Текст книги "Времена Амирана. Книга 2: Путь"

– Узнают. – Бэр мотнул головой. – Это запросто. Я – не узнаю, а жрецы наши – спокойно. Есть у них ритуал. Если младенец простой, он от него умрет. А королевских кровей – выживет. Вы разве не знаете, что в жилах королей течет совсем другая кровь, чем в жилах простолюдинов.

– Честно говоря, не знала. – Призналась Ханна.

– Это вы просто забыли свою историю. Ну, ладно, сейчас не время говорить об этом. В общем – узнают, и если попробуете подсунуть какого-нибудь не того… У нас не любят обманщиков.

– Понятно, – задумчиво протянула Ханна. Что ж, этот вариант отпадает. – Обманщиков никто не любит. Еще один вопрос…

Бэр взглянул на нее и кивнул. Еще один вопрос, ладно, он потерпит.

– Скажите, уважаемый Бэр, а вот если бы мы не подвернулись вам. Если бы нас не было, как бы вы и ваши уважаемые сородичи вышли из этого положения? Вот ваш башкан умирает, и… что? Младенца нет, и как тут быть?

– Не знаю. Такого еще не было. Всегда о смерти башкана знали заранее, готовились, и башкан умирал только тогда, когда все было готово. То есть было куда ему вселить свою душу.

– Так он, что, умирает обычно по собственному усмотрению? Вот все готово, он ложится и умирает?

– Ну да. Я же говорю.

– А что же сейчас-то случилось?

– Я толком не знаю, – поморщился йами. Вопросов что-то было слишком много. Эта человеческая самка лезет куда не надо. А время-то… время идет! – Это знают жрецы и ближайшие члены семьи.

– Ну, и ладно, – легко согласилась Ханна, – так вы мне не ответили. Что было бы, если бы нас тут не оказалось, и неоткуда было бы взять младенчика?

Йами задумался. Он думал долго. Хант с Ханной терпеливо ждали. Хант досадовал про себя, что этот вопрос не ему пришел в голову. Но, что ж теперь?.. И что же он ответит? Этот…

– Я думаю, в таком случае, – проговорил, наконец, Бэр, – башканом стал бы старший жрец.

– Разумно, – согласился Хант, – а не подскажете, из какой семьи этот старший жрец?

– Из Хайкатлоули-Ка.

– Так это же… это же ваша семья? – Хант изумленно посмотрел на Бэра.

– Ну, да… – нехотя, сквозь зубы, проговорил йами.

– Тогда вы сразу переходите в вайрандары?

Ханна непонимающе взглянула на Ханта.

– Вайрандары – это аристократия ихняя. – Шепотом пояснил Хант.

Ханна кивнула. Ну, да. Могла бы и сама догадаться.

– А может, и не надо никакого младенца? – Искушающим тоном проговорил Хант. – Ведь такой случай бывает раз в тысячу лет.

– Если вы его не достанете, – йами обвел собеседников тяжелым взглядом, – и башкану некуда будет излить душу, то так и будет. Но, тогда, мы убьем вашего этого…

– И что тогда будет? Вы понимаете?

– Да. Это будет плохо. Война с вами, с людьми. Этого не было тысячи лет. Вы делали вид, что не знаете про нас. И давали нам жить спокойно. Торговля, все такое… Пусть и в тайне, но…

– Вот именно! И ваша семья, перейдя в статус вайрандаров, становится острием меча в этой войне. Вы все погибнете. Или почти все… – добавил, подумав, Хант. – В общем, не долго музыка играла, не долго йами танцевал.

– Вы что-то хотите предложить? – Спросил Бэр, по очереди взглянув на собеседников. Кажется, он согласился с тем, что и от нее может быть польза, обрадовалась Ханна.

– Давайте конкретизируем задачу, – сказала она самым серьезным тоном, на какой только была способна, – правильная формулировка вопроса – половина решения. Итак, нам нужно, чтобы наследный принц Ратомир остался цел, и при этом башканом стал старший жрец.

Собеседники молча согласились с нею. Задача была сформулирована. Половина решения, таким образом, была у них в кармане. Осталась еще половина. Всего-навсего…

***

– Интересно, – думал Ратомир, – ну, и что?.. Что со мной теперь сделают? Убьют?

Умирать не хотелось. Жизнь только-только стала интересной. Геркуланий… А теперь еще это путешествие. За несколько дней он увидел столько нового. Как огромен и прекрасен, оказывается, мир вокруг. А ведь он проехал по нему совсем чуть-чуть. И все равно увидел больше, чем за всю прошлую жизнь.

Если он не умрет, то постарается увидеть как можно больше. Пока не придется сидеть во дворце, как отец. А куда деваться? Отец должен там быть всегда. Ему нельзя отлучаться. Мало ли что? Всегда ведь может что-то случиться. И случается, то и дело. То где-то пожар, то наводнение… Засуха, саранча, бунт, холера. Надо срочно успеть принять меры, распорядиться. А ему, Ратомиру, хотелось бы сплавать к далеким островам. Там живут дикари. Какие они? Говорят, да и в картинках он видал, они там голые совсем ходят. И женщины…

От этих мыслей Ратомиру стало как-то неловко, и он покраснел, будто его застукали за подглядыванием за этими самыми…

А, ничего этого не будет. Сейчас придут и убьют. А зачем его еще держат?

Подремать бы, но от этих мыслей сон не шел. Да и прохладно здесь было как-то. Неуютно. Уж скорее бы…

И тут загрохотал отодвигаемый засов, дверь распахнулась, и в комнату вошел один из тех коротышек, что принесли его сюда. В руках коротышка нес что-то, закрытое тряпкой, а на локте у него висело ведро.

Коротышка поставил ношу на стол и сдернул тряпку. Это оказалась кастрюлька, закрытая крышкой. Пришелец достал из кармана ложку и положил ее рядом с кастрюлей. Похоже, он принес еду, обрадовался Ратомир. Голода он не чувствовал, но то, что его решили покормить, говорило о том, что смерть на время откладывается. Уже хорошо.

А коротышка поставил ведро в угол и, тронув Ратомира за плечо, чтобы обратить его внимание, жестами показал, для чего это ведро предназначено.

Ратомир кивнул.

Закончив с делами, коротышка подошел к столу, который доставал ему почти до подбородка и уставился на Ратомира. Ратомир, в свою очередь, посмотрел ему в лицо. Лицо все заросло волосами, и ничего интересного из себя не представляло, а вот глаза… Глаза были жуткие. Сплошь красные и словно бы светящиеся изнутри.

Вытянув правую руку в направлении Ратомира, и указательным пальцем почти что упершись ему в грудь, коротышка что-то проговорил-прорычал, после чего распрямился, гордо вскинул голову, и вышел, не оборачиваясь.

Опять прогрохотал засов, и шаги смолкли.

– Это он показал мне, кто тут главный. – Понял Ратомир.

5

Половина решения, это все же не решение. Но главное было достигнуто. Мысли этого сказочного персонажа потекли в нужном направлении. Если изначально йами был настроен только на одно – заставить этих людей побыстрее заняться поисками нужного младенца, то теперь он, похоже, сам отказался от этой бредовой затеи.

Не знаю, – думала Ханна, – на что они рассчитывали. Неужели и правда думали, что это возможно? В таком случае, они сильно преувеличивают наш потенциал. У нас с Хантом сейчас и связи-то никакой нет, даже самой обыкновенной, не говоря уже о быстрой. Да и вообще, задачка!.. Был бы хотя бы месяц, да и то… Ну, можно найти какую-нибудь царевну-королевну на сносях. Дождаться родов, а потом?.. Как-то выкрасть этого младенца? Легко сказать! Ну, ладно, кажется, про этот бред забыли, слава Единому. Будем думать о другом.

Давай, Бэр, за тобой слово!

Но слово взял не Бэр.

– А где держат принца? – Спросил Хант.

Вот, правильный вопрос. Ханна взглянула на йами. Неужели сейчас скажет: – Не знаю?

– Я знаю, где его держат, – сказал Бэр, – только как вам это объяснить?

– Ничего, – быстро отозвался Хант. – у меня с собой подробная карта этих мест. На карте покажешь?

Йами кивнул.

– Попробую.

Хант почти бегом выскочил из комнаты, и вскоре вернулся со сложенной картой, занявшей весь стол.

