Текст книги "Времена Амирана. Книга 2: Путь"

Всю жизнь он придерживался той простой истины, что если нельзя, но очень хочется, то – можно. И это правило не раз выручало его. И, конечно, должно было сработать и на сей раз.

– Если хорошо заплатите, то, конечно поведут. – Согласился Ашан. – Доведут до ближайшего ущелья, и там зарежут. А деньги заберут.

– Нас не зарежут. – Возразил Куртифляс. Оптимизм его был воистину неисчерпаем. Как и терпение.

– Почему не зарежут? Всех зарежут. И вас зарежут.

– Нас – нет!

– Почему – нет?!. Вы что?!.

– Ты видел возле ворот всадника?

– Ну, видел.

– Он не даст.

– Как это?..

– Вот так! Ладно, поверь на слово. Попробовать, конечно, могут, но не зарежут. И вот тогда тем, кто захочет нас зарезать, придется выбирать – или они нас проводят на ту сторону, или их съедят.

– Как съедят?! – Вскочил с места Ашан.

– В сыром виде. И без соли.

– Да нет туда дороги. – Пошел на второй круг Ашан.

– А я слышал, что есть. Верные люди говорили.

Куртифляс блефовал. Никто ему этого не говорил. Но попробовать-то стоило.

– Ну, я не знаю, – зачесал затылок Ашан, – может, это они про старую дорогу говорили?

– Старую, новую, мне без разницы, лишь бы вела куда надо. Значит, есть-таки?..

– Говорят, есть. Только ее никто не знает.

– А чего же говорят? Дыма-то без огня не бывает.

– Да эта дорога тыщу лет назад была. А сейчас ее нет. А если и есть, то про то одни йами знают.

– Какие еще… как ты сказал?

– Йами. Это народ такой. Они тут еще до нас, до людей, жили.

– А они, что?.. не люди?

– Не-е… йами не люди.

– Интересно… – протянул Куртифляс. – А ты их видел?

– Нет.

– А знаешь того, кто видел?

– Не-е… я таких не знаю. Я знаю одного, который говорит, что знает. Но у него дырявый язык. Врать любит, – пояснил Ашан.

Они замолчали. Куртифляс обхватил голову руками и задумался. Ашан тоже сидел молча, изредка причмокивая. Видимо, зерна за щекой еще не рассосались.

– В общем, делаем так, – проговорил, наконец, Куртифляс, похоже, придя к какому-то решению. – Ты нас проводишь туда, в горы, к знатоку этих… как их? а, йами! То есть, к тому, кто знает… Ну, ты понял!

– Далеко идти придется.

– Ничего. Дойдем. Калек среди нас нет. Ну, как? Договорились? Мы заплатим. Хорошо заплатим. Сами. Не надо нас резать!

И Куртифляс рассмеялся. Ну – шут!.. Что с него возьмешь?!.

7

Они шли уже третьи сутки. Пешком. Ножками, ножками!.. – как выразился неунывающий Куртифляс. Ни о какой коляске тут и речи быть не могло. Какая коляска на карабкающейся вдоль склона тропе? Справа – склон, не отвесный, но крутой, и рядом, так, что до ближайших валунов можно было мимоходом дотронуться. Слева – а туда лучше было не смотреть. Там, где-то внизу, шумела речка, скрытая кустами. И лететь до этой речки, ежели чего, было далеко-далеко. А внизу ждали такие же валуны, только числом поболе.

Из Хамистополиса-то выехали обычным порядком. Только дорога сразу за городом стала гораздо хуже, чем была до сих пор. Это уже была дорога сугубо местная, и пригляд за ней был соответствующий. Однако добрались до крупного селения, расположившегося у самых предгорий, без приключений. Хорошая оказалась коляска, крепкая. Но там с ней и простились, так же, как и с лошадьми. Проводник, которого нашел Куртифляс, помог продать их там же, а взамен купили парочку ослов. Эти животные не в пример лучше были приспособлены к горной местности. Одну лошадь, правда, пришлось оставить. Даже речи о ее продаже не возникло. И это понятно. Если ее и можно было продать, то только заочно, то есть так, чтобы покупатель в глаза не видел свое приобретение. Ну, а дальше – дальше, это была бы уже его забота. То-то было б весело, то-то хорошо! Но лошадей заглазно покупать как-то не принято, так что Геркуланий остался в их компании единственным всадником, и теперь поглядывал на всех свысока.

