Текст книги "Экономическая история России"

Об особенностях российского рынка эпохи позднего феодализма и начала нового времени много и подробно написано в научной исторической литературе. Всеми исследователями отмечается принципиальное единство процессов развития хозяйственной жизни, как на западе, так и на востоке Европы. Так, в России XVII в. появляется такое новое явление в экономике, как связь сельского хозяйства с промышленным и торговым предпринимательством. Большие размеры обретает хлебная торговля, изготовление на продажу пеньки, поташа, спирта, кож, соли. Только от продажи поташа боярин Б. И. Морозов получал до 24 тыс. руб. годового дохода.

Вклиниваясь как уклад в общество мелких товаропроизводителей, капитализм не сразу разрушил средневековые хозяйственные структуры. Этому мешала монополия дворянской земельной собственности, крестьянское надельное землевладение, средневековая организация ремесла торговли, сословный строй и политическое господство феодалов. При таких условиях возникновение капиталистических предприятий путем разложения мелкого товарного производства шло крайне медленно. Ускорителем в деле создания исторических предпосылок капиталистического рынка стало так называемое первоначальное накопление капитала.

Основными рычагами процесса первоначального накопления капитала стали, во-первых, экспроприация крестьянства, во-вторых, колониальная система, в-третьих, государственный долг и, в-четвертых, протекционизм. В этом вопросе требуется очень хорошо уяснить, как именно посредством этих мер на одном полюсе общества создавались будущие предприниматели, а на другом – масса людей, лишенных прежних источников существования. Ни в коем случае нельзя смешивать первоначальное накопление с накоплением капиталистическим. Первое производилось методами прямого насилия феодалами и феодальными монархиями, жаждавшими денежных богатств. Второе осуществлялось в процессе функционирования капиталистических предприятий с наемным рабочим персоналом.

Пути развития капитализма в земледелии

Начинающему экономическому историку необходимо сформировать отчетливое представление о том, как именно феодальный аграрный строй трансформировался в капиталистический. Во всех странах, ступивших на путь капитализма, вставал вопрос о чистке земли от ограничений, наложенных на нее феодальной собственностью, равно как и о перестройке прежних форм земельных отношений в новые, пригодные для приложения капитала к земле. Эта перестройка шла двумя путями, названными В. И. Лениным «помещичье-буржуазным» и «крестьянски-буржуазным». Для первого пути характерно сохранение дворянской земельной собственности и постепенное превращение ее в буржуазную собственность; экспроприация крестьянских наделов; перевод дворянского хозяйства на применение вольнонаемного труда наряду с сохранением на длительное время феодальных форм эксплуатации крестьян. Для второго – экспроприация помещичьей земельной собственности в пользу крестьян, которые становились свободными товаропроизводителями, а затем превращались либо в фермеров, либо в наемных рабочих. Второй путь В. И. Ленин с известными основаниями считал экономически оптимальным.

Генезис капиталистических отношений в сельском хозяйстве России в основном шел по первому сценарию. Как и в других европейских странах, экспроприация мелких товаропроизводителей-земледельцев растянулась в России на столетия. В ходе длительного процесса крестьянского закрепощения дворяне-помещики получили максимум возможных прав на личность крестьян и на их имущество. Соборное уложение 1649 г. предоставило помещику право употреблять имущество своих крепостных для уплаты личных долгов. Крепостнические меры распространялись и на другие разряды крестьян: монастырских, дворцовых, черносошных (государственных). Вместе с тем положение черносошных крестьян было не в пример лучше крестьян помещичьих. Хотя черносошные крестьяне и не считались собственниками земли, тем не менее они имели на нее значительные владельческие права (залога, продажи, наследования). Приобретатель участка черносошного крестьянина вместе с землей принимал на себя обязательство рентных платежей и натуральных повинностей, лежавших на этом участке. Сравнительная мягкость участи государственных крестьян объясняется не в последнюю очередь тем, что для феодального государства они представляли интерес в качестве плательщиков денежной ренты.

Крайние формы крепостничества, распространившиеся в помещичьей деревне уже в XVII в., вызваны ростом барщинных повинностей крестьян. В их состав включалась как полевая барщина, так и другие работы в хозяйстве феодала (на вотчинных промышленных предприятиях и прочих). Предвестником появления крупного помещичьего хозяйства предпринимательского типа на востоке Европы считается развитие хлебной торговли. История европейской торговли зерном ведет свое начало с XIII в. Уже в первой половине столетия эпизодически ввозила зерно Англия; Фландрия – в ту пору центр европейской текстильной промышленности – импортировала хлеб регулярно. Привозной хлеб время от времени потребляли также Швеция и Норвегия. Первое упоминание о хлебе «из восточных стран», без обозначения этих стран и без указаний на объемы экспорта, датируется 1287 г. С XIV в. хлеб делается главным предметом балтийской торговли. Поначалу потребность в хлебе покрывалась вывозом из германских государств, в XV столетии в круг экспортеров вступила Польша. В XVII в. к европейской торговле зерном подключается Россия, а в следующем столетии она делается одним из самых заметных игроков на этом перспективном рынке. Увеличивалось потребление зерна и внутри страны. Особенно ускорилось товарное зерновое производство в первой половине XIX в. За период с 1801 по 1860 г. оно увеличилось примерно вдвое. Хлебный экспорт возрос с 20 млн пудов в начале столетия до 70 млн пудов в 1861 г. 110 млн пудов зерна потребляли города империи; 18 млн пудов ежегодно шло на продовольствие российской императорской армии. Главными поставщиками зерна на рынок выступали помещичьи хозяйства. Неслучайно наиболее острые формы крепостничество приняло в районах товарного зернового производства, где всю первую половину XIX столетия наблюдалось увеличение численности барщинных крестьян. Важно иметь в виду, что большие объемы грузоперевозок на значительные расстояния гужевым либо примитивным водным транспортом экономически оправданны лишь при крайне низкой себестоимости перевозимых товаров. Проблема себестоимости в ту пору была очень актуальна и для английской промышленности, которая решала ее несколько иначе – с помощью драконовских законов против бродяжничества.

Указ 1803 г. о вольных хлебопашцах имел очень малые практические последствия именно потому, что рыночное помещичье хозяйство нуждалось в дешевом, а еще лучше бесплатном крестьянском труде. Но для предоставления ему такого труда, как и прежде, требовалось наделять крестьян землей. Крестьянское землевладение открывало некоторые перспективы и для второго пути развития аграрного капитализма. В конце XVIII и особенно в начале XIX в. наблюдается рост товарности в крестьянских хозяйствах, особенно в отношении технических культур. Во второй четверти XIX столетия картофель из огородной превратился в полевую культуру, он прочно вошел в рацион городских жителей. Картофель начали использовать как сырье для производства крахмала и в винокурении. Посевы картофеля приобрели значительные размеры в крестьянских хозяйствах Центрального Нечерноземья и Литовско-Белорусского района. Земледельцы Воронежской, Саратовской губерний и Кубанской области на своих надельных землях выращивали подсолнечник. Подсолнечное масло в виде сырья использовалось в пищевой промышленности и для производства лаков. Наконец, исключительно крестьянским занятием являлось выращивание льна и переработка его в пряжу и полотно. Крупные центры товарного льноводства сложились в Центральном Нечерноземном и Северо-Западном регионах.

На базе крестьянской домашней промышленности довольно интенсивно развивалось мануфактурное производство текстильных и некоторых иных изделий. Крупным центром крестьянского текстильного производства стал Центрально-промышленный район, в особенности такие его губернии, как Московская, Владимирская, Костромская и Ярославская. На немалой территории европейской России крупное домениальное хозяйство стало редкостью, следовательно, отпала экономическая необходимость в удержании крайних форм крестьянской несвободы. Наконец, набирал обороты промышленный переворот, в особенности после отмены Англией в 1840-х гг. запрета на экспорт продукции своего машиностроения. Соответственно, начал расти спрос на свободную и квалифицированную рабочую силу. Поражение России в Крымской войне подтолкнуло процесс крестьянского освобождения. Его полезно сопоставить с тем, какими путями и в каких формах получали личную свободу крестьяне Западной Европы. Участие королевской власти в этом процессе там было минимальным. Например, во Франции короли утверждали хартии освобождения, данные другими сеньорами. В общем, крестьянское освобождение в Западной Европе состояло в предоставлении личной свободы крепостным при сохранении их поземельной и судебной зависимости от сеньора. Свобода предоставлялась не бесплатно, выкуп принимал самые разные формы, часто являясь замаскированной формой коммутации ренты. Выкуп крестьянином своих личных повинностей превращал крестьянский надел в наследственное держание (напоминавшее собственность) с широким объемом прав, включая право продажи и залога. Повинности, лежавшие на таком держании, фиксировались раз навсегда. Результатом освобождения стали такие классические формы феодальных держаний, как английский копигольд, французская цензива и итальянский эмфитевзис. Например, в XVI в. едва ли не самым распространенным земельным держанием во Франции становится цензива, которую сами крестьяне считали своей собственностью. Даже с точки зрения феодального права (знатоков такого права в XVIII в. называли февдистами) цензива являлась наследственным владением с широкими правами распоряжения: цензитарий мог свою цензиву передавать по наследству, дарить, продавать и закладывать, даже не спрашивая на это разрешения сеньора. При этом цензива не переставала оставаться феодальной собственностью, поскольку права сеньора на получение ренты при перемене владельца оставались незыблемыми. Тем не менее в период развития товарно-денежных отношений и имущественного расслоения крестьянства такая форма феодального землевладения облегчала мобилизацию земель и способствовала формированию из французских крестьян прослойки будущих капиталистов. Почему так? Дело в том, что чем больше на цензиве лежало сеньориальных повинностей, тем меньше была ее рыночная цена. Поэтому цензива стоила дешевле, чем аллодиальная земля, находившаяся в полной собственности продавца. Этим обстоятельством академик С. Д. Сказкин убедительно объясняет рост земельных оборотов накануне Великой французской революции.

Основная масса бывших крепостных крестьян Западной Европы вследствие освобождения попадала в долговую зависимость: сумма выкупа записывалась как долг; проценты и погашение добавлялись к регулярным платежам за земельное держание. Таким образом, рента увеличивалась, притом в денежной форме. Для мелкого крестьянина-собственника рентные платежи наличными деньгами исключительно невыгодны. По большей части им приходилось заниматься реализацией урожая в самое неподходящее время, например осенью или в начале зимы, когда цены на продукцию сельского хозяйства стояли низко. Продавать продукты своего труда скупщику можно только себе в убыток, а самому заниматься торговлей достаточно накладно.

Реформу 19 февраля 1861 г. в отечественной исторической литературе с легкой руки В. И. Ленина долго называли «первой чисткой земель под капитализм». Она состояла из трех мероприятий: личного освобождения крестьян, урегулирования взаимных отношений крестьян и помещиков в отношении земли (составление уставных грамот), выкупной операции. Как и в Западной Европе, русских крестьян заставили выкупать свою личность. Краса и гордость российского дворянского либерализма А. М. Унковский высказывался именно в этом смысле: «Помещики, получив капитализацию оброков без оценки земли, не получают ничего лишнего потому, что эти оброки, во всяком случае, не могут быть выше настоящих доходов, и потому, что ценность помещичьих имений заключалась не в одной земле, но и в самом населении». У крестьян экспроприировали значительную часть их прежних земельных владений. В Воронежской губернии, к примеру, у них отрезали в пользу помещиков 167 690 десятин (26,7 % дореформенного крестьянского надела). Для того чтобы прокормить себя и свою семью, крестьянину приходилось арендовать землю у помещиков и богатых односельчан, очень часто за отработки на кабальных условиях.

Крепостные крестьяне были освобождены с землей, которой они могли пользоваться бессрочно и наследственно на условиях, отчасти напоминавших английский копигольд. Встает вопрос: на каком праве – феодальном или буржуазном – помещики владели своими землями до и после реформы? И в каком отношении к этой земле находились крестьяне?

Одно из основных положений манифеста 19 февраля 1861 г., с которым выкуп связан непосредственно, заключается в подтверждении права собственности благородного дворянства на землю, установленного актами 1769, 1782 и 1785 гг. Оно включало право собственности не только на поверхность земли, но и на недра (статьи 33 и 34 Жалованной грамоты). Отдельной статьей было оформлено их исключительное право на владение «деревнями» (именно этот термин был употреблен законодателем). Но было бы ошибкой считать его безусловной или полной буржуазной собственностью. Выдающийся российский правовед К. П. Победоносцев склонялся к тому, что право российского дворянство на землю есть право феодальное. Один из атрибутов феодальной собственности состоит в том, что она не обезличивается. Одним из самых распространенных видов дворянской собственности была родовая собственность, которая передавалась не по завещанию, как собственность частная, а по наследству согласно действующим законам. Ее можно было продать, но за прежним собственником резервировалось право принудительного ее выкупа.

Право владения, пользования и распоряжения соединялось с выполнением установленных обязанностей. Именно эти обязанности и были сложены с дворян законами 19 февраля 1861 г. Первая обязанность состояла в гарантии исправного платежа подушной подати. Вторая заключалась в попечительстве над крестьянами с тем, чтобы рекрутская повинность исполнялась надлежащим образом. Но главное было в другом: право собственности на землю вообще есть вещное право, а вещь должна быть определена, так же как и ее собственник. Чтобы пользоваться, владеть и распоряжаться вещью, нужно, чтобы она имелась в действительности как некое определенное целое.

Как крестьянская, так и помещичья собственность к началу освобождения крестьян не имела четких территориальных границ. В большей степени отсутствие территориальных границ отличало собственность помещичью. В 1765 г. императрица Екатерина Великая затеяла крупное экономическое мероприятие, одно из самых значительных за всю историю нашей страны, – генеральное межевание. Оно преследовало цель приведения в известность всей земельной собственности в империи. Межевание привязывалось к населенным пунктам (в Германии – к сельским обществам или владельческим имениям). Однако результаты его оказались довольно скромными. К 1796 г. межевание было закончено только в 22 губерниях, при этом не везде проводилось участковое или специальное межевание (внутри генеральной межи, которая признавалась незыблемой, производилась разбивка на владельческие участки). К началу XX в. из общей площади европейской России, без губерний Царства Польского и Финляндии, но с губерниями Ставропольской, Черноморской, Закавказьем, Кубанской и Терской областями, лишь 298 618 254 десятин, или 65,41 % всего пространства, считались генерально обмежеванными. Однако только 39 % этого пространства было размежевано специально. В царствование императора Александра II предпринималась попытка сочетать сплошное размежевание земель с генеральной поверкой границ и пространства всех владений данной местности в натуре, что сильно замедлило межевые операции. К примеру, в Полтавской губернии межевание шло с 1858 по 1887 г. (29 лет), в Черниговской – с 1858 по 1891 г. (33 года). Официальные органы власти самокритично признавали, что межевое законодательство устарело, что существовавшие планы генерального и специального межевания до такой степени неудовлетворительны, что не в состоянии служить источником сведений о границах и пространстве земельных владений.

Что касается крестьян, то дореволюционные юристы признавали за ними только право на пользование и владение землей. Формально юридически крестьянское земельное владение не могло перерасти в право собственности на основании срока давности. Согласно праву о земской давности если кто-либо на протяжении 10 лет бесспорно владел каким-либо участком, то на 11-м году он получил возможность укрепить этот участок в собственность. Но это право на крестьян не распространялось. До 1848 г. крепостным всех разрядов, безусловно, не разрешалось владеть на праве собственности недвижимым имуществом. В 1848 г. они такое право получили, но только с письменного дозволения помещиков.

Либеральной историографией еще до революции был создан миф о том, что крестьяне по завершении выкупной операции превращались в полных собственников своих земельных наделов. На самом деле они и после завершения выкупной операции владели своими земельными участками не на буржуазном праве, а все еще на феодальном. В этой связи важно отметить, что акты 19 февраля 1861 г. встраивались в действующую систему права и не противоречили ей. Это была система права позднего феодализма. Выкупная ссуда, которую крестьянин получал от правительства, имела не имущественное (или ипотечное), а личное обеспечение. Личное обязательство крестьян по уплате выкупных платежей не соединялось с вещным правом залога. Статья 131 Положения 19 февраля 1861 года о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, вводила правило, что если земля приобретена не общиной, а отдельными крестьянскими дворами, то каждый домохозяин лично отвечал за исправный взнос выкупного платежа. Согласно статье 133 Положения о выкупе домохозяин, неисправный в выкупных платежах, подвергался следующим взысканиям. Во-первых, на пополнение недоимки обращался доход с недвижимого имущества, которое принадлежало провинившемуся крестьянину на правах собственности. Законодатель имел в виду, конечно же, все имущество, а не только надел. Во-вторых, сам недоимщик или кто-либо из членов его семьи мог быть отдан в заработки для уплаты недоимки либо богатому односельчанину, либо сторонним лицам. В-третьих, сельское общество получило право либо определить недоимщику опекуна, либо вообще назначить другого домохозяина, не выселяя прежнего главу крестьянского двора из усадьбы. В-четвертых, принадлежащее лично неисправному в платежах крестьянину недвижимое имущество могло быть подвергнуто описи и продаже, за исключением усадьбы, которая в течение 9 лет с момента утверждения Положения о выкупе продаже на пополнение недоимки не подлежала. Наконец, в-пятых, волостное начальство могло распорядиться о продаже части движимого имущества и строений неплательщика при условии, что они не составляют крайней необходимости для ведения хозяйства. В примечании к статье сказано, что продажа имущества для погашения недоимки по выкупным платежам могла быть произведена в исключительных случаях.

