Текст книги "Ссадина"

Глава четвертая

На следующее утро мать была еще дома, когда я проснулся и пошел на кухню готовить себе завтрак. К моему удивлению, на столе стояла тарелка овсянки, возле нее лежали два кусочка хлеба. Конечно, это меня удивило, но не сильно – иногда она все же вспоминала, что у нее есть сын. Она сидела напротив с чашкой чая и пристально вглядывалась в мое лицо. Мне стало неловко, но я вел себя, как ни в чем не бывало. Посыпал кашу солью, перемешал, полил кетчупом. Она молча наблюдала за моими действиями, пока я не отправил ложку в рот.

– Ты пил вчера? – выдала она вдруг.

Такого я не ожидал. Вместо того чтобы сделать глоток, я сделал вдох и зашелся в кашле. Хлопья полетели обратно в тарелку, на скатерть и, наконец, в мою ладонь. Когда я выкашлял все, что попало не в то горло, матери уже не было.

Я пошел в ванную, посмотреть, что же такого страшного она увидела на моем лице, но ничего не обнаружил: темные полукруги под глазами у меня были постоянно, разве что легкая опухлость под левым глазом, да исцарапанная нога могли говорить о кутеже. Так что и не знаю, что ее навело на подобную глупость. Она даже не выслушала меня, слиняла на работу, оставив сладкий аромат духов в прихожей – единственное, чем она могла порадовать окружающих. А, плевать. Все равно я не собирался ничего ей объяснять.

На кухне уже хозяйничал отец: искал что-то на тумбе, переставляя немытую посуду с места на место. Я вернулся к своей тарелке. Он переложил очередную “чертову дрянь” в раковину и начал шарить по шкафчикам.

– Что ты ищешь? – не выдержал я. Мне не особо хотелось с ним разговаривать, но он начинал сильно шуметь, чего мне хотелось еще меньше.

– Ты не знаешь, где этот дурацкий чай? – спросил он, не отрываясь от поисков.

– Вот же, возле чайника.

Он захлопнул очередную дверцу и сделал себе чай. Насыпал две ложки заварки, одну сахара, и сел за стол.

– Ты подрался? – спросил он с восторгом на лице, но сохраняя строгий тон.

– Не то чтобы подрался, – тихо ответил я, и еще больше склонился над своей тарелкой.

– А ну, посмотри на меня.

– Та ну… – промямлил я.

– Да что такое? Покажи, – не отставал он.

Я взглянул на него на мгновенье, и вновь стал ковыряться в каше. Есть уже не хотелось, а встать из-за стола я не решался, пока отец не закончит разговор.

– Тебя избили или что? Не пойму. Вид у тебя пристыженный такой.

– Я был не один, – едва слышно произнес я.

– Сколько же вас было?

– Трое.

– А их?

– В два раза больше.

Он сосчитал в уме, кивнул понимающе, и пошел в комнату пить свой чай.

Прилипала скучал на своем обычном месте. Мы обменялись приветствиями и побрели в школу. Мне не хотелось слушать его болтовню, и он словно почувствовал мое настроение. Я думал. Всю дорогу думал. О родителях разом. О каждом в отдельности. О себе. Я был человеком, который просто живет в их доме – постояльцем.

***

В субботу мы встретились возле магазинчика около школы. Перед ним располагался дворик, окруженный девятиэтажками с трех сторон буквой “П”. Под боком магазина располагались гаражи, с другой стороны – большая трансформаторная подстанция с белого кирпича, а за всем этим скрывался детский сад.

Мы пошли вдоль подстанции, ускорили шаг около мусорных баков, следовавших за ней. Забитые доверху, зато блестят – новые еще. Старые огромные собаки на пару з бездомным копались в горе мусорных пакетов, выискивая что-то съедобное. Прилипала явно хотел поделиться соображениями о тяжелой судьбе брошенных питомцев, но вместо этого театрально вздохнул, поправил свои новые очки, которые ничем не отличались от старых, и перестал туда смотреть.

На школьном дворе прогуливались несколько женщин с колясками. Толстяк рассказал об унижениях и побоях, которые нам не довелось увидеть.

– Как это ты на них наткнулся? – спросил я.

– Криса я не догнал. Возвращаюсь, лезу в окно, когда уже наполовину внутри, замечаю движущиеся тени, поднимаю голову, а там они. “Стоять”, говорят.

– То есть, ты хочешь сказать, что они залезли первыми? – спросил Прилипала. – Почему же мы их не услышали?

– А я знаю? – воскликнул Толстяк.

Крис плелся позади, пинал пластиковую бутылку, на нас даже не смотрел, будто и вовсе один прогуливался.

Мы пересекли школьный двор, перепрыгнули через забор, и расположились на бревне около импровизированных футбольных ворот: два живых дерева и длинная палка между ними. Я выудил из портфеля измятую сигарету. Ошарашенные взгляды ребят принудили спрятать ее куда подальше. Толстяк с важным видом произнес: “Ну и ну”. На мгновение показалось, что меня сейчас выпрут из компании так же легко, как и приняли.

– Что ж, – начал Толстяк. – У кого какие идеи для нового местечка?

Заброшенное строение в детском саду. Недостроенный корпус психбольницы – один только цокольный этаж. Сторожевая будка на пустыре, где раньше располагался рынок. Небольшой домик из бетонных плит. Квартира Прилипалы.

Каждый внес по предложению.

– Моя квартира. Тоже мне, додумался ведь, – запротестовал Прилипала.

– Нет, ну а что такого-то? – воскликнул Толстяк. – Твоя мать отсыпается после ночных смен весь день. Ее грохот упавшего шкафа не разбудил. Ты ведь сам говорил.

– Да мало ли что там я говорил, – отбивался Прилипала.

– Как это ты умудрился завалить шкаф? – спросил я.

– Прячет, наверное, наверху какое-то барахло, – предположил Толстяк. – “Микки детектив” там, или “Бобо”.

– Какой к черту “Бобо”? – вскочил Прилипала.

– Ой, извините. Но если память не играет со мною злые шутки, то, насколько мне известно, ты самолично не изъявил желания…

– Да заткнешься ты или нет?

Толстяк расхохотался. Прилипала свалил его с бревна, и они начали дурачиться в траве.

– Ладно вам, хватит, – произнес Крис, слегка улыбаясь.

– Вот это праздник, – воскликнул Толстяк, извиваясь под Прилипалой. – Он улыбается. Все смотрите сюда! У кого есть фотоаппарат?

– Ах ты маленький ублюдок. – Крис рассмеялся, и они уже вдвоем заламывали Толстяка.

Когда все немного успокоились, мы продолжили. Бетонный домик рассматривался как самый оптимальный вариант. Во всех остальных местах часто ошивались бездомные, а в детсаде, в придачу, имелся сторож. В домике же веками никого не увидишь. Я сопротивлялся, как мог. Указывал на двухэтажную домину какого-то графа под боком, бил в лоб отсутствием крыши, пытался запугать частной собственностью, но все тщетно. Толстяк загорелся идеей обзавестись “собственным гребаным домом”, и уже планировал ремонт: дверь, окна, какую-то защиту от дождя. Он отвергал все мои доводы, и слушать не хотел о каких-либо других, лучших вариантах. Хотя, местечко довольно-таки неплохое, я согласен, вот если бы только находилось чуть дальше от моего дома.

Мы пошли в мой район, свернули направо около двух магазинчиков. Прошли огороды и редкие дома, спустились на мою улицу. Толстяк семенил впереди, подгоняя нас, словно измученная духотой квартиры собачка.

– Ну, и где оно? – нетерпеливо спросил он, когда мы, наконец, пришли.

– Да там, за кустами, – я указал рукой. – Говорил же, с дороги совсем не видно.

Мы пробрались сквозь высокий бурьян, и только тогда они смогли рассмотреть едва выступающую из земли бетонную плиту. Толстяк первый бросился осматривать потенциальный “инкубатор”.

– Да здесь даже комнаты будут, – воскликнул он.

Строение представляло собой квадрат, разделенный посредине бетонной плитой с вырезом под дверь. Размещалось оно на заросшем кустами пологом подъеме, на вершине которого росли деревья, а за ними начинались огороды. Слева, метрах в ста, располагался двухэтажный особняк. С другой стороны – фундамент небольшого дома, обнесенный окосевшим деревянным забором и едва заметный за высоким бурьяном.

– Да до твоего дома около километра, – заключил Прилипала, окончив осмотр местности.

– Где-то так.

– Твои родители часто бывают здесь? – спросил он. – То есть, не именно здесь, в общем, ты меня понял.

– Да никогда они в эту сторону не ходят.

– Тогда все окей? – Прилипала изобразил “окей” пальцами.

– Ага, – согласился я.

Толстяк продолжал разглагольствовать о том, как здесь все будет. Он собирался поставить кровати, диван, кресла, столы, телевизор и маленький холодильник…

– Эй, постой, – осадил его Прилипала. – Ты электричество сюда проведешь, что ли?

– Чтоб тебя! Электричество. – Толстяк шлепнул себя ладонью по лбу. – Ну и черт с ним. Все равно же будет круто, а? Представьте, наш личный дом. Это не сраная теплица в школе, где постоянно несет дерьмом. И никто нас отсюда не выгонит. Сделаем крышу, засыпем ее к чертям землей, забросаем травой, а потом бурьян сделает свое дело. Замаскируемся так, что будут ходить прямо по крыше и не поймут ничего.

– Кто будет ходить? – спросил я.

– А вход? – спросил Крис.

– Да ладно вам. – Толстяк аж удивился. – Классика – дверца в потолке.

– И как ты собираешься ее сделать? – спросил Прилипала.

– Придумаем что-нибудь. Это все мелочи.

– Ладно, разберемся, – согласился Прилипала. – Значит, завтра приступаем?

Толстяку не терпелось заняться ремонтом уже сегодня. Он уговаривал нас одуматься и взяться за дело прямо сейчас. Прилипала поубавил его пыл, посоветовав хорошенько подумать с чего начать и что для этого нужно.

Нужны были деньги и вылазка на свалку. Остальное: инструменты, например, или гвозди, можно было откопать у меня в сарае.

На том и разошлись.

Глава пятая

Я пришел чуть позже назначенного времени. Толстяк и Прилипала проводили контрольные замеры крыши. Прилипала записывал данные в блокнот.

– У меня молоток и немного гвоздей, – сказал я. – А где Крис?

– Осматривает тот забор, – ответил Прилипала. – Если он в приличном состоянии, то мы сэкономим кучу времени.

– Он же чужой.

– Мусор на помойке тоже чужой.

Крис вернулся с хорошими новостями.

– Отлично, – заключил Прилипала. – Так, нам еще нужна клеенка и дверь.

– Я вот что придумал, – сказал Толстяк. – Подойдет даже ящик из фанеры, с невысокими стенками. Мы просто вырежем клаптик земли с бурьяном…

– Вырежем? – переспросил я.

– Ай, выкопаем, какая разница? Ты посмотри под ноги. Это ж, блин, как ее, дрянь собачья…

– Полевица, – подсказал Прилипала.

– Точно. Вырежем с землей, а потом хоть на стены вешай – ничего с ней не станется. Закрепим чем-нибудь, чтобы не выпадала с ящика. Прицепим кольца для замка и готово.

– А замок зачем? – спросил Крис.

– Ты же запираешь квартиру, когда уходишь?

– Запираю. Но ее, в отличие от этого недоразумения, не взломает пятилетний ребенок.

– Да пусть будет, на всякий случай.

Первым делом мы отправились на свалку. Она находилась в яме недалеко от пустыря, спрятанная за деревьями и насыпями глины. Санкционированной свалкой она не была – просто многие, наверное, не знали куда девать поломанную мебель, строительный мусор, старую одежду, дырявые автомобильные покрышки и прочее барахло.

Толстяк с восхищением смотрел вниз.

