Текст книги "Игрушки для императоров. Иллюзия выбора"

У, чурбаны железные! Терминаторы, блин! Я ругал и ругал ботов, будто они в чем-то виноваты. Только теперь понял подоплеку испытания: я не могу победить. Лишь бежать. Правильно, моя цель – дойти, геройство с моей стороны в планы сеньор офицеров не входит, а значит, навыки боя мне в испытании не нужны. Но как же с ними справиться, если меня все-таки обложат?

Накаркал, обложили. Штук восемь ботов, с разных сторон. Почти не размышляя, на голом инстинкте, я прыгнул вверх на очередное препятствие и недопрыгнул, нога сорвалась. Я чуть не шмякнулся на землю и похолодел от ужаса: так по-дурацки погибнуть? От страха в мою кровь выплеснулись тонны адреналина, я смог совершить рывок, на который в жизни не был способен, особенно учитывая неудобный доспех, и почти спасся… Но один из болванчиков цапнул меня за ногу, потянув к себе.

Я схватился за балку и принялся отбиваться другой ногой, но эффект от этого был такой же, как от пальбы ракетами по астероиду. Снова подумал, все, мне конец… И вдруг эта скотина меня отпустила.

Догадываюсь, кто это сделал. Правильно, веселье только началось, самое интересное впереди, зачем лишать себя удовольствия? Дать глупому птенцу побарахтаться и гуманно, и весело. Если дурень – это ненадолго, если нет… Смотри про гуманность.

Я забрался вверх на эстакаду. Лег на неширокую балку, еле балансируя, чтобы не свалиться. И что же теперь делать?

Решение пришло само. Исхитрившись не упасть, я поднялся и прыгнул как можно дальше вперед, за спины окруживших меня кольцом роботов. Кажется, выбрал не то направление, но прыгать сюда легче, чем в направлении правильном, их тут меньше. Все-таки мозги у ботов есть. Кувырок.

Есть, получилось, вскочил. Ближайший «друг» бросился на меня, но я ушел. Спокойствие, Шимановский, только спокойствие! А теперь вперед! До одури вперед! Не стоять на месте!

Все-таки я зря не послушался сеньоры полковника. Не стоит терять голову. Они поймали меня в ловушку, причем, скорее всего, случайно. И снова я на высоте.

Площадка на этой эстакаде была больше, давала мне возможность осмотреться, но увиденное не радовало. Вокруг меня толпилось около четырех десятков металлических «друзей», взяв в плотное кольцо. Со всех сторон. Бли-и-и-ин!

Я собрался и снова прыгнул. Но не рассчитал и, когда выходил из прыжка, подвернул ногу.

В глазах потемнело. Больно! Я громко, вслух выругался, смешивая выражения обоих родных мне диалектов. Тело же мое, на автопилоте, гонимое адреналином, невзирая на боль, бросилось к следующему препятствию и полезло наверх. Упал, привалившись спиной к балке. Плохо, Шимановский! Плохо! А ну-ка, быстро успокоился!

Аутотренинг не сразу, но подействовал, боль унялась, разум прояснился, панику удалось обуздать. Теперь нужно осмотреться.

М-да, я попал. Число ботов выросло десятков до шести, больше прыгнуть не удастся. Тем более с поврежденной ногой. Нога болела, и это плохо, хотя вроде не сломал. Но мне хватит. Как же так, почему доспех не защитил? Выходит, доспехи не всемогущи, даже такие? Как быть?

Время шло. Я все лежал и лежал, судорожно сжимая винтовку, тяжело вдыхая и выдыхая регенерированный воздух. Ничего в голову не приходило. Легко сказать, дойди! Попробуй дойди тут! У меня имелись две мысли относительно грядущего, но обе не вселяли оптимизма. Первая – сдаться. Включить седьмую линию и честно сказать, что поднимаю лапки кверху. Но что произойдет тогда?

Они не дадут второй попытки. Отправят домой, как непригодного. Нет, в покое меня не оставят, раз уж я важен, будут мурыжить дальше, куда-то втягивать. Просто о корпусе в этом случае я могу смело забыть, как и о защите и планах на будущее. Так и останусь игрушкой до конца жизни, ибо не вижу больше на планете ни одной структуры, способной дать то, что мне нужно.

