Текст книги "Встреча"

Глава 7

С этого вечера Василий начал готовиться к побегу. Каждый лишний кусочек хлеба сушил на траве в течение дня и складывал в мешочек. Украл у кого-то маленький топорик. Закопал его рядом со своим местом работы, и когда переходил на другое, закапывал его там. Из старой пилы выточил о камни подобие ножа. Рукоятку сделал из бересты. Время тянулось, и лето подходило к концу.

Однажды в самый разгар рабочего дня один из охранников сел на пень покурить и поставил приклад ружья на землю. Земля была рыхлой, и послышался непонятный звук. Он сапогом разбросал землю и нашел топорик. Поднялся такой шум и гам. Всех построили, вывернули наизнанку все одежды. Бараки обыскали, переворачивали нары. Разрезали подкладки у бушлатов, даже подошвы сапог резали и проверяли, нет ли там чего. К счастью, кроме топора, запасы Василия не пострадали. Сухари он хранил в старом дереве, что не срубали, оно все сгнило изнутри. Он выскреб в нем дупло и складывал туда мешок после пополнения. Все приходилось делать скрытно, несколько раз его едва не раскрыли. Свой нож он хранил под большим камнем. Там была норка бурундука. Он часто бегал и не боялся заключенных. Его даже охранники знали и не трогали ни норку, ни ее обитателя.

Василий обратил внимание, что в праздники все охранники напиваются и на следующий день нет утренней поверки, к обеду похмелье отходит и только вечером всех проверяют. Среди заключенных нашелся один старик, который стоял на раздаче еды. Он не работал наравне со всеми. Все знали, что он местный. Родился в деревне рядом с Байкалом. Бурят. Его заключили под стражу еще пацаном. Он корову угнал у соседа. А тот всю его семью вырезал. Соседа солдаты убили без суда, а Батыра отправили в лагерь, помощником. Так он тут всю жизнь и прожил.

Вася медленно и ненавязчиво выяснял у него особенности природы в этих краях, расположение деревень, насколько далеко тайга простирается вокруг, какие животные водятся, какие опасности. Тот с удовольствием рассказывал, был приветлив и со временем стал класть Васе в чашку немножко больше еды, чем другим. «Привязался». Ведь тут каждый человек волк одиночка. Редко кто разговаривает или помогает друг другу. Каждый сам за себя.

Иногда Батыр с задумчивым видом садился на пень и рассказывал истории, как он со своим отцом ходил на охоту. Рассказывал, как различать следы животных и читать тропы: «Увидишь тропинку, протоптанную среди кустов и деревьев, знай, заяц тут бегает, они почти всегда по тропинкам прыгают. Отец меня учил: находишь березку молодую вдоль тропы, наклоняешь ее до земли, чтобы она, как коромысло, нависла, прижимаешь камнем. И привязываешь веревки, вяжешь на них петли, и все, петли висят, заяц бежит, попадает в силки, и затягивает на шее. А если камень установить правильно, то и березка выпрямится и подвесит его. Вот и добыча». Он улыбнулся.

– Мы и секачей с отцом заманивали.

– Как?

– На яму. Но сначала нужно найти место, где они обитают, обычно это большая грязная лужа, ты сразу понимаешь, что кабаны тут были, воняет страшно. Потом нужно обойти и осмотреть деревья, они любят бока чесать о кору, там шерсть остается и вонь, конечно. Смотришь, какой высоты животина. И копаешь яму поблизости примерно по размеру, на дно колья точеные ставишь. И все. Накрываешь ветками, кабан гуляет и туда падает. Скорее всего, он умрет там на штыках этих. Ну а если нет, то ты уж его добиваешь, слабого. Без ловушки не одолеть кабана. Сильное животное, свирепое.

Вася рот открыл и, как малыш впитывает слова папы с мамой, так и он все запоминал.

– Мой отец даже на медведя с рогатиной знал ходить, но мне не успел передать той науки.

– А ты сам ловил зайцев, Батыр?

– Конечно, сколько угодно. Я бы тебе показал, но тут шум, гам, заяц сюда не приблизится. Лес и его обитатели тишину любят.

Василий прибыл из времени, когда найти людей, которые умеют разводить костер со спичками, уже редкость. Чего говорить про охоту или собирание грибов и ягод. Он понятия не имел, что можно в лесу есть, чего нельзя. Приходилось ловить все на лету. И Батыр с удовольствием делился своим богатым опытом.

За душевными беседами около открытой печки прошло лето и наступила осень. За то время, пока Вася отбывал свой срок, уже 60 человек умерло в бараке, из них четверо были задавлены деревьями. «Производственная травма». Василий же чувствовал себя превосходно, сна вполне хватало для отдыха. Не хватало только свободы. Все-таки он попал в другой, неизвестный мир, который хотелось исследовать, в котором хотелось жить, к тому же он знал примерно, когда произойдут знаковые события. И мечтал посмотреть на них своими глазами, а может даже поучаствовать, мечтал познакомиться с великими людьми, а тут на лесоповале сделать это было трудно. Поэтому план побега и созрел.

Вася сидел на поваленном стволе и ел кашу, звонко стуча алюминиевой ложкой. Трава уже вся пожухла, и в тарелку упала крупная снежинка. Он поднял голову вверх и увидел хоровод больших хлопьев белого снега. Все вдруг затихли и, наслаждаясь тишиной и прекрасным зрелищем, сидели и молчали. Каждый из узников в эту минуту мысленно оказался дома, где его любят и ждут: кого-то жена, кого-то мать. Вася же вспомнил про Олю: «Интересно, как она там?». Про маму Василий думал постоянно, поэтому именно эта минутка вся без остатка была Олина.

Задумчивые улыбки стали появляться на измученных тяжким трудом лицах.

– А ну, за работу! – громко закричал начальник этих людей, променявших честь и совесть на теплую шинель и кусок хлеба с чаем и сахаром.

Все засуетились, скорее доедая кашу и убирая чашки по карманам. Снова работа закипела, затрещали ветки, зарубили топоры.

Зима наступила незаметно. Сначала грязь превратилась в твердую землю, потом снег и еще снег, потом иней на бородах по утрам, а затем и лютый мороз. Ждать оставалось недолго. «Бежать в Масленицу самое верное дело» – подумал Вася. Во-первых, все пить будут два дня, во-вторых, на третий до самого вечера переклички не будет. Вася ложился спать в приподнятом настроении. По ночам он всегда в своих мечтах выходил отсюда и ездил по миру. Бывал в Ясной поляне, со Львом Николаевичем беседовал. В Крыму у Антона гостил. Ну, и, конечно, с Федей гулял по Петербургу.

Утро началось, как обычно, с переклички и обнаружения еще двух мертвецов. Не смогли подняться с нар. Остальные отправились на работу. Рядом с Васей сегодня поставили старого и очень худого мужичка. В очках с толстыми линзами.

– Как вас-то сюда занесло, – спрашивал Вася, размахивая топором.

– Я, знаете ли, книгу написал. Даже не книгу, а так, брошюру.

– Хе, эт что же за книжка такая, что за нее на каторгу ссылают?

– Про власть, молодой человек.

– А что про власть?

– Что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти: ни царей, ни императоров. Люди перейдут в другое время, где вообще не будет нужна никакая власть.

– И все?

– Да, это все. Но наши правители настолько трусливы, что боятся даже совсем маленьких высказываний в свой адрес. Скоро вообще запретят говорить. Почему, если ты оскорбишь или кулаком ударишь крестьянина, тебе ничего не будет, а если графа, то сюда отправят, это в лучшем случае. Почему? Такой же человек ведь?

– Э-э-э…

– Вот за такие вопросы я здесь, молодой человек. Давайте дальше рубить будем, пока пулю не получили, да и холодно уже, – они активно принялись махать топорами.

