Текст книги "Серая орда"

***

Больше недели они бродили по бескрайнему порубежью Мещёрского и Муромского княжеств – искали овд. Лошадку взяли с собой, а подводу с мёдом припрятали возле дороги. Осень уже сдавалась. По утрам хрустел под ногами тонкий ледок. Последние листья опали и шуршали теперь под ногами. В лесу стало заметно светлее, а скоро белизны добавил и первый снег.

За это время купец попривык, перестал бояться и охотно разговаривал с вурдами. Он даже по именам их пытался звать, вот только путался. То Быстрой Рукой одного назовет, то Волосатыми Ногами, другого. Вурды, к его великому изумлению, вовсе не свирепели от такой путаницы с именами, напротив, каждый раз весело хохотали.

– А вот ты скажи, Длинные Ноги, чего бы вам, вурдам, одних только зверей не ловить? Людей в покое не оставить? – завёл разговор Ондроп, грея над огнём руки.

– Быстрые, – коротко ответил молодой вурд.

– Что, звери быстрые? Поймать не можете? – уточнил купец.

– Нет, Ноги, глупый человек, Ноги Быстрые. Зовут меня так, – сделал вид, что рассердился, молодой вурд.

– Шустрые, – предложил старший.

– Скорые, – подхватил игру молодой. – Скорые Ноги. А ничего, красиво звучит, чёрт!

Так вот хитро вурды и увильнули от ответа на мучавший Ондропа вопрос. Могли бы ему объяснить, что зверей много убивать нельзя, они от этого пропадают. А людей – сколько их не жри, их всё больше становится. Объяснить они могли, но вот понял бы это объяснение Ондроп, принял бы? Вряд ли.

Между тем, общение с купцом окончательно растопило былую взаимную неприязнь двух вурдов. Они стали не просто товарищами по несчастью, а по-настоящему друзьями. О былой вражде если и вспоминали, то больше со смехом.

Всё бы хорошо, вот только овд им обнаружить так и не удавалось. Молодой считал, что это к лучшему:

– Пришьют нас подруги лесные, помяни моё слово. Не посмотрят, что с человеком идём, что без злого умысла.

– Да что у вас за блажь такая, к овдам попасть? – не переставал удивляться купец. – Слыханное ли дело – вурдам к овдам в гости ходить? Вы ж одни других ненавидите люто.

– Раньше ненавидели, теперь полюблять собираемся, – отвечал ему старший.

– Раньше многое по-другому было, – добавил молодой. – И деревья были большими, и росли прямее. Раньше мы тебя вот схарчили бы за милую душу, а теперь всё больше белками перебиваемся.

Наконец, как-то раз старший не выдержал и рассказал купцу всё как есть. Что, мол, выгнали их из племени. Что к овдам отправили грехи замаливать. Ондроп кряхтел и елозил, слушая вурда, затем, подумав, сказал:

– Знаю, как помочь вам в этом. Есть один человек. Не совсем человек – чародей. Соколом зовут. Так, говорят, он дружбу водит с овдами этими. Если вам к нему обратиться, может, и устроит встречу. Да, думаю, кончат вас овды на этих смотринах.

– Слыхали мы про Сокола. Только ведь нашего брата он не больно жалует, – сказал задумчиво Волосатая Рука, почёсывая волосатую руку.

– Жалует – не жалует, а охаживать топором сразу не станет, – возразил Быстрые Ноги. – И с перепугу стрелой не проткнёт. Выслушает сперва.

– Тоже верно, – согласился старший.

Городец Мещёрский.

Наступил месяц Кюсо – месяц молений. Старики, кто ещё не забыл обычаев, потянулись в родные деревни, чтобы поклониться священным рощам и ручьям, принести дары родовым да семейным духам, умершим предкам. Молодым, что родились уже в городе, идти было некуда. Здешние рощи принимали требы только от местных родов, вход чужакам туда был заказан. Да никому и в голову бы не пришло лезть в чужое моление. Потому городская молодежь ограничивалась тем, что вывешивала на деревья ленточки и лоскутки да гуляла вволю, пользуясь отсутствием родительского присмотра. Тут уж к гуляниям присоединялись и русские. Вытаскивали сани, запрягали лошадей и катались. А то и без лошадей с крутых горок на санях скатывались, пробуя только что устоявшийся снег.

Дружина вернулась из Свищева как раз в канун месяца молений. Вернулась с победой – и потому была весела и беспечна. Воины сразу же присоединились к народным гуляньям, отбивая девок у городских парней. Сперва больше в шутку и без крови.

Но веселились не все. Старый Ук маялся ожиданием, а вместе с князем сторонилось городской гульбы и всё его окружение. Варунок оставался в неведомом плену, князь мрачнел с каждым днём, не зная, что ещё предпринять для поисков сына. Всё, что мог, он уже сделал. Отправил посольства к соседям, вроде по другим делам, но с наказом поспрашивать осторожно людей, не видел ли кто чего, не слышал ли. Разослал по окрестным землям прознатчиков. Не дружинников, те слишком приметны, но мальчишек, что при дружине вертелись, надеясь на место ученика. Вот вам и испытание: разыщите след – в дружину дорога откроется. Брызнули мальцы во все стороны, как рыбёшки от окушиного всплеска… и ничего. Ни от мальчишек, ни от послов – ни единого намёка.

Сокол тоже знакомства дальние задействовал, чтобы ниточку отыскать. Но и у него пока ничего не выходило. Остался он в городе один, без своих молодых приятелей. И Рыжий, и Тарко отправились в соседние города и сёла. Вроде родственников дальних навестить, но всё с тем же делом – напасть на след княжича. Рыжий, хитрец, печать выпросил, что с монахов сняли. Дескать, показывать невзначай на постоялых дворах. Авось кто и клюнет на уловку.

Так что чародей остался один со своим псом. Но одиночество не пошло ему на пользу. Ни чтение, ни тем паче размышления удовольствия не доставляли. Работа валилась из рук.

Он часто захаживал на княжеский двор, но не успокаивал старого князя, не обещал, что всё будет хорошо. Напротив, лицо его, на котором обычно нельзя было ничего прочитать, выглядело теперь чуть ли не более мрачным, чем княжеское. Целыми днями два старика сидели за столом, не проронив ни слова. Лишь вздрагивали от всякого уличного шума – не подъехал ли кто, не привёз ли весть.

Кроме новостей о сыне, ожидал Ук возвращения людей, оставленных в Свищеве. Когда дружина пришла на выручку поисковому отряду и, опоздав всего чуть-чуть, устроила в селе следствие, воины похватали далеко не всех. И самое главное, в суматохе удалось утечь свищевскому попу. А Ук очень рассчитывал на разговор с ним, особенно после того, как вернувшиеся Заруба и Сокол рассказали подробнее о причастности батюшки к нападению на Варунка. Потому князь тогда же отрядил несколько человек на поиски беглого священника.

***

Этот-то отряд и вернулся первым. Сокол как раз молчал на пару с князем в гостиной, и от известия лица обоих, наконец, просветлели.

Вместе с Зарубой и Лапшой, схватив факела, так как было уже темно, выскочили во двор. Там стояли, видимо, отобранные у кого-то из свищевских сани, в которых лежал связанный пленник. Вокруг саней сгрудились доставившие попа воины во главе с пронырливым Спичкой. Весело болтая с товарищами, они ожидали дальнейших распоряжений. На радостях Ук повелел одарить людей серебром да отпустить по домам на отдых. Сам же подошёл к повозке и принялся внимательно рассматривать священника.

Тот лежал ни жив, ни мёртв, то ли от страха, то ли от неудобной, в путах, поездки до Мещёрска.

– Поднимите его, – распорядился Ук.

Двое стражников, стащив с саней, поставили попа на ноги.

– Говори, – коротко приказал князь.

Ответа не последовало. Священник стоял, босой на одну ногу, и затравлено озирался, перебегая глазами с князя на чародея и обратно, как будто не зная наверняка, от кого из стариков ему следует ждать больших неприятностей. Потом взгляд его устремился на подошедшего печатника. Видимо Химарь показался ему более предпочтительным для разговора. Поп открыл рот, собираясь что-то сказать, но успел лишь издать первый звук.

Печатник разочаровал его. С непроницаемым лицом, не выражающим никаких чувств, он вдруг с силой ударил по поповскому брюху. Тот хрюкнул и упал на снег.

Сокол осуждающе взглянул на Химаря, но смолчал.

Священник лежал, поджав ноги к животу, и скулил, словно побитый пёс.

– В поруб, гада! – сплюнув, распорядился князь. – Завтра с утра допросим.

– Нет, князь, – возразил Сокол, качнув головой. – Сегодня его нужно допросить.

– Ничего, – Ук махнул рукой. – Проведёт ночку в порубе, наутро сговорчивее станет.

– Морозы по ночам, – не сдавался Сокол. – Может и не протянуть до завтра.

Ук, подумав, усмирил гнев, и согласился с чародеем.

– Добро, – сказал он и повернулся к печатнику. – Химарь, посади его куда-нибудь в тепло и накорми. И глаз не спускай. Вон, возьми в помощь двоих.

Печатник подал знак, и два стражника, что держали попа, потащили его к крыльцу. Заруба отправился следом, чтобы проверить надёжность темницы и запоров.

– Зря сегодня не допросил, – с досадой сказал князю Сокол.

Ук в ответ лишь пожал плечами. Всякие тревоги чародея его трогали мало. Схватили злыдня – и ладно. Варунока бы вот отыскать. А все свои сомнения можно будет проверить и завтра. Допрос дело непростое, может и весь день занять. Так что приступать к нему лучше, поспав и поев хорошенько.

***

Сокол оказался прав. Он и сам не подозревал насколько. Зря попа сразу не допросили. Много любопытного могли бы узнать от него. Теперь уж ничего не узнаешь, теперь допрашивать некого. Пленник лежал на полу весь посиневший, в блевотине. Лицо его отражало страшные муки, которые пришлось испытать перед смертью. Впрочем, и после смерти, по его же собственной вере, муки ему предстояли нешуточные.

Рядом с трупом стояли перепуганные стражники, что не уберегли свищевского батюшку. Там же ходили уже из угла в угол и Ук, и Заруба с Лапшой, и печатник.

Войдя в комнату, Сокол встретил виноватый взгляд старого князя. Ничего не сказав, протиснулся вперёд. Присел возле мёртвого тела и принялся его осматривать.

– Свету дайте, побольше, – громко потребовал чародей, ни к кому напрямую не обращаясь.

Провинившиеся стражники, не дожидаясь повторения приказа от князя, рванули вон из комнаты и скоро внесли большие семиглавые подсвечники. Сокол долго ощупывал лицо мертвеца, затем горло, живот, осмотрел распухшие руки и ноги, зачем-то приоткрыл батюшке веки и надавил на глаза. Никто вокруг не понимал ничего в действиях чародея, но все молчали, затаив дыхание. Наконец Сокол поднялся, вытер о занавеску руки и сказал:

– Вне всякого сомнения, его убили. А если быть точным – отравили.

По комнате пронёсся вздох.

– А может, это он сам? – предположил Лапша.

– Нет не сам, – резко сказал чародей. – Поп не дурак оказался. Понял, в чём дело, попытался себя спасти. Вся эта блевотина не от яда, а от попытки очистить чрево. Некоторые лекари считают, что таким образом возможно избежать смерти, если, конечно, вызвать рвоту вовремя. Но этот, видимо, не успел. Или яд слишком сильный попался. Или помешал кто.

– Ах ты, вурды тебя заешь… – прорычал Заруба. – Измена, значит?

Князь провёл строгим взглядом по всем, кто находился в комнате и сказал с железом в голосе:

– Допрос не отменяется. Лишь откладывается. Место попа должен занять тот, кто убил его. Думаю, он сможет рассказать нам не меньше, а то и больше этой падали.

– Узнал, кто из чужаков был во дворце? – первым делом спросил Сокол.

– Никого не было, – раздражённо ответил князь. – Свои только. Кто-то из наших прибил попа.

Сокол в раздумье потёр переносицу.

– Вот что, князь, – сказал он. – В том, что этого слуха мы потеряли, и твоей вины немало. Так что давай так: со следующим я разбираться буду. Своим собственным способом.

Князь подумал, пожевал ус и согласился.

– Добро. Пришлю тебе пару воинов из тех, что вчера попа привезли. Эти-то под подозрением, – кивнул он в сторону стражников. – Устраивайся где пожелаешь, а они пусть волокут к тебе всякого, кого допросить требуется.

Стражники побледнели, а князь улыбнулся:

– Ну, а я, да Заруба с Лапшой, да Химарь, сами к тебе придём. Нас-то тащить не придётся.

Обитатели двора решили, что теперь начнутся долгие допросы всех тех, кого угораздило оказаться в эту ночь в княжьих палатах и вообще в крепости, но Сокол поступил по-другому. Он лишь коротко переговорил с Уком и Зарубой, причём спрашивал их не столько про минувшую ночь, сколько о делах сравнительно давних. Об отъезде с посольством Варунка, о подготовке их с Зарубой отряда… после чего уселся на княжеский стул, наказав новым помощникам, чтобы его в раздумьях не беспокоили.

Мимо комнаты, где расположился чародей, люди теперь ходили редко – исключительно по важным делам и только на цыпочках. Всем стало ясно, что не без колдовства, но Сокол доберётся до истины всяко. Ук по просьбе чародея приказал запереть все ворота и не выпускать никого из крепости до окончания следствия. Охрану на стенах сменили отозванные с гулянья кмети. Дворец затаился, притих.

***

Заруба, запершись в гриднице с Дуболомом, Воротом и ещё пятью-шестью старшими воинами своего полка, серьёзно запил. Он пил много и молча, не обращая внимания на парней, которые, посчитав, что их позвали на пир, галдели вовсю. Самому Зарубе было не до веселья. Просто он не любил напиваться в одиночестве, а теперь, растворившись среди дружинников, заливал в глотку ковш за ковшом и почти не закусывал.

Воевода всё больше мрачнел, и воины скоро это заметили. Прежние весёлые разговоры как-то сами собой угасли, заговорили о серьёзных вещах, но Заруба не обращал внимания и на них. Он пил, как последний пропойца, самозабвенно и без стыда.

Князь вызвал Зарубу, когда тот едва вязал лыко. В гридницу примчался посыльный и шепнул на ухо несколько слов. Лицо воеводы сразу стало пугающе трезвым. Воины, невзирая на хмель, замолкли, ожидая разъяснений. Не война ли? Не поход ли какой? А может, Сокол что-то, наконец, раскопал? Заруба встал и жестом подозвал Дуболома.

– Пойдешь со мной, – сказал он, остальных же успокоил:

– Дело небольшое, нужды нет всех поднимать. Так что угощайтесь, а мы, может быть, и вернемся скоро.

– Что случилось? – спросил Дуболом, как только они вышли из гридницы

– Мне князь не доложился, – рыкнул Заруба.

Верного воина Заруба оставил за дверью, а сам вошёл, предварительно испросив позволения. Ук ходил по комнате, а возле него непринужденно сидел Сокол. Заруба слегка поклонился обоим и спросил обычным своим ровным голосом:

– Что-то срочное, князь?

– Садись, – предложил тот, показав рукой на свободный стул, но сам продолжал ходить.

Время текло в полной тишине.

– Печатник мой, Химарь, – тихо начал князь и взорвался вдруг криком. – Предал нас, гад!

– Так это он, – Заруба провел пальцем по горлу, – попа к богам спровадил?

– И не только, – добавил Сокол, не вставая с места. – Это он донёс о посольстве Варунка и о цели того посольства. И он же успел подбить свищевских на бунт. Помнишь, я тогда хозяина особо спрашивал, когда ему нас перехватить приказали? Тогда ещё заподозрил неладное. Так вот, всё сходится. Только он и мог читать переписку князя, только он и мог доносить. Больше некому.

– И где он теперь? – спросил Заруба, сильно дыша перегаром. – Схватили подлеца?

– Мы ему ещё не открылись, тебя вот сперва вызвали, – сказал Сокол.

– Сидит у себя, – усмехнулся князь. – Квасит, как и ты. Но за ним наблюдают, чтоб не сбежал.

– Что, и за мной наблюдали? – обиделся воевода.

– А ты чего хотел? – разозлился князь. – Тебе ведь тоже многое ведомо было.

– И чего теперь? – спросил Заруба.

– Сейчас вызову его, да, пожалуй, начнём. Откладывать не будем, а то как бы и этот язык на небеса не утёк.

– Я Дуболома с собой взял, за дверью стоит, может позвать его в помощь? – предложил воевода.

– Зови, – разрешил князь. – Лишним не будет.

***

Печатник всё понял, как только переступил порог. По лицам понял, по глазам, по взглядам. Он не попытался бежать, не стал вымаливать себе жизнь, даже не посчитал нужным, как это водится за обречёнными, высказать, наконец, хозяину всю правду, все накопившиеся обиды. Химарь просто стоял, покачиваясь на нетрезвых ногах, и смотрел на своих врагов без ненависти или злобы.

Князь не стал ничего говорить предателю. Лишь взглянул мельком и приказал Дуболому держать Химаря покрепче. Дружинник, сжав локти печатника железной хваткой, свёл их у него за спиной, а Сокол уже подносил к его губам дымящуюся варевом чашку. Тот выпил, причём довольно спокойно. Казалось, он ничуть не боялся быть отравленным и, как скоро выяснилось, не боялся и колдовства. Предатель не произнёс ни слова, лишь ухмылялся, глядя на чародея. И Сокол, и Заруба были поражены. Оба хорошо помнили, как быстро развязался язык свищевского хозяина. Но у печатника даже дымки в глазах не наметилось.

Князь вопрошающе посмотрел на чародея. Тот, немного подумав, произнёс:

– Судя по всему, травы на него не действуют, – Сокол развёл руками. – Значит либо он сам способен к ворожбе, либо его хорошо подготовили. В любом случае здесь я бессилен.

– Малк! – коротко распорядился князь.

Лицо воеводы просветлело. Наконец-то и ему выпала возможность применить свои способности. Хоть в малости, но утереть нос чародею.

– Не всё, значит, с помощью колдовства сделать можно, – довольно пробурчал, чуть ли не промурлыкал он, направляясь к печатнику. – Кое-что и нам, грешникам безнадёжным, приходится доделывать…

То, что происходило в последующие два часа, Сокол вспоминать не любил. Заруба и вправду знал толк в пытках. Крови вышло много, но даром не пролилось ни капли. И прежде чем печатник потерял сознание, им удалось немало выведать.

Первым делом узнали они, что и монахами, и слухами заправляет Алексий – викарий, заведующий судебными делами московской церкви. Причастен к этому митрополит или нет, Химарь не знал. Монахи, по словам печатника, использовались Алексием лишь в случае крайней нужды. Он считал их своим главным оружием в тех вопросах, которые нельзя было решить обычными средствами. Сколько всего воинов у викария, печатник не знал. Как не знал он и того, где монахи ещё кроме Мещеры орудовали. Зато он знал достоверно про двух или трёх монахов, подосланных к рязанскому князю. Те пробирались на Рязань окольным путём, и печатник оказывал им содействие.

Многое сказал Химарь. Главного не сказал. Где скрывают Варунка, да что за напасть грозит княжеству. Узнали только, что на сей раз затевается против Мещеры нечто особенное. Такое, что способно начисто смести и князей, и простой народ, и крепости, и деревеньки. Ни глухой лес, мол, не поможет, ни высокие стены не упасут. Москва потом на пустое место явится.

– Чары какие? – предположил Сокол.

Но даже изощрённые пытки смогли выдавить из печатника только два слова:

– Серая орда…

– Что за орда? – встрепенулся князь. – Степь? Почему серая?

Печатник не ответил. Истерзанное его тело лежало на полу, и по всему было видно, что долго он не протянет.

– Добей гада, – распорядился Ук.

Вытащив из ножен меч, Дуболом точным ударом остановил сердце предателя. Князь принялся нарезать круги по комнате.

– Где же они сына-то прячут? – спрашивал он. – И для чего он им? Не зря ведь живым оставили! Чего-то удумали, значит. Непонятно. И Серая орда эта…

– Будет нелишним отправить гонца к рязанскому князю, – предложил Заруба. – Олег – мальчишка. Не опытен он ещё. Может с этими монахами и не совладать. А так, глядишь, и другую их задумку расстроим.

– Верно, – согласился князь, отвлёкшись от стенаний. – Тарко вон послать. Или Вияну.

Он потеребил бороду.

– А что ты думаешь, чародей?

– Гонца послать можно, – ответил Сокол. – Почему бы и не Тарко… он скоро вернуться должен… да и Вияна справится не хуже, а то и лучше. Княжна всё же.

Чародей помолчал.

– Я вот что думаю. Дело нужно до конца довести. Человека в Москву отрядить, чтобы вызнал всё и про монахов, и про викария. Нашёл бы, где там гнездо они свили, узнал бы, кто за ними стоит, ну, в общем, всё, что сумеет. Может, получится у него и друзей там найти. Своих слухов заиметь, кто бы докладывать смог, что там готовится и против кого. Про Серую Орду особенно узнать надо. Недоговорил Химарь, а может, и сам не знал толком. Но узнать надо…

Сокол прошёлся, стараясь не смотреть на мёртвое тело.

– У тебя, князь, знаю, есть на Москве человек верный, да и у меня, не скрою, тоже имеется. Но им сейчас высовываться не след. Они со своих мест что смогут и так узнают. А тут новый человек нужен, упорный.

– Эка хватил, – присвистнул воевода. – Своего подсыла викарию? Кто же такое осилит?

– Думаю, Романа можно попросить, – предложил Сокол. – Он ушлый малый. Если кто и справится, так только он. Есть у него к таким делам способности.

– Рыжий? – улыбнулся князь. – Да, помню его. Что ж, я не против, если он сам согласится. А что касается расходов, то денег дам сколько надо.

– Ерунда это всё, бред лошадиный, – не сдавался воевода. – Да кто его там, в Москве, ждёт? Его же сразу откроют и на кол посадят, как вынюхивать начнёт. И ещё, хуже того, неладное заподозрят. С чего бы это мещёрский князь до церковников стал любопытен? Как бы хуже не стало. А тут ещё Химаря труп всплывёт, совсем худо будет.

– Можно с ханьским купцом поговорить, с Чунаем, – предложил Сокол. – Он как раз в Москву собирается. Пусть возьмет Ромку, вроде подручником своим, никто ничего и не заподозрит. Чунай на всю зиму там остаться намерен, так что и времени хватит вполне, чтобы не спешить, по уму всё делать.

– А он надежный, Чунай этот? – с сомнением спросил Заруба. – Видел я его. Купец как купец. Ничем нам не обязан. То, что Варунка из Сарая вёз, это ещё ни о чём не говорит. А ну как проболтается или продаст? И посадят таки Рыжего твоего на кол. Он хоть и беспутный, а всё одно жалко парня.

– А мы купцу ничего особенного и не скажем, – возразил князь. – Вон, Сокол попросит в дружбу, да и всё. Про нас тот и слова не услышит.

Воевода наконец сдался. С большим скрипом согласился со всеми доводами. Всё-таки тайные дела – не его стихия.

– И вот ещё что, – добавил Сокол. – Вовсе не обязательно всем знать, что мы предательство Химаря открыли. Эту новость надо в тайне сохранить как можно дольше. Чтобы в Москве раньше времени не проведали.

– Вот это дело! – поддержал Заруба. – Закопаем его втихаря, ночью, под городьбой, и все дела. Семьи у него нет, друзей не водилось. Кто хватится? А если хватятся вдруг, скажем, мол, по делам в Елатьму уехал или ещё куда. А все послания, что ему передадут, сами читать будем. Небось, ещё немало откроется.

– Такой обман времени не выдержит, – с сомнением заметил князь. – Он ведь, Химарь, все дела вёл и с гостями, и с горожанами. Многое на нём держалось. Кого-то ставить вместо него надобно.

– Да неужто у тебя, князь, людей мало? – удивился воевода.

– Таких, как Химарь, мало, – вздохнул Ук. – Но ничего, придумаю, что-нибудь.