И вторая мысль, немного схожая с первой, хотя с существенным отличием. Они остановят роботов в последний момент. Не дадут мне умереть. Но последствия этого шага такие же, я не буду здесь нужен. Разница? Разница в том, что так я сдамся, а так «погибну», для НИХ второе предпочтительней. Но скользкий момент, я не уверен на сто процентов, что они отключат роботов.

«Это жестокий мир, Хуанито! – проснулся внутренний голос. – Мир валькирий и амазонок, не знающих, что такое жалость. Только уважение, которое вначале нужно заслужить. Со щитом или на щите, к сожалению, до сих пор актуально».

Со щитом у меня не получилось. Нога не дала. Я даже не прыгнул, просто встал, приценился, как лучше это сделать, и понял, что прыжок обречен. Роботов слишком много. И еще эта долбаная винтовка болтается, как…

Мозг уцепился за мысль: «…КАК ВИНТОВКА!!!»

«Она настоящая? – вспомнились мои слова. – Конечно. У нас все настоящее!»

И тут же: «Ты ничем не лимитирован. Можешь делать все, что хочешь. Главное дойти». «ВСЕ, что хочешь!!!»

Я снова присел и привалился к балке. Насколько она «настоящая»? От ответа на этот вопрос зависело мое будущее. Там, за гермозатвором, в ожидании, когда нас позовут, я стрелял из точно такой же, находившейся в помещении стрельбища. Эта же на время моих упражнений хранилась в руках у Катюши. Вопрос: «Почему?» И закономерный ответ: «Потому что не заряжена, не предназначена для стрельбы. Только для занятий на полосах и тренажерах в качестве балласта».

Но может ли быть, что тренировочная, балластная винтовка разряжена СОВСЕМ? При условии, что оружие у них тут везде и в огромном количестве?

Я отстегнул обойму и перевернул себе на ладонь. Есть, гранулы посыпались, не все потеряно! Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди от радости. Не густо, конечно, всего около полусотни маленьких шариков, при разогреве и разгоне которых получаются тонкие сверхпроникающие иглы, но хоть что-то! Теперь атомная батарейка. Она, пожалуй, даже важнее гранул, без нее винтовка не более чем навороченная дубина, а гранулы просто несколько миллиграммов дорогущего синтетического металла. Кажется, от волнения я даже перестал дышать.

Есть, индикатор посветил розовым. Я вновь чуть не подпрыгнул от счастья. Розовым, почти красным, энергии в ней осталось всего ничего, но она БЫЛА!!!

Действительно, все настоящее и даже заряженное! Про себя я восхищенно выругался, еще раз поразившись ортанизации корпуса. Такие структуры не могут существовать согласно законам природы! Но отчего-то он существует и не знает об этом.

Я подкрутил ручки управления соленоидами. Выставил первые два на высокую мощность, третий на небольшую, а четвертый уведя почти в ноль. На выходе у меня, согласно знаниям, почерпнутым на военной подготовке в школе, должен получиться снаряд достаточно большой для роботов поражающей силы, но с невысокой дальностью полета. И правильно, меньше дальность – меньше затраты драгоценной энергии.

Тем временем аккумулятор показал примерные расчетные цифры при таких параметрах – пятьдесят пять выстрелов одиночными. Из моей груди вырвался вздох облегчения: жить! Я буду жить! И пойду дальше со щитом в руке, покуда хватит выстрелов в этом «щите». А двигаться надо быстро, очень быстро! И при этом стрелять только в экстренных, крайних случаях и только в упор.

«Собрался, Шимановский! Собрался!» – вновь подбодрил внутренний голос. Разум, чувствуя сжимаемую в руках готовую к стрельбе винтовку, следовал его советам гораздо охотнее.

