Текст книги "Уголовный розыск в СССР. 35 резонансных и кровавых преступлений"

ГЛАВА 9. КАК ПОХИТИТЬ МИЛЛИОН?

Самым тяжелым месяцем военной поры для москвичей выдался октябрь 1941 года. 8 октября началось минирование городских зданий на случай сдачи Москвы, а 12 октября на улицах столицы появились первые баррикады. 16 октября передовые части немцев, прорвав оборону советских войск, подошли к Химкам. До Москвы оставались считанные километры. И хотя прорыв в тот же день был ликвидирован бойцами дивизии внутренних войск имени Дзержинского, среди москвичей быстро распространились слухи о том, что в город вот-вот войдут фрицы. В Москве началась массовая эвакуация населения. Из города бежали все, у кого была такая возможность. Шоссе Энтузиастов, ведущее на восток, в те дни превратилось в нескончаемый поток беженцев.

Известно немало случаев, когда панике поддались высокопоставленные работники партийных органов и руководители столичных предприятий. Например, руководство столичного завода электротермического оборудования на Таганке сбежало из города, бросив своих рабочих на произвол судьбы и даже не выдав им заработной платы. Дело дошло до стихийного митинга и перекрытия автомобильных дорог, ведущих на восток. Разъяренные работяги, выстроившись плотными кордонами, останавливали все автомобили, пытавшиеся выехать из города. Пассажиров вытряхивали из салонов, а кое-кому и крепко били физиономии.

Всеобщая паника, охватившая город, подогревалась мнением о том, что Москву покинул Сталин. И действительно, кто-то видел, как три правительственных автомобиля выруливали на шоссе, ведущее из города на восток. Впоследствии выяснилось, что в этих машинах из Кремля вывозили библиотеку вождя. Сам Сталин оставался в городе даже в эти критические для столицы дни. Но об этом станет известно позднее. А тогда большинство москвичей полагало, что высшее руководство страны сбежало из города. А значит, Москву действительно собираются сдать. И тысячи людей, в ужасе похватав все, что можно было унести, потянулись на восток.

В эти суровые октябрьские дни оживились уголовники всех мастей. По городу прокатилась волна грабежей и разбойных нападений. Мародеры сновали по пустым квартирам, забирались в никем не охраняемые предприятия и учреждения, тащили все, что представляло хоть какую-то ценность. Заметно активизировались и карточные шулера. Как ни странно, но именно в октябрьские дни 1941 года у москвичей вдруг проснулся интерес к азартным играм. В центре города, на стихийных рынках и барахолках, средь бела дня карточные шулера устраивали целые представления, жертвами которых стали сотни доверчивых москвичей.

Но даже в этих экстраординарных условиях московская милиция работала четко и слаженно. Возникавшие в разных районах города конфликты умело гасились, застигнутых на месте преступления мародеров и грабителей расстреливали тут же, без суда и следствия. Столь суровые меры не прошли бесследно: в целом, несмотря на крайне напряженную обстановку на фронте и в самой столице, московской милиции удалось довольно быстро взять ситуацию под контроль. Буквально в течение недели порядок в городе был восстановлен. А 25 октября, при Московском городском комитете ВКП(б) была создана специальная комиссия по выявлению коммунистов, поддавшихся панике. В те дни немало партийных и советских функционеров лишились партбилетов и своих должностей.

Более того, Московский уголовный розыск, даже в обстановке всеобщего хаоса и неразберихи, умудрялся расследовать серьезные преступления. Например, буквально в считанные дни сыщики МУРа распутали дело о хищении крупной суммы казенных денег и вернули государству почти миллион рублей.

Самое пикантное в этой истории заключается в том, что деньги украли у… НКВД СССР. События разворачивались следующим образом.

16 октября 1941 года, когда ситуация на фронте стала критической, руководство НКВД СССР приняло решение эвакуировать из города секретную документацию. Архив был погружен на Лубянке в несколько автомашин. Вместе с секретными документами в одной из машин перевозилась и крупная сумма наличных денег – миллион рублей. Маршрут был таков: через столичный район Измайлово, где в то время располагались запасной командный пункт Ставки Верховного Главнокомандования и отдельный лагерный пункт, далее на восток – в район подмосковного Ногинска.

