Текст книги "Россия за Сталина! 60 лет без Вождя"

7 (20) октября Ленин нелегально возвращается в Петроград и поселяется на квартире Фофановой. Уже 8 (21) октября Сталин посещает Ленина, а через день на заседании ЦК с участием Ленина принимается резолюция о вооруженном восстании и впервые избирается Политбюро под руководством Ленина, в которое входят и Сталин, и Троцкий.

Как видим, даже за месяц до Октябрьского переворота роль Троцкого была далеко не ведущей. Да, он входил в Военно-революционный комитет (ВРК), но оперативным органом подготовки восстания был прежде всего Военно-революционный центр (ВРЦ), а там все вел Сталин.

После Октября Троцкий громко распинался относительно того, что, мол, благодаря именно ему войска в середине октября отказались выполнить приказ Керенского о выступлении из столицы на фронт и это, мол, все и решило, а «восстание 25 октября имело только дополнительный (ого! – С.К.) характер».

Отказ войск имел место быть, и причиной отказа был приказ ВРК, но Троцкий, как всегда, «забыл», что такой боевой революционный настрой войск столичного гарнизона был результатом нескольких месяцев усилий большевиков Ленина и Сталина, а не меньшевика-«межрайонца» Троцкого.

В «Моей жизни» у Троцкого хватило наглости написать так:

«На верхах партии было неблагополучно… Ленина не было… Многие, в том числе Сталин, просто отсиживались от событий, чтобы проявить свою мудрость на следующий день…»

Это так пишет Троцкий о ситуации после июльских событий, после расстрела июльской демонстрации и приказа Временного правительства об аресте Ленина и Зиновьева.

Имени Троцкого в том приказе не было, поскольку Троцкий политической-то известностью пользовался, но – не как большевик. В конце июля его не столько арестовали, сколько изолировали. А вот Ленина, если бы его арестовали, просто убили бы – без суда.

Возможно, кто-то скажет, что Сталина-то Временное правительство тоже не приказывало арестовать, как и, например, Каменева…

Однако тут был некий нюанс.

Ленина и Зиновьева объявили «германскими шпионами» на том основании, что они приехали в Россию через Германию – в пресловутом «пломбированном» вагоне (кроме них, в нем ехали Крупская, Арманд, Миха Цхакая и др.). К тому же Ленин и Зиновьев до возвращения жили за рубежом.

А Сталин и Каменев вернулись в Питер из Сибири, где находились в ссылке после начала Первой мировой войны. И им «шпионаж» инкриминировать нельзя было никак.

Вернемся, однако, к наглой цитате из книги Троцкого. Он давал такую оценку работе верхов партии и лично Сталину, описывая период, когда сам еще не был даже рядовым членом партии!

Каково?!

В уже послеоктябрьском письме Ленину от 3 октября 1918 года Сталин вполне резонно замечал: «…Троцкий, вчера только вступивший в партию, старается учить меня партийной дисциплине, забыв, очевидно, что партийная дисциплина выражается не в формальных приказах, но прежде всего в классовых интересах пролетариата».

В последнем определении сути партийной дисциплины Сталин был изумительно точен, это была глубоко марксистская, глубоко ленинская и, конечно же, глубоко сталинская формулировка!

А Троцкий?

Уже находясь в эмиграции, этот небольшевистский (по позднейшему определению самого Ленина) лидер партии большевиков оценивал напряженную, многотрудную и ежедневную работу Сталина в июле 1977 года, то есть – сразу после окончания мирного периода революции, как «отсиживание».

Н-да…

Если мы припомним состав боевого штаба восстания – Военно-революционного центра, то вряд ли долго будем искать ответ на вопрос, кто был его неформальным лидером и главой.

Бубнов? Нет, конечно, как и Урицкий…

Дзержинский? Он был деятелен, но его партийный авторитет не стоял тогда безоговорочно высоко.

Остаются Свердлов и Сталин.