Теперь система координации боя. Здесь она встроена в шлем и гораздо мощнее прибора, что подарила мне Бэль, но я совершенно не умею ею пользоваться. А мне позарез нужен ее главный компонент – система прицеливания, без нее не выжить. В школе мы стреляли по стволу через мушку, и это правильно, умея стрелять так, научиться пользоваться электроникой не проблема. Однако здесь этого мало. К электронике надо привыкнуть, приноровиться, подстроиться. Я сделал несколько очередей там, наверху и представляю, что это непросто. Однако тратить нервы и выстрелы впустую, промахиваясь в противников с небольшого расстояния, еще худший выбор. Лучше уж позволить компьютеру делать простейшие операции за тебя.

В следующий момент я совершил глупость: разгерметизировал рукав и подсоединил винтовку к браслету. Да, глупо поступил, доспех имеет кучу собственных выходов для разных видов оружия, собственную систему поддержки каждого из них. Но тогда я еще не знал всего этого, не знал, как чем пользоваться, и мне показалось, что это оптимальный вариант. Затем интегрировал браслет в систему скафандра и нажал на зеленую точку активации на самой винтовке. Раздался приятный высокий звук «уууууууиииии». Винтовка включилась, батарейка подала энергию на соленоиды, активируя разгоняющее поле, а перед моим лицом на встроенном в забрало визоре замигала маленькая зеленая иконка. Теперь рычажок блокировки магазина. Есть. Кнопка готовности. Звук «шшшшш», гранулы подались в приемник. Все, обратной дороги нет, энергия не бесконечна, нужно как можно быстрее начинать ее тратить.

Я спрыгнул. Не делал головокружительные кульбиты, просто спрыгнул, молясь всем богам об удаче и милости. Получилось, боги услышали, боты напали как стадо, как тупые зомбяки, мешая друг другу и выстроившись в очередь. «Пим, пим, пим». «Пим». Что мне нравилось в этих железяках, так это механизм запаздывания: в черепушке бота уже засела смертоносная для человека игла, а его руки и тело еще двигаются, пытаясь тебя достать. Кайф! Жестоко, конечно, но кайф. Четверо, которым я засадил в лоб, застыли, на секунду образовав нечто вроде окна, в которое я и вломился. «Пим, пим», – еще двое, мешавшие взять разбег, последовали за первыми четырьмя. Красная точка на моем забрале двигалась, четко указывая, куда стрелять, линза приближала часть изображения, а аналитический механизм цветами подчеркивал наиболее вероятные векторы атаки противника, тупо высчитывая расстояния до моих «друзей».

Еще один бот. И еще один. И еще. Я уже перестал считать потраченные выстрелы, я вырвался, а это главное. Ад из кишащих металлических болванов остался позади, высвечиваясь в двух (чтобы не отвлекать лишнего внимания) иконках заднего вида. Теперь скорость, чем быстрее буду двигаться, тем меньше придется стрелять. Я пытался побежать, но из-за ноги не получилось, да и внимание, как оказалось, легче держать на приемлемом уровне именно при быстром шаге.

Боты выскакивали со всех сторон, справа и слева, делали мне «коробочки», окружали. Во всяком случае, пытались. И естественно, лезли на рожон, хотя не так активно, как в самом начале. Кто-то сделал их быстрее, а теперь планомерно делал умнее. Может, я не прав и они не нажмут на «стоп» в случае чего?

Я прошел много, очень много. И за счет скорости, переходя на бег в нужные моменты, сэкономил много гранул. Но бесконечные лабиринты полос смерти оказались длиннее, а запас ботов выше разумных пределов. Они выстраивали трассу по мере моего движения, как я понял. А еще объединили несколько трасс в одну по длине. Я прошел мимо люка выхода, но это оказался не мой выход, я входил не здесь. То есть в теории они могут продлять мое испытание до бесконечности. Я грязно выругался.

Иконка состояния просигналила, что у меня осталось всего десять выстрелов – подошла к концу энергия. Гранулы оставались, но что они без батарейки? Я поднажал, побежал. Но в лоб столкнулся с тремя ботами и был вынужден потратить еще три драгоценные гранулы.

…Я стоял на эстакаде посреди ангара, очень похожего на первый. Выстрелы закончились, все индикаторы винтовки показывали красный цвет. Целеуказатель двигался от роботов к роботам, стоящим внизу и бродящим по территории ангара в отдалении. Патрулируют, гады! Нога болела. Пат. Безвыходное положение. Я не смог, не сумел. И козырей в виде винтовки больше нет.