После полного погашения выкупной ссуды крестьянин-домохозяин не приобретал всех прав свободного распоряжения земельным наделом. Надельная земля с погашенными платежами не могла свободно завещаться, а только наследоваться, причем порядок наследования определялся не общими законами, а нормами обычного права; выморочное имущество поступало в распоряжение сельского общества, к которому умерший крестьянин был приписан.

Отмежевание крестьянских надельных земель от земель помещиков, предусмотренное Правилами 27 июля 1861 г., шло черепашьими темпами и производилось неудовлетворительно технически: то не оказывалось межевых знаков на местах, то планы оказывались неточными и юридически не оформленными, то официальные данные крепостного делопроизводства о площадях надельных земель не соответствовали действительности. Лишь при полюбовных соглашениях между сторонами удавалось успешно завершать межевые дела, связанные с формальным отграничением крестьянских наделов. Едва лишь начинались споры пусть даже об одной граничной линии надела, не говоря уже о его площади, – все производство останавливалось и межи оставались неутвержденными. Ко времени начала столыпинских аграрных преобразований только немногим более 15 % крестьянских наделов обрели законное межевание согласно правилам Межевого устава.

Пресловутые отрезки не только рассорили помещиков с крестьянами, но еще больше запутали поземельные отношения в русской деревне. Крестьяне упорно считали отрезки своей землей и распахивали их самовольно. Такого рода захваты помещичьих земель в русской деревне являлись обычным делом. Отрезки вклинивались в крестьянские земли, поэтому их трудно было свести в одну межу и при общинном, и при участковом (подворном) землевладении. Отвод крестьянам их наделов из состава помещичьих земель на большинстве межевых планом не отмечался. Во многих случаях при выделении крестьянам их наделов нарушались генеральные межи, что являлось противозаконным действием. Процедура межевания завершалась составлением межевого акта, который подписывался как владельцами участков, так и их соседями. Если какая-либо из заинтересованных сторон отказывалась поставить свою подпись, то дело передавалось в суд. Для урегулирования поземельных споров в Западной Европе создавались специальные суды. В Российской империи межевые споры решали суды общей юрисдикции, и многие дела там застревали на десятки лет, что неудивительно, принимая во внимание число подобных споров. По данным на середину 1907 г., в одном только Балашовском уездном съезде Саратовской губернии скопилось 3523 таких дела, в Камышинском – 1105[10]10
  Анфимов А. М. Крестьянское хозяйство европейской России. 1881–1904. – М.:
  Наука, 1980. – С. 80.


[Закрыть].

Юбилейная монета.

В 1893 г. Комиссия по разработке нового Межевого устава пришла к заключению, что потребность отграничения крестьянских наделов являлась всеобщей в России и должна быть поставлена на первое место среди прочих мер по упорядочению поземельных отношений в стране. Пока крестьянские и помещичьи земли не размежеваны, вотчинная собственность помещиков не могла быть определена. Но такого размежевания так и не было проведено.

Даже столыпинская земельная реформа – вторая по счету «земельная чистка под капитализм» – оказалась, как и первая, половинчатой: она сохранила почти в неприкосновенности институт крестьянского надельного землевладения. Составление межевых планов на укрепленную в личную собственность домохозяев надельных земельных участков объявлялось факультативным (статья 11 Указа 9 ноября 1906 г., статья 30 закона 14 июня 1910 г.) По силе статьи 20 закона 14 июня 1910 г. право на разработку земельных недр в участках, укрепленных в личную собственность крестьян-домохозяев, в том числе и сведенных в отруб, сохранялось за обществом. В данном контексте уместно вспомнить, что сеньориальный строй во Франции был ликвидирован в эпоху Великой революции; уклад патриархального английского манора и связанные с ним отношения фактически исчезли по завершении промышленного переворота, не будучи никогда отмененными юридически, и лишь некоторые его курьезные остатки, такие как копигольд, дожили до XX в. В западногерманских землях местная вариация сеньориального строя была сметена революцией 1848 г. и окончательно ликвидирована в последующие десятилетия.