Сталин писал о покойном Свердлове: «организатор до мозга костей», и это было десять раз так. Однако Свердлов не был сильным идеологом, не превосходя Сталина и в мастерстве организации, а тем более – в верном видении политического момента. В последнем Сталин был в партии вообще сильнее всех, кроме Ленина.

То есть только Сталин в ВРЦ являл собой фигуру синтетическую! Давний член ЦК, первый руководитель Русского бюро ЦК, организатор «Правды», автор многих статей – теоретических и агитационных, а при всем при том – мастер той черновой невидимой работы, которая и определяет будущий мощный видимый успех.

Так кто был второй фигурой Октября после Ленина?

НО ПРЕДОКТЯБРЬСКАЯ работа Сталина оказалась лишь прологом той огромной партийной и государственной работы, которая началась для Сталина сразу после Октября.

Пока в развитии революции играли не последнюю роль речи, Сталин уступал тому же Троцкому – «зажигать сердца» на манер бенгальских огней Лев Давидович умел, как мы знаем, непревзойденно.

Но когда лидеры большевиков из только политических деятелей превратились еще и в государственных деятелей, когда у них появилась возможность (да что там «возможность» – обязанность!) невозбранно, ежедневно, легально и при всей полноте власти делать государственные дела, Сталин начал выдвигаться очень быстро.

А точнее – его стало выдвигать само Дело!

Ведь Сталин был человеком Дела!

И это быстро понял прежде всего Ленин… Имеется любопытный документ – запись переговоров Ленина по прямому проводу 3 (16) января 1918 года с председателем мирной делегации в Брест-Литовске Троцким. Тогда делегация РСФСР вела тяжелые переговоры с немцами о заключении мира. Троцкий их фактически сорвал, но дело сейчас не в этом.

Интересны ответы Ленина, приведенные в его Полном собрании сочинений:

«1.

У аппарата Ленин. Я сейчас только получил Ваше особое письмо. Сталина нет, и ему еще не мог показать. Ваш план мне представляется дискутабельным… Как только вернется Сталин, покажу письмо и ему.

Ленин.

2.

Мне бы хотелось посоветоваться сначала со Сталиным, прежде чем ответить на Ваш вопрос…

Ленин.

3.

Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и сейчас дадим Вам совместный ответ.

Ленин».

Как видим, сразу же после победы Октябрьской революции Ленин, и до этого ценивший Сталина высоко, все больше начинал ценить его в полную силу возможностей Сталина. Малоизвестный факт: 23 декабря 1917 года именно Сталин на время краткого отпуска Ленина назначается председателем Совнаркома.

Но вот еще один, тоже малоизвестный, но тоже любопытный эпизод – из дореволюционного периода истории партии…

Ленин в письме Зиновьеву от 23 июля 1915 года спрашивает: «Не помните ли фамилии Кобы?»

Как это понимать?

Безусловно, не приходится сомневаться в том, что дореволюционный Сталин входил в круг ленинских интересов, но получается, входил не так уж плотно и значимо?

Если бы Сталин не был арестован и сослан, а оставался на свободе и по-прежнему руководил бы Русским бюро ЦК, связи Ленина и Сталина укреплялись бы и укреплялись. Но Сталин с конца февраля 1913 года был на четыре года изолирован от оперативной партийной работы, и в результате чуть ли не полное, выходит, забвение?

Да-а, коллизия для любителей лакировки Сталина несколько неожиданная!

Вот-те и «ближайший соратник товарища Ленина…» и т. д.

А товарищ Ленин даже имени «ближайшего соратника» не помнил, оказывается!

Конечно, до революции подлинную фамилию Сталина крепче всего помнили в Охранном отделении, а в партии были больше в ходу псевдонимы. «Кобу» знали также как «Ивановича», «Василия», «Васильева» (последний псевдоним «воскрес» в годы Великой Отечественной войны как кодовое имя Сталина в его фронтовой переписке).

Но чтобы уж так решительно не помнить, что «Коба» – это на самом деле Иосиф Джугашвили?

Странно?..

Да не очень.

С одной стороны, этот неожиданный сюжет лишний раз доказывает, вообще-то, высшую партийную квалификацию Сталина! Профессиональный революционер – по необходимости прежде всего нелегал, а у нелегала нет имени, у него – десятки имен.

Но с другой стороны…

Что ж, с другой стороны, этот сюжет, как ни крути, показывает, что с 1913 года Сталин все же не «сидел» в голове у Ленина так уж повседневно – как, например, тот же Зиновьев или старый партиец Карпинский-Минин (1880–1965), которому Ленин в августе 1915 года писал: «…Письмо Ольги (С.Н. Равич. – С.К.) получил. Коба прислал привет и сообщение, что здоров…»

Однако уже в начале ноября 1915 года Ленин просит того же Карпинского: «…Большая просьба: узнайте (от Степко или Михи и т. п.) фамилию «Кобы» (Иосиф Дж……?? мы забыли). Очень важно!!»

«Степко» – это кавказский большевик с 1903 года Н.Д. Кикнадзе (1885–1951), «Миха» – член РСДРП с 1898 года кавказский большевик М.Г. Цхакая (1865–1950). Первый с 1906 года, второй – с 1907 по 1917 год находились в эмиграции. Оба Сталина знали по Кавказу прекрасно – еще с революционной юности. И справку, конечно, дать могли.

При этом, даже после восьми лет общения и совместной работы в эмиграции, Ленин пишет об обоих, называя по партийным псевдонимам, а не по фамилиям.

Характерная деталь!

Дореволюционная коллизия с забытой Лениным фамилией Сталина говорит о том, что Сталин, оставаясь для Ленина «чудесным грузином», не был, после ареста и высылки в Сибирь, соратником Ленина по текущей борьбе. Ленин был в Женеве, Сталин – в Курейке. Тут много не посотрудничаешь…

Так что линия «Ленин – Сталин» полностью оформилась и окрепла только после победы Октября.

Зато уж – прочно и неразрывно!

Именно Октябрь и последовавший за ним период новейшей истории России позволили говорить о Сталине не только как о выдающемся ленинском соратнике, но и как о наиболее великом и последовательном продолжателе дела Ленина…

ДЛЯ ВСЕХ лидеров большевизма, ставших с 25 октября (7 ноября) 1917 года руководителями России, два последних месяца 1917 года и первые два месяца нового, 1918 года были не просто напряженными, но и неповторимыми.

Неповторимыми в том смысле, что это были их первые месяцы в новом их общественном качестве – в роли высших государственных управленцев. Теперь уже не было нужды критиковать власть – они сами были властью! И теперь надо было не речами, а делами – ежедневными решениями, распоряжениями, приказами, декретами, постановлениями и т. п. – доказывать окружающим свою компетентность и способность управлять обществом и государством.

«Сто дней» Сталина, как и вообще «Сто дней» большевиков, начались 7 ноября 1917 года и истекли к середине февраля 1918 года – как раз ко времени первого жестокого кризиса молодой советской власти, когда срыв Троцким мирных переговоров в Брест-Литовске поставил РСФСР на грань гибели.

И все эти «Сто дней» слились для Ленина и Сталина – без особых преувеличений – в один бесконечный день.

«Сто дней» Наполеона окончились его крахом. «Сто дней» Ленина и Сталина окончились кризисом, из которого новые вожди России вышли – при всей отчаянности их положения – окрепшими и усилившимися.

Первый опыт был получен, осмыслен и усвоен, а первые «блины» оказались не таким уж и «комом».

2 (15) ноября 1917 года Сталин выступил в прениях на совещании представителей политических партий, рабочих Путиловского завода и Центрального исполнительного комитета Всероссийского железнодорожного союза (Викжель).