В том же селении переоделись. То, что было на них до сих пор, и что, как нельзя лучше соответствовало передвижению по обжитой и цивилизованной местности, не годилось для гор категорически. Особенно это касалось Принципии, без капризов, впрочем, сменившей свое платье на повседневный наряд хамадийских женщин – шаровары, которые надо было заправлять в невысокие сапожки, вязаный шерстяной балахон, одевавшийся через голову и куртку из грубо выделанной кожи. Наряд мужчин был похож и отличался в основном деталями.

Купили и по теплому малахаю и шапке каждому, учитывая возможность того, что придется пробираться среди вечных снегов, там, еще гораздо повыше, чем сейчас.

Лишнее пришлось оставить на хранение хозяину постоялого двора, последнего, как им сказал проводник. В горах гостиниц нет. Там же остался и мешок с так пока и невостребованным магическим реквизитом Пафнутия. Как там дальше будет – неизвестно, а пока что мобильность представлялась более предпочтительной.

***

Шли не сказать, чтобы быстро. Медленно шли. А как еще, если в горах до сих пор никто, кроме проводника, не бывал. А там вам – не тут! Там каждый шаг труднее дается, чем пять таких же на равнине. Это Пафнутий почувствовал в полной мере. Несмотря на то и дело налетавший пронизывающий ветер, пот заливал глаза. Хотя и тащил-то Пафнутий в своем заплечном мешке всего ничего. Так, чуть-чуть одежды, да харчей немного. Ну, еще воды флягу. Но отвык Пафнутий за время своего сидения в дядюшкиной аптеке от пешего хождения, обленился. И вот результат… И подъем-то вроде не слишком крут, а дышит уже как загнанная лошадь. Кстати, о лошадях, хорошо этому, Геркуланию, сидит себе в седле, хотя наверняка и пешком бы не устал. Пафнутий, при всей своей нелюбви к верховой езде, сейчас бы не отказался тоже… И чего решили пешком идти, спрашивается? Вот, идет же лошадь? Правда, она, скажем так, тоже не совсем обычная лошадь, под стать своему наезднику.

Сладкая парочка!.. – ворчал про себя Пафнутий. Но только про себя, ибо помнил, кто явился первопричиной всех этих событий. И кого винить?

– Эх, – думал он, вспоминая, как вешал лапшу на уши Ратомиру насчет духа, способного перенести их во дворец. – Конечно, хорошо бы!.. Да только где такого взять? А то что?.. топал бы он пешком до самой Миранды? Ну, уж, нашли дурака!

Нет, в запасе у Пафнутия было немало приемов, которые могли пригодиться в многотрудной жизни мага. Но пока что он не находил ничего подходящего. Он вдыхал разлитую в воздухе силу, но она мало помогала в борьбе с земным притяжением, и не прибавляла сил в натруженных мышцах. Разве что делала чуть-чуть бодрее. Да и этот эффект с каждым днем ослабевал. Он мог, да хоть сейчас, на глазах изумленной публики, превратиться в… ну, скажем, горного орла. И воспарить!.. И полететь далеко-далеко, как настоящие горные орлы и летают. Но, вот беда, прилететь-то он никуда бы ни смог. А вернулся бы в то самое место, откуда вылетел, ибо только там он мог вернуться в свой истинный облик. Ибо, по правде говоря, никуда бы он не летал, а был бы там же. А это все – мираж, иллюзия. Тем качественнее сотворенная, чем опытнее и квалифицированней маг, сотворивший ее. Другое дело, что, поднявшись в облике орла высоко в небо, он мог обозреть окрестности. И увидеть то, что, скажем, вон за той горной грядой. И это было бы на полном серьезе, то есть он увидел бы вполне реальные вещи, находящиеся там.

Только пока что это никому не надо. С ними проводник, знающий эти места как свои пять пальцев. И он быстрее и точнее подскажет, что там…

***

Впереди отряда, погоняя перед собой осла, навьюченного хурджинами, шел проводник, тот самый, с которым Куртифляс имел беседу про древнюю дорогу и таинственных йами. Куртифляс шел следом. Своего осла он тащил за собой за уздечку. Идти самостоятельно, как у проводника, его осел отказывался категорически. То ли это был какой-то особо ленивый осел, то ли слишком умный.

Идти рядом с проводником Куртифлясу не позволяла ширина тропинки. Впрочем, слово «ширина» тут было неподходящим. Применительно к этой тропе можно было использовать только слово «узость». Так что разговаривать было затруднительно. Можно было крикнуть какой-нибудь вопрос в широкую спину проводника, и получить нечто неразборчивое в ответ. Да зачем? Проводник знает, куда идти, сколько идти… Знает он теперь и зачем идти. В общем, на него можно положиться.

Так думал Куртифляс. Если бы он знал, что в их последнюю ночь, проведенную в нормальных условиях, на приличных койках, этот самый человек, которого Куртифляс считал посланцем той силы, которой служил и сам, а, стало быть, заслуживающим безусловного доверия, имел тайную встречу с какими-то людьми… А если бы он еще и знал, о чем шла речь!..

***

А в ту ночь Ашану было не до сна. Да и какой тут сон – он и так уже весь извелся, ожидая этих людей. Впрочем – не так! Из людей там был только один, но зато от самого Генерала. Второй же был одним из тех самых мифических йами, о которых Ашан якобы только слышал, да и то из недостоверных источников. Одет йами был вполне по-людски, и походил на сильно раскормленного карлика. Нет, пузат он не был, но силищей от него так и перло. Кулаки были размером с его собственную голову, вполне, кстати, прилично подстриженную. Да и вел он себя отнюдь не как скрывающийся от взора людского дикарь. Чувствовалось, что общение с людьми, даже с сильными мира сего, для него не в диковинку. И говорил он вполне нормально, не ломая язык. Говорил голосом сильным, звучным, слегка хрипловатым.

Он говорил, обращаясь к Ашану:

– Значит, заведешь их в долину Саюм. Там, ты знаешь, есть вполне неплохое место, где можно встать лагерем.

Ашан кивнул. Он знал это место.

– Ночью все и сделаем. Я выманю мальца из палатки…

– Как это? – Удивился посланец Генерала.

Посланец был не местный, и ему простительно было это недоумение. Вот если бы Ашан задал такой вопрос… Но он не задал. Кто-кто, а уж он-то знал этих йами. Они-то выманят!..

– Я знаю, как. – Не удостоил ответа йами.

И Ашан поспешил покивать головой в подтверждение того, что – да!.. знает! И выманит, не извольте, мол, беспокоиться.

– Выманю, значит, – продолжал, между тем йами, – отведу его подальше, а там уж мы его примем. Спеленаем, как положено, на салазки его и протащим через заросли Живого Дерева.

– А как же?.. – Тут уже даже Ашан удивился. Уж он-то знал, о чем говорит этот…

Живое дерево, это было – да!.. Это было нечто, чего больше не было нигде. Так, во всяком случае, считал каждый хамадиец. И гордился этим! Было ли это и правда дерево, или что-то иное, только имеющее форму дерева – этого не знал никто, даже йами. Но, так или иначе, это нечто существовало, и пройти мимо него живым было невозможно. Огромное, просто невообразимое количество веток – от имеющих толщину в человеческий волос, до вполне себе солидных, в руку толщиной, опутывали неосторожного путника – будь то зверь, или человек, и в несколько минут выпивали его досуха.

Поэтому удивление Ашана было вполне понятным. Представитель же просто ничего не понял, но решил не вмешиваться. Подробности – дело исполнителей.

– Не бери в голову. – Важно проговорил йами. Но, все же снизошел, и разъяснил. – Все просто! Возьмем кого-нибудь, и прежде, чем самим соваться туда, пустим его вперед. Дерево его схватит, поднимет, как обычно, и внизу образуется проход. Нам хватит. А дерево, пока пьет, нас не заметит.

– А этот, неуязвимый, вам не помешает? – Встрял представитель. Он был серьезным, ответственным человеком, и считал, что все должно быть предусмотрено.

– А ты, – йами ткнул пальцем в Ашана, – намекни там, что тут горные козы пасутся рядом. Пусть он поохотится. Он же все равно не спит. Вот пусть и займется. А когда почует, будет уже поздно. Он прибежит к палатке, от нее пойдет по следу, да и попадет в ветки Дерева. Убить его это, конечно, не убьет – он же бессмертный, но вырваться оттуда ему не удастся. Мои предки так тигров извели. А тигр – тоже неслабое животное.

– А кого вы собираетесь вперед пустить? – Поинтересовался посланец высоких инстанций.

Оба – и йами, и Ашан посмотрели на него с укоризной. Вопрос был бестактен. Найдут кого.

Йами так и сказал:

– Найдем.

– Надеюсь, это будет не человек? – Продолжал упорствовать в глупости посланец.

– Хм-м… – отозвался Ашан.

Йами выразился конкретней:

– А кто же?..

Представитель гуманистической цивилизации оторопело посмотрел на собеседников. Душа его протестовала, разум же советовал заткнуться и помалкивать в тряпочку.

Разум победил. Посланец вздохнул, смущенно уперся глазами в стол и больше не встревал в обсуждение дальнейших деталей.

***

Подъем, наконец, закончился. Тропа вывела их на седловину, и, пройдя еще немного – уже не вверх, а вниз, они вдруг очутились на широкой поляне. Трава, цветы в траве, лес неподалеку и кусты рядом, ручей, так славно журчащий в небольшой лощинке – ах!.. это же просто рай, – подумалось Принципии.

Лечь в эту траву, и лежать, глядя в начинающее темнеть небо. Неужели они сейчас вот просто пройдут, оставив это все за спиной? И опять – через камни, мимо пропасти… Ах, как же жутко было идти по той тропе, и как же тянуло заглянуть туда, вниз. И как же она боялась, что возьмет и сделает это!..

А тут так славно!

***

– Все, – сказал проводник. – На ночь – тут.

Разбили три палатки: одну – Принципии, другую – Ратомиру с Пафнутием, в третьей должны были ночевать Куртифляс и проводник.

Разожгли костер, собрав по окрестностям валежник. Разжег проводник, опытный в таких делах. От помощи Пафнутия отказались после первого же раза. Разжигал-то он здорово, чик – и готово! Вот только еда, сваренная на таком огне была какая-то… Отдавала чем-то, не пойми чем. Съели, конечно, не выбрасывать же было, но потом долго ощущали в животах что-то похожее на то, как если бы проглотили живую лягушку, и она там, в желудке, медленно подыхала, конвульсивно дергая лапками.

Впредь решили, пока есть такая возможность, от помощи Пафнутия в разведении костров воздержаться.

8

Темнота, крутой склон, высокая трава, заросли кустарника – ничто не было помехой. Глаза Геркулания в темноте видели не хуже, чем на свету. Нос различал множество запахов и помогал ориентироваться. Ноги не знали усталости. Бежать было приятно. Ночной ветерок приятно холодил кожу обнаженного торса. Перед тем, как отпустить его на охоту, Ратомир велел снять с себя все, кроме штанов. Иначе никакой одежды не напасешься. Колючие кусты порвут ее в клочья, да и кровь отстирывать негде. Ну, а кожа у Геркулания не пострадает, и сам он не простынет, уж это точно.

Геркуланий чуял добычу, вернее, то направление, в котором нужно бежать, чтобы найти ее. И он бежал, поднимаясь вверх по склону, огибая деревья, встававшие у него на пути и проламываясь сквозь кустарник. При этом он ухитрялся издавать очень мало шума. Движения его были одновременно и быстры и осторожны, и очень грациозны, как у какого-нибудь крупного хищника из породы кошачьих.

Он чуял цель. Он шел к цели. И добыче не уйти от него.

***

Поужинав, забрались в палатки и очень быстро угомонились. Все так устали, что ни у кого и мыслей не было посидеть у костерка, наслаждаясь красотой ночи и неспешным разговором за жизнь. Спать, только спать!

А вот Ратомиру почему-то не спалось. И это несмотря на усталость. Когда ложился, казалось, что уснет сразу, но, стоило лечь и закрыть глаза, как стали одолевать всякие мысли, да и уставшее тело никак не могло найти подходящую позу, капризничало и заставляло ворочаться с боку на бок. А тут еще и Пафнутий начал храпеть. А будить его, чтобы он повернулся на бок, было как-то неловко.

Как всегда бывает, когда долго не засыпаешь, захотелось по малой нужде. Но и вставать было лень, да и выползать из-под одеяла на холод не хотелось. Ратомир сел и уставился в сторону входа в палатку. Снаружи было чуть светлее, чем внутри и щель входа была видна.

Вдруг полотно палатки в самом низу, у земли, шевельнулось. Краем глаза Ратомир увидел это движение и посмотрел внимательнее. И точно, словно кто-то трогал край этой палаточной «двери», шевелил его.

Ратомир насторожился. Страшно ему не было – это явно было что-то мелкое и безопасное. Осторожно, стараясь не делать резких движений, и не шуметь, он снял с себя и аккуратно отложил в сторону одеяло, и подобрал под себя ноги. Встал на колени. Тихонько подобрался ко входу. Теперь, чтобы выйти, или, хотя бы, выглянуть наружу, следовало расстегнуть вход. И он, начиная сверху, чтобы не испугать то существо, которое, похоже, было внизу, стал расстегивать пуговицы.

Расстегнув три, он высунул голову наружу, и посмотрел вниз. То, что он увидел, поразило его гораздо больше, чем это было бы, увидь он какое-нибудь неизвестное дикое животное. Потому что именно это он и ожидал увидеть. А тут…

Маленький, пушистый, белый котенок смотрел на него большими, пронзительно синими глазами, задрав вверх мордочку. Котенок не боялся. Ему было любопытно. Он хотел играть, и играл с уголком палаточной ткани, трогая ее лапой. Сейчас он перестал играть и удивленно уставился на Ратомира.

Когда-то, когда он был раза в два моложе, Ратомир гостил у бабушки и там, однажды, играя в довольно-таки запущенном дворцовом парке, нашел котенка. Когда его помыли, то он оказался точь-в-точь такой же, как этот. Такой же белоснежный и с голубыми, яркими глазами. Ах, как Ратомир упрашивал, чтобы ему разрешили взять его с собой. Увы, ему сказали, что котенок будет ждать его тут. Ждать его следующего приезда. Но, разумеется, в свой следующий визит Ратомир котенка не застал. Ему сказали, что котенок заблудился, потерялся, а мама его все искала, искала и, наконец, нашла, и он пошел к ней. Трогательно!.. А уж что там было на самом деле, оставалось только гадать.

И вот этот самый котенок снова смотрел на него своими невероятными глазищами, и явно не отказался бы поиграть, а потом выпить немного молочка.

Руки сами собой справились с остальными пуговицами. Ратомир раздвинул полы входа. Котенок отпрыгнул. Все так же стоя на коленях, Ратомир наклонился вперед и протянул руку. Котенок понюхал и отбежал на пару шагов. И сел, глядя на Ратомира. Он не боялся его. Да и чего бы ему бояться? Они же столько играли вместе… А потом он просто-напросто шагнул куда-то не туда, и вот, оказался тут! И он не грязный, и не голодный. Видно, что только что из дома.

Тот самый котенок!..

***

Геркуланий наслаждался. Он выследил добычу, он догнал ее, и какое-то время они бежали бок обок, и Геркуланий даже иногда дотрагивался до нее рукой, пока не убивая, а просто вдыхая запах разгоряченной плоти и смертельного страха. Предвкушение радовало и опьяняло его. Он растягивал удовольствие.

Потом он повалил ее на землю и, удерживая руками за толстые рога, перегрыз ей горло. Ну, а после он руками разорвал ей мягкое брюхо, и рукам было радостно ощущать живое тепло. Тепло снаружи, тепло внутри. Зубы рвут податливую плоть, и уходит вечно мучающий его голод. И добыча была такая большая, что останется еще много, и, что останется, он принесет Ратомиру. И это тоже радовало его, и согревало – но уже не живот и руки, а что-то другое, что тоже было в нем, и тоже нуждалось в тепле.