Ехать пришлось по забитым беженцами улицам. Как раз в этот день началась массовая эвакуация из города. Средняя скорость передвижения – не более пяти километров в час. Машины НКВД буквально продирались сквозь людской поток.

К вечеру все автомобили благополучно добрались до Ногинска, кроме одной – где находились наличные деньги и часть секретного архива.

Первая версия – машину угнали те, кто сопровождал секретный груз, то есть стрелки НКВД Иван Фомичев и Александр Мосенков. Сделать это в обстановке всеобщего хаоса действительно не представляло большого труда. Да и соблазн был велик: миллион наличных денег.

Исчезновение крупной суммы денег и секретной документации – это ЧП даже для военной поры. Неудивительно, что на поиски пропавшей машины были брошены все имевшиеся силы московской милиции. Найти автомобиль, а главное груз, нужно было во что бы то ни стало, причем очень быстро. В противном случае о ЧП с машиной придется докладывать наркому внутренних дел, а реакцию Берии предугадать было несложно.

Машину действительно обнаружили довольно быстро: в Перово на пустыре неподалеку от завода «Компрессор», где в годы войны выпускали «Катюши». Рядом с машиной – два трупа. Оба убиты выстрелами из пистолета. Один из убитых был опознан как стрелок НКВД Александр Мосенков. Личность второго погибшего сразу установить не удалось. Груз из автомашины исчез.

Появилась версия: на машину во время следования было совершено бандитское нападение. Мосенков, спасая машину и груз, погиб в перестрелке. Бандиты тоже потеряли одного из своих. Непонятно было только, куда подевался второй охранник – Фомичев.

А может, на машину НКВД напали не уголовники, а немецкие диверсанты? И целью нападения были не столько деньги, сколько секретные документы НКВД? Осенью 1941-го немецкая разведка действительно пыталась провести серию террористических актов в Москве. В город забрасывались группы диверсантов, им помогала местная, завербованная еще до войны агентура. Впрочем, сколько-нибудь серьезных терактов фрицам устроить так и не удалось: даже осенью 1941 года советская контрразведка работала неплохо. На поиск вражеских диверсантов и шпионов были ориентированы и органы милиции.

Вот и в деле о похищенном архиве НКВД версию о диверсантах отбросили довольно быстро. И причиной тому стала жуткая находка в Москве-реке возле дома № 1 на Овчинниковской набережной. В мешке, который плавал у берега, местный житель обнаружил тело подростка. Эксперты быстро установили: смерть неизвестного наступила от удушения. На шее парня был обнаружен обрывок пеньковой веревки. А в кармане рубашки – обрывки каких-то бумаг. Внимательное их изучение показало, что это – документы НКВД с характерными печатями и подписью начальника Московского управления НКВД СССР Михаила Журавлева. Так в деле о таинственном исчезновении спецгруза появился новый след.

Личность погибшего парня была быстро установлена: Сергей Лютиков, 15 лет. Закончил 9-й класс московской школы № 47. Жил неподалеку от Овчинниковской набережной. К нему домой отправился лично руководитель оперативной группы капитан милиции Игорь Васильев. В квартире в тот момент находились мать погибшего школьника и его сестра – дивной красоты девушка. А во время обыска сыщики нашли еще несколько клочков бумаги, исследование которых не оставило сомнений: это остатки секретных документов, которые пропали 16 октября из автомашины НКВД.

Теперь осталось выяснить, какое отношение к исчезновению секретного архива имеет семья Лютиковых. Неужели погибший парень как-то связан с немецкой разведкой? Такие случаи в годы войны на самом деле имели место. Немцы пытались активно вербовать советских школьников, чтобы использовать их в диверсионных и разведывательных целях. Ведь мальчики и девочки всегда вызывают меньше подозрений, они могут беспрепятственно пройти туда, где появление взрослого вызовет настороженность. На это немцы и делали ставку. Правда, ни одной спецоперации с участием детей Абвер так и не провел: все мальчишки, как только их отправляли на задание, тут же шли сдаваться к нашим. Предателей среди школьников не было. А вот героев – немало.

Дальнейшее расследование показало: никакого отношения к истории с пропажей груза Сергей Лютиков не имеет. А произошло вот что.