Очевидно, это было его первое публичное выступление после Октябрьской революции – в качестве одного из руководителей нового правительства. И что интересно! Новой власти уже неделя, а Сталин держит публичную речь первый раз за неделю. Уже одно это говорит многое об уровне его тогдашней загруженности. Троцкий, я думаю, публично «отметился» за эту неделю не раз и в самых разных аудиториях, а Сталин был по горло занят оперативными вопросами.

Спору нет – время было такое, что Слово (не пылкие речи, а толковое деловое слово) тоже было Делом. Однако в сталинской послеоктябрьской биохронике за 1917 год отмечена, кроме названной выше, лишь еще одна публичная речь – 14 (27) ноября на съезде финляндской социал-демократической рабочей партии в Гельсингфорсе (Хельсинки).

Зато там отмечены (даты даны по старому стилю) три выступления на заседаниях ВЦИК (6 ноября, 14 и 22 декабря); десять выступлений и докладов на заседаниях Совнаркома (16, 19, 20, 27 ноября; 2, 16, 18, 19, 24 и 27 декабря) и два выступления на заседаниях Военно-революционного комитета (31 октября, 22 ноября).

Это – лишь наиболее крупные не публичные, а деловые государственные деяния послеоктябрьского Сталина в конце 1917 года.

А сколько за то же время было решено текущих вопросов «в рабочем порядке», сколько было обменов мнениями, бесед!

Так, 1 (14) декабря 1917 года Сталин беседует с председателем Исполкома Всероссийского мусульманского совета о возвращении мусульманам «Священного корана Османа», 5 (18) декабря ведет переговоры с представителями Белоруссии, 27 и 28 декабря (по старому стилю) – с левыми делегатами казачьего войскового круга Донской области…

29 ноября (по старому стилю) 1917 года ЦК партии создает Бюро ЦК, в которое входят Ленин, Свердлов, Сталин и Троцкий. Первые три – признанные мастера конкретного дела и организации. Четвертый – признанный мастер речей и «теорий».

Так кто составлял подлинную высшую деловую «головку» большевиков в их «Сто дней»?

Чтобы понять характер и наполнение повседневной жизни Сталина после Октября 1917 года, полезно познакомиться с более чем убедительной, на мой взгляд, следующей статистикой…

Дооктябрьские работы Сталина 1917 года, вошедшие в его прижизненное собрание сочинений, – это несколько десятков статей, а также ряд речей и выступлений. Все это занимает в «Сочинениях» третий том, где опубликовано 78 (семьдесят восемь) работ.

А в четвертом томе «Сочинений» опубликовано всего 5 (пять) послеоктябрьских работ Сталина 1917 года, две из которых – это речи, а одна – газетный отчет о докладе Сталина на заседании ВЦИК 22 декабря 1917 года по вопросу о независимости Финляндии.

То есть опубликованные работы Сталина за периоды с марта по ноябрь 1917 года и с ноября 1917-го до конца года соотносятся как 15:1!

До Октября надо было убеждать народ, в том числе и статьями, в необходимости советской власти. После Октября приоритеты изменились – теперь надо было осуществлять советскую власть, ежечасно и ежедневно. Не до теоретических споров и изысканий, и даже не до газетной агитационно-пропагандистской работы теперь товарищу Сталину. У него теперь государственных дел невпроворот.

Соответственно, и 1918 год представлен в «Сочинениях» всего 38 (тридцатью восьмью) работами. Одна – телефонограмма, одна – записка по прямому проводу, шесть – телеграммы, четыре – письма Ленину, три – газетные отчеты о выступлениях Сталина.

Кроме того, в четвертом томе в разделе за 1918 год опубликованы две беседы Сталина с сотрудником «Правды» и две – с сотрудником «Известий». Темы – предельно конкретные: положение на Украине и киевская буржуазная Рада, положение на Донщине и Кавказе, на Северном Кавказе, на Южном фронте.

Впрочем, 1918 год, как и 1919 год, – это особый год в жизни и деятельности Сталина, и о нем я скажу особо.