– Может, хватит? – Мишель зло прищурилась. – Ты же видишь, он в ловушке.

Елена отрицательно покачала головой:

– Он должен победить.

– Он не выберется.

– Должен. И только так, из безвыходной ситуации.

– Но почему?!

Елена задумалась, вспоминая свой короткий разговор с мальчишкой час назад. Короткий, но очень емкий.

– Он должен научиться побеждать. Поверить в свои силы. Хватит ему проигрывать.

– Но так?

– Именно так. Это война, и он должен ее выиграть. Иначе мы получим закомплексованного рохлю, бросающегося из омута в омут в поисках спасения. Он должен сделать это. САМ.

Мишель и Елена, а за ними еще полтора десятка офицеров молча смотрели на огромный, во всю стену, визор, показывающий фрагменты помещения с разных сторон. В центре экспозиции возвышалась вооруженная фигура в шлеме в непривычном черно-синем доспехе. Фигура не шевелилась.

Решение пришло в момент, когда волна отчаяния отхлынула, а в сердце поселилось каменное убийственное равнодушие. Все просто, как и все гениальное, и гениально, как все простое. Можно, конечно, воспользоваться старым методом, включить музыку древности и ловить момент, можно возненавидеть всех тут и продраться на волне ярости, но это не сработает. Не сработает по отдельности.

Холодная ярость. Меня может спасти только она. Я должен иметь холодную голову на плечах, но моя давняя подруга при этом должна не просто обуять, а буквально сочиться наружу. Только тогда смогу совершить то, что в реальной жизни совершить невозможно.

Начал я с того, что сел. Хватит стоять, обстановка внизу вряд ли изменится, количество ботов, ограниченное чувством целесообразности управляющей программы, умнеющей на глазах, не увеличивалось, идущие следом роботы рассеивались в окружающем пространстве. Плохо, при прорыве я оставлю позади лишь незначительное их количество. Теперь музыка. Я активировал режим перчатки и включил меню проигрывателя. Угу, прямо здесь, на внутренней поверхности забрала, чего мелочиться! Вряд ли те, кто носят эти шлемы в боевых условиях, могут представить подобное кощунство.

С музыкой разобрался минут через десять, заполнив список треков более чем на час. Меньше может не хватить, а больше нет смысла, если не прорвусь за это время. «На щите» мне музыка не понадобится. Закрыл глаза, выключился, уплывая на волнах ритма, пока еще не слишком бешеного, но уже концентрирующего внутренние резервы. «Собрался, Шимановский! Собрался!» – подбодрил внутренний голос.

Теперь самое сложное – ненависть. Она много раз активировала мои способности, вытаскивала из разных передряг. Я ненавидел Кампоса-младшего и вздрючил его в фонтане. Я ненавидел хранительниц инфанты и все-таки достал одну из них, пусть в реальном бою это стоило бы мне жизни. Я ненавидел ребят на тренировке, потому что дошел до стадии предела, а они начали биться не по правилам. Но это срывы, неконтролируемые срывы, теперь же мне нужна ярость ХОЛОДНАЯ. Я не мог ненавидеть так, как тогда.

Значит, это должна быть не простая ненависть. Принципиально другая. Какая? Да кто его знает! Но если не пойму этого в ближайшее время…

Я вспомнил Катарину. Ее вид, внешность, лоск, ехидные улыбки. Я ненавидел ее, и в любом ином случае достаточно было бы лишь вспомнить о приготовленных ею для меня «сюрпризах», чтобы завестись. Но сейчас я, наоборот, поставил себя на ее место, стал ею, опытным офицером, закончившим контракт и воспитывающим корпусных малолеток. Красивым и очень сексуальным. Я непроизвольно улыбнулся. И попытался представить ее внутренний мир. Ну, чем она живет?

Она вышвырнула меня тогда и избила, но так ли ужасно это на самом деле? Вышвырнула? Она изначально сказала, мне здесь не место. Избила? Простите, а что сделал я перед этим? Помчался, как последний лопух, по полосе без доспеха! По дорожке смерти, на которой ни разу не был, САМОЙ сложной из всех, виденных здесь мной! Да она там все локти искусала себе, пока я бежал! Я – гражданский, и она отвечала за меня, а я ее подставил. Я бы на ее месте сделал куда больше, чем пара ударов по лицу. Так-то вот.