В тот день, 16 октября, на машину НКВД действительно напали бандиты. Одного из них, труп которого был найден на месте происшествия, вскоре опознали. Им оказался хорошо известный московским сыщикам рецидивист Василий Теплов по кличке Вася Теплый. Еще в начале 1930‐х годов этот Вася совершил несколько грабежей, за что был приговорен к лишению свободы, отсидел несколько лет, а в начале войны объявился в Москве.

Правда, первое же серьезное дело закончилось для него не самым лучшим образом: во время нападения на машину НКВД Васю застрелили. Но были ли у него сообщники? На этот вопрос ответ был вскоре найден. Для этого Игорю Васильеву пришлось внедриться в команду карточных шулеров, орудовавших на Тишинском рынке. А затем с их помощью выйти на более серьезных уголовников. Так вот, общаясь с ними, Васильев выяснил: к нападению на машину НКВД никто из московских бандитов не причастен. На эту авантюру отважился только Вася Теплый. А значит, к похищению груза причастен второй охранник – Фомичев, который таинственно исчез, и которого упорно ищет вся милиция Москвы.

Фомичева взяли через несколько дней. Но об этом чуть позже. А пока вернемся к событиям 16 октября на пустыре в Перово.

Застрелив напавшего на машину бандита, Фомичев бросился к своему раненому товарищу – Мосенкову. Но тут взгляд охранника упал на мешок с деньгами. Какое-то время Фомичев колебался, не зная, что предпринять: то ли перевязать стонавшего от боли товарища и продолжить путь, то ли сбежать с деньгами, устранив предварительно свидетеля, то есть Мосенкова. Фомичев выбрал второй вариант. Добив из табельного оружия своего напарника, Фомичев сгреб мешки с деньгами и документацией и отправился в Москву. Несколько дней жил у знакомого, прикупил на черном рынке пальто, добротные ботинки. А потом вспомнил об Ирине Лютиковой. Эта была его давняя любовь. Еще до войны он неоднократно подкатывал к барышне, но всякий раз получал отказ. И вот теперь, будучи обладателем миллиона рублей, решил возобновить свои попытки.

Явившись к Лютиковым, Фомичев застал дома всю семью: саму Ирину, ее мать и брата-девятиклассника. Эффектно бросив к ногам возлюбленной толстую пачку денег, Фомичев начал откровенно приставать к девушке. Он нисколько не сомневался, что против такого аргумента, как миллион, Ирина не устоит. Но девушка опять не проявляла никакого интереса ни к самому Фомичеву, ни к его деньгам. А тут еще брат Ирины заметил, что пачка денег обернута в какой-то документ с печатями. Смышленый школьник с удивлением поинтересовался, откуда у Фомичева секретные документы с печатями НКВД. Фомичев понял, что в случае чего парень не станет держать язык за зубами. Отправившись с подростком якобы в соседний магазин, Фомичев затащил опасного свидетеля в ближайшую подворотню, задушил веревкой, а тело затолкал в мешок и ночью, в темноте, бросил в реку.

Пока Фомичев отсутствовал, в квартиру к Лютиковым и явились муровцы во главе с Игорем Васильевым. Провели обыск, допросили хозяев и ушли, разминувшись с Фомичевым буквально на несколько минут.

Вернувшись к Лютиковым среди ночи, Фомичев снова начал приставать к Ирине. За дочь вступилась мать – Нина Петровна. Пришлось задушить и ее. Причем, на глазах дочери. От всего пережитого у Ирины помутился рассудок, на какое-то время девушка потеряла сознание. Очнулась она в каком-то заброшенном помещении, напоминавшем воинскую часть. Это был отдельный лагерный пункт в Измайлово, тот самый, где служил охранником Фомичев. К тому времени пункт был эвакуирован, помещения стояли пустыми. Вот туда преступник и притащил барышню, надеясь, что Ирина растает и бросится ему на шею. Два дня Ирина Лютикова провела на холодном полу со связанными руками и с кляпом во рту. А Фомичев ходил вокруг девушки, бросал ей пачки денег и уговаривал выйти за него замуж. За этим занятием его и задержали московские сыщики во главе с капитаном Васильевым…

За убийство трех человек и хищение в особо крупных размерах стрелок НКВД Иван Фомичев был приговорен к расстрелу. Из похищенного миллиона рублей вернуть государству удалось чуть более 900 тысяч – остальные деньги преступник успел растранжирить на одежду и еду. Часть секретной документации бесследно пропала: опьяненный деньгами и страстным влечением к Ирине, Фомичев, не отдавая себе отчета, использовал документы в качестве оберточной бумаги.