По сути, у Сталина в 1918 году хватило времени и сил лишь на две работы более общего характера, да и то – с привязкой к злобе дня. Это – большие статьи «Логика вещей (по поводу «Тезисов» ЦК меньшевиков) и «Октябрьский переворот и национальный вопрос». Кроме них, он написал несколько небольших, но емких статей, среди которых были такие, как «Украинский узел», «Не забывайте Востока», «Украина освобождается», «С Востока свет»…

В один четвертый том «Сочинений» вместились три бурных года: 1918, 1919 и 1920-й…

Вся Гражданская война!

И почти всю Гражданскую войну Сталин провел на передовых линиях, будучи при этом уже одним из высших руководителей России.

Об этом надо сказать отдельно…

РОЛЬ Сталина в становлении советской власти и в ее утверждении в России в ходе и в результате Гражданской войны была описана подробно (и полностью верно!) во многих работах сталинской эпохи.

Затем наступил период хрущевского поношения и умаления роли Сталина. О нынешних временах вообще не говорю – для ельциноидов героем является агент влияния США Колчак, а не Сталин.

Однако объективный анализ приводит к единственному и однозначному выводу: уже в 1918 году Сталин выдвинулся как вторая фигура новой России.

А время было очень непростым.

Еще 1 сентября 1917 года Россия была провозглашена республикой. Это помнят плохо, но именно 1 сентября 1917 года была образована Директория («Совет пяти») во главе с Керенским, которая приняла на себя управление страной до образования нового правительства.

Впрочем, Директория оказалась недолговечной – 25 сентября было сформировано 3-е коалиционное Временное правительство. О нем хорошо сказал Сталин в своей статье «Правительство буржуазной диктатуры», опубликованной в «Рабочем пути» 27 сентября 1917 года.

Вот ее начало:

«После подлогов с совещанием (т. н. «Демократическое совещание». – С.К.) и скандального развала правительства, после «собеседования» с московскими биржевиками и таинственных хождений к сэру Бьюкенену (посол Англии в России. – С.К.), после любовных свиданий в Зимнем дворце и ряда предательств со стороны соглашателей сформировалось, наконец, «новое» (совсем новое!) правительство.

Шесть министров-капиталистов как ядро «кабинета», и десять министров-«социалистов» в услужение им, в качестве проводников их воли.

Декларация правительства еще не опубликована, но основы ее известны: «борьба с анархией» (читай: с Советами!), «борьба с разрухой» (читай: с забастовками!), «поднятие боеспособности армии» (читай: продолжение войны и «дисциплина»!).

Такова в общем «программа» правительства Керенского-Коновалова.

Это значит: крестьянам земли не видать, рабочим контроля не видать, России мира не завоевать.

Правительство Керенского-Коновалова есть правительство войны и буржуазной диктатуры…»

К тому времени лишь большевики усиливали свое влияние в массах – к сентябрю 1917 года они добились большинства в обоих столичных Советах. Председателем Петросовета стал Троцкий, а Моссовета – большевик Ногин.

Ничего хорошего правящей элите это не предвещало – провинция (и особенно крестьяне) пока что шла больше за эсерами, однако тенденция к быстрой и бескровной большевизации России уже вполне определилась.

Само же «правительство» вначале намечало выборы в Учредительное собрание на 17 сентября, но потом перенесло их на 12 ноября. При этом не исключался и еще один перенос – как известно, нет ничего долговечнее временных сооружений, а правительство Керенского-Коновалова было именно Временным.

К тому же уже третьим временным по счету всего за полгода.

Дополнительную пикантность ситуации придавало то, что в свежепровозглашенной «Российской республике» (а коль так, то и Учредительное Собрание вроде ни к чему!) юридически продолжали существовать царский Государственный совет, избранная при царе Государственная дума 4-го созыва и царский правительствующий Сенат!

Это тоже почему-то было мало известно даже в советские времена, хотя желающие могли узнать об этом, просто раскрыв сталинскую Большую советскую энциклопедию.

