Текст книги "Из смерти в жизнь… Всегда по одну сторону баррикад"

Особое задание

Задачи у нас в основном были понятные. Но иногда случались и необычные задания. Я не помню, когда появился на территории комендатуры, сколько пробыл и когда и куда уехал один армейский полковник. То, что он, может быть, полковник, следовало только из его возраста и очень интеллигентной внешности. Он носил небольшую восточную бородку. Одет был в аккуратный камуфляж без знаков различия. Но никаких знаков различия тогда никто особо не носил, разве что офицеры в штабе.

Полковник поселился в смежном с нами помещении. Практически никуда не выходил и целый день сидел там, слушая эфир. Лишь иногда по ночам он выезжал на встречу с агентурой. Какую информацию он собирал и кому её передавал, можно было только догадываться. Почему-то в тот вечер у него не оказалось транспорта, и он обратился за помощью к нам. Логинов поручил Вадиму С. его отвезти, а меня назначил сопровождающим. Задача поставлена простая – отвезти полковника в адрес, который он покажет, подождать его минут десять-пятнадцать и потом привезти обратно.

Поездка была не из приятных. Риск нарваться на боевиков был не очень велик, а вот попасть под своих, которые после наступления темноты стреляли во всё, что движется, можно было запросто. Полковник знал маршрут очень хорошо, доехали быстро и без приключений. Через пятнадцать минут он, как и обещал, вышел. Мы двинулись обратно той же дорогой. Только отъехали, как вдруг Вадим резко остановился – что-то увидел в свете фар. Очень осторожно вышли из машины. Видим – через дорогу, по которой мы совсем недавно проезжали, натянута проволока, которая уходит в кусты на обочине. Как Вадик её заметил? Интуиция? Везение? Но проволоку проверять не стали. Объехали и вернулись на базу. Полковник нас поблагодарил. Больше работать нам с ним не приходилось.

Засада на снайпера

Наша комендатура находилась рядом с небольшой разрушенной мебельной фабрикой. Оставшиеся там (неплохие, кстати!) мебельные гарнитуры мы использовали как дрова. В феврале в Грозном сыро и по ночам очень холодно, хотя днём на солнце (внутри периметра, естественно) можно было даже ходить с голым торсом. Напротив, через дорогу, немного наискосок, стояло здание автошколы. Было вроде и полуразрушенное, но из-за своих трёх этажей являлось в этом районе господствующей высотой. (Вообще прилагательное «разрушенный» можно и не добавлять, так как в 1995 году в Грозном вряд ли оставалось хоть одно целое здание.) Ещё одной такой господствующей высотой был стоящий чуть дальше элеватор. Солдаты-срочники из Внутренних войск, которые охраняли комендатуру, засекли стрелка, который из окон автошколы с наступлением темноты обстреливал нашу базу.

На стрелка решили сделать засаду. Придумали вот что: днём громко изобразили зачистку автошколы, в ходе которой шесть человек скрытно остались в здании. Три пары – это как раз по паре на этаж. На всякий случай на выходе из подвала Гена поставил растяжку. Распределились по этажам. Я был на этаже с Сергеем Ч., или Палычем, как мы его чаще звали. Сергей расположился у стенки рядом с входом на этаж и приготовил гранату, а я занял позицию так, чтобы держать под прицелом вход. Пока было относительно светло, я хорошо видел проём и, с учётом короткой дистанции, был уверен, что не промахнусь. Но постепенно стемнело, и силуэт Палыча стал сливаться со входом. Я непроизвольно стал брать правее, чтобы, не дай Бог, его не зацепить. При очередной осветительной ракете я увидел, что целюсь на метр правее входа! Стал знаками объяснять Палычу, чтобы он пересел левее. Тот поворчал, что уже примерился к броску гранаты, но всё-таки сместился.