А вот дальнейшая судьба Ирины Лютиковой, которая в один день лишилась матери и брата, сложилась вполне удачно. Она дождалась своего жениха с фронта, вышла за него замуж. Они прожили долгую счастливую жизнь. Кстати, муж Ирины после демобилизации из армии пошел служить в милицию и вместе с коллегами из МУРа очищал Москву от расплодившихся за годы войны уголовников.

ГЛАВА 10. БОЛЬНИЧКА ВМЕСТО ФРОНТА

30 сентября 1941 года в структуре Главного управления милиции НКВД СССР был создан Отдел по борьбе с бандитизмом (ОББ). Аналогичные подразделения создавались и на местах. Первоначально Отдел состоял из трех отделений. Первое отделение занималось Кавказом и Краснодарским краем, второе – Россией и Украиной, третье – Средней Азией и Дальним Востоком.

В течение войны количество сотрудников ОББ постоянно росло. Если в октябре 1941 года общая штатная численность подразделений по борьбе с бандитизмом составляла 712 человек, то в июле 1944-го борьбой с бандитизмом профессионально занимались уже 5900 сотрудников милиции. И это только оперативные работники. А в случае надобности к борьбе с бандитскими группировками привлекались и войска НКВД.

Формально Отделы по борьбе с бандитизмом не входили в структуру уголовного розыска, однако на практике сотрудники двух ведомств зачастую работали бок о бок, не разделяя служебные задачи на свои и чужие. Например, сообща ловили дезертиров и уклонистов. В годы войны эта проблема считалась одной из первостепенных в деле борьбы с уголовной преступностью. Оно и понятно: большинство бандитских группировок военных лет состояло как раз из дезертиров и лиц, уклонявшихся от призыва в Красную армию. Именно такого рода банды и наводили ужас на жителей многих городов СССР.

О масштабах дезертирства в годы Великой Отечественной войны говорят следующие цифры. В июле 1944 года начальник Отдела по борьбе с бандитизмом Александр Леонтьев представил заместителю наркома внутренних дел СССР Сергею Круглову доклад о результатах борьбы с бандитизмом, дезертирством и уклонением от службы в Красной армии за три года Великой Отечественной войны. Так вот, с июня 1941-го по июнь 1944 года органами НКВД были задержаны один миллион 210 тысяч 224 дезертира и 456 тысяч 667 человек, уклонявшихся от мобилизации.

Иначе говоря, более полутора миллионов молодых здоровых мужиков, вместо того, чтобы идти на фронт, находились в бегах. А чтобы бегать было комфортнее, многие сколачивались в шайки и банды, активно вооружались и пополняли ряды тех, с кем отчаянно боролся уголовный розыск Советского Союза на протяжении всех военных лет. Неудивительно, что время от времени сотрудники угрозыска совместно с коллегами из отделов по борьбе с бандитизмом проводили спецоперации по ловле тех, кто не желал Родине служить. Таким образом органы НКВД пытались лишить уголовный мир потенциальных кадров.

К каким только ухищрениям ни прибегали некоторые граждане Советского Союза, чтобы уклониться от воинской службы! Например, в Лосевском районе Воронежской области несколько дезертиров скрывались в колодце. Для этого на глубине шесть метров из сруба колодца было вынуто бревно. Через это отверстие, которое не было заметно сверху, злоумышленники проникали в специально вырытое убежище, где отсиживались днем. А попадали они в свои норы при помощи бадьи: ее опускал вниз отец одного из дезертиров. Он же вечером поднимал бадью наверх. В течение двух лет злоумышленники прятались таким образом, пока случайно их не заметили односельчане.

В Саратовской области двенадцать дезертиров вырыли под землей целый город. Сверху было видно лишь две землянки. В каждой из них были устроены печи с большими съемными котлами для приготовления пищи. А вот под печами находились искусно замаскированные листы жести. Открывая лист, можно было попасть в проход, который вел в специальное укрытие. Всего таких подземных убежищ было два, они соединялись между собой подземным туннелем длиной пятнадцать метров. Вот в этом городке и скрывались дезертиры.

Аналогичным образом скрывались в Орловской области двое дезертиров – Кузьмин и Никульников. Их подземное убежище было вырыто в сарае для скота. Проход в убежище был сверху накрыт бревнами в три ряда. На бревнах, собственно, и находился скот. Никому и в голову не могло прийти, что под этим деревянным покрытием прячутся двое взрослых мужиков.

Один из распространенных способов – переодевание в женскую одежду. Так, сотрудники Куйбышевского районного отделения НКВД Таджикской ССР задержали дезертира Зинатова. В течение нескольких месяцев Зинатов скрывался под паранджой среди женщин, которые обрабатывали шерсть. А дезертир Судихов из Чувашии скрывался под видом больной женщины. При задержании он был обнаружен лежавшим на печи в женском платье рядом с малолетними детьми.

Любопытная история приключилась в узбекском городе Наманган. В апреле 1943 года сотрудники уголовного розыска осматривали какой-то сарай. И вдруг стадо баранов бросилось бежать, на земле остался лежать лишь один. Каково же было удивление сотрудников угрозыска, когда вместо барана они обнаружили гражданина Кабилова, аккуратно завернутого в баранью шкуру. Этого Кабилова, сбежавшего из армии, милиция Узбекистана разыскивала аж с лета 1941 года.

Но выше всех – причем, в буквальном смысле слова – оказался житель Пашского района Узбекской ССР некто Инамов. Больше года он скрывался на самом высоком дереве, приспособив под жилище гнездо аиста.

Впрочем, самые ушлые дезертиры и уклонисты предпочитали более изощренные способы, нежели чем просто банально прятаться в колодцах или на макушках деревьев. Вот весьма характерная история о том, как житель Киселевска Кемеровской области некто Максименко не только уклонился от призыва, но и сделал неплохую карьеру в глубоком тылу.

Итак, получив в июне 1941 года повестку из военкомата, Максименко, вместо того чтобы отправиться на призывной пункт, заявил, что является сыном кулака-спецпереселенца. Эта категория граждан, как известно, не подлежала призыву. На это Максименко и рассчитывал. И не прогадал: в Киселевском горвоенкомате никто почему-то не удосужился проверить его родословную. Гражданину Максименко выдали соответствующий документ, а военный билет изъяли.

Более того, предъявив полученную в военкомате справку, Максименко устроился на работу в Киселевторг, где распространял слух, что по состоянию здоровья освобожден от воинской службы. И снова ему поверили на слово. Ни директор торга, ни начальник отдела кадров не проверили эту информацию. А еще через несколько месяцев Максименко как активный работник и общественник был принят кандидатом в члены ВКП(б) и даже выдвинут на должность заместителя директора Киселевторга. Неизвестно, как бы дальше сложилась карьера уклониста, но в 1943 году при проверке органами НКВД вскрылись его махинации. И вместо непыльной должности замдиректора городской торговой организации Максименко отправился на фронт в штрафную роту.

Особенно много случаев уклонения от призыва фиксировалось на территориях, освобожденных от немецких захватчиков. В большинстве своем уклонисты использовали для этого фиктивные документы, приобретенные при немцах. Дело в том, что в период немецкой оккупации, чтобы уклониться от отправки на работу в Германию, многие специально занижали свой возраст. Порой для этого достаточно было просто сунуть взятку старосте, и тот оформлял поддельные метрики и паспорта. Многие таким образом избежали отправки на принудительные работы.

Гитлеровцы ушли, а желание и дальше уклоняться, только на сей раз от призыва в Красную армию, у некоторых молодых людей осталось. Поскольку во многих оккупированных районах записи актов гражданского состояния не сохранились, проверить подлинность тех или иных справок и документов не представлялось возможным. Этим и пользовались уклонисты. Сплошь и рядом молодые люди призывного возраста предъявляли документы о том, что они, например, 1928-го или 1927 годов рождения, и тем самым уклонялись от призыва.

Примеров тому несть числа. В одной только Запорожской области Украинской ССР в июне 1944 года было выявлено 2 тысячи 202 человека, изменивших себе год рождения – с более раннего на более поздний. Все они были переданы в райвоенкоматы для последующего направления на службу в Красную армию.

Иногда на помощь уклонистам приходили люди в белых халатах. Перед направлением на воинскую службу призывник, как известно, проходит медицинскую комиссию. Так вот, частенько врачи, привлеченные к работе этих комиссий, за взятки выдавали липовые заключения о состоянии здоровья призывника. Сумма взяток колебалась от трех до 20 тысяч рублей.

В феврале 1943 года сотрудники уголовного розыска Московской области ликвидировали целую группу татар, уклонявшихся от воинской службы. Всего было выявлено около сотни человек. Всем им выдали липовые справки о негодности к военной службе врачи призывного пункта Пушкинского райвоенкомата. Врачей пришлось арестовать, уклонистов – направить в действующую армию. По делу тогда проходило 17 человек.

Сотрудники уголовного розыска Армянской ССР установили, что заведующий отделом здравоохранения Спитакского района Петросян, будучи председателем военно-врачебной комиссии Спитакского райвоенкомата, за взятки систематически оформлял фиктивные документы о негодности к воинской службе. В махинациях участвовал завхоз районного здравотдела Ламбарян. Именно он находил желающих откосить от службы, брал у них деньги и относил своему знакомому Петросяну, не забывая, разумеется, и о себе любимом. Таким образом от призыва в Красную армию было освобождено восемь человек.

Фабрикацией фиктивных заключений о болезни занимались не только члены военно-врачебных комиссий военкоматов, но и врачи гражданских лечебных учреждений, особенно в тех случаях, когда их заключения являлись решающими для освобождения от воинской службы, например, в случае заболевания туберкулезом или шизофренией. Так, в Татарской АССР в 1943 году сотрудниками уголовного розыска была выявлена группа медицинских работников лечебно-туберкулезных учреждений Казани. Всего по делу проходило 14 человек, включая главврача городского туберкулезного диспансера Золотухину.

Бизнес у товарищей был поставлен на широкую ногу. В первые же дни войны Золотухина и ее коллеги смекнули, какие деньги можно зарабатывать на желании отдельных призывников уклониться от призыва. Некоторые из них готовы были платить любые деньги, лишь бы получить вожделенную справочку о плохом здоровье. Особенно котировалась справка о наличии активной формы туберкулеза. Она гарантировала полное освобождение от воинской службы. Потому и стоила недешево: 20 тысяч рублей. Однако от желающих не было отбоя. Как установило следствие, по фиктивным документам, выданным Золотухиной и ее подельниками, Красная армия недосчиталась как минимум пятидесяти бойцов. Золотухина была приговорена к расстрелу, 9 участников группы – к 10 годам лишения свободы каждый, остальные отделались меньшими сроками.

А вот история, приключившаяся в Горьком (так в советские годы назывался Нижний Новгород). Там фельдшер амбулатории Грачев и его жена, работавшая медсестрой в той же амбулатории, в течение двух лет отмазывали всех желающих от воинской службы. Делалось это следующим образом. Грачев и его супруга регулярно приходили на квартиру к своей давней знакомой Кузьминой. Та, в свою очередь, периодически приводила к себе военнообязанных, уклонявшихся от службы, и Грачевы вливали им под кожу бензин. Этим вызывалась искусственная опухоль, лечение которой порой занимало несколько месяцев. В результате молодые парни, вместо того чтобы идти на фронт, отправлялись на излечение в госпитали. За каждый такой укольчик участники аферы получали 2500 рублей.

Был и еще один способ уклониться от фронта, и его также широко использовали преступники. Речь идет о массовом изготовлении фиктивных документов, дающих право на отсрочку или освобождение от призыва. Как правило, этим занимались работники типографий, госпиталей, секретарши и машинистки – словом, те, кто по долгу службы имели доступ к бланкам, штампам и печатям. Вот лишь несколько примеров.

В Карагандинской области в апреле 1944 года сыщики местного угрозыска распутали историю, в которой были замешаны некоторые работники треста «Ленинуголь», в частности секретарь комитета ВЛКСМ шахты № 20 Сандалова и ответственный секретарь газеты «За уголь» Садыков. Кстати, Садыков до войны был судим за антисоветскую деятельность. Однако этот малоприятный факт биографии не помешал ему сделать неплохую карьеру в угольном тресте. Более того, в военное лихолетье Садыков спокойно отсиживался в глубоком тылу, трудился журналистом ведомственной газеты, да еще организовал довольно прибыльный бизнес на фиктивных справках. Имея доступ к печатям и штампам шахты, Садыков и Сандалова получали в типографии бланки командировочных удостоверений, оформляли их и продавали всем желающим. Особой популярностью такие удостоверения пользовались у военнообязанных, которые, прикрываясь ими, получали в военкоматах отсрочку от призыва. Как выяснили оперативники уголовного розыска, за два года преступной деятельности антисоветчик Садыков и его подельница, правоверная комсомолка Сандалова изготовили и продали 210 таких удостоверений.