– Смотри, – сказал Хант, обращаясь к Бэру, – вот здесь мы сейчас. Вот тропа. Вот селение. Так, – он замолчал, внимательно вглядываясь в значки и надписи, – ага!.. Вот, смотри, это долина Саюм. Посмотри, тут у них был лагерь, тут их всех захватили. Сориентировался?

Йами ничего не ответил. Он молча смотрел на карту, возил по ней своим большим корявым пальцем с грязным ногтем, сопел, хмыкал…

– А-га… – Наконец протянул он задумчиво. – Ну-у… Яс-с-сно!..

Он откинулся на спинку стула и удовлетворенно сказал:

– Хорошая карта!

Кивнул головой, как в подтверждение собственных слов, и продолжил:

– А то я, было, испугался. Ничего на ней нашего не обозначено. А то бы, я не знаю…

– Ну, так что? Нашел то место, где прячут?..

– А чего искать? Я и так знаю. А вам знать незачем. Вы же туда не пойдете. Это наша забота. А карту я смотрел – вдруг там чего ненужное нарисовано.

– Так где же его прячут?

– В одном месте, специально оборудованном для такого… Там все под ваш рост – стол, лавка. Это пещера, – пояснил йами, – громадная пещера, вернее целая система пещер, которые объединили в одно целое. Вот там он и сидит.

– Его охраняют?

– А как же!

– Ваши? – С надеждой спросила Ханна.

– Нет, там воины из семьи башкана. Их нельзя трогать. Придется зайти туда с другой стороны.

– Как это?

– Да так… Там, неподалеку, есть другая, тоже большая, пещера. Она с этой не соединяется. И выход у нее далеко. Вот, через нее.

– А как же?..

– Просто надо будет прорыть ход из одной пещеры в другую.

– Ничего себе! – Воскликнул пораженный Хант. – Это сколько же вы рыть будете?

– Да это быстро, – утешил его Бэр, – мы ничего рыть не будем. Пустим хочумару.

– Кого?

– Хочумару. Это такой зверь. Он большой и роет быстро. Если бы не хочумару, нам не удалось бы так хорошо прятаться. Мы их издавна используем. За ними только подчистить остается, и туннель готов.

– А как вы ими управляете? – В голове Ханны возникла картинка, как некий зверь роет куда-то свой туннель, роет… И промахивается мимо той пещеры, где сидит сейчас Ратомир.

– А мы не управляем. Они роют, куда хотят. Они лучше чуют – где пустоты, где вода.

– А тогда, – Ханна была в полном недоумении, – как же он попадет сейчас туда, куда надо?

– А-а!.. – Махнул рукой йами. – Попадет. Мы его только в нужном направлении пустим. Там есть огромное озеро. Он туда пойдет. К воде. А мы за ним – озеро-то уже в той пещере. В той, что нам надо, – пояснил он.

– Так что, придут за вашим… А его там нет! Куда делся? А это хочумару дыру прогрызла, он и ушел. Пусть ищут. И никто не виноват! А то, если на охрану напасть – ох, что будет! Сразу все всё поймут. Кому выгодно? Хайкатлоули-Ка выгодно, чтобы их человек башканом стал, а они вайрандарами. А так…

И йами расхохотался, отчего у Ханны побежали мурашки по спине.

***

В кастрюле оказалась какая-то полужидкая каша. Непонятно, из чего, на вкус – гадость. Да еще и остывшая. Напрасно ее этот тряпкой прикрывал.

Но Ратомир все-таки поел. Заставил себя. Мало ли, как там, дальше. Больше половины съесть все равно не получилось. Съел бы больше – наверняка бы стошнило. А так… А вот попить принести не догадались. Это жаль, он бы сейчас выпил чего-нибудь. Для того, хотя бы, чтобы запить оставшийся мерзкий вкус во рту. Ну, ладно, еще придут. А пока…

Что же все-таки произошло? И что это за странные существа? Людьми их Ратомир не назвал бы. Не люди это были. А кто? Вот уже второй раз за короткое время он сталкивается с чем-то, что, будучи похоже на человека, человеком все-таки не является. Как тот же Геркуланий.

