Текст книги "Вендетта по-русски"

В конце концов мы оказались в небольшом подвальчике, где по стенам висели многочисленные фотопортреты Аллы Пугачевой на разных стадиях ее карьеры, в разных нарядах и париках, с разными мужьями и в разных эмоциональных состояниях, от меланхолии до истерики.

– Что-нибудь согревающее? – осведомился я у Юры.

– Кофе, – скромно пожелал он. Я пожал плечами и себе тоже взял кофе. Мы были единственными посетителями, и специально для нас бармен включил стереосистему. «Старинные часы» грянули из динамиков в тот самый миг, когда я подносил чашку к губам. Чуть не пролил кофе себе на брюки.

Юра на музыку не обратил никакого внимания. Он торопливо набивал желудок и, вопреки нашей договоренности, стал говорить, еще не доев свой кусок пиццы.

– Я про эту карточку в милиции не говорил, потому что видел, как они торопились закрыть дело. Им не нужны такие детали…

– А это случайно не ты сам ту дырочку проколол? – невинно осведомился я. Юра едва не поперхнулся.

– По глазам вижу – не ты, – торопливо сказал я. – Ладно. Будем соображать. Я дал твоему отцу не то пятнадцать, не то шестнадцать визитных карточек. Отец положил их в карман и пошел домой. Как утверждает капитан Панченко, не доходя двухсот метров до дома, твой отец был сбит неизвестной машиной. А теперь ты говоришь, что одна визитка находилась в квартире отца, прикрепленная кнопкой к стене. Нестыковка. Кто-то из вас двоих не прав. Или ты, или Панченко.

– Ясное дело, что Панченко! – воскликнул Юра.

– Другого ответа я не ждал. А теперь докажи.

– Доказываю, – Юра сыто рыгнул и отодвинул тарелку. – Отец имел привычку записывать все телефонные номера карандашом прямо на обоях, на стене рядом с аппаратом. Туда же он кнопками прикалывал визитные карточки и номера телефонов, записанные на отдельных бумажках. У него там получился такой столбик – на полметра. И самой последней в этом столбике была ваша визитка, Константин Сергеевич.

– А милиция навещала квартиру твоего отца?

– Да. Было такое мероприятие.

– И они эту визитку не заметили?

– Так они ведь ничего такого не искали. Они зашли, в две минуты осмотрели квартиру и ушли. Их больше всего обрадовало, что на кухне стояли одиннадцать пустых бутылок из-под водки. Это они зафиксировали. Я же говорю: им было нужно удобное объяснение. Пьянство.

– Извини, но твой отец действительно выпивал. Мягко говоря, – напомнил я и, прежде чем Юра успел что-то возразить, вернул разговор к визитным карточкам. – Так что же у нас выходит теперь, с этой дырявой визиткой?

– А выходит вот что, – Юра был рад изложить свои предположения. – Отца сбили не по дороге домой. Его сбили, когда он уже побывал дома после всех ваших приключений и шел куда-то… Но не домой.

– То есть, – продолжил я… – Он пришел домой, прицепил на стену мою визитку, почистил зубы и снова куда-то потащился? В пять утра?

– В пять утра, – кивнул Юра. Я посмотрел на его тяжелый подбородок и невольно вспомнил Леонова-старшего, с его презрительно опущенными уголками рта… Куда, интересно знать, черти понесли этого человека в пять утра, после основательного мордобоя в баре и не менее основательной попойки?!

– Минутку, – сказал я. – А что, собственно, доказывает эта твоя карточка с дыркой? Пусть Панченко ошибается и твоего отца сбили, когда он шел из дома, а не домой. Ну и что? Где тут убийство?

– Это только начало, – Юра сжал пальцы в кулаки и придвинулся ко мне ближе. Он излучал необоримую страсть, страсть к разоблачениям, страсть к выяснению скрываемых истин, страсть к темным загадкам. Хороший мальчик. Его единственный недостаток заключался в том, что Юра Леонов не знал: в этом мире выяснение скрытых истин и разгадывание темных загадок стоит слишком дорого.

Я старый, измученный жаждой лентяй был в курсе действующих расценок. И я постарался просветить юношу. Пока у нас было время.

– Юра, – вздохнул я, насадив на зубчик пластмассовой вилки черную оливку. – А зачем тебе вообще это нужно? Сам понимаешь, отца ты не воскресишь…

– Да-да, – подхватил Юра. – Жизнь продолжается… Вы мне уже это говорили.

– Ну так что? Разве я не прав?

– Немного правы, немного нет. Вы правы, что отца уже не воскресишь. Он уже прожил свою жизнь. А я свою – еще нет. И мне придется говорить еще лет сорок-пятьдесят, когда меня будут спрашивать о моем отце: «Он умер. По пьяному делу попал под машину. Такое вот несчастье». Я не хочу так говорить!

И я не верю, что отец был настолько пьян и не смог увернуться от машины – в пять утра, когда дороги практически пусты, когда звук работающего мотора слышен издалека…

– Веришь ты или не веришь, но фактов, говорящих об убийстве, нет, – перебил я. – Карточка ничего нам не дает. Панченко схалтурил при расследовании, но это ничего не меняет! Был наезд.

– Было убийство, – упрямо повторил Юра.

– Факты?

– Как вы думаете, – впиваясь в меня глазами и словно гипнотизируя, прошептал Юра. – Как вы думаете, Константин Сергеевич, какого хрена мой отец попросил у вас полтора десятка визитных карточек? Не одну, не две, а полтора десятка! Даже семнадцать, если быть точным!

– Я не очень хорошо помню. – Юра продолжал меня гипнотизировать, и я предпочел смотреть на Пугачеву в розовом балахоне. – Я тоже был слегка под мухой… Не помню, зачем я дал твоему отцу столько карточек. Скорее всего я просто выгреб из карманов все, что у меня было…

– Он должен был как-то вам объяснить, – настойчиво повторял Юра. – Что он вам говорил при этом? Вы сказали: «На, возьми на память мою визитку». А он? Он попросил: «Дай-ка мне с десяток…»?

– Может, и так, – неуверенно проговорил я. – Что-то он говорил…

Я закрыл глаза, стараясь представить картину: холодная ночь, я поднимаю воротник плаща, мы с Павлом пожимаем друг другу руки, долго трясем… Мы собираемся разойтись по домам. Но что-то должно еще произойти. Мы не можем после всего, что случилось, просто повернуться спиной друг к другу и разойтись быстрым шагом. Настоящие мужчины так не делают. А что они делают?

– Запиши мой адрес, – сказал тогда Павел. Нет, немного по-другому.

Более доверительно, совсем по-дружески.

– Запиши мой адрес, Костик, – сказал Павел Леонов за час до своей гибели. А я? Что я ответил? «Записываю»? Нет, не так. «Записываю, Паша!»

Нет, не так. Что-то другое. И вообще, если я записывал его адрес или телефон, то где я это все записал? На чем? Стоп…

– Запиши мой адрес, Костик, – сказал Паша Леонов, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

– Разве что пальцем, – радостно отвечаю я, выставляю указательный палец и глупо хохочу. Это тем более глупо, если учесть, что через короткий промежуток времени один из нас будет мертв. И это буду не я, я останусь жив, и самым надежным доказательством тому станет моя головная боль, пронизывающая череп от виска до виска.

Если болит, это значит, что ты еще жив.

20

Мы стояли у перекрестка и трясли сцепленными в рукопожатии ладонями.

Долгое и пьяное прощание. Машин не было, светофоры мигали разноцветными огоньками совершенно напрасно. Город еще не проснулся. Мне всегда нравилось это время суток, я ощущал собственное превосходство над десятками тысяч людей, которые в этот миг лежат под одеялами, отключившись от внешнего мира.

А я – нет. Я начеку. Я бодрствую. И еще – особый, бодрящий холодок предрассветных часов, даже если перед этим ты не спал около суток.

В тот раз удовольствие было подпорчено тем, что выпил я слишком много.

Может, потому так долго и не решался выпустить ладонь Павла – чтобы не свалиться. Да еще лицо – после драки я чувствовал на себе словно гипсовую маску, обхватившую лоб, скулы и челюсти. То еще ощущение.

– Запиши мой адрес, Костик, – сказал Павел Леонов, покачиваясь из стороны в сторону. Он походил на опытного боцмана, что уверенно стоит на палубе судна, попавшего в шторм. Корабль качает, но как бы ни ходила ходуном палуба – Паша стоит. Надо просто пошире расставить ноги и презрительно скривить губы, чтобы стихия осознала свое бессилие.

– Адрес? – пробормотал я чуть растерянно. – А чем? – Свободной рукой я неуклюже похлопал себя по карманам, скорее для проформы, чем в действительных поисках чего-то пишущего. – Нету… Разве что пальцем, – ответил я весело, показал Паше указательный палец и глупо засмеялся.

– Тогда я твой запишу, – сделал контрпредложение Павел. – Хотя… – Он наморщил лоб, то ли вспоминая что-то, то ли обдумывая. – У меня-то тоже нечем записать! – И он захохотал. – Вот, блин, приплыли! Два деятеля! Как алкаши прямо! Даже ручки в кармане нет!

– Стоп, – Осенившая меня мысль сверкнула в мозгу словно вспышка молнии.

– Не надо никаких ручек. У меня есть кое-что получше…

– Фломастер? – спросил Павел, и в этот момент я

понял, что он пьян немного сильнее, нежели я про него думал. Мой алкогольный пик пришелся где-то на час ночи, а Паша усердствовал с двух до половины четвертого. Или даже до четырех.

Так что мне полагалось быть более трезвым и соображать быстрее и четче.

Что я и попытался сделать.

– У меня же… – Я попытался достать визитные карточки одной рукой, но запутался в недрах кармана. – У меня же есть эти штуки… – Я осторожно разжал пальцы правой руки и отпустил руку Павла. – Визитные карточки у меня есть, – вспомнил я заветное слово.

– Да ну? – удивился Леонов. – Ни хрена себе! А у меня вот таких штук нету…

– Я тебе свои подарю, – пообещал я. Пустив в ход обе руки, я все-таки вытащил наружу перехваченную резинкой тонкую стопку визитных карточек. Затем последовали долгие попытки вытолкнуть пальцем одну карточку, но ни к чему путному это не привело.

Раздосадованный, я в конце концов стянул резинку, ухватил пальцем несколько карточек – то ли две, то ли три – и протянул их Павлу. Руки у меня чуть дрожали, и задача отделения одной карточки от остальных была столь же невыполнимой, как если бы меня в трезвом состоянии попросили разделить человеческий волос на сорок равных частей.

– Ну-ка, – Павел заинтересовался карточкой и поднес ее почти к самым глазам. – Почитаем, что написано…

Шумов Константин Сергеевич… Частный… Предприниматель, что ли?

– Как бы не так, – обиженно сказал я.

– А, частный де-тек-тив, – по складам произнес Леонов, осознал прочитанное и изумленно уставился на меня. – Правда, что ли? Черт!

– Правда, – гордо заявил я, продолжая ощущать легкую качку, словно во время несильного землетрясения. Три балла по шкале Рихтера.

– Черт! – прочувствованно сказал Леонов – Надо же!

– Всегда к вашим услугам, – произнес я и хотел было поклониться, но потом решил, что это слишком рискованно: можно потерять равновесие. – Там есть телефоны, домашний и рабочий. Так что звони…

– Само собой, – отозвался Леонов. – А знаешь, ты чертовски вовремя мне попался.

– Да ну?

– Честное слово. Мне как раз было нужно… – Леонов вдруг оборвал фразу. Некоторое время я вежливо молчал, ожидая, когда мой новый знакомый соберется с мыслями, однако, судя по выражению лица, Леонов унесся в такие заоблачные высоты или, напротив, такие запредельные глубины, что вытащить его обратно можно было лишь каким-нибудь радикальным методом, типа удара в челюсть с размаху.

Я посмотрел на леоновскую челюсть, и мне стало жалко свой кулак.

Я уже намеревался потихоньку отойти с перекрестка, оставив Леонова в компании мигающих светофоров, но тут Павел вздрогнул, икнул и посмотрел на меня более-менее осмысленным взглядом.

– Ты вправду частный детектив? – спросил он с неожиданной подозрительностью. – Ты не мент?

– Паша, – страдальческим голосом произнес я. – За что ты меня так обижаешь? Разве ты видел когда-нибудь, чтобы мент так пил, как я сегодня с тобой?

– Нашел аргумент, – фыркнул Леонов. – Они еще и похлеще закладывают.

Вот тут на днях… А, ладно. Не будем о прошлом. Короче, – хмуро посмотрел он в мою сторону. – Это хорошо, что ты не мент. Хотя кто-то мне говорил, что все эти частные сыскари – из бывших ментов. А ты нет? Ну, нет так нет…

Извини, Костя, – он хлопнул мне по плечу, и я едва не сел на асфальт. – Не хотел тебя обижать, но и разочаровываться в тебе не хочу.

Н-да… – Он вдруг засучил рукав пальто, отыскивая на запястье часы. – Времени многовато уже… – Потом его мутный взгляд перешел на визитную карточку, сжатую в его же руке. – Ага… Слушай, а у тебя только одна такая?

– Нет, – гордо сказал я. – У меня их до фига. Всегда с собой таскаю.

Раздаю разным людям. Это же моя реклама, мать ее…

– Вот и раздай мне, – предложил Леонов. – Штук десять дай. Я себе возьму, знакомым раздам… Вот и реклама тебе будет.

– Запросто, – согласился я и протянул оставшиеся визитки. Леонов попытался схватить их, но промахнулся.

Тогда я шагнул поближе и лично вложил свои визитные карточки в карман его светло-серого пальто. И еще хлопнул по карману, чтобы карточки провалились поглубже. – Готово, – отрапортовал я Леонову.

– Спасибо, Костик! – горячо проговорил Леонов. – Вот так настоящие друзья – ничего не жалко!

– Ничего, – кивнул я. – Будут проблемы – звони!

– У меня проблем этих – по горло, – вздохнул Леонов. – Я потому у тебя карточки и беру. Потом тебе позвоню, Костик. А может, кто из моих знакомых тоже позвонит. Я с ними поговорю…

– Только не все сразу! – предупредил я. – У меня же не шесть рук. Я десять дел сразу вести не могу!

– Да там одно дело, – постарался успокоить меня Леонов. – Если я уговорю… А она, может, и не согласится…

Но надо уговорить. – В этот момент он перешел на едва различимый шепот, и до моих ушей доносилось бормотание типа: "Договориться бы надо, чтоб всем… Частный детектив – это не хрен собачий… Ментам веры нету…

Сегодня поговорю, а потом… Не хрен собачий… Только чтобы все сразу, а не я…"

У меня вновь возникло сильное желание оставить Павла наедине со своими путаными мыслями, а самому направиться домой. И вновь Леонов пришел в себя за пару секунд перед тем, как я готов был повернуться к нему спиной.

– Горе тут у меня, Костик, было, – неожиданно признался Леонов. – Может, поможешь разобраться с горем?

– Запросто, – сказал я. – У меня работа такая.

– А у меня нет работы, – с еще более неожиданной грустью заявил Леонов.

– Меня выгнали с работы. Пинком под зад. Сволочи.

– Понимаю, – кивнул я. – Сокращение производства… Заводы стоят, кони дохнут. Экономический кризис и как с ним жить.

– Ты что за чушь несешь? – строго спросил Леонов. – Какое производство?

Какие заводы?! Меня же не с завода выгнали… У меня такая работа была… – Его лицо стало спокойным и безмятежным, словно Господь Бог только что выполнил все его заветные желания. – Какая была работа, какая была жизнь! И вот куда все прикатилось! Тьфу! – Безмятежность исчезла с его лица, и секунду спустя я уже не мог поверить, что видел что-то еще, кроме той презрительна гримасы, что вновь оккупировала лицо Павла Леонова.

Внезапно он повернулся ко мне спиной и быстро зашагал прочь. Я смотрел на удаляющееся светло-серое пальто и думал о том, что каждый человек – это загадка, разгадать которую не по силам никому, и в первую очередь это не под силу пьяному частному детективу, которого мучает боль в разбитом лице, сухость во рту и странный зуд внутри головы. Хотелось отвинтить крышку черепа и хорошенько почесать.

Метров через пятнадцать Леонов обернулся и крикнул:

– Я тебе позвоню. Костя! Скоро позвоню!

Я молча помахал рукой в ответ, наблюдая, как Леонов, решительно засунув кулаки в карманы пальто, идет по тротуару. Двигаться по прямой Павел после выпитого не мог и потому выписывал замысловатые зигзаги, то приближаясь к проезжей части, то, напротив, топча ботинками прямоугольные площадки мертвенно-серого цвета, бывшие еще полтора месяца назад зелеными газонами.

Он уходил, уходил… Пока не ушел совсем, оставив после себя множество вопросов и ни одного ответа.

21

– Примерно так это и было, – сказал я Юре и откинулся на спинку кресла.

Переживать заново весьма насыщенный событиями кусок своей жизни – это вам не шутка. Я чувствовал себя выжатым как лимон.

При всем том я вовсе не был уверен в точном соответствии моего рассказа действительным событиям. Туману в моей голове поубавилось, связь между различными эпизодами стала более очевидной. Однако вряд ли я сумел вспомнить все, сказанное Леоновым-старшим в ту ночь. Тем более что говорил он не слишком понятно, рассуждал вслух о каких-то вещах, очевидных ему, но абсолютно не ясных мне. Я вспомнил его слова: «Частный детектив это не хрен собачий». Но вот зачем ему понадобился частный детектив? Темный лес.

Впрочем, Юру мой рассказ воодушевил. Каждый сомнительный момент в моем повествовании он трактовал в пользу своей версии о преднамеренном убийстве отца.

– Вот! – едва не завопил он – Вот видите!

– Ничего не вижу, ничего не слышу, – отозвался я, скептически наблюдая за очередным приступом юношеского энтузиазма.

– Он вам сказал: «Помоги мне разобраться с горем», пояснил Юра.

– Вот если бы «Горе» было кличкой, тогда бы я поверил, что речь может идти об угрозах твоему отцу… Я, конечно, был нетрезв, но у меня сложилось впечатление, что горе – это именно горе, а никакой не головорез. А уж что именно за горе… – я развел руками. – Он еще что-то говорил о своих знакомых, которым собирался раздать мои визитки. Может быть, это у них были проблемы? В любом случае, мы уже не узнаем, кого и что твой отец имел в виду…

– Я узнаю, – решительно произнес Юра, морща лоб, – обязательно узнаю.

Это же моего отца убили. Не вашего.

– Юра, за что твоего отца уволили из ФСБ? – попытался я сменить тему разговора. К тому же мне и самому было интересно.

– Какая разница? – Юноша мгновенно переменился в лице, сосредоточился, нахмурился, замолчал.

– Ты не знаешь? – забросил я удочку. – Отец, наверное, не говорил тебе…

– Он говорил, – тут же отозвался Юра. – Он мне говорил. И не за пьянство, как думают те кретины из милиции. И как думаете вы. У него просто вышли разногласия… – на пару секунд Юра замялся, но потом снова вспомнил заученную конструкцию и выдал ее мне. – Из-за разногласий с руководством по вопросам организации оперативной работы.

– Это отец тебе такое сказал? – уточнил я.

– Да, он мне сказал! – Юра по моему примеру уставился на фотопортрет Пугачевой в розовом балахоне.