А сотрудники НКВД по Краснодарскому краю в марте 1944 года вышли на след преступной группы, которая специализировалась на изготовлении фиктивных справок. В группировку входило восемь человек, все – дезертиры из Красной армии. Изготовив печати и штампы воинских частей и военных госпиталей, аферисты разъезжали по городам Советского Союза, занимались фабрикацией фиктивных документов и сбывали их таким же, как они, дезертирам за крупные суммы денег.

Аналогичную историю распутали в мае 1944 года сыщики Ростовской области. Организатором группы являлся дезертир из Красной армии Хохлов. В недавнем прошлом он служил в интендантских частях в чине капитана. В конце 1943-го сбежал со службы, приехал в освобожденный от немцев Ростов-на-Дону, где поселился под чужой фамилией. В течение полугода Хохлов изготовлял фиктивные документы о болезни. Для этого использовались печати эвакогоспиталя № 3883 и ряда воинских частей. За каждую такую липовую справку Хохлов получал от 4 до 10 тысяч рублей.

Вместе со своим подельником – дезертиром Сухановым – Хохлов продал не менее 40 фиктивных документов, по которым в военкоматах Ростовской области можно было получить свидетельства об освобождении от воинской службы. При аресте на квартире у Хохлова были изъяты револьвер системы «наган», каучуковая печать, типографский шрифт, различные бланки, отпечатанные на пишущей машинке, которые преступник использовал для изготовления фиктивных документов.

Но, пожалуй, самой масштабной стала афера, которую оперативники распутали в той же Ростовской области буквально через пару месяцев после ареста Хохлова и его подельника. В махинациях с липовыми справками было замешано более полусотни человек. Во главе преступного синдиката стоял уголовник-рецидивист Аваков. На него работали трое сотрудников Сталинского районного военного комиссариата города Ростов-на-Дону, три врача городской поликлиники № 1, четверо медицинских работников, изготовлявших фиктивные медицинские документы. В течение восьми месяцев в махинациях принимал активное участие и военком Сталинского района майор Полханов. По наводке Авакова он систематически освобождал военнообязанных от службы в Красной армии, за что регулярно получал от рецидивиста крупные суммы денег – всего свыше 100 тысяч рублей, а также дефицитные вещи и продукты.

Схема афер была такой. Аваков фабриковал фиктивные свидетельства госпиталей о болезни и передавал их работнику военкомата, своему подельнику Бурназову. Тот заполнял бланки свидетельств об освобождении от военной службы и относил документы на подпись Полханову. Затем готовые справки через Бурназова попадали обратно к Авакову, а тот продавал их дезертирам. Стоимость каждой такой справки достигала 10 тысяч рублей. Эти денежки делились так: Полханов получал 4 тысячи, Бурназов – 2 тысячи, другие участники синдиката, рангом пониже, – по две-три сотни рублей каждый. Кроме того, двое работников военкомата – Филимонов и Ошурков – сами за взятки выдавали дезертирам свидетельства об освобождении от военной службы. Летом 1944 года вся эта компания была арестована и предана суду военного трибунала.

К лету 1944 года подобного рода аферы приобрели такой размах, что руководство Отдела по борьбе с бандитизмом было вынуждено обратиться в Наркомат обороны с просьбой ужесточить порядок хранения и выдачи документации, бланков и печатей в воинских частях и военных госпиталях. В военном ведомстве к рекомендациям сыщиков прислушались. В июле 1944-го Главное управление формирования и укомплектования войск Красной армии дало ряд указаний военным округам и фронтам об устранении отмеченных недочетов. В частности, военкоматам запретили выдавать свидетельства об освобождении от воинской обязанности на основании копий документов, а также выдавать документы лицам, заявившим об их утере, без соответствующей проверки органами НКВД СССР. В результате принятых мер уже осенью 1944 года количество преступлений, связанных с легализацией дезертирства, пошло на спад.