И вдруг что-то отвлекло его. И это был не звук, и не шевеление чего-то рядом. Это было внутри, и он, еще не понимая, разогнулся, встал, и через мгновенье уже бежал, делая гигантские прыжки вниз по склону. Он бежал туда, где был Ратомир, и где с ним что-то происходило. Что-то, что грозило ему опасностью. Он не знал, что это такое. Он не корил себя за то, что оставил его там одного. Он вообще ни о чем не думал. Он бежал, бежал как мог быстро, и был готов ко всему.

***

Ратомир выполз из палатки и с радостной улыбкой, распрямившись, шагнул к котенку. Тот подскочил и резво отпрыгнул. Ну, все, как тогда! Сейчас они поиграют. Ратомир будет ловить – котенок убегать. Шаг – котенок отпрыгнул. Еще шаг – и снова прыжок. Лови меня! И смотрит так весело. И Ратомир смотрит на котенка. И ничего нет вокруг. Только этот белый пушистик, а вокруг – тьма, и только этот комочек света, притягивающий к себе взгляд. И приглашающий – вот он я!.. лови!

Шаг за шагом, сам того не замечая, Ратомир удалялся от палатки. Он не заметил, как сгустилась тишина, и до сих пор нарушаемая только тихим шумом листвы, да стрекотом сверчков. И котенок стал как-то расплываться перед глазами, и возникло ощущение, что, на самом-то деле, он спит, и даже подушка под щекой. И стало так хорошо, уютно…

***

Геркуланий появился возле палаток спустя где-то полчаса после того, как Ратомира навестил его, потерявшийся в далеком детстве, котенок. Геркуланию не надо было заглядывать в палатку, чтобы убедиться, что Ратомира там нет. Он знал это. Знал он и то, что Ратомиру грозит опасность. Лошадь его спокойно паслась неподалеку. В отличие от своего хозяина, ей не нужны были ни мясо, ни кровь. Она спокойно обходилась травой, как и все порядочные лошади. В этом она от них не отличалась.

Геркуланий нашел свою сброшенную одежду, но взял только перевязь с мечом. Вскочил на лошадь и, ловя в воздухе след, пустил ее вскачь. Он торопился.

Геркуланий не ошибся в выборе направления движения. С каждой минутой он все явственней чуял Ратомира. Он был на верном пути. Он нагонял.

Путь его пролегал по ровному месту. Иногда лошади приходилось перепрыгивать через какие-то препятствия – она тоже хорошо видела в темноте. Иногда Геркуланию приходилось низко пригибаться, чтобы беспрепятственно миновать низко растущие ветви встречных деревьев. Он ехал молча, и только ноздри хищно раздувались у него, улавливая след.

И вдруг, словно сеть накинули на него. На него, и на лошадь, потому что она вдруг остановилась. Геркуланий почувствовал, как что-то цепкое ухватило его сразу везде. Два голых, безлиственных дерева, между которыми он направил лошадь, склонились к нему и обхватили своими гибкими и прочными ветвями. И ветви эти – толстые, тонкие, совсем почти не видные, словно щупальца опутали все тело. Он попытался достать меч, но руки оказались слабее. Они были тоже схвачены, опутаны, прижаты к телу. Геркуланий зарычал от бессильной ярости, но, как он ни дергался, все было напрасно.

Он почувствовал, что его поднимает вверх. Как ни странно, он продолжал сидеть в седле. Значит, их поднимала эта невиданная сила вместе. И его, и лошадь. Если бы Геркуланий умел удивляться, это его очень бы удивило.

***

Принципия так устала, что заснула мгновенно, и сон ее был крепок и без сновидений. Пробуждение же было кошмарным. Кто-то волок ее за ноги, и она тут же оказалась лежащей лицом в мокрой холодной траве. Голову ее прижали к земле, а руки завернули за спину, и она почувствовала, как колючей веревкой обматывают ее запястья. Она закричала, и ее тут же перевернули на спину. В рот воткнули какую-то тряпку. Рядом шла возня, слышалось кряхтенье, стоны, резкие, грубые голоса произносили какие-то фразы на незнакомом языке. И было светло. Множество факелов разогнали ночную тьму, позволяя увидеть, как темные фигуры, склонившись, упаковывают ее попутчиков.