Но это – факт! Учрежденный в 1711 году Сенат был упразднен лишь декретом советской власти 22 ноября 1917 года, а Государственный совет даже позже – 24 декабря 1917 года. Временное же правительство ликвидировать ни царский Сенат, ни царский Государственный совет времени не нашло.

Так что, если бы не Октябрьский переворот, Россию вначале «малой скоростью» попытались бы перевести на окончательно буржуазные рельсы, а то и вернулись бы к идее конституционной монархии.

А Россия была, как в шелках, во внешних долгах мировому капиталу.

Иными словами, буржуазную Россию после окончания войны ожидало бы еще то «ВТО»!

Советскую же Россию большевики предполагали поставить на иные рельсы – 2 декабря 1917 года был создан Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). Начиналась невиданная ранее в истории человечества государственная деятельность по выработке принципов централизованного, в интересах всего общества, управления огромной экономикой.

С 10 по 18 января 1918 года в Петрограде прошел 3-й Всероссийский съезд Советов, который провозгласил Россию Советской Федеративной Социалистической Республикой – РСФСР.

21 января 1918 года было объявлено об аннулировании РСФСР всех внешних (мировому капиталу) и внутренних (российскому капиталу) царских долгов. Забегая вперед, напомню, что когда в мае 1922 года была созвана Генуэзская международная экономическая конференция, где перед РСФСР был ультимативно поставлен вопрос о возмещении довоенных и военных долгов, новая Россия предъявила такой документированный встречный (и намного более солидный) счет странам Антанты, что на том претензии Запада и закончились!

Ждать пришлось до ельцинско-путинской «эпохи»…

К началу 1918 года старая Россия начала собирать против новой России вооруженную силу. В конце 1917 года в Новочеркасске образовалась белая Добровольческая армия, в национальных регионах все более правили бал национализм и сепаратизм…

В феврале 1918 года по всему фронту началось наступление германо-австрийских войск.

В марте 1918 года в Мурманске высадился английский десант, к которому в апреле присоединился американский десант, и в апреле же первый японский десант высадился во Владивостоке.

Надвигалась Смута, начиналась интервенция, а в мае 1918 года по всей трассе Транссибирской магистрали мятежом Чехословацкого корпуса началась уже большая Гражданская война.

Белочехов организовали на мятеж американцы, французы и англичане, они же дали деньги. А формальный повод для неподчинения и мятежа дал председатель Высшего военного совета Троцкий, спровоцировав чехов приказом разоружиться.

К выступлению белочехов были приурочены мятежи в 23 городах Поволжья, возникала «белая», антисоветская Сибирь…

Для Сталина наступало время первых по-настоящему больших – в масштабах России – государственных дел. При этом среди всех направлений послеоктябрьской деятельности Сталина в период Гражданской войны особое место занимает его фронтовая деятельность.

Ее анализ показывает, что основным «кризисным менеджером» ЦК и Ленина был в Гражданскую войну не Троцкий, а Сталин!

Везде, на всех фронтах!

10 МАРТА 1918 года Сталин выезжает в Москву, куда было переведено Советское правительство. Решение о перенесении столицы было в определенной мере вынужденным – Петроград находился постоянно под угрозой осады, но и в целом все было верно. Если ранее чиновный Санкт-Петербург являл собой столицу имперской бюрократии, то теперь столицей России было разумнее иметь Москву, более удобную как центр делового государственного управления и организации жизни народов России.

Сразу же после переезда правительства, уже в Москве, 14 марта 1918 года открылся 4-й Всероссийский Чрезвычайный съезд Советов, где Сталин был избран членом ВЦИК.

А 27 апреля 1918 года Совнарком назначает Сталина полномочным представителем РСФСР на переговорах с Украинской Центральной радой о заключении мирного договора, и 29 апреля Сталин вместе с делегацией прибывает в Курск.

