Текст книги "Русская Америка. Слава и боль русской истории"

Итак, официально основной задачей Кука был поиск одного из двух предполагаемых морских северных проходов в Европу. И выходило, что всё остальное в третьем плавании Кука было лишь попутно, включая открытые им тихоокеанские острова вкупе с поименованными по первому лорду Адмиралтейства островами Сандвичевыми (Сэндвичевыми) – позднее они будут названы Гавайскими. О последних у нас будет речь в своём месте…

Тем не менее инструкция также предписывала Куку, выйдя к Новому Альбиону, проследовать до 65-го градуса и «тщательнейшим (жирный курсив мой. – С.К.) образом заняться поисками тех рек или проливов (и их обследованием), которые в той или иной мере могут вести к Гудзонову или Баффинову заливу».

Простой взгляд на карту показывает, что эта часть инструкции была составлена вроде бы в духе основной заявленной цели экспедиции – поисков Северного прохода в Атлантический океан или в его окраинное Северное море между Великобританией и Скандинавским полуостровом.

Гудзонов залив – это огромная (до тысячи километров в поперечнике) водная чаша внутри Канады, по сути – внутреннее море в Северной Америке со стороны Атлантического океана, соединяющееся с последним Гудзоновым же проливом. Логично было предположить, что в этот залив-море можно пройти с запада Америки по рекам и озерам. А Баффиново море – тоже атлантическое полярное море между Канадой и Гренландией.

Эти места англичанам были неплохо знакомы, но точное знание накладывалось на ходившие между мореплавателями легенды о некоем Американском Средиземном море (очевидно, питаемые наличием реального Гудзонова залива и реальных Великих озёр). Так что инструкция Куку в её «гудзоновской» части вроде бы не противоречила цели поиска межокеанского прохода.

Однако если посмотреть на маршрут Кука, то мы увидим, что Кук шёл-то путём вроде бы и «инструктивным», но тщательно ничего в среднеширотной зоне не исследовал. Хотя, например, река Колумбия (сейчас это граница штатов Вашингтон и Орегон) должна была бы его заинтересовать, как и пролив Хуан-де-Фука между островом Ванкувер и полуостровом Олимпия… Да и ряд других узких заливов и проливов – тоже. (Всё это чуть позднее действительно тщательно исследовал англичанин Ванкувер.)

Казалось бы – впервые забравшись в такую даль, грешно не провести какие-то съёмки и в указанной выше зоне, хотя бы как исходный материал для следующих экспедиций. Тот же Ванкувер ушёл в те же места всего через десяток лет после возвращения кораблей Кука в Англию. Но торопившийся Кук стремился явно в другое место!

Куда?

А вот это мы вскоре и увидим!

Инструкция была секретной. Спрашивается – почему? В ней Куку позволялось перезимовать в русском Петропавловске-Камчатском, так что от русских скрывать цели экспедиции было вроде бы незачем. А кто ещё мог встретиться англичанам в пустынных высоких северных широтах?

И всё же инструкция была секретной, и Куку строго предписывалось по окончании плавания «прежде чем покинуть шлюп, потребовать у офицеров и унтер-офицеров все вахтенные журналы и дневники, которые они могли вести в ходе плавания, и в опечатанном виде доставить эти бумаги нам, а также поставить их и всю команду в известность, что никому не дозволено упоминать, где они были, до тех пор, пока на то не будет дано надлежащего разрешения».

Инструкция была секретной, а в таких документах лицемерить нужды нет – они пишутся исключительно для внутреннего употребления. Инструкция была очень подробной (в некоторых местах – даже мелочно подробной). Но тон её при этом был таким, как будто Кук шёл на север в полную неизвестность. А ведь составителям инструкции и самому инструктируемому было известно, что завесу северных приполярных туманов над водами Тихого океана для Кука уже немного раздёрнули русские мореходы и исследователи. Вот достаточно типичная «аляскинская» запись в дневнике Кука от пятницы, 22 мая – воскресенья, 24 мая 1778 года: «Мыс расположен в широте 58°15’ N и в долготе 207°42’ О, и на основании того, что я узнал из отчёта о путешествии Беринга и карты, приложенной к его английскому изданию, это должен быть мыс Св. Гермогена»… Так один ли «Северный проход» искали англичане?

И искали ли они его на самом деле?

Может, на самом деле они прежде всего остального хотели сами убедиться – верно ли, что русские действительно открыли широкий проливный разрыв между русской Чукоткой и Америкой? Ведь если такой разрыв существует, то и русское движение в Америку будет этим очень затруднено.

А если – нет?

А если русские блефуют?

Сами мастера блефа («bluff» и есть по-английски «обман»), англичане вполне могли заподозрить в этом и нас. Мол, а что если русские уверяют всех в наличии пролива между двумя континентами, а сами бодрым шагом уже шагают по суше из Азии в Северо-Западную Америку?

Не это ли и было подлинной главной целью экспедиции Кука – разобраться в ситуации на месте? Ведь, выйдя из Тихого океана в Чукотское море Ледовитого океана, ни Кук, ни позже – Кларк, заменивший Кука после его гибели в 1779 году, не двинулись куда-то вдоль американских берегов на восток – как было бы логично поступить в целях поиска Северного прохода… Они очень основательно – туда-сюда, справа налево, слева направо, взад-вперёд – проутюжили всю зону к северу за Беринговым проливом, то есть всю южную часть Чукотского моря.

Они вот уж действительно тщательнейше избороздили весь этот морской треугольник, вершиной которого был Берингов пролив, а основанием – граница ледовых полей. Весь – от американского мыса, названного Куком Айси-Кейп (Ледяной мыс), до чукотского мыса, названного Куком же Северным (нынешний мыс Шмидта).

Зачем англичане поступили так, если им действительно был нужен Северный проход? Источники сообщают, что Кларк-де искал проход на север в ледяных полях… Но зачем ему было идти на север? К полюсу он шёл, что ли?

Кук, а потом – Кларк, уже доходили до аляскинского мыса Айси-Кейп. Ну и шли бы вдоль берега к мысу Барроу и дальше. У них, конечно, не хватило бы ни сил, ни запасов, но, в принципе, идя так, они и прошли бы в Англию своим – лишь значительно позже открытым – пресловутым Северным проходом.

И знали ведь Кук и Кларк, что «налево» от Берингова пролива прохода в Атлантический океан не будет. В Атлантику – это «направо». А они раз за разом сворачивали «налево», хотя то направление вело вдоль чисто русских северных берегов – далеко не в Атлантический океан.

Нет, создаётся впечатление, что англичане хотели с максимально возможной достоверностью выяснить – нет ли где азиатско-американского перешейка севернее, за Беринговым проливом?

Или – нет ли если не перешейка, то такой вытянутой от России к Америке плотной цепи островов, по которой русские могли бы без особого труда перебираться в Америку – как с камушка на камушек?

Кук и до этого, ещё в молодые годы, выполнял деликатные, секретные поручения британского Адмиралтейства. И не была ли его экспедиция прежде всего акцией дальней стратегической разведки с целью как прояснения общей ситуации в районе возникающей Русской Америки, так и сбора конкретной информации на сей счёт?

К высказанной выше версии о подлинных целях и задачах третьего и последнего плавания Кука подводит не столько формально-исторический (документов-то нет!), сколько логический анализ, и мы к этому ещё вернёмся. Что же до экспедиции Кука, то лишь после того, как англичане не нашли ничего похожего на сухопутный русский проход на американский континент, они «любезно» «поделились» полученными ими результатами «заберинговых» исследований 1778 года с русскими. Кук погиб в стычке с жителями Гавайских (Сандвичевых) островов в феврале 1779 года, и капитан ставшего флагманом второго шлюпа экспедиции – «Дискавери» Кларк (Клерк) весной 1779 года во время отдыха в Петропавловске-Камчатском перед своим новым походом на север передал «главному командиру Камчатки» премьер-майору (подполковнику) Бему сводную карту открытий экспедиции.

Честный и энергичный служака, лифляндец Магнус Карл Бем (1727–1806) правил Камчаткой шесть лет, с 1773 по 1779 год. Бем был назначен на свой пост в апреле 1772 года после бунта ссыльного поляка графа Мориса Беньовского (точнее – словака на польской службе) и прибыл в столицу Камчатки Большерецкий острог (Большерецк на южной оконечности Камчатки) с почти неограниченными полномочиями в октябре 1773 года. Приняв Камчатку в пакостном небрежении, он сдал своему преемнику капитану Василию Шмалеву – как раз в 1779 году – наличный капитал в сорок тысяч рублей и всё управление в полном порядке. А в придачу – заведённые им соляные копи, «железный» завод, скотный двор, строгую отчётность по ссудам местным купцам из казённых денег и новую Тагильскую крепостцу… Сам же Бем увёз в далёкую Лифляндию, в Ригу, жестокий ревматизм, потому что в инспекционных походах нередко проходил сотни вёрст пешком в метель и стужу.

Ну мог ли простодушный Бем (хоть и немец, но – русский) не отблагодарить «любезных» англичан? В ответ на жест Кларка он ознакомил его с нашими картами. И англичане ещё перед заключительным своим походом в Арктику получили дополнительную информацию, доказывающую, что нежеланный им перешеек и на русских картах отсутствует. Однако Кларк морские просторы севернее Берингова пролива избороздил в 1779 году, тем не менее, основательно, придя к тому же выводу: Азия с Америкой посуху не сходятся. Кларк прошёл до 70° северной широты, но, встретив мощные льды, повернул назад. 11 августа 1779 года на подходе к Петропавловской гавани давно болевший чахоткой Кларк скончался, и тело его было похоронено в Петропавловске. Англичанин получил свои два метра русской земли, и – мир праху его.

Считается, что главным результатом третьей экспедиции Кука стало открытие Сандвичевых (Гавайских) островов. Но не стал ли главным результатом для Англии разведывательный вывод о том, что лёгкого пути для русских в Америку нет? И не было ли в секретной инструкции по-настоящему секретным лишь её окончание, процитированное выше? То есть не был ли секретным сам факт жёсткого намерения Англии заранее засекретить всю информацию по северной экспедиции Кука и тем скрыть свой интерес именно к Русской Америке?

Ведь первое издание дневников Кука по горячим (с учётом географии экспедиции, может быть, более верным было бы сказать – по «холодным»?) следам в 1783 году оказалось очень уж подчищенным их редактором, виндзорским каноником Дж. Дугласом. Только в 1967 (!) году, почти через двести лет (!!) после «дугласовского» издания, в Англии вышло новое издание дневников Кука, вроде бы соответствующее оригиналу. Но не было ли подчищено и оно?

Возвращаясь же ещё раз к секретности инструкции, зададим себе вопрос: «Всегда ли разумно и допустимо даже в секретной инструкции указывать истинную цель деликатного дела?» А вдруг эта инструкция в дальних заморских краях да не в те руки попадёт? Насчёт того, куда и как идти, какие бусы и сколько кому дарить, – насчёт этого можно и нужно написать правду. А вот насчет того – за чем идти?

Зачем?

Проще и надёжнее было обозначить как цель «поиск Северного прохода», и – точка! За коей точкой, на самом деле, следовало многозначительное многоточие…

ВЕРСИИ, высказанной выше, в современной научной литературе по теме не найти. Советский переводчик дневников Кука, автор обстоятельной вступительной статьи и комментариев к ним Я.М. Свет – при всей основательности изложения материала – не пошёл дальше традиционных оценок, что для его задач вполне объяснимо и оправданно. Однако присмотреться к третьей экспедиции Кука попристальнее в разрезе её разведывательного аспекта не взял себе за труд вообще ни один, насколько мне известно, историк.

Да и у меня подозрения на сей счёт возникли далеко не сразу… Я ведь – человек русский, значит, в чём-то – неистребимо простодушный, и мне за «коварный Альбион» – традиционный, старый – думать сложно… Но уж очень крепко учит нас сейчас внешний мир, а англосаксы – особенно. И учит так, что волей-неволей начинаешь при необходимости постигать их иезуитскую логику, где место простодушию если и есть, то – фальшивому, напускному, коварному.

Веками внешний мир относился к русским свысока. В каких только несуществующих пороках и грехах нас, русских, не обвиняли и не обвиняют! Зато русские слишком часто боялись и боятся обидеть иностранцев необоснованными подозрениями. А стоит ли бояться? Тем более что исторических оснований для подозрений у нас намного больше, чем у них!

Так что версия о Куке как разведчике Русской Америки не только имеет право на выдвижение, но и просто необходима для обрисовки полной картины политики англосаксов в отношении России на Тихом океане, начиная почти с самого момента его освоения русскими людьми.

Показательно, что лишь вторая – «синяя», «сталинская» – Большая советская энциклопедия (БСЭ) о последнем плавании Кука высказалась с некоторой долей здорового скептицизма и иронии:

«Третья экспедиция К.[ука] (1776–79) была снаряжена для поисков сев. – зап. прохода и для захвата земель в сев. части Тихого ок., «не открытых» другими державами, но фактически известных британскому адмиралтейству. Эти «неоткрытые» земли К. усиленно искал в водах, омывающих зап. берега Канады, а также близ Аляски и Камчатки».

Возможно, в такой трезвой оценке сказалось мнение знаменитого советского океанолога, профессора МГУ, инженер-контр-адмирала (и цусимского минного героя-мичмана) Николая Николаевича Зубова, который считал, что «самое появление англичан на севере Тихого океана было вызвано успехами, которых достигли русские мореплаватели».

И вот уж это было сказано «в точку».

Собственно, в предисловии к новой публикации в 1952 году давнего труда Гавриила Андреевича Сарычева (1763–1830) – выдающегося нашего землепроходца, о котором ещё будет сказано, профессор Зубов расставил и другие точки над «i», вполне согласующиеся с моей версией. Зубов писал:

«Нельзя не отметить, что русские открытия на севере Тихого океана сильно тревожили иноземцев, особенно англичан. Известное третье плавание Дж. Кука (1776–1780), а затем Грея (1789–1793) и Ванкувера (1791–1795) имели прямой задачей разведать границы русского продвижения на восток, подорвать значение русских открытий и в конечном счёте помешать укреплению русских на американском материке. Свои задачи английские экспедиции осуществляли довольно неуклюже. Они «открывали» уже давно открытые русские острова и бухты, нередко путались, принимая прибрежные островки за выступы материкового берега и называя проливы заливами…»

Кук приписывал себе первое открытие северо-западного берега Америки выше широты 57°, но, как писал русский мореплаватель вице-адмирал Василий Михайлович Головнин, «он был введен в сие заблуждение по незнанию о плаваниях в том краю наших мореходцев и что тот край нам был лучше известен, нежели англичанам. Например: славный сей мореплаватель утвердительно пишет, что он нашёл большую реку, которую лорд Сандвич назвал его именем. Кук приводит и доказательство, что это действительно река. Но русские знали, что так называемая Кукова река есть не река, а большой залив, который мы и теперь называем Кенайскою губою».

Головнин приводил примеры и других ошибок Кука, вроде того, что Евдокеевские острова показались ему одним островом, названным Куком «Туманным». Используя родной язык капитана Кука, здесь можно сказать одно: «No comments!»

ЗА АНГЛИЙСКОЙ экспедицией Кука-Кларка последовала в 1785 году французская экспедиция Жана Франсуа Лаперуза, и с ней тоже не всё так уж и понятно. Источник, к французам не предубеждённый – «История великих путешествий» француза Жюля Верна, сообщает нам: «О последнем путешествии Кука ещё ничего не было известно, кроме смерти великого мореплавателя, когда французское правительство, не желая уступить первенство англичанам, решило снарядить экспедицию в Тихий океан».

Выглядит это странно: о маршруте Кука и о его северных открытиях – настоящих и мнимых – ещё ничего не известно, а французы уже «не желают уступить первенство англичанам». Откуда сыны древней Галлии знают, что им надо уступать то, о чём им ещё не известно?

Вернёмся опять же к Жюлю Верну: «Инструкции (ох уж эти инструкции! – С.К.), полученные Лаперузом при отплытии, предписывали ему исследовать побережье Америки, часть которого до горы Святого Ильи (за исключением залива Нутка) была лишь усмотрена капитаном Куком».

Ну, во-первых, район горы Святого Ильи уже был не то что «усмотрен», а не раз к тому времени посещался русскими промышленниками. Другое дело, что делать там им особенно было нечего – морских бобров и котиков хватало пока в местах, к Сибири более близких. Скажем – на тех же островах Прибылова. Так или иначе, Витус Беринг эту гору и окрестную береговую линию «усмотрел» почти на сорок лет раньше Кука.

Залив Нутка – это западный берег острова Ванкувер, который почти сросся с материком на границе современных Канады и США. Нутка – это значительно южнее горы Святого Ильи. А гора Святого Ильи находится почти в центре залива Аляска, на почти равном расстоянии от лежащего южнее горы архипелага Александра и лежащих севернее её нижних, «коренных» Алеутских островов.

Но почему Лаперуза отправляли к этой приметной с моря горе? И откуда о ней в тогдашнем Париже знали? Одним из источников информации наверняка был добравшийся во Францию через три океана беглец с Камчатки граф Беньовский (1741–1786). Недаром его приняли в Париже с большой теплотой. Не исключено, что сами планы экспедиции Лаперуза выкристаллизовались под влиянием Беньовского и после его сообщений.

Так вот, Кук, когда добрался до северных широт, начал в 1778 году с того, что подошёл к западному берегу Северной Америки в районе Ванкувера и пошёл вдоль материка вверх на север. Дошёл до середины залива Аляска, «усмотрел» – в соответствии с имевшейся у него русской картой, составленной Миллером, – гору Св. Ильи и двинулся далее на север, мимо острова Кадьяк к Алеутам, руководствуясь опять-таки картами своих русских предшественников.

Обогнув Алеуты, он действительно открыл (тут уж спору нет!) Бристольский залив, русским тогда неизвестный – промышленники успевали вдоволь набить бобров и котиков, до него не добираясь.

Пройдя затем Берингово море, Кук прошёл Беринговым заливом в Ледовитый океан, поутюжил его в разведывательных целях и пошёл обратно на юг, на зимовку в тропики. Пересекая Алеутскую гряду, он, между прочим, встретился с русским мореходом Измайловым. Тот разъяснил Куку, каково истинное положение этой гряды, дал ценные сведения о русских плаваниях на Севере и у берегов Америки, в том числе и – к Кадьяку.

Так плавал в северо-западной зоне Тихого океана, уже осваиваемой русскими, англичанин Кук.

А теперь можно бросить взгляд на северное плавание француза Лаперуза…

Добравшись до Америки, Лаперуз, в отличие от Кука, сразу двинулся к середине залива Аляска, к горе Св. Ильи. И лишь оттуда стал спускаться вдоль материка к Ванкуверу, повторив маршрут Кука наоборот.

Почему же так вышло? Почему всё выглядит так, как будто Лаперуз, ещё не выходя из французского Бреста, уже знал об обстановке в северо-западной части его плавания? Не будет ли логичным предположить, что французам было известно много больше, чем думал Жюль Верн? Всё это возвращает нас к Беньовскому, но – конечно же, не только к нему и к его сведениям.

Первое издание дневников Кука, пусть и подчищенное, было выпущено каноником Дугласом уже в 1783 году, а «Буссоль» Лаперуза и «Астролябия» де Лангля вышли в море в 1785 году. Познакомиться с записями Кука время было. И всё же, что имел в виду Жюль Верн, когда писал, что Лаперуза начали снаряжать, когда «о последнем путешествии Кука ещё ничего не было известно, кроме смерти великого мореплавателя»? Что, писатель не знал об издании Дугласа? Не думаю…

Да и почему Лаперуз, тщательно повторив маршрут Кука от «Ильи» вниз до Ванкувера, даже не пытался пройти путём Кука вверх, на север? Не потому ли, что о севере ему уже было известно из русских источников? И известно достовернее и полнее, чем англичанам.

Ранее уже говорилось о северной карте, изданной французом дю Альдом в Париже в 1735 году за счёт то ли польского, то ли (вспомним гоголевского Хлестакова!) «датского» короля, а на самом деле переданной во Францию из Петербурга шпионом Делилем. А через полвека, во времена Лаперуза, французам в Петербурге и шпионить не было нужды – Екатерина II к ним относилась лояльно и вполне могла ознакомить французских мореплавателей с обширными результатами русских изысканий в зоне Берингова пролива и южнее.

Весьма вероятно, что именно поэтому на север Лаперуз не двинулся – видно, в Париже уже поняли, что там Франции конкурировать с Россией не под силу. Зато западный берег Канады обозреть надо было, что Лаперуз и сделал. Это уже после он пересёк Тихий океан, зашёл в Китай и вновь пошёл на север – к Сахалину, открывать пролив Лаперуза.

Но и эта – повторно северная – часть его маршрута тоже выдаёт осведомлённость француза о состоянии тогдашних русских дел в той зоне. Русские ведь тогда и на Сахалине бывали, но – «факультативно», так сказать, без особых претензий. Вот Лаперуз – на всякий случай – и прошёл на Сахалин. И оттуда двинулся не куда-нибудь, а к ближайшему русскому порту – Петропавловску-на-Камчатке. И там уж он не открытий искал, а хотел с русской Камчатки надёжным путём, через Россию, отправить в Париж свой экспедиционный отчёт. Он его и отправил – с Жаном Батистом Лессепсом, французским вице-консулом в России.

Но как оказался Лессепс в дикой российской восточносибирской глуши? Всё объясняется просто: Лессепс сопровождал Лаперуза от самого Бреста и стал единственным участником экспедиции, завершившим кругосветное путешествие, потому что все остальные позднее потерпели кораблекрушение и погибли у берегов тропического острова Ваникоро.

Нет, не из издания англичанина Дугласа знали французы в 80-е годы XVIII века о том, как обстояли дела в северной и – уже тогда – русской части Тихого океана. Упоминавшийся ранее Я.М. Свет в предисловии к дневникам Кука писал:

«Следует, однако, иметь в виду, что далеко не все русские описания и карты были известны в XVIII веке за пределами России. Многие русские карты, в частности серия ценнейших карт, подготовленных при непосредственном участии А. Чирикова в Морской академии в 1745–1746 гг., были обнаружены советскими исследователями (А.И. Андреевым, М.И. Беловым, Л.С. Бергом, В.И. Грековым, В.А. Дивиным, А.В. Ефимовым, Д.М. Лебедевым и др.) только спустя двести лет после их составления. Факт этот, к сожалению, не всегда достаточно учитывается современными историками».

Факт, приведённый Я.М. Светом, действительно впечатляет. Однако события двухсотлетней давности точно восстановить во всём их объёме сегодня невозможно. Вряд ли труды Чирикова просто залежались тогда в архивной пыли – в елизаветинско-ломоносовской России им наверняка находилось практическое применение. Но и позаимствовать их у русских тот же Делиль и прочие делили могли – как открыто, так и тайно.

РУССКИЕ «американские» успехи лишали покоя не только Лондон и Париж, но и Мадрид. Испания тогда ещё была великой морской державой, и тихоокеанскую зону вниманием не обходила, но до 70-х годов XVIII века северной границей обжитых испанцами земель в зоне Тихого океана было основание полуострова Калифорния. То есть испанцы забирались не выше всего-то 33° северной широты.

Сообщения о русских открытиях на северо-западе Америки уже с конца 50-х годов XVIII века активизировали интерес Испании к освоению более высоких широт. Вот как описывал это Я.М. Свет:

«Первые сигналы тревоги подали Мигель Венегас и Хосе Торрубиа. Торрубиа доказывал, что «русские открыли новый путь в Северную Америку, и по этому пути прежде материк заселялся обитателями Азии (похоже, испанцы подозревали при этом сухопутный переход. – С.К.)». В основе сообщений лежали довольно смутные сведения об открытиях Первой и Второй Камчатских экспедиций. Эти сведения были уточнены послом Испании в Петербурге… маркизом Альмадоваром, в 1761–1762 гг.

…Сменивший маркиза Альмадовара новый посол Альваро де Нава, виконт Эррерия, ошеломил своё правительство сведениями о грандиозной русской экспедиции, якобы снаряжаемой к новооткрытым берегам Северо-Западной Америки…

Донесения Эррерии вызвали в Мадриде бурную реакцию. Немедленно были разработаны срочные меры для заселения территорий, лежащих к северу от мексиканских земель. В 1769–1776 гг. в Калифорнии возникла довольно густая сеть миссий и новых поселений, и именно в эти годы были заложены города Сан-Диего, Монтерей и Сан-Франциско. Северная граница вновь освоенной территории прошла примерно вдоль 39° с.[еверной] ш.[ироты]…»

В дальнейшем испанская экспансия на север усилилась, а причиной стали донесения из Петербурга уже Франсиско Антонио Ласи, заменившего Эррерию. Как сообщает всё тот же Я.М. Свет, у Ласи был тайный агент в одном из петербургских ведомств, вероятно в Иностранной коллегии, через которого испанский посол получал копии секретнейших документов, касающихся русских тихоокеанских и «американских» открытий. По сути, сообщая это, Я.М. Свет опровергал своё же собственное утверждение о том, что далеко не все русские описания и карты были известны в XVIII веке за пределами России. Наиболее важные данные в реальном масштабе времени доходили, как видим, даже до Мадрида, а до Парижа от Петербурга было ближе, как, впрочем, и до Лондона.

В марте 1773 года Ласи переслал в Испанию карту русских открытий, составленную академиком Герардом Миллером, и министр заморских дел Испании Хулиан де Арьяга немедленно направил её вице-королю Новой Испании (Мексики) Антонио-Марии Букарели-и-Урсуа. А Ласи весной 1775 года выслал в Мадрид новые материалы по русским открытиям, а также карту Якоба Штелина.

Штелин, родившись в год Полтавской битвы – в 1709 году, в Швабии, в возрасте 26 лет в недоброе правление Анны Иоанновны появился в Петербурге, где и скончался 25 июня 1785 года. В истории Штелин остался известен как деятель Академии художеств, придворный мастер фейерверков и иллюминаций, автор «Записок Якоба Штелина об изящных искусствах в России».

Вряд ли снабжение иностранных дипломатов картами русских тихоокеанских открытий входило в академические обязанности Штелина, и карту он передал Ласи, надо полагать, на «общественных началах».

А возможно, и не одну…

Так или иначе, испанцы были встревожены не на шутку, и 25 января 1774 года из мексиканского порта Сан-Блас на север направился фрегат «Сантьяго» под командой Хуана Хосе Переса Эрнандеса с предписанием Букарели дойти, следуя вдоль западных берегов материка, до 60° северной широты и ввести во владение Испании все открываемые земли в полосе Тихоокеанского побережья. Капитан Перес до 60° широты, однако, не дошёл и от 55° повернул назад на юг. На обратном пути на западном берегу острова Ванкувер он открыл обширную бухту, через четыре года вновь «открытую» Куком и названную им заливом короля Георга (ныне – залив Нутка).

Перес вернулся в Сан-Блас 31 октября 1774 года, а 16 марта 1775 года началась новая экспедиция на кораблях «Сантъяго» и «Сонора» под командой прибывших из метрополии офицеров Бруно де Эсеты и Хуана-Франсиско Бодеги-и-Куадры. В составе экспедиции был также пакетбот «Мехикано».

Следующая испанская экспедиция ушла на север уже в 1779 году, и на этом мы обзор испанской активности на Тихом океане, вызванной тихоокеанской активностью русских, пока завершим, чтобы вновь вернуться к «испанской» теме в своём месте.

ОСТАЁТСЯ сказать несколько слов ещё и о Джордже Ванкувере. Капитан Ванкувер был с Куком во втором и третьем его кругосветном плавании, а в 1791 году был направлен Лондоном, как пишет Жюль Верн, «к берегам Америки для того, чтобы положить конец спорам, возникшим с испанским правительством из-за залива Нутка (в 1789 г. – С.К.), и добиться от испанских властей официальной уступки этой бухты, имевшей важное значение для торговли мехами».

Задача, поставленная перед Ванкувером, выглядела странно – обычно такие дела поручаются не обветренным стужей и обожжённым тропиками судоводителям, а дипломатам. Логичнее было бы не затевать кругосветный тарарам, а провести переговоры в Мадриде. Но и тут нам кое-что может разъяснить реальный маршрут Ванкувера… Выйдя из Англии, он, как и Кук, прошёл к южной оконечности Африки – мысу Доброй Надежды… Там он, говоря языком современным, «бункеровался», а говоря языком инструкции Куку, взял «в нужном количестве съестные припасы и воду».

Даже от мыса Доброй Надежды до Нутки ближе будет идти (если смотреть на карту) «налево», мимо мыса Горн, а Ванкувер пошёл «направо», по маршруту Кука. Но – с одним принципиальным отличием: он отвернул к западным берегам Австралии, и отвернул неспроста… Как сообщается в «Очерках по истории географических открытий» Иосифа Петровича и Вадима Иосифовича Магидовичей, Ванкувер спешил сделать официальную заявку на Западную Австралию, так как англичане «подозрительно относились к активности французов в Океании и в австралийских водах».

Советским исследователям умалчивать об этом «финте Ванкувера» смысла не было, поэтому они о «крюке» в его маршруте и сообщили. А вот француз Жюль Верн на информацию был скуп: «Мы не будем останавливаться на плавании Ванкувера вдоль юго-западного берега Австралии, так как оно не дало ничего нового». Что ж, оно и понятно – ловко выхваченный англосаксами из-под французского носа континент был для Жюля Верна «несоблазнителен», подобно якобы «зелёному» винограду из басни.

Но как умели всё же в Лондоне «секретными» инструкциями истинные свои цели прикрывать!

Затем Ванкувер через Гавайские острова действительно прошёл к Америке и в апреле 1792 года в длинном морском рукаве пролива Хуан-де-Фука встретился с двумя небольшими кораблями испанца Бодеги-и-Куадры. Капитаны обменялись данными, назвав открытый ими огромный остров, где уже бывал Хуан Перес, совместным именем Ванкувер-Куадра. Впрочем, ход дальнейших событий оставил от этого наименования лишь английскую его часть.

А вскоре Ванкувер начал бороздить вверх-вниз прибрежную зону от острова Ванкувер-Куадра к русским американским владениям – до тех мест, где через полтора десятка лет появится Ново-Архангельск, и даже дальше – к Алеутам. Он был в районе Кенайской губы, на островах Кадьяк и Чириков, но уже тогда там русских хватало – и на воде, и на суше. Так что повторить здесь западноавстралийский успех капитану Ванкуверу не удалось.

Между прочим, Жюль Верн и об этой части плавания Ванкувера умудрился не сказать почти ничего, что тоже объяснимо – когда великий француз писал свою «Историю открытий», французская Канада уже отошла в область истории. А вот отец и сын Магидовичи сообщают нам, что в своём аляскинском плавании Ванкувер широко использовал указания и сведения русских и что в его распоряжении были копии русских секретных карт, добытые британским Адмиралтейством через тайных агентов и британцев, близких ко двору Екатерины, в частности – через её лейб-медика Д.С. Роджерсона…