Я подумал, что если бы я занимался расследованием смерти Павла Леонова, то в первую очередь запросил бы ФСБ о службе Леонова-старшего в этой славной организации.

К счастью, я не занимаюсь таким расследованием.

– Все теперь думают про отца, что он был обычным алкашом, – тихо проговорил Юра некоторое время спустя. – Но это не так! Он начал пить уже после увольнения, когда ушел со службы и не мог найти новую работу. Он переживал!

– Послушай, если ты хочешь убедить всех, что твой отец был хорошим человеком, – то для этого не обязательно доказывать, что он был убит. И хорошие люди попадают под машину. И хорошие люди бывают слегка «под мухой».

И главное – если ты любил своего отца и уважал, его, то продолжай это делать и после его смерти. Безо всякой сыщицкой самодеятельности. И перестань постоянно морщить лоб, иначе к двадцати годам он у тебя весь будет в морщинах.

– Пусть будет, – ответил Юра. – Я слишком молодо выгляжу. Меня и так Василисой Прекрасной дразнят. Заколебали уже.

– Хочешь выглядеть взрослым? – усмехнулся я. – Могу сказать тебе по секрету – это не решает ни одной проблемы. Важно не только выглядеть взрослым, но и поступать соответственно. Взрослый мужчина в твоей ситуации отправился бы к матери и постарался ее утешить.

– Утешить? – с сомнением хмыкнул Юра. – Да она… – Она наверняка умеет притворяться, как любая бизнесвумен. Но ты должен помнить, что погиб не просто твой отец. Это был и ее муж. Что бы она ни говорила…

– Я собирался поехать к матери, – неохотно признался Юра. – Только попозже. Или завтра утром. А сегодня я еще пороюсь в бумагах отца, может, там найдутся какие-то намеки, какие-то записи…

– Не переусердствуй, – сказал я.

– Может, поедете со мной? – предложил Юра. – Вместе посмотрим?

Я отрицательно покачал головой. За разговором как-то позабылось, что я теперь остался без дома, что на меня объявлена охота и каждый миг может стать для меня последним. Какой-нибудь ветеран чеченской войны, не сумевший акклиматизироваться в мирной жизни, подойдет ко мне со спины и выстрелит в затылок.

От таких мыслей мне стало не по себе. Я оглянулся на дверь кафе, но не увидел там никого подозрительного.

– Видишь ли, – я перевел взгляд на Юру и увидел разочарование на его лице: парень явно рассчитывал на более активную помощь с моей стороны. Но с какой стати? Разве я давал повод для этого? Черта с два.

– Видишь ли, у меня сейчас хватает своих проблем, – проговорил я и понял, что это звучит как плохая отговорка. – Честное слово, – добавил я. – У самого такие проблемы возникли, что… Одним словом, сейчас мне не до того.

– Тогда я позвоню вам вечером домой и расскажу новости, если они будут, – предложил Юра.

– Меня не будет дома.

– Тогда я позвоню завтра утром вам на работу…

– Меня не будет на работе, я…

– Все понятно, – жестко сказал Юра и рывком поднялся из-за стола. – Вам наплевать на то, что случилось с моим отцом.

– Мне не наплевать! Но твой отец мертв, и ему уже ничем не помочь. А я еще жив и я хочу остаться в этом состоянии! И для этого мне нужно залечь на дно, а не гонять вместе с тобой по Городу, отыскивая мифические следы мифических убийц твоего отца! У меня настоящие проблемы, а не выдуманные! – Это было сказано чуть резче, чем следовало, однако мне к тому моменту порядком надоело выслушивать бесконечные рассуждения – «А может быть…», «А если…» и так далее. К тому моменту я очень хорошо понимал капитана Панченко. Впору было самому звонить в двенадцатое отделение милиции и просить избавить меня от общества назойливого курсанта.

О двенадцатом отделении вспомнил и Юра Леонов.

– Эх вы! – бросил он мне с презрением. – Я-то думал, что вы не такой, как они. Я-то думал, вы мне поможете!

– Я тебе уже помог. Я рассказал обо всем, что помню о той ночи.

Придумывать какие-то вещи сверх этого – уже не по моей части. Делать из мухи слона и превращать обычный наезд в мировой заговор – тоже не мой профиль.

Проведи остаток отпуска с матерью, навести свою девчонку и возвращайся в училище, – посоветовал я. – Занимайся своей жизнью. И не пытайся переписать жизнь своего отца. Она уже закончилась.

– У меня нет девчонки, – мрачно сообщил Юра, по прежнему стоя рядом со столом и барабаня пальцами по светло-коричневому пластику.

– Так заведи.

– Нет времени. Мне нужно просмотреть бумаги отца, – буркнул Юра.

Я тяжело вздохнул. Парень отреагировал неожиданно резко. – А вот не надо! Я все равно докопаюсь до правды! Я докажу, что это был не несчастный случай!

– Ради Бога. – Я пожал плечами и решил, что пора выбираться из этого злосчастного места, которое поначалу казалось мне весьма приятным. Вот уж действительно: не место портит человека, а человек место.

Я встал и застегнул плащ. Юра понял, что я собираюсь уходить, и вдруг стал говорить, быстро и даже иногда нечленораздельно, – стараясь зацепить меня хотя бы одним из сотни произнесенных слов, привлечь мое внимание хотя бы одной фразой.

– Вы сказали, что отец был в баре с двумя бокалами пива, не с водкой и не с коньяком – а кто же берет пиво, если хочет основательно напиться?

Значит, он не хотел напиваться, тем более что он все-таки не был алкоголиком. Он мог запить на два-три дня, но потом держался недели две как минимум. Я спрашивал у соседей – отец вышел из запоя за четыре дня до смерти, и вплоть до той ночи никто не видел его пьяным.

– Я видел, – устало произнес я и пошел от столика к выходу. За моей спиной Юра продолжал говорить, и это напоминало рев водопада. Слова произносились, падали в пустоту и исчезали.

– Он не пришел в тот бар, чтобы напиться, он стал пить уже после драки, то есть вынужденно… Как-то я приезжал к отцу на каникулы, летом, мой самолет прилетел в начале шестого утра, и отец приехал меня встречать.

Я удивился, что у него помятое лицо, и почувствовал запах алкоголя…

Но он не был сильно пьян. Отец сказал, что будильник у него дома не работает, он боялся проспать, поэтому с вечера пошел в пивной бар и просидел там до того времени, когда пора было ехать в аэропорт. Он пил тогда только пиво… И вы, Константин Сергеевич, видели его с пивом. Он пришел в бар провести время до утра, а потом направиться куда-то… И после того как он попрощался с вами, он вернулся домой, прицепил вашу визитку на стену, а затем пошел на ту самую встречу… И его сбили машиной, Я не знаю, с кем он должен был встретиться, я не знаю, из-за чего отец пошел на встречу… Но его там убили!

Я уже слишком устал. Я мало что понял из этого потока слов. Подумал только, что мальчик обладает хорошей фантазией. Бедняга.

Я пропустил его слова мимо ушей. Письма Артура, посредник Рома, предупреждения Гарика – все это было главным для меня в тот момент. Это заслоняло солнце, это заслоняло Ленку, и уж тем более это заслоняло Юру Леонова с его буйной фантазией. Надо было позаботиться о себе.

Поэтому я махнул Юре Леонову на прощание и стал подниматься по узкой лестнице к входной двери. Из динамиков в который раз уже доносился голос Аллы Пугачевой: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь…».

Сопровождаемый этими глубокими мыслями, я вышел наружу. В кафе было душно и утомительно, на улице холодно, слякотно и противно. Моя «Ока» осталась стоять рядом с домом, и поэтому мне предстояло путешествовать на общественном транспорте. Куда? Куда глаза глядят. Как говорил кто-то из классиков: «Главное прочь, а там все равно».

22

И это было хорошо – запереться на ключ В гостиничном номере, задернуть шторы, лечь на кровать и закрыть глаза. В этом был кайф.

Ради него я мог смириться с вытоптанной до белизны ковровой дорожкой в коридоре, с мерно капающей из крана водой в ванной комнате, с выцветшими обоями на стене и со специфическим запахом, говорившем о недавно проведенной здесь дезинфекции.

В конце, концов, гостиница именовалась не «Метрополь» и не «Хилтон», а «Колос», лет десять назад ее название звучало еще более прозаично – Дом колхозника.

К слову сказать, колхозниками здесь и не пахло. Пахло торговцами с Кавказа. Пахло несколькими московскими бизнесменами, приехавшими расширить свою фирму за счет глухой провинции. На каком-то этаже обреталась, по словам администратора гостиницы, женская сборная Саратова по плаванию, прибывшая в Город на соревнования.

Ближе к вечеру кавказские торговцы впадали в лирическое настроение и начинали искать саратовских пловчих с целью познакомиться. Московские бизнесмены никого не искали. Они выписывали из газет телефоны контор, предлагавших «досуг для состоятельных господ в любое время суток». В Городе заурядный московский коммерческий агент начинал чувствовать себя состоятельным господином. Поэтому диски старомодных телефонных аппаратов крутились, а в гостиничном магазине, что располагался в вестибюле, на «ура» расходились водка и презервативы.

А я лежал на кровати, не сняв ботинок. И мне было хорошо безо всякой водки, потому что никто не звонил мне по телефону и никто не стучал в мою дверь. Никто не знал, что я здесь. Даже Гарик. Даже Генрих. Это было так просто – получить ключ у администратора, подняться на пятый этаж, запереться в номере, лечь и закрыть глаза.

Я убежал от них от всех. Генрих, Гарик, милиция, Юра Леонов, Ленка…

Все они остались за пределами моего номера. Я получил тайм-аут. Как мне казалось, вполне заслуженный.

Хорошо было бы. просидеть в этом номере до тех пор, пока Гарик не вычислит киллера и не запрячет его в камеру. Пока Генрих не подыщет мне такую работу, чтобы не нужно было суетиться, а лишь успевать получать деньги от клиента.

Впрочем, в тридцать лет прекрасно понимаешь, что этакое бывает только в мечтах. Я смогу оплатить номер до конца октября, а потом придется отсюда свалить. Вряд ли к этому времени киллер попадется в руки к Гарику. А попадется один, наймут другого.

Нет, не получится у меня отсидеться. И никогда не получалось. Всегда приходится выходить на улицу и спрашивать у поджидающего тебя громилы с выбритым затылком:

«Какие проблемы?» Ну а далее – возможны варианты.

Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем.

Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен покоем. Иногда это так необходимо.

Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была «Санта-Барбара». До этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего «Самсунга», опечалившись очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять Сидорову претензии. Я понимал его чувства.

Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту вечную «Барбару». А еще говорят, что в стране нет стабильности.

Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь поесть.

И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает от нее мутить.

Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого я начал понемногу психовать.

Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни.

Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного аппарата. А затем набрал шесть цифр.

Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже незнакомый голос:

– Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной преступностью.

– Игоря, пожалуйста.

– Кто его спрашивает?

Я назвался.

– Минуточку, – сказали мне в трубке, – подождите.

Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше.

23

– Откуда ты звонишь? – быстро спросил Гарик. – Нет, не называй, – тут же спохватился он, и я знал почему: с некоторых пор все звонки в Управление записывались, И Гарик считал нелишним подстраховаться. – Это безопасное место?

– Относительно.

– Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой.

– Что-то случилось?

– Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось.

– Артур, письма… – перечислил я ключевые слова, – Это?

– Да-да, – торопливо подтвердил Гарик. – Я посадил тебе на квартиру своих ребят, они ждут визитеров…

– Больше никаких новостей?

– Как тебе сказать, – Гарик на несколько секунд замолчал. – Ну, есть кое-что. Кое-что хорошее для тебя.