В пустом здании, где весь пол усыпан стеклами и штукатуркой, любое движение слышно на несколько десятков метров. Пройти бесшумно практически невозможно. Мы стрелка должны были обязательно услышать. Но и он мог услышать нас. Поэтому сидеть надо было просто без единого движения. Плюс к этому двигаться в здании было опасно ещё и потому, что про засаду вряд ли знали бойцы на других ПВД (пункт временной дислокации. – Ред.), откуда автошкола просматривалась. Нас запросто могли принять за того самого снайпера и ударить по нам.

Ночь выдалась на редкость тихая. Только изредка раздавались выстрелы да взлетали осветительные ракеты. Периодически нам слышались шаги. Мы напрягались до очередной вспышки ракеты и расслаблялись, когда видели, что никого нет.

Неожиданно мы отчётливо услышали шаги! Судя по звуку, шаги приблизились вплотную. Мы напряглись… И тут из темноты негромкий голос Сергея Д.: «Не стреляйте. Свои». Оказывается, он пришёл потому, что мы не выходим на связь. Проверили радиостанции. Оказывается, одна села, а вторую мы сами отключили в целях экономии питания.

У третьей пары тоже одна радиостанция села. Зато у них оказалась с собой банка тушёнки! Мы приняли мужественное решение всем собраться на втором этаже (с первого нет обзора, а мимо второго на третий не пройти) и дружно прикончить тушёнку. От еды стало теплее. А к трём часам ночи стало ясно, что стрелок не явится. Возможно, он засаду обнаружил.

После неудавшейся засады стрелок сместился на элеватор. Наш взрывотехник Гена вместе со взрывотехником комендатуры ставили там растяжки, боевики аккуратно снимали их и переставляли на нас. А обстрелы со стороны элеватора пусть и изредка, но продолжались. Тогда было принято решение подавить огневую точку из гранатомётов.

Два гранатомётчика и два прикрывающих выдвинулись на позицию. Шли где по щиколотку, где почти по колено в воде. В небе – осветительные ракеты и трассера. Полная иллюзия, что форсируем Сиваш. Я с ручным пулемётом шёл замыкающим. По плану, если стрелок себя обнаруживает, я выдвигаюсь вперёд и огнём пулёмета прикрываю гранатомётчиков. А они уже прицельно стреляют по позиции стрелка.

Подошли. Слава С. вскинул РПГ-7 на плечо, и раструб оказался в паре метров от моего лица. Как и планировали, я рванул вперёд, но дать очередь не успел – передо мной выстрел! Я упал на спину, с головой ушёл под воду. Понимаю, что реактивная струя прошла почти над самой водой, горячая волна по воде прокатилась. Вскакиваю! Но на том же самом месте в том же самом положении, только с «мухой», стоит Сергей Д.! Выстрел – снова падение назад с полным погружением, реактивная струя над головой, горячая волна. Когда они развернулись, чтобы идти обратно, то удивлённо меня спрашивают: «А ты где был? И чего такой мокрый?». В этот раз вроде куда-то попали. Обстрелы прекратились.

Отражение нападения

Над нашей комендатурой нависало полуразваленное здание бывшего мебельного цеха. Периметр вроде у нас был закрыт. Но если залезть в эти развалины, то через окно по нам стреляй – не хочу! Двор как на ладони. Когда мы уже более или менее освоились, Логинов принимает решение это здание зачистить. Сначала решили посмотреть, что там-то вообще творится. Потом, может быть, перекрытие можно будет разрушить или ещё что-то сделать, чтобы затруднить огонь с той стороны. Опять же растяжек там наставить.

Логинов собрал группу. С ним пошли Гена-взрывотехник, ещё бойцы. Я в эту группу не попал. Через некоторое время слышим характерные звуки зачистки. Она обычно проходит так: идут по коридору и открывают каждую дверь. Внутрь бросают гранату, потом из автоматов постреляют. Ходят наши по мебельному цеху, ходят, ходят… Гранаты бросают, стреляют. И в конце концов они вышли к двери, которая никуда не вела, а выходила на улицу в сторону нашего двора! Стена за дверью была разрушена. Кто-то из наших выбивает эту дверь ногой и даёт в проём очередь. Но получается, что выстрелил он прямо в наш двор!

У входа в автопредприятие, на территории которого стояла наша комендатура, были огромные ворота. Рядом с воротами – весы, на которые машины обычно заезжают. Мы жили в диспетчерской рядом с воротами.

В тот момент, когда кто-то дал очередь в проём двери, я только что вышел из кубрика и проходил между двумя стенами. Звук от очереди был такой громкий, как будто мне с двух-трёх метров стреляют в спину! Я решил, что боевики уже у нас во дворе. Мелькнула мысль: они каким-то образом прорвались. Может быть, даже убили всех, кто ушёл на зачистку. И вот теперь они стреляют мне в спину!

У меня при себе был только пистолет, автомат – в десяти метрах в кубрике. Я даже не стал оборачиваться в сторону выстрелов. Делаю рывок в кубрик, понимая, что в лопатки вот-вот поймаю пули. Подбегаю уже к самой двери, и вдруг – катастрофа… Мне навстречу выходят двое: Слава С., человек очень внушительный комплекции, весом сто десять килограммов, а за ним – наш связист. Тот, правда, худой. Но вместе-то они весят килограммов под двести! Я им пытаюсь сказать, что не надо выходить, а они меня не понимают. Тогда я эти килограммы живой массы просто сношу внутрь кубрика. Откуда у меня только силы взялись! Они в кубрик назад влетели, упали. Хватаю автомат, передёргиваю, разворачиваюсь и падаю за дверь. Тут вижу Лёху Б., который был во дворе, когда я вышел наружу. Мы его между собой зовём «Бегемот». Так вот «Бегемота» просто разрывает от смеха! Он-то голову поднял и увидел, что в дверь стреляли наши. Лёха видел и мой героический рывок, и как я приготовился отражать атаку боевиков. Только смеющийся «Бегемот» помешал мне открыть шквальный огонь!

Я встаю, отряхиваясь, оборачиваюсь. А там эти двое с пола поднялись, и меня спрашивает: «Ну что, молодой человек, объяснимся?..». Начинаю что-то тонким голосом говорить: «Да в нас вроде стреляли…».

Не хочу, чтобы у кого-то сложилось впечатление, что для меня война – это такое весёлое приключение с одними смешными эпизодами. Война – это очень страшно. Это кровь и грязь. И ещё это запах палёного мяса… Как выглядит тело после детонирующего взрыва, я запомнил на всю жизнь. В аэропорту «Северный» с БТРов сгружали трупы солдат, попавших под «дружественный огонь» – выстрел «Змея Горыныча». Это установка разминирования, которая выстреливает перед собой шнур с десятками килограммов взрывчатки. Взрыв должен был сделать проход в минных полях. Но расчёт установки на пару градусов ошибся и попал в своих. Такое забыть тяжело… В память просто впечатались надписи на домах: «Не стреляйте – здесь живут дети». И вообще невозможно забыть трупы наших солдат, вмёрзшие в грязь. Но человеческая психика так устроена, что с годами больше вспоминаются хорошие и почему-то забавные моменты…

Домой в Питер!

В самом Грозном мы были три недели. По ощущениям они растянулись на целую жизнь. И вдруг нам объявляют: вас срочно перебрасывают в станицу Наурская. Дело было в том, что оставаться в комендатуре нам дальше было нельзя. Был один эпизод, из-за которого нас стали искать боевики. При задержании мы уничтожили боевика, который, по оперативной информации, был личным телохранителем Дудаева. Это был огромный двухметровый чеченец. Сначала мы его просто задержали. Он попытался отпираться. Но у него нашли двойные, тройные и четверные документы на разные фамилии. В конце концов он был вынужден признаться, кто он. Конечно, понял, что живым его не выпустят. Напал на охрану и пошёл на побег. При попытке к бегству его и уничтожили.

Только мы сдали его тело в прокуратуру, как тут же примчался правозащитник Ковалёв со своей шайкой. «Где они! Покажите нам этих палачей!». Поднялся очень большой кипиш. Оказалось, что этот телохранитель вёз с собой какие-то важные документы. Мы эти документы в прокуратуру вместе с телом сдали. Тут же стали искать людей, которые видели эти документы. Читали они их, не читали – неважно. Поэтому нас срочно и перекинули в Наурскую. А комендатуру потом три дня подряд обстреливали из миномётов. Её просто целенаправленно разносили вдребезги!

В Наурской мы поработали тоже плодотворно. Но так хотелось домой… Дата отправки было известна. 12 марта 1995 года колонна, которая нас завозила в январе в Грозный, должна была вывезти обратно в Моздок. Утром проснулись, сели, ждём. Колонны нет, колонны нет, колонны всё нет. И вдруг раздается дикий крик: «Е-е-е-дут!..».

Быстро погрузились в «уралы». Встретили практически всех ребят, с которыми мы были в Балашихе и в январе заезжали в Грозный. Быстро переговорили – у всех дела с потерями обстояли практически как у нас. То есть без потерь. Я не слышал, чтобы из нашего заезда кто-то погиб.

Состояние у всех можно было оценить как эйфорию, абсолютное счастье!.. Мы осознавали, что это серьёзное испытание мы прошли очень хорошо. Про себя скажу, что до заезда в Грозный я представлял себе войну совершенно по-другому. И я очень радовался, что на самом деле всё было не так, как я думал. Все мои героические представления на практике не реализовались. В Грозном я понял, что война – это прежде всего дисциплина. Воюют не одиночки-рэмбо, а весь коллектив подразделения. Если подразделение слаженное, то оно выживает. А тот, кто насмотрелся фильмов про Рэмбо и пытается строить из себя героя-одиночку, погибает не только сам, но и подводит других.

Мы, конечно, очень устали от всей этой жути разрушенного военного Грозного. Потому было очень радостно осознавать, что мы все живы. Но самое главное было в том, что никому из нас не было стыдно смотреть людям в глаза ни за себя, ни за товарищей.

Привезли нас в Моздок и поселили в эшелоне, который был вроде как гостиница. Говорят: «Ночуйте, а утром машина отвезёт вас до вокзала. Оттуда железкой доберётесь до Минвод». Мы осторожно спрашиваем:

«А дальше?». Отвечают: «А там вы уж как-нибудь сами…».

Утром нас «уралом» привозят на железнодорожную станцию и выгружают. А после этого «урал» почему-то просто мгновенно уехал! Чуть позже мы сообразили почему. Ходим по перрону, пытаемся узнать, когда будет электричка на Минводы. Вид у станции нежилой. Вокруг заросшие травой рельсы. Видим – идёт бабушка, коз пасёт. Мы: «Бабуля! А когда будет электричка?». Она: «Сынки, электричка-то уже года два как не ходит здесь». – «А как же нам быть?». Она говорит: «Да вот там есть дорога, автобусы ходят». – «А сколько до остановки автобусной?». – «Километра два будет».

Как же нам со своим скарбом и оружием эти два километра пройти? Вдруг видим – едет автобус. Уже начинало темнеть. У автобуса фары горят – его издалека видно. Останавливаем. Водитель выходит и сразу встаёт на колени. Думал, что сейчас его будут убивать. Мы ему говорим: «Уважаемый, не мог бы ты нас отвезти до Минвод? Мы дадим тебе пятьсот тысяч рублей». Он встаёт, отряхивается. Говорит: «Садитесь». Мы загружаемся. Поехали. Едем до Минеральных вод. Подъезжаем, он спрашивает: «Куда?». Мы: «К аэропорту». Он: «Так вы меня не убьёте?». – «Почему убьём? Вот твои пятьсот тысяч!». Довёз он нас до аэропорта. Там мы выгрузились. Он уехал. По его виду мы поняли, что водитель до самого конца был уверен, что его абсолютно точно убьют…

В аэропорту Логинов пошёл узнавать про билеты. Прямых рейсов на Питер не было, только через Москву. Он возвращается к нам и говорит: «Летим до Москвы, потом через два с половиной часа – рейс до Питера. Через пять часов будем дома». Мы: «Здóрово!».

Объявляют посадку. Мы со всем нашим скарбом идём на посадку. Контроля никакого мы не проходили. Девочка-стюардесса у трапа самолёта видит: идут к ней страшные грязные бородатые мужики, обвешанные оружием. На каждом по два-три ствола, обмотанные пулемётными лентами. В руках ящики с патронами. Скорее всего она решила, что это очередной захват. Девочка тонким дрожащим голосом говорит: «На борт с оружием нельзя…». Мы ей: «Сестрёнка, скажи куда, мы всё положим. Только бы улететь!».

По правилам оружие надо перевозить в кабине экипажа. Мы горой оружие там и стали складывать. Гора растёт, растёт, растёт… Лётчики говорят: «Стоп! Мы понимаем, что оружия у вас очень много. Автоматы, пулемёты, гранатомёты оставляйте здесь. Остальное пусть будет у вас. Только вы в салоне там не очень…». Мы: «Да нам бы только в кресла сесть!».

Взлетели. Проходит мимо нас член экипажа. Логинов его спрашивает: «Нам дальше на Питер лететь. Можно нам на взлётку всё выгрузить, чтобы потом на борт на Питер погрузить?». Лётчик говорит: «Да, можно. Только с нашего аэропорта борты на Питер не летают. Мы сядем в Шереметьево, а вам – в Домодедово». – «Как в Домодедово?». – «Где ваши билеты? Вот смотрите: Минводы – Шереметьево, дальше Домодедово – Санкт-Петербург».

Видим в билетах: между посадкой в Шереметьево и взлётом из Домодедово – времени час. Что делать? Лётчик спрашивает: «А в Москве есть кто-то, кто может что-то сделать?». Логинов отвечает: «Ну, штаб ГУБОП…». Лётчик: «Пойдёмте на связь». Связались с ГУБОПом, объяснили им ситуацию.

После посадки в Москве нас прямо с борта перегрузили в автобус. Автобус с двумя машинами сопровождения выскакивает на МКАД. Губоповцы в Домодедово чуть ли не руками самолёт держат, не дают ему взлетать. Подъезжаем прямо к самолёту на полосу, начинаем грузить своё имущество в грузовые отсеки. Заходим на борт. Экипаж был питерский. Командир корабля спрашивает: «Ну что, сели? Теперь лететь-то можно?». Мы: «Можно!». – «Тогда взлетаем!». Экипаж спрашивает нас: «А вы сами-то питерские?». – «Питерские, питерские…». – «Тогда для земляков – что можем!». Включили нам музыку какую-то, и пивом весь полёт бесплатно угощали.

Ещё из Минвод я позвонил родителям и сказал, что возвращаюсь. Родители ведь не знали, где я был на самом деле. Сказал, что еду на учения под Москвой на два месяца. Они ещё спросили: «Может, ты в Чечню едешь?». Я: «Да нет, это учения с переподготовкой в Балашихе, под Москвой». Из Минвод родителям по телефону говорю: «Мама, папа – извините, но я был в Чечне. Вот возвращаюсь». Они и смеются и плачут одновременно. Оказывается, за день до нашего приезда всех родственников обзвонили и предупредили, что мы возвращаемся.

Прилетели мы в Пулково ночью. Вся толпа СОБРа на взлётной полосе! Говорю: «У меня там в грузовом отсеке вещи. Мне надо их забрать». – «Какие вещи! Мы за тебя сейчас сами всё принесём». Нам наливают, мы выпиваем… Сейчас точно не помню, но оружие на базу вроде всё-таки кто-то из наших отвёз.

Нас развезли по домам. Говорят: «Завтра отсыпайтесь, послезавтра – на работу».

Дебет-кредит и вся казуистика бухгалтерии

Приходим на работу, на Литейном оформляем командировочные. Передо мной в бухгалтерию зашёл «Бегемот». Выходит – смеётся! Спрашиваем: «Лёша, ты чего?». Он: «Да я ещё должен остался…». – «Как должен?». Стали разбираться.

Перед командировкой нам выдали очень большие командировочные. Там были и квартирные. Конечно, квартирные деньги мы потратили. На экипировку дополнительную, на продукты. А в бухгалтерии говорят, что квартирные надо вернуть! Мы же в гостинице не проживали. Из нашей зарплаты вычли квартирные, а мы Управлению ещё остались должны.

Бедные наши девчонки из бухгалтерии! Они видят, как заходит в весёлом расположении духа офицер. Ему говорят, сколько он должен, и он угасает на глазах… И как раз на мне одна барышня в конце концов не выдержала! Побежала к генералу Сидоренко и говорит ему: «Да что же это такое делается! Мы парням в глаза смотреть не можем». Сидоренко говорит: «Пусть ребята пишут рапорта на материальную помощь. Ровно на сумму долга каждого. Я всё подпишу». Рапорта мы написали, долги нам компенсировали. И в результате мы по итогам командировки остались по нулям.

Потом очень обидно было слушать некоторые передачи по радио. Там говорили: «Ладно военные, их туда по приказу посылают. А вот питерских милиционеров отправляют в Чечню только добровольно. И, между прочим, им платят за это очень большие деньги!». То есть мы оказались почти наёмниками. Мы в Чечню, получается, на заработки ездили…

Нам дали совсем немного отдохнуть, а потом жизнь вошла в привычный ритм. Ещё одна большая группа из нашего СОБРа уехала в Чечню. Поэтому плотность работы серьёзно возросла. Это был 1995-й год. В городе – разгул криминала. Приходилось реагировать не только на местные заявки, но и выезжать в другие регионы. Были и интересные выезды за пределы Питера.

Запомнил командировку в Мурманск. Там нам надо было задерживать так называемых «гастролёров». Мурманские бандиты приезжали в Питер, совершали грабежи, а затем уезжали и отсиживались в Мурманске. Там постоянного жилья у них не было – они снимали квартиру. Они, скорее всего, вообще были не местные.

Из Мурманска бандиты перебрались в Апатиты, где их местные УБОПовцы и вычислили. Когда местные нашли к ним подходы, из Питера дёрнули несколько человек на задержание.

Часть награбленного бандиты хранили на съёмной квартире. Хозяйка жилья не знала, чем они занимаются. Когда поняла, кто они такие, то сразу пошла на сотрудничество. И дальше было как в фильме «Место встречи изменить нельзя»: «А теперь, Вера, в твоей квартире будет засада! Что это значит? Это значит, что у тебя будут постоянно жить два наших оперативника, пока не заявится «Фокс».

Мы приехали в Мурманск. Был ноябрь.

В Питере погода дождливая, тёплая. Поэтому мы поехали в ботиночках на тонкой подошве. А в Мурманске мороз минус двадцать! Сначала рассчитывали, что брать бандитов будем на улице. Но когда час постояли на морозе, то поняли, что промерзаем насквозь. Пришлось идти на контакт с женщиной, хозяйкой квартиры. Мы объяснили ей ситуацию, что по-другому никак, и на улице находиться двадцать четыре часа просто невозможно.

Она согласилась. Мы заехали в квартиру. До появления фигурантов мы прожили с комфортом два или три дня. Муж хозяйки к нам очень проникся! Порывался помочь, всё пытался предложить нам план захвата со своим участием. Когда в первый день укладывались спать, он предупредил, что на работу встаёт рано, а будильник у него очень громкий. Мы на эти его слова внимания не обратили. А зря…

Спали мы полуодетые, с оружием под подушкой. Ведь за вещами могли прийти в любое время дня и ночи. Поэтому ночью, когда раздалась автоматная очередь, я спросонья делаю кувырок с кровати в угол комнаты, ухожу с линии огня! Передёргиваю затвор, беру стрелка на мушку… – «Ребя-я-я-ята, не стреляйте… Свои… Я же говорил, что будильник очень громкий». Это, оказывается, зазвонил хозяйский будильник.

Тех, кто пришёл за вещами, мы задержали без особых приключений. Это оказались не основные фигуранты. Они пришли, чтобы что-то из награбленного забрать и реализовать. Но взяв этих, мы вышли на остальных. Те оказались в Питере. Вернулись и уже на месте благополучно задержали и тех тоже.