Долго у Васи в голове кружились мысли об этом человеке и о том, что он сказал. «А ведь и правда. Все циклично. Тут ты брошюру написал, тебя на каторгу, там ты с плакатом вышел, тебя в кутузку. Здесь нельзя собираться и высказывать свои мысли и там тоже». В конце дня Вася подошел к нему еще раз.

– А вот вы говорите, что не нужна будет власть?

– Правильно.

– Но как человек без власти может, ведь он не сможет сам управлять целой страной, я имею в виду, народ не сможет сам собой управлять.

– Не сможет, наверное, я, молодой человек, не знаю. Но то, что один человек всю жизнь сидеть на троне не должен, в этом я уверен. Власть, как спрут, протыкает человека и заставляет работать в своих интересах. Нельзя одному быть у власти слишком долго.

– Ну тут я согласен. А если нет никого, толкового, чтобы заменить.

– Не смешите меня, юноша.

Васе безумно хотелось рассказать ему весь ход истории, что и через 200 лет людей с пустым плакатом задерживают, и что можно целые города бомбить, просто придумав дурацкую причину. И зачастую народ будет верить и поддерживать такое.

– Ну, вы лично чего хотите? Зачем книгу написали свою? Молчали бы в тряпочку и не топором бы махали сейчас, а чаек попивали у камина.

– Вот тут вы правы. Но если я смолчу и ты тоже и все вокруг, разве что-то поменяется, – он поднял палец. – Нет, не отвечайте, я сам скажу. Ничего и с места не сдвинется. А я лично хочу, чтобы царя нашего все-таки поменяли и пришел бы кто-нибудь из народа. Не августейшей фамилии, а простой труженик, которого народ бы поддержал.

– И что, вы думаете, он изменит нашу жизнь к лучшему?

– Не знаю, к лучшему ли, но точно изменит.

– Даже не знаю, что вам ответить. «Про Сталина бы ему рассказать» – с грустью подумалось Василию.

На следующий день они снова работали вместе. Василий перед началом сказал.

– Я так и не спросил, как вас зовут?

– И правда, не спросили. Степан Николаевич, – он протянул руку и немного склонил голову. Вася крепко пожал.

– Василий.

– Степан Николаевич, давайте работать хорошо вместе, чтобы нас не разделили.

– Хоть мне и тяжко уже топором махать, но я постараюсь.

Вася улыбнулся.

– А я тоже пытаюсь книгу написать. Уже несколько лет стараюсь, но пока не выходит, может расскажите что-нибудь, секрет или правило.

– Нет, Василий, секрета я не знаю. Это, как младенец, что начинает ходить. Все на него смотрят, хлопают в ладошки и кричат: «Давай-давай, у тебя получится». Даже если он падает, родители не унимаются, поднимают его, помогают и всячески подбадривают. А когда человечек этот вырастает, его уже никто не поощряет, что бы он ни делал. А иногда эти же родители говорят: «Нет, у тебя не получится, ты не сможешь». Так же и здесь. Нужна поддержка, написать книгу несложно, просто нужна помощь. От любимых тебе людей.

– И правда. Я помню, как ни сяду писать, так мама мне говорит: «Перестань заниматься ерундой, это тебя не прокормит, лучше работай иди».

– Вот-вот. У меня тоже случай был. Когда я только задумал книгу, то решил выступить в нашем клубе и рассказать об идее. И что вы думаете, мне ответили братья-революционеры: «Не получится, неинтересно, не сможешь и опасно». Забавно, что режиму это показалось интересным, раз я тут с вами. Но не об этом. Прихожу я значит расстроенный домой, рассказываю все супруге своей благоверной. А она берет меня за руку и говорит: «Молодец, давай». Усаживает меня за стол, дает бумагу с карандашом. «Пиши, – говорит, – а я пока чаю налью».

– Ого.

– Да, вот такая поддержка тебе крылья на спине рисует, с такой женой хоть на дно морское идти можно. Написал я книгу меньше чем за неделю. Так она ее в издательство лично отнесла, уговорила там всех, кого только можно уговорить, чтобы напечатали, на свой страх и риск, – он вздохнул и замолчал. Пар медленно поднимался по стволу сосны.

– И что дальше было?

– А дальше меня арестовали, ее при задержании застрелили, а типографию сожгли.

Вася вдруг затих, его увлеченный взгляд и настрой медленно улетучился.

– Ну и дела.

Так они промолчали до самого вечера. Только лишь перед сном перекинулись парой фраз перед печкой. Вася долго думал о судьбе Степана Николаевича. В один час всю жизнь ему переломали, и все из-за книжки. Власть так трясется за свои места, что готова людей убивать, лишь бы они ей хлопали и заглядывали в рот.

Вася со временем привязался к профессору и всегда искал его глазами в строю, надеясь, что их снова поставят работать вместе. Иногда приходилось махать топором с другими заключенными, это не приносило душевного спокойствия. Поговорить особо не о чем, рассказать они ничего не могли. Когда же наступал светлый день и Степан оказывался с ним в одной упряжке, то даже солнце светить начинало сильнее и ярче. За разговорами незаметно пролетел день. Голос Степана звучал весело и задорно, он рассказывал истории, а Вася думал, что сидит в камерной сцене и смотрит, а Степан менял голоса, и рассказ воспринимался, как спектакль.

В один день снова случилось счастливое событие. Они получили одну делянку. Правда, в этот день солнца не было, все заволокло тяжелыми тучами, и иногда пробрасывал снег. Работать в такую погоду было тяжело, и разговаривать не приходилось.

Но после обеда ветер разогнал облака и посветлело вокруг. Вася все думал, с чего бы начать ему разговор, на какую тему он хочет услышать лекцию сегодня. Как вдруг он увидел большую тень на снегу и от испуга отскочил в сторону, и только тогда услышал «Дерево». А профессор не услышал. Ствол упал профессору на спину и раздавил его о другой. Когда Вася подбежал к нему, тот был еще жив. Он прошептал: «Ничего не бойся, мальчик. Трусость самый страшный порок». И снежинка упала ему прямо на глаз, растаяла, а он не моргнул. Вася закрыл ему глаза. Очки лежали рядом, немного присыпанные снегом. Вася незаметно для охраны поднял их и положил в рукавицу.

О погибших в лагере не горевали. «Умер и умер, все там будем» – так говорили. Но в этот раз Вася весь вечер сидел горем убитый. Мгновенное знакомство с человеком, интересная беседа, если это можно так назвать. И вдруг все, нету больше. А человек был умным и образованным, видел то, чего другие не видят или не хотят видеть. И не только видел, а еще и говорил про это, знал, что отправят на каторгу или к стенке поставят, но все равно не струсил. Написал свою книгу. Не стал молчать или убегать. Высказал свое недовольство властью. «Эх, побольше бы таких, может, и в другой стране жили бы» – с горечью за свою державу подумал Вася. Он один из всех тут знал, куда придет эта страна. Знал, что вся борьба декабристов, все жертвы Гулага, все это ни к чему не приведет. Просто одна диктатура будет сменять другую, потом третью, и будут новые лагеря и новые ссылки, и новые жертвы режима. Вся история идет по кругу. Сейчас кричат: «Долой царя» и едут лес валить, потом «Долой Сталина» и тоже лес валить. И так до бесконечности. Ничего не меняется. «Бедный профессор. Жалко. Мог бы пользу приносить для отечества вместо того, чтобы тут между деревьев лежать».

Вася тяжело вздохнул и отправился спать.

Глава 8

До Масленицы неделя. Но Васе казалось, что блинами с воли уже сейчас пахнет. Настроение всю неделю было приподнятое. «А чего хмуриться, все готово». Охранники тоже шутили, как умели, и смеялись. Наконец, пятница. Рабочий день подходил к концу. Вася сел, чтобы в последний раз посмотреть на закат сквозь щели в заборе, но получил прикладом по затылку и смирно зашагал вслед за остальными на поверку. По лагерю ходили тихие слухи, что сегодня охранники готовят нечто особенное. Мол, кто-то видел, что мяса привезли целую тушу. Арестанты все как один хотели хотя бы подышать запахом жареного мяса, уж не до еды. Вася первым вернулся в барак и занял место у печки. Он любил смотреть на пламя. Сразу тепло становилось не только телу, но и душе. Было в костре нечто живое и первобытное. За окнами все затихло. Обычно узники слышали, как охранники разговаривают, стоя на посту, курят табак. А сегодня нет. Тишина. Потом послышалось бурчание из-за стенок, затем смех, и, наконец, двери распахнулись и пьяная морда выкатилась на снег с песней. Кричал, что есть мочи какую-то дорожную. Другие с ружьями выскочили, взяли его под руки и затащили назад.

Вася сидел и думал о свободе. Зеленая трава волновалась от ветра перед глазами. Вишневые сады распускали свои розовые цветы. Пчелы роями гудели над головой. Сырой запах после грозы опьянял. Василий рывком встал с пола и стремительно направился к выходу. По пути прихватил чью-то фуфайку. Открыл дверь, морозный воздух щекотал волоски в носу. За дверью никого. Шаг на улицу, тишина. Спокойно пересек дорогу, разделяющую лагерь на две части. Только свет прожектора медленно бегал по ночному снегу. «Так, главное, на свет не выходить, и все нормально будет». Таким образом, без паники и резких движений, он дошел до забора. Набросил фуфайку на забор и перекатился поверх частокола. Ноги по колено провалилась в нехоженый снег. Вася остановился, оглянулся: «Интересно, почему другие не уходят. Ведь их почти не охраняют? Наверное, боятся. Но чего? А каждый своего: кто-то смерти боится, другой, что застрелят, один замерзнуть, а еще один просто из-под телогрейки вылезать не хочет, на холод. Других все и так устраивает. Даже „спасибо“ говорят и почитают того, кто их в этот лагерь загнал» – рассуждал Василий, ступая по снегу и медленно отдаляясь от забора. «Так даже лучше получилось и не пришлось в воду прыгать, поджигать лес, куда-то бежать сломя голову. Так, у меня три дня форы, можно спокойно отойти на безопасное расстояние, да меня и искать не будут, наверное. Помер да помер. Замерз где-нибудь, да и все».

Пробираться по тайге было сложно, и Вася сильно устал. Нашел упавшее дерево, маленьким топориком нарубил хвойных веток, застелил пол возле дерева, нагреб снега и сделал подобие пещеры. Залез туда, лег на ветки и перед входом развел огонь, украденными спичками. Дрова защелкали, снежная пещера покрылась ледяной коркой изнутри. Стало теплее. Он иногда выходил собрать еще веток, но потом срубил сухую березку и положил толстый ствол в огонь. Когда тот сгорал полностью, Вася подвигал его, и пламя снова охватывало дерево, так получился костер, который прогорел всю ночь. «Вот, чему-то научился. Не зря день прожил».

Утром он проснулся от непонятного звука. Словно трактор работал неподалеку. Тихонько вылез из своей берлоги и осмотрелся по сторонам. Кабан, огромный, мохнатый рылом копался в снегу и хрюкал. Вася притих. «Эх, хорошо бы его щас добыть». Кровь в жилах нагрелась, и ноги уже сами пошли на охоту. «Так, у меня же ничего нет, ни ямы, ни кольев, он меня порвет». Но Вася был восхищен своим бесстрашным порывом. Он сам себя не узнавал. Когда он жил в том времени, то перед любой самой маленькой опасностью пасовал. А тут ноги сами на кабана пошли. «Вот это да». Он осекся и решил не вступать в неравную схватку, и не провоцировать зверя. Сел по-турецки в своем шалаше, пошевелил догорающий костер и подвинул бревно. Огонь разгорелся, и стало тепло. Он вспомнил.

Когда ему было лет 18, он выпрашивал у мамы разрешения сходить с друзьями в клуб. Все друзья и подруги уже давно вели ночной образ жизни и посмеивались над ним, когда он каждый вечер отправлялся домой спать. Мама упорно не хотела его отпускать. Говорила: «Я точно знаю, отпущу один раз, а потом ты и спрашивать не будешь». Забегая вперед, она была права. Но Ваське удалось ее переубедить, и вот настал час, когда компания собиралась возле киоска, чтобы выпить дешевого пива из двухлитровых бутылок. Это был целый ритуал. Каждый покупал по такой бутылке, и все вместе медленно выдвигались в сторону клуба. благо он был недалеко. Задача была по пути выпить все пиво практически залпом и подойти к фейсконтролю без бутылки в руках, но еще не опьяневшим, чтобы уже внутри пиво наконец всосалось в кровь. Если ты все сделал правильно и тебя пропустили, считай, вечер удался, внутри можно было докупить одну маленькую бутылочку по цене большой и всю ночь плясать без устали. Но на ночные гулянки выходила не только нормальная молодежь, студенты и школьники, но и местные группировки из малолеток тоже вставали пораньше и подтягивались к клубу на заработки. В это утро Вася возвращался совсем один по пустой, утренней дороге. Он вышел в 4 часа, идти было минут 15. Его дом было видно из клуба. Он пьяный шел, шатаясь и разговаривая сам с собой. Когда он проходил мимо трансформаторной будки, его окликнули.

– Э-э-э… Курить есть?

Наивный Вася стал рыскать по карманам, думая, что им и вправду нужны сигареты. Но хлесткий удар в челюсть опрокинул Василия на пол, несколько ударов ногами по лицу и животу, затем руки проверили, нет ли чего на шее, проверили часы на запястье и по карманам не забыли пошарить. Но Вася был пустой. Со злости хулиганы стукнули его еще несколько раз по голове и, матерясь, удалились.

Василий с трудом поднялся и доковылял до ближайшей аптеки, зашел туда и попросил оказать хоть какую-то помощь. Но получил грубый, отрицательный ответ. Кровь хлестала из носа, и глаз совсем заплыл от удара.

– А ну вали отсюда, пьянь.

Вася вернулся домой. Мама его ждала, спать не могла. Когда увидела, чуть в обморок не упала. Но потом собралась и оказала таки сыну первую помощь.

С тех пор Василий всегда обходил стороной все подозрительные компании, никогда не ходил с клуба один. При любом намеке на опасность предпочитал скрыться и убежать.

Секач, унюхав дым, ушел вглубь леса. Вася потушил костер, забросал его снегом, разрушил свою палатку и побрел дальше. Вдалеке он заметил полосу пара, поднимающуюся от земли, ускорился. Река, довольно широкая, раскинулась перед ним. Сперва он вдоволь напился. Потом огляделся и пошел вдоль берега: уж очень не хотелось ему переплывать реку. Холодно и вещи сушить потом неизвестно сколько. Целый день шел он вдоль реки, к вечеру она повернула на север и Вася успокоился: «На север-то мне и нужно». Он умел определять стороны света многими способами: и по мху, и по муравейникам, и по росту деревьев. Но благодаря солнечным дням и так было понятно, где солнце встает, а где заходит. На этот раз он устроился на ночлег прямо на берегу. Нашел дерево, нависающее корнями над вымытым берегом, устроился под ним и зажег огонь. Этой ночью ему не спалось. Он все думал, что его уже ищут и идут по следу с собаками и что вот-вот схватят, и тогда ему точно не выбраться оттуда. Он вынул из кармана очки Степана Николаевича. Сначала он хотел разжечь с их помощью огонь, который помог бы ему сбежать, но потом просто оставил на память. Стекла были совершенно целыми. «Видимо, упали до того, как дерево накрыло». Вспомнился голос профессора, улыбка и маленькая бородка. «Как же мне не хватает вас, Степан, – со вздохом сказал Василий. – Ваших шуток-прибауток, рассказов, историй. Покойся с миром, добрый и хороший человек».

Но тепло от огня все-таки сделало свое дело. Потихоньку он задремал. Во сне он сидел на лавочке под большим раскидистым дубом. Какая-то женщина суетилась в огороде в белом чепчике. Воздух был чистый и свежий, морской, где-то вдалеке слышались крики чаек. Из маленького, белого домика вышел мужчина и по мощеной дорожке направился прямо к его лавочке.

– Здравствуй, Вася, – он протянул руку. Вася посмотрел на незнакомца. Острая бородка и приятная улыбка, высок, на носу пенсне. «Чехов». Вася без труда узнал одного из трех своих любимых писателей.

– Здравствуйте, Антон Павлович, – сильно пожал руку.

– Ну, как вам Крым?

– Отлично, прямо лечебница, – зная о слабости Чехова, сказал Василий.

– А у меня сегодня собирается неплохая компания, молодой человек, я бы сказал знатная.

– И кто же будет?

– Сами все увидите, не хочу портить сюрприз, – Антон разговаривал с ним так, словно знал, что Вася прибыл из далекого будущего и будто делал ему дружескую экскурсию по своему времени. При разговоре затворничал, понижал голос до шепота, подмигивал и даже толкал Васю локтем в бок, постоянно смеялся и шутил.

Большая седая борода первой вышла из-за дома. И только потом показался человек в висячей рубахе, повязанной на поясе веревкой.

– А вот и Лев Николаевич. Знакомьтесь скорее с графом.

Вася встал со скамейки и протянул руку. Большая и сильная рука сильно сдавила Васину. От шока ни слова Василий из себя выдавить не смог. «Такие люди и я вместе на одной лавке». Наконец показался и Федя. Они обнялись с Васей, к удивлению других.

– Мы знакомы уже. Мы вместе под ружьями стояли, – весело сказал Федор. Повернулся к Васе и спросил:

– Ну, как ты там?

– Все нормально, сбежал, вот щас бегу по тайге.

– Ну и правильно. Ты, главное, от своего курса не отклоняйся, там деревня скоро появится, а то, что тебя ищут, даже не думай, никто тебя не ищет. Им проще написать в отчете, что тебя деревом придавило, чем за тобой по тайге бегать. Придумай себе имя новое, когда к людям выйдешь, и никому не рассказывай о своем прошлом. Все нормально будет. Не переживай.

На этих словах пение птиц прекратилось, женщина из сада пропала, вместо зелени проступил снег, вместо тепла мороз. Вася открыл глаза. Солнце только поднималось. Он ликвидировал пристанище и пошел дальше.

Несколько месяцев он скитался по лесу, ел все подряд от муравьиных яиц до коры деревьев. Иногда удавалось заманить зайца в силки, тогда он устраивал пир и оставался на несколько дней на одном месте. Черемша, когда пробилась после снега, стала его основным блюдом. Воду добывать было все трудней, поэтому он нашел реку и шел недалеко от нее: «Река все равно к людям выведет». Насекомые пожирали его как только могли, и комары размером с ноготь и клещи какие-то, мухи кусались жуть как. Совсем маленькие мошки, их даже не видно было глазом. Но укусы такие болючие, что Вася иногда вскрикивал от боли. Огромных размеров оводы прокусывали его даже сквозь одежду. Но зато вечером, когда он разводил огонь и садился поближе, все нападки прекращались, можно было расслабиться и спокойно посмотреть в пламя. Опасения, что его настигнут, пропали, и он жил, словно обычный затворник в лесу. В кармане всегда был пакетик с сухим багульником и диким шиповником, как Батыр учил. Вода грелась в железной кружке, и аромат таежного чая успокаивал его по вечерам.

Он шел, не сбиваясь с курса, «Строго на север», и уже наметанным глазом смотрел сквозь деревья. Заметил нечто странное. Словно квадратные деревья стоят или столбы. Черные и не очень высокие. Вася присел на корточки и затаился. Нужно было прослушать обстановку. Просидел так около часа, вслушиваясь в каждый шорох и шумок: «Все чисто вроде». Медленно подходил с разных сторон, тщательно осматривал. Когда убедился, что опасности нет, вышел на поляну. Оказалось, что это не деревья, а печки с трубами. Уже все мхом поросло, но с расстояния угадывалось, что тут раньше была деревня, а домики либо сожгли, либо они сами разрушились, а каменные печи так и остались гордо стоять. Он закрыл глаза и воображение перенесло его в эту деревушку среди леса. Красивые домики, женщины ходят с бельем в корзинах, ребятишки бегают с прутиками в руках. Пахнет соломой и молоком. Картинка перед глазами была светлая и добрая, мирная и теплая. Вдруг хруст веток, и она превратилась в угрюмую и страшную картину покинутой и сожженной дотла деревни. Вася опять пригнулся, осмотрелся. На дереве сидел дятел и стучал в ствол. «Наверное, на сухую ветку сел, да и сломал». Искать что-либо среди печей было бесполезно, все было в густой траве. Вася поднялся на пригорок и обернулся. Вокруг большое поле закралась мысль: «А не лес ли тут валили?».

Спустя еще два дня похода Вася заметил между деревьями кресты. Опять присел, оглядел все: «Кладбище – это хорошо, значит, люди рядом». Прошел к крестам, нашел одну могилку, по виду свежую, и сел на траву подле нее, а сам все вокруг глазами изучал. На кресте надпись: «Макар».

– Здорова.

Вася подпрыгнул на месте и готовый ко всему, напрягшись и ощетинившись, смотрел на гостя. Тот заметил это и поднял руки.

– Спокойно-спокойно. Ты кто? – деревенский мужичонка в рубахе и шапке.

– Василий я, – поняв, что опасности нет, сказал. «Как он ко мне подобрался без шума, я даже и усом не повел».

– А я Игнат. Я тут живу недалеко, а ты, что тут делаешь?

У Васи была заранее заготовленная легенда. Он все продумал до мелочей, пока скитался по лесу.

– Я торговец, хожу по миру и продаю товары.

– Торговец, говоришь? И какие товары ты продаешь?

– Разные, я в деревнях покупаю у жителей всякие вещи, а потом продаю подороже…

– А-а-а, ну, и как идет торговля? – дед прищурился и с хитрой улыбкой смотрел на него.

– По-разному.

– Так, стало быть, раз ты торговец, то у тебя и деньги есть при себе?

Вася насторожился.

– Имей в виду, я буду защищаться и просто так ничего не отдам, – как можно грознее сказал Василий.

– Ой, да не надо мне ничего, я не грабитель, просто денег никогда не видел, покажешь?

Вася замялся, денег у него не было, и не думал он, что кому-то в голову придет попросить их показать.

– Нет, – отрезал.

– Ясно, ну пошли, каторжанин, накормлю тебя и расскажешь историю свою.

Вася стоял на месте, не зная, что делать: бежать в лес или следовать за добродушным мужичком. «Он меня за пять минут раскусил. Вся легенда и гроша не стоит. Так это дед-крестьянин, а если попадется какой-нибудь полицай или еще кто. Вообще вмиг раскусят».

– Пошли-пошли, не бойся, знаешь, я сколь таких, как ты, повидал уже тут. Бегут из лагерей, а как дальше жить, не знают. Иногда находил уже полудохлых в тайге. Кое-как откачивали. Пошли.

Он поманил его рукой. Вася расслабился, да и голод и жажда уже порядком его измучили. «Поем, а потом посмотрю, что дальше делать».