Текст книги "Где наша не пропадала"

Мститель

Сейчас в школе вроде и на второй год не оставляют, не говоря уже про третий, а в наши времена у некоторых шестиклассников усы росли. Вся эта послевоенная безотцовщина не очень тянулась к знаниям, да и с чего бы, если в питании не хватало сахара, а в воспитании – ремня в твердой мужской руке. Но это к слову…

Учился в нашем классе Толик Южаков. Нет, не второгодник, почти отличник, на математическую олимпиаду ездил. Но олимпиада была потом, а для начала его искупали в этом самом… продукте, на который все мы перерабатываем окружающую нас фауну и флору. Короче, в сортире искупали. Заскочил первоклашка на переменке, а там второгодники махрой дымят, кольца пускать учатся, ему интересно, засмотрелся ребенок. А те:

– Чего уставился? Чинарик ждешь?

– Нет, – говорит, – не жду, маленьким курить вредно, они от папирос расти перестают.

Оболтусы в хохот. Видят, что мальчик домашний, паинька, значит, пора к жизни приучать. Просмеялись и спрашивают:

– А тебе вырасти быстрее хочется?

Пацаненок доверчиво соглашается. Те ему объясняют, что без удобрений даже картошка чахнет, растолковывают как могут, на доступных примерах – без навоза, дескать, ничего не растет. Пока Толик соображал, куда они клонят, его в четыре руки взяли за шиворот и окунули в самую гущу. Полюбовались на картинку и смылись, оставили на потеху другим. Висит перепуганный мальчишка в «очке» и хнычет, даже громкость прибавить боится. Утонуть, конечно, не дали. Пришли какие-то старшеклассники, вытащили и отвели в учительскую. А у справедливых педагогов тоже ума палата – нет бы домой пацана отправить, чтобы отмыли его там да переодели – нет, им следствие начать необходимо, вовремя отреагировать надо. Пацана опять за шкирку и повели по классам, чтобы хулиганов опознал, будто те дожидаться станут Да если кто и не сбежал с уроков, все равно перепуганный первоклассник никого опознать не смог. Тащат горемыку из класса в класс, как учебное пособие или наглядную агитацию, с него каплет нечто зелено-коричневого цвета и по всему пути следования шлейф сортирных ароматов тянется. Обидчиков не нашли, а жертву всей школе показали. Устроили представление. Такое кино и зрители-то не сразу забывают, а что говорить про того, кому роль клоуна досталась…

На другой день мамаша в школу пришла. Грозилась нажаловаться. А куда? Кому жаловаться? Да и на кого? На лоботрясов, которых так и не выявили? На учителей? Просидела в кабинете директора целый урок, вышла вся в слезах и смирно отправилась восвояси. Толик по этому случаю два дня школу пропустил, а на третий выпроводили – деваться-то некуда. Образование всеобщее и обязательное.

У нас и взрослое народонаселение не слишком перегружено хорошими манерами, а откуда им взяться у пацанов. Необязательно со зла, чаще ради глупой шутки иной дурак, проходя мимо Толика, возьмет да и закрутит носом – откуда, мол, запашок. А он терпит. Если человек не обижается, то и дразнить его неинтересно. Не сразу, конечно, но постепенно о его крещении в сортире стали забывать. Мы, но не он.

Все помнил. Не вырвал эту занозу. Наоборот, нянчил ее и холил. Но скрывал. Он вообще не выпячивался не из каких-то там хитроумных расчетов, просто от природы незаметным был. На физкультуре стоял в середине и в игрищах наших серединки держался. В заводилы не лез, но и под мамкину юбку не прятался. А если в математике всех перещеголял, даже самых активных отличников, так опять же не потому, что старался обойти, не из кожи лез, а с такой головой родился. И когда олимпиаду выиграл, заноситься не стал – к нему с поздравлениями, а он отмахивается.

Медленно тянется школьное время, а выпускной вечер подкрадывается вроде как и неожиданно. Да и не вечер это вовсе, а целый выпускной день. Торжественная часть началась после обеда. Пока нам толкали напутственные речи и вручали аттестаты под туш, предки наши, которые в президиуме сидеть не любили, готовились к гулянке – вытащили столы в школьный коридор и завалили их разной снедью. Забавный такой натюрмортик составился – из напитков на поверхности клеенки только лимонад и кипяток в трех самоварах, а на закуску к ним и селедочка, и грибочки, и огурчики. Так что и за столом от батькиных щедрот можно остограммиться крепленым лимонадиком, и в скверике свое припрятано было. Толик в этот день первый раз в жизни откушал. И… был один Толик Южаков, а стал совсем другой. Нет, даже не так. Поначалу, как только выпил, он вроде еще тише сделался. Чудеса начались из-за Вовки Митина.