С поездки в Курск и начинается почти беспрерывная «одиссея» Сталина по городам и весям России в Гражданскую войну.

Впрочем, она была подготовлена всей советской работой Сталина в марте – апреле 1918 года, что видно уже из тех его работ, которые вошли в Собрание сочинений. Сталин в эти два месяца крепко взял за рога ряд коренных для будущего РСФСР вопросов, в том числе как раз по ситуации на Украине.

Советская Украина продержалась недолго. В апреле 1917 года в Киеве образовалась Центральная рада – украинский аналог Временного правительства. Противостояние украинских большевиков и Рады дало преимущество Раде, которое подкрепила германо-австрийская интервенция.

Германо-украинские войска начали наступление, прекратить которое и были призваны переговоры Сталина. Ситуация осложнилась тем, что немцы разогнали Раду и провозгласили гетманом Украины бывшего кавалергарда генерала Скоропадского.

Отношения с Киевом Сталин в ходе переговоров с немецко-украинским командованием как-то стабилизировал. 9 мая 1918 года он сообщил в интервью «Известиям», что «нам удалось добиться прекращения военных действий на Курском, Брянском и Воронежском фронтах» и что на очереди – Южный фронт… Вот, собственно, откуда берет начало дипломатическое искусство Сталина – о чем тоже, как правило, забывают.

Но если еще 14 марта 1918 года Сталин в опубликованной в «Известиях» статье «Украинский узел» писал, что «там, на Украине, завязывается теперь основной узел всей международной современности – узел рабочей революции, начатой в России…», то к началу лета 1918 года основной узел революции завязался в Поволжье, где пролегала основная линия снабжения хлебом обеих пролетарских столиц.

29 мая 1918 года Совнарком назначает Сталина общим руководителем продовольственного дела на юге России с чрезвычайными полномочиями, а 6 июня он уже прибыл с отрядом рабочих в Царицын.

Того, что Сталин пережил и сделал в этой первой своей «битве за хлеб», другому хватило бы, как говорится, на всю оставшуюся жизнь.

ЦАРИЦЫН сами белые (достаточно почитать генерала Врангеля) называли «красным Верденом». А крепость Верден в Первую мировую войну была опорой всего французского фронта. Бои под Верденом не только стали крупнейшими битвами той войны, но и определили общий успех оборонявшихся союзников и неуспех атаковавших немцев.

Прибыв первый раз в Царицын в начале июня 1918 года, Сталин уехал из Царицына в Москву 12 сентября 1918 года. Коротко суть положения дел можно усвоить уже из тех писем и телеграмм, которые Сталин направлял Ленину.

В первой же телеграмме от 7 июня он сообщал:

«Шестого прибыл в Царицын. Несмотря на неразбериху во всех сферах хозяйственной жизни, все же можно навести порядок.

В Царицыне, Астрахани, в Саратове хлебная монополия и твердые цены отменены Советами, идет вакханалия и спекуляция. Добился введения карточной системы и твердых цен…

Железнодорожный транспорт совершенно разрушен стараниями множества коллегий и ревкомов. Я принужден поставить специальных комиссаров, которые уже вводят порядок, несмотря на протесты коллегий. Комиссары открывают кучу паровозов в местах, о существовании которых коллегии не подозревают… Через неделю объявим «хлебную неделю» и отправим в Москву сразу около миллиона пудов…»

Вот так складывался стиль Сталина в форс-мажорных обстоятельствах. Сталин только осваивает науку управления огромными массами людей, но опыт набирает быстро и учится не столько на своих ошибках, сколько на тех чужих ошибках, которые уже были сделаны – до его приезда.

Причем, как я понимаю, хотя деловой государственный стиль Сталина начал формироваться в экстремальных условиях, этот стиль не имел ничего общего с кампанейщиной, авралами и штурмовщиной ни тогда, в начале пути Сталина, ни позднее, когда он методически работал для дела социалистического строительства. И в кризисных ситуациях, и в повседневной государственной работе стиль Сталина отличался конкретностью, верной оценкой и расстановкой приоритетов, умением найти нужных людей и опереться на них.

