Текст книги "Игрушки для императоров. Иллюзия выбора"

А вот поиздеваться толком не получилось. Слишком быстро вывел ее из себя, будто передо мной стояла зеленая дурочка, а не хладнокровная гадина с опытом. Катарина резко дернулась, впечатав меня в стену своим телом, после чего рефлекторно поднесла коварное запястье со встроенными кибернетическими лезвиями к горлу.

– Хуан, мне не нравятся такие разговоры!

Лицо ее пылало от ярости. Я усмехнулся, нисколько не впечатленный.

– Правда? Зря! Это же шутка. Просто шутка! Про гроб. А ты что думала, я кинусь к тебе на шею, радостно повизгивая от счастья?

Она попыталась что-то ответить, но не смогла и по инерции отступила, выпустив меня. Затем собралась и гордо тряхнула черной копной.

– Хорошо, я виновата. Признаю. Во всем, что произошло, начиная с той злополучной полосы, где потеряла над собой контроль. Можешь меня ненавидеть, если хочешь. Доволен? Теперь тебе легче?

Я пожал плечами:

– Наверное.

– Я сделала это, потому что мне приказали. Я должна была вернуть тебя, убедить вернуться. И не смогла придумать ничего более эффективного, чем ткнуть тебя в собственную беспомощность. Ты бы не стал разговаривать со мной после того, что случилось на дорожке, не сумей я изменить твое восприятие. Да что я, ты не стал бы слушать никого, даже святую, если бы знал, что она отсюда! Послал бы за орбиту Эриды, и все дела!

– А ты не пробовала извиниться? – улыбнулся я, начиная вгонять гвозди в крышку ее гроба. – Просто извиниться? Искренне? Признав, что была не права?

Катарина опустила глаза в землю.

– Нет, даже мыслей таких не было, – продолжал я. – Ты же всегда права. Такие, как ты, всегда правы.

Ты не умеешь извиняться! – закричал я на нее, ловя кайф от получившегося эффекта. – Хотя я мог понять тебя! Понять, чем ты рисковала, когда я помчался по трассе верхами! Из-за чего вышла из себя! Но нет, я же валенок, тупой! Я не пойму! Или нет, не тупой? – Я сделал паузу. – Да, я не тупой! Я пойму! Это ТЫ не можешь сделать шаг! Унизиться перед тем, кто младше и слабее! Тебе проще организовать войсковую операцию в городе, и не одну, чем признать неправоту и извиниться!

Так ответь, почему я должен относиться к тебе тепло? Почему должен быть благодарен, если ты думаешь не обо мне, а в первую очередь о себе и своей гордыне?

Постояв и не дождавшись ответа, я развернулся и побрел по коридору. Сзади раздался ее окрик:

– Стой!

Я остановился. Обернулся.

– Прости, я была не права, – произнесла она, вкладывала в голос раскаяние, но я видел, что это фальшь. – Я привыкла играть человеческими судьбами и заигралась. Да, мне оказалось проще придумать войсковую операцию, чем извиниться. Доволен?

– Я-то доволен, – усмехнулся я. – Как знающий тебя. Но на сцену тебе нельзя, сторонний зритель не поверит.

Она вспыхнула, но сдержалась.

– Я извинилась. Как ты и хотел. Будешь и дальше дуться?

Я понял: не стоит перегибать. Портить отношения с ней не резон, ибо, какая бы она ни была, а знакомое зло лучше незнакомого. Если вместо нее дадут кого-то другого, я взвою, придется заново «пристреливаться», заново проходить весь геморрой, который мы с ней благополучно миновали. Да и… Ужалить Катарину, как показала практика, я могу, не такая уж она непробиваемая, а каковой будет другая?

– Нет, не буду. Но ты должна меня понять, – начал я, она перебила:

– Я понимаю.

В ее голосе засквозило теплотой. И я не мог найти ни одного фальшивого оттенка в интонации.

– Я плохая. С гордыней. И не люблю никого, кроме себя. Но я исправлюсь. Обещаю.