Сколько ни бился с ним Ратомир, прежних черт, качеств, да той же памяти, хотя бы, в подопечном не проявлялось. Все оставалось на одном и том же уровне. Ум – где-то как у взрослой собаки, помнит только то, что было после воскрешения, инстинкты хищника и явное отвращение ко всем прочим людям и животным. Впрочем, это отвращение не мешало ему перегрызать глотку очередному барашку. Запросто перегрыз бы и человеку, но Ратомир строго-настрого запретил ему трогать людей без особого разрешения. И, пока что, Геркуланий этот запрет не преступал.

Где-то он сейчас? Что с ним? Как так получилось, что он не спас его? – Эти вопросы все время лезли в голову. – А что с остальными? Если их тоже схватили, почему держат где-то отдельно?

Ратомиру надоело ходить по комнате. Он сел, отодвинул подальше кастрюлю с остатками каши, снова устроил голову на руках, и незаметно задремал.

***

Вроде обо всем договорились. Йами ушел, пообещав, что все будет проделано в течение предстоящей ночи. К утру Ратомира должны будут доставить сюда, где он, наконец, займет свое законное место в яме.

Ну, а уж на следующую ночь, можно надеяться, что все пойдет по плану. А пока Ханна поела, раз уж представилась такая возможность, да и пошла обратно, туда, где темно и воняет.

***

К ней подошла Принципия.

– А зачем вас вызывали?

Эх, бедная девочка. Ну, зачем ее могли вызывать? Ну, если не считать того, что было на самом деле? И Ханна, постаравшись говорить так, как если бы с ней действительно делали то, на что она намекала, сказала:

– Ох, не спрашивайте.

И от нее отстали. И даже между собой перестали разговаривать. И не потому, наверняка, что боялись, что она подслушает, а из сочувствия. Чтобы дать ей возможность отдохнуть и прийти в себя.

Ханна почувствовала, как ее тронули за руку. Легонько так, нежно. Наверняка та же Принципия. Ханна обернулась и схватила эту маленькую руку, сжала, прижала к груди и сказала:

– Спасибо. Все нормально.

Типа утешила. Не надо, мол, переживать. И все такое…

***

Где-то через месяц после начала службы Ханне устроили проверку. Как ей сказал Клим, где-то возникла утечка контрабанды опия. Так-то контрабанда шла, шла регулярно, через одни и те же каналы и в одних и тех же количествах. О ней знали и не мешали. Часть опия шла в притоны, часть – на лекарства и снадобья. И вдруг – где-то прорвало. Ханну сориентировали на одного типа, которого подозревали в том, что он имеет выходы на покупателей этой сверхплановой контрабанды. Она познакомилась с ним, закрутила роман, и он взял ее с собой, на встречу. Потому, якобы, что ему нужен человек, которому он может доверять, и который мог бы подменять его в случае нужды. И она, радостно развесив уши, пошла, в надежде раскрыть нечто серьезное, и разом доказать всем, что она тоже чего-то стоит.

А ее схватили, связали, увезли куда-то, кинули в яму – еще похуже этой, а потом пытали. Ох, как пытали!.. Теперь, слыша шутку про иголки под ногти, Ханна непроизвольно морщилась, потому что помнила, что это такое. И иголки, и кое-что похуже. Насиловали толпой – как выжила? Непонятно… И все допытывались, на кого она работает. Причем, подозревали ее не в работе на государство, а в том, что она представляет интересы каких-то их конкурентов.

А потом ее освободили. И только много времени спустя, уже будучи посвященной во многие секреты Службы, Ханна поняла, что это была проверка. Ее нарочно оставили в лапах ее мучителей, чтобы посмотреть, как она будет себя вести. Если бы она начала там рассказывать что-нибудь, ее руководители просто дали бы ей там же и умереть. А так – не дали. За что им большое спасибо. А догадалась Ханна об этом тогда, когда сама же, в свою очередь, организовывала такую проверку для новичка. Которая, как раз, и закончилась смертью от пыток. А не надо распускать язык. Нестойким не место в ССР.

Так что то, на что Ханна намекала, она испытала на своей шкуре, пусть и не сейчас, и прекрасно представляла, как она должна себя чувствовать и вести.

Ну, а пробыть еще одну ночь в этой яме – это такие пустяки, о которых и говорить-то не стоит.