И все это – без лишней болтовни!

7 июля Сталин пишет письмо Ленину, начиная его: «Спешу на фронт. Пишу только по делу…»

И далее – все действительно только «по делу». Думаю, в древней Спарте любители лаконичных фраз были бы Сталиным довольны.

А 10 июля 1918 года в другом кратком, но емком письме Сталин негодует:

«Несколько слов.

1) Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову (Донская область), Автономову (Кубанская область), Коппе (Ставрополь), членам французской миссии (заслужившим ареста) и т. д., то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все развалится на Северном Кавказе… Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получается скандал для советской власти…

3) Хлеба на юге много, но чтобы его взять, нужно иметь налаженный аппарат, не встречающий препятствий со стороны эшелонов, командармов и пр. …Для пользы дела мне необходимы военные полномочия…»

Два месяца – июль и август – Сталин работает как про́клятый, перемещаясь по фронтовым и прифронтовым районам Южного фронта. 19 июля образуется Военный совет Северо-Кавказского военного округа во главе со Сталиным.

К концу августа 1918 года эти усилия подготовили успех уже скорого наступления на Царицынском фронте. И это было более чем своевременно – события в России приобретали все более сложный характер.

Ленин в Москве тоже работал как про́клятый, и, в силу своего центрального положения, ему приходилось играть роль Фигаро с тем лишь различием, что Фигаро был то «здесь», то «там», а Ленин безвыездно находился в Москве, выезжая из Кремля лишь на выступления перед рабочими Москвы.

В остальное время – постоянная, почти круглосуточная круговерть заседаний в Совнаркоме, бесед, встреч и опять – заседаний и совещаний, итогом которых обязательно становятся решения и директивы…

6 июля 1918 года Ленину и Москве пришлось пережить левоэсеровский мятеж, однако это был хотя и острый, но все же – эпизод. Опаснее были внутренние мятежи в провинции, Восточный фронт в Сибири, заговор английского посла Локкарта, о котором сообщил комиссар Латышской дивизии Петерсон…

А 30 августа 1918 года могла произойти катастрофа. В этот день у Ленина было запланировано два выступления на одну и ту же тему: «Две власти: диктатура пролетариата и диктатура буржуазии».

Вначале он выступал на митинге в Басманном районе, а затем – в Замоскворецком районе на заводе, бывшем Михельсона.

При выходе с завода Ленин и был ранен эсеркой Каплан.

Сталин был в Царицыне и узнал об этом не сразу. Но что показательно! Еще не зная о покушении, Сталин 31 августа пишет письмо Ленину, в котором употребляет не очень обычные для него обороты. Ранее он просто писал «товарищу Ленину», а тут начал так:

«Дорогой товарищ Ленин!

Идет борьба за юг и Каспий. Для оставления за собой всего этого района (а его можно оставить за собой!) необходимо иметь несколько миноносцев и штуки две подводных лодок… Умоляю Вас разбить все преграды и тем облегчить – двинуть вперед дело немедленного получения требуемого…

Наши дела на фронте идут хорошо. Не сомневаюсь, что пойдут еще лучше…

Жму руку моему дорогому и любимому Ильичу.

Ваш Сталин».

Вот и не верь после этого в предчувствия! Конечно, особо сердечный и доверительный тон письма объясняется, кроме прочего, тем, что Сталин – пока еще с непривычки – уже порядком измотался, и запасы его деловой суровости уменьшились.

Но все же чуяло, видно, сердце Сталина, что Ленину плохо. Отсюда и обращение «дорогой…», и теплое «дорогой и любимый Ильич»…

Но уже через несколько часов в Москву уходит телеграмма председателю ВЦИК Свердлову за подписями Сталина и Ворошилова по поводу покушения на Ленина. А 6 сентября 1918 года Сталин направляет в адрес Совнаркома следующую телеграмму: