Текст книги "Великий и оболганный Советский Союз. 22 антимифа о Советской цивилизации"

Факт 4-й
Никаких молочных рек в кисельных берегах большевики народу не обещали

Еще одна ложь, чернящая советскую цивилизацию, это россказни о том, что Ленин и большевики якобы обманули доверчивый и простодушный народ России: наобещали златых гор, а люди им и поверили…

Простое знакомство с публичными выступлениями Ленина до того, как Временное правительство выписало ордер на его арест, и с ленинскими статьями до Октября 1917 года эту ложь опровергает четко и убедительно. Никаких молочных рек в кисельных берегах Ленин России не обещал. Наоборот, предупреждал, что впереди кризис, выйти из которого будет нелегко даже Советской власти. Так, в сентябре 1917 года Ленин написал работу с названием, которое говорит само за себя, – «Грозящая катастрофа и как с ней бороться».

Вот как назывались разделы этой работы: «Голод надвигается»; «Полная бездеятельность правительства»; «Общеизвестность и легкость мер контроля»; «Национализация банков»; «Национализация синдикатов»; «Отмена коммерческой тайны»; «Регулирование потребления»; «Финансовый крах и меры против него»; «Можно ли идти вперед, боясь идти к социализму?»

Последний вопрос будет становиться все более насущным и для нынешней России – почти через сто лет после того, как он был поставлен впервые!

Ленин писал (все отточия на месте пропусков убраны для удобства читателя, но он сам может при желании познакомиться с мыслями Ленина, прочтя страницы 151–199 тома 34-го 5-го издания Полного собрания сочинений):

России грозит неминуемая катастрофа. Об этом уже говорилось во всех газетах бесчисленное количество раз.

Все это говорят. Все это признают. Все это решили.

И ничего не делается.

Прошло полгода революции. Катастрофа надвинулась еще ближе. Дошло до массовой безработицы. Подумать только: в стране бестоварье, страна гибнет от недостатка продуктов, от недостатка рабочих рук, при достаточном количестве хлеба и сырья, – и в такой стране, в такой критический момент выросла массовая безработица! Какое еще нужно доказательство того, что за полгода революции (которую иногда называют великой, но которую пока что справедливее было бы, пожалуй, назвать гнилой), при демократической республике, при обилии союзов, органов, учреждений, горделиво именующих себя «революционно-демократическими», на деле ровнехонько ничего серьезного против катастрофы не сделано.

А между тем достаточно самого небольшого внимания и размышления, чтобы убедиться в том, что способы борьбы с катастрофой имеются, что меры борьбы вполне ясны, просты, вполне осуществимы, вполне доступны народным силам и что меры эти не принимаются только потому, исключительно потому, что осуществление их затронет неслыханные прибыли горстки помещиков и капиталистов…

Эти слова написаны как будто сегодня, а скорее даже – как будто завтра.

Лишь «помещиков» (до этого «Россияния» еще не дожила) надо заменить на «олигархов».

А далее Ленин писал не менее актуальные сегодня (и завтра) вещи:

Можно ручаться, что вы не найдете ни одной речи, ни одной статьи в газете любого направления, ни одной резолюции любого собрания или учреждения, где бы не признавалась совершенно ясно и определенно основная и главная мера борьбы, мера предотвращения катастрофы и голода. Эта мера – контроль, учет, регулирование со стороны государства, установление правильного распределения рабочих сил в производстве и распределении продуктов, сбережение народных сил, экономия их. ‹…› Контроль, надзор, учет – вот первое слово в борьбе с катастрофой. Вот что бесспорно и общепризнано. И вот чего не делают из боязни посягнуть на всевластие помещиков и капиталистов, на их безмерные, неслыханные, скандальные прибыли, прибыли, которые все знают, все наблюдают, по поводу которых все ахают и охают.

Ну, идет ли здесь речь о «златых горах»? Что, неясно, что человек, написавший такое, и сам иллюзий не строит относительно сути ситуации, и другим не советует предаваться иллюзиям?

Пришел Октябрь 1917 года. Еще в феврале этого года большевики не были ведущей партией масс. Формально они не были ей и после Октябрьской революции. На выборах в Учредительное Собрание (кстати, через неделю после Октября) большевики получили по стране лишь 25 % голосов, а партия эсеров – более половины.

Однако Ленин был прав, утверждая, что страна доверяет именно большевикам, потому что в течение 1917 года только они быстро набирали влияние в массах, а остальные партии так же быстро его теряли. Между прочим, эсеров избирали еще по единым спискам, но в их среде уже произошел раскол на правых эсеров Чернова и левых эсеров, тогда примыкавших к большевикам.

По стране большевики получили 25 %, а в столице, в Петрограде, где Ленин мог наиболее отчетливо довести до народа свою позицию и где народная масса была наиболее сознательной, большевики получили на выборах 50 % – шесть мест из двенадцати!

Большевизм отражал устремления трудящейся массы. Вот почему Ленин завоевывал умы и сердца и побеждал в жестокой внутренней борьбе.

Выборы в Учредительное Собрание прошли через неделю после Октября. И сразу после того, как стали известны результаты по Петрограду Ленин дал интервью корреспонденту Associated Press Гуннару Ярросу, где подчеркивал, что это означает победу в общенациональном масштабе.

Ленин был прав! Там, где большевики имели возможность гласно объяснить народу, в чем их цель, они почти сразу получали широкую поддержку. Почему большевикам отдала голоса половина избирателей в столице, где у буржуазии, у высшего чиновничества, монархистов, либеральной интеллигенции и т. д. были, безусловно, прочные позиции? Да потому, что только большевики не боялись говорить народу правду.

А правда была тогда в том, что России надо было выбирать не между либеральной «свободой» и мифическими «молочными реками», которые якобы обещал народу Ленин (ничего подобного никогда и никому не обещавший), а между полным разрушением общества и диктатурой в интересах трудящихся.

И вот об этом Ленин говорил громко, внятно и публично. Читатель уже знаком с его классической работой «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». А вот выдержки из статьи «Один из коренных вопросов революции», опубликованной в № 10-м газеты «Рабочий путь» (очередное название то и дело закрывавшейся властями «Правды) от 14 (27) сентября 1917 года.

Ленин писал тогда:

Весь вопрос теперь в том, научилась ли чему-нибудь мелкобуржуазная демократия (то есть Временное правительство. – С.К.) за эти великие полгода, необыкновенно богатые содержанием, или нет. Если нет, то революция погибла, и только победоносное восстание пролетариата сможет спасти ее. Если да, то надо начать с немедленного создания устойчивой, не колеблющейся власти…

…Власть Советов одна только может быть устойчивой, опирающейся на большинство народа… Пока не создано такой власти, неизбежны нерешительность, неустойчивость, колебания, бесконечные «кризисы власти», безысходная комедия министерской чехарды, взрывы и справа и слева…

…Дело вовсе не в том, чтобы изобретать «новые реформы», чтобы задаваться «планами» каких-то всеобъемлющих преобразований… В действительности же положение в России таково, что… неслыханная и самая грозная опасность разрухи и голода сами собой подсказали выход, сами собою… наметили… неотложные реформы и преобразования: хлебная монополия, контроль над производством и распределением, ограничение выпуска бумажных денег, правильный обмен хлеба на товары и т. д.

Где здесь «молочные реки»?

Ленин раз за разом говорил о том, что у России есть три выхода: 1) сползание в хаос; 2) военная диктатура корниловцев в интересах правящей кучки; 3) диктатура пролетариев и беднейших крестьян, способная сломить сопротивление капиталистов и проявить, говоря словами Ленина, «действительно величественную смелость и решительность власти».

В той же статье «Один из коренных вопросов революции» Ленин цитировал видного эсера И. А. Прилежаева, который в эсеровской газете «Дело Народа» «оплакивал, как писал Ленин, уход Пешехонова (одного из руководителей партии «народных социалистов» («энесов») и министра продовольствия Временного правительства. – С.К.) и крах твердых цен, крах хлебной монополии».

Прилежаев сокрушался:

Смелости и решительности – вот чего не хватало нашим правительствам всех составов (имелись в виду разные составы Временного правительства. – С.К.)… Революционная демократия не должна ждать, она должна сама проявить инициативу и планомерно вмешаться в экономический хаос… Если где, так именно здесь нужны твердый курс и решительная власть.

Ленин этот плач «слуги народа» прокомментировал так:

Вот что правда, то правда. Золотые слова. Автор не подумал только, что вопрос о твердом курсе, о смелости и решительности не есть личный вопрос, а есть вопрос о том классе, который способен проявить смелость и решительность. Единственный такой класс – пролетариат. Смелость и решительность власти, твердый курс ее – не что иное, как диктатура пролетариата и беднейших крестьян. И. Прилежаев, сам того не сознавая, вздыхает по этой диктатуре…

И где же здесь, спрашиваю еще раз, «молочные реки»?

Где «кисельные берега»?

В случае прихода к власти Ленин обещал России на переходный период от капитализма к социализму не «царство свободы», а диктатуру! То есть предельно жесткую, твердую власть, которая национализирует банки, установит в стране рабочий контроль над экономикой и распределением, подавит спекуляцию, отменит помещичью собственность на землю, полностью сменит прогнивший чиновничий аппарат…

И какое там «царство свободы» в 1917 году! Перед Октябрем Россия была накануне полного развала общества. Без твердой власти страна в считанные месяцы превратилась бы в одно «всерасейское» Гуляй-Поле, по которому прогулялись бы не один «батька» Махно со своими «хлопцами», а сотни разного рода «батек» и «атаманов»…

Собственно, одно время так и было. И это было результатом не якобы поощрения большевиками «темных инстинктов масс». Это было последействием того бездействия и бессилия восстановить нарушенный порядок, который продемонстрировали вначале царская правительственная власть – о чем писал Родзянко генералу Алексееву, – а потом и Временное правительство.

И если бы не диктатура большевиков, российская государственность рухнула бы в 1917 году необратимо, в Россию были бы введены «международные силы ООН» с белозубыми и черномазыми «миротвор…»…

Впрочем, пардон!

Это – уже из другой «оперы»!

Это России еще предстоит, если обитатели Русской Вселенной так ничему и не научатся и будут по-прежнему верить тем, кому уже давно верить нельзя.

«Миротворцы ООН» – это не исключенная перспектива для нынешней России. А в ту, потенциально «гуляйпольскую», не управляемую большевиками, Россию после разрыва в ней всех значимых общественных связей, были бы введены интервенционистские полицейские силы Антанты.

Они и были введены, но в итоге получили по зубам, потому что во главе России стояли Ленин и Сталин.

А в России без Ленина и Сталина не нашлось бы сил организовать противодействие интервенции со всеми, как говорится, вытекающими из этого последствиями. Для иллюстрации приведу показательную цитату, которую предлагал вниманию читателей своих книг уже не раз: цитата того стоит.

4 января 1920 года один из лидеров кадетской партии профессор П. Н. Милюков писал из Лондона в Россию графине Паниной:

Теперь выдвигается (на Западе. – С.К.) в более грубой и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии (выделение Милюкова. – С.К.) ради ее богатств и необходимости для Европы сырых материалов…

От комментариев воздержусь – параллели и так напрашиваются сами собой. Но, помня о том, что лучше раз увидеть, чем сто раз прочитать, рекомендую читателю взять, например, в руки изданную в 1983 году издательством «Советская энциклопедия» энциклопедию «Гражданская война и военная интервенция в СССР». Там имеется много полноценной и точной информации, в том числе – богатый иллюстративный материал. Сегодня будет очень полезным делом всмотреться в те фото к статье «Интервенция», которые относятся к прошлому нашей Родины, но могут стать илюстрацией к нашему завтрашнему дню.

Есть фото «постановочные», скажем – фотография эффектного британского «томми» в тропической панаме, в новенькой, «с иголочки» форме, с карабином за плечом, на фоне «леса» бакинских нефтяных вышек. Подпись: «Английские интервенты в Баку. 1918».

А вот фото высадки американских интервентов во Владивостоке и затем – английских интервентов во Владивостоке же…

Японские интервенты у трупов убитых ими русских железнодорожников…

Военные суда США и Франции во Владивостокском порту…

Японский броненосец во Владивостокском порту…

Это все – 1918 год.

Американские интервенты на Северном фронте, английские интервенты в Архангельске…

Английские танки в Новороссийске…

Вывоз награбленного имущества с Украины…

Это – уже 1919 год.

И предполагалось ведь, что это – лишь начало! Если бы Советская власть пала, то антисоветская власть расплачивалась бы с Западом за «помощь» долго, да так и не расплатилась бы.

