Текст книги "Конвой"

Глава седьмая. Хмарная Сторона

До утра совсем ничего осталось. Так и не удалось поспать толком. А с рассветом Дастин подорвался немедленно двигать дальше. Осмелевшие мужики вызывали у него тревогу, ничуть не меньшую, чем упыри. Селяне поглядывали на бочки с нарастающим искушением, а бесята в их глазах словно сговаривались на лихое дело. Поэтому, Дастин ещё ночью принял меры, вернув лошадей в упряжь, а как развиднелось, погнал наёмников на повозки. Похмельное ворчание Сейтсмана и Жирмяты его только раззадоривало.

Из моровых земель выбрались к полудню. Конечно, никаких указателей, вроде «Чума окончена, всем спасибо», они не встретили. Просто прыгнули с одного островка дивной карты Дастина на другой. Мор же магию игнорировал и выбирал иные пути.

Волошек научился распознавать «скоки», как он их называл, по изменению погоды. Она везде была мерзкой, но мерзкой везде по-своему. В этот раз ветер сменился на северный, лениво закапал дождь. Тяжёлые разогнавшиеся его плевки изредка били по неприкрытой коже.

По уму, им следовало бы поискать укрытие, но Дастин даже до леса ближайшего не дошёл, остановил конвой на равнинке.

Тут у всех отходняк наступил. Кого в сон потянуло, кого на еду, кого на выпивку. Орк позволил брать, кому что хочется, и народ скучковался возле последней повозки.

– Эх, пивка сейчас в самый раз, – развёл могучие плечи Сейтсман и потянулся к корзине с бутылями. Выудив одну из них, он долго изучал ярлык, наслаждаясь предвкушением, и, наконец, взялся зубами за пробку.

– Положь на место! – рыкнул вдруг Жирмята.

Наёмники разом повернулись на голос.

– Ты кто такой? – возмутился Сейтсман. – На припасы поставили, так теперь рычать на всех будешь аки пёс?

Жирмята сморщил лоб, додумывая какую-то мысль, поднял арбалет и навёл на Сейтсмана.

– Положь! – повторил он.

Тот отставил бутылку и потянулся к мечу.

– Ты чего? – удивился Волошек, готовый как двинуть товарищу под руку, так и прикрыть его от клинка. – Для того и пиво, чтобы пить.

– Нет, не для того, – не сдавался Жирмята.

– Ну-ка погоди, – остановил свару Дастин и, повернувшись к Жирмяте, спросил: – Ты, парень, чего удумал?

После упыриного угощения голова у Рыжего соображала туго. Но мало-помалу мысль пробилась через туман похмелья.

– Есть! – воскликнул победно он.

– Говори, – теряя терпение, приказал орк.

– В контракте что сказано? Мы берёмся доставить пиво в целости и сохранности. Там не оговаривается особо пиво из бочек. Там написано «всё наличное пиво». Значит, что? – Жирмята обвёл наёмников хитрым взглядом. – Значит, тронете хоть одну бутылку, и наш гонорар хлопнет дверью.

– А ведь есть такое дело, – хмыкнул Андал и ударил себя по ляжке. – Ну Тург, лысый бес, ну хитёр! Заостри ему уши – и вылитый эльфийский выродок. А ты, Рыжий, малый не промах, даром что из низовских. Раскусил мироеда.

Дастин потёр переносицу, размышляя, и махнул рукой:

– Пиво не трогать.

– Так мы теперь без выпивки остались? – сообразил Сейтсман.

– Вон в кабаке придорожном пей что хочешь, – буркнул Дастин.

– В кабаке! Это за свой счёт, что ли?

– Не за мой же? – орк начинал злиться. Он до сих пор сомневался в правоте Жирмяты, а, следовательно, и в вероломстве хозяина, и потому готов был сорвать зло на любом, кто подвернётся под руку.

Сейтсман понял.

