Текст книги "Сыр в мышеловке. Минипамфлеты, рассказы, очерки"

Рассказы

Кто не спрятался – я не виноват, или Три, четыре, пять – я иду искать

Кабинет начальника охраны крупного нефтеперерабатывающего завода был прост и полностью соответствовал своему хозяину, мужчине лет сорока-сорока пяти, Доронину Виктору Сергеевичу. Так официально его называли только на работе коллеги и подчиненные, для немногочисленных друзей, в основном бывших сослуживцев, он как был, так и остался Виктором. В секретных же архивах военной разведки по-простому ГРУ он числился, как Герой России, майор подразделения специального назначения «Оскал Белого Медведя» или «ОБМ», уволенный в запас по причине ранения, при выполнении задания в горячей точке. Куда пуля, осколок или клинок попали и в каком месте земного шара в досье не указывалось, а вот в сверхсекретном с грифом «только для трех лиц» было написано, что ТОР был ранен, вынося раненого ЗЕДА, в левое плечо и область шеи с той же стороны. Место проведения боевой операции – ледники Памира. Круговая засекреченность просматривалась и в этом документе в нем не указывалось ни звание, ни фамилия, ни имя, ни отчество.

Крутя ролик мышки, Виктор просматривал новостной портал, задерживаясь на немногочисленных интересных новостях. Очередная пауза застигла ролик на сирийских событиях.

– Да, – размышлял сам с собой Виктор. – война меня не отпускает. Смотря или читая новости о военных конфликтах, я мысленно нахожусь там, мозг постоянно анализирует решения воюющих, появляется неугомонный зуд во всем теле, мышцы напряжены, все твое существо просит выброса адреналина.

В общем, военный профессор-психолог, так и сказал: «Это, милок, адреналиновая зависимость или, если угодно, поствоенный синдром, так что спорт-спорт! Горные лыжи, прыжки с парашютом и, дай Бог лет, так эдак через десять, все нормализуется». Виктор, конечно, понимал старичка профессора, светило в своей области, профессор так и остался жить в советском формате, где и парашют, и лыжи, в общем-то, ничего не стоили, было бы желание. Сейчас это дорогое удовольствие, а выбросы энергии просятся наружу почти каждый день. Мысли Виктора прервал стук в дверь, в кабинет вошел парень, чуть выше среднего роста, лет тридцати.

– Здравствуйте, подпишите мне обходную. – несколько категорично попросил он Виктора.

Не дождался приглашения, ни волшебного слова не произнес, и вообще он выглядел как-то дерзко, расхлябано. Люди с такой манерой поведения не очень нравились хозяину кабинета. Виктор вспомнил его, охранники в своих рапортах-отчетах давали информацию об опоздавших или скандалистах. Завод-то серьезный, и охрана не только следила за контрольно-пропускным режимом, но и выполняла функции по наведению порядка. И паренек этот, судя по анкете Эдуард Глубский, не раз фигурировал и в одной, и в другой категории.

Эдик пришел на завод недавно и чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Про себя он знал, что стабильность и труд не его стезя, вот торговля, во всех ее проявлениях, манила его, он даже готов был начать с продавца, нет, не с простого, сидящего на кассе, а с ловкого, базарного умельца, владеющего искусством отжать и впарить, обвесить и недодать. Но, увы, уличные комплексы среди местной молодежи не дали Эдуарду проявить себя на этом поприще, боязнь быть под насмешками парней и девчонок заставила его сделать выбор в пользу завода.

– Этот старый мудак совсем нюх потерял?! – заговорил Эдик, как бы ожидая сочувствия Виктора, внимательно читающего анкету. – Ну ничего, я этому уроду устрою сладкую жизнь, он у меня попляшет в комиссии по трудовым спорам, это начальство обнаглело совсем, они думают, что им все можно, не на того напал, хрыченыш.

Не проронив ни слова, Виктор быстро подписал анкету и протянул ее Эдику. В этот момент их глаза встретились. Эдик вдруг почувствовал себя каким-то маленьким, кухонным тараканом. Все слова, которые ждали своей очереди, чтобы унизить начальника цеха, вдруг застряли непонятно где, то ли в начале дыхательного тракта, то ли в конце его, а уходя, он заметил, что сам того не желая, произнес: «спасибо и до свиданья». Слова, словно под гипнозом, сползли с его губ. Закрыв за собой дверь, Эдик облегченно вздохнул.

– Надо же, есть ведь такие противные люди… – подумал он про начальника охраны.

Виктор напоминал ему рентгеновский аппарат, от которого невозможно утаить истину, его, Эдика, нутра. Такие люди ему определенно не нравились. Вот и начальник цеха Егор Васильевич, такой же урод – разыгрались здесь в ум, честь и совесть нашей эпохи. Да, в принципе, пошли они на… Я теперь свободен, немного отдохну, а там что-нибудь придумаем. Сделаем, придумаем, помыслим у него всегда были во множественном числе, так как мысленно эти функции он всегда возлагал на всю свою родню. На улице майское солнце, голубое небо, щебет, спрятавшихся в кронах деревьев птиц, и, конечно же, дурманящий весенним запахом, воздух, приняли Эдика в свою праздношатающуюся компанию, а в качестве успокоительной таблетки судьба подарила ему видение в образе, пока еще не четком, несколько размытым, но, судя по контурам, очень многообещающим. В начале улицы в его сторону двигалась обалденная фигурка, принадлежащая беспечной, можно сказать, бунтарской и, конечно же, романтической натуры, Настеньки Волиной.

Может быть, Эдик и не блистал повышенным интеллектом и глубокой эрудицией, но в области знакомств с хорошенькими девчонками он имел определенный успех, которым и пользовался при каждом удобном случае. Вот и сейчас неведомые силы интуиции подтолкнули его обратно к проходной, где он с жалостливой гримаской выпросил у охранника кусок картона и маркер, и второпях написал: «ДОЛОЙ ПРОДАЖНУЮ АДМИНИСТРАЦИЮ! ДОРОГУ МОЛОДЫМ ТАЛАНТАМ!». Затем, кое-как прилепил, так же, второпях написанный плакат себе на грудь, и постоянно, вскидывая кулак вверх и твердя «но пасаран, но пасаран!» он вышел на площадь перед зданием администрации, где его и заприметила Настенька. Интересный паренек привлек ее внимание, один с плакатом, что-то выкрикивает и машет рукой. Определенно Настеньке он понравился своей неординарностью, и сходством с ней самой, такой же ершистой с повышенным чувством справедливости.

– А почему «но пасаран»? Настенька, приветливо улыбнулась новоиспеченному революционеру.

– А так страшнее и солиднее.

– То-то я смотрю в заводоуправление паника и переполох начались, наверняка это последствие магического слова.

– Даже и не сомневайтесь, таинственная незнакомка, перешел на шутливый тон Эдик. – В стародавние времена этим словом разрушали города злые маги, а добрые, наоборот, создавали их.

– Вот оно как, у них там, в стародавние времена, было.

– А вы, я так полагаю, помимо обладателя волшебного слова «но пасаран», еще и молодой талант, если верить плакату.

– Да, кстати, Эдуард Талантливый. – Эдик протянул руку, глядя пристально в большие зеленые глаза девушки.

– Анастасия Единственная. – подразумевая отсутствие братьев и сестер, в тон Эдику, представилась Настенька.

– Анастасия, а не хотите ли вы влиться в ряды борцов за справедливость и независимость всех трудящихся, и поверьте, в нашей организации вы действительно будете единственной и неповторимой.

– И много борцов в вашей организации.

– Это тайна, покрытая одеялом секретности и конспирации, но если вы дадите свой телефон, то мы с вами свяжемся и при встрече все вам расскажем. – все в том же шутливом тоне продолжал Эдик.

– Ну ладно записывайте, вам просто повезло, так как кроме Единственной, я еще и Любопытная, и мне очень интересны революционеры. Продолжала подыгрывать Настенька.

– Я вам обязательно позвоню, а сейчас я должен покинуть поле боя, вон видите, охранник грозит кулаком, чувствую, он вызвал подкрепление, так что до связи, единственная и любопытная. Диктуйте! – и записав номер, Эдик отправился радовать родственников очередным неудачным поворотом судьбы.

Долго ждать себя Эдик не заставил, он позвонил через три дня. Девчонка ему очень понравилась, красивая спортивная фигурка, большие зеленые глаза, ухоженные темные волосы и флюиды, которые исходили от нее, все это в целом и отдельно взятое будоражило бурную фантазию Эдика. Да, долго ждать он не мог.

– Алло Настя, здравствуйте, это Эдик. Да-да, тот самый Эдик-Эдуард, да-да, революционер. Настя, как вы относитесь к моему предложению встретиться сегодня? Время любое, как вы скажете! Договорились, куда подъехать? Все, все, понял, до встречи. Уф! – радостно вздохнул Эдик, слава Богу, согласилась.

И тут же уверенно возразил сам себе: – А куда б она делась? Ведь такие парни, не обделенные внешностью, на дороге не валяются. Она такая лапочка, – сам с собой размышлял Эдик. – разве что одежка на ней была какая-то хипповская, что и надоумило его устроить цирк с плакатом, он где-то читал, что хиппи – это бунтари через свой внешний вид и образ жизни. Ну да ладно, девчонка наверняка из простой семьи, вот и у завода терлась, наверняка на работу шла устраиваться. Ну ничего-ничего мне с ней свадеб не играть, а так в общем-то очень даже хорошенькая, наверное, она тоже не против немного побаловаться, как и я.

Женский пол Эдик воспринимал только с точки зрения побаловаться, ни о каких серьезных отношениях он не думал, да и не знал о таковых. Глядя на не очень дружеские и уж тем более не влюбленные отношения матери и отца, он не хотел себя обременять какими-либо обязательствами, по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. А пока в своих мечтах о зеленоглазой и, как бы ему хотелось, раскрепощенной, он представлял Настеньку исключительно то в купальнике на лазурном берегу, то в утонченном нижнем белье в примерочной магазина, то лежащую на огромной кровати, изгибающуюся в разных заманчивых позах и непременно с призывным взглядом, посвященным только ему, Эдику. К шести часам, пахнущий неплохим парфюмом, набриолиненный и свежевыбритый, укротитель женских сердец, подъехал к торгово-развлекательному центру «В десяточку». Машина у нашего героя была далеко не первой свежести, но, пройдя почти такую же предвыездную подготовку, как хозяин, ауди шестой серии, выглядела вполне смотрибельно.

Заняв удобную позицию в назначенном месте так, чтобы просматривались все стороны подхода, для пущей важности, надев солнцезащитные очки, Эдик стоял в предвкушении встречи, ему нравились эти моменты ожидания, немного напоминающие ощущения охоты, придет – не придет, юбка или брюки, каблук или платформа, опоздает – не опоздает, и на сколько.

Настенька не любила опаздывать, как многие, не обделенные вниманием девушки, на пол часа и более. Она считала это плохим тоном, а так, чуть-чуть, на свои законные пять, ну максимум, десять минут (так это же законные, они даже не обсуждаются).

Эдик заметил ее еще из далека, да и как не заметить. На этот раз красивую фигурку Настеньки подчеркивала модная юбка, такая же модная кофточка и, в общем все, от туфелек и до прически, все было гармонично, дорого, со вкусом и пахло запахами Франции последнего писка моды. Девчонка явно залезла в долги, да и родителей, наверное, напрягла, чтобы прикупиться такими шмотками, размышлял Эдик, и ему очень, очень импонировало. И он был в этом просто уверен, что причиной таких растрат является, конечно же, он, красавчик в темных очках, владелец иномарки, ни дать, ни взять, парень с экрана голливудского боевичка. Ну что же, придется разориться на дорогой ночной клуб, план, как провести вечер и пустить пыль в глаза девушке, и осуществить все свои фантазии, не откладывая их в долгий ящик, у Эдика созрел мгновенно. Принцип «встречаем по одежке» работал у Эдика всегда, вот и сейчас, увидев Настеньку, он сразу отмел первый вариант скромного кафе, и взялся за реализацию варианта номер два.

Диджей был опытный капитан и уверенно вел свой корабль в своем маленьком море страстей. Музыка и спецэффекты у Спейса (так звали рулевого ночного клуба), были на высоте. Спейс реально был профессионалом в своей области, поэтому и рулил самым респектабельным и модным клубом в регионе. Клубная музыка в стиле хаос, лазерные инсталляции, дымовые завесы – все это служило мощным оружием в непростом деле расслабления душ, забредших на огонек клуба и, самое главное, желающих этого самого расслабления.

– А я здесь ни разу не была. Судя по публике и обстановке, это наверняка дорогое заведение? – поинтересовалась Настенька.

– Да уж, не из дешевых. – покровительственно отвечал Эдик, входя в роль нувориша-завсегдатая клуба.

– Если позволишь, то я закажу нам что-нибудь на свое усмотрение.

– Конечно, конечно, вот мы и посмотрим, что у нас пьют борцы за права обиженных и угнетенных.

На самом деле Настеньке понравилось, что парень ради нее готов слегка разориться. Она прекрасно понимала, что Эдик пытается пустить ей пыль в глаза, ну а раз лезет из кожи вон, значит она ему не безразлична, а это приятно любой девушке. Они устроились за свободным столиком, и атмосфера приятности и комфорта настроила их на ту волну, которая медленно, укачивая, несет нас все дальше и дальше от спокойного родного пристанища к неизведанным берегам жизненных поворотов, подъемов и падений.

– Привет, Эдик, давненько тебя не было, где пропадал? – бармен поставил на столик два запотевших больших фужера мохито.

– Спасибо, Стас. Да так, все времени не хватает. Дела-дела, они не прощают невнимания в свой адрес. Ты уж будь любезен, Стас, сооруди нам по второй, когда понадобится, я дам знать.

– О’кей, как всегда. – и Стас подмигнул Эдику.

– Конечно, ведь лучше тебя никто мохито не делает на сто миль в округе. – польстил Эдик, подмигнув в ответ.

Дружба есть разная: кого-то сближает спорт, кого-то армия, кого-то общие интересы, так и у Стаса с Эдиком были общие интересы. Кроме того, что они были одноклассники, их объединяло и то крылатое выражение про пару сапог, как нельзя и придумать лучше, подходившее им обоим. Оба были, своего рода, рабами своих желаний, и в борьбе между волей с характером и низменными желаниями, победа была за вторыми. Сильные ребята с ними не общались по причине отсутствия общих интересов, и две слабые половинки, вполне естественно нашли друг друга на поприще расслабления, которое включало в себя увлечения дымком, градусной жидкостью и прочими химическими разработками, популярными среди тусовочной молодежи и, конечно же, секс. Просто секс, без всяких там душевных перипетий. После окончания школы Стасу, можно сказать, повезло, его по знакомству устроили работать в дорогой клуб барменом, где он даже преуспел и чувствовал себя в своей стихии, и только благодаря знакомству с ним, Эдик был вхож в заведение. Сплоченный дуэт ловко пользовался респектабельностью клуба в деле покорения новых девичьих сердец. Сценарий был прост и незамысловат: Эдик знакомился с девушкой, у девушки, конечно же, была подруга, а то и не одна, свободной проходкой в дорогой клуб он создавал иллюзию своей значимости. У Стаса же всегда были наготове купленные за дешево в магазине напитки, из которых он делал для Эдика и девушек коктейли, цены в меню на подобные коктейли так же запутывали, уже восхищенных клубом, жертв. А иногда, преследуя особый интерес и чувствуя силу объекта, Эдик со Стасом перемигивались, и это означало, что под занавес программы Стас добавит в напитки чуть-чуть «колпачка», для усиления сексуальных желаний у более строптивых. А дальше – уютная квартирка Стаса и продолжение сценария, где кульминацией была огромная кровать, подлежащая эксплуатации, возбужденными телами. А конец сценария венчало кофепитие и вялые переговоры о следующем свидании, и далеко не всегда они состоялись. В данном случае, интуитивно, Эдик понимал, что Настенька сильная натура, не испорченная, и атмосфера клуба никак не повлияет на ее принципиальность, но зато он сам чувствовал такое непреодолимое желание обладать ею, какого в общем-то еще не испытывал ни к одной особе противоположного пола. Это дикое желание и заставило его перемигнуться с барменом-напарником.

