Текст книги "Особо опасный опер"

– Ты чё, Бурый! Я ещё пожить хочу!

Сзади раздался громкий хохот бригадиров.

– Чуть с Чапаем не поздоровался! Во Бурый перегрелся у хозяина!

Вадим узнал бригадира «петушиной» бригады по кличке Чапай. Здороваться с петухом за руку также как и пить с ним из одной кружки мог только такой же петух. Если бы Чапай пожал протянутую ему по ошибке руку, его точно убили бы. Причём сделать это пришлось бы именно Бурому.

– Тьфу бл….! – матюкнулся Вадим, растерянно озираясь по сторонам, – В натуре перегреешься тут от таких базаров, – закончил он под всеобщий хохот.

Бригадиры постепенно втягивались в кабинет начальника. Последним зашёл запыхавшийся от быстрой ходьбы Шпана.

– Поздно выпустили из барака, суки, – ругнулся он в адрес контролёров, – я уже почти вольный. Ну как ты тут?

– Хотят в санчасть положить, – ответил Вадим.

– Жалко конечно, но правильно. Я там соберу что нужно из твоих вещей, или ты сам зайдёшь?

– Вряд ли, – Вадим кивнул в сторону вошедшего в штаб начальника медчасти Дорошина, которого он именно таким и помнил – лохматого с пышными русыми усами, – это за мной.

– Врач подошёл, – доложил Морда начальнику колонии.

Боголепов вышел из своего кабинета и кивнул Дорошину на кабинет оперчасти, в дверях которого стоял Рагозин.

– Зайдём сюда, а ты здесь постой, – это уже Бурому.

Через пару минут Дорошин вышел из кабинета и озадаченно взглянув на Бурого. молча прошёл к выходу из штаба.

– Зайди к Рагозину, – вышедший следом Боголепов прошёл мимо Вадиме в свой кабинет.

Глава 17

– Знаешь, что я подумал? – войдя в кабинет и присаживаясь за стол, Вадим вопросительно посмотрел на Рагозина, который снял бушлат и открыв блокнот, приготовился записывать, – государство подождёт. Тем более, что там что-то изменить вряд ли получится. Если время останется, всё, что вспомню, выложу. Главное, – это твоя, то есть моя личная жизнь, которую есть возможность исправить. Будем считать прожитую мною жизнь черновиком, в котором нужно исправить ошибки, раз подвернулась такая возможность. Сколько на это отпущено времени, никто не знает, поэтому нужно поторопиться. Я тебе сейчас продиктую самые главные свои косяки, которые ты должен обойти, а потом, если время останется, – займёмся спецсообщением и более мелкими неприятностями.

– А что, много было крупных?

– Как минимум четыре раза я мог просто погибнуть, – Вадим на какое то время задумался, – плюс ещё несколько моментов, за которые мне не только стыдно до сих пор, но они же повлияли и на здоровье и на карьеру, в общем – записывай.

– Во-первых, – Вадим усмехнулся, – а также во-вторых, третьих и десятых, – вообще во всех твоих, хотя… – он поправился, – моих, во всех моих жизненных неприятностях так или иначе виновата водка, а также вино, пиво и всё остальное, что с градусами и что пьют. Я говорю о моих неприятностях, так как надеюсь, что у тебя их не будет. А значит и у меня, там – в будущем, не будет такого отвратительного состояния здоровья, что приведёт в больницу к операции и так далее.

– Так ты что, предлагаешь мне вообще не пить?

– Это был бы идеальный вариант. Тебе не надо было бы запоминать и записывать практически всё, что я хочу рассказать. Я понимаю, тебе это кажется невозможным. Ты с детства привык, что все вокруг пьют. Не пить – это значит быть «белой вороной», выделяться из коллектива. Ты думаешь, что если не будешь пить с друзьями, то все будут считать тебя стукачом, карьеристом, будут избегать тебя? Поверь моему опыту, – всё это заблуждения. Во-первых: здесь ты уже себя зарекомендовал определённым образом, друзья никуда не денутся, просто будут также пить без тебя или в твоём присутствии, но в отношениях ничего не изменится. Со временем все привыкнут. Во-вторых: есть компромиссные варианты. У тебя уже есть опыт ограниченного пьянства, когда ты перешёл строго на сухое вино. Все твои друзья отнеслись с пониманием, даже иногда из чувства солидарности весь вечер вся компания пила только сухое.

Но это полумера, также как и пить только пиво. Накачаться до отключки можно и сухим, и пивом, поверь моему богатому опыту. Причём отходняки от этих напитков бывают похуже, чем от водки. К тому же желудок, печень и поджелудочная сядут намного быстрее.

Так вот об ограничении. Ты можешь приучить всех знакомых, что больше одной стопки водки или вина твой организм не принимает. Придумай какую-нибудь историю. Например, вернувшись с сессии, расскажи, что в Свердловске по пьянке оскорбил какую-то цыганку. Она сначала что-то кричала по-цыгански, а потом сказала, что с завтрашнего дня ты больше двух глотков спиртного выпить не сможешь. И всё мол, с той поры как не пытался, – не получается. Выпивай в компании одну рюмку водки двумя глотками, или вина, пива – и всё, если будут настаивать, – изобрази спазмы в горле, мол не можешь проглотить и рвотные позывы, для убедительности можешь сходить поблевать. Нет, мол, смысла продукт переводить и аппетит компании портить. Постепенно все привыкнут, и сам поверишь. Тут только будет опасность сорваться, тормоза отпустят после первой рюмки, и не сможешь себя контролировать. Поэтому, – лучше не пить совсем.

Забегу немного вперёд. Я после выхода на пенсию в сорок лет первый год не пил совсем. Потому что выжил просто каким то чудом после сильного желудочного кровотечения. (Опять же из-за пьянки). Потом решил, что буду пить только пиво. И в течении десяти лет так и делал. Но ты же знаешь, что пиво пьют не рюмками. Иногда просто уходил в запой на несколько дней. Похмелье ужасное, похуже, чем от водки. Приходилось даже вызывать «похметолога». Это врач – нарколог, который за деньги выводит из запоя. Со временем такие врачи появятся. Приезжают по вызову на квартиру, делают тебе укол, ставят капельницу, и ты двое суток спишь. Просыпаешься абсолютно здоровым.

Со временем, когда мы перебрались в свой дом, я это дело отрегулировал, – пили пиво по пятницам или субботам, один раз в неделю, на следующий день, – ни капли. Но выпивали прилично. Иногда берём упаковку пива на вечер вдвоём с женой – девять литров, а потом ещё за добавкой сбегаем.

Потом, когда перебрались в Витебск, после очередного обследования, один умный врач мне сказал, что если я хочу ещё пожить, то мне не то чтобы пить спиртное, но и есть можно не то, к чему привык, а то, что допускается по диете. И я послушался.

Тем более, что жизнь наконец таки наладилась. Подумай сам: ты живёшь в Новке под Витебском, где всё детство провёл, братья и сёстры живут рядом. У тебя четырёхкомнатная квартира на двоих с женой, небольшой участок земли рядом с домом, хорошая машина. Дети живут отдельно со своими семьями в своём жилье. Нормальная пенсия, – больше, чем у большинства белорусов зарплата. Живи в своё удовольствие, а тут… – помирать! Бросил совсем. И что изменилось? Ну, меньше стал общаться с родственниками, потому что каждая встреча превращается в застолье. На какие-то обязательные мероприятия: дни рождения (особенно юбилеи), свадьбы, поминки, – я всё равно ходил, но не пил. Постепенно все привыкли. Все знают, что я рядом, перезваниваемся, если какие-то вопросы возникают, где-то случайно встретимся, поговорим. Этого вполне достаточно, тем более, что у всех свои семьи – взрослые дети, внуки, то есть общения каждому хватает внутри семьи.

Меньше стало времени тратиться на пустые пьяные разговоры за столом, больше – на более полезные занятия: огород, лес, – грибы, ягоды

Кстати, пока не забыл, какой сейчас курс доллара?

– Девяносто копеек за доллар, насколько я помню.

– А при мне последний курс был тридцать рублей за доллар. Это при том что те рубли, которыми вы сейчас пользуетесь, обесценятся в тысячу раз. Потом лишние нули сбросят. Короче, современный мне доллар стоит тридцать тысяч современных тебе рублей. Отсюда вывод, как только появится возможность свободно покупать доллары, – снимай все деньги, которые есть на книжках, – и покупай эти проклятые доллары, пока они будут стоить три – пять ваших рублей или немного дороже, это лучше, чем за тридцать тысяч. И зарплату не держи в руках, – скупай доллары. Сам не сможешь вырваться в город – заказывай через друзей и знакомых.

Глава 18

– Разрешите? – Одновременно со стуком в дверь просунулась голова дневального, – Чай будете, гражданин начальник?

– Сделай доброе дело. На двоих, – Рагозин взглянул на Вадима.

– Может чифирку хапнешь? – Морда посмотрел на Бурого.

– Спасибо, лучше чаю.

– Как хочешь. – Морда исчез.

– Итак, мы отвлеклись от главного, – Вадим встал из-за стола, потянулся и подошёл к окну. – Запиши даты моих срывов, которые едва не закончились печально, если не сказать – летально.

Рагозин взял блокнот, но тут же закрыл, так как в кабинет вошёл Морда с двумя кружками чая. Дождавшись, когда он вышел, Вадим продолжил:

– Ты записывай, я буду говорить не в хронологическом порядке, а в том порядке как вспомню.

– Первое, главное: октябрь одна тысяча девятьсот девяносто пятого года, вернулся из отпуска с Белоруссии. Оставалось дня три, пошёл в кабинет оперчасти пообщаться с друзьями. Выпили на радостях, на следующий день опохмелился, ушёл в запой, два-три дня пил баночное пиво, которое покупал у коммерсантов упаковками. На третий день начало рвать кровью. По всем признакам должен был умереть, спасло какое-то чудо, точнее, целая серия чудес, каких-то диких совпадений. Еле спасли, в Сосьве переливали донорскую кровь. Если будет время, расскажу подробней. Записал дату?

Второй момент: четвёртого октября одна тысяча девятьсот девяносто третьего года. В Москве третьего октября была попытка государственного переворота. Вечером третьего я уезжал из Витебска, возвращался из отпуска. Целый день по этому поводу пили с роднёй, новости не смотрели, – не до того было, в поезд сел полупьяный. В Смоленске вышел на перрон за добавкой и узнал от бабушек, что в Москве из танков стреляют по Белому Дому. В Москве с утра опохмелился пивком, и потянуло на подвиги. В результате – сотрясение мозга, семь часов без сознания, очнулся вечером в больнице, потом добирался до дома без денег и документов.

Записал? Третье: одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, март-апрель отдыхал с другом в Кисловодске в санатории. В первые дни в нетрезвом состоянии где-то треснулся лбом. Сначала появился синяк под одним глазом, потом расплылся под другим. Пришлось весь отпуск ходить в тёмных очках. Под конец догадался обратиться к хирургу, слегка подчистили рану, и всё прошло. А отпуск кончился. Обидно.

Обрати внимание, все эти неприятности связаны с пьянкой. Дальше могу долго перечислять более мелкие случаи, когда я оказывался в неприятных ситуациях. Из-за чего страдала карьера, – снимали с должности, задерживали очередное звание, разбирали на суде чести, партсобраниях. Какая при этом идёт нервотрёпка, лучше тебе не знать вообще. Плюс к этому – в семье мотаются нервы себе, жене и детям. И знаешь, что особенно противно? – Ты понимаешь, что ты здесь в колонии делаешь работу намного больше других, относишься к своему делу более ответственно, решаешь серьёзные вопросы, но одной пьянкой всё это перечёркиваешь. И другие получают очередное звание своевременно только за то, что приходят на работу и уходят во время. Пусть здесь они вообще ничего не решают, только отсиживаются в кабинетах. Если и пьют, то – после работы и с начальством, а не с друзьями, как ты. И на следующий день придут, как ни в чём не бывало. Они же тебя будут обсуждать на собраниях. Голосовать против тебя, послушно поднимая руку вслед за начальником, испытывая при этом благородное негодование. Как же, – они были на работе, а тебя не было! Значит, они работали за тебя! Хотя на самом деле это далеко не так. за тебя могут только отдежурить на лесобирже, но никто не сможет получить информацию от твоей агентуры, заниматься её вербовкой и расстановкой, плести какие-то сложные комбинации, направленные на оздоровление обстановки в целом.

И никого не волнует, что потом ты работаешь сутками и без выходных, за неделю делаешь больше, чем некоторые за год. Всё равно большинство считают себя более умными, а тебя – алкашом-неудачником.

Придя к власти, Горбачёв затеет борьбу с пьянством. Здесь это выразится в проведении партийных и других собраний с повестками на эту тему. И знаешь, как неудобно ты будешь себя чувствовать, когда выступающий оратор с трибуны говорит: «Есть ещё среди нас отдельные товарищи, допускающие…». И все присутствующие поворачиваются и смотрят на тебя, улыбаясь. У тебя внутри, как говорится, говно кипит, а сделать ничего не можешь. Они все белые и пушистые, а ты вечно в грязи и постоянной опале.

– Да уж… – молодой задумчиво почесал затылок, – как-то мне не очень хочется такой карьеры.

– Куда ты денешься, если выводы не сделаешь. Учти, я это всё пережил, и это всё отложилось не только на карьере, но и на здоровье. Это в молодости о здоровье не думаешь, а я успел дотянуть до того возраста, когда начинают вылазить в разных местах организма все эти перенесённые обиды и упрёки, недосыпания, переутомления и так далее.

Поэтому я тебя ещё раз прошу – не пей! Старайся увильнуть от всяких коллективных пьянок: обмытия звания, должности, дней рождения. Особенно – от пьянок без причины. Посиди немного для приличия, если нельзя отвертеться и свали потихоньку, сошлись на какие-нибудь срочные семейные обстоятельства. Или там – на биржу надо сбегать срочно, прошмонать что-нибудь. Короче, – импровизируй как хочешь, способностей у тебя хватит. Это по любому проще, чем пытаться открутиться от наказания, когда засветился с пьянкой.

Глава 19

– Я думаю, главное ты понял, – Вадим с шумом отодвинул стул и прошёлся по небольшому кабинету, – если пить бросишь, – всё наладится. Теперь давай займёмся спецсообщением.

Общими усилиями, на удивление быстро – всего за пол часа – родился документ следующего содержания:

«сов. секретно»

2 экз.

Начальнику оперативного отдела

Уралспецлеса МВД СССР

майору Правдину В. А

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

Довожу до Вашего сведения, что содержащийся в ИТК-22 осуждённый ООР Бурдаков Валерий Степанович, 1950 г. рождения, ст. 108 ч.2 УК РСФСР, срок 7 лет, начало срока 12.10.79.г. при личной беседе со мной заявил, что в его тело переселилась душа (или сущность) меня – Рагозина Вадима Анатольевича, но более старого, дожившего до 2011 года. В заявлении для вызова на беседу он указал ФИО моего одноклассника и друга детства, а также ФИО моего отчима, что меня заинтриговало, и я его сразу вызвал. В ходе беседы Бурдаков стал приводить в качестве доказательства подробности из моей личной жизни, о которых кроме меня никто не знает. Также уверенно он отвечал на мои проверочные вопросы, касающиеся моих сослуживцев по срочной службе в СА, эпизодов из детства, школьных друзей (а я за время учёбы поменял три школы в разных концах СССР). В общем, он меня убедил, что он – это я, доживший до 56 лет. Предположение, что я имею дело с гипнотизёром, каким-то образом ухитряющимся читать мои мысли или внушающим мне ответы на мои же вопросы быстро отпало. Слишком многие детали он мне напоминал, о которых я в тот момент не думал.

Я считаю, что такой феномен уже сам по себе должен заинтересовать органы КГБ. Но главное не это. Бурдаков детально рассказывает о будущем СССР до 2011 года. В качестве доказательства своей правоты он заявил, что сегодня, т.е. 10 ноября 1982 года умер Л.И.Брежнев, но объявят об этом только завтра в 12 часов по московскому времени. Ген. секретарём станет Ю.В.Андропов. Кроме этого, он рассказал, кто будет стоять во главе государства в ближайшие годы, о взрыве на атомной электростанции в Чернобыле (возле Киева) в 1986 году и другие фантастические подробности из будущего. Многие из них настолько невероятные, что я боюсь об этом упоминать, чтобы не попасть в антисоветчики. Также между делом он сказал, что жену первого секретаря Свердловского обкома т. Ельцина зовут Наина Иосифовна, а жену члена политбюро тов. Горбачёва – Раиса Максимовна. Непонятно, откуда зек, не вылезающий из тюрьмы, знает детали, о которых я, например, никогда не слышал, да и не только я. Думаю, насчёт жён Ельцина и Горбачёва можно легко проверить. До вчерашнего дня Бурдаков ничем не отличался от других ООР.

Учитывая вышеизложенное, считаю необходимым в случае подтверждения информации по т. Брежневу, незамедлительно поставить в известность органы КГБ. Особенно, учитывая тот факт, что Бурдаков (т.е. я в будущем), сам не знает, как надолго он попал в это тело.

P.S. Во время дополнительной беседы в присутствии нач. ИТК подполковника Боголепова, Бурдаков предсказал гибель его сына Славика этой зимой, а также другие смерти наших сотрудников в течении ближайших и последующих лет. О том, что у Боголепова есть сын Славик, который учится в третьем классе, – даже я не знал.

Инспектор оперчасти ИТК-22

ст. лейтенант Рагозин В. А.

– Ну вот, – молодой что-то исправил в черновике, – теперь нужно отпечатать на машинке и с утра занести в отделение, чтобы зарегистрировали.

– И постарайся отправить нарочным. Чтобы быстрей дошло, а то пролежит неделю в канцелярии, вся актуальность пропадёт.

– Хоть самому лети в Сосьву…

– Если получится, было бы неплохо. Плохо, если Бурдаков станет самим собой прямо сейчас или в ближайшие минуты. Если хотя бы до отбоя всё останется, как есть, я постараюсь записать на бумагу всё, что считаю важным для государства и отдельно для тебя лично.

– Давай я отведу тебя в санчасть и побегу за зону печатать

– Попроси Боголепова похлопотать завтра насчёт твоей командировки. И ещё попроси никому не говорить обо мне. И сам никому. Даже жёнам. Во-первых: в случае утечки информации о том, что я – это ты, мне здесь будет сложно выжить. А во-вторых: если всё-таки дойдёт до верхов, то неизвестно кто из влиятельных людей как себя поведёт. Там – наверху – очень жёсткая подковёрная борьба. Могут, например, выжать из меня всю информацию, а потом дать команду зачистить свидетелей.

– Даже так! Ну, это уж слишком!

– Я в твои годы… точнее весь народ в эти годы мало что знал о жизни верхов. Это потом, с развитием гласности, станет просачиваться понемногу всякая грязь. Поверь мне на слово, чтобы удержаться у власти некоторые действуют очень жёстко, не считаясь с жизнями каких-то людишек. Поэтому повторяю, чем меньше людей будет в курсе, тем меньше будет уничтожено, если что не так.

Глава 20

Утоптанный снег и наметённые сугробы по краям дорожек в жилой зоне напомнили Вадиму, что ноябрь на Урале, это давно уже зима. «Это вам не в Беларуси», – усмехнулся он про себя, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух после прокуренного кабинета,

По пути к санчасти Вадим с интересом оглядывался вокруг, отметив про себя отсутствие нового корпуса штаба, совмещённого с клубом, выстроенного намного позже, ветхие здания пятого и шестого бараков, которые были снесены и отстроены заново на его памяти. Из здания столовой, находившегося рядом с отгороженным высоким забором зданием санчасти и школы, ветерок донёс запах какой-то еды, отчего в животе у Вадима сразу забурчало. Молодой здоровый организм требовал пищи.

Вадим шёл к санчасти с нарочито растерянно-задумчивым видом, глядя под ноги и незаметно из подлобья оглядывая окрестности. Опасался не узнать кого-нибудь из хорошо знакомых Бурому, чтобы не опростоволоситься, как с Чапаем. Но тем не менее, несколько раз пришлось пожать протянутые руки, здороваясь. По всему было видно, что Бурый здесь личность известная и уважаемая.

Толкнув калитку в заборе санчасти и убедившись, что она закрыта, Вадим нажал на кнопку звонка рядом с калиткой. Где-то в глубине двора раздался неожиданно громкий звонок.

– Сейчас открою, – услышал он через некоторое время чей-то голос и приближающийся скрип снега под ногами. В дырке посреди калитки мелькнул чей-то глаз, – о, Бурый, заходи, Владимир Михайлович предупредил, – и калитка распахнулась.

Поздоровавшегося с ним за руку дневального санчасти (или «лепилу» по фене), Вадим не помнил. На его памяти их сменилось достаточно много. В обязанности лепилы входило не только уборка помещения санчасти, но и исполнение обязанностей медбрата: уход за больными в стационаре, ассистирование при вскрытии трупов, подготовка инструментов и тому подобное.

– Понимаешь, Бурый, – как бы оправдываясь, объяснял Вадиму лепила на пути к ярко освещённому фонарём крыльцу, – Владимир Михайлович сказал тебя в отдельную палату положить, а там у нас Юра Ростовский лежит второй день. Сам понимаешь, я же не могу его в общую выгнать, да там и мест нет. Ничего, что вы там пока вместе поживёте? Там как раз две койки.

Вот, Юру Ростовского Вадим как раз помнил хорошо. Даже фамилия его сразу всплыла в памяти: Приходько. Авторитет, хотя и не «вор в законе», но влияние имел, особенно среди ростовских, которых в ИТК-22 в то время было достаточно много. Его убили незадолго до громкого тройного убийства, благодаря которому их колония прогремела на весь СССР. Расследование было на контроле у министра МВД. А убийцами его как раз и были эти трое, которых самих впоследствии «замочили». Хотя подставили они тогда другого.

Вадим, даже уже будучи на пенсии частенько расстраивался, вспоминая, как его, тогда ещё молодого опера, обвели вокруг пальца опытные и хитрые рецидивисты.

Прибыв тогда на место происшествия – в разделочную бригаду №2, Вадим сразу сообразил, что предварительную проверку придётся проводить именно ему, так как он как раз и отвечал за оперативную работу в разделочных бригадах. Поэтому, чтобы не терять время, он сразу начал набрасывать черновик протокола осмотра места происшествия. Из бригадного домика навстречу ему выкатился бригадир Берёзкин, назначенный вместо освободившегося Шпаны, и выбрав удобный момент, шепнул, что убийство совершил Кошкоед. Осуждённого с такой кличкой Вадим знал прекрасно. Из назначенных ему судом за убийство пятнадцати лет, тот отбыл два или три года. Кличку свою получил за то, что не брезговал кошачьим мясом.

Бригадный домик представлял из себя обычный деревянный рубленый дом из одной большой комнаты, в дальнем углу которой был отгорожен досками кабинет бригадира. В том, что убийство произошло в этом кабинете, сомнений не возникало. Труп лежал на полу в большой луже крови. Рядом валялся большой и узкий самодельный нож. Чистый участок пола был заляпан кровавыми отпечатками резиновых сапог. На видном месте лежал портсигар и вырванная с нитками пуговица. Услужливый Берёзкин сразу опознал портсигар Кошкоеда и обратил внимание опера на пуговицу.

Быстро набросав схему места происшествия и распорядившись отправить труп в морг, Вадим опросил в бригадирской Берёзкина, а также базировавшегося на тот момент во второй бригаде «смотрящего» Почтарёва и их друга Панина. По их словам, они втроём отлучились в механизацию по делам, в это время в бригаду пришли Юра Ростовский и Кошкоед, видимо хотели разобраться в какой-то конфликтной ситуации с помощью «смотрящего». Не застав Почтарёва, они хотели его дождаться в бригаде, но рассорились. В результате ссоры более молодой и здоровый Кошкоед убил Ростовского. В том, что вся бригада подтвердит эту версию, Вадим не сомневался. Так оно в последствии и оказалось.

Во время всех этих действий Вадим находился один в окружении более десятка особо опасных рецидивистов. Только через несколько лет до него дошло, как он рисковал. Не зная причин и обстоятельств убийства, сунулся в самый эпицентр. А если бы оказалось, что на самом деле убийство не такое простое; и кто-нибудь решили отомстить за Ростовского и пришли бы разбираться с теми, кого сами посчитали виновными? Он мог бы запросто «попасть под замес». Перемочили бы сначала друг друга, а потом и его как свидетеля, списав всё на убитых.

А тогда, выйдя из домика, Вадим был доволен собой, тем, что картина убийства проясняется, он знает, кого надо искать и задерживать.

На рельсах УЖД Вадим встретил «подкрепление», прибывшее на час позже его в виде зам. по РОРа майора Марчука, окружённого десятком офицеров и прапорщиков.

– Кошкоед убил, – коротко доложил он начальству, – надо его срочно найти и задержать.

– Так! Все ищем Кошкоеда! – Громко скомандовал Марчук и вместе со свитой рванул в глубь рабочего объекта. Вадим, глядя им в спины, только хотел сказать, что бригада, в которой работает Кошкоед, находится в другой стороне, как вдруг увидел самого подозреваемого, растерянно смотревшего на толпу в погонах с дубинками в руках дружно протопавшую в двух метрах мимо него.

Вадим окликнул начальство и жестом показал на нужного человека. Затем подошёл к нему вплотную и придержав рукой, внимательно осмотрел. На самом видном месте полосатой куртки у него отсутствовала пуговица. На его лице и рукавах были брызги крови. Так же в кровавых пятнах были и одетые на нём полосатые брюки и резиновые сапоги.

Показав пальцем окружившим их сотрудникам эти улики и лично обыскав ухмыляющегося Кошкоеда, Вадим распорядился одеть на него наручники и отправить в жилую зону.

Кошкоед признался в убийстве. Проблем со свидетелями и другими доказательствами не было. Его осудили, добавили несколько лет до пятнадцати и отправили отбывать срок в соседнюю колонию особого режима в посёлок Лапотково, где он в последствии был застрелен при попытке побега.

И только в марте 1983 года во время следствия по делу о тройном убийстве осуждённых Берёзкина, Почтарёва и Панина выяснилось, что Юру Ростовского убивал Берёзкин в присутствии Почтарёва и Панина. А Кошкоеда подставили, списав ему карточный долг. При этом сфабриковали доказательства, разложив улики и замазав его кровью потерпевшего.

«Значит, Ростовский Юра пока ещё жив, – размышлял Вадим, войдя в помещение и раздеваясь, – а когда же его убили? Дай Бог памяти… Берёзкина и Почтарёва убили 24 марта 1983 года. Эта дата врезалась в память на всю жизнь. Сегодня 10 ноября 1982 года. Где-то в этом промежутке, и скорее всего – в ближайшие дни». Вадиму не было жалко Юру Ростовского абсолютно. Подумаешь… Одним особо-опасным рецидивистом меньше станет. Пусть бы убивали. Но есть одно «НО». За каждое совершённое в колонии преступление обязательно наказывали оперативника, обслуживающего рабочий объект или место проживания виновного в преступлении. С формулировкой: «За плохую работу по профилактике преступлений». А за особо громкие преступления, как, например, за тройное убийство, доставалось и вышестоящим, даже – на уровне отделения и Управления.

То есть молодого Рагозина можно было бы уберечь от лишнего взыскания, да и от дополнительных хлопот, связанных с производством по уголовному делу

Вадим задумался, пытаясь вспомнить расстановку сил в колонии и события этого года и ближайшего времени. По всему получается, что сейчас «смотрящим» в зоне является Почтарёв, он же «Почтарь», тагильский «авторитет», которого скорее всего на эту должность назначили «воры», или он сам себя назначил, используя то, что его знали и уважали многие тагильские и свердловские зеки, а таких в колониях Уралспецлеса было большинство. Тем не менее, и это Вадим тоже хорошо помнил, когда в этой колонии находился самый авторитетный «вор» СССР – Васька Бриллиант, то он на приветственную записку Почтаря ответил, что такого не знает.

Бриллиант ехал этапом мимо Пуксинки в пос. Лапотково, где также была колония особого режима. Этап везли на спецбарже, но из-за того, что река обмелела, баржа не смогла пройти, и весь этап высадили в Пуксинке, где он и содержался в помещении ШИЗО на общих основаниях до зимы. Потом уже по зимнику их отправили на автозаке в свою колонию. Вадим тогда ещё удивлялся возможностям «лагерной», то есть нелегальной почты. Создавалось впечатление, что о том, что Вася Бриллиант находится в этой колонии, знал весь криминальный мир Советского Союза. На его имя приходили письма и телеграммы с простым, но явно условным текстом из Москвы, Красноярска, Магадана и других мест.

Вася Бриллиант фактически руководил криминальным миром. Впервые увидев его при прибытии этапа во время обыска, Вадим даже не заметил бы невысокого лысого мужичка в очках, если бы один из прапорщиков не обратил его внимание на пакет с личным делом осуждённого из четырёх томов. Дело в том, что знаменитый вор в последний раз был на свободе задолго до рождения самого Вадима. А пока зек не освободится, дело в архив не сдаётся, сколько бы он преступлений не совершил.

Фамилия на пакете с делом – Бабушкин Владимир Петрович – Вадиму ни о чём не говорила. Хотя по всему было видно, что к ним, образно выражаясь, заплыла крупная рыбина. Подойдя поближе к обыскиваемому осуждённому Бабушкину, Вадим присмотрелся к его вещам, взял в руки пачку писем на имя Бабушкина, стал их перебирать. Увидев на одном из конвертов обратный адрес с фамилией Бузулуцкий, о котором Вадим знал, что это «вор в законе», отбывающий сейчас срок в одной из колоний Уралспецлеса, он удивлённо спросил у Бабушкина, как мол цензура могла пропустить письмо из одной колонии в другую, ведь переписка зекам разрешается только если они являются близкими родственниками. На что Бабушкин с улыбкой ответил, мол это его брат.

– Так ведь фамилии разные!

– Ну и что? Разве так не бывает? И вообще, все мы тут братья.

Вадим задумавшись выходил из дежурки и на лестнице столкнулся с зеком – завстоловой, который, пытаясь заглянуть ему за спину, спросил:

– Гражданин начальник, это правда, что к нам Васька Бриллиант приехал?

– Там есть какой-то подозрительный пассажир, но его зовут не Васькой.

– Бабушкин Владимир Петрович?

– Да.

– Так это он и есть! Ой ё!.. – И зек рванулся в сторону жилой зоны.

– Постой! А почему Васька, если он Вова?

– Ну, он когда-то взял себе кличку вора, убитого в зоне, традиция такая была. Как бы продолжая его дело, что ли.

В последствии, знакомясь с личным делом легендарного вора, Вадим узнал из пожелтевших от времени страниц, что со свободы он «сел» под фамилией Иванов, и для установления личности разыскали его мать, которая по фотографиям подтвердила, что это её сын Бабушкин Владимир. Так же он вычитал, что сначала вор был коронован под кличкой «Чапаёнок», но впоследствии, «набрав весу», действительно взял себе кличку убитого в местах лишения свободы вора. Вообще, этим личным делом осуждённого Вадим зачитывался как каким-нибудь детективом. Чего стоили рапорта от сотрудников колоний сороковых-пятидесятых годов, которые начинались не привычными словами «Довожу до Вашего сведения…», а «Доношу…».

Особенно запомнился рапорт на нескольких страницах с описанием воровской сходки, проходившей в жилой зоне в пятидесятых годах. В сходке принимало участие более десятка воров. В помещение, где они совещались, дежурный наряд просто не пускали охранники из воров, открыто демонстрируя наряду ножи. И только после настойчивых просьб, изнутри помещения поступило разрешение от ведущего сходку Васьки Бриллианта. Представители администрации под смешки и угрозы осуждённых зашли в одну дверь помещения и вышли в другую, убедились, что всё мирно, трупов нет. А вечером в разных местах жилой зоны обнаружили несколько трупов с ножевыми ранениями. Вот такие были порядки.