Потом ее подняли и, как мешок, бросили животом на спину лошади. Она перестала что-либо видеть, кроме лошадиного бока и темной земли, и только чувствовала, как ее веревками привязывают к лошади, чтобы она не свалилась. Все произошло так быстро, что она даже и испугаться толком не успела.

Лошадь пошла. Висеть так было очень неудобно и больно. Рот был по прежнему заткнут, а чтобы она не выплюнула тряпку, ее примотали к голове, попутно завязав глаза. Оставалось только слушать. Но слушать было нечего. Переговоры между теми, кто на них напал, прекратились, и Принципия слышала только лошадиное дыхание, шелест травы у нее под ногами, да биение собственного сердца.

Внезапно откуда-то издалека донесся крик. Принципии показалось, что она узнала голос. Голос Геркулания. Но крик оборвался, и ничего больше не было.

Глава 2

Любое приключение, за исключением любовного, вначале всегда воспринимается как неприятность. Это потом уже, если вам удалось благополучно выпутаться из этой передряги, вы будете с удовольствием рассказывать друзьям об этом, с усмешкой вспоминая собственные переживания.

Возможно, с этим многие не согласятся, но лично мне кажется, что любовь к приключениям возможна только платоническая. То есть когда на объект любви глядишь издалека, и только мечтаешь о встрече. И хорошо тому, у кого эта встреча так и не состоялась. Впрочем, если состоялась, и ты выжил, то тоже неплохо. Есть о чем вспомнить.

И, вот ей богу, любя своих героев, и желая им только добра, я охотно оставил бы их дома. Ну, право, куда они поперлись?! Но, что делать? Они взрослые люди, и вправе поступать так, как пожелают. Мне же остается вместе с вами смотреть, как они героически преодолевают последствия собственных необдуманных поступков, вздыхать, и тихонько, про себя, говорить:

– Ну, вот… я же предупреждал!

1

Очнувшись, Ханна обнаружила себя лежащей на земле. Голова болела, связанные за спиной руки затекли. Рядом лежали ее попутчики. Справа и слева. Кто-то стонал, кто-то плакал. Сколько их – из ее положения, да еще в темноте, определить было невозможно. Судя по тем крикам, что она слышала, прежде чем ее привели в бессознательное состояние, оставшихся было меньше, чем выехало.

Они все лежали в стороне от дороги, но не далеко. Видны были многочисленные огни факелов. Частично эти огни перемещались, частично оставались на месте. Видимо, эти факелы воткнули в землю, чтобы освободить руки. Руки же были заняты перетаскиванием тюков, мешков, сумок – короче, багажа пассажиров этого несчастного каравана, и того, что везли грузовые телеги и фургоны. Все это экспроприированное добро грузилось на спины лошадей. И это означало, для тех, кто еще этого не понял, что путь дальше лежал по бездорожью. То есть – в горы.

Наконец, погрузка закончилась, и лежащих на обочине пленников стали поднимать и строить в колонну. Тех, кто не проявлял должной резвости, подбадривали пинками. Ханна встала, не дожидаясь особого приглашения. Подошедшему к ней бородатому звероподобному аборигену она шепнула: «Галамали». Тот сделал шаг назад и настороженно взглянул на нее.

Что означает произнесенное ею слово, Ханна не знала. Может быть, это было даже какое-нибудь ругательство. Не важно. По этому слову ее должны были опознать в общей толпе, чтобы дальше она могла действовать по плану. В том случае, разумеется, если она не даст убить себя в горячке захвата. Всякое же возможно!..

Но она не сделала никаких глупостей, осталась цела, если не считать шишки на голове, передала пароль, и теперь все должно было пойти так, как надо. Хотя…

Абориген схватил ее за руку и потащил куда-то в сторону. Кажется, он хотел отделить ее от остальных пленников. Возможно, ей даже дадут лошадь, чтобы она не утруждала себя пешим хождением. А вот этого как раз не надо! Ханна замотала головой, и кивнула в сторону остальных, сгоняемых в какое-то подобие строя. Она недвусмысленно давала понять этому типу, что ей надо туда. Как всем. Абориген пожал плечами, но, видимо, понял. Он пробормотал что-то и подтолкнул ее туда, где уже топтались ее братья и сестры по несчастью.