– Так ты мне все-таки признайся, что ты там делал у завода и пожалуйста, правду и только правду, иначе я не гарантирую тебе ни одного танца. – когда Настенька улыбалась, очарование присутствовало всюду.

– Договорились, зеленоглазая, если честно, меня просто уволили, в тот день я получил пинка под зад, так что вот такие вот дела.

– И за что уволили, если не секрет?

– Да никакого секрета. Не любят начальники когда кто-то правду-матку режет и у кого не рабский менталитет. А уж когда я по поводу низкой, несправедливой зарплаты стал возмущаться, то это и была последняя капля. Нет, не хотят они бунтовщиков и борцов за справедливость, им бы побольше глупых, послушных овец, гнать их куда хочешь и стричь, когда хочешь, а волки их не интересуют.

Эдик слегка увлекся и действительно в какой-то момент представил себя хищником, жадно вдыхающим запах свободы и бытия, но это был всего лишь какой-то момент.

Настенька очень внимательно слушала Эдика и все больше проникалась симпатией к этому парню. Нет, иногда и впрямь любовь бывает зла. Зла до той самой степени, что ты перепутаешь и барана, и волка, и кого угодно с настоящим нарицательным образом из пословицы. Жаль, что эти метаморфозы иногда происходят с действительно порядочными людьми, такими как наша героиня.

– Пойдем, потанцуем. – Эдик встал и галантно склонил голову в поклоне.

Медлячок, которому пришло время, был достойным хитом последних парадов музыки и тоже участвовал в заговоре против Настеньки. К тому же второй мохито был выпит, и Настеньке, и впрямь, не было так хорошо никогда. Чередующаяся музыка то делала из нее агрессивную, хищную из семейства кошачьих, то нежную и ласковую из того же семейства. Она не заметила, как они протанцевали почти без перерыва целый час, и она не хотела, она это чувствовала, расставаться с этим парнем. Этот вечер будет моим, так она решила про себя. Поражаясь самой себе, ей нравилось это чувство, какой-то повышенной возбужденности, которое она относила в заслугу Эдику. Он был похож, она так хотела, на ее вымышленного героя, которые есть почти у каждой девушки, а его слова, которые он прошептал ей на ушко во время очередного медленного.

– Знаешь, зеленоглазая, я благодарю судьбу за то, что меня в тот день выгнали с завода, потому что я встретил тебя. – Эдик многое, что шептал ей на ушко и про то, что он только о ней и думал эти четыре дня, и что она ему снилась, и что он готов свернуть теперь горы с появлением ее, Настеньки, на горизонте его облачной жизни. И что теперь он даже задышал по-новому, более чистым воздухом. Потом все было как задумано.

Квартира Стаса, широкая дружелюбная кровать, большая энергия, выплеснувшаяся и зарядившая двух, пока еще непонимающих ее сути, человек. Потом было тоже, как задумано, кофепитие и расставание, но кое-что было не как всегда. Это реакция Эдика, он почувствовал, что хочет видеть Настеньку не через неделю или две, как других, а уже сегодня, и чем быстрее, тем лучше. Сдается, что пословица про яму тоже не из пальца высосана.

Прошло пять лет

Напряженный, затравленный взгляд, цепко выхватывал территорию заброшенной промзоны. Когда то, во времена СССР здесь был сланцеперерабатывающий завод, вплотную прилегающий к сланцевой шахте. Сейчас это была территория забвения, территория боли. Территория, где пустило корни Зло и Безволие, где кто-то умирал, деградируя, а кто-то рождался заново, но уже в новом обличье человека-зверя. Наблюдающий за промзоной, был явно из деградирующих, он случайно обнаружил это местечко, где прятался уже четвертый раз, от этих «ублюдков», как он их называл, охотящихся за ними, оказавшимися на обочине жизни – безвольными, но все же людьми.

Убежище, где прятался человек, было простой трубой, диаметром полтора метра и длинной метров шесть. Когда-то ее хотели приспособить для дела, вырыли канаву, уложили и даже засыпали, но катаклизмы, постигшие страну, не оставили шансов ни для завода вместе с шахтой, ни для злополучной трубы. Ее удачное месторасположения, давало возможность быть не замеченным и в то же время наблюдать почти за всей территорией промзоны, не говоря уж о том, что два Хаммера, на которых приезжали «ублюдки», были как на ладони. Поэтому скрывавшийся всегда знал, когда опасность покидала территорию, а он покидал свой «бункер» (так он прозвал свое убежище, подаренное ему не иначе, как судьбой). А пока все его существо напряглось, он услышал тяжелое дыхание и хруст веток кустарника с той стороны трубы где был вход в его «бункер».

– Твари! Неужели нашли, – прошептал он сквозь зубы и стал бесшумно пробираться от конца, где он наблюдал, к концу, где был вход. Хруст прекратился, так как тяжелодышащий споткнулся и упал, при этом он издал стон, явно от сильной боли. Хозяин «бункера» разглядел его. Это был не «ублюдок», парень с заросшей щетиной, прижимал какую-то тряпку к бедру, из которого сочилась кровь. В его взгляде читалось отчаяние и недоумение.

– Эй, парень, здесь я здесь. – позвал спрятавшийся, слегка раздвинув кусты, прикрывавшие вход, и помахал рукой. Парень прополз по-пластунски и влез в трубу.

– Ты кто?

– Кто-кто? Конь в пальто. Что с ногой?

– Что-что. За что они со мной так? – парень вдруг расплакался, как маленький мальчик. Его, видать, отпустил шок, и он почувствовал себя в безопасности.

– Понятно. С чего эти ублюдки в тебя стреляли?

– С арбалета. Что здесь происходит, что за ахинея, надо идти в ментовку, это же беспредел какой-то.

– Ладно, ладно, успокойся, дайка ногу. Да сними ты брюки. Ну, что у тебя там? – свежая рана, глубиной в пол сантиметра и длиной сантиметров семь, вяло сочилась и была как раз в середине бедра. – Ясно, тебе повезло, стрела чиркнула тебя по бедру, но рану все равно надо обработать. – Как тебя звать-то?

– Стас.

– Ладно, Стас, потерпи пока, а я понаблюдаю. По времени пора этим скотам уезжать уж. Ну вот, уезжают. Пунктуальные, как немцы. Пол шестого – прыг по машинам и поехали.

– А тебя-то, как звать?

– Егор. Егор Васильевич был когда-то, а сейчас просто Егор. В нашей, так сказать, среде, невзирая на возраст, все до смерти Егорки, Петьки, Мишки. – Егор выкарабкался с «бункера», нарвал подорожника, вернулся и приложил растение на рану. – Ну вот, теперь до свадьбы заживет. Ты, Стас, я так понимаю, здесь недавно, новичок, как здесь шутят, новобранец.

– Вчера менты привезли, вышвырнули как собаку, сказали: «если еще в городе встретят, сдадут в мыловарню», а здесь, сказали: «для нашего брата раздолье, почти курорт, и жрачка квалитетная, и даже спорт, а самое главное – все бесплатно», и при этом ржали, как кони необъезженные.

– Ну вот, Стас, спортивный клуб ты, я вижу, судя по ноге, посетил, мы его тут называем «Охотники и Утки». Кто есть кто, ты, я думаю, тоже понял, ну а теперь, селезень-подранок, полетели на «шведский стол», а то все разберут и будем крякать, не жрамши.

Выбравшись из убежища, бедолаги поплелись через пустырь к бывшей котельной, один хромая, другой, ссутулившись, под тяжестью шестидесяти трех лет.

– Ну вот, Стас, сейчас ты и увидишь обещанный тебе курортный ресторан, мы его здесь окрестили «шведским столом». Ты смотри особо не жадничай, набирай все необходимое: хлеб, колбасу, лучше полукопченую, консервы, лучше рыбные, ну и к чаю чего-нибудь. Пакета у тебя наверняка нет, поэтому затяни потуже ремень и набирай в рубаху, пакетом потом обзаведемся.

За котельной уже собралось человек пятьдесят-шестьдесят, в основном это были мужчины, но были и женщины, человек десять. Толпа оживилась, из-за здания выехала фура, точнее полуприцепной самосвал, неторопливо развернувшись, он сдал задом к большой яме, похожей на воронку от гигантского снаряда, и вывалил содержимое в нее. Потом так же важно опустил кузов и медленно скрылся за территорией. Народ без суеты начал подходить к яме и также не суетливо, выбирать себе продукты, наваленные в большую кучу. Там был весь ассортимент большого универмага с единственным минусом, товар был просрочен на три-четыре и больше дней.

Прохладный воздух из кондиционера обдувал комфортабельный салон Хаммера. Трое ехавших, бурно обсуждали, прошедший «рейд-зачистку», так они называли свое мерзкое увлечение, по-простому, «охоту на людей».

– О, моя фура едет. – проводив машину взглядом, изрек сидящий на переднем пассажирском кресле. – Слышь, Некит, ты удобно устроился, за утилизацию платить надо, а здесь все бесплатно и продукты схавают, и поиграют с нами в «Охотники и Утки» тоже без билетов. Нет, что ни говори, а башковитый наш ментяра, все ловко придумал и как развил и додумал, а то реально надоело друг друга краской поливать, пейнтбол – детская забава.

– Как считаешь, прав я, а, Эдуард Семеныч? – говоривший обратился к третьему пассажиру, сидящему на заднем кресле.

– Да прав-прав, у кого больше прав, а у вас их немеряно, вот только мента не дразни, а то он уже дуется как мальчик, а то привыкли там в своих губернаторских креслах ментов за людей не считать. Ладно, Игореня, вы там с Некитом пообщайтесь, а я покемарю немого. – Эдик закрыл глаза и задремал под мягкое укачивание в машине, ему вдруг вспомнилось, как пять лет назад он шел по улице…

– Нет, с ней надо заканчивать. – рассуждал Эдик. Настя – девушка хорошая, но свобода дороже, и к тому же перспектива новых ощущений, разжигала аппетит слабого духом Эдика. Вот и Ритка с соседнего дома подросла, молодая, а уже подающая надежды на свободную любовь, недаром же на меня смотрит, как не доенная корова. Нет, определенно ей надо заняться, да и у Насти задержка месячных, а это мне совсем ни к чему. Нет-нет, это точно еще рановато, да и ловэшки уже нет, всю компенсацию прогулял. Настя, конечно, лапочка и умненькая, но сейчас по-серьезке еще рано, надо так: медленно дистанцироваться, не включая форсаж, так чтоб не больно. Жалко все-таки ее. А может продолжить и закрутить, на какой-то миг подумал Эдик, нет все-таки, нет – НЕ ГОТОВ.

Раздираемый сомнениями, Эдик даже спал с лица, уже как неделю его терзали эти самые сомнения, они отнимали у него комфорт и свободу, свободу в его представлении, свободу маленького потребителя и эгоиста. За поглотившим его мыслительным процессом, он не заметил, как рядом с ним, прижавшись к тротуару, остановился огромный джип, из него вышел не торопливо здоровый шкаф и, догнав Эдика, положил ему руку на загривок. Эдик слегка просел от неожиданности и силы хозяина лапы-руки.

– Слышь? Ты, Эдик? – спросил шкаф.

– Я, Эдик.

– Пойдем, там с тобой поговорить хотят. И шкаф, не отпуская загривка, подтащил Эдика к джипу.

– Садись, парень. – сказал, пригласивший сесть Эдика, на заднее кресло, рядом с собой, мужчина. Это был холеный, породистый, лет сорока пяти человек, явно привыкший повелевать. – Ну что, Эдуард, рассказывай, что там у тебя с Настей.

– А что у меня с Настей? – переспросил машинально Эдик и тут же выпалил. – Люблю я ее, вот что у меня с Настей. – интуиция, звериная интуиция, которая возникла сразу же после прикосновения сильной медвежьей лапы, подсказала Эдику, единственно правильный ответ.

– Ну что же, похоже и Настька влюблена, о чем-то задумавшись, произнес мужчина. – Ты вот что, Эдуард, через неделю тебя устроит свадьба?

– А я…

– Да, через неделю. Не дав произнести ни слова, уже утвердительно произнес мужчина.

– Я через неделю должен буду уехать на месяц, а там опять море дел, так, что через неделю.

– Так ты сейчас куда?

– К Насте. Как зомбированный врал Эдик.

– Так это ж в другую сторону. А! Ладно, садись подвезу, мне все равно по пути.

Настенька мало кому рассказывала про своего отца, известного олигарха, Глеба Петровича Волина, владельца и завода, где работал Эдик, и клуба, где он пускал пыль в глаза Настеньке, и многих других приносящих прибыль предприятий, входящих в империю олигарха. У Настеньки был опыт, когда к ней относились радушно только из-за того, что она дочь известного человека, косвенно используя ее для достижения своих целей, с тех пор она никогда при знакомствах не афишировала свою причастность к известной фамилии. Бабушкино воспитание не привило ей любовь ко всякого рода кичу, позволявшему определить ее статус. К роскоши она была равнодушна, следуя бабушкиным наставлениям, Настенька ценила прежде всего личность и искренность в отношениях, поэтому Эдик и не догадывался, что судьба его свела с обладательницей самого богатого отца в их регионе.

– Ну, а что же ты, если любишь, так не сделаешь предложение моей дочери?

– Вы, можете мне не поверить, но я как раз об этом и думал, когда вы меня остановили.

– Врешь ведь? – пристально посмотрев на Эдика, спросил Глеб Петрович.

– Нет, не вру. – выдержав тяжелый взгляд, соврал Эдик.

– И правильно делаешь, тебе дороже выйдет. Настя у меня одна, она чистая и светлая девочка, и любой, кто омрачит ей жизнь какой-либо грязью или обманом, пожалеет, что родился на этом свете.

– А в этом мы с вами союзники, можете не сомневаться. – Эдик говорил и верил в свою искренность то ли от того, что почувствовал мощный порыв ветра перемен в его жизни в лучшую сторону, то ли от того, что не мог сказать другого этому человеку, который на него подействовал с эффектом удава на кролика. А скорее всего от того и от другого вместе взятых.

Итак, через неделю шикарная свадьба стала точкой отсчета новой, богатой и сытой жизни Эдика, в которую он вошел как Эдуард Семенович. Покачиваясь в полудреме, сегодня на него опять нахлынули воспоминания, они посещали его реже и реже, уже давно побежденная совесть, иногда напоминала о себе из заточения. Вот и сегодня, этот заросший бомж, чем-то напомнил ему Стаса, и он не стал до конца преследовать его. Память все реже и реже напомнила ему и бывшего начальника цеха, Егора Васильевича, и бывшего совесельника. Воспоминания напомнили ему, как-то за завтраком, тесть спросил его:

– Ну что, Эдуард, я слышал, что ты работал на моем заводе, за что сократили-то тебя?

– Да не ужился я с начальником цеха.

– А что так, вроде нареканий на пенсионера не было никогда.

– Да там старые кадры круговую поруку держат четко, да в общем – то я и не обижаюсь на него, хотя…

– Что хотя? Договаривай.

– Не нравилось мне, что за глаза он костерил вас, как классового врага на чем свет стоит, – врал Эдик. – а как вы появлялись, так он расцветал, как только что политый цветок в жару.

Сам того не подозревая, Эдик решил участь своего бывшего начальника, впоследствии он сам себя и оправдывал этой формулировкой: «я, мол, и не подозревал». Вспомнил он, как однажды, проезжая мимо клуба, тесть решил там поужинать. И как смутился Эдик, когда их обслуживал Стас, и как не ускользнуло мимо Глеба Петровича их знакомство, и как он струсил, что ни дай бог тесть узнает о его со Стасом проделках, а особенно про Настю. И как он анонимно слил информацию директору клуба про маленький бизнес Стаса, избавившись таким образом от ненужного свидетеля в их развлечениях, и опять же, оправдывал он себя безвыходностью, загнанного в угол человека. Эдик открыл глаза, стряхнув с себя неприятные воспоминания, и уже Эдуард Семенович голосом уверенного человека, спросил.