– Ну вы… – не договорив, он сплюнул и убрёл в сторону.

Остальные, потеряв интерес к разговору, улеглись кто где, но заснуть не смогли. Хмуро переглядывались и молчали.

Тяжёлые капли шлёпались вокруг, били по бочкам, лошадям и, сносимые ветром, изредка доставали людей под повозками. Холодный ветер пробивал плотную шерсть спальников. Выбор места привала воспринимался наёмниками как произвол командира.

Сам Дастин заметно волновался. Сторожевой амулет продолжал фонить, а это означало, что если он исправен, то конвой отнюдь не сбросил преследователей. Рискованный проход через чумные земли оказался не столь эффективен, как на то рассчитывал орк.

Он постучал пальцем по янтарному глазку, но слабое свечение не исчезло.

– Проклятье! – ругнулся Дастин и закутался в плед.

Общее настроение соперничало в мерзости с погодой.

Волошек украдкой наблюдал за Ксюшей. Невозмутимость девушки в самых серьёзных переделках его озадачивала. Но вместе с тем и привлекала. Ему нравились женщины самостоятельные и бойкие. Таких не встретишь среди прежнего его окружения. Там дамы всё больше слабость старались показать.

Сейчас, когда прочие ёжились от холода, она спала спокойно, не упуская ни минуты из отведённого на отдых времени. Ни отвратительная погода, ни ворчание товарищей не заставили её отказаться от сна.

Дастин, похоже, доверял девушке больше, чем остальным. Потеряв напарника, он позволял подменять себя только ей и Априкорну. С колдуном более или менее ясно – он дважды вытаскивал отряд из дерьма, но чем приглянулась орку девушка, Волошек понять не мог.

Спальник из шерсти безгорбого верблюда, ботинки из бизоньей кожи, иноземного покроя вещмешок – все эти радости походной жизни можно было купить только у торговцев из Нового Света. У чернокожих хоблинских приказчиков. Причём купить, заплатив порядочную сумму. А её куртка с нашитыми пластинками? Вроде бы на первый взгляд украшение, но одна прикрывает сердце, другая селезёнку, третья правое плечо. Так экипируются профессиональные наёмники, и вовсе не те, что подряжаются на сопровождение грузов. Дикие гуси, солдаты удачи, свергающие князей, королей и разгоняющие вечевые сходы; люди, бродящие по всему свету и презирающие всякую мораль.

Нет, не прав был Рыжий, когда заявил, будто Тург нанял сброд. Здесь кого ни возьми – та ещё штучка.

– Хоть бы лютню, что ли, достал, – обратился Андал к напарнику. – Тошно ветер слушать. Она, конечно, не многим веселее звучит, но всё же что-то не столь дикое.

– Я не играю на лютне, – буркнул в ответ Эмельт.

– Ерунда! – возразил Андал. – Все эльфы играют на лютне.

– Да? – усмехнулся эльф.

– Да. Каждому приличному эльфийскому мальчику обязательно приглашают учителя музыки. Это известно всем. Такова уж ваша натура.

Напарники вновь готовы были вцепиться друг другу в глотку, и только нежелание шевелиться удерживало их на месте.

Хельмут оторвался от слухача и бросил Жирмяте:

– Ваши москальские вести передают. Орк из кавказцев забрался в царские палаты и привёл в действие некое мощное заклинание. Беднягу разорвало в клочья. Вместе с ним погибли восемь воевод и думных бояр.

– Мы не москали, мы нижегородцы, – начал было спорить Рыжий, но, увидев полные ужаса глаза колдуна, осёкся.

– Что, Априкорн?

– Жуткое заклинание, – передёрнул колдун плечами.

– Ты его знаешь?

Тот кивнул.

***

Вовсе не шутки ради Дастин остановил конвой на продуваемой ветрами равнине. Лес, который виднелся впереди, оказался непростым. На карте обширные заросли значились как Хмарная Сторона, а рядом стояла пометка «Опасно!».

Дастин угрюмо молчал, отмахиваясь от вопросов: надолго ли встали, да когда выступать. Он явно чего-то выжидал, изредка поглядывая в сторону леса. Наёмники, и без того чувствовавшие себя неуютно, теперь и вовсе потеряли покой. Лучше бы им приказали готовиться к бою, всё же какая-никакая, но ясность, а так одни непонятки.

Ответ пришёл через несколько часов. Раздался свист поставленного в охранение Глеба, а его брат примчался с донесением:

– У нас гости.

– Это не гости, это хозяева, – проворчал Дастин, отбрасывая плед.

Ксюшу никто не будил, но она поднялась и, словно зная, что нужно делать, направилась к повозке с припасами. Бодро пошла, будто и не спала минуту назад.

Все остальные повысовывались из спальников и принялись разглядывать пришельцев. Их было трое. Все трое – мужчины. Выглядели они сущими дикарями. Вместо одежды – шкуры, кое-как скроенные и сшитые ремешками; на ногах – невысокая мохнатая обувь, похожая на домашние тапочки какого-нибудь ростовщика; головы неприкрыты, волосы и бороды спутаны, сбиты в войлок. Ростом дикари были чуть ниже любого из наёмников, но, в сущности, ничем не отличались от обычных людей.

– Не иначе посольство, – догадался Жирмята.

Так оно и было. Троица достигла конвоя и молча уселась в том месте, которое, вероятно, посчитала границей лагеря. Дастин вышел навстречу и присел рядом, а Ксюша поволокла туда же коробку со сгущённым молоком.

Орк заговорил первым. С трудом подбирая слова, часто спотыкаясь, он вылепил несколько фраз на незнакомом Волошеку наречии. Один из послов коротко ответил. Дастин развёл руками и повторил те же фразы, несколько переиначив слова.

Когда гости разом кивнули, орк достал из коробки банку, открыл и поставил перед посольством. Затем окунул в сгущёнку четыре тростинки, одну из которых тут же сунул в рот, а на три других указал приглашающим жестом.

Гости переглянулись. Ни испуга, ни сомнения, или хотя бы подозрения в их глазах даже не проскользнуло, однако сперва палочку облизал самый молодой из троих – тот, который говорил с Дастином. И лишь когда на его лице появилась довольная ухмылка, к тростинкам потянулись остальные.

Не раз и не два макались и облизывались палочки, прежде чем молодой, утерев рот, сказал что-то орку. Тот вытащил ещё четыре банки. Послы синхронно качнули головами. Молодой дважды растопырил обе ладони и произнёс сравнительно длинную фразу – слов из пяти.

Пошкрябав когтями щетину на лице, Дастин передвинул к ногам дикарей всю коробку. На сей раз, молодой кивнул и приложил ладонь ко лбу. Следом согласие подтвердили и старшие его соплеменники.

– Чёрт, он отдал им все наши запасы, – буркнул Рыжий.

– Лучше остаться без сладкого, чем без головы, – вполголоса заметил Волошек.

Погрузив коробку со сгущёнкой на самого молодого, дикари удалились.

Провожая их взглядом, Дастин скомандовал подъём, хотя наёмники и без того уже начали собираться – предмет переговоров был истолкован ими однозначно.

– Люди Тумана разрешили нам пройти через лес, – пояснил всё же орк.

– Они дадут нам проводника? – спросил Хельмут, забрасывая мешок на повозку.

– Нет. Просто разрешили пройти.

– Кто они? – спросил Волошек. – Никогда не слышал такого говора.

– Сколько помню, они всегда жили в этом лесу. А язык их я и сам не слишком хорошо понимаю. Речь из года в год меняется. Мне не довелось бывать здесь довольно долго, и вот они уже не поняли и половины из сказанного мной. Всему виною туман. Он каким-то образом воздействует на память. Старые слова быстро забываются, взамен изобретаются новые. Так и живут.

На оперативке наёмники узнали, что опасна Хмарная Сторона не разбойниками и не мертвецами, а самым обыкновенным по природе, но многочисленным и очень крупным зверьём. А ещё тем самым туманом, что никогда не покидает пределов леса. Вдыхать эту гадость Дастин категорически не рекомендовал.

– Помереть не помрёте, – заявил он. – Но как вас звать, да зачем явились сюда, мигом забудете. А с пустой головой много не навоюешь.

– А эти, что сгущёнку отныкали, не забудут, что за проезд уплачено уже? – спросил Андал. – Чего доброго, нападут по слабоумию.

– На них хмарь влияет не так сильно, как на пришлых. Привыкли. Думаю, с их стороны проблем не возникнет. Но вот зверушки местные нам ничем не обязаны.

– Опять ночь не спать, – вздохнул Жирмята.

– А за день этот лес и не проскочишь, – уверил Априкорн. – Если только верхом, да и то вряд ли. И потом, в тумане всё равно, что день, что ночь, больше на слух полагаться следует.

Тем не менее, к фургонам подвесили фонари, а Дастин достал один из своих бидончиков и выдал наёмникам по комку пахучей мази.

– Вотрёте в кожу, зверьё вас не учует. И про лошадей не забудьте. До лошадей они особенно жадные.

Кто «они», орк так толком и не объяснил. Видимо,

и сам знал немного. Сказал только, что твари неразумные, и им всё едино, что секретное пиво, что прошлогодний навоз. Они, мол, не на груз охотятся.

Двинулись потихоньку.

Хмарь скрывала от глаз деревья. Только самые верхушки торчали из густых молочных клубов. Ни ветер, ни дождь не причиняли туману никакого урона. Правда, на самую дорогу он не выползал, нависая с обеих сторон неровными лохматыми стенами. Поезд словно пробирался по горной тропе, укутанной облаками, где нелегко угадать, что скрывают клубы – пропасть или отвесную стену. Лишь иногда над дорогой возникали сосновые лапы и с шорохом гладили проползающие мимо бочки.

Волошек задумался об обитателях Хмарной Стороны. То есть, получается, у них нет ни закона, ни веры, ни даже традиций. В таком случае они не многим отличаются от зверей, следуя больше инстинкту, нежели опыту, который быстро стирается туманом. Однако не всё так просто. Некий стержень, некая основа у туземцев должны были сохраниться, иначе они перестали бы быть людьми. Вот ещё одна загадка Покрова пополнила список тайн. И вряд ли список этот до конца похода станет короче.

Природа тумана вызывала размышлений не меньше, чем его обитатели. Кто и с какой целью укрыл чарами огромный кусок леса? Скрывается ли в дебрях нечто вредоносное, злое, или же Хмарная Сторона только барьер на пути непрошеных гостей?

Волошек попытался выяснить это у Априкорна. Тот всё время беспокоился – не подцепил ли кто случаем заразы, пока пьянствовали с упырями, часто подсаживался то туда, то сюда, и осматривал наёмников. Однако никаких тревожных симптомов не находил.

Пока колдун занимался напарником, Волошек и задал вопрос.

– Нарочно его никто не ставил, – ответил Априкорн, проверяя у Рыжего пульс. – Думаю, это нечто вроде помойной ямы, куда собрались ошмётки магии, той, что создала Покров. А вот дорогу через Хмарную Сторону торили колдуны уже на моей памяти. Когда понадобился безопасный проход.

Безопасной дорога вовсе не выглядела. Жуткие огромные кошки шныряли туда-сюда, возникая и исчезая в тумане. Ни одна из них не заинтересовалась конвоем. Гулять под открытым небом тварям, похоже, не нравилось, и они предпочитали не задерживаться на дороге больше необходимого.

Пробивались из тумана и странные звуки. Нечто ритмичное, тихое, как шорох дворницкой метлы по утрам, а иногда резкое, как скрежет разрываемой жести. О природе звуков даже догадок не возникало, лишь спинной мозг отзывался волной панического ужаса.

Зато ночью звук пронёсся знакомый. Впрочем, от этого он не стал менее жутким. Точно такой же вой слышал Волошек в Голосеевском лесу, накануне отправки конвоя. И тогда, и теперь он не вызывал ничего кроме страха, и особенно сильно напугал черниговских братьев. Те крестились без перерыва, словно две мельницы в хороший ветер. Вслед за ними каждый призвал на помощь своих богов.

Вой то приближался, то отступал, и создавалось ощущение, будто кто-то или что-то следит за конвоем, не желая отпускать добычу, но и не решаясь пока напасть.

Всю ночь никто не сомкнул глаз, а, учитывая, что и предыдущие сутки наёмники провели без сна, к утру все здорово вымотались.

Результат не замедлил сказаться.

Очередная зверюга проскочила дорогу под копытами лошадей. Те шарахнулись в сторону, колесо наехало на камень и повозку изрядно тряхнуло. Ничего страшного не случилось – бочка устояла. Вот только сонный Сейтсман вывалился из фургона и нырком улетел в туман.

Раздался крик колдуна, конвой встал.

Наёмники сгрудились возле места падения и соображали, как достать Сейтсмана из тумана. При падении тот, похоже, здорово приложился головой, потому что лежал как мёртвый. Его силуэт был виден тёмным пятном на молочном фоне, однако ближе к голове становился едва различимым.

– Крюком зацепим? – предложил Хельмут.

– Как бы не поранить, – остерёг Рыжий.

– Может, дыхание задержать, да вдвоём-втроём вытащить быстренько?

– А вдруг там зверьё поджидает? А его как приманку оставили.

– Спешить надо, пока в себя не пришёл, – проговорил Априкорн. – Не то очнётся и убредёт в лес. Не найдём.

Колдун чувствовал долю вины за потерю напарника.

С помощью запасной оглобли крюк подвели к штанам и со второй попытки подцепили за пояс. Осторожно, стараясь не повредить, выволокли тело на дорогу. Априкорн тут же склонился над неудачливым напарником.

– Живой, – сообщил он.

– Уф! – выдохнул Дастин.

У остальных тоже отлегло от сердца.

Минут пять колдун пытался привести Сейтсмана в чувство. В ход пошли пузырьки с настойками, пощёчины и даже кончик ножа.

Наконец тот пошевелился и сел, удивлённо оглядываясь вокруг.

– Эй! – щёлкнул пальцами Априкорн перед его глазами.

Никакого эффекта. На лице наёмника поселилась слащавая улыбка дебила, да так там и осталась, о чём бы ни спрашивали его товарищи, пытаясь растормошить сознание.

Наждак магии хорошенько поработал с извилинами. Сейтсман никого не узнавал, ничего не говорил, правда, и особой агрессии за ним не замечалось. Колдун попробовал большинство из своих лекарств, но тщетно. Отреагировал напарник только на спирт, что хотя и подтвердило гипотезу о врождённой природе алкоголизма, но никак не помогло делу.

– Выберемся из леса, займусь им, – пообещал Априкорн. – Здесь и трав-то нужных не сыщешь.

Вышел спор, считать ли Сейтсмана раненым или нет. Как воин он сейчас не стоил и гроша, но и в госпитализации не нуждался. Рыжий настаивал на контузии и с такой формулировкой отказывался грузить того в повозку с припасами. Забвение, дескать, лежанием не лечат.

Сейтсмана привязали к бочке, усадив на прежнее место. Он не сопротивлялся. Улыбался и вертел головой.

Только собрались отправиться дальше, как проблема возникла у Дастина. Сторожевой амулет, светивший с самого Киева, вдруг погас. Раньше орку не нравилось, что тот всё время фонит, а теперь он нервно теребил янтарный глазок когтем, опасаясь, что амулет окончательно сдох.

– В порядке, – заключил Априкорн после осмотра.

– Значит, не сунулись злодеи в туман-то! – довольно пробурчал орк.

– У них не оказалось с собой сгущёнки, – заметил Рыжий.

Сейтсман улыбался до ушей.

Ещё день и две ночи пробирались они через лес. Страху натерпелись немало, но обошлось без серьёзных стычек. Одну из них, когда стая диких собак напала на головную повозку, Волошек умудрился проспать. Априкорн разобрался сам, отпугнув собак волшбой. А вот пятнистую кошку колдун разглядеть опоздал.

Тварь соскользнула с сосновой ветки и оказалась на бочке Ксюши и Хельмута. Наёмники притаились, выставив вверх мечи. Лезть на бочку они не решились. Выручил Эмельт, выпустив через головы товарищей несколько стрел.

Кошка рыкнула и свалилась на дорогу, прямо под копыта последней пары лошадей. Те дёрнулись в сторону, и чуть было не утащили повозку с дороги. Волошеку с трудом удалось их удержать, а Жирмята, свесившись, подхватил кошку за хвост и забросил в повозку.

– Эмельту на воротник, – пояснил он.

Однако часом спустя, когда Рыжий протянул трофей эльфу, тот, забрав только стрелы, выбросил мёртвого зверя в туман.

– Не стоит ничего брать отсюда, – мрачно сказал он.

Рыжий насупился, но смолчал. Андал же не выдержал.

– Ну и зря, – заметил он. – Хоть бы хвост оставил. Пришил бы к шапке на хоблинский манер. Чем не наряд?

Эмельт его проигнорировал.

На третий день туманная земля закончилась. Повозки выбрались на открытую местность, и наёмники наслаждались панорамой.

– Ну, вот и всё, – вздохнул Дастин. – Считай, главные опасности мы миновали. Дальше легче будет.

Глава восьмая. Остановка в пути

Прошла неделя, как они покинули Киев. «Половина пути, половина работы, – лениво размышлял Волошек, – хоть позади, хоть впереди. Впрочем, что было – известно, а вот что предстоит – о том лучше не загадывать».

Небо в этот день улыбнулось наёмникам. Блаженной улыбкой Сейтсмана. Тучи откочевали за горизонт, предоставив солнцу свободу. Сырость за час-другой изошла паром. Стало тепло. Лес наполнился гулом насекомых, спешащих облететь раскрывшиеся цветы. Умиротворённое настроение передалось всем, и Дастин, выбрав большую поляну, поставил конвой на длительный отдых.

Лошадей пустили на вольный выпас. Сейтсмана развязали и уложили на кусок брезента. Он по-прежнему улыбался. Зато все стоящие рядом морщили носы. Вонял наёмник теперь почище Хельмута. Двое суток товарищи опасались отпускать контуженого по нужде.

– Постарайся до вечера привести его в чувство, – сказал колдуну Дастин. – Обуза нам ни к чему.

Тот кивнул и принялся рыться в мешке. На свет появились разноцветные камушки, сушёные хвосты, ободранные перья, пузырьки с настойками, баночки с мазями и прочие атрибуты ведовства.

– Кое-какие травы надо будет поискать здесь… – вслух подумал колдун.

Помощи ему не потребовалось. Наёмники разбрелись по поляне. Одни занялсь починкой одежды, другие решили отоспаться, кто-то, скинув плащ да сапоги, улёгся просто так – полежать на земле, не ощущая спиной дороги. Андал, тот и безрукавку снял, подставив солнечным лучам волосатое тело.

Великое дело днёвка.

Всеобщее безделье, кроме колдуна, не затронуло лишь братьев, которые вызвались приготовить какую-то особенную, фирменную похлёбку.

Волошек разулся и, наслаждаясь прохладой травы, прогуливался по поляне безо всякой цели. Блаженство продлилось недолго. Сперва начали чесаться щиколотки, потом колени, а скоро зуд охватил и всё тело. Ему пришла в голову мысль искупаться. Ручей – вот он, рядом, нужно только отыскать место, где ила поменьше. Он пошёл вверх по течению и углубился в лес.

Топкий берег скоро сменился песком. Ручей стал мельче, но шире, и как будто бы чище. Изменилось и всё вокруг. Стало светлее. Подлесок сошёл на нет, оставив подпирать небо редкие старые сосны. Высокая трава уступила место мягкому серебристому мху.

Пейзаж напомнил Волошеку родные края. Бор, где в детстве играл он с друзьями в рыцарей и разбойников, где любил гулять, мечтая о приключениях и битвах. Он сполна нахлебался и того и другого. Целый год только и делал, что куда-то пробирался, чего-то добывал, сражался, голодал… Лишь теперь, получив передышку, он осознал, как надоели ему все эти приключения, как манит спокойствие дома.

Размышляя, он забрёл далеко от поляны и вдруг увидел Ксюшу. Девушка лежала на мелководье в одной рубахе, которая пузырилась и колыхалась от слабого течения. Подбородок волнорезом рассекал поток, и вода тонкой плёнкой стелилась по лицу, оставляя торчать островок носа.

Услышав шорох шагов, девушка села. И улыбнулась товарищу. Впервые увидев на её лице не ухмылку, а простую улыбку, Волошек отметил, что та Ксюше очень идёт.

Вода, искрясь на солнце, сбегала по длинным распущенным волосам. Рубаха прилипла к телу, открывая Волошеку круглые плечи, острые груди, колени, торчащие из воды.

– Чего увидел? – засмеялась Ксюша. – Ничего особенного.

Окажись на его месте Жирмята, он бы нашёл что сказать. А ему, кроме идиотского вопроса «Как водичка?», ничего не приходило в голову. Впрочем, Рыжий и подобную глупость смог бы произнести козырно.

Уходить не хотелось, но, почувствовав, что краснеет, Волошек растерялся совсем. Проклиная своё косноязычие и неумение запросто поговорить с красивой девушкой, он развернулся и побрёл назад.

– Что же ты, сэр Деймос? – донеслось до него. – Водичка хо-орошенькая!

Волошек споткнулся. Ну не возвращаться же теперь, раз ушёл. Вот же дурак! Никто ведь его не гнал, сам решил отступить.

Без особого удовольствия он окунулся где пришлось и вернулся на поляну.

Априкорн продолжал хлопотать над Сейтсманом. Тот невнятно мычал, иногда вскрикивал. Наёмники поглядывали в их сторону с тревогой. Судя по всему, колдун применял интенсивную терапию.

Братья уже сняли котёл с треноги и, выпустив из-под крышки ароматное облачко, позвали народ на обед. Волошек попробовал похлёбку первым и не удержался от похвалы. Братья расцвели, словно впервые в жизни услышали доброе слово.

– Нашу стряпню даже покойный князь не брезговал отведать, – с гордостью заявил Глеб, а Борис, поймав взгляд Волошека, нахмурился.

– Про нас разговоры идут, дескать, не уберегли мы хозяина, – буркнул он. – Правда это, да только не вся.

– А какая же вся?

– Не человек на него охотился. Сама дева Лыбедь должок явилась взыскать или из слуг её кто. А против такой силы наши мечи – что слону прутики. Черниговский-то князь киевскому двоюродным братом приходится. А дед их общий нагрешил в своё время…

– Голосеевские пруды? – догадался Волошек.

– Они самые, – вздохнул Борис. – На племянника-то напраслину возвели. Он в пыточной сознался во всём, не выдержал расспросов. Ну и нам с Глебом досталось… На всю жизнь прилипло клеймо разинь и неудачников.

– А тот вой, что раздавался ночами, когда мы через Хмарную Сторону шли… мне он знакомым показался, – заметил Волошек.

Борис кивнул.

– От неё это послание, от девы Лыбедь. Не простила нам, что дорогу некогда заступили. С тех пор частенько знаки подаёт. В лесу ещё не так страшно, а вот водоёмов всяких мы всерьёз опасаемся. Помнишь, колодец перед степью? И там её голос стрельнул. Нигде не скрыться от проклятущей!

Разговор увял. Братья занялись раздачей, а Волошек отошёл к повозке, где дремал товарищ, поглядывая вполглаза за корзиной с пивом. После того случая Рыжий решил не выпускать её из виду. Тем более что Сейтсман, потеряв память, стал пиву серьёзной угрозой.

Поедая похлёбку, Волошек слушал, как Андал доставал своего напарника, словно ему не хватало споров во время пути.

– Ну да, вы перворожденные, богом избранные, а мы – так, «пришедшие следом». Мусор. Подонки. Вы говорите, мы внемлем…

– Эту мульку про перворожденных вы же, люди, и сочинили, – огрызнулся Эмельт. – У эльфов не больше прав, чем у всех прочих.

– Конечно! А то, что вы все финансы к рукам прибрали, всю торговлю драгоценностями – это случайность? Где деньги бренчат, так обязательно: …маэли, …риэли, …ельты. Отовсюду ваши острые уши торчат.

– Это мои, что ли? – усмехнулся Эмельт. – То-то и гляжу, золото из мешка сыпется.

– Не твои, ибо в семье не без урода, – не унимался Андал. – Но твоего народца. И откуда вы только взялись в наших лесах? Пришли тихой сапой, хвать, и уже банками распоряжаетесь. Скоро каждый от Великого князя до пропойцы последнего у вас в долговой кабале окажется. Тут-то вы, остроухие бестии, и покажете своё коварство. Мировое господство – вот ваша истинная цель.

Андал рыгнул и заявил:

– Будь моя воля, запретил бы я вашему брату в крупных городах селиться. Да и на деревню не допускал бы мужиков обирать.

– Твоя воля? – рассердился Эмельт. – А нечего было вашим князьям да тиунам носы морщить от ростовщичества. Аристократы хреновы. И мужика вы сами замордовали оброками да налогами. А как эльфы появились, так вдруг озаботились чаяньями народными. Радеть сразу приспичило.

Андал ухмыльнулся, довольный тем, что смог вывести Эмельта из себя, и продолжил:

– Ага. А ещё я читал один древний трактат, в котором приводились достоверные сведения, будто вы, твари преждерожденные, в поганых своих обрядах замешиваете лепёшки на крови человеческих младенцев.

– Дурак ты, Андал, – плюнул Эмельт. – Вот такие дураки и выдавали эльфов во время хоблинской оккупации.

– Пошёл ты! Сами хороши. «Хоблины – цивилизованная нация». С цветами встречали. Вот довстречались. Только в овраге и прозрели, когда в вас стрелы полетели. Да в порубах хоблинских, когда огонь подступил.

– Ложь! Однодневка ты скоропортящаяся. Никогда и никто из моих сородичей такого не мог сказать. Мы-то хоблинов получше вашего знаем.

Слушать эльфофобские бредни Волошеку надоело. Он растолкал Рыжего и протянул уже чистую миску.

– Сходи, поешь.

– Не… Не хочу, – отозвался напарник, потирая глаза.

– Ну, тогда давай сыграем, что ли.

Жирмята вытащил из мешка небольшой кожаный кейс, достал шахматы и вздохнул – он уступал товарищу четыре партии из пяти.

Вечером раздались громкие проклятия Дастина. Орк теребил охранный амулет, который взялся за старое, а именно принялся изводить хозяина слабым свечением.