Нет, я не пытался оправдать ее. Она лгунья, хитрая лгунья, способная ударить там, откуда не ждешь. Но нет чистого зла без добра, и нет добра без зла. Нет белого и черного. Да, она придумала сногсшибательные комбинации для моего возвращения, местами мне было некомфортно в процессе их реализации, но каков результат? А результат-то впечатляющий! Как бы я поступил на ее месте, имея ее возможности?

А девчонки, что избивали меня по зову сердца? Норма попросила их помочь, согласен, но в том бою они были искренними! Они презирали меня, насмехались, но ситуация такова, что я, крутой и всего достигший, примерно так же отнесся бы к выскочке, не достигшему ничего, но воображающему, что он – пуп Венеры.

Я такой же, как они. Как Катарина. Как черненькая Оливия и ее camarradas. И ненавижу их именно за это.

Получилось, злость начала овладевать мной. Такая противоречивая, но такая сладкая и всепоглощающая. Я понял: злиться надо на себя. Все они, представители корпуса, кого я видел и знаю, в том или ином варианте моя копия, мое собственное отражение, а кого человек больше всего ненавидит в других людях? Так же, как и любит? Чьи ошибки в других никогда не прощает? Правильно, себя, свои.

Руки затряслись. Злость потащила мою давнюю подругу, но теперь я остро ощущал разницу. Я держал себя. Норма права, холодная ярость возможна, вопрос лишь в цене опыта, благодаря которому ее приобретешь.

Итак, в нужную кондицию вошел, теперь слово за тяжелой артиллерией. Дрожащие пальцы переключили на трек, который я оставил как самый «вкусный», как активатор. Это вообще шикарный коллектив, шикарная группа для вещей, вроде пробуждения ярости или безумия. А конкретно этот трек отвечал еще и моему внутреннему состоянию в данный момент.

 
Dying swans, twisted wings…
Beauty not needed here, —
 

запел далекий голос с сумасшедшим староанглийским акцентом. Я не вслушивался в слова, ловил настрой прямо из его магии. Из медленной неторопливой мелодии, все ускоряющейся и толкающей на то, что условно охарактеризовал «взрывом».

 
Lost my love, lost my life
In this garden of fear…
I have seen many things
In a lifetime alone…
 

Услышав это впервые, я попытался перевести, мой «Лингвомастер» офонарел тогда от нагрузки. Но кое-что все-таки получилось. Это песня человека, оказавшегося у черты. У черты – и точка, остальное не важно. Многие слова и обороты по отдельности остались непонятны, но главное в старых песнях не слова, а неповторимый дух, который музыканты тех времен вкладывали в свои творения. Не мелодия, не текст, нечто большее, что мы благополучно забыли за постъядерные века вместе с целой погибшей цивилизацией.

 
A brave new world… —
 

сорвался вокалист. Тот самый «взрыв», прыжок в безумие. и я последовал за этим безумием. Тщательно выпестованная ярость нашла выход, я сорвался с места и, не чувствуя боли в поврежденной ноге, вообще ничего не чувствуя, совершил прыжок, ни до, ни после повторить который не отважусь. Дух перехватило.

 
In a brave new world.
 

Приземление удалось, упал я как надо, как по учебнику, подставив усиленные гидравликой скафандра руки, и тут же погасил инерцию перекатами через голову. Сам прыжок, благодаря гидравлике ЭТОГО доспеха, получился таким, что… что… В общем, слов не было, как и времени, чтобы подобрать их.

 
A brave new world, —
 

продолжал вещать вокалист прошлого.

 
In a brave new world…[9]9
  Iron Maden – Brave New World


[Закрыть]
 

Я побежал. Помчался так, как не бегал никогда. Перед глазами стояла пелена, но это больше не было слепым безумием. И мне это нравилось.

Действительно, кого и за что мне ненавидеть? Чем я лучше их? Тем, что пока не прошел того, что прошли они? И это ставить себе в заслугу? Их действия циничны, да, но рациональны, и разве я на их месте не действовал бы столь же цинично и рационально? Согласен, окрас у этой конторы… тот еще, и запашок ему под стать, но, повторюсь, не бывает белого и черного, как и добра и зла. Даже в масштабах одного меня «злые» поступки постоянно оборачиваются добром, а «добрые» злом. Я ненавижу их, потому что ненавижу себя. Только и всего.

Тем временем в ушах, на дозволенном мембраной пределе, распинался голос из древности. И, как тогда в парке, когда я гулял с девочкой с белоснежными волосами, он оказался для меня пророческим. Мир, что ожидает меня, прекрасен. Жесток и прекрасен именно своей жестокостью. В нем не выживают слабые духом, только достойные. Даже мой нынешний тест – экзамен на храбрость и мужество.

Только такие люди, храбрые и мужественные, смогут столетие существовать рядом с монархом и оставаться на плаву, поддерживая на плаву его самого вопреки несуразице собственного существования. И невероятно, невообразимо дико, что все они – женщины. Впрочем, а женщины ли?

Он ждет меня, этот мир. Терпеливо и бесстрастно переминается с ноги на ногу за гермозатвором выхода из трассы, которая, при всей огромности, не бесконечна. А по пути к нему ожидают всего-то несколько десятков (сотен, тысяч) ботов.

Первого же из встреченных я протаранил, ударив по нему всем телом. До этого бы не рискнул, несмотря на безоружность, роботы не безопасны, а какова прочность, к примеру, забрала? Но теперь это не важно, я летел, за моей спиной развевались не видимые никому, лишь ощущаемые мной крылья.

Первый бот отлетел в сторону, даже не замедлив моего движения. За ним последовали еще и еще. Они пытались что-то делать, атаковали, бросались под ноги, но я каждый раз уворачивался. Я не был одержимым берсерком, я просто был богом. Богом трассы.

Ничто не вечно под солнцем, всему есть предел, даже у предела. Свершенное невозможное потребовало свою плату, тело не выдержало. Для него это оказалось чересчур. Я упал и понял, что не могу больше двигаться, не осталось сил.

Находившийся поблизости бот напал на меня, лежачего, двинув с разбегу ногой в живот. Я отлетел. У них и такое в программе? Поднялся, не понимая, за счет каких резервов это делаю, попытался сопротивляться. Естественно, без толку. Бот ударил снова, проходя мою защиту, словно молот сквозь масло. Больно! Больно не от соприкосновения, не от самого удара, а от реакции доспеха на силу его гашения. Черно-синий доспех защищал даже от таких ударов, но недостающий ключ фразы – «пока еще». Боты невероятно мощные, а его ресурс не беспределен, сколько еще продержится? Я вновь отлетел, а забрало изнутри, в подтверждение последней мысли, покрылось тонкой паутинкой трещин. Следующий удар в лицо оно не выдержит, кулак робота лаконично выбьет мне мозги, размазав их о заднюю стенку шлема. Бот навис снова и в очередной раз собрался меня ударить.

Вот он, момент истины!..

…Нет, не прав. Не отключат.

Да, какова бы ни была моя ценность, я или выйду из трассы на своих двоих, или не выйду, третьего не дано. Это закон их прекрасного мира. Слабым я им не нужен, будь я хоть наследным принцем. «Все или ничего», – пронесся вдруг в голове мой собственный жизненный девиз, как ответ, реакция на него. И я понял, что мне этот закон намного ближе, чем думалось раньше. В душе я один из них, часть их мира, как бы ни ненавидел и ни презирал некоторых его представителей. И от этого мной овладело бешенство.

О нет, это не ненависть, а нечто большее. Безумие, в котором не осталось места холодной ярости. В голове крутилось лишь одно слово – «ЖИТЬ». Жить, несмотря ни на что. Я зарычал, как зверь, загнанный в угол, идущий на свою последнюю битву, после чего оттолкнулся изо всех неожиданно появившихся сил, давая телу ускорение, и бросил себя на противника.

Хрясь!

Приклад винтовки треснул. Позже, размышляя, я пытался понять, какова должна была быть сила, чтобы сломать приклад, созданный из сверхпрочных полимеров специально для рукопашного боя, но не смог. Бот согнулся и отлетел, половина его лица оказалась вмята в черепную коробку. Человек после такого не выжил бы, но это и не человек. Я с силой всадил дуло ему в глаз, единственное уязвимое место. Ничего. Даже после этого робот продолжал сражаться. Да, на секунду возникла пауза, благодаря которой я пришел в себя, но его лапищи тут же попытались меня цапнуть.

Пришлось оставить винтовку. Не бросить, нет, именно оставить, отпрыгнув в сторону и попытавшись отбить кулаками, за что-то она там зацепилась в черепушке. Особого смысла в ней в общем-то не было, я мог без потерь для себя оставить ее там и бежать дальше, ибо только в движении мое спасение, но надо мной довлело Первое Правило венерианского солдата. Оставить оружие – позор и поражение. И это выше угрозы смерти.

У меня не было никакого оружия, кроме доспеха с треснувшим забралом. Только кулаки, усиленные гидравликой скафандра. С кулаками против мира, как в старые добрые времена. И безумие накатило вновь.

Я стоял над поверженной железякой, уставившей единственный неподвижный глаз в потолок. Вторая глазница была разворочена, я все-таки вытащил остатки своей винтовки, которые использовал затем и как копье, и как дубину. Меня трясло. Вот так, голыми руками, боевого робота?

Еще он повредил мне коленку. Так, что боль прострелила даже сквозь пелену безумия. И что делать с этим, не знал, так как ни о какой зеленой полосе здесь речи не могло быть. Любая помощь только по выходе из трассы, до которого попробуй доберись с такой ногой!

Робот продолжал сражаться до последнего, как положено примерному роботу-солдату. Я посмотрел на искореженную винтовку, которую держал в руках, покореженное дуло. Вот они, вестники нового мира. «До последнего». «Никакой пощады». «Обратной дороги нет». Безумие вновь накрыло меня, но на сей раз я позволил ему это сделать. Сам вызвал, чтобы оно меня накрыло. Ведь главное в происходящем не страх и ужас, который могут внушить боты с такой программой. Они лишь орудия. Главное то, что вестники нового мира подтверждают другой, самый важный для меня жизненный тезис.

«Победитель получает все».

И только его осознание в данный момент могло помочь добраться до финиша.

Я бежал с кровавой пеленой перед глазами, не чувствуя боли и не ощущая ничего вокруг. Встречные боты удостаивались от меня ударом остатка винтовки, после чего я вновь мчался дальше, не останавливаясь и нигде не задерживаясь. Я рычал и этот нечеловеческий рык запомню навсегда.

Как добрался до шлюза, не помню. Последнее воспоминание, всплывающее ниоткуда, – я, выскакивающий из полутемного тоннеля на свет. Меня трясло, тело пронзила боль, будто тысячи и тысячи маленьких бомб одновременно взрывались по всему телу. Последние метры почти полз на четвереньках.

Ко мне кинулись люди, целая толпа разношерстно одетых представительниц корпуса, каждая из которых словно отрепетированными движениями принималась что-то со мной делать. Кто-то был вооружен плазменными резаками, оперативно срезая с меня листы брони, другие, с красными повязками и во всем белом, что-то вкалывали мне из больших аптечек, третьи подтаскивали под меня медицинские носилки, четвертые…

Да, народу было много, много суеты, все что-то гомонили и спрашивали. Но отдельно я запомнил сеньору Гарсия. В ее глазах царило удовлетворение, она единственная не суетилась, будто знала, что со мной и что будет дальше. И когда опустилась рядом, я, вытянувшись, прохрипел:

– Сеньора… Я… сломал винтовку!

Она что-то ответила, успокаивающе-бодрящее, но я понял по глазам, что она хотела сказать. И как бы в подтверждение, перед потерей сознания, в лежащем рядом разрезанном шлеме раздался голос:

 
Приветствую тебя, безумный мир!
Ты сделан из железа и свинца,
И я пойду с тобою до конца.
Возьми меня с собой, прекрасный мир…[10]10
  «Смысловые галлюцинации» – «Волшебный мир».


[Закрыть]