Пересчитать количество своих будущих попутчиков Ханна не смогла. На глаз – человек пятнадцать. Их выстроили в колонну по одному, в затылок друг другу. Руки так и оставались связанными за спиной. Затем хитроумно соединили одной длинной веревкой, так, что у каждого на шее оказалась петля. Дернись, попробуй выскочить из строя, и петля затянется. Причем не только у тебя, но, как минимум, у твоих соседей. Спотыкаться и падать тоже не стоило. Передний конец был привязан к седлу лошади. Еще пара человек сопровождала этот караван с живым товаром сзади. А прочие материальные ценности уже ехали впереди.

То, что произошло, отнюдь не было чем-то из ряда вон. В этих краях нападения на караваны издавна были обычным делом. Недаром их караванщиков так обеспокоила задержка, чреватая ездой в темное время. Они вполне обоснованно опасались того, что, в результате, и произошло. Они не знали, что были обречены с той самой минуты, как эта красивая девушка заплатила за место в их пассажирской карете. Еще несколько капель крови на алтарь божества по имени «равновесие». Не слишком, кстати, и кровожадного божества. Есть и куда более страшные: «власть», «честолюбие», «справедливость». А уж такое божество, вернее – демон, по имени «прогресс», способно пожирать людскую массу целыми народами. Ханна знала это. Слава Единому, просветили в Службе.

Они брели по неровному, поросшему высокой травой полю, преодолевая заметный уклон, поднимаясь вверх, туда, где рос лес, и куда нужно было успеть дойти, пока не рассвело.

Ханна знала, что ожидает их дальше. Путь их будет долог – по лесным тропам, вдоль ущелья, через перевал, где будет чертовски холодно, по камням и снегу. Потом они придут в селение. Там несколько человек останутся. Отныне это будет их дом. Кто-то будет заниматься домашним хозяйством, кого-то отправят на отдаленные пастбища, кто-то будет занят на строительстве – преимущественно на земляных работах. Рыть здешнюю землю – занятие как раз для рабов.

Это все те, кто, как говорится, родился в рубашке. Это везунчики. Еще так можно сказать про тех, кого, после тщательного осмотра, забракуют. Это старики, больные, беременные женщины – их отведут подальше и быстро, без мучений убьют. Убьют и зароют в яму, вырытую специально для этого другими рабами, из тех, что тут живут уже давно.

Оставшихся же посадят в специально для этого предназначенные ямы, где они будут сидеть до тех пор, пока этого живого товара не наберется достаточно, чтобы можно было их вести на далекую ярмарку в долине Кабахум возле селения Кабыр. Ну, а там уже – кому как повезет. Большинство попадет на рудники. Серебряные рудники, свинцовые – в провинции Кабыр-Дормон их много и туда постоянно нужны люди. Попав на такой рудник, ты можешь быть уверен в своем завтрашнем дне: его у тебя не будет. Больше полугода там не живут.

Молодые и красивые женщины имеют неплохой шанс пополнить гаремы тамошних ханов – владельцев тех самых рудников и пастбищ, куда, кстати, тоже периодически требуется пополнение, хотя жизнь там куда более здоровая, чем на рудниках.

Все это было известно, и, хоть и не приветствовалось, но и не пресекалось. Это был сложившийся веками порядок вещей. Не хочешь попасть в рабство – соблюдай осторожность. Не езди лишний раз по здешним дорогам без особой нужды. А если уж поехал, не езди в одиночку, присоединяйся к каравану, да не скупись: дешевый караван означает плохую охрану. И старайся уложиться в светлое время суток. Если ты богат, и попал в рабство, попробуй договориться со своими похитителями, возможно, они согласятся на выкуп. Хотя это и редко бывает. Эти горцы предпочитают не связываться с хитрыми жителями равнин, и лучше иметь синицу в руках, чем доверять журавлю в небе.