеру, USBсетевые карты?

Я хотел, было, задать это вопрос web-поисковику, но мои размышления были прерваны необычным образом. Монитор вдруг ожил, на нем сами собой стали раскрываться окна, пока не появилась папка «Мои документы», в которой хранились все, что я делал по учебе, начиная от докладов, рефератов и заканчивая курсовыми работами. Потом содержимое выделилось синим цветом, открылось контекстное меню – и через секунду началось копирование.

Я сидел, открыв рот, и не мог ничего понять. Только по прошествии минуты вдруг мелькнула мысль отключить компьютер от интернета. Бросился ее исполнять – и убедился, что опоздал: копирование завершилось.

Теперь меня волновало уже два вопроса. Первый касался Влада. Он наверняка узнает о нашем с Викой посещении ресторана. Если она сама ему об этом не расскажет (на что я очень надеялся), то найдутся какие-нибудь общие знакомые, которые нас видели в тот вечер. Есть порода людей, старающиеся не выделяться из общей массы, но при этом замечающие больше среднестатистического гражданина. Именно они носят по миру сплетни, служат соглядатаями и стучат в полицию на своих соседей. Наверно, с таким призванием и способностями идут в журналисты.

Так вот, суть первого вопроса заключалась в том, как отреагирует на известие Влад. Понятно, что вначале ему захочется свернуть мне челюсть. Я слышал уже о паре таких его подвигов. Но для того, чтобы проделать это со мной, ему потребуется, как минимум, приблизиться на расстояние вытянутой руки. Значит, такого я допустить не должен. Это может выглядеть, как позорное бегство с последующим обзыванием издалека, или поиск ближайшего дяди-полицейского, который меня от него спасет.