– Да это же рай. Представьте только, сколько полезного здесь можно откопать.

– Спускаемся, – предложил Прилипала.

– Прям не терпится. – Толстяк потирал ладони.

Барахла поистине хватало. Мы хвастались самыми интересными находками, пока искали то, что нам было нужно. Швырялись металлическими пластинками в форме буквы ”Ш”. Тут были и куклы без голов, стулья без одной-двух ножек, виниловые пластинки (также отправлялись в небо), корпуса радиоприемников и магнитофонов, платы от советских телевизоров, бутылки, кинескопы (разлетались на маленькие осколки с громким хлопком).

Я дурачился вместе с ними, позабыв напрочь обо всех переживаниях. О доме и школе, об отце и матери, о тех эфемерных страхах перед новой школой и одноклассниками. Пусть я и не знал ничего об этих ребятах, а они – обо мне, все равно нам было хорошо вместе. А поболтать – всегда успеем.

– Нашел, – торжественно воскликнул Толстяк.

Мы побежали к нему. Из-под обломков битых кирпичей и плитки выглядывал краешек брезента.

– Сомневаюсь, конечно, что он целый, но давайте все-таки взглянем, – предложил Прилипала.

Очистив его от мусора, мы получили довольно большой кусок с рекламой пива на одной стороне.

– Ну просто ш-и-и-и-к, – оценил Толстяк. – Даже больше, чем нужно.

Тент скрутили в рулон и бросили к прямоугольной пластмассовой крышке (с невысокими бортиками) непонятного назначения, которая подходила нам на роль двери. Позже добавилось автомобильное сиденье, пара железных стульчиков (одни каркасы), пластмассовое кресло, две петли, снятые с расслоившейся деревянной двери. Толстяк где-то откопал надколотый унитаз, который сразу же разбили о кучку кирпичей. Пластиковое ведро с дыркой в днище, ножки складного деревянного столика, крышку к нему – два обгрызенных листа ДВП со слизняками на обратной стороне.

Спустя два часа продолжать поиски стало бессмысленным занятием – свалка была изучена от и до. Мы торжественно расселись на креслах.

– Где будем прятать? – спросил Крис.

– Прятать? – осведомился Толстяк.

– Он прав, мы же не станем тащить все это днем? – согласился Прилипала.

– Нас тут же накроют, и прощай, милый дом, – вставил я.

– Черт, об этом я не подумал. Еще не запряг, а уже поехал, сказала бы моя бабуля. – Толстяк немного расстроился, но тут же загорелся вновь: – Ну а крышу-то сделаем? И дверь. Все равно там никого нет, а этот кусок пластмассы внимания не привлечет.

Сошлись на этом. Остальное добро затащили подальше в кусты.

Мы неспешно поднимались тропинкой, делились соображениями насчет обустройства второй комнаты. Первая, исходя из найденных трофеев, представлялась неким подобием кабинета, где можно будет работать – рисовать комиксы или писать рассказы.

Вышли к дачам, прошли перекресток, асфальтированная дорога заканчивалась сразу за границей последнего на этой улице двора, вниз с холма и вдоль ставка пролегала уже грунтовка, бедно посыпанная щебнем.

***

Мать собиралась целую вечность, перемерила, наверное, все свои штаны, юбки, кофты, платья. Выбрала, в конце концов, неприметный черный сарафан с едва заметными серыми полосками. Долго стояла перед зеркалом в прихожей, удовлетворительно кивнула и, наконец, заметила меня в дверях гостиной.

– С подружками посидим. У Лили день рождения. Буду поздно, – сказала она и вышла из дому.

Я дал ей пятнадцать минут: она всегда что-нибудь забывала. Когда время истекло, я вооружился фонариком и пошел в сарай. Отыскал ржавую пилу, выбрал из трех вариантов лопату, и пошел к домику.

Вечер плавно перетекал в ночь. Первым делом мы занялись крышей: разобрали забор на секции, измерили, лишнее отпилили, потом выложили на земле каркас. Толстяк сделал в углу вырез по размеру дверцы, прибил, закрепленные ранее к крышке, петли к доскам. Мы с Крисом аккуратно перенесли выкопанный клаптик земли с бурьяном, и поместили туда.

С наступлением темноты выдвинулись в путь.

– Я тут новый рассказ обдумываю, мне нужна кое-какая информация, – обратился ко мне Толстяк.

– И чем я могу помочь?

– Ответом на вопрос: чего бы ты в жизни никогда не сделал?

– Не знаю даже. – Я задумался. – Не убил бы человека.

– Да ты посмотри, – воскликнул Толстяк. – Банальщина. Нужно что-то такое, за что тебе было бы стыдно перед родителями, например, перед друзьями, одноклассниками, да вообще перед всеми тварями живущими.

– Хочешь сказать, за убийство не будет стыдно?

– Ой, да не в том дело. Эти вон тоже сначала шестую заповедь вспомнили, а потом расшевелили мозги, исправились.

– Ну-у-у, так сразу и не скажешь. Наверное, не покончил бы с собой. Хотя, мне потом не будет стыдно, это уж точно.

– О, – выдохнул Толстяк. – Лучше и не придумаешь.

– А о чем рассказ? – спросил я.

– Скоро узнаешь.

Толстяк немного помолчал, заулыбался.

– Кстати, а у тебя как с девчонками? – Он застал меня врасплох, поэтому я, не задумываясь, соврал: – Да встречался с несколькими, так, ничего серьезного. А что?

– Да у Прилипалы вот гормоны играют, может, познакомишь его с кем-нибудь, выведешь, так сказать, на случку.

– Пошел ты, – отозвался Прилипала.

– Не обещаю. Просто обо мне, как перевелся в вашу школу, все и забыли сразу, будто умер, – ответил я.

– Бывает. – Толстяк испустил смешок. – А с теми, ну, с которыми встречался, у тебя было… это, ну… – Он заулыбался, начал подмигивать.

Прилипала затаил дыхание, прислушивался. А я раскраснелся, словно не с друзьями болтал, а с родителями, которым вздумалось вдруг поинтересоваться моим половым созреванием.

– Нет, – наконец выдавил я.

На пустыре разговоры закончились. Мы прислушивались к каждому шороху и осматривались по сторонам, словно вломились в усадьбу полоумного старика, который спит в обнимку с двустволкой. Мы передвигались под ветвями деревьев, пригнувшись чуть ли не к самой земле. В темноте можно было разглядеть только траву по колено под ногами и неясные образы. Кусты походили на человеческие фигуры, ветер делал их живыми. Дважды я был уверен, могу поклясться, что на самом деле видел человека, который тут же исчезал, словно спешил спрятаться от моих глаз. Мы прислушивались, но никаких шагов или шепота – шелест листьев и, приглушенная расстоянием, собачья брехня.

Около нашего тайника копался бездомный, и это не очередная проделка воображения – затяжной кашель рассеял всякие сомнения. Мы подобрались ближе, место точно было наше, ошибки никакой. И бездомный явно заинтересован кустами с нашим добром. Луна разогнала облака и наполнила призрачным светом полянку. Я отчетливо увидел небритого мужчину в темном ватнике, тут и там из дыр выглядывали куски ваты; легкий ветерок принес запах давно немытого тела.

– Бери, пойдет, – произнес он сиплым голосом.

– Ща подам, их тут два, – ответил голос из кустов.

Кусты раздвинулись, послышался треск материи. После потока матерщины на свет вышел еще один мужчина. Он бросил наши железные стульчики без сидений на землю и принялся рассматривать разодранный рукав темно-желтой курточки. Первый хрипло рассмеялся, задрав бородатую рожу к небу, и чуть не свалился с ног. Второй что-то ответил и тоже захохотал.

– Пойдем отсюда, пока они нас не заметили, – прошептал Прилипала.

– Да, сваливаем, – согласился Толстяк.

Мы начали пятиться, не отрывая взглядов от двух хохочущих пьяных бездомных под луной. У меня за спиной кто-то коротко вскрикнул. Я обернулся: Толстяк лежал на боку, выгибая спину. Бездомные услышали его и, обменявшись взглядами, неуверенно направились к нам. Они медленно обходили скрывавшие нас кусты. Толстяк продолжал лежать, хватаясь рукой за спину. Деваться было некуда, я тянул до последнего, надеялся, что они вот-вот остановятся, почешут затылки и уберутся, но ни черта подобного, поэтому я громко и пронзительно заорал, женским голосом. Желтая курточка отскочил назад, запутался в траве и рухнул на задницу. Второй зацепился за него и тоже оказался на земле. Они вскочили и унесли ноги.

– Ты как, можешь идти? – спросил я Толстяка.

Он кивнул. Крис помог мне поднять его на ноги. Мы собирались двинуться прочь.

– Давайте заберем, – шепнул Толстяк.

– Но как ты… – начал я, но Толстяк меня перебил: – Я смогу что-то взять. Стулья, они ведь легкие, нагрузки на спину не будет.

Я взял рулон брезента. Крис схватил складные ножки столика и пластиковое кресло. Прилипала – автомобильное сиденье, уложив на него два листа ДВП.

– Да брось ты это чертово ведро, уходим, – сказал Прилипала Толстяку, который пытался приткнуть его к стульям.

За нами вроде бы никто не следил, но перестать оборачиваться было не так-то просто, невзирая на приличное расстояние от свалки. Паранойя поостыла, когда мы добрались до одинокого фонарного столба среди домов на перекресте. В радиусе видимости не было ни души, мы перебежали освещенный участок и вновь нырнули в темноту.

До домика добрались за пятнадцать минут, и никто вроде бы не видел, что мы тут тащим.

– Как спина? – спросил Прилипала, когда мы расселись на добытых трофеях.

– Вроде бы немного легче. Повезло, что ударился не позвоночником, – ответил Толстяк.

– А ты, ты чего так заорал? – спросил меня Прилипала, расплываясь в улыбке.

– Штанишки не намочил? – подзадорил Толстяк.

– Если б не я, то намочили бы штанишки вы.

Крыша была готова через три часа. Мы расположили секции забора, постелили брезент, укрыли землей и сверху набросали травы.

Домой я попал около часу ночи. Свет нигде не горел, но входная дверь оказалась не запертой. Я разулся в прихожей, тихо прокрался в свою комнату и включил настольную лампу. Свет разбудил мать, которая спала на моей кровати.

– Наконец-то, – зло сказало она, протирая глаза. – И где тебя носило?

– Нигде, – тихо ответил я.

– Ты время вообще видел? Где ты был?

– Гулял.

– Гулял, – повторила она. – Я тебе погуляю.

Она вскочила, схватила меня за шиворот и бросила на кровать. На столе почему-то лежал кожаный ремень отца, который тут же очутился у нее в руках. От нее несло спиртным. В глазах читалась бесконечная ненависть.

– Я покажу тебе! – Ремень хлестнул меня по ногам.

– Ты что делаешь? – закричал я.

– Я тебе покажу, что я делаю! – Она целилась по корпусу, но я вовремя отскочил к стенке.

Меня переполняла обида и слепая ярость. Я спрыгнул с кровати, вырвал у нее из рук ремень и вытолкал ее из комнаты. Она сопротивлялась, кричала на меня, грозила выгнать из дому. Но мне было плевать. Я буквально вышвырнул ее из комнаты и запер дверь. Мне хотелось расплакаться и в то же время разнести свою комнату. Но ни того, ни другого я делать не стал. Из-за двери послышались тихие всхлипы, потом она зарыдала, причитая: “Вырастила чудовище… неблагодарный… не любит…”.

Не знаю, сколько еще она сидела в коридоре. Я сразу же забрался в кровать и накрылся с головой одеялом, чтобы ничего не слышать и не видеть. Уснул почти сразу. Бездомные нас все-таки сцапали и отоварили по полной. Ребят убили, а я бежал не быстрее улитки, так что меня нагнали, и пришлось с ними драться. Желтая курточка достал нож, осклабился, и только тогда я проснулся.