Текст книги "Независимый"

XIII. Latro famosus4141
  (ЛАТ) СУЩИЙ РАЗБОЙНИК


[Закрыть]

1806 год, Париж

Не сумев вытянуть согласия императора, Джордж, не вытягивая, получил его от его министра. Когда Сэйлор выходил от Наполеона, министр иностранных дел Талейран, который, как мы помним, также ожидал приема, передал Джорджу записку. Из соображений конфиденциальности капитан «Независимого» развернул записку, только отъехав на достаточное расстояние от ворот Тюильри. Внимательный читатель мог подумать, что передачу записки мог заметить офицер, ожидавший Джорджа, но записка была не передана, а незаметно вложена в карман Сэйлору так, что офицер ни о чем и не подозревал, а Джордж определил, что это бумажка, нащупав ее. Так вот, когда Сэйлор развернул лист, он прочел:

«Вам не подал руки Бонапарт, вам подает ее

Талейран»

Из этого Джордж понял, что в российском вопросе его каким-то образом поддержит министр иностранных дел Франции.

Но к этому мы с вами еще вернемся. Пока что нас будут интересовать дальнейшие действия Сэйлора. За четверть века до описываемых событий, Джордж Сэйлор, как мы помним, встретил в Бресте некую Мари де Монморанси. Она была тогда красива, как ангел на картинках, и молода. Читатель, наверное, заметил, что разогреть чем-нибудь кровь Сэйлора было почти невозможно. Он почти никогда не раздражался и не повышал голоса. Он все делал с железным спокойствием и холодной расчетливостью, никогда не теряя головы. Все и всех он мерил холодным взглядом, без малейшего огонька в глазах. Он имел способность улыбаться и менять интонации, но не лица. Лицо его всегда оставалось холодным и непроницаемым, как крепостная стена. Он знал два чувства: любовь и ненависть, а их, как известно, разделяет один шаг. Но в его любви не было страсти, а в ненависти – распаленной и бессмысленной жестокости и кровожадности. В общем, читатель, я думаю, и сам заметил, что если Сэйлора и можно было с чем-то сравнить, то разве что с айсбергом, который, не поддаваясь воздействию солнца, из года в год бороздит просторы океана.

Неправильно было бы подумать, что Джордж ненавидел англичан. Он ненавидел тех, кто желал зла России. Кого же он тогда любил? Он уважал тех, кто был доброжелателен к нему и к его стране – раз; своих товарищей – два; уважал доблестных и честных врагов и людей вообще – три; он любил Мари де Монморанси – четыре; он любил море – пять и свободу – шесть. Седьмого не дано.

Итак, мы сказали, что он любил Мари де Монморанси. Как же, скажет читатель, любил, и четверть века не искал встречи. Да, вот как-то так он ее любил. Просто свою цель и море он ставил выше. Джордж провел с ней полгода. Сэйлор не призывал и не отторгал ее. Он разбрасывался комплиментами в ее адрес, но никаких цветов или иных знаков внимания она больше не видела. Многим читателям все это покажется странным. Сэйлор всегда считал, что заговорить должен не он, а с ним. Каждого встречного он равнял с собой по всем параметрам, вне зависимости от пола и возраста.

И вот теперь, двадцать шесть лет спустя, Джордж решил найти Мари де Монморанси. Несмотря на свой ум, он понятия не имел, как и главное где ее теперь искать. Жива ли она вообще? Подсознательно он чувствовал, что жива. Сначала он хотел попытаться что-нибудь узнать о ней от Наполеона, но после того, как их разговор принял неприятный оборот, он не захотел его продолжать. Гордость не позволяла. Теперь все зависело только от него. И ему предстояло принимать решение, где искать Мари. Поэтому Сэйлор принял единственно верное решение – ехать, куда глаза глядят. А глаза глядели в Париж, где он хотел переночевать, а уж потом предпринимать какие-то действия.

Джордж решил остановиться в пригороде, чтобы не привлекать слишком много внимания. Он объехал Париж стороною, а затем приблизился к нему со стороны Сен-Жермена и там принялся искать какую-нибудь небольшую гостиницу. Он ехал шагом по предместью в то вечернее время, когда там уже не много народа. Однако, он, как обычно, притягивал удивленные взгляды и тех немногих. Не обращая на них внимания, Сэйлор осматривался в поисках гостиницы. Наконец, слева от дороги он увидел странную вывеску. На ней изображалась спящая сова, которая сидит на ветке, а над ее головой небо расцвечено луной и звездами. Надпись внизу гласила:

Гостиница «Спящая сова»

Заинтересовавшись вывеской, Сэйлор решил осмотреть само здание.

Это была трехэтажная каменная постройка с несколькими печными и каминными трубами, выходившими на красную черепичную крышу. Вообще здание имело невзрачный вид, как и его странная, мягко говоря, вывеска. У этой гостиницы было достаточно много шансов на то, чтобы ее не заметили. Здание ни в коем случае не было современным и осталось, будто с семнадцатого века. На улицу выходило девять окон, по три в каждом этаже. Конюшня находилась во дворе, о чем свидетельствовал указатель. Дверь в гостиницу располагалась под небольшим, покосившимся крыльцом. Любого другого проезжего такой вид учреждения оттолкнул бы. Любого, но не Джорджа Сэйлора, который посчитал, что чем неприветливей вид, тем меньше постояльцев будет в гостинице и, соответственно, тем меньше внимания будет привлечено к нему. Поэтому он и решил остановиться здесь. На крыльце сидел какой-то человек, очевидно конюх, поскольку как только Сэйлор спустился с коня, тот сразу бросился к нему (к коню конечно) и повел его во двор, получив от Джорджа небольшую плату за усердие. После этого, без дальнейших церемоний, Сэйлор открыл дверь и вошел.

Он оказался в небольшом темном помещении. Прямо напротив двери была узкая лестница, а в боковых стенах – двери, которые вели в коридоры на первом этаже. Помещение освещалось четырьмя светильниками, висевшими на стенах. В дальнем левом углу стоял стол, за которым сидел сонный человек, оказавшийся хозяином гостиницы. Джордж приблизился к нему. Хозяин лениво поднял голову:

– Здравствуйте, месье. Что вам? – это было сказано тоном, который означал: «Ты чего сюда приперся? Отвали!»

– Меня зовут Джордж Сэйлор, – при этих словах хозяин вскочил и выпрямился, стараясь как-то увеличить свой небольшой рост, – Вы сдадите мне комнату, где меня никто не потревожит. Вы никому не скажете, что я остановился здесь. Сколько у вас стоит номер?

Хозяин назвал цену.

– Вот вам двойная плата, – Джордж бросил монеты на стол. Хозяин быстрее сгреб их.

– О, спасибо вам, месье! Ваша комната во втором этаже направо, самая дальняя. Вас устроит?

– Да!

– Может быть вам еще что-то? – хозяин гостиницы превратился в саму любезность.

– Нет. Только помните: меня ни для кого нет!

Хозяин поклонился.

Сэйлор поднялся по лестнице. Три окна выходили на улицу, и все это были окна коридора. Джордж чувствовал, что самое интересное еще только начинается, поэтому он не пошел сразу к своей двери, находившейся прямо напротив дальнего окна, а решил постоять у первого окна и минут пять понаблюдать за улицей. События, как и ожидал Сэйлор, не заставили себя долго ждать.

Буквально через треть минуты к гостинице подъехал всадник. Он был высокого роста и чем-то похож на Джорджа. Ему было лет двадцать пять – двадцать семь. Одет всадник был в форму младшего морского офицера. Он восседал на коне какого-то каштанового цвета. Впрочем, восседал о на нем недолго. Только подъехав к гостинице, всадник молниеносно соскочил с лошади и почти бегом вломился в дверь гостиницы. Джордж Сэйлор находился достаточно близко к лестнице, чтобы слышать, что происходит внизу.

Когда неизвестный посетитель вломился в гостиницу, ее хозяин вскочил от неожиданности, но не смог вымолвить (точнее не успел) ни слова, ибо гость немедленно бросился к нему с расспросами.

– Вы хозяин гостиницы?! – громко спросил он.

– Да… – испуганно ответил хозяин, отодвигаясь подальше от посетителя.

– Несколько минут назад к вам заехал человек высокого роста, весь в оружии, одетый в синий мундир, треуголку и черный плащ. Кто этот человек?! – почти крича, спрашивал неизвестный.

– Мы не даем такой информации, – отвечал, приходя в себя, хозяин гостиницы, – И вообще, я не знаю такого человека!

– Что вы мне тут лапшу на уши вешаете? – неизвестный выхватил пистолет и приставил его ко лбу хозяина гостиницы, – В последний раз спрашиваю: кто этот человек?

Хозяин пришел в замешательство. Он подумал, что если он выдаст Сэйлора, то тот его убьет, а если не выдаст, то его убьет этот. Владельцу гостиницы было всего лишь пятьдесят лет, и умирать он пока не собирался. Он рассудил, что шанс быть убитым Сэйлором неизмеримо больше и, к чести его сказать, продолжил отпираться.

– Да нет у меня такого человека! Я его не знаю! Уберите оружие, что вы ко мне пристали?! – срывающимся голосом кричал хозяин.

– Я сейчас переверну вашу чертову гостиницу вверх дном! – в подтверждение своих слов, незнакомец опрокинул стол, который отделял его от бедного владельца гостиницы.

Неизвестный уже взвел курок, готовясь выстрелить, как вдруг услышал за спиной голос, который буквально разоружил его:

– Ни к чему такая спешка, сударь. Поставьте стол на место, а затем повернитесь ко мне лицом, – как нетрудно догадаться, говорил сам Сэйлор.

Его слова возымели обычное действие: неизвестный повиновался. Он был лицом похож на Джорджа, только волосы его были светлыми. Он с интересом осмотрел Сэйлора, а Сэйлор – его. Видя, что перед ним человек, лет на двадцать моложе его, Джордж обратился к нему на «ты»:

– Как тебя зовут?

– Генрих де Монморанси, месье, – ответил незнакомец, глядя в глаза Сэйлору.

Джордж был удивлен, о чем свидетельствовало то, что его брови поднялись.

– Да? И кто же твой отец? – Сэйлора подгрызала ревность.

– Мама говорит, что мой отец – Джордж Сэйлор, – вздыхая, сказал Генрих.

Джордж хорошо подумал. Посмотрел, что много общих черт у него и Генриха. И наконец, какое-то чувство подсказало ему, что это его сын.

– Стало быть, – сказал он, – Если я – твой отец, то ты – мой сын.

Без дальнейших слов они обнялись. Четверть века Сэйлор не знал, что у него есть сын. И теперь он нашел его за размышлениями о том, как найти его мать. Хозяин гостиницы разжалобился при виде этой сцены, когда около пяти минут отец и сын стояли, обнявшись и похлопывая друг друга по спине и не произнося ни слова. У Генриха выступили слезы. Джорджа разжалобить было невозможно.

– Теперь ты – Генри Сэйлор. Ты не против? – спросил наконец Джордж.

– Конечно нет!

– Слушай, сынок! Где мама-то? Как она там? Вообще жива ли?

– Да, да! Все хорошо! Она здесь, в Париже! – сообщил отцу сын.

Внутренне Сэйлор конечно сильно обрадовался этому известию Но мы знаем, что он не показывал обычно свои чувства.

– Так поехали туда! Чего мы стоим? – и Сэйлор сам подал пример, выходя из гостиницы.

– Вы деньги не взяли! – крикнул им хозяин заведения.

Джордж уже был на улице. Сын махнул рукой за отца.

На улице им подали коней. Неправильно подумать, что они спокойно поехали, мирно беседуя. Напротив, они неслись галопом. Генри скакал впереди, указывая дорогу. Стояла зима, и дороги были грязными. Они неслись через грязь, отчего она комьями разлеталась во все возможные стороны.

Они летели по пригородам Парижа. Джордж Сэйлор хотел поскорее увидеть Мари. Генри хотел поскорее обрадовать мать о нахождении что ли, отца. Ведь он обещал ей его найти. За семь лет во французском флоте он дослужился до младшего офицера. Читатель подумает: и всего лишь? Да, всего лишь. Ведь это было время переворота 18 – 19 брюмера и становления власти Наполеона. Тем более, Генри служил не под настоящим именем. Но ему не надо было много. И вообще, его возраст в принципе не соответствовал более высокому званию, даром что отец его в таком возрасте был капитаном. У него-то совсем другая история. Он служит во флоте определенной страны, а не сам по себе. Но Генри все это, как мы уже говорили, устраивало. Он хотел найти отца. Он даже и не думал, что это возможно. И вот он вдруг встретил его, совершенно случайно. Не счастье ли это? Двадцать пять лет жить, зная, что у тебя есть отец, и никогда его не видеть, и тут – случайно встретить. Итак, Генри был на пике счастья, если так можно выразиться. Единственное, за что он беспокоился: переживет мать встречу или нет. Но после такого удачного начала, он мог ждать только удачного конца.

За всеми этими размышлениями, они подъехали к дому, описание которого мы вкратце приводили выше, и где уже почти двадцать лет жила Мари де Монморанси, ее сын и его жена – Виктория Брайан. Мы совсем про нее забыли. Если читатель помнит, то это дочь Робера де Брильяра. В десятой главе подробно рассказывалось о том, как они встретились с Генри Сэйлором. Если читатель помнит, они хотели пожениться, когда Генри пойдет в первый же отпуск. Первый отпуск выдался через шесть лет, по случаю получения звания. Косвенным итогом этого отпуска стало рождение Жана. Да, рождение внука Сэйлора и де Брильяра одновременно. Его назвали в честь кардинала Ришелье, поскольку ходили слухи, что Робер де Брильяр – ревностный католик. Джордж узнал о существовании еще и внука, когда они подъехали к дому.

– Отец, совсем забыл тебе сказать, – говорил Генри, когда они ставили лошадей в конюшню, имевшуюся при доме, – У тебя есть еще и внук. Его зовут Жан. Он родился в прошлом году. Тут на радостях еще и не то забудешь… Да, кстати, он одновременно внук де Брильяра.

– Первого помощника?! – в этот раз Сэйлор уже не на шутку удивился.

– Да, да! Я женат на его дочери – Виктории! Потом расскажу все подробнее. Пошли в дом! – Генри уже открыл дверь и пригласил за собой Джорджа.

Они вошли.

– Мама!… Вика!… Черт!… – пока Генри бегал по дому, Джордж ожидал в коридоре перед входом в гостиную, – Черт, они куда-то ушли! – сообщил наконец сын отцу.

– Там на столе лежит какая-то записка, – сказал тогда Сэйлор, указывая сыну на стол, что стоял в гостиной.

– Ах да! Правда. Так… Они ушли в город еще днем… Стало быть, скоро вернутся! Может кофе?

– Не помешает, – и отец с сыном прошли в гостиную.

Она была обставлена по-простому. Вход в нее находился прямо против двери в дом. Из квадратного коридора вело три двери: в боковые комнаты и в нее. Комнат было по две с каждой стороны, и гостиная сообщалась с задними через двери в боковых стенах. Прямо перед входом располагалось большое окно. Таким образом, все комнаты дома сообщались друг с другом, и можно было перейти из одной в другую, не выходя в коридор. Также пара комнат находилась во втором этаже, если можно так назвать то, что обычно зовется чердаком, то есть имеет не прямой потолок, а находится под скосами крыши. Лестница туда располагалась слева от двери в гостиную. Вернемся к ней. В центре комнаты стоял стол с четырьмя стульями. Они были резными, но не из дорогих пород дерева, и резьба была простой. Справа и слева, между дверями в смежные комнаты и окном, стояли одинаковые серванты с недорогой посудой; в двух свободных углах – табуреты. Достаточно большая люстра висела прямо над круглым столом. В центре стола стоял белый кофейник, а против стульев, по периметру, – чашки, тарелочки (пардон – блюдца) и салфетки. Двери в соседние комнаты были открыты, но знакомить с ними читателя мы не будем – они нас не интересуют. Везде поддерживалась чистота. Все это Сэйлору нравилось.

Пока Генри готовил кофе, Джордж сидел в стуле, спиной к входу, и все рассматривал. Если вдруг читатель помнит, то Генри обещал матери, что однажды она придет домой, а он будет сидеть и пить с отцом кофе. И вот, такой момент настал. Мари и Виктория с Жаном должны были вернуться в любую минуту, а Джордж и Генри сидели и пили кофе.

– Я не верю, что вижу тебя, отец! – говорил Генри.

– Ты-то хоть знал, что я есть, а я о тебе и не гадал, а про внука вообще говорить нечего, – отвечал, улыбаясь, Джордж.

– Раньше ты мне представлялся только во сне… Ну и так… по описанию… – также странно улыбаясь, сказал Генри. Его улыбка как бы означала: «Все худшее позади! Теперь все будет хорошо, и мы всегда будем вместе!»

Помолчали.

– Как ты на флот-то попал, сынок? – спросил, наконец, Сэйлор, – И в Париж вы как перебрались?

– Ой, отец…

Он недоговорил. Входная дверь отворилась. На пороге появились две женщины. Одна из них, помоложе, несла на руках ребенка. Они обе были одеты в белые платья до пола, несколько грязные внизу. Так как на улице стояла зима, то обе женщины кутались в какое-то подобие плаща. Ребенок же был закутан настолько хорошо, что, казалось, без проблем выдержал бы и двадцатиградусный мороз.

Та женщина, что старше, сохранила следы своей фантастической красоты, в молодости озарявшей ее лицо и тело вообще. Сейчас она не изгладилась полностью. Она не много потеряла с годами. Ее белокурые волосы не утратили своей густоты и блеска. Они все также вились вокруг прекрасного лица, спадая на плечи. В это лицо и влюбился когда-то Джордж Сэйлор.

Вторая была Виктория Брайан-Сэйлор. Ей было двадцать пять лет, но, хоть она была и не настолько прекрасна и очаровательна, как Мари де Монморанси в ее возрасте, все же Виктория заслуживала внимания. На руках она держала своего сына, де Брильяра и Сэйлора внука, – Жана Сэйлора (а также Брайана, де Брильяра и де Монморанси).

Появление этих двух женщин возымело чудесное действие для Сэйлора. Он вскочил со стула и бросился к Мари.

– Мари!

– Джордж!

Они целовались минуты три. Генри и его жена почувствовали себя лишними, поэтому, когда Мари и Джордж очнулись, в гостиной они были одни. Наверно мы ошиблись, когда сказали, что любовь Сэйлора была чужда страсти. Они сдвинули стулья и сидели теперь, обнявшись. Им было о чем поговорить, но около пяти минут они молчали. Первой заговорила де Монморанси.

– Когда-то Генрих сказал мне, что однажды я вернусь домой, а он будет сидеть и пить кофе с отцом. И вот, Бог свел нас…

– Бога нет, – отрезал Сэйлор, – Нас свел случай. Мы чуть не разминулись с Генри. Помогла дурацкая вывеска гостиницы, которую я долго рассматривал.

– Я так люблю тебя, Джордж!

Он только сильнее прижал ее.

– Столько лет прошло… У тебя уже внук… Кстати, твой первый помощник где?

– Он в Форже. Не беспокойся, я привезу его сюда. Как ты жила все это время? – спросил Сэйлор.

– Подожди. А зачем он в Форже? Он что, ранен? – забеспокоилась Мари.

– Да, ранен. В последний раз мы потопили двадцать шесть британских кораблей. Было жарко. Зато я познакомился с Горацио Нельсоном. Замечательный человек! – сообщил Джордж.

– Да… Тогда, когда мы встретились, все только начиналось. Теперь ты – сущий разбойник. Не подумай плохого – все, что я о тебе говорю, я говорю, любя! – когда она это говорила, ее глаза светились от счастья, а улыбка освещала лицо.

– Вы все преувеличиваете мои заслуги… Так расскажи мне, как ты жила все эти годы? – с нетерпением потребовал Сэйлор.

– Неважно. Ведь все это теперь позади? Ты ведь завершил свое дело? – заглядывая с надеждой в глаза Джорджа, спросила, в ответ, Мари.

Сэйлор вздохнул. По этому вздоху она поняла, что не все препятствия преодолены, что новая разлука ждет ее.

– Ты знаешь, Мари, – начал Джордж, – С Англией я воевал на свою беду. Я рассчитывал найти союзника в лице Франции, но адмирал Вильнев считает меня личным врагом за «отобранную победу» – это не проблема; проблема в том, что Наполеон не смог или не захотел меня понять… Теперь мой долг снова помочь Родине: раз она сама не хочет себе помогать, за нее это делаю я… – как бы с сожалением говорил Джордж Сэйлор.

Мари погрустнела. Будто с чувством сострадания она спросила:

– Да где ж она – твоя Родина?

Отведя глаза в сторону, с какой-то тоской и грустью в голосе, он ответил:

– На Востоке. Средь глубоких снегов и угрюмых елей. В невысоких горах проживал мой отец. Он имел там завод. Его постигла катастрофа. Не буду рассказывать – история долгая. В общем, мы разорились. Отец ушел на флот канониром (!), а потом и я подтянулся… – очевидно, говорить больше у Сэйлора не было настроения.

Теперь вздыхать надо было уже Мари.

– Давай же тогда наслаждаться тем временем, которое у нас есть!

Они наслаждались им неделю. Потом Джордж уехал в Форж за де Брильяром, которого также доставил в Париж. Вместе с ним они провели там еще неделю. Их время занимал, в основном, общий внук. Но Робер де Брильяр теперь разбудил в себе ненависть. Ненависть к Элизабет Брайан, которую он любил, и которая выбросила (я думаю, это слово применимо) его дочь. В то же время де Брильяр чувствовал, что не сможет ее убить. Он все еще ее любил, хоть и не видел четверть века. Робер был неизмеримо благодарен Мари де Монморанси за то, что в трудную для нее и для его дочери минуту, она приютила Викторию, дала ей образование и жениха, ставшего мужем, в лице Генриха Сэйлора – де Монморанси. Кстати, Генрих так и не стал по-настоящему Сэйлором: свадьбы у Джорджа и Мари не было по нескольким причинам. Одна из них – предстоящая, хотя и обещавшая быть не такой долгой, разлука, а вторая… вторую читатель узнает позже, по мере того, как раскроется история Джорджа Сэйлора.

Итак, как мы сказали, Джордж Сэйлор провел с семьей в общей сложности две недели. В конце второй недели, в вечер перед самым отъездом, Джорджу надо было поговорить с сыном. Его отпуск, кстати, тоже заканчивался. Они выехали на природу и, когда они достаточно далеко отдалились от города, Сэйлор спросил сразу напрямик:

– Сын, что ты думаешь о том, чтобы перейти под мое начало?

– Ты собираешься в дальнейшем воевать с Францией? – также прямо ответил на вопрос вопросом сын, благо, что за городом, да еще и вечером на мало проезжей дороге их никто не слышал.

– Возможно. Ты знаешь, что Бонапарт не захотел понять, что я для него же стараюсь. Если он начнет действовать, придется сделать то же и мне. Если французский флот подойдет к берегам Великобритании и, тем более, Российской империи, мои гаубицы развернутся против него, – как всегда не терпящим возражения тоном сказал Сэйлор.

– Ты родился в России, отец, – недолго думая, ответил Генри, – А я – во Франции. Ты служишь Родине – я служу Родине. Мы одинаковые, но мы – враги. Нас разделяет долг!

Джордж одобрительно (быть может, читателя это удивит) кивнул:

– Это то, что я хотел услышать!