Что такое Митин – да так себе, не парень, а недоразумение в брюках, дураком в армию уходил, а вернулся еще дурнее. В любом поселке водится порода любителей ошиваться возле массовых пьянок и клянчить, чтобы стакан вынесли – он именно из таких. Вышли мы на крылечко проветриться. Митин с мужиками на тротуаре топтался. Темнело уже, но Толик его высмотрел. И с разбегу, ни слова ни говоря, – по роже. Мы аж остолбенели. Никогда не видели, чтобы он дрался. Может быть, первый раз в жизни человека ударил, но во вкус быстро вошел. Пока Митин глазами хлопал, Толик и справа, и слева приложился. Мужики, что рядом стояли, вмешиваться не захотели, видно, смекнули, что за дело бьют. Те не заступаются, а мы своего решили все-таки оттащить. Не из жалости к Митину – с чего бы его жалеть – просто настроение недрачливое было. Да и за Толика испугались, говорю же, первый раз его таким увидели. Оттаскиваем, а он брыкается, кипит весь. Утихомирили кое-как и, само собой, допытываемся, какая муха его укусила. Зачем драться с мозгляком, которого соплей перешибешь – не можем понять такого геройства. И Толик раскололся, напомнил, в чем его выкупали десять лет назад. Оказалось, что Митин был одним из той пятерки «крестных». Парень рассказывает, а слезы унять не может. Сам заводится и нас заводит. Градусы, конечно, тоже подогревают. Он еще и выговориться не успел, а мы уже на благородную месть его подбиваем, на святое дело. Уговариваем срочно изловить Митина и освежить ему память таким же купанием. Жалеем, разумеется, что на месте школьного сортира разбили большую клумбу, но почти такой же «скворечник» остался на стадионе, значит, оттащим поганца туда и окунем, чтобы знал, как над маленькими издеваться. С Митиным разберемся и дальше пойдем. Кто еще там был – пытаем Толика. А друг наш уже и сам не рад, что открылся. Никого, мол, не осталось, по большим городам расползлись все, кроме Митина и… Замолчал. Мы наседаем. Толик мнется, мычит. И все-таки вытянули из него – был в той компании и Володька Соловьев. Вот именно – тот самый, маяк производства. С человеком из президиума разбираться сложнее, это не какой-нибудь забулдыга, которому отвесишь оплеуху, и никто заступаться не станет, еще и спасибо скажут, даже мать родная благодарить придет. Соловей – другой коленкор. Он и сам бугаина порядочный, да и заступников рота набежит – желающих защитить сильного всегда предостаточно. Однако и это нас не остудило. Заяц во хмелю – смелее самурая. Кипятимся – никаких поблажек, никаких уступок, если маяк напакостил, значит, и маяк обязан ответить, разберемся с Митиным – и прямым ходом к Соловьеву… Сколько нас было – трое или четверо – не помню, но справились бы с любым. И, главное, всех переполнял справедливый гнев… Всех, кроме Толика. Тот уже выплеснул всю обиду, успел поостыть и нас урезонивать начал. Спасибо, мол, ребята, за сочувствие, но моих не троньте, я с ними сам разберусь. И убедил. По нашему доморощенному кодексу чести чужого врага, как чужую скотину, без разрешения бить не полагалось.

Быстро загорелись и так же быстро остыли – выпускной вечер все-таки, танцы в полные обороты, потом провожания…

Спать ложились хмельными и неразумными, а проснулись обладателями аттестатов зрелости. Сидим, значит, свежесозревшие, рассуждаем, как поведет себя Толик Южаков, будет ли мстить Соловьеву, а если будет – какими средствами и методами. На всякий случай сходили к нему и предложили помощь, заверили, что в обиду не дадим. Да лучше бы не тревожили пацана, не бередили. Только в краску вогнали. Нос в книжку воткнул и бормочет, чтобы мы отстали и забыли поскорее о глупой выходке. Получалось, что утро действительно мудренее вечера.

Но недели через две выпили перед танцами и, как на грех, встретили Митина. Толик оторвался от нас и опять без разговоров – