Текст книги "Вендетта по-русски"

Так какого же черта они пожаловали? Я так разволновался, что едва не произнес свой вопрос вслух. Но вовремя сдержался. Пусть сами скажут.

И они не подкачали. Они сказали. И когда они сказали, я был удивлен.

Неприятно.

3

– Извините за поздний визит, – деликатно начал Панченко.

– Но лучше поздно вечером, чем рано утром, – впервые раскрыл рот его спутник. И широко улыбнулся. Я понимающе кивнул. Иногда человеку так хочется сострить, что стоит посмеяться над его первой шуткой, дабы предотвратить все последующие.

– Константин Сергеевич, – Панченко снова взял разговор в свои руки, никак не отреагировав на замечание белобрысого – Вы сотрудник частного детективного агентства?

– Угу.

Панченко что-то пометил в своих бумагах, должно быть, написал:

"Подозреваемый сказал «угу».

– Это вы по работе? – капитан вопросительно посмотрел на меня.

– Что? – не понял я.

– Я имею в виду ваше лицо. Производственная травма?

Далось им всем мое лицо! У некоторых с самого рождения физиономии похуже.

– Я в отпуске, – мрачно ответил ^. – Это бытовая травма.

– А-а-а, – протянул Панченко. – Ясно. Ну вы впредь поосторожней в быту, ладно?

– Угу, – сказал я и прикинулся, что совсем не заметил ехидную усмешку белобрысого: от уха до уха. И как таких клоунов берут в правоохранительные органы?! Тогда я решил взять инициативу на себя. Я же, в конце концов, хозяин, а они гости. Причем гости без ордера. Это я сразу понял. На это у меня чутье. Будь у них ордер, стали бы они вытирать ноги!

– Так вы насчет моего лица? – осведомился я. – Оно не представляет общественной опасности, не переживайте.

Конечно, беременные женщины и лица с болезнями сердца могут испугаться, но я обещаю, что не появлюсь на улице в светлое время суток, пока мои травмы не будут залечены. Честное слово. Могу дать подписку.

– До подписки мы еще дойдем, – пообещал Панченко, и мне стало как-то неуютно – Хотя я был хозяином, а они – гостями – И я уже не был уверен насчет ордера.

– В светлое время вы, значит, не выходите на улицу? – неожиданно жестко спросил белобрысый. – Только ночью, да? И куда вы ходите ночью, что возвращаетесь с такой рожей?

– Заявляю протест против употребления слова «рожа» в свой адрес, – сухо произнес я. – Еще один выпад, и я вызову своего юриста. Будем разговаривать вчетвером.

– Вчетвером оно, конечно, веселее, – согласился Панченко. – В картишки можно перекинуться… Только времени у нас нет, Константин Сергеевич, дожидаться вашего юриста. Давайте уж по-простому. Мы и вы. Хорошо?

– Не уверен.

– Ну что вы так сразу, – Панченко укоризненно покачал большой коротко стриженной головой. – Я же знаю про вас кое-что… Вы человек умный, опытный. Сотрудничали с правоохранительными органами.

– Только никому про это не говорите.

– Не скажу! – с готовностью пообещал Панченко. – А вы поясните мне кое-что, ладно?

– Кое-что? И я его должен пояснить? – Я с сомнением покачал головой.

Вряд ли я сейчас был в состоянии что-то объяснить, даже самые простые вещи.

Тем более – загадочное «кое-что». Мне бы самому кто объяснил, почему женщины вдруг делают то, чего от них никак не ожидаешь, и почему, начав пить, так трудно потом остановиться.

Непременно надо спросить у Панченко. Милиция должна знать.

– Будет лучше, – ответил капитан. – Будет лучше, если вы сумеете кое-что пояснить.

– Для кого лучше?

– Для вас, – просто ответил Панченко – Для вас, Константин Сергеевич, и еще для родственников Леонова Павла Александровича.

– Кого-кого? – переспросил я.

– Леонова Павла Александровича, – любезно повторил Панченко. – Кстати, покойного.

Видимо, у меня было несколько удивленное выражение лица.

– Что такое? – забеспокоился Панченко. – Что странного и нелепого я сказал? Вы не знали, что Павел Александрович Леонов скончался? Это вас удивило?

– Все немного иначе, – медленно сказал я. Мне теперь стоило тщательно подбирать слова, – Дело в том, что я вообще не знаю такого человека. Леонова Павла Александровича.

Панченко и его белобрысый напарник переглянулись.

– Сильный ход, – сказал белобрысый и с уважением посмотрел на меня. – Чувствуется, что товарищ с опытом.

– Я-то с опытом, а вот… – начал было я, но вовремя сумел заткнуться.

Потом мысленно проговорил все, что думал о белобрысом, облегченно вздохнул и приготовился к продолжению разговора.

– Что вы хотели сказать, Константин Сергеевич? – обратился ко мне Панченко. – Пожалуйста, мы вас слушаем.

– Чистосердечное признание, – вполголоса проговорил белобрысый, – и все такое прочее… Вы же знаете, вы же опытный.

Я поторопился улыбнуться, чтобы на моем лице не было видно страстного желания сделать с белобрысым что-то нехорошее. Выкинуть в окно, например.

– Серега, не гони лошадей, – бросил напарнику Панченко, и в его голосе я услышал некоторое раздражение.

Этого клоуна звали Серега. Ну-ну. Запомним.

– Вы хорошенько подумайте, – это уже в мой адрес. – Не торопитесь. Нам нужно знать, в каких отношениях вы находились с покойным гражданином Леоновым Павлом Александровичем. И когда вы последний раз видели гражданина Леонова.

– Живым? – уточнил я, и секунду спустя понял, что поторопился с вопросом.

– Или мертвым, – пожал плечами Панченко. – Все равно.

Белобрысый Серега скрестил руки на груди и сверлил меня пронзительным взглядом голубых глаз. Оказывал психологическое давление.

– Н-да, – я почесал переносицу, стимулируя умственную деятельность, посмотрел на вытертый ковер на полу, на не слишком чистые стекла книжных полок, на пыльный экран телевизора, на проблески вечерних огней в проеме между оконными шторами. Таблички с правильным ответом не было нигде. – Такой, значит, вопрос… – промямлил я. – И хороший вопрос!

– Да уж какой есть, – развел руками Панченко.

4

– Так, значит, гражданин Леонов скончался? – уточнил я несколько минут спустя.

– Совершенно верно, – кивнул Панченко.

– Естественной смертью?

– В том-то и дело, что нет, – грустно отозвался Панченко.

– Поэтому мы здесь! – гордо заявил белобрысый.

– Да что вы? – не выдержал я. – Именно поэтому?

А я-то думал! А я-то просто потерялся в догадках! Я перевел взгляд на Панченко:

– Так Леонова убили?

– Его сбило машиной, – ответил капитан. – Сегодня утром.

– Все понятно, – я сделал серьезное лицо. – Все мне понятно. Кроме одного. При чем здесь я? Гражданин Леонов погиб в результате наезда транспортного средства, и это очень печально. Но я знать не знаю этого самого гражданина Леонова. И никак не могу взять в толк, какого содействия вы от меня добиваетесь? Чем я могу вам помочь?

– Я еще раз предлагаю вам, Константин Сергеевич, – терпеливо проговорил Панченко, – подумать и не спешить с выводами. Вы же понимаете, что раз к вам пришли, то для этого имеются основания.

– Хорошенькая логика – кивнул я.

– Какая есть, – вздохнул Панченко. – А основания для визита к вам действительно имеются. Объясните одну простую вещь, Константин Сергеевич: в карманах пальто покойного гражданина Леонова обнаружены ваши визитные карточки. И не одна, не две. Сколько, Серега? – посмотрел капитан на белобрысого.

– Шестнадцать, – немедленно выпалил Серега.

– Вот так, – капитан вопросительно взглянул на меня.

А я удивленно смотрел на него. – Только не говорите, что вы печатаете эти карточки тысячами, а потом разбрасываете на улицах и засовываете в карманы всем прохожим.

Придумайте что-то пооригинальнее.

– Постараюсь, – пообещал я, тупо глядя на коричневую папку, что лежала на коленях капитана. – Слушайте, а у вас там случайно нет фотографии с места происшествия?

– Допустим.

– Покажите.

– Ну, если это освежит вашу память… Смотрите.

Он раскрыл папку и протянул мне несколько фотоснимков. Запечатленное на них зрелище навевало мрачные мысли. Серый асфальт в пятнах луж, серый комок человеческого тела, принявшего смерть в позе эмбриона – колени почти у самого лба, руки согнуты в локтях и прижаты к бокам. Грязь на лице и на пальто. Прах к праху. Откуда вышел ты, туда и вернешься.

Гражданину Леонову было на вид лет сорок. Последний раз он брился дня три назад. Но даже если бы он побрился, причесался и припудрился, это не сделало бы его особенно привлекательным. Одутловатое лицо уставшего от жизни человека. Поэтому оно органично выглядело на фоне серого асфальта, лицо с закрытыми навечно глазами.

– Не узнаете? – нарушил молчание Панченко.

– Нет, – ответил я. – Этого человека я не знаю. А нет у вас снимков анфас, и желательно еще живого Леонова?

– Все-таки узнали? – встрепенулся белобрысый.

– Если бы узнал, то не спрашивал бы другие фотографии. Просто я знаю, что после смерти люди выглядят несколько иначе, чем при жизни. Особенно если их сбивают машиной.

– Да ну? – притворно удивился белобрысый– И откуда такие сведения? Ах да, вы же опытный товарищ по части мертвых и живых тел…

– Вроде того.

Панченко внимательно слушал нашу беседу, роясь в содержимом папки.

Потом его пальцы вдруг замерли. 0н поднял голову и задумчиво спросил:

– Константин Сергеевич, а у вас есть автомобиль?

– Еще один хороший вопрос, – отреагировал я.

– Просто подумалось…Так что насчет автомобиля?

– Стоит во дворе. Можете убедиться на обратном пути. Белая «Ока».

– Шикарная штука! – ухмыльнулся белобрысый. – Только у вас неверные сведения. Она уже не белая, она темно-серая.

– Давно не пользовался.

– И на ней еще написано – пальцем по пыли – «танки не моют», – продолжал издеваться белобрысый.

– Завистники злобствуют, – ответил я, – один банкир из соседнего подъезда. А что касается пыли, так ведь синоптики обещают дожди. Сэкономлю на мойке.

– Значит, давно не ездили? Как давно? День, неделю? – Панченко снова что-то записал в своих бумажках, хотя я еще не ответил на его вопрос. – Можете сказать поточнее?

– Неделю, – я пожал плечами. – Вроде бы так. Может, больше.

– Серега, – Панченко сделал знак белобрысому. – Спустись во двор, посмотри на машину повнимательнее.

Вмятины на бампере и все такое…

– Понял! – Лицо Сереги растянулось в радостной улыбке, я и опомниться не успел, как он выскочил из комнаты. Секунду спустя его физиономия снова выглянула из коридора.

– Что такое? – нахмурился Панченко. – Какие проблемы?

– Я-то уйду, – белобрысый подозрительно покосился на меня. – А вы останетесь с этим один на один…

– Он меня не съест. Идите, сержант, – уже более настойчиво повторил Панченко. После этого минут на десять мы оказались избавлены от общества белобрысого энтузиаста. Не знаю, как капитан Панченко, а я почувствовал себя гораздо свободнее.

– Хороший парень, – сказал я, вложив в эти два слова всю гамму своих эмоций по отношению к белобрысому.

Панченко меня понял и не обиделся.

– Молодой, перспективный работник – ответил он. – Делает карьеру. Стены лбом пробивает. Я-то человек пожилой, мне как раз такие помощники нужны. А без умелого руководства он вообще такого натворит…

– Представляю, – согласился я.

– Не представляете, – усмехнулся Панченко. – Кстати, я был в ту ночь у обменного пункта. Когда вы вели переговоры с террористом, помните?

– Еще бы, – кивнул я. – Только я не вел переговоры, Я сидел рядом с ним и старался угадать, кого он грохнет первым – меня или женщину из обменного пункта.

– Ну а я стоял в оцеплении. Та еще ночка выдалась… – Панченко откинулся на спинку кресла, но, как оказалось, предаваться воспоминаниям он и не думал.

Пальцы капитана быстро вытащили из папки еще одну фотографию. Пока что Панченко держал ее ко мне тыльной стороной.

– Вы узнали Леонова, да? – Панченко пристально смотрел на меня, но я никак не отреагировал на его испытующий взгляд. – Узнали или нет? Я не подозреваю вас Константин, я просто провожу расследование этого происшествия. Быть может, это обычное дорожное происшествие… А может, и нет. Если что-то знаете обо всем этом – скажите. Пока юноша бегает во двор и обратно. Я-то не буду вам «шить дело». Моя карьера уже сделана.

Я основательно задумался и попутно помечтал о кружке пива, которая пришлась бы мне сейчас как нельзя более кстати.

– Ну вот что, – медленно произнес я. – Эти визитные карточки… Честно говоря, не помню, что я засовывал кому-либо в карман сразу шестнадцать штук.

Ни знакомым, ни незнакомым.

– То, что вы не помните, еще не значит, что такого не было вообще, – резонно заметил Панченко. – Между прочим, что у вас с лицом? Эта ваша «бытовая травма»…

– Чем еще она вас не устраивает? – сердито отозвался я.

– Объясняю: побитое лицо, помятый вид, явное похмельное состояние.

Неудивительно, что шестнадцать визитных карточек забылись. Люди по пьянке забывают и не такое.

– А этот Леонов… – Я не торопился с вопросом, потому что уже догадался, каким будет ответ. – Он тоже был пьян, когда его сшибла машина?

– Тоже? – Панченко усмехнулся. – Проговорились, Константин. Да, он был пьян. Точнее говоря, когда его нашли и провели определенные медицинские исследования, то оказалось, что в его крови сильное содержание алкоголя. Вот так. Какие отношения у вас были с покойным, Константин? Когда вы его видели в последний раз? Живым или мертвым?

– Фотографию, – сказал я. – У вас уже вспотели пальцы.

– Навряд ли, – ответил Панченко и повернул снимок лицевой стороной. Это была увеличенная паспортная фотография все того же мужчины. Здесь он был на несколько лет моложе. Гражданин Леонов также был гладко выбрит, одет в черный костюм, светлую рубашку и однотонный галстук с немодным увесистым узлом.

Именно такому узлу следовало находиться под тяжелым квадратным подбородком. Самоуверенный взгляд сильного, решительного мужчины. И уголки губ, чуть опущенные вниз, отчего все лицо приобретало выражение презрения к объективу фотоаппарата и всем, кто за ним находился.

За те годы, что прошли с момента съемки гражданин Леонов сильно изменился. Но тяжелый подбородок остался, как осталось и скрытое в уголках губ презрение. Полагаю, оно осталось и после удара несколькими тоннами движущегося металла.

– И что скажете, Константин Сергеевич? – Оказывается, голос Панченко мог быть и вкрадчивым. – Узнаете?

Я вернул ему фотографию, прокашлялся и отчетливо проговорил все, что мог ему сообщить, не вызывая при этом дополнительных подозрений. Я сказал:

– То, что этого человека зовут Павел Александрович Леонов, я впервые услышал от вас. Он называл себя просто Паша. Мы познакомились прошлым вечером… Или даже ночью. Вместе выпили. Потом я пошел к себе домой, он – к себе. По крайней мере, мне он сказал, что пойдет домой. Я действительно не помню, что давал ему свои визитки. Это была наша первая и единственная встреча. Точное время нашей встречи и всего последующего также сказать не могу. Помню, что была ночь. Автобусы уже не ходили. Или еще не ходили.

– Это все очень хорошо, – пробормотал Панченко, лихорадочно записывая какие-то слова на листе бумаги. – Это просто чудесно… Вы пошли домой пешком, да?

– Да. Я не пользуюсь своей машиной уже с неделю.

– Потому что сильно пьете, да? Боитесь разбиться на обратном пути из бара? Или из ресторана? Где, кстати, вы выпивали вместе с Леоновым?

Я прикрыл глаза, изображая мучительный процесс напряжения памяти.

– Нет, не помню.

– Константин, вы же вроде как частный детектив, да? – В его устах «вроде» прозвучало издевкой, но мне было не до обид. – Если вы вдруг всучили ему свои визитки… Может, вы предлагали ему свои услуги? Может, он просил вас о помощи в каком-то деле? Может быть, ему угрожали?

Я снова закатил глаза, обхватил голову руками и даже отчаянно замычал.

Негромко, но с чувством. Потом разочарованно покачал головой.

– Вот убейте, не припомню, что он там говорил…

– Если бы здесь был Серега, он бы вам ответил: «Обязательно убьем, если не вспомните», – улыбнулся Панченко. – Ага, а вот, кстати, и он…

Хмурый Серега с шумом ворвался в квартиру.

– Темно уже, а я фонарик забыл дома, – пожаловался он. – Спичками светил, да только ни черта не разглядеть. Надо забирать эту тачку на тщательный осмотр.

– Хорошая идея, – одобрил Панченко. – Но это в следующий раз. – Он закрыл папку. – Время позднее, меня жена заждалась, у младшего сына уроки проверить надо…

– Он не раскололся? – метнул на меня стремительный взгляд Серега.

– Пока держится, – усмехнулся Панченко, поднимаясь с дивана. – Да ты не кати бочки на Константина Сергеевича. У него тоже есть заслуги перед правоохранительными органами.

– Ну-ну, – недоверчиво пробормотал Серега. Моя персона явно не внушала ему доверия.

– У меня даже есть знакомые в Управлении, – не слишком уверенно похвастался я. Вроде того как остановленный гаишником водитель начинает придумывать себе родственников, работающих в госавтоинспекции.

– В вытрезвителе, что ли? – сострил белобрысый и сам же рассмеялся.

– Не в вытрезвителе, дурак, а в отделе кадров, – тихо сказал я, когда дверь за гостями закрылась. – И мне сообщили по секрету, что с завтрашнего дня всех белобрысых идиотов будут увольнять. Ты под номером один в этом списке, Серега.

Впрочем, я забыл про белобрысого уже через минуту. Меня занимало другое. Я встал под душ и стал медленно закручивать кран с горячей водой, пока не перекрыл ее совсем. После этого я выдержал секунд двадцать и с диким воплем выпрыгнул на кафель.

Затем последовали две чашки крепкого кофе. И тогда я попытался вспомнить все – от начала и до конца.

5

Черта с два. Последовательной цепочки слов и событий у меня не получилось. Так, отдельные эпизоды. Начало и конец каждого тонули в густом тумане. Все равно, что смотришь фильм не целиком, а десять минут из начала, десять минут из середины и десять минут финала. А потом твоей фантазии предоставляется широкий простор для придумывания связей между увиденными кусками. Моя фантазия куда-то отлучилась по делам, и между воскрешенными в памяти эпизодами оставались большие вопросительные знаки. И я ничего не мог с этим поделать.

Все начиналось с фразы:

– Чего уставился, рожа?

Вопрос адресовался мне – Под рожей, как нетрудно догадаться, также подразумевался я. Но в тот момент мне непросто было до такого додуматься. Я сидел за столиком в дальнем углу бара и чувствовал легкое покачивание, словно на прогулочном теплоходе. Топливом для этого теплохода послужили двести граммов водки (охлажденная «кристалловская») и несколько стаканов розового грузинского вина. Не так уж много. Но мне хватило. Я чуть навалился грудью на стол, глупо улыбался и смотрел прямо перед собой. Потому что сил повернуть шею в сторону не было. Да и смысла в поворотах не было. Я все равно не соображал, что именно вижу перед собой. Это и сыграло со мной шутку. Для кого-то смешную, для меня – нет.

В баре (я и вправду не помнил его названия, а также обстоятельств, которые занесли меня именно в это заведение) было людно, и я еще удивлялся, почему за мой столик никто не подсаживается.

Теперь-то мне понятно, что мало кто захочет иметь соседом пьяного типа со странной улыбкой во всю рожу, который к тому же раскачивается из стороны в сторону. Того гляди впечатается мордой в стол. Я бы с таким рядом не сел.

А уж после того, как меня спросили: «Чего уставился, рожа?», народ стал потихоньку линять из-за соседних со мной столиков. Чуть погодя я понял, почему.

Я понял это, когда сфокусировал свой утомленный взгляд на человеке, задавшем мне этот не слишком вежливый вопрос.

О, эта была та еще глыба. Это был тот еще матерый человечище. Он сидел, но был примерно одной высоты с людьми, которые стояли за его спиной у стойки бара. Его кулаки показались мне в тот момент идеально квадратными. А пальцы, толщиной в хорошую сардельку, из тех, что подают в столовой мэрии, а не в школьной столовой, пальцы были украшены массивными перстнями. Как бы пьян я ни был, но и то моментально догадался, что перстни имеют не только художественную ценность, но и вполне практическую. От них остаются следы на лице. Или на других частях тела, куда приложится кулак этого человека.

Так вот, этот тип положил локти на стол, подпер свою тяжелую голову могучими кулаками и спросил меня:

– Чего уставился, рожа?

Этот голос легко перекрыл грохот музыки из динамиков и чмокающие поцелуи влюбленной парочки за соседним столиком. Посетители бара испуганно завертели головами, пытаясь определить, кого из них назвали «рожей».

А я все еще витал в облаках – Поэтому специально для меня вопрос повторился. Может быть, даже не один раз. Полагаю, с каждым повтором ярость этого типа возрастала. Он не привык, чтобы его игнорировали.

В какой-то момент я встрепенулся. Протер глаза. И наконец услышал вопрос – «Кто куда уставился?» – не понял я. А потом постарался осмыслить то, что было у меня перед глазами. То, во что уперся мой взгляд (совершенно бессознательно) несколько минут назад.

На черном фоне была нарисована птица. Сначала я подумал, что у меня двоится в глазах. У птицы было две головы. Я несколько раз пересчитал – неизменно получалось две. Крыльев было тоже два. И ноги – две. "Э, нет, – сказал я сам себе. – Таких птиц не бывает. Мутант какой-то.

А если это нарисованы две птицы, то крыльев должно быть четыре – Вот художники от слова ху…"

Минутку. Я чуть пошире раскрыл глаза и увидел всю картину целиком.

Черный фон, на котором неизвестный художник изобразил странную птицу, оказался тканью майки, обтягивающей могучую грудь… Да, того самого амбала.

А чуть пониже птички виднелись буквы: Р. О. С…

Все, догадался. Я поднял глаза чуть повыше – на птичку. Потом еще выше.

И увидел бешеные глаза хозяина черной майки.

– Может, ты глухой?! – проорал он, не вставая из-за столика. Чтобы до смерти напугать кого-то, ему не нужно было даже вставать. Он прекрасно делал это из положения «сидя».

Так, оказывается, разговаривают со мной. Я воспитанный человек. У меня незаконченное высшее образование. Я должен поддержать беседу. Иначе меня убьют.

– Не глухой, – сообщаю я. Из-за соседнего со мной столика поднимается влюбленная парочка и спешно пересаживается в другой конец зала. До них отчетливо доносится запах керосина, которым пахнет мое дело.

– Сейчас будешь! – рявкает амбал. – Сейчас будешь и глухим, и слепым…

И лысым!

Черт, он задел за больное. Мне с некоторых пор кажется, что у меня редеют волосы. А лысым я быть не хочу.

– Ты чего на меня зенки вылупил, козел? – не успокаивается амбал. – Я тебе что, картина Репина «Приплыли»?! Я что, Выставка достижений народного хозяйства?!

– Н-нет, – отвечаю я не совсем уверенно. Орать, как амбал, я не могу, и, вероятно, мой собеседник не слышит, что я ему отвечаю. Он распаляется еще больше. Мне уже не так хорошо и безмятежно, как пять минут назад. Вдруг захотелось уйти домой, запереться на все замки, лечь на диван и накрыться одеялом с головой. Но до дома далеко.

– Гоша, что за шум? – слышу я. К амбалу со спины подходят двое. Один – мужчина в темно-зеленом пиджаке и белой водолазке. Он нормального роста, среднего телосложения и ужаса мне не внушает. Зато его спутница – высоченная жгучая брюнетка – накрашена так, что испугает даже сексуального маньяка, если встретится с ним в темном переулке. Она курит тонкую сигару, жеманно отставив мизинчик.

Парень в зеленом пиджаке склоняется к уху амбала и кричит:

– Гоша, я только на минуту отошел, а ты уже вопишь как раненый мамонт!

Какого хера?! Давай, пожалуйста, нормально отдыхать! Не бузи хотя бы в мой день рождения!

– А я что?! – разводит ручищами Гоша. – Это вон тот пидор, – палец-сарделька направляется в мою сторону. – Пялится на меня неизвестно зачем! Я что, должен терпеть?!

– Я не пидор! – обижаюсь я, но слишком тихо.

– Мне тут на ногу в сортире наступили, а ты говоришь терпи! – продолжает разоряться Гоша, и это похоже на сигнал воздушной тревоги. – Всякие пидоры пялятся – терпи! Ну есть же предел! – И тут он снова возмущенно разводит руками.

Слышен странный звук. Потом раздается спокойный, чуть хрипловатый голос:

– Насколько я понимаю, у тебя руки из задницы растут?

Гоша повторяет мою ошибку. Он не сразу понимает, что этот вопрос обращен к нему. Немолодой мужчина стоит в метре от Гошиного столика и держит в руках два полупустых бокала с пивом. Мужчина одет в светло-серое пальто, и на этом пальто видны мокрые пятна. Насколько я понимаю, совсем свежие.

– Ты же не дома у себя? – раздраженно вопрошает мужчина. – Ты же должен соображать, что можешь задеть других людей. И ты их задел.

– Кого еще я задел? – рявкает Гоша.

– Меня, идиот, – поясняет мужчина. Парень в зеленом плаще кладет руки Гоше на плечи, но уже поздно.

Гоша начинает подниматься из-за стола. На мужчину все уже смотрят как на смертника.

– Если хочешь извиниться, не обязательно вставать, – продолжает свой рискованный номер мужчина в пальто. – Я выслушаю и так.

Но Гоша поднимается явно не для извинений.

– Мужики, полегче, полегче! – орет из-за стойки бармен и быстро скрывается в служебном помещении. Жгучая брюнетка с большим интересом наблюдает за происходящим. Парень в зеленом пиджаке визгливо матерится. Все это кажется мне дико смешным.

Я не выдерживаю и начинаю тонко и противно ржать.

Гоша замирает на месте и поворачивает голову ко мне.

– Ты еще тут? – с тихой яростью произносит он.

– А куда я денусь? – сквозь смех бормочу я. – Я тащусь с тебя, Гоша…

Ты такой прикольный… Ты такой кретин…

– Это точно, – соглашается мужчина в пальто. Я чувствую симпатию к этому человеку.

Тем временем Гоша поворачивает голову обратно и оказывается лицом к лицу с облитым мужчиной. Гоша делает вдох и заносит кулак для удара. И тут же два полупустых пивных бокала врезаются ему в лоб.

Жгучая брюнетка роняет сигару и испускает восторженный вопль. Парень в зеленом пиджаке отталкивает ее в сторону и бросается на помощь Гоше. Я вскакиваю, издаю воинственный клич и срываюсь с места в надежде помочь облитому мужчине оборониться от амбала и его заленопиджачного друга. Я делаю всего лишь один широкий шаг, ударяюсь коленом об стул, внезапно теряю равновесие и падаю, падаю, падаю…

А потом так же внезапно поднимаюсь – не по своей воле. Меня поднимают руки парня в зеленом пиджаке. Он тяжело дышит, грязно ругается и брызжет слюной мне в лицо. Нос у него уже разбит. И когда это он успел? Впрочем, краем глаза я замечаю, что в драку вовлечено уже человек пять или шесть.

Жизнь кипит. Подробнее осмотреться мне не дают – кулак зеленопиджачного парня врезается мне в скулу.

Черная спираль закручивается перед моими глазами. Я складываюсь как детская книжка-раскладушка и оказываюсь лицом на полу. Последнее, что я вижу – это начищенный до блеска ботинок, летящий прямо на меня.

Я вяло думаю о том, что неплохо было бы схватить обладателя ботинка зубами за щиколотку. И хорошенько потрясти. Но это лишь мечты…

Наступает полное затмение. Абсолютный провал. И это конец первого эпизода. Редкие хлопки из зрительного зала – и неопределенный по продолжительности технический перерыв.

6

Второй эпизод начинается с ощущения, что меня возят лицом по битому стеклу. Холодно и больно. Я открываю глаза и отшатываюсь, глотая широко раскрытым ртом холодный воздух.

– Спокойно, спокойно, парень, – слышу я чей-то голос. – Все в порядке…

– Да? – недоверчиво спрашиваю я. – Вот уж никогда бы не подумал…

Несколько раз смыкаю и размыкаю веки, чтобы наконец прийти в себя и разобраться, где я и с кем. И в каком я состоянии. Потому что имеется серьезное подозрение, что мне хорошенько набили морду.

Мужчина в светло-сером пальто еще раз проводит по моим щекам мокрым носовым платком, вытирая кровь.

– Вот так, – с чувством удовлетворения своей работой произносит он. – Гораздо лучше, чем было.

У меня такой уверенности нет. Меня чуть подташнивает и шатает из стороны в сторону. Хочу ощупать свое лицо, но руки висят по бокам как вареные макароны и даже не думают шевелиться.

– Ты как, в норме?, – интересуется мужчина. – Если в норме, то давай-ка сваливать отсюда…

– Отсюда? – Я непонимающе таращусь на своего нового знакомого. – Откуда?

– Я еле вытащил тебя из этого гадючника, – пояснил мужчина. – Через служебный ход. Но нам лучше и отсюда рвать когти. Вот-вот менты приедут. О!

– Он со значением выставил вверх указательный палец, целя им "прямо в звездное ночное небо. – Слышишь? Едут, родные. Рванули, парень! – Он схватил меня под руку и потащил за собой. Я не сопротивлялся, поскольку понимал, что мужчина ориентируется в ситуации гораздо лучше меня.

Мы бежали по каким-то темным закоулкам, а ночной воздух разрезала, как нож масло, приближающаяся милицейская сирена.

Минут через десять мужчина остановился, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Я прислонился к стене какого-то дома. Мне было плохо.

– Фух! – Мой спутник с трудом восстанавливал дыхание. – Отвык, блин, от пробежек! Старость не радость…

Ну да ладно, – он презрительно усмехнулся. – Мы-то слиняли, а те козлы все еще по инерции месят друг друга.

– Козлы? – переспросил я.

– Они самые. Ну, понятное дело, кроме того придурка, что мне пальто облил. Он в мероприятии не участвует. Я ему вроде бы руку сломал, – и мужчина снова презрительно скривил губы.

– Это тому амбалу в черной майке? – удивился я, припомнив габариты Гоши и сравнив их с габаритами моего собеседника. – Вы ему руку сломали? – Мне казалось, что сделать это можно только подкравшись к Гоше сзади с ломом в руках.

– Ну да, – кивнул мужчина. – Сам не ожидал. Тоже ведь давно не практиковался., а как до мордобоя дошло, так все вспомнилось… А вот дыхалка уже не та, – пожаловался он. – Старость не радость, – снова повторил он.

– Вы же не старый, – пробормотал я. Было самое подходящее время для комплиментов. Мужчина хмыкнул:

– Чего же ты меня на «вы» называешь, если я не старик?

– А как?

– Паша меня зовут, – сообщил мужчина и протянул руку. Я, пожал его широкую ладонь и назвался.

– Ты тоже молодцом. Костя, – одобрительно сказал Паша. – Хорошо вмазал тому козлу в зеленом пиджаке. Главное, вовремя.

– Я врезал? – Этот факт моей биографии почему-то совершенно вылетел у меня из памяти. – А разве не он мне? – Я с трудом донес руку до лица и застонал от боли. – Ну точно, он мне…

– Сначала он тебе, – пояснил Паша. – Потом ты ему… Всякое было. Но мы победили, Костик! А это главное. Плевать, что у тебя рожа разбита, а мне заехали по яйцам – Все равно мы были сильнее.

– Это хорошо, если мы победили, – согласился я. – Хотя лицо у меня болит так, словно победили совсем не мы.

– А кто же? – удивился Паша. – Конечно, мы. Мы – победители. А что делают победители после того, как одержат победу?

Я задумался, словно мне предстояло отвечать суровому экзаменатору, перед которым мне хотелось блеснуть знаниями.

– Делят трофеи? – предположил я, вспомнив исторический роман из жизни викингов. – Да?

– Хорошо бы, – вздохнул Паша. – Только напряженка с трофеями. Я ничего не успел позаимствовать. А возможность была! Бармен слинял, вокруг полный бардак – бери что хочешь и уходи! Как-то я не просек такой аспект… Короче, накрылись наши с тобой трофеи! Делить мы их не будем, Костик. Мы займемся другим, не менее приятным делом! – пообещал Паша.