Текст книги "Уголовный розыск в СССР. 35 резонансных и кровавых преступлений"

ГЛАВА 7. «ЖИВОЙ ТРУП» И ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛИ

Преступный мир изобретателен. Иногда отдельные его представители проявляют поразительную находчивость и, без преувеличения, творческий подход к своему ремеслу. Например, в 1920 году в Петрограде некто Ванька Бальгаузен, прозванный «Живым трупом», придумал оригинальный способ грабежа. Он и его дружки приделывали на ноги гигантские пружины, облачались в белые одежды, а на лица наносили фосфор. В таком виде Ванька со товарищи появлялись где-нибудь в темном переулке и пугали одиноких прохожих.

Можно себе представить страх, который испытывали люди, когда перед ними внезапно из темноты возникали какие-то бесформенные белые существа, взлетавшие над землей и размахивавшие руками. Да еще и фосфор в темноте жутко светился, придавая всей этой картине дополнительный эффект. Разумеется, те, кому довелось столкнуться на узкой дорожке с Ванькой и его дружками, от ужаса отдавали все, что у них было: деньги, ценности, одежду. Так банальный гоп-стоп в исполнении Ивана Бальгаузена превращался в целое представление с элементами мистики, особенно если действие происходило в районе кладбища.

Шайка Ваньки орудовала в Петрограде в течение нескольких месяцев. Между собой сотрудники уголовного розыска называли ее «попрыгунчики». На счету «попрыгунчиков» сотни ограбленных горожан. При этом преступники старательно избегали откровенного насилия. Правда, двое потерпевших все-таки скончались, но причиной смерти, скорее всего, стал психологический фактор: жертвы просто потеряли сознание от ужаса и замерзли в снегу.

Поживились «попрыгунчики» на славу. Одних только шуб при обыске петроградские сыщики обнаружили без малого сто штук. А еще 127 костюмов и платьев, огромное количество золотых колец, брошек и цепочек. Все это было снято с обезумевших от страха горожан. Главаря преступной шайки, Ивана Бальгаузена, расстреляли. Его подельников приговорили к длительным срокам лишения свободы.

Однако у петроградских «попрыгунчиков» появились подражатели. В Москве, например, «попрыгунчики» впервые отметились поздней осенью 1925 года у Ваганьковского кладбища. Технология преступлений была такой же, только в отличие от петроградских коллег, москвичи действовали куда более жестко, не останавливаясь даже перед убийствами. В ноябре-декабре 1925-го в Москве в районе Ваганьковского кладбища едва ли не каждую ночь находили раздетых догола и убитых людей.

В начале 1926 года совместными усилиями сотрудников МУРа и московских чекистов опасную банду удалось ликвидировать. И о «попрыгунчиках» постепенно забыли. Почти на шестнадцать лет.

Очередное явление «попрыгунчиков» народу случилось в самом начале Великой Отечественной войны.

…Холодным ноябрьским утром 1941-го пенсионерка Евдокеева, проходя мимо Миусского кладбища, обратила внимание, что возле куста на обочине дороги белеет какой-то странный предмет. Подойдя поближе, женщина чуть не потеряла сознание от страха: на земле лежал раздетый мужчина с вытаращенными от ужаса глазами. Приехавшие на место происшествия оперативники констатировали: смерть наступила совсем недавно. Никаких увечий на теле не обнаружили. Такое впечатление, что беднягу кто-то напугал до смерти. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила: причина смерти – острая сердечная недостаточность.

А вскоре удалось установить и личность погибшего. В милицию обратилась женщина с заявлением: ее муж, профессор химии одного из столичных институтов, до сих пор не вернулся с работы домой. Сыщики показали женщине фото убиенного. Та опознала своего супруга. По словам гражданки, одет он был весьма добротно: на нем было дорогое пальто, костюм, хорошие ботинки.

Пока следствие терялось в догадках относительно загадочной смерти профессора химии, случилось новое ЧП. В МУР позвонили из городского роддома имени Грауэрмана. По словам медиков, к ним только что привезли беременную даму, которая неустанно повторяет одну и ту же фразу: «На меня напали мертвецы». Поначалу сыщики не придали этой информации серьезного значения, но медики подробно описали состояние потерпевшей. Судя по всему, даму действительно кто-то напугал, да так сильно, что она, бросившись бежать, упала на живот, получила множественные синяки и царапины. А самое главное – начались преждевременные роды, ребенок, увы, погиб.

Вскоре выяснились и подробности этой дикой истории. В тот вечер Бела Розинская отправилась к знакомой портнихе. Дорога шла мимо кладбища. И вдруг из кустов выпрыгнули три огромные фигуры. По словам Розинской, одеты они были в белые балахоны, а вместо лиц – черные дыры. Жуткие фигуры начали истошно выть, визжать, затем окружили даму и стали дергать ее за волосы. Та бросилась бежать, но споткнулась и упала животом на камень. Что было дальше – женщина не помнила. Скорее всего, от ужаса потеряла сознание. Очнулась уже в роддоме. Без пальто, сумочки и кожаных ботинок.

В разговоре с муровцами потерпевшая отметила такую любопытную деталь: жуткие фигуры в белом взлетали над землей, будто у них были крылья. Внимательно обследовав место происшествия, сыщики нашли странные следы на земле – точно такие, как и возле тела профессора химии. Это были не следы ботинок, а какие-то странные круглые отпечатки, словно кто-то специально тыкал в землю тростью или костылями. И вот тут-то старожилы Московского уголовного розыска невольно вспомнили историю о «попрыгунчиках». Судя по всему, в Москве снова объявились последователи Ваньки Бальгаузена.

И действительно, в ноябре 1941-го, в самые тяжелые для москвичей дни войны, по городу прокатилась целая серия нападений на одиноких женщин и пенсионеров. Действовали преступники по одному и тому же сценарию: внезапно появлялись из темноты перед одиноким прохожим, и пока тот лежал без сознания от пережитого ужаса, безнаказанно грабили. Осадное положение, в котором находился огромный город осенью 1941-го, явно было на руку преступникам: Москва была темной и мрачной, на окнах светомаскировка, уличное освещение не работало. Правда, по улицам постоянно ходили милицейские и военные патрули. И как-то раз грабителей чуть было не задержали. Услышав крик очередной жертвы преступников, находившийся рядом патруль бросился на помощь, но догнать «попрыгунчиков» не удалось: они на своих пружинах стремительно ускакали в темноту.

Выйти на таинственную шайку сотрудникам МУРа помог муж потерпевшей Белы Розицкой – инженер одного из оборотных предприятий Москвы Михаил Розицкий. 15 ноября он заявил о пропаже своей жены – той самой, которая буквально за несколько дней до этого стала жертвой «попрыгунчиков». Дело поручили сержанту милиции Гриценко. Тот обстоятельно допросил Розицкого. По словам инженера, Бела неделю назад ушла из дома и до сих пор не вернулась. Он обошел всех знакомых, друзей и подруг, даже показывал фото пропавшей жены постовым милиционерам – никто ничего не видел.

При этом во время беседы в МУРе инженер всячески пытался доказать, как сильно он любит свою супругу: рыдал навзрыд, рассказывал какие-то истории из их совместной счастливой жизни, сокрушался по поводу потери ребенка… Эти нарочитые стенания показались опытным муровцам подозрительными. Начальник МУРа Касриэль Рудин, человек с огромным опытом работы и потрясающей интуицией, прямо заявил сослуживцам: к исчезновению гражданки Розицкой причастен ее муж. И поручил сержанту Гриценко внимательнее присмотреться к личности инженера.

За Розицким установили негласное наблюдение. И вскоре выяснились удивительные вещи. Инженер Розицкий был явно связан с немецкой разведкой. В пользу этой версии красноречиво говорил, например, такой факт. Однажды поздно вечером на Ваганьковском кладбище Розицкий был замечен в обществе человека в рясе. Они о чем-то разговаривали, настороженно озираясь. А буквально через день этого человека поймали в тот момент, когда он на Ваганьковском кладбище, прячась за могильной плитой, пытался подать сигналы ракетницей.

В годы войны, как известно, московская милиция, помимо борьбы с уголовной преступностью, занималась еще и поисками вражеских диверсантов, шпионов и провокаторов. А таковых только за первый год войны задержали около тысячи. Они распространяли панические слухи среди населения, а по ночам подавали сигналы немецким летчикам, показывая, куда сбрасывать бомбы. Вот и человек в рясе занимался именно этим, запуская сигнальные ракеты в сторону Красной Пресни, где во время войны работали заводы и фабрики, выпускавшие боеприпасы и обмундирование для солдат Красной армии.

На Петровке выяснилось, что задержанный диверсант не имел никакого отношения к церкви, а рясу носил для маскировки. По законам военного времени он был расстрелян. Выяснилось также, что инженер Розицкий неоднократно встречался с этим человеком, их явно связывали давние и деловые отношения.

Инженера немедленно арестовали. На допросах он признался, что его завербовали сотрудники германской разведки незадолго до войны. Предложили приличное вознаграждение, Розицкий согласился. До войны он сливал немцам секретную информацию о работе своего предприятия. А в начале войны получил от Абвера другое задание: сеять панику в Москве, вести антисоветскую агитацию, наводить на стратегические объекты города летчиков люфтваффе.

Для этого Розицкому настоятельно рекомендовали использовать уголовные элементы. Причем, кадры для диверсионной работы ему поставляла сама германская разведка. На временно оккупированных территориях СССР агенты Абвера вербовали уголовников и перебрасывали их в осажденную Москву. Они же снабжали уголовников пружинами и балахонами. Дело в том, что еще до войны аналитики немецкой разведки, внимательно изучая советскую криминальную хронику 1920‐х годов, натолкнулись на дело «попрыгунчиков». Идея немцам понравилась. Вот так, благодаря Абверу, осенью 1941-го на улицах Москвы снова объявились «мертвецы» в белых саванах и с пружинами на ногах.

Они регулярно нападали на одиноких прохожих, снимали дорогую одежду и ценности, сбывая затем награбленное имущество через ломбарды. Но самое главное – по городу поползли слухи о таинственных мертвецах, парящих над землей. А в этом, собственно, и заключалась главная цель, которую преследовали немцы: дестабилизировать советский тыл, посеять у населения панику и чувство обреченности. Отчасти им это удалось.

Что же касается пропавшей жены Розицкого, интуиция начальника МУРа не подвела: инженер действительно был причастен к преступлению. Сначала он хотел напугать свою благоверную до смерти, для чего и навел на нее уголовников. Дескать, они возле нее попляшут в балахонах, Бела испугается и умрет. Но когда выяснилось, что женщина выжила, Розицкий решил убить ее сам. По его словам, он завел жену в парк «Лосиный остров», ударил камнем по голове, а тело закопал. Чтобы отвести от себя подозрения, инженер сам явился в милицию и поведал о пропаже жены. Розицкий явно рассчитывал, что в тяжелейших условиях осадного положения муровцам будет не до поиска его благоверной. Однако инженер просчитался: даже в трагические дни осени 1941 года московская милиция работала великолепно. Труп гражданки Розицкой был эксгумирован. Судмедэкспертиза установила: смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. На недоуменные вопросы сыщиков, чем Розицкому помешала красавица жена, тот ответил просто: «Она мне надоела».

По совокупности совершенных деяний инженера Розицкого приговорили к высшей мере наказания. А членов его шайки сыщики поймали на живца. Зная место, где обычно «попрыгунчики» совершали нападения – у Миусского кладбища, муровцы в течение нескольких дней прогуливались там, провоцируя преступников. По договоренности с московской военной комендатурой в эти дни в районе спецоперации не ходили патрули – чтобы случайно не вспугнуть уголовников.

И однажды вечером «попрыгунчики» дали о себе знать, появившись, как всегда, неожиданно из кромешной темноты. Бандиты и не подозревали, что одинокий прохожий с большим чемоданом в руках – это переодетый сотрудник МУРа. Увидев «мертвецов» в балахонах, он мгновенно выхватил пистолет и открыл огонь на поражение. Двое «попрыгунчиков» были убиты на месте, еще двоих задержали подоспевшие на помощь коллеге муровцы. Среди задержанных оказалась девушка – бывшая медсестра, переквалифицировавшаяся в воровку.

Вот так закончилось история с очередным появлением «попрыгунчиков» в Москве. В отличие от предыдущих эпизодов, на сей раз к их появлению оказались причастны агенты немецкой разведки.

ГЛАВА 8. «ЧТОБЫ ВЫ СДОХЛИ, ФАШИСТЫ ПРОКЛЯТЫЕ!..»

О том, что такое война, жители Москвы узнали в конце июля 1941 года, когда бомбардировщики люфтваффе начали планомерные налеты на советскую столицу. Первые сигналы воздушной тревоги прозвучали в Москве 21 июля 1941 года в 22 часа 07 минут: несмотря на плотные заслоны ПВО, к городу прорвались фашистские стервятники. В тот день на Москву были сброшены тысячи зажигательных бомб. Крупные пожары возникли на Волхонке, Кузнецком мосту, в районе Красной Пресни и Хорошевского шоссе.

Однако больше других пострадал Белорусский вокзал. Ветераны московской противопожарной службы вспоминают, что немцы особенно яростно бомбили железнодорожные составы, находившиеся на подступах к вокзалу. Трижды за день фашистская авиация бомбила и само здание Управления пожарной охраны, оно располагалось тогда на Кропоткинской улице. Взрывная волна вышибла оконные стекла и двери. Погибли несколько человек. Отбой воздушной тревоги был объявлен только утром следующего дня. А к вечеру все пожары были потушены.

С каждым последующим днем немцы увеличивали интенсивность воздушных налетов. Однако и столичные пожарные не сидели сложа руки: в предельно сжатые сроки были сформированы новые подразделения для борьбы с огнем, усилена противопожарная защита особо важных городских объектов. А кроме того, на подмогу профессиональным огнеборцам активно привлекались московские школьники.

Официально юные помощники пожарных назывались дружинниками местной противовоздушной обороны. За каждой группой дружинников закреплялся определенный объект. Например, большой жилой дом охраняли от немецких зажигалок семь-восемь человек. Боевой пост располагался на крыше. В случае падения зажигательной бомбы дружинники должны были тушить ее или скидывать на землю, чтобы избежать пожара.

Естественно, получалось это далеко не всегда, особенно вначале, когда опыта у большинства ребят еще не было. Особенно тяжело было с ходу отличить обычную зажигалку от термитной. Дело в том, что тушить «термитку» водой ни в коем случае нельзя, ее следовало немедленно сбрасывать вниз, на асфальт, и закидывать песком. Специальные емкости с песком стояли летом 1941-го во всех московских дворах.

В целом противопожарные мероприятия в Москве были организованы на высоком уровне. И не будет большим преувеличением сказать, что во многом благодаря героической работе столичных пожарных, в том числе и совсем юных, удалось спасти от разрушения многие достопримечательности столицы. Например, Большой театр, который немцы пытались уничтожить с упорством вандалов в течение нескольких месяцев. Десятки раз фашистские самолеты прорывались к центру города и целенаправленно сбрасывали на здание театра зажигательные бомбы. И только умелые действия пожарной команды сохранили для потомков знаменитое творение архитектора Осипа Бове.

В противовоздушной обороне города в годы войны было задействовано свыше двухсот тысяч человек – в основном, мальчиков и девочек школьного возраста. Именно так столичные подростки помогали Красной армии защищать родной город, это был весомый вклад юных москвичей в борьбу с врагом. Однако находились и те, кому участие в противовоздушных мероприятиях казалось слишком мелким и незначительным. Они жаждали чего-то большего и считали, что помогать Красной армии нужно куда более решительными методами. В архивах МВД России сохранились материалы одного из уголовных дел военной поры. Те, кто занимался расследованием этой криминальной истории, называли его делом о «народных мстителях».

Впервые «народные мстители» заявили о себе летом 1941 года. В один из жарких августовских дней в квартире москвича Стефана Кальтера раздался звонок. 12-летний Герман, сын хозяина, открыл дверь и тут же получил удар по голове. На шум в прихожей из комнаты выбежал Стефан. На него набросились двое в масках. Они избили Кальтера, затем прошлись по квартире в поисках чего-нибудь ценного. Прихватив пару хрустальных вазочек, часы на цепочке, меховую шапку и золотой перстень с гравировкой «СНК», преступники еще несколько раз пнули лежавшего на полу хозяина и скрылись.

Возня в квартире Кальтера привлекла внимание соседей. Те вызвали милицию и «скорую помощь». Хозяина квартиры с множественными ушибами и переломами отвезли в больницу, однако спасти мужчину не удалось.

Личность погибшего была установлена без особого труда. Стефан Кальтер, 45 лет, правоверный советский гражданин, член ВКП(б), фотокорреспондент одной из московских газет. В конце 1930‐х его фоторепортажи о стройках социализма пользовались большой популярностью. Один из его материалов – о строительстве канала имени Москвы – отметил сам Иосиф Сталин. Разумеется, расследование этого убийства было взято под особый контроль. Им занялись лучшие сыщики МУРа под руководством Григория Тыльнера, одного из старейших сотрудников советского уголовного розыска. В конце 1930‐х – начале 1940‐х годов именно Григорий Тыльнер лично участвовал в раскрытии наиболее опасных преступлений. Дело о «народных мстителях» – из их числа.

Поначалу расследование продвигалось с большим трудом. Никаких зацепок у сыщиков не оказалось: сын погибшего фотокорреспондента заметил только черные маски на лицах преступников.

Между тем, через несколько дней история повторилась. На сей раз жертвами неизвестных преступников стали сестры Эмма и Ева Шварц – студентки одного из московских вузов. В тот день они вернулись домой раньше обычного. Вошли в свою квартиру и остолбенели: там хозяйничали какие-то люди в масках. Один из них достал кастет и ударил Эмму по лицу. Еще несколько минут преступники шарили по квартире. Однако ничего не нашли, кроме 16 рублей, лежавших на полочке. В бешеной злобе, избив сестер, преступники скрылись. Последней их фразой были слова: «Мы еще встретимся, фашисты проклятые!»

Такая же участь через пару дней постигла и 13-летнюю Наташу Рунге. В ее квартиру, когда она была одна, вломились неизвестные в масках. Крикнув что-то о проклятых фашистах, налетчики избили девочку, похитили какие-то вещи и скрылись.

Теперь Тыльнер и его коллеги не сомневались: все эти преступления – дело рук одних и тех же лиц. Причем, корыстные мотивы явно не были главными. Преступники откровенно выбирали своими жертвами людей с немецкими фамилиями. Однако примет злоумышленников по-прежнему не было. Все потерпевшие в один голос говорили только о черных масках.

Прошло два месяца. И вот в один из промозглых осенних дней 1941 года сыщики выехали на место очередного убийства. Жертвами преступников стали супруги Михельсоны. Их зверски убили в квартире. А внизу, у подъезда, нашли тело их сына – преподавателя математики одного из московских вузов.

Опросив свидетелей, сыщики составили словесные портреты преступников. И вскоре по приметам они были задержаны. Ими оказались 17-летние московские парни – Андрей Колесов и Сергей Казаков. Интересно, что оба из приличных семей. У Андрея, например, мама трудилась заместителем директора гостиницы «Москва». А вскоре стали известны обстоятельства убийства Михельсона и его родителей.

Поздним вечером приятели возвращались домой. На улицах стояла кромешная темнота. Осенью 1941 года в целях маскировки Москва не освещалась, в квартирах запрещалось включать электричество, даже автомобили передвигались по улицам пустынного города с выключенными фарами. Ступая практически на ощупь, приятели добрались до ближайшей трамвайной остановки. И вдруг их внимание привлек мужчина, который беседовал с кем-то из пассажиров. Разговор шел о Красной армии, о просчетах советского командования, о том, что в довоенное время слишком много пели песен, вместо того, чтобы заниматься перевооружением войск.

Даже удивительно, как мужчина отважился на такие откровения с незнакомым человеком. В те годы подобного рода разговоры пресекались самым безжалостным образом. Известен случай, когда в ноябре 1941 года токарь одного из московских заводов нашел где-то немецкую листовку и начал читать ее посетителям закусочной в Малом Черкасском переулке. За несчастным работягой тут же приехали сотрудники НКВД. Ему инкриминировали антисоветскую агитацию и по законам военного времени приговорили к десяти годам лагерей. От высшей меры рабочего спасло лишь наличие инвалидности. Всего же за период с октября 1941-го по июнь 1942 года, по данным столичной комендатуры, за распространение слухов в городе было задержано 906 человек. 13 человек расстреляно на месте за антисоветскую агитацию. Словом, с паникерством и распространением слухов в Москве боролись самым беспощадным образом.

Однако несмотря на все эти строгости, находились люди, не умевшие или не хотевшие держать язык за зубами. Вот и на трамвайной остановке в тот злополучный вечер кто-то из горожан проявил излишнюю болтливость. Милицейского патруля поблизости не оказалось, и тогда приятели решили проучить чрезмерно говорливого мужчину, не дожидаясь, когда им заинтересуются компетентные органы. Они выследили говоруна и, когда тот входил в подъезд своего дома, ударили несколько раз кирпичом по голове. А затем ворвались в квартиру своей жертвы. В тот момент там находились родители погибшего. Их убили ударами ножа.

Поскольку убийство Михельсонов не было спланировано заранее, маски на лица Колесов и Казаков не надели. Именно поэтому их смогли опознать случайные свидетели: соседи того дома, где жил математик и его родители.

Сопоставив информацию соседей и кое-какие свои факты, сыщики пришли к выводу: череда убийств и нападений на людей с немецкими фамилиями – дело рук Колесова и его дружка. А мотивом преступлений стало желание… помочь Красной армии в борьбе с фашистами. Дескать, пока солдаты воюют с врагом на фронте, они, Колесов и Казаков, очищают от немцев советский тыл. Именно с такими намерениями они и врывались в квартиры, где проживали люди с нерусскими фамилиями. Выяснить это в те годы не представляло большого труда: на дверях каждого московского дома имелись таблички с фамилиями жильцов.

На следствии и на суде Колесов и Казаков искренне не понимали, в чем их обвиняют.

– Мы же боролись с врагами, – чуть не плача кричал Казаков, – за что же нас судить?

Эти доводы, однако, остались без внимания. За убийство четырех человек суд приговорил «народных мстителей» к расстрелу. Тот факт, что к моменту ареста друзьям еще не исполнилось восемнадцать, судья во внимание не принял…