Текст книги "Жизнь глазами пессимиста. Рассказы"

Ласточка

День похорон выдался дождливым и прохладным. Казалось, что природа понимала трагичность и скорбность момента. Народу пришло много. В основном все университетские. Студенты стояли группой поодаль, ежились и переминались с ноги на ногу. Ближе к могиле, позади Ольги Николаевны, выстроились главные лица университета: ректор со своими заместителями, деканы, сотрудники кафедры. Ольга Николаевна стояла бледная, растерянная, в каком-то оцепенении, не обращала внимания на дождь. Немигающим отстраненным взглядом смотрела на табличку на кресте, где золотистыми буквами было выведено: «Новиков Георгий Алексеевич». Речи, произносимые коллегами мужа, почти не слышала. В голове, как заевшая пластинка, повторялось одно и то же: «Жора, Жора… как же так…». Глиняный холм быстро вырос над ямой и покрылся венками и цветами.

Унылая процессия таяла. Первыми исчезли студенты. Ректор взял Ольгу Николаевну под руку и повел по алее.

– Как все внезапно…. Крепитесь Ольга Николаевна. Все что в моих силах… не стесняйтесь, сразу звоните… До сих пор не могу поверить, что Георгия Алексеевича нет…

– Спасибо… Вам, – Ольга Николаевна запнулась, закрыла ладонью рот, сильно прижав руку.

– Ну, ну, Ольга Николаевна, – ректор погладил по плечу, – Вам надо держаться.

Ольга Николаевна закивала, соглашаясь, зажмурилась, пытаясь не показать, выступившие слезы, криво улыбнулась.

Был уже вечер. Комнату постепенно заполнял полумрак. Ольга Николаевна не включала свет, сидела и смотрела в одну точку. От неожиданного вибрирующего звука, Ольга Николаевна вздрогнула. Звонил телефон мужа. Горький ком подкатил к горлу. Ольга Николаевна закрыла лицо руками. Телефон не умолкал. Она подошла и взяла трубку.

– Да…, – голос, то ли от долгого молчания, то ли от кома, перехватившего горло, был сдавленным и сиплым.

На другом конце «ойкнули» и положили трубку. Ольга Николаевна посмотрела на запись. «Ласточка», горело, не по ситуации бодро и игриво. Она прокашлялась и набрала. Долго не отвечали.

– Алло, – голос молодой девушки вкрадчиво и напряженно наполнил ухо Ольги Николаевны.

– Здравствуйте, – Ольга Николаевна, не знала, что спросить и растерянно ждала ответа.

– Здравствуйте, я… видимо ошиблась номером, извините…

– Вам нужен Георгий Алексеевич?

– Нет, нет, я ошиблась номером, еще раз извините….

– Постойте, у меня высветилось ваше имя… – Ольга Николаевна запнулась, ища предлог удержать разговор.

– Какое? – испуганно спросила девушка.

– Послушайте… – Ольга Николаевна сама не ожидала появившегося азарта, – если заведено имя, то ошибки уже быть не может, значит, абонент известен…

– Какое имя заведено? – все еще пыталась узнать девушка.

– Это не важно, – Ольга Николаевна справилась с волнением, голос ее стал более ровным и мысли начали выстраиваться, не путаясь, – откуда вы знаете Георгия Алексеевича?

– Ну… мы… я… я училась у Георгия Алексеевича, – как будто вспомнила девушка.

– Он умер. Сегодня похоронили…, – Ольга Николаевна хотела еще что-то сказать, но проклятый ком опять сдавил горло. Она опустила руку с телефоном.

Как бы хотела она узнать, что там? Какова реакция её собеседницы? Это горе, отчаяние, сожаление? Или там просто пожали плечами, «бывает»?

– Алло? – Ольга Николаевна опять поборола слезы, – вы молчите? Почему?

– Нет, я здесь, я не молчу, – ответила девушка, делая паузы, вдыхая больше воздуха. Голос её стал тихим и слегка подрагивал.

– Как вас зовут?

– Юлия, – девушка не ожидала вопроса и ответила машинально, потом спохватилась, – вы же знаете, у вас же записано… имя? Или….

– Мы можем встретиться? – спросила Ольга Николаевна настойчивым, требовательным голосом.

– Зачем? – не поняла девушка.