***

От неудобной позы тело затекло. Болела шея и никак не удавалось стряхнуть с себя муторное оцепенение. Сейчас бы лечь нормально, да поспать… Ну, хоть еще часок.

Вместо этого Ратомир встал со скамьи и стал разминаться. Следовало прийти в себя. Так раскисать не годится. Того гляди придут опять эти.

Ратомир не знал, что ему делать, когда за ним придут. Они, эти коротышки, хоть и доходили ему только до груди, но явно были сильнее. И, что?.. Просить их? Да понимают ли они человеческий язык? Нет, унижаться он не будет. Он должен помнить, кто он такой. И не уронить…

Он чуть не рассмеялся. Ну, надо же, какая высокопарная чушь лезет в голову. Ладно, не уроню!..

Он подошел к ведру. Пора было воспользоваться предложенными удобствами. Вонять, конечно, будет. Вентиляции никакой. Вон огонек свечи как горит ровно.

Он помочился и вдруг, завязывая шнурок на шароварах, увидел, как ведро качнулось и поехало куда-то вбок. Пол дрогнул. Воздух стал внезапно мутным от непонятно откуда взявшейся пыли. Возникло ощущение движения, и одновременно с ним возник тяжелый гул. Мгновенная паника заставила Ратомира присесть на корточки. Он оглянулся, стол ходил ходуном, свеча качалась и грозила вот-вот упасть. Он кинулся к столу и схватил свечу в руки – еще не хватало остаться тут в кромешной тьме. На голову что-то сыпалось, пока мелкое, но вот рядом с ним упал большой камень. Хорошо, что мимо.

– Как там? Темницы рухнут… – некстати вспомнилось Ратомиру, и он криво усмехнулся. Кажется, началось.

Гул не прекращался, с потолка посыпалось интенсивнее. Та мгновенная паника, ни к чему не приведшая, так как бежать все равно было некуда, сменилась страхом. Он понял, что происходит. Это называется землетрясение. Он читал об этом. В горах это бывает. Если потолок рухнет, его просто раздавит. Как таракана.

Еще толчок. Хорошо, что он стоял у стола, успел ухватиться. Падало уже не только с потолка – стены стали крошиться и из них вываливались куски. Раздался какой-то громкий звук, похожий на хруст, и Ратомир увидел, как по кирпичной стене пробежала кривая, как молния, трещина. Еще толчок. Вот камень ударил по плечу. Стол уже завален песком и каменной крошкой. Сейчас точно обвалится. Не надо стоять посередине, надо ближе к стене, там надежнее. Ратомир со свечой в руке подбежал к кирпичной стенке как раз, когда она начала ломаться и обваливаться. Кусок кладки, вывалившись здорово ударил его по ноге. Хорошо еще – успел отскочить, а то ведь могло и сломать.

Внезапно все кончилось. Гул затих. С потолка продолжало сыпаться, но в целом он, пока что, держался.

Ратомир огляделся. Кучи земли и камней по всей комнате. Он смахнул с головы то, что туда насыпалось. Хуже было с тем, что насыпалось за воротник. Но с этим можно было пока подождать. Интереснее было другое. В кирпичной стене образовался проем, достаточно большой, чтобы он мог туда пролезть.

И, самое главное, оттуда явственно тянуло ветерком. Прохладным таким ветерком. Ратомир принюхался, пахло землей.

– Так вот как пахнет воздух свободы, – пришло ему на ум, – темницы, значит, рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…

Он заглянул в образовавшийся проем. Темнота. Он засунул руку со свечой. Ветерок чуть не задул маленькое пламя. Все равно ничего не видно.

– Пафнутия бы сюда. – Подумал Ратомир. – Он бы осветил тут… Ладно. Надо пойти посмотреть, что там.

И Ратомир полез в темноту.

6

Свобода встретила Ратомира прохладно. Слабый свет свечи едва-едва разгонял мрак, и самое большее, что можно было рассмотреть, это место, куда сейчас встанет нога. И из-за большого количества лежащих камней, лучше было сначала на это место посмотреть. Посмотреть, шагнуть, левой рукой держась за неровную стену, снова посмотреть…

Так, шаг за шагом, Ратомир уходил все дальше от места своего заточения. Что там, впереди? Он, естественно, не знал. Но возвращаться не собирался. Уж там-то точно ничего хорошего не было.

Коридор, по которому он шел, стал сужаться. Руку уже не надо было вытягивать, чтобы дотронуться до стены, а свеча, зажатая в правой руке, бросала яркое пятно света на бугристую поверхность противоположной. То и дело вспыхивали искорками какие-то кристаллы. Абсолютную, глухую тишину нарушали только дыхание Ратомира и звук его шагов.

Очень скоро Ратомир перестал понимать, сколько он прошел. Казалось, что очень много, но, наверняка, это было не так. Просто пропало ощущение времени. И сильно донимал холод. Особенно мерзли руки. Ратомир вспомнил, как недавно он спросил у Геркулания, как тот себя чувствует. В процессе очередной попытки как-то разговорить его. Попытки эти раз за разом терпели неудачу, но Ратомир не оставлял их. Вот и спросил. А Геркуланий ответил:

– Холодно.

Это было днем, ярко светило солнце, ветра почти не было и сам Ратомир, помнится, даже вспотел. И все же Геркуланию было холодно. А вот сейчас холодно было Ратомиру.

Освещая место для следующего шага – какого уже по счету? – он обнаружил ступеньку. За ней шла еще одна. Лестница, понял Ратомир. Это все же была не совсем дикая пещера. Кто-то тут ходил – люди ли, коротышки, не важно. Главное, тут можно было пройти и куда-то выйти. Это вселяло надежду на удачный исход. Правда, вопрос о том, что он будет делать, оказавшись на поверхности, по-прежнему оставался открытым. Где были его спутники, что с ними? Искать ли их, или идти вниз, прочь от этих гор, в долину, где живут нормальные люди, где большие города, где армия, полиция, где помогут и доставят до дома. И что он там скажет?..

Потом, потом… Пока – вверх по этой рукотворной лестнице.

Лестница оказалась очень длинной, Ратомир устал подниматься по ней и два раза останавливался, чтобы отдышаться. Но все проходит, все кончается. Кончилась и лестница. Ратомир немного передохнул, присев на верхнюю ступеньку, потом встал и пошел дальше. Но ушел он недалеко.

Вначале он подумал, что ему показалось, но, с каждым шагом, он все отчетливей слышал звук текущей воды. Журчание ручья. И точно – путь ему преграждало русло маленькой речки, текущей поперек того хода, по которому он пробирался. Вода выходила из-под стены справа и уходила в узкую щель слева. Ничего, напоминающего мостик через этот поток не было. Видимо, его полагалось переходить вброд. Подойдя ближе, Ратомир обнаружил еще кое-что. Дальше, за этим потоком, ход раздваивался. Предстояло выбирать, куда идти. И подсказок никаких не было.

***

Несмотря на то, что царь Амирана Бенедикт сам, пусть и негласно, благословил поход Ратомира и Принципии во главе – опять же, неофициально, с Куртифлясом, в поисках выхода из сложившейся кризисной ситуации, сейчас он сильно бранил себя за то, что поторопился.

Случилось то, что и должно было случиться. Из этой, прости Единый, чертовой Эрогении прибыла с большой помпой внушительная делегация во главе с братом вдовствующей королевы – королевы-матери, герцогом Гордонским. Он, хоть и не был эрогенцем, зато был облечен доверием, и вел себя как истинный монарх. Бенедикт знал, что за ним, кроме поддержки матери Геркулания, стоит довольно уже многочисленная партия, считающая, что именно он должен возглавить страну, если то, о чем пока только шепчутся, и правда случилось. То есть трон опустел.

Только что проводили на родину бренные останки несчастного Шварцебаппера, так некстати свихнувшегося и погибшего, как было объявлено, в результате несчастного случая. Но, судя по тому, какие взгляды бросали члены траурного кортежа, версия эта долго не проживет. Будут еще неприятности с воинственным рыцарством Арбокора.

Прием был организован на самом высоком уровне, чего Бенедикт терпеть не мог. Но герцог настаивал, и вот, вместо того, чтобы сидя в мягких креслах у камина с бокалами чего-нибудь многолетней выдержки, спокойно и дружески обсудить возникшие сложности, приходилось во всем парадном облачении сидеть на жестком и неудобном троне. Вдобавок, вопреки обыкновению, места как справа, так и слева от трона были пусты. Бенедикт был один, а напротив него, заняв почти весь тронный зал, стояли весьма недружественно настроенные люди, числом где-то с полсотни.

– Мы требуем, чтобы нам предъявили короля Геркулания! – Громогласно вещал герцог Гордонский, комплекцией напоминающий покойного Шварцебаппера, мир его праху.

Здоровый, под стать владельцу, украшенный драгоценными камнями и золотом, посох при этих словах звучно ударил в мраморные плиты пола. Обычного в таких случаях эха не получилось. Слишком много собралось народу. Так что эффект оказался несколько смазанным. Смысл сказанного от этого легче все равно не становился.

– Вот сейчас бы и вывести его к ним, – думал Бенедикт, – да дать ему живого поросенка. Пусть бы жрал в их присутствии. Все вопросы отпали бы сразу. Эх, поспешил!..

– К сожалению короля Геркулания сейчас нет во дворце. Он на лечении.

– Где он на лечении? – Продолжал свой допрос герцог. – Мы немедленно отправимся туда. Нам необходимо видеть его.

– Это невозможно, – со вздохом проговорил Бенедикт, – он еще, насколько я знаю, в дороге. И где именно он находится в настоящую минуту, мне неизвестно.

Гости зашумели. Этикет-этикетом, но когда тебе впаривают совсем уж откровенную чушь…

– Этого не может быть, – выразил общее мнение герцог. – Как это – неизвестно?! Он что, один отправился на лечение? Кто его сопровождает? Куда именно он отправился?

Разгоряченный герцог Гордонский вытер, сам того не заметив, рукавом лоб, и продолжил:

– Мы должны это знать, ваше величество. Это не прихоть и не праздное любопытство. Речь идет о судьбе нашей страны.

– Вы имеете в виду Гордонское герцогство? – Поинтересовался Бенедикт.

– Я имею в виду Эрогению, которую все мы тут представляем! – Взревел герцог. – В том числе и я, о чем говорится в переданном вам послании.

– Ах, извините, – всплеснул руками Бенедикт, – действительно, как же я забыл?..

Пора было заканчивать этот балаган. Договориться все равно не получится. Нужно будет залучить этого герцога для разговора с глазу на глаз, – подумал Бенедикт, – а пока…

Он встал. В зале стало тихо.

– Господа, и вы, уважаемый герцог. Мне нечего добавить к тому, что я сказал. Ситуация, о которой вы, несомненно, осведомлены, ужасна и беспрецедентна. Мы ищем пути выхода из этой ситуации. Нет никаких гарантий, что выход будет найден. В том виде, и том состоянии, в каком пребывает король Эрогении, он, безусловно, недееспособен. Но мы надеемся, что нам удастся это исправить. Мы делаем то, что считаем необходимым и возможным. К вам же единственная просьба – запастись терпением, и не мешать. Как только появятся какие-нибудь сведения, вам будет немедленно доложено. Больше я пока ничего не могу добавить. Посему, позвольте откланяться.

Он медленно спустился по ступенькам. Перед ним расступились. Царь Амирана завершил аудиенцию и пошел к себе.

Прочь отсюда. Прочь от ненавидящих глаз.

– Ох, что-то мне паршиво, – думал Бенедикт, гордо рассекая пространство зала, – Ох, как бы мне не того… Где там Ратомир? Хоть бы не припозднился.

***

И опять, который уже раз, это уравнение с двумя неизвестными. Не в этом ли и заключается чистая, стопроцентная, рафинированная свобода? В том, что ты стоишь перед выбором, и не можешь его сделать. Никто тебе ничего не подсказывает, не навязывает, ты – свободен! И ты стоишь, как дурак, и не знаешь – направо? Налево?..

Ладно, – решил Ратомир, – переберусь через ручей, там и посмотрим. Вполне возможно, что один из путей ведет в тупик. Посмотрю, как свеча будет реагировать. Если тупик – ветра не должно быть.

Он подошел к желобу, который поток прогрыз в камне.

– Интересно, какой он глубины? Ну, не утону – это-то точно, но хватит ли высоты сапог?

Он взглянул вперед, на сколько ему позволял слабый свет свечи. Ширина небольшая, шагов пять. Ну…

Вдруг нога его поехала. Обледенелый скат, нелепый взмах руками в неуклюжей попытке удержать равновесие, и вот он уже с головой погрузился в ледяную воду.

Захлебнуться он не захлебнулся. Напился, правда, так он давно этого хотел. Свеча пропала, унесенная потоком, да если бы и была, то, что толку? Зажечь все равно было бы нечем. И пришлось Ратомиру выбираться на скользкий берег в кромешной тьме.

Ну вот, – понял он, стуча зубами, – то, что было – это так, тьфу!.. Вот сейчас-то и начинается самое настоящее приключение.

***

Сильной стороной Куртифляса было то, что он никогда не отчаивался. Он умел принимать жизнь такой, какой она была. Какой она была в данную минуту. И, трезво оценивая обстоятельства, искать и находить наилучшее, опять же, в данную минуту, решение. Однажды в детстве, когда ему было где-то лет десять, а Бенедикту – Бене, соответственно, двенадцать, во время шуточной потасовки вдали от глаз взрослых, он нечаянно сломал Бене палец. Бене, надо полагать, было очень больно, он стоял на коленках, баюкая поврежденную руку и плакал. Другой бы впал в отчаянье от перспектив, открывающихся перед ним – суровое наказание и изгнание прочь, в мир, который давно стал для Куртифляса чужим. В лучшем случае побежал бы звать на помощь, с тем же для себя результатом. Куртифляс же, взвалив на себя старшего, но более тщедушного товарища, поволок его прямо в обитель лекарей, где уже и тогда хозяйничал молодой еще Панкратий. И этот подвиг заставил всех напрочь забыть о поисках виновного – ну, мало ли как мог сломать себе пальчик двенадцатилетний сорванец, зато он, Куртифляс, сразу стал чуть ли не звездой.

Кстати, этот случай явился причиной того, что Куртифляс стал задумываться о том, как он, в случае чего, будет существовать вне дворца. Мало ли что может случиться. В учебе он составлял компанию Бенедикту, царственные родители которого считали, что некоторые элементы соревнования пойдут их отпрыску только на пользу. И Куртифляс учился. И учился значительно прилежней своего – как сказать, товарища? А не будет ли это фамильярностью по отношению к сыну наследника престола? Но старался свои успехи не выпячивать.

Особенно Куртифлясу, кроме акробатического владения собственным телом, давались языки. Он и потом их учил, уже с одобрения Бенедикта, зачастую служа ему переводчиком в конфиденциальных беседах с представителями иных держав. На сегодняшний день он хорошо изъяснялся на шести языках, кроме родного. Что позволяло ему надеяться найти общий язык со своим будущим хозяином. Ибо понимал Куртифляс, что миссия их накрылась медным тазом, а про работорговлю, в отличие от той же Принципии, он знал прекрасно. Он вообще был на редкость информированным человеком.

Ни на чью помощь Куртифляс не рассчитывал. Барону он, учитывая проваленную миссию, уже не нужен, а Бенедикт – ну что может Бенедикт? В этом мире, куда они сейчас попали, Бенедикт не хозяин. И Принципия ему уже ничем не поможет, раз эти не захотели говорить. Там, на невольничьем рынке, их пути разойдутся, и каждый будет сам за себя. Надо будет ей сказать, чтобы она обратилась к своему будущему хозяину с предложением выкупа, но сделает ли она это, получится ли у нее – это уже не его забота.

– Эх, – вздохнул он про себя, – лишь бы на рудники не направили. Как-то надо проявить себя еще там, на рынке. Обратить на себя внимание. Ничего, придумаю. Время еще есть.

– А ведь это проводник, – пришло в голову Куртифлясу, – это он, сука, завел нас и предал. Эх, обидно, не придется поквитаться! Что она там бормочет?..

– Что же, все-таки, с Ратомиром? – Уже который раз вопрошала неизвестно кого Принципия.

Интересно, про Геркулания она уже не вспоминает. – Подумал Куртифляс. – Все, умер, наконец, Геркуланий. По крайней мере, для нее. А Ратомир?.. Да, это интересно. Узнать бы, что с ним? Возможно, это что-то прояснило бы и в нашей судьбе.