Согласен, со стороны это звучало дико. Детсадовские какие-то аргументы. Но битва шла не на уровне слов, а на уровне восприятий, интуиций, если можно так назвать. И главный вывод, который я сделал, – она совсем не так безнадежна, как я считал. Я не безразличен ей, она действительно испытывает привязанность и симпатию. И не желает зла. Конечно, проявляется это согласно ее собственному, искореженному корпусом мировоззрению, но порывы в ее душе все же есть.

– Хорошо, уговорила. – Я выдавил тяжелую улыбку.

– Мир? – улыбнулась она и протянула руку.

Я пожал ее.

– Мир.

Мы неспешно бродили по техническим помещениям и стрельбищам, подбирая скафандр, пробуя систему прицеливания и ориентирования на специальных тренажерах и мишенях. Тянули время. Чтобы не сойти с ума, его надо было хоть чем-то занять, на мероприятие собрались еще не все.

Ветераны – особое сословие, прослойка, честно заслужившая себе множество привилегий. Например, явиться не к десяти, как было условлено, а часам к одиннадцати – двенадцати, наплевав на дисциплину и пунктуальность, несмотря на то что военнослужащими они остаются до самой смерти. Для них не существует понятия демобилизации, а звания остаются навсегда. Не «полковник в отставке», например, как у военных, а просто «полковник», в любом возрасте и на любой должности. Потому, пока не подъедут все, испытание не начнется, и плевать на такую условность, как мое личное желание поскорее начать, чтобы не свихнуться в ожидании неизвестного.

– Для чего мне вообще куратор? – спросил я, опуская раскаленный игломет, из которого только что жарил очередями, ставя его на стойку. Отводил стрельбой душу. – Да еще и персональный? Чтоб девчонки не съели? Неужели они такие страшные?

Катарина грустно усмехнулась, протягивая мне оружие, за которое я отвечаю.

– Так и думала, что ты далек от этой темы.

– Почему?

– Опыт. Его у тебя нет. Потому ты не способен оценить угрозы и вызовы. А они весьма серьезные!

Пауза.

– Тебя съедят в первую же неделю, – улыбнулась она. – Ты беззащитен перед нашим контингентом. А сбежать, уйти отсюда после того, как за тобой закроются двери, никто не позволит. – Она скроила кислую мину.

Ее слова меня не впечатлили. Я, конечно, предвидел проблемы, но похоже, она сгущает краски.

– Отсюда подробнее.

– Разумеется! Ладно, пошли, нас вызывают. – Она облегченно вздохнула и направилась к выходу.

Я поспешил за ней. Тяжелый гермозатвор тира, напичканного всевозможным оружием, опустился за нашей спиной. Хотя оружие у них и валяется везде, где только можно, но вскрыть арсенал без ключей и разрешений вряд ли реально.

– Загибай пальцы. – Катарина картинно прокашлялась и начала менторским тоном. – Первое – мировоззренческий конфликт. Ты попадешь в незнакомое место с незнакомыми варварскими порядками и жесточайшей дисциплиной. Ты сам видел, молодняк здесь ходит по струнке, а тебя будут дрессировать наравне с ними, если не больше. Или думаешь, тебе сделают персональную скидку, как ценному сотруднику?

Нет, так я не думал.

– Тебя будут окружать люди с непонятным тебе, но устоявшимся мировоззрением, диким для «гражданки». Ты никогда с таким не сталкивался, не знаешь, какую модель поведения с подобными людьми использовать. Маркиза не в счет, она и для нас странная. Это конфликт?

– Конфликт.

– Ты попытаешься выработать эту модель, но нужно время, период адаптации, и в этот период будешь совершенно беззащитен. Но это только начало, самое первое, что тебя ждет.

Далее хуже. Конфликт половой. Все окружающие поголовно будут противоположного пола, притом что рядом не будет никого твоего пола, на общении с кем вы бы оба могли построить циклическую защиту. Этот дисбаланс – кладовая конфликтов. И все они нанижутся на конфликт мировоззренческий.

Она улыбнулась, давая время осмыслить сказанное.

– Далее конфликт социальный. Наши девочки поголовно выходцы из низов общества, со всей присущей спецификой.

Плюс конфликт возрастной.

Плюс иерархический, те, кто старше и принял присягу, вряд ли будут считать тебя равным себе. Отмечай, отмечай, это все нанизывается на предыдущие конфликты!

Плюс кому-то просто не понравится твоя рожа, нельзя ведь всем нравиться. – Она усмехнулась. – В любом социуме возникают люди, к которым испытываешь или симпатию, или ярко выраженную антипатию, а значит, кто-то обязательно захочет поставить тебя на место.

Я вспомнил Оливию и ее девочек, охрану ее высочества. Пожалуй, здесь моя собеседница права, такие возникнут. Обязательно!

– Что получается? – издевательски усмехнулась Катарина. – Наложение конфликтов? Социального, возрастного, иерархического, мировоззренческого и полового? Не считая межличностных? Ну как, тебе нужен персональный куратор?

М-да, действительно, все серьезнее, чем я думал. Я не могу охватить все проблемы, копнуть так глубоко, хотя, казалось бы, чего тут копать?

– Все, на кого ты сможешь опереться, твой будущий взвод, – продолжала она. – Пока непонятно, кто им станет, только высшие силы знают, как у тебя сложатся отношения внутри коллектива. Всех остальных смело записывай в силы условно-враждебные. Одно могу сказать точно: твои девочки однозначно будут не самого высокого по местным меркам статуса, хорошо, если у них будет право свободного выхода за территорию. Но может не быть и этого. То есть их возможности защитить тебя окажутся ограничены. А сам ты…

Вздох.

– Не обижайся, ты совсем не подготовлен к существованию в нашем террариуме. Ты можешь защититься от Кампоса и его дружков, дать в морду зарвавшемуся подонку, выйти против превосходящих сил, утопить кого-то в фонтане… Но здесь это не сработает. Это не мужской коллектив, Хуан, тут правят бал иные законы. Надо извиваться и жалить, как извиваются и жалят все вокруг, и уворачиваться от других жал. Только так можно выжить ЗДЕСЬ.

Конечно, она драматизировала, как обычно, вряд ли на самом деле все так плохо. Но доля правды в ее словах имелась, и что-то подсказывало: отнестись к проблеме надо со всей серьезностью.

Катарина остановилась, подытоживая наш сегодняшний такой нелегкий разговор:

– Я не всемогуща. Но вовремя дать нужный совет смогу. Остальное в любом случае будет зависеть только от тебя, как ты себя поставишь. Пусть моя помощь станет искуплением былого. Ты как?

Я улыбнулся:

– Договорились!

Это была победа. Моя первая победа. И я имел все основания немножко за себя порадоваться. Но, пожимая протянутую руку, отметил промелькнувшее в ее реплике лаконичное слово «террариум», произнесенное ею самой в отношении собственного коллектива. Я поежился – родному коллективу просто так подобные ярлыки не вешают.

Мы вынырнули из коридора в помещение с нумерованными дорожками. Нас уже ждали четыре человека, естественно, все в парадной ангельской форме с офицерскими знаками различия. Двоих я не знал, двоих видел раньше. Мишель, сеньора Тьерри, белокожая блондинос с золотыми волосами, и сеньора, являющаяся ее полной противоположностью, смуглая, с невозможно черными густыми длинными волосами, ниже лопаток, что при ее работе и необходимости прятать это богатство под шлем – роскошь. Та самая сеньора полковник, что встретила меня возле школы и силой направила внутрь.

Она держалась наравне с Мишель, я бы даже сказал, чувствовала, что имеет моральное право отдавать ей приказы. Это сразу бросалось в глаза. Вокруг нее, не видимый никому, но ясно ощущаемый, витал ореол власти.

Катарина при виде этой сеньоры остановилась и растерялась, но быстро пришла в себя. Явно не ожидала ее здесь увидеть.

– Крутая, да? – поддел я. – Эта сеньора?

Осторожный кивок.

– Мишель рядом держится скованно. Неужели круче главы корпуса?

– Ее зовут Гарсия, – усмехнулась моя спутница. – Она доверенное лицо королевы. Они с Мишель обе из ее взвода. Все-то ты подмечаешь! Ладно, пошли, зоркий сокол.

Подходя, услышал, как Мишель кивнула этой сеньоре в нашу сторону:

– А вот и он.

Та обернулась.

Мои колени задрожали. Нет, первую секунду она смотрела нормально, с некой усталостью и даже ленцой. Но ровно секунду. Потом ее взгляд затуманила сталь, чуть не пробившая меня навылет.

– Да-да, он-он, – произнесла Мишель, противненько улыбаясь. – Я же говорила, ты будешь удивлена.

Сеньора спрятала эмоции, вмиг обуявшие ее, дальше я не мог прочесть в ней ничего, кроме деловитой сосредоточенности. И злости. Но слава всем высшим силам, злости не на меня.

– Он пришел сам, – продолжила Мишель, храбрясь. Ей тоже было не по себе. – Ты можешь проверить, тем более это уже неоднократно проверяли другие. Решать тебе, но я считаю, мы должны дать парню шанс.

Сеньора Гарсия пыталась подобрать слова, как-то ответить, но пока получалось не очень. Она не знала, как реагировать на ситуацию, сомневалась, и меня начали пробирать пакостные мысли.

«Это что, она скажет «нет», и всё? И канитель с похищениями и магазинами окажется напрасной? Получится, зря я выкладывался до изнеможения две недели подряд? И наконец, напрасно встал в такую рань сегодня, хотя мог мирно поспать еще несколько часов? Меня никто никуда не возьмет, пока она не разрешит?»

«Нет, – одернул я сам себя. – Такие вопросы в компетенции одной лишь королевы. Сеньора полковник может наложить запрет на испытание СЕЙЧАС, но отменить его совсем не властна».

Последняя мысль успокоила.

Наконец сеньора полковник (они обе полковники, но к этой прицепилось) смогла что-то сформулировать:

– Почему на нем белый доспех?

Мишель неуверенно пожала плечами:

– А что такое?

– Он женский.

– Он универсальный. К тому же у нас нет других.

– Он женский, – настаивала сеньора. И видимо, так и было, потому что Мишель недовольно сжала губы. – А еще он белый. Не подобает парню ходить в том, что для парней не предназначено.

– И все-таки он универсальный, – не сдавалась Мишель. – А белый… Нет у нас других. Не делать же под заказ только потому, что он мальчишка?

– Нет, не надо под заказ, – бескомпромиссно покачала сеньора Гарсия головой. – Но в таком ему ходить не следует. Пойдем со мной.

Это мне. Бросив фразу, сеньора быстрым шагом направилась в сторону створок, в которые мы только что вошли. И Мишель, и Катарина облегченно выдохнули. Мне оставалось лишь семенить следом, крепче сжав оружие.

Зайдя за поворот, сеньора полковник перестала сдерживаться и пробормотала в адрес Мишель пару ласковых. Я пытался понять, что могло послужить причиной такой злости, а заодно решил держаться как можно дальше, чтобы не попасть под руку. Вроде объектом такого отношения не являлся, но береженого…

– Говорят, ты пришел сюда сам? – произнесла она, когда мы прошли вниз и вверх несколько лестниц.

Я кивнул:

– Так точно, сеньора. Сам.

– И что же тебя подвигло на столь безумный и глупый поступок?

Я решил не юлить. Не с ней.

– Безысходность, сеньора. Мне больше некуда податься. Срочно потребовалось научиться защитить себя, а кто еще на планете научит этому? И кто научит лучше?

– А как же специфика? – усмехнулась она. – Условия? Традиции? Это как бы… Не мужское заведение!

– Так и есть, сеньора, – кивнул я. – В этом заведении все держится на голой традиции. А традиции имеют свойство рано или поздно меняться или хотя бы нарушаться. В том числе традиция брать сюда одних девочек. Так почему бы не со мной и не в этот раз?

Я выдавил лучезарную улыбку.

– Логично! – Она скупо рассмеялась. – А ты наглый юноша!

– Стараюсь! – подобрался я.

– И от кого же тебе срочно понадобилось защититься? Уж не от Кампосов ли?

– От них самых, сеньора. – Я опустил голову.

– Если мне не изменяет память, перед моим отъездом ситуацию с Кампосами разрулили. – В ее голос закрались ледяные нотки. – Ты сам разрулил в школьном фонтане. А мои люди после этого поговорили с Виктором, объяснив, что его сын не прав и ему не стоит вмешиваться в молодежные разборки. Как же так?

Мне захотелось сжать кулаки от досады.

– В фонтане была победа, сеньора, но победа в битве. Войну в целом я проиграл. Несмотря на вмешательство сильных мира сего и ваш разговор с Кампосом-старшим. А мне больше не хочется проигрывать войны! – с жаром, какого не ожидал сам от себя, закончил я.

Она понимающе кивнула:

– Правильно, войны надо выигрывать. Битвы не обязательно, а войны надо. Это закон любой победы, полностью тебя поддерживаю!

Конечно, это не умаляет глупость твоего поступка, но что сделано, то сделано.

– То есть вы допустите меня до испытания? – напрягся я.

Она обернулась и насмешливо бросила:

– А ты хотел бы его пройти? Ты все еще хочешь к нам? Мне рассказали красивую историю о том, как тебя пытались привлечь, какие средства использовали. И после всего ты вновь пришел сюда? Смысл?

– Смысл? – Я грустно усмехнулся. – Понимаете, сеньора, и тогда и сейчас мною двигало одно и то же чувство – безысходность. Просто тогда оно было неосознанное, необдуманное, я чувствовал его, переживал и бросился в первый же пришедший в голову омут. Глупость, но клянусь, если бы пришло на ум другое, я был бы сейчас не с вами. В данный же момент моя безысходность осознанная. Я могу отказаться и жить дальше счастливо, какое-то время. Но следующую войну я проиграю, и это знание пребудет со мной вечно. Что лучше – знать об опасности и быть несчастливым или не знать и жить счастливо? До первой войны? Ответьте вы, как боевик и опытный человек? Как бы поступили вы?

– Тебе интересно мое мнение? – Сеньора рассмеялась, правда сквозь призму некой серьезности, я забавлял ее, но относилась она ко мне с подчеркнутым уважением. – Почему?

– Ну, интересно же личное мнение доверенного лица королевы?

– Хорошо. Я думаю, ты поступил правильно. – Смешок. – Я сама бы поступила так же. Разница лишь в том, что мне никогда не пришла бы в голову мысль заявиться сюда. А тебе пришла. Поэтому да, лучше быть несчастным, но знать об опасности. То же самое тебе скажет Лея, если ты ее об этом спросишь. Ну, вот и пришли!

Перед нами стоял гермозатвор со странной символикой – кондором, но голубым, в голубом же круге. Сеньора полковник приложила к глазку браслет, створки поехали вниз и вверх соответственно.

Мы вошли, к нам сразу кинулась фигура в доспехах без шлема с винтовкой наперевес. Этой сеньоре было под тридцать. Старая гвардия. На рукаве ее красиво смотрелась голубая повязка с белым контуром того самого кондора в круге.

Сеньора вытянулась, отдала честь. Без подобострастия, просто так положено. Моя спутница ответила тем же.

– Вольно! Иди следом.

И мы вновь двинулись по коридору втроем. Створки гермозатвора за нашими спинами встали на место.

– Это территория наказующих, – пояснила сеньора Гарсия. – Ты знаешь, кто такие наказующие?

Я отрицательно покачал головой.

– Внутренняя служба безопасности корпуса. Название уходит сутью в понятие «наказывать». Изначально мы наказывали тех, кто оступился, ослушался приказа или своими действиями подставил под удар интересы королевы.

– Утилизация, – блеснул я интеллектом. – Вы это так называете.

Сеньора Гарсия кивнула.

– Еще нас зовут зондеркомандой. Мы не подчиняемся Мишель, только королеве лично. И занимаемся не всегда одними лишь бойцами корпуса. На этой планете много тех, кто оступается. – Глаза ее зло блеснули.

«Ей не нравится то, что она делает, – понял я. – Но она знает, что выбора нет».

– Заходи.

Еще одни створки разъехались, теперь уже вправо и влево, и мы вошли в помещение, которое можно было назвать «костюмерная». Или кладовая, но со спецификой хранения. Здесь, развешанные на специальных приспособлениях, компактно висели различные наборы доспехов и скафандров. Серые безликие, серые и зеленые армейские. Красно-желтые хаки марсианской республиканской армии. Лазорево-голубые парадные личной стражи его величества императора Владычицы Южных Морей. Черно-синие и черно-серые хаки с русским триколором и Андреевским флагом на шевронах, морская пехота государства Российского. Красно-желтые Национальной армии Китая. Сине-бело-красные австралийские королевские. Да тут их!!!

Сеньора уверенно прошлась вдоль стеллажей и указала на отсек, в котором висело около трех десятков одинаковых черно-синих доспехов с эмблемой департамента безопасности и золотым орлом на шевронах.

– Выбирай любой. Тот сдашь назад. Отведи его потом к «полосам смерти». – Последняя фраза предназначалась сопровождающей нас сеньоре. Та молча кивнула. Сама же сеньора Гарсия быстрым шагом двинулась назад, не говоря мне больше ни слова.

Я повернулся к ближайшему доспеху и провел по нему рукой. Клево!!!

– Мишель, ты понимаешь, что есть такое «некогда»?

Мишель понимала. Но твердо стояла на своем. «Ты должна там присутствовать». «Обязана». «Ты – один из самых влиятельных офицеров, глава наказующих, твоя обязанность – присутствовать на эпохальных событиях».

Она была согласна с этим, да, принятие первого мальчика в качестве эксперимента – событие эпохальное, знаковое. Но ей действительно некогда. Она прилетела всего несколько часов назад, еще не пришла в себя после невесомости и посадочных перегрузок. А дела не ждут. Лея снимет голову за простой. Как бы Елена ни относилась к этому проекту, она признавала, что он гениален, а саботировать гениальное не поднималась рука.

В общем, дел невпроворот, и она с удовольствием пропустила бы вступительное испытание этого мальчишки. На него можно посмотреть и позже, в записи, а заодно пообщаться с ним самим, поставить его на место, чтобы не возгордился. Но Мишель вцепилась, как клещ, и она не смогла от нее отлипнуть. К тому же аргументы эта белобрысая бестия подбирала убедительные, уповала на обязанности, долг. Этого дрессированная лучшей подругой-трудоголиком Елена перенести не могла.

– Хорошо, пошли. Заодно расскажешь, что ты тут устроила. Стрельба, взрывы, бандиты, разборки… До нас дошли слухи, но заниматься ими было некогда, скоро действительно будет война.

Мишель кивнула и принялась обстоятельно описывать произошедшее, не называя имен, делая упор на действиях, на которые они пошли ради этого мальчишки.

Что Мишель дура, Елена знала всегда. Доверить тестовые вступительные испытания человеку, открыто выразившему неприязнь к пареньку и к итогам этих тестов? Де ла Фуэнте вообще берет на себя слишком много, если бы у них было больше толковых людей, сидеть бы ей дома, в народном хозяйстве, кормить мужа и растить детей. Но Мишель это нисколько не извиняет.

Вторая, на ее взгляд, глупость – доверить Ласточке же поиск решения по его возвращению, а затем и реализацию этого решения. Не просто глупость – тупость! Размах же процесса ее поразил, таких масштабных операций она не помнила со времен ареста Сирены. Не занимался подобным корпус уже много лет, и неизвестно, как отреагирует на такое Лея. Она боится корпуса, хотя не хочет в этом признаваться, но и без него не может. Ей нужны свои люди во главе, а значит, Мишель останется на своем посту. Офицеры же получат с ее стороны сигнал, былые времена не ушли в прошлое, все можно возродить. Это скользкий момент, над ним придется не один день ломать голову, пока же вникать в него у Елены не было желания.

– Ты не сказала, что это за паренек и чем он так важен, – перебила она подругу, когда та увлеклась описаниями слишком сильно. – Подумаешь, мод, что с того? Какими такими особенными способностями обладает?

Мишель лишь загадочно улыбнулась.

– Сейчас сама увидишь. Кстати, а вот и он, – кивнула она ей за спину.

Елена обернулась.