– Зачем? – Ольга Николаевна сама еще не смогла себе объяснить, зачем, но что-то толкало её, мучило, пытаясь понять суть такого неожиданного появления этой девушки в её жизни, – зачем… Я жена… была женой Георгия Алексеевича… Ну, я не знаю… просто, поговорить с человеком, который его знал, может… хорошо относился…

«Что за бред «хорошо относился», – Ольга Николаевна, недовольная собой, подняла глаза в потолок.

– Хорошо… – нерешительно произнесла Юля.

Место встречи выбрала Ольга Николаевна, не далеко от дома. Это было небольшое кафе. Она пришла заранее, заказала бокал вина и смотрела на улицу сквозь большое окно. Мимо проходила высокая темноволосая девушка лет двадцати-двадцати пяти. Замедлила шаг, посмотрела на вывеску, по сторонам. Ольга Николаевна выпрямилась, напряглась, появилась какая-то дрожь.

«Это она, Ласточка», – мелькнуло у неё в голове.

– Здравствуйте, – несколько опасливо произнесла девушка, – это я, Юля.

Ольга Николаевна долго, пристально разглядывала девушку, не спешив пригласить сесть или ответить. Пауза затянулась и Юлия, не дожидаясь, опустилась на стул. Бросив пачку сигарет на столик.

– Здравствуйте, – протянула Ольга Николаевна, не отводя взгляда, от Юлии.

Девушка нервно вытащила тоненькую сигарету, закурила, изредка поглядывая на Ольгу Николаевну.

– Зачем вы хотели меня видеть? – Юля постаралась посмотреть в глаза Ольге Николаевне, но вскоре отвела взгляд.

– Не курите, Юлия, – по-матерински сказала Ольга Николаевна, – а… дайте и мне сигарету.

Юлия удивленно посмотрела на неё, протянула пачку. Ольга Николаевна долго крутила в руках сигарету, закурила, сделав две затяжки, смяла сигарету в пепельнице.

– Отвыкла. Уж лет пятнадцать, как бросила. Вы знаете, и не тянуло никогда. И Жора не курил, дым терпеть не мог… А Вы были его любовницей? – неожиданно резанул вопрос, от которого Юлия вздрогнула и, как маленькая девочка, обиженно захлопала ресницами.

– Нет, – не убедительно, покраснев проговорила девушка, – мы просто знакомы…

– Не надо… Я вас ни в чем не виню. Сама не знаю, зачем мне это надо. Я никогда не копалась в его интрижках. Когда были молоды, я была уверена в себе и считала, что лучше меня нет и он не может мне изменить. После тридцати, он так усердно занялся наукой, что не было времени, мне так казалось, на всякие интрижки. А потом… я выпустила из виду. Да, он талантливый конспиратор. Был, был… талантливым… – Ольга Николаевна опустила голову, зажмурилась, – у Вас духи… ммм…

– «Трезо», – подсказала Юлия.

– Да, да… «Трезо»… Он их подарил мне пол года назад, но у меня разыгралась аллергия. Жора забрал их, сказал, что подарит кому-нибудь из сотрудниц…. Видите, Юля, подарил, не пропали….

– Извините…, – Юлия попыталась встать.

– Нет, нет, Юлия, я Вас не хотела обидеть, извините, не уходите, – Ольга Николаевна накрыла ладонью руку Юлии.

Юлия села, нервно стуча пальцами по столику. Ольга Николаевна заказала еще вина, Юлия взяла кофе. Пауза задержалась. Ольгу Николаевну распирало наговорить гадостей, устроить скандал, но она понимала, что после этого не увидит Юлию, а она ей была нужна. Она сама не понимала зачем. Ей доставляло удовольствие ворошить и исследовать эти тайные отношения, возбуждать ревность, которой никогда не испытывала. Тем самым ей казалось, что она ревнует живого человека. Вот перед ней объект его любви, она пахнет его духами, говорит, пьет кофе. Она молода, красива, не выглядит тупой куклой. Ольга Николаевна с первого взгляда отметила хороший вкус своего покойного супруга.

– А почему Ласточка? – прервала паузу Ольга Николаевна.

– Ласточка? – задержала удивленный взгляд Юлия, – не понимаю…

Ольга Николаевна вынула из сумки телефон мужа и показала надпись на экране.

– Я не знаю, он меня так никогда не называл, – сама приготовила себе ловушку Юля.

– А как он Вас называл?

– Вы знаете, у нас не понятная беседа, я не понимаю, что вы хотите узнать, а главное для чего. Если бы был жив Георгий… Алексеевич, то как-то понятно, сохранить семью, отвадить соперницу. Но сейчас? Зачем? Поковыряться в ране? Вам это доставляет удовлетворение?

– Я понимаю мужчину пятидесяти двух лет, которому хочется молодого тела, новых ощущений. Это классика жанра, но что в этом находит молодая красивая девушка? Ей это зачем? Вы любили его? – Ольга Николаевна позвала официанта повторить вина.

– Он был хорошим человеком…

– «Хорошим человеком?». Хм, – Ольга Николаевна дернула головой, внимательно посмотрела на собеседницу, – это банальная проституция. Вначале за зачеты, потом за подарки. Какая любовь, в тридцать лет разницы? Может это и к лучшему, потому, что новая любовь разрушила бы наши отношения, а Жора не разрушал их, значит, не любил и относился к тебе, как к проститутке…

Юля подскочила с места, стала рыться в кошельке, чтобы расплатится за свой кофе. Ольга Николаевна попыталась встать, что бы удержать её, в достаточно хмельном состоянии, опрокинула стул, тот, с металлическим лязгом, упал на кафельный пол. Схватила Юлию за руки и, с мольбой, посмотрела ей в глаза.

– Не бросайте меня, Юлия, – её голос сорвался в плач, она отвернулась, зарыдала, содрогаясь плечами.

Юлия прекратила поиски денег, остановилась. Села на место. Ольга Николаевна, всхлипывая, тоже вернулась на свое место, подняв упавший стул. Они сидели, каждая смотрела перед собой, Юлия крутила чашку из-под кофе, Ольга Николаевна пустой фужер. Молчали. Первой, молчание, нарушила Юлия.

– Любви, в том смысле, может и не было, правда. Георгий был очень ласков и заботлив, – при слове «Георгий» Ольга Николаевна опять бросила саркастический взгляд на Юлию, та заметила, и уточнила, – Георгий Алексеевич… У меня не было отца, вернее, ушел, когда мне было девять… А Георгий… он ко мне относился, как к дочери, а я его очень уважала…

– Как к дочери»…? – Ольга Николаевна недоуменно замотала головой, – и в постели тоже? Ну что вы говорите, Юлия, какая дочь…! Да, я, может, виновата, что не дала ему детей, не знаю. Он меня никогда не попрекнул, но таким образом … «удочерять»…?! Знаете ли… Простая, элементарная похоть. И не надо приплетать сюда старика Зигмунда… «не было отца»… по-хоть.

Ольга Николаевна опять была при полном фужере и отхлебнула вина. Её лицо вдруг озарила какая-то мысль.

– А… он не предлагал Вам родить от него? – она замерла в ожидании ответа, – или… Вы беременны…?

– Нет, что Вы, – испуганно подняла глаза Юлия, – нет, он не хотел Вас бросать, а мне на правах любовницы обзаводиться потомством… Нет. Как-то вскользь сказал, что хотел ребенка, но я не отреагировала и он больше к этому не возвращался…

Ольга Николаевна допила вино, взгляд её блуждал, речь стала растянутой, она делала паузы, подбирая слова. Хотела заказать еще, но когда подошел официант, Юлия, сказала, что они уже уходят и попросила их рассчитать. Ольга Николаевна немного посопротивлялась, но Юлия взяла ее под руку и вывела из кафе.

– Давайте я Вас проведу домой, Вам надо отдохнуть.

– Нет, я домой не хочу, – Ольга Николаевна остановилась, неуверенно покачиваясь, – Юлечка! Я знаю, куда мы поедем, надо поймать такси.

– Куда Вы собрались ехать? – Девушка с досадой посмотрела на Ольгу Николаевну.

– Поедемте к нему…

Ехали молча, до самого кладбища. Ольга Николаевна не сразу сориентировалась, повела вначале не в ту сторону, но потом вспомнила. Они подошли к могиле.

– Ну вот, Жора, я опять пришла… с Юлией…

Юлия посмотрела на портрет, на могилу, заплакала. Ольга Николаевна погладила девушку по спине, обняла за плечи.

– От чего он умер? – всхлипывая, спросила Юлия, – он был всегда таким бодрым, веселым.

– Просто сердечный приступ. Да, он никогда не жаловался. А уж при тебе… я представляю…

– Царствие небесное, земля пухом, – старушка, часто крестясь, подошла к женщинам. Обратилась к Юлии, – поплачь, дочка, папке, твоему, сейчас хорошо, он оттуда смотрит и радуется, царствие небесное…

– Не отец он ей, – резко оборвала причитания старушки Ольга Николаевна. Та, не докрестившись, махнула рукой и ничего не получив за свое усердие, поплелась прочь.

– Ну что Вы, ей-то какая разница?

Ольга Николаевна, крепко держась за девушку, мотала головой.

– Все равно, не отец…

Приехав домой, Юлия почти втащила Ольгу Николаевну в квартиру. Вино, окончательно овладело хозяйкой. Юлия помогла ей раздеться и уложила на диван, укрыв пледом. Хотела было уйти. Ольга Николаевна поднялась.

– Юля, – позвала Ольга Николаевна, – я вспомнила…, вспомнила…

– Что?

– Я поняла, почему Ласточка. В прошлом мае, он рассказывал, что у него на кафедре ласточки поселились… свили гнездо. Кто-то хотел его убрать, грязь, говорят, а Жора сказал… не надо, это новая жизнь, пусть живут… У вас в мае все началось?

– Да, – тихо произнесла Юлия и села рядом.

Ольга Николаевна положила ей голову на колени.

– Ласточка…

Ольга Николаевна уснула, или отключилась, обессилив от пережитого за последние сутки, лежа на коленях Юлии. Та долго смотрела, потупив взгляд в одну точку, может быть, вспоминая о чем-то или о ком-то.

Март, 2013

Иллюстратор

«…Он стоял, широко расставив ноги, крепко упершись в землю. Рельеф его могучего торса был облит кожей, короткой, черной куртки. Большая, коротко стриженная голова, слегка наклонена, на волевом подбородке едва заметная ухмылка.

– Какие-то проблемы? – спросил Макс спокойным уверенным голосом.

– Сейчас у тебя будут проблемы, – ответил, видимо, главный, среди пятерых верзил.

Они окружили Макса плотным кольцом, здоровые, крепкие «питбули», готовые через мгновение разорвать его в клочья. Макс оглянул их таким же равнодушным взглядом.

– Не думаю…, – вернул взгляд на главного.

В мгновение, не успев замахнуться, главный, получил удар в горло, от чего схватился за него и захрипел. Матовым блеском молний сверкали руки Макса. Он уложил еще троих. Бэк-кик… еще один, корчится от боли, скрючившись на асфальте.

Макс подошел к хрипящему главарю и взял его за шиворот. Он был уверен, что сзади ему уже ничего не угрожает. Это был его стиль, не оставлять боеспособного противника позади себя.

– Передай Седому, кредиты нужно возвращать. А если я еще раз вас увижу…, – он сделал замах рукой.

– Понял, я, понял! – зажмурился главарь, – передам.

Макс отшвырнул главного на землю, достал ключи. Черный, лаковый Х-6 приветливо пикнул, моргнув габаритами. Весь табун в три сотни вороных, спокойно пасшийся, собрался в одну упряж, и рванул диким галопом по ночному городу, рокоча и отражая неон рекламы, на своих гладких, иссиня-черных боках…»

Николай откинулся на спинку стула, довольный, удачным сравнением с «табуном», кликнул «сохранить» и отхлебнул из чашки остывший чай.

«Сохраним, сохраним…», – подумал он, – «Вот как раз в это самое время он и мчится…». Глаза слипались. Полтретьего ночи. Николай потянулся, зевнул, хотел было выключить компьютер, но решил добавить:

«Конец первой части».

«Вот теперь, все… завтра повезу Лёве…», – еще раз зевнул, выключил компьютер и побрел в спальню. Люда мирно сопела. Николай залез под одеяло, чувствуя жар Людкиного тела, немного потерся, она пробормотала во сне: «Коля, спи». Он лег на спину. В глазах еще стояла картина мчащейся машины Макса. Николай покрутился и лег на бок, представляя себя на месте Макса в красивом, пахнущей роскошью, кожей и хорошим одеколоном, салоне дорогого авто… девушка рядом… улыбается….

– Коля! Коля! Да сколько можно тебя будить? – Людмила тянула одеяло с Николая. Блаженная улыбка постепенно превращалась в мученическую гримасу.

– Слышу я, слышу, уже встал, – Николай, всклокоченный с еще закрытыми глазами сел на кровати, приходя в себя.

– Завтракай, завтрак на столе. Сходишь в магазин, список тоже на столе. Так. Сашка из школы в час будет, покорми и сам поешь, а потом пусть уроки делает. Все, я на работу, – Людмила с недоверием, что он слышит, посмотрела на Николая, – ты все понял?

– Угу…, – отгоняя последний сон, промычал Николай, потом спохватился, – В час? Не, я в час не могу, я ж к редактору, вчера первую часть дописал…

– Я сказала, в час! А своей херней заминайся с утра, как все нормальные люди, в шесть встали, завтрак, обед приготовили и на работу… Сидит до утра, Гоголь, спит до обеда…

– О-о-о! – простонал Николай, – ты, Люда, знаешь кто?

– Ну?

– Ты… экскаватор… шагающий, закопаешь любой талант, даже …Г-Гоголя, – заикнулся Николай, опасливо глядя на жену.

Люда стояла, широко расставив ноги, крепко упершись в землю.

– Щас как дам, по морде, экскаватор…, – обиженно вышла из спальни, – блин, пашешь, пашешь…

– Ну, Люд? – Николай с досадой вскочил с кровати и хотел было кинуться за женой, но звук захлопнувшей двери остановил его, – в час… придется Лёву будить.

Он прошлепал на кухню, включил телевизор. Показывали какой-то боевик, Николай завис с ложкой перед открытым ртом.

«Вот если бы снять фильм… вот кто должен играть Макса…», – Николай продолжил завтрак.

Он раз пять набирал телефон Лёвы, и только на шестой в трубке услышал: «М-м-м?»

– Лёва! Привет… да я знаю, сам не выспался, но тут такое дело… я сейчас приеду, привезу первую часть… да закончил… стараюсь, Лёв… Ну где-то в десять-половина одиннадцатого… Все, привет.

Николай радостно помчался распечатывать, написанное ночью.

Лёва Хавин, редактор, владелец «Адреналина», глянцевого журнала, как говорил сам, «для мужиков со стальными яйцами», где печатал всевозможную хрень об оружии, машинах, гонках, печатал рекламу и, по дружбе, опусы своего институтского товарища Коли Карасина, Карася, как звал его, еще со студенческой скамьи. Он не любил электронные версии, всегда читал в бумажном варианте, черкал, делал пометки, обсуждал с Николаем дальнейшие планы. Принял он Николая дома, бурча, что не выспался, и с какого перепуга, его надо было поднимать в такую рань.

– А что ты, в час не мог приехать, в редакцию? Что за пожар, а?

– Да…, – мялся Николай, – надо Сашку из школы встретить.

– А, Людмила уже сделала из тебя домохозяина? – с насмешкой произнес Лёва

Николай поковырял взглядом пол.

– Да нет, просто… Она ж работает…

– А ты дармоед? Ладно, давай, что, там получилось.

Лёва бегло пробежал по листам, вернулся на начало.

– Ну. старик, нормально… Вот тут, – черкая на бумаге, – надо более развернуто, больше крови и брутальности. А то у тебя герой, как после пажеского корпуса, по матери разговаривать не умеет?

– А редакторы? Пропустят?

– Из песни слов не выбросишь. Пропустят. А так ничего, давай, скидывай и в редакцию, номер скоро будет готов.

Звонок в дверь оторвал Николая от монитора. Делал последние правки, подливал кровищи, вставил несколько матерных слов, как ему казалось, в нужных местах.

«Ну что действительно, прав Лёва, какой-то не натуральный мужик, мать его»

Пришел Сашка.

– Раздевайся, мой руки, – Николай прошел на кухню, – тебе сколько борща?

– Не хочу я борщ, – хныкающим голосом завыл Сашка, – а колбасы нет?

– От колбасы, сосиска не вырастит.

– Какая сосиска? – удивленно посмотрел на отца Сашка.

– Никакая, – осекся Николай, решив, что несколько тупо пошутил, – борщ, только борщ. Давай, садись уже.

Сашка неохотно, с недовольной физиономией ковырялся в тарелке, и поглядывал на уплетающего отца.

– Па, ты про какую сосиску говорил? Про пенис?

Николай поперхнулся, брызнул борщом на стол, закашлялся.

– Ты… кхе-кхе… слова такие откуда знаешь? – сдавленным голосом спросил отец, – так, доедай и марш за уроки.

– Нам ничего не задали. Я гулять пойду…

– Не задали… Знаю я твоё «не задали»… Ладно иди гуляй, а потом я проверю как не задали, – сделал строгий вид Николай.

Сашка, довольный пулей вылетел из-за стола. Через секунду, хлопнула дверь.

«Можно и поработать», – облегченно подумал Николай.

Николай обдумывал продолжение истории о Максе. Немного уставший от чрезмерной рафинированности своего героя, этакого удалого молодца, он хотел придать его образу человеческие черты. Сомнение, переживание, пусть некоторые промахи.

«Нет, Максимчик, хватит тебе так легко и непринужденно всех мочить, и главное совершенно без потерь для себя. Ты связался с крутыми парнями, они тоже тебе должны намять бока, ты должен почувствовать боль и отчаяние…»

«Макс, еще в городе заметил, этот черный «Гелендеваген». Это, наверняка, были люди Седого. Макс уперся ногой в педаль газа, «табун» вскочил на дыбы. Запахло жженой резиной. 180 км… 200. Дорога сужалась, тянулась вверх, скорость упала до 120. «Гелендеваген» плотно сел на хвост. Макс видел в зеркале каменные лица мордоворотов Седого. Справа начинался обрыв. Макс заметил, как «кубик» начинает его обгонять.

– Что ж, поборемся, – процедил Макс и дал газу.

БМВ, несколько оторвавшись, уперлась в «Москвич», тянувшейся из последних сил в гору, навьюченный сверху какой-то рухлядью.

– Черт… где взялся этот примус? – на лице Макса проступила озабоченность, он взглянул в зеркало. Его уже поджимал «Гелендеваген». Раздался скрежет металла. Сыпались искры. Его притерли к отбойнику. Удар. Отбойник не выдержал и машина, сбив пару столбиков, клюнула в обрыв…»

Николай, оторвал пальцы от клавиатуры, скрестил их и, вытянув вперед, хрустнув суставами. Он остановился, обдумывая, каким образом герой должен будет спастись. Встал из-за стола, прошелся по комнате, подойдя к окну, посмотрел во двор. Мелким разноцветным драже двор был усеян детворой, копающиеся на детской площадке.

«Вот бы закурить…», – вздохнул Николай. Какая-то тревожная мысль сверила ему голову. Он почувствовал на себе чей-то ожидающий взгляд, даже не взгляд, а облако напряженного ожидания окутало его. По телу пробежал холодок. Стало не уютно. Он подошел к столу, еще раз пробежал глазами по тексту. Волнение усилилось. Он чувствовал, что ситуация зависла и чем дольше он думал, тем тягостнее ему становилось. Черточка курсора предательски мигала на слове «обрыв». Рука потянулась к клавише «удалить» и абзац про отбойник и обрыв исчез…

Наступило какое-то облегчение, Николай выдохнул и, ему показалось, что вместе с ним выдохнул еще кто-то, выдох прокатился эхом по комнате. Его передернуло, выступили мурашки. Николай выключил компьютер и вышел из комнаты. Необъяснимая тревога постепенно улетучивалась.

– Что за хрень? спросил вслух Николай, непроизвольно озираясь по сторонам, – заработался. Надо сделать перерыв.

Он вышел во двор, сел на лавочку рядом с молодыми мамашами с колясками. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, стал прислушиваться, о чем они беседуют. Говорили они громко, не обращая внимания на него.

– Па? Ты что тут сидишь? – подбежал Сашка, – я еще немного погуляю, хорошо?

– Хорошо, – попытался улыбнуться Николай, – но помни… уроки.

Николай еще немного посидел и пошел домой.

«Оставлю на потом этот эпизод, займемся его личной жизнью», – стал обдумывать он продолжение.

Вторая часть Николаю давалась трудней. Здесь было меньше действий, больше размышлений. Он пытался сделать из Макса интеллектуала с хорошим чувством юмора, разбирающимся не только в рукопашном искусстве, но и в изысканной кухне, напитках и драгоценностях. Николай штудировал литературу по кулинарии, отыскивая необычные, даже во французских ресторанах, названия блюд. Чем больше он занимался гастрономическими изысками, тем сильнее Николаю хотелось есть. Людмила пришла с работы и что-то стряпала на кухне. Окончательно оголодавший, Николай пришел к жене.

– Что у нас на ужин? – глотая слюну, спросил Николай, – «Кассуле»? или «Буйабес» по-марсельски?

Людмила посмотрела на него не добрым взглядом, обиженная еще за утренний «экскаватор».

– «Балбес» по – карасински… Борщ доедай!

– Так мы уже ели, в обед, – растерянно пробурчал Николай.

– Ничего, я не кухарка, разносолы готовить.

– Люд? Ну чего ты? – он подошел сзади и обнял жену за грудь.

– Щас как тресну! – Людмила вырвалась из объятий и схватила поварешку, – будет тебе экскаватор.

Николай закрыл голову руками, выглядывая из-под них.

– Ну, борщ, так борщ, – недолго сопротивлялся Николай, – ну ты извини меня, я не со зла… вырвалось.

– Знаешь, ты со своим писательством… ваще от дома отбился. Ну, был бы талант. Или деньги платили нормальные, а то… Этот упырь, Лёва, не платит ни хрена, а ты носишься с ним, как дурень с… Друг, друг. Таких друзей рупь – ведро.

– Ну, вот выйдет номер и заплатит.

– Ага, догонит и еще заплатит.

– Да, говорю же, заплатит, хочешь, аванс попрошу? – Николай развел руки, пытаясь еще раз обнять Люду.

– Садись уже есть, Бертольд Брехт, и Сашку зови.

Лёва читал вторую часть, сидя у себя в издательстве, недовольно мотая головой. Николай вытягивал периодически шею, заглядывая в бумаги, пытаясь угадать, в каком месте читает Лёва. Тот, сложив все в стопку, потряс ею над головой и бросил на стол.

– Это что, экшн? Боевик? Старик это никуда не годится. Ты понимаешь, – Лёва встал и нервно зашагал по кабинету, – журнал, мой журнал, называется «Адреналин». Ты знаешь, что такое адреналин? Нет, ты думаешь, вот, этот студень, вот, это адреналин? – он показал на стопку на столе, – моему читателю нужен супер-герой, альфа-самец, Рембо…

– Но он должен быть одним из нас, пусть лучше, в чем-то, но такой как мы. Он же не живой, без чувств и эмоций.

– Угу… а ты живого хочешь? – Лёва смотрел на Карасина.

Николай удивленно посмотрел на Лёву. Слегка вздрогнул.

– Чего ты придираешься? – отогнал он дурную мысль, – мне надоело писать о бесконечных победах, должны же быть какие-то поражения, или хотя бы передышки?

– Пусть, пусть будут. Пусть его, хоть танком переедут, но он отлежится, залижет раны и опять в бой… Без этого философствования и искания в стиле Гамлета… «Быть, иль не быть».

«Вот, вот», – прозвучало где-то над Николаем, каким-то знакомым голосом. Тот инстинктивно посмотрел вверх, затем перевел взгляд на Лёву.

– Что «вот, вот»? – несколько озадаченно спросил Николай.

– Что «что вот, вот»? – Лёва раздраженно переспросил, – ты сейчас кем говоришь, Карась? Я говорю, что хватит философии, экшн нужен, экшн, понимаешь старик?

Николай еще раз посмотрел наверх, почесал голову. Лёва не без интереса наблюдавший за реакцией Николая, тоже посмотрел в потолок и, ничего там не обнаружив, переспросил для закрепления.

– Ты понял, старик?

– Понял, понял, – растерянно ответил Николай.

– Мне не нужны его метания, внутренний мир, он… иллюстратор, – Лёва, тоже взглянул в потолок, довольный найденным определением, – да-да, иллюстратор, перфекционист. Садится в машину – бац, мы на весь разворот «бумера» вставим, посмотрел на часы – мы рекламу часов, понимаешь? Иль-лю-стра-тор, – по слогам повторил Лёва, – так что, Коля, будь в формате. У него лучшая машина, лучшие девки, все, все лучшее…

Лева вдохновенно и мечтательно, рисовал портрет героя.

– Слушай, Лёва, – с нежеланием, начал Николай, – ты бы мог аванс дать?

– Аванс? – изумленно переспросил Лёва, – ты смеешься, Карась, какой аванс? Ты понимаешь, что такое журнал? Найти рекламодателей, распространителей, заплатить типографии… я сам, старик, без копейки.

Он развел руками и посмотрел сверху на себя, показывая, что, вот, он весь перед ним.

– Ладно, ладно, – махнул рукой Николай, смутившийся, что вынудил признаться Лёву.

Пробираясь на своем «Матизе» через пробки на Таганской, проклиная себя, что поехал по Садовому, Николай выехал в левый ряд, чтобы повернуть на Волгоградский. Плотный встречный поток никак не давал ему повернуть. В зеркала моргал фарами, сигналил черный «Гелендеваген», матеря Николая за нерешительность.

– Вот уроды, не видят, что встречный… Накупят броневиков вместе с правами, – оправдывался перед собой Николай. На память пришел эпизод с Максом.

Наконец-то, образовался небольшой пробел и он тронулся. Шлифуя асфальт, слева рванул «Гелендеваген», обходя Николая. Он тоже прибавил газу. Обе машины параллельно вписывались в поворот. Приблизившись к «Матизу», справа, из «Кубика» вылезла лысая, упитанная физиономия и с криком, «Конь педальный, учись ездить на велосипеде», хряснул кулаком по крыше. Николай вздрогнул и дернул руль. Произошло легкое касание. «Кубик» проехав немного вперед, прижал Николая к обочине.

– Вот, блин, только этого не хватало, – почти в истерике простонал он.

Он сначала, вышел из машины, но увидев вылезающих из «Гелендевагена» двух лысых гоблинов, с явной решительностью на, мягко говоря, лицах, сел, закрыл двери и поднял стекло.

– Ты! Лось! Ты попал! Иди сюда! Я щас расплющу твою банку! – прикладываясь кулаком по крыше, орал более короткий и, по-видимому, главный.

Николай что-то бормотал, жестикулируя руками, иллюстрируя схему движения автомобилей, за плотно закрытым стеклом, пытаясь оправдать свои действия.

– Какие-то проблемы? – раздался голос, который услышали все. И Николай за закрытым стеклом и «короткий», орущий и лупящий машину Николая. Все оглянулись.

Он стоял, широко расставив ноги, крепко упершись в землю. Рельеф его могучего торса был облит кожей короткой, черной куртки. Большая, коротко стриженая голова, слегка наклонена, на волевом подбородке едва заметная ухмылка.

– Щас у тебя будут проблемы, – начал было «короткий».

Он был схвачен за шиворот, затем два раза «прислонили» головой к капоту «кубика», от чего «короткий» обмяк, и был закинут в «Гелендваген». Второй, наблюдавший за процедурой, ретировался, спрятавшись за машину.

– Все нормально, командир, не газуй, – сел за руль и рванул с места.

Внутри Николая ликовало чувство, которое он испытывал в далеком детстве, когда в самый последний момент, появлялись «наши» и все были спасены, а враг бежал. Он был бесконечно счастлив своему освобождению и бесконечно признателен своему освободителю.

– Спасибо, – растрогавшись, процедил Николай, – совсем беспредельщики распоясались. Вас подвезти?

– А вы куда? спросил незнакомец, до боли, знакомым голосом.

– А мне все равно, садитесь.

Незнакомец, открыл дверь, осматривая и примеряясь, как сюда помещаются люди с явным выражением сарказма. Затем сел. Колени его оказались почти у подбородка.

– Тут надо сиденье подвинуть, – недовольный собой, Николай протянул руку и стал шарить под ногами у пассажира, дернув за рычаг, кресло уехало назад, несколько разогнув ноги незнакомца.

– Оно отодвигается? – с нарочитым удивлением спросил незнакомец.

Николай, как-то виновато улыбнулся. Протянул руку.

– Николай, еще раз огромное спасибо.

«Какой голос знакомый, где я его слышал?» – с накатившей тревогой думал Николай.

– Не за что, бывает. Макс, – ответил незнакомец.

При слове «Макс», Николая дернуло током, и его улыбка сползла с лица, дав место гримасе растерянности.

– Чем занимаетесь, Николай, по жизни? – спросил Макс.

– Я…? В общем, пишу…

– Ммм, – удивленно произнес Макс, – в каком жанре?

– Боевик, экшн…

– Ммм, – опять промычал Макс, – большой личный опыт? Горячие точки, служба в спецназе?

– Да нет… просто, помогаю литературно заполнить пространство между рекламой, – Николай вспомнил Лёву, – а Вы? Чем Вы на жизнь зарабатываете?

– Хм… «зарабатывать на жизнь»…, – повторил Макс, – Вы зарабатываете, что бы потом жить? То есть, чтобы прожить, нужно некоторое количество денег. А если их нет, то что? Нет, я просто живу. Не дожидаясь. А если Вы о работе? Я… иллюстратор…