Отвернуть Россию от таких перспектив могли только Ленин и партия Ленина. И подтверждение этому иногда можно найти очень даже в неожиданном месте. Пусть попробуют антикоммунисты и антисоветчики поспорить со следующим, например, мнением:

…Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом (международный «нефтяной» король, лишившийся в Баку немалого количества нефтяных скважин. – С.К.) или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфильда (британский лорд из евреев, самый деятельный ненавистник России во второй половине XIX века. – С.К.), британское министерство иностранных дел обнаружило дерзкое намерение нанести России смертельный удар…

Вершители европейских судеб… надеялись одним ударом убить… возможность возрождения сильной России… С… другой стороны – на страже русских интересов стоял не кто иной, как… Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи.

Эту цитату в усеченном виде я уже приводил, и это – оценка Ленина дядей последнего русского императора, великим князем Александром Михайловичем, относящаяся к 1933 году.

Кому как, а на мой взгляд, это – залп, как говорится, на накрытие.

Ленин с народами России не заигрывал, а говорил прямо, открыто, как только и говорили с народом большевики:

Война дала горькую, мучительную, но серьезную науку русскому народу – организовываться, дисциплинироваться, подчиняться, создавать такую дисциплину, чтобы она была образцом. Учитесь у немца его дисциплине, иначе мы – погибший народ и вечно будем лежать в рабстве.

Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями. Учиться работать – эту задачу Советская власть должна поставить перед народом во всем ее объеме. У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция, – чтобы создать действительно могучую и обильную Русь.

Русь станет таковой, если отбросит прочь всякое уныние и всякую фразу, если, стиснув зубы, соберет все свои силы, если напряжет каждый нерв, натянет каждый мускул… Идти вперед, собирать камень за камушком прочный фундамент социалистического общества, работать не покладая рук над созданием дисциплины и самодисциплины, организованности, порядка, деловитости, стройного сотрудничества всенародных сил – таков путь к созданию мощи военной и мощи социалистической.

Нам истерические порывы не нужны. Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата.

Вот что обещал России великий патриот России Ленин – мерную поступь железных батальонов пролетариата, а не разлюли-малину в кисельных берегах…

Железные батальоны пролетариата Россию и спасли – от хаоса, от всероссийской махновщины, от катастрофы и гибели. Но вели эти батальоны за собой большевики, верили трудящиеся только большевикам, а если в какие-то моменты начинали верить их оппонентам, то быстро убеждались в своей ошибке.

Ленин точно сказал, что большевики Россию убедили, Россию отвоевали, а теперь надо Россией управлять. Все верно: управлять Россией во благо России могла только одна политическая партия – РКП(б).

И это быстро поняли честные люди в Европе. Один из них – писатель, который был тогда знаменит и сумел понять большевиков и Октябрь, сегодня в России забыли, а если и помнят, то – с грехом пополам… Причем причина забвения не в том, что тот, о ком я ниже скажу, был бездарен, просто в нынешней якобы России уже вырастают поколения, не прочитавшие ни одной книги сверх обязательной школьной программы, да и те – вполглаза…

Факт 5-й
Россию возродили советские мечтатели, а не буржуазные циники

Почти с октября 1917 года начались рассказы о том, что если бы проклятые циники-большевики грубо не разрушили нарождающееся в России гражданское общество, то как бы расцвела Россия под благодетельными лучами солнца демократии…

Естественно – демократии буржуазной.

Итак, циники-большевики против радеющих о России буржуазных демократов-идеалистов?

Или все же все было чуточку не так?

Или – вобще не так, а наоборот?

Чтобы поточнее ответить на этот вопрос и понять, что России были нужны именно большевики и что именно большевиков вела высокая идея и созидательная Мечта, предлагаю читателю познакомиться со взглядом современника той эпохи, но – со взглядом со стороны.

Со стороны, как говорится, виднее.

В истории Советской Вселенной есть страница, которая похожа на сюжет романа, и такое сравнение тем более уместно, что у этого полностью документального сюжета есть и литературный аспект…

Канва здесь такова: западный писатель, знаменитый на весь мир своей буйной, смелой, раскованной фантазией, приезжает в 1920 году в чужую разоренную, бедную страну и встречается с ее премьером. И премьер уверяет фантаста, что через десяток лет его страну будет не узнать…

Писатель вежливо ухмыляется в усы, называет – про себя – собеседника мечтателем, но вновь приезжает в страну через четырнадцать лет. И опять встречается с лидером страны – уже другим. И в беседе с ним вынужден признать: «Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный».

Не правда ли, сюжет достоин романа?

Однако это – факт не литературы, а истории.

Писатель-фантаст – это английский писатель Герберт Уэллс, автор знаменитых фантастических романов «Машина времени», «Остров доктора Моро», «Первые люди на луне», «Пища богов», «Человек-невидимка», «Война миров» и многих других… Уэллс был мастером и социального романа, выдающимся писателем-публицистом.

Премьер-«мечтатель», с которым он беседовал в 1920 году – это Председатель Совета Народных Комиссаров РСФСР Ленин… А второй лидер – Сталин, с которым Уэллс встречался в 1934 году.

Уэллс прибыл в Петроград в сентябре 1920 года накануне последнего крупного напряжения России в гражданской войне: вскоре должна была начаться Перекопско-Чонгарская операция Южного фронта по разгрому войск Врангеля и освобождению Крыма. 7 ноября 1920 года Красная Армия пошла на Перекоп, а уже 16 ноября Фрунзе телеграфировал Ленину, что конница Буденного заняла Керчь и Южный фронт ликвидирован.

Впрочем, Уэллс уехал из России еще до начала штурма Перекопа, пробыв у нас две недели. Вернувшись в Лондон, он, отнюдь не приверженец коммунизма, но честный человек, написал книгу «Россия во мгле», в которой назвал Ленина «кремлевским мечтателем».

В мировой литературе XX века есть, пожалуй, две книги, без знакомства с которыми современный человек вряд ли сможет понять суть той одновременно величественной и динамичной эпохи, когда Русская Вселенная преобразовывалась в Советскую Вселенную. Вторая в хронологическом порядке из этих двух книг – «1937 год» Лиона Фейхтвангера.

А первая – как раз «Россия во мгле» Уэллса.

Сегодня ее не так-то просто и достать: она не переиздавалась с 1959 года. И поэтому я считаю своим долгом познакомить читателя с наиболее показательными местами из этой книги-документа.

Первая глава имела пессимистическое название «Гибнущий Петроград». Однако уже четвертая глава называлась «Созидательная работа в России». Увы, созидание – если иметь в виду экономику, науку, технику – тогда еще только намечалось. А вот разруха была жестокой реальностью.

Уэллс писал:

Основное наше (Уэллс приехал в РСФСР вместе с сыном. – С.К.) впечатление от положения в России – это картина колоссального непоправимого краха. Громадная монархия, которую я видел в 1914 году (во время первого приезда еще до начала мировой войны. – С.К.), с ее административной, социальной, финансовой и экономической системами, рухнула и разбилась вдребезги под тяжким бременем шести лет непрерывных войн. История не знала еще такой грандиозной катастрофы… Насквозь прогнившая Российская империя – часть старого цивилизованного мира, существовавшая до 1914 года, – не вынесла напряжения, которого требовал от нее агрессивный империализм. Она пала, и ее больше нет…

Уэллс был наблюдательным и трезвым – несмотря на фантастические романы – человеком, и показательно, что он точно указывает на причины краха старой России, не сваливая все с головы царизма на голову большевизма. Однако в констатации Уэллса, как и в констатации профессора Грум-Гржимайло («…Больна была вся нация, от поденщика до министра, от нищего до миллионера…»), имелась, надо сказать, принципиальная неточность. Если бы в России прогнило все и вся, то она бы рухнула невосстановимо.

В действительности прогнило лишь то внутреннее Зло, которое угнетало Русское Добро и не давало ему возможности нормального развития. Но силы Русского Добра никогда не были уничтожены окончательно. В этом и заключался реальный шанс новой России на возрождение. Лишь дав широкую дорогу Добру, Россия обретала историческое будущее.

И тот факт, что она его быстро обрела, лишний раз доказывает, что Советская Россия возникала, развивалась и развилась как Страна Добра! При этом Советское Добро – это деятельное Добро. А деятельное Добро – это всегда Мечта, порыв в будущее…

Что сделали в этом лучшем из миров циники? Они если и открывали новые земли, то лишь для того, чтобы их разграбить. Они если и строили заводы и фабрики, то лишь для того, чтобы нажиться…

Подлинно созидательна лишь большая Мечта, а как раз этим новая Россия и была сильна. В 1917 году Ленин не обещал России немедленные молочные реки в кисельных берегах, но он увлекал Россию в будущее силой своей мечты о мире, где человек вырастает и живет жизнью, достойной Homo Sapiens – Человека разумного.

В 1920 году это понимали в Росии и в мире далеко не все интеллектуалы. Уэллс же, отдадим ему должное, смог понять, что конструктивной альтернативы Советской власти в России нет. Но даже он, при всей силе его фантазии, увидел лишь один аспект безальтернативности большевизма для России – способность только большевиков взваливать на себя всю полноту исторической ответственности за страну.

Уэллс написал об этом так:

Среди этой необъятной разрухи руководство взяло на себя правительство, выдвинутое чрезвычайными обстоятельствами и опирающееся на дисциплинированную партию, насчитывающую примерно 150 000 сторонников – партию коммунистов (Уэллсу было известно что в РКП(б) состояло уже более 600 тысяч человек, но он брал в расчет активных членов партии. – С.К.)…

Я сразу должен сказать, что это единственное правительство, возможное в России в настоящее время…

В то время как вся остальная Россия была либо пассивна… либо занималась бесплодными спорами, либо предавалась насилию или дрожала от страха, коммунисты, воодушевленные своими идеями, были готовы к действию… Партия… в те страшные дни давала людям единую установку, единый план действий, чувство взаимного доверия. Это было и есть единственно возможное в России, идейно сплоченное правительство…

Сегодня коммунисты морально стоят выше всех своих противников.

В другом месте своей книги Уэллс повторил и усилил эту оценку:

Большевистское правительство – самое смелое и в то же время самое неопытное из всех правительств мира… Но по существу своему оно честно. В наше время это самое бесхитростное правительство в мире.

Сказал Уэллс и о «белых». Например, так:

Сомнительные авантюристы, терзающие Россию при поддержке западных держав – Деникин, Колчак, Врангель и прочие, – не руководствуются никакими принципиальными соображениями и не могут предложить какой-либо прочной, заслуживающей доверия основы для сплочения народа. По существу – это просто бандиты…

Если бы кто-нибудь из военных авантюристов, которым покровительствуют западные державы, по роковой случайности захватил власть в России, это лишь прибавило бы к общему развалу пьяный разгул, казнокрадство и засилье развратных содержанок…

Уэллс – как большой мастер культуры – умел ухватить сразу многое. Он, например, глубоко понял «крестьянскую» послереволюционную ситуацию. Рассказав о жестоких лишениях в Петрограде, далее Уэллс писал иначе:

У крестьян сытый вид, и я сомневаюсь, чтобы им жилось много хуже, чем в 1914 году. Вероятно, им живется даже лучше. У них больше земли, чем в 1914 году, и они избавились от помещиков. Они не примут участия в какой-либо попытке свергнуть советское правительство, так как уверены, что пока оно у власти, теперешнее положение вещей сохранится. Это не мешает им всячески сопротивляться попыткам… отобрать у них продовольствие по твердым ценам. Иной раз они нападают на небольшие отряды красногвардейцев и жестоко расправляются с ними. Лондонская печать раздувает подобные случаи и преподносит их как крестьянские восстания против большевиков. Но это отнюдь не так. Просто-напросто крестьяне стараются повольготнее устроиться при существующем режиме.

Последнюю фразу выделил я: уж очень она богата по содержанию, объясняя многое из того, что произошло в СССР уже в тридцатые годы. В одной этой фразе – весь трагизм будущей коллективизации!

Не провести ее Россия не могла – если хотела жить дальше. Но провести коллективизацию без жесткого и решительного слома крестьянской психологии тоже не представлялось возможным. Ведь средний крестьянин и на рубеже двадцатых-тридцатых годов хотел лишь одного – повольготнее устроиться при существующем режиме! Он был не против Советской власти, но лишь в том случае, если Советская власть не мешала ему жить жизнью, в основе своей дедовской, в деревне, по своему укладу тоже недалеко от дедовской ушедшей. А индустриальной России было необходимо крупное товарное сельскохозяйственное производство, невозможное без коллективизации.

Впрочем, я забежал далеко вперед. Вернемся к Уэллсу, размышляющему в главе «Гибнущий Петроград» о причинах сложившейся ситуации:

Вы, конечно, скажете, что это зрелище беспросветной нужды и упадка жизненных сил – результат власти большевиков. Я думаю, что это не так… Россия не есть организм, подвергшийся нападению каких-то пагубных внешних сил и разрушенный ими. Это был больной организм, он изжил сам себя и потому рухнул…

Уэллс здесь был и прав и не прав…

Россия – еще царская – безусловно, подверглась системному нападению враждебных ей внешних сил – не большевиков, конечно. Это нападение началось задолго до Первой мировой войны и революции и проводилось в стиле стратегии «непрямых действий». Сильная, независимая Россия мешала планам будущей глобализации даже больше, чем, например, сильная и независимая Германия. То есть Уэллс, усматривая причину краха старой России лишь во внутренних причинах, ошибался.

Но в целом, оценивая старую Россию как больной организм, изживший сам себя, Уэллс не ошибался. Здоровый организм выдерживает даже самые сильные, самые бешеные внешние атаки! Новая Россия доказала это в 1941 году. Больной же организм не способен им сопротивляться. И это тоже видно на примере России – в 1917 году, в 1991 году. И оба раза за крах России оказались ответственными не сторонники коммунистической идеи, а антикоммунисты! В 1917 году это были антикоммунисты буржуазно-помешичьего, а в 1991 году – партоплазматически-интеллигентского образца…

Возвращаясь к Уэллсу, замечу, что он, вначале отрицая роль пагубных внешних сил, сразу же за этим опроверг сам себя, продолжив так:

…Не коммунизм, а европейский капитализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, может быть, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист.

Итак, Уэллс все же признавал, что внешние силы сыграли в крахе старой России тоже немалую роль. Причем список внешних губителей России английский писатель мог бы и расширить. Но Уэллс был, пусть и вялым, но противником революции как способа социальных преобразований, и поэтому он, хотя и обличал капитализм, плохо разбирался в социальной его «механике».

Зато в том, что такое имидж и как его создают, Уэллс разбирался, что доказывает следующий случай… Вначале его привели в школу, где все ученики поголовно знали о писателе Уэллсе, но никто не знал Мильтона, Шекспира, Диккенса, которые, как с юмором писал Уэллс, «копошились у ног… литературного колосса» Уэллса.

Тогда через три дня Уэллс неожиданно для сопровождавщего его Корнея Чуковского перекроил всю намеченную утреннюю программу и потребовал, чтобы ему немедленно показали любую школу поблизости. К его удивлению, школа была поставлена неплохо, имела большой набор наглядных пособий, химических и физических приборов и т. д.

Уэллс засвидетельствовал:

Я видел, как готовили обед для детей, – в Советской России дети питаются в школе; он был вкусно сварен из продуктов гораздо лучшего качества, чем обед, который мы видели в районной кухне.

И это была уже не инсценировка типа «а вот, кстати, и рояль в кустах оказался». Когда под конец визита во вторую школу Уэллс с сыном решили «проверить необычайную популярность Герберта Уэллса среди русских подростков», то результат оказался ожидаемым: «Никто из этих детей никогда о нем не слыхал». Тем не менее Уэллс – после сбора дополнительных материалов – пришел к следующему выводу:

…в условиях колоссальных трудностей в советской России непрерывно идет грандиозная работа по народному просвещению и… несмотря на всю тяжесть положения в стране, количество школ в городах и качество преподавания неизмеримо выросли со времен царского режима.

То, что видел Уэллс, было, конечно, лишь началом массового «сева» «разумного, доброго, вечного» – ведь еще не был взят Перекоп, еще лишь брезжила вдали культурная революция на селе. Да и число школ в РСФСР в 1920 году было меньшим, чем в лучшие годы Российской империи: сказались шесть лет войны и разрухи. Однако культурная работа Советской власти даже в тот период худосочной не была никак! Через неделю после Октябрьской революции было опубликовано обращение народного комиссара по просвещению Анатолия Васильевича Луначарского к гражданам России «О народном образовании». Первоочередными задачами объявлялись: достижение всеобщей грамотности, всеобщее обязательное бесплатное обучение и предоставление всем гражданам возможности получить образование.