Текст книги "Серая орда"

Пришло время клинков.

Двух монахов поделили Заруба с Никитой и сразу же поняли, что те дерутся на равных с ними. Между опытными воинами завязалась тягучая борьба, где не столь часто взлетает клинок, сколь движется тело.

Дуболом взял на себя разом двух мужиков, рассчитывая управиться без труда. Не тут-то было. Он едва смог удерживать противников возле себя, что позволило тройке бывших разбойников попытаться числом завалить двух других. Но и у них ничего не вышло. Была у разбойников на троих всего одна сабля и две сулицы, и хорошо ещё, что им удавалось не подпускать свирепых мужиков слишком близко.

Сокол, невзирая на возраст, с мечом управлялся неплохо. Встретил третьего чернеца в одиночку. Не ожидая от седовласого старика серьёзного отпора, тот немало удивился, когда клинок едва не срезал ему ухо. Однако, чудом уцелев, монах тут же отставил легкомыслие, и между двумя странными воинами завязался долгий поединок. Такой, когда мудрость, но не задор определяет движения, а каждому удару предшествует трижды отмеренный расчёт.

Один на один с дюжим селянином бился Тарко. Юноше пришлось нелегко. Слишком тяжёлым был его славный княжеский меч, слишком сильны удары врага. Дрожание клинка отзывалось судорогой в руке, а о том, чтобы вращать такой меч мельницей, нечего было и думать. Благо, селянин противостоял Тарко не из самых опытных. Рубился он грубо, без выдумки, словно с топором против дерева вышел, и юноша всякий раз угадывал выпад.

В худшее положение угодили Рыжий и Тишка. В противники им достался четвёртый монах. Поначалу, остерегаясь грозного вида доспехов, он подступал к Рыжему осторожно, но скоро понял, что перед ним не витязь, а горожанин, лишь раздобывший каким-то случаем великолепную броню. Что до Тишки, то хромающий паренёк и вовсе в противники не годился. Поняв это, чернец принялся наступать без оглядки, мало-помалу беря верх над обоими. Рыжий тотчас пропустил удар в грудь и только превосходно сработанный колонтарь уберёг его от неминуемой смерти. Но он же мешал движению, и Рыжий с досадой косился на лежащий поодаль заряженный арбалет, не имея возможности пустить его в ход.

Сокол с первых мгновений боя оценил положение отряда как почти безнадёжное. Но, вместо того чтобы искать какой-нибудь выход, уловку, способную повернуть схватку к победе, он, будто бы лениво отмахиваясь от монаха, вновь подумал о Варунке.

При посольстве не случилось кого-то равного по опыту Зарубе или Дуболому. Княжича сопровождали воины лишь немногим старше его самого. И в битве, подобной той, что завязалась сейчас среди холмов, куцый отряд Варунка должен был полечь в один миг. Но княжич сбежал. Сбежал, невзирая даже на то, что честной схваткой в его случае и не пахло. Вырвался из хитрой ловушки, где их просто обязаны были утыкать стрелами, прежде чем кто-то из сопровождения успел бы подумать об обороне.

Почему так? Значит ли это, что Варунок изначально требовался монахам только как пленник? Живой и здоровый. И только поэтому ему дали уйти, а потом долго гнали по лесу, не навязывая борьбы, но, ожидая, когда юного князя покинут силы, когда он не сможет поднять меча. Похоже, что так.

В таком случае возникает вопрос: зачем собственно, пришлым монахам младший сын Ука? Мёртвым он надёжней всего не смог бы передать отцу предостережение. Значит, дело не в этом, или не только в этом. Тогда – в чём? Взять княжича как заложника? Надавить тем самым на Ука? Трудно в такое поверить. Здешние князья не из тех, кто поддаётся подобному вероломству. Ук скорее начнёт войну. Пусть и с Москвой, благо, можно, налетая из-за болот и лесов, изрядно потрепать пригородки.

Нет, тут кроется что-то иное…

Сокол так и не успел добраться до конца размышлений. Положение его товарищей из просто тяжёлого стало аховым.

Заруба пересилил-таки противника – тридцать лет упражнений и войн дали о себе знать. Переминаясь до сих пор с ноги на ногу, отклоняясь от ударов и нанося ответные, воевода вдруг широко шагнул в сторону. Уловка не из тонких, но монах повернулся за ним – и подставил под удар руку. С такой раной чернец продержался недолго, скоро за рукой последовала и голова.

Спустя всего миг грузно осел бьющийся на правом крыле Никита, и воевода метнулся туда. Равновесие восстановилось. Но ненадолго. Упал, сражённый мечом Тишка. Рухнул один из разбойников, сжимая в руках перерубленную сулицу. Два его товарища дрогнули, отступили на пару шагов, строй рассыпался – и пошла такая круговерть, что теперь каждый мог легко получить случайный удар от своего же соратника.

Потеряв напарника, Рыжий нуждался в подмоге. И выручить его сейчас мог только Сокол, который и сам увяз в поединке.

Конечно, он кое-что понимал в ратных чарах, но его знания больше годились для великих сражений – прикрыть туманом полки, вселить в воинов уверенность в победе, подпустить попутного ветра в спину наступающей коннице. Для драки вроде нынешней толку от чар выходило не много. Некого здесь прикрывать туманом, да и вселять веру бесполезно, ежели воины мечом с трудом управляются. И в который раз жалел Сокол, что не пришлось ему в своё время как следует перенять науку у великого Соловья. И не познал он тайны боевого посвиста, сбивающего с ног, как говорили предания, тяжеловооруженных витязей. Слишком рано сгинул Соловей, слишком мал был тогда Сокол.

Рыжий уже шатался, будто выбирая куда упасть, а его колонтарь походил на попавший под камнепад медный кувшин. И Сокол решился.

Имел он в запасе один простенький заговор, способный ослепить противника. На короткий миг ослепить, но и эта безделица сейчас могла стать решающей. Даже не заговор, а обычный воинский приём, лишь слегка усиленный ворожбой.

Захватив пальцами щепотку песка, чародей развернул ладонь и дунул… Запорошить опытному противнику глаза невозможно, ибо тот приучен к вероятной подлости и всегда ожидает подвоха. Но не теперь. Не в случае с чарами… Песок оказался в глазах раньше, чем монах успел сообразить. Он отшатнулся, запоздало прикрывая рукой лицо. Выбросил вперёд меч, ожидая смертельного выпада. Но Сокол не пошёл на него, а использовал заминку, чтобы выручить Рыжего.

Неожиданным ударом, он вспорол бок одолевающему товарища чернецу. Не убил, конечно, но ранил настолько, что даже Рыжий теперь вполне мог сопротивляться. Тут оправился его собственный противник, и Соколу пришлось вернуться к поединку.

Дело шло к тому, что рано или поздно они проиграют. Тем более, что у монахов в запасе был десяток-другой лучников, которые способны подойти в любой миг и просто расстрелять с холмов обессиленных людей.

Кровь текла из рассеченного лба Тарко, тяжело дышал Дуболом, и всё труднее получалось отбивать удары у Сокола. Лишь Заруба, по-прежнему сражаясь на равных, потихоньку брал верх над вторым своим противником. Но этот единственный успех уже не мог спасти положение. Последние мгновения отделяли отряд от гибели.

***

Такое случается в жизни, нечасто, но случается. О нежданном везении потом долго рассказывают. Удивляются прихотям судьбы. Об иной удаче слагают былины и песни, а неискушённый слушатель принимает её, эту нечаянную улыбку богов, за доблесть героя.

Обречённый отряд погибал. Гибель его была неотвратима и очевидна как одной, так и другой стороне. Нападающим это прибавило силы, в обречённых вселило отвагу. Многие становятся отважными, осознав неизбежность смерти. Это нравится богам. И иногда они приходят на помощь.

В лесу низким гулом протрубил рог. Эхо его прокатилось над поляной, болотами – и затихло глубоко в дебрях. Схватка на миг прекратилась, лязг железа оборвался. В возникшей тишине послышался шелест. Он напоминал начало дождя в лесу, когда одна за одной, все быстрее и быстрее, громче и громче падают капли, шлёпая по листьям, но не долетая ещё до земли. И не сразу сообразишь, что происходит, пока ливень не обрушится во всю свою мощь.

Но в этот раз шелестел не дождь, шелестели стрелы. И Сокол с большим облегчением заметил, что стреляли не по ним, били в противника. И как! Недруги валились один за другим, даже не успев понять, откуда взялась эта внезапная помощь запертому в ловушке отряду. Все стрелы нашли врагов. Ни одна не задела кого-то из беглецов и ни одна не ушла в песок.

Монах, что уложил Никиту и после этого схватился с Зарубой, упал последним. Он был очень упорен этот монах. В него воткнулись не две и не три стрелы. Он продолжал рубиться, будучи истыкан, словно учебный щит на стрелецком дворе. В набухшей кровью рясе, с диким рёвом, он бросался на Зарубу, то ли желая отдать свою жизнь подороже, то ли пытаясь закрыться воеводой от гибельного дождя. Ни того, ни другого ему сделать не удалось. Заруба ловко уклонился от сшибки, а как только монах пробежал лишний шаг, смерть нашла и его. Враг повалился к ногам воеводы уже бездыханный.

И наступила тишина. Та самая тишина, которую называют звенящей – за гул, что наполняет головы после неимоверного напряжения. Не имея сил даже подумать о причинах столь счастливого избавления от неминуемой смерти, люди в изнеможении опустились на землю. Дуболом бросился к Никите, и только Сокол с Зарубой остались стоять, не убирая мечей. Опыт предостерегал их – может случиться всякое.

– Эх, зря его добили, – с досадой сказал Заруба, легонько пнув, лежащий возле ног труп. – Язык бы не помешал, раз уж так всё сложилось.

Коротко взглянув на чернеца, Сокол убедился, что последняя стрела торчит из глазницы. Это укрепило его в предположении, кому именно обязан отряд своим неожиданным спасением.

– Кажется, живой, – раздался голос Дуболома, склонившегося над Никитой. – Но плох совсем.

– Куда его? – спросил Заруба

– В живот и в голову, – ответил Дуболом. – Боюсь, долго не протянет.

Вновь прогудел рог. На этот раз его голос звучал не воинственно, а торжественно. Так играют конец охоты или сражения. И не успел гул утихнуть, как из-за деревьев показались необычные всадники. Вернее, всадницы. Лошади шли мелкой переступью, медленно приближаясь к холмам, что позволило воинам загодя рассмотреть своих спасительниц.

Всего лишь двенадцать девушек направлялись к месту сражения. Не верилось, что дюжина луков смогла устроить такое опустошение. Но никаких признаков больших сил, укрытых где-нибудь в лесу, ни Сокол, ни тем паче кто-то другой не заметил.

Великолепные воины, они ничем не походили на амазонок из эллинских преданий. Ни суровых лиц, ни бугристых мышц, ничего воинственного или мужественного. Девушки не сверкали латами, не потрясали копьями или мечами, а тела их казались хрупкими, даже детскими, если бы не выпирающие самую малость холмики на груди.

Лишь луки в тонких руках, да набросанные всюду трупы врагов напоминали ошалевшим мужчинам, что перед ними воительницы, каких редко встретишь на этом свете. Это без сомнения были овды.

Девушки были одеты в тонкотканые, без рукавов, туники, словно переливающиеся разными оттенками зелёного цвета. Поверх них спадали потоки светлых волос. В руках овды держали изящные, но от этого не менее грозные, луки. Их точёные талии опоясывали серебряные ленты, на которых крепились ножны с длинными узкими кинжалами. Вышитые золотом тулы со стрелами находились не за спиной, как это принято у людей, а возле плеча.

Короткие туники колыхались от верховой езды, открывая взгляду стройные загорелые ноги. Девушки были прекрасны. Казалось, боги собрали красоту всех женщин мира и отдали её овдам. Впрочем, в деревне Тарко именно так и считали.

Лошади не уступали всадницам в стати. Разных мастей, даже пород, все они отличались ухоженностью, а их лёгкая поступь словно дышала волей. Они шли так свободно, точно не несли на себе седоков, а просто гуляли по лесу в своё удовольствие. Животными не помыкали уздой, овды лишь упирались босыми ногами в стремена и изредка придерживались свободной рукой за луку седла.

Даже тот, кто только что валился от усталости, отдав все силы борьбе, теперь поднялся, будучи не в состоянии отвести взгляд от дивного зрелища.

– Лесные девы, – прошептал Заруба, опуская меч.

Сокол, правда, не взялся бы утверждать, на что воевода пялился больше – на девушек или на их лошадей. Сам чародей, да ещё Тарко восприняли появление овд, хоть и с радостью, но как совершенно обычное дело. Что касается двух уцелевших разбойников, Рыжего и Дуболома, то они пожирали девушек глазами, ничуть не смущаясь.

Как бы ни были прекрасны всадницы, но красота их уступала неземной красоте предводительницы. Она сидела на высоком тёмно-игреневом коне – животном той шерсти и той породы, ради которых владыки Востока отдают города и царства, начинают войны и предают друзей. Голову овды венчала цветочная плетеница. Не венок из сорванных и потому уже мёртвых цветов, которым часто наряжаются в праздничные дни сельские девушки, а настоящая живая цветущая корона. В правой руке владычица сжимала рог. Собственно, он не являлся настоящим рогом тура или зубра, а был сделан из серебра. Овды редко убивают людей, животных же – почти никогда. И потому ни одежды, ни обуви из кожи звериной не носят. Вместо ремней используют тканые ленты, а на тетиву своих грозных луков пускают конопляную скрутку. По той же причине не жалуют овды и людских книг.

Двенадцать всадниц достигли холмов. Ни одна из них по пути не уронила и взгляда на убитых врагов. Подъехав к людям, несколько девушек убрали оружие в налучья, легко соскочили с лошадей и подошли к лежащему без сознания Никите. Внимательно осмотрев воина, они принялись ловко чистить и перевязывать раны. Однако прочим пострадавшим, кто держался на ногах, помощь не предлагали. Все остальные воительницы остались в сёдлах и с любопытством поглядывали на людей сверху.

Владычица приблизилась к уцелевшему отряду и едва заметно сморщила нос. Действительно, от разгорячённых битвой мужчин только что пар не шёл. Одежда насквозь промокла от пота, а походная суета последних дней и в особенности бегство через лес благоухания не прибавляли. В общем, люди смердели, словно прокисшие шкуры, и утончённым овдам эта вонь била в нос. Владычица взмахнула рукой. Дух дороги, бегства, сражения и страха, вдруг уступил место свежему ветерку с запахом зелёных яблок и душистой жимолости. Сокол почуял ворожбу. Она определённо была сильной волшебницей, эта владычица.

Некоторые полагают, что овды все сплошь волшебницы. Это не так. Чародеек среди них рождается не больше и не меньше, чем среди прочих народов. Другое дело, что овды не имеют дурной привычки своих волшебников палить на кострах. Напротив, всячески берегут их, помогают обуздать непростую силу. И получают за терпимость сторицей. Впрочем, овды вполне могли обходиться и без волшебства, о чём свидетельствовала заваленная телами поляна.

Предводительница первой нарушила молчание.

– Приветствую тебя, Сокол. Поро эр, Тарко. Ты, Малк-воевода, здравствуй. И вам, храбрые воины, добро пожаловать в наши земли.

Все склонили головы перед лесной царицей, а Сокол ответил.

– Привет и тебе, Эрвела, владычица леса. Приветствую также подруг твоих и благодарю от всех нас за своевременную помощь.

– Да, без подмоги нам пришлось бы не легко, – добавил воевода.

Овда улыбнулась, и от одной только этой улыбки у молодых воинов захватило дух.

– Пришлось бы нелегко? – переспросила она. – Скажи уж прямо, порубили бы вас монахи. В мелкую бы труху покрошили. Все бы вы здесь и остались.

– Ну, все – не все… – пробормотал Заруба.

Эрвела соскочила с коня легко, словно птица с ветки спорхнула. Подошла к Зарубе вплотную и спросила, не убирая с лица улыбку.

– А говорили, будто ты, Малк-воевода, уже и от дел отошёл. И меч поднять не в силах, и в сторону баб не поглядываешь. Старый, говорили, стал воевода. Вижу, наговаривали на тебя, зря напраслину возводили.

Заруба хоть и смутился, быстро ответил:

– Про вас, дев лесных, тоже разное болтают. Говорят-де вы толсты, словно бочки, и некрасивы как кошмар вурда. А сиськи у вас такой длинны, что когда вы скачете верхом, то забрасываете их за спину, чтоб не мешали. Говорят, дескать, ноги у вас наоборот вывернуты и ходите вы пятками вперед, следы путаете…

Эрвела звонко и задорно засмеялась и махнула рукой

– Слышали, как же. Пусть их болтают, нам не жалко. Вовсе и не обязательно всем знать, какие мы есть на самом деле.

Потом вдруг перестала смеяться и сказала:

– Похороните своих, прежде чем мы покинем это место.

Пока воины рыли могилы и хоронили боевых товарищей, девушки на куске толстины унесли куда-то раненого Никиту. К убитым врагам никто не притронулся. Овды по старой привычке оставили их в устрашение прочим непрошеным гостям. Пройдёт немного времени, и костяки со стрелами, торчащими из черепов, станут оберегать земли лесных дев лучше всяких сторожевых полков.

– Теперь, полагаю, вы разделите с нами трапезу, – владычица взмахом руки пригласила всех следовать за собой.

Они расположились за холмом прямо на зелёной траве. Вместе с ними, отпустив лошадей на вольный выпас, проследовали ещё несколько овд. Мужчины (опять же, кроме Тарко и Сокола) удивлённо вертели головами, не представляя, откуда здесь может появиться трапеза. Но вот из-за холма вышли совсем юные, по человеческим меркам лет десяти, девочки, неся с собой корзины и посуду. Девочки-овды разлили по кубкам лёгкое медовое вино и молча удалились.

– Это вино настояно на травах, не известных ещё у вас, а быть может, и забытых. Оно не сильно пьянит, но снимает усталость и успокаивает боль.

Владычица хитро прищурилась.

– Мы храним тайну его приготовления даже от богов. И пока что храним успешно.

Сделав по глотку, ни один из мужчин не остался равнодушным. Даже лучшее греческое вино показалось бы сейчас просто уксусом. Среди многообразных закусок, извлекаемых из корзин, не нашлось ни одной мясной или рыбной. Овды не вкушали плоть, зато прекрасно умели готовить овощи и зелень. И, конечно, грибы.

Подождав, пока люди утолят голод, владычица начала разговор.

– Нам известно, зачем вы здесь, известно кого вы ищете… Сын мещёрского князя пытался пробиться к нам. Однако у нас были иные дела, далеко отсюда. Мы опоздали совсем немного…

Заметив, как вздрогнули чародей и воевода, овда поспешила пояснить.

– Нет, он не погиб. Но монахи настигли его и увели из этих земель, прежде, чем нам удалось вмешаться.

Сокол и Заруба перевели дух, а овда продолжала:

– Страшные воины. И бесстрашные. Двое из них заплатили жизнью, давая уйти остальным. И увести княжича.

Она задумалась.

– Мы чувствуем жизненный поток каждого из наших друзей. Пока Варунку ничто не угрожает. И всё же опасность где-то возле него. Как бы ждёт какого-то знака. Часа своего ждёт.

– Монахи увели его в Москву? – спросил Сокол.

– Не знаю, – покачала головой Эрвела. – Проследить, куда спрятали юношу, мы не смогли. Всё это очень странно и тревожно.

Эрвела помолчала и потом вдруг сказала:

– Мы не можем пустить в городок всех вас, поэтому те, в ком мы не уверены, останутся здесь. И пусть они будут спать под нашей охраной.

Резко обернувшись, Заруба увидел, что оба разбойника и Дуболом уже растянулись на траве, сморённые колдовским сном. Он досадливо сморщился, так как обоим приятелям чародея овды, видимо, доверяли больше, нежели его дружиннику.

Заметив недовольство воеводы, Эрвела сказала:

– Хоть я и не обязана давать тебе отчёт, Малк, всё же разъясню, дабы не легло между нами непонимание. С Соколом-чародеем мы встречались не раз и не два, и у нас случались с ним общие дела. Такие, что о недоверии не может идти и речи. Тарко с самого рождения находится под покровительством овд, ведь в его жилах течёт наша кровь. Тебя, воевода, мы знаем давно и уверены в тебе. Что касается Романа, то этот человек нам приятен. Мы знаем, как он не терпит насилия. И хотя он ест мясо животных, мы считаем его близким по духу.

Остальным, извини, мы довериться не можем. Дуболом добрый воин, но слишком легкомысленен и может случайно выдать нашу тайну. А те двое, бывшие разбойники, не вызывают доверия и у тебя самого. Ты ведь даже не знаешь, как их зовут.

Заруба пожал плечами, а Рыжий спросил:

– Как вы можете знать столько про каждого из нас, в то время как мы слышали о вас лишь далёкие сказки?

– В этом нет никакой загадки, – ответила Эрвела. – Просто мы умеем говорить с лошадьми. А они знают многое. Люди не таятся от них, считая бессловесными, а то и безмозглыми животными. Зря считают.

– Если они знают так много, может быть, снизойдут и ответят на несколько возникших у нас вопросов? – ворчливо спросил Заруба.

– Думаю, нам есть, что сказать друг другу, – произнесла владычица и поднялась. – Будьте нашими гостями сегодня.

Она согнула в локте руку и направила ладонь к самому высокому холму. Тут люди увидели, что кусты, растущие на склоне, скрывали тёмный провал. Повинуясь движению Эрвелы, кусты разошлись, и перед ними открылся вход в подземелье. Указав рукой, владычица предложила воинам пройти внутрь.

Первыми вошли Заруба и Сокол, за ними все остальные. Оставив несколько девушек снаружи, Эрвела проследовала в подземелье последней. Как только она вошла, кусты вновь сомкнулись, а изнутри ход закрыли ворота.

Ожидая увидеть хоть и ухоженную, но все же обычную земляную пещеру гости обнаружили, что ошибались: перед ними были настоящие подземные палаты. Хотя солнечный свет и остался за воротами, подземелье наполняло яркое и в то же время совсем не слепящее свечение. Самое удивительное, что свет этот не имел и намёка на чародейское происхождение. По стенам и сводам висели искусно сделанные из железа, дерева и голубого полупрозрачного стекла фонари со множеством свечей внутри. И каждая свеча горела во много раз ярче обычной восковой. Овды обладали тайной выделки таких свеч, как и многих других дивных вещей.

Привратная пещера, в которую они попали, не отличалась особой роскошью. Обычный белый камень подпирал своды, им же вымостили полы. Из пещеры в разные стороны вели широкие каменные ходы.

Тарко и Сокол по-прежнему ничему не удивлялись, Зарубе удивляться не позволял чин, и лишь Рыжий вертел по сторонам головой, рискуя свернуть себе шею. Людей провели по одному из ходов, который через сотню шагов закончился просторной белокаменной залой. Посередине залы стоял длинный стол, уставленный серебряными блюдами с едой и золотыми кубками. Вдоль стола расставлены были не длинные лавки, к каким привыкли воины у себя дома, а отдельные для каждого гостя деревянные стулья с высокими резными спинками.

Владычица предложила усаживаться. Никакого особого порядка у овд не водилось, каждый садился где придётся, и лишь сама хозяйка уселась во главе стола.

Предложив продолжить трапезу и разговор, владычица начала первой:

– Нас беспокоят монахи-воины, что появились в лесах недавно, но успели причинить изрядно хлопот. Они искали не только княжича. Рыскали повсюду, что-то вынюхивая, и чуть было не обнаружили один из наших тайных городков.

Заруба ухмыльнулся.

– Если вас так беспокоят монахи, почему вы не обыскали тех, кого сами же и убили в двух шагах отсюда? И зачем убивать? Не лучше ли было допросить хорошенько?

Эрвела повела плечом.

– Мы не берём пленных. Нам совершенно негде их содержать.

– Убитые вами чернецы носили тайный знак, – Сокол протянул овде одну из найденных печатей. – О таком же точно, рассказал нам хозяин постоялого двора в Свищеве. Его вынудили служить доносчиком и подчинятся беспрекословно всякому, кто предъявит такой знак.

Брезгливо приняв печать, Эрвела внимательно её разглядела. Затем спросила:

– С крестом, думаю, ясно. Но «М». «Мыслите», так, кажется, её называют? Что бы могла эта буква значить?

– Москва, – предположил, не раздумывая Заруба. – От неё и пакости все.

– Сорок, – высказался Рыжий. – А почему такое число, понятия не имею. Может монахов этих сорок как раз?

– Митрополит, – предложил Сокол и пояснил. – Скорее всего, чернецы присланы церковными иерархами, или, по крайней мере, с их ведома. А те всегда берут сторону Москвы.

Чародею кстати вспомнился и разговор с князем.

– Ук считает, что московские властители стремятся заполучить Мещеру и Муром. Не набег какой совершить, а вовсе к рукам прибрать. Вроде бы готовят серьёзную шкоду против лесных городов. Вторжение или нечто подобное…

Сокол отпил вина.

– Ну так вот. Варунок как раз и пробирался домой с новостями об их замыслах. Степь там каким-то боком оказалась замешана. Через то и пропал мальчишка. Однако князь в догадках теряется, какой Москве прок с малолюдных земель?

– Невелика загадка, – ответила Эрвела. – Ты и сам бы мог додуматься до ответа. Москва страшится возвышения соседних великих княжеств, каждое из которых способно оспорить её верховенство. Но ещё больше страшится союза соперников. Ибо в таком случае, ей не поможет ни скопленное серебро, ни ордынские друзья…

– Причём здесь Мещера и Муром? – удивился Заруба. – Сроду у нас претензий на Владимир не возникало. Чепуха какая-то…

– Конечно, ни при чём. Москве угрожают Рязань и Суздаль. Создав союз, к которому тут же прибьются и прочие князья, они быстро низложат московский дом. Потому как и сил побольше соберут, да и пути все на степь через них лежат. Отрежут Москву от ордынской поддержки, чего она одна будет стоить?

А между двух великих княжеств лежат наши леса. Только обладание ими способно уберечь Москву от опасного союза. Вот и задумали они ударить по Мещере с Муромом. Вроде как расчленить земли, вклиниться… Но вот чем ударить, я, право, не знаю…

«А у лошадок-то ушки длинные, – подумалось Соколу. – Ослики просто, а не лошадки. Надо же, какой прорвой тайн владеют овды, годами не выбираясь из чащоб своих. Жаль, степные коники малость глуховаты. Ветер им, что ли, уши надувает? Не то и с угрозой той непонятной разобрались бы…»

Эрвела словно прочла его мысли.

– Зря ухмыляешься, чародей, – заметила она. – Кабы это могло помочь, мы рассказали бы тебе даже то, с какой из наложниц возлёг третьего дня ордынский царевич. От нас мало что можно скрыть. Но молчит степь. Не готовится там ничего против наших земель. Если только пешим строем задумал кто-то на леса навалиться. Да и то вряд ли. Приметили бы лошадки такое движение.

Эрвела потеребила мочку уха, как бы на что-то решаясь.

– Нас не заботит борьба князей за владимирский стол – всё это глупые игры. Если честно, то и людские войны вообще нас не трогают. Но мы остаёмся верны Белой Книге. И хотя былой союз едва теплится, мы поддержим мещёрского князя.

Она помолчала. Сделала глоток. Потом закончила:

– Тем более, что Москва означает церковь, с которой у нас нет, и не может быть мира, – Эрвела в который раз ослепительно улыбнулась. – Хотя бы потому, что святые отцы не верят в наше существование, а, поверив, никогда не смирятся с ним.

Обменявшись ещё кое-какими сведениями, собеседники серьёзный разговор закончили. Эрвела, Сокол и Заруба замолчали, обдумывая услышанное. Этим и воспользовался Рыжий, к которому вернулось его неистребимое любопытство:

– Говорят, всем существам вы предпочитаете лошадей… – обратился он к девушке, что сидела рядом. – Но где вы их держите?

Многим была известна любовь овд к лошадям. Они сводили коней в людских селениях довольно часто. Иногда просто катались – и возвращали затем на место. Иногда, особенно если хозяин обращался с животными грубо, коней не возвращали. Кроме того, у мещёрцев, да и не только у них, был обычай жертвовать лесным девам лошадей, оставляя их на опушке без привязи. И парня мучил вопрос, где здесь, в лесу, можно такую прорву животных разместить.

– Мы не держим лошадей, – ответила овда. – В том смысле, что не держим их в рабстве как вы, люди. Лошади наши друзья. Они помогают нам, а мы помогаем им. Потому тех, кто желает, мы отпускаем в степь. Остальные живут среди нас.

– Отлично, – кивнул головой Рыжий и перешёл к главному. – А где скрываются ваши мужчины?

С мужчинами история выходила ещё более запутанная. Если повстречать овду считалось большой редкостью, то их мужчин и вовсе никто никогда не видел. Кстати, и слово овда всегда подразумевает женщину. Никакого особого названия для овдских мужчин люди не озаботились даже придумать. Хотя и ходило множество историй про то, как девы заманивали к себе парней из дальних селений и те навсегда пропадали в их лесных городках. Рыжему очень хотелось прояснить этот вопрос.

– Наши мужи живут в другом месте, – ответила девушка – Городок, в котором мы сейчас находимся – сторожевой. Здесь нас не больше двух дюжин.

Рыжему, разумеется, тут же захотелось узнать, чем занимаются мужчины, если женщины воюют и правят. Однако, посчитав, что это не совсем удобный вопрос, он задал его соседке на ухо. Девушка, также склонившись к уху, ответила. Тарко с улыбкой наблюдал, как товарищ, выслушав ответ, вдруг весь залился краской и опустил глаза. Надо заметить, что смутился он так впервые в жизни.

Рыжий больше не расспрашивал. Отбило у него охоту расспрашивать. Но общий разговор ещё раз вернулся к этому вопросу. Обед подошёл к концу, и владычица напоследок сказала:

– Вашего воина, Никиту, мы оставим у нас. Он очень плох, но мы сумеем выходить. После чего одна из девушек возьмёт его в мужья. Мы знаем, что у него нет семьи в Мещёрске, и, думаю, князь не обидится на нас.

– Сам-то он захочет ли у вас остаться? – проворчал уязвлённый Заруба, который чувствовал ответственность за каждого своего человека.

– Мы никого силой не держим, – удивилась Эрвела. – Но еще ни один мужчина не отказался жить в наших городках. Вы ведь совсем их не видели. Они прекрасны. Всё это, – она обвела рукой зал, – только дружинная гридница в сравнении с ними.

Воевода пробурчал под нос что-то по поводу птички в золотой клетке, но спорить не стал. На то князь есть, чтобы в этих тонких материях разбираться.

Владычица поднялась, давая понять, что приём завершён.

– Вас проводят наверх и укажут короткую дорогу на Свищево. Князь с дружиной орудует там сейчас. Ваши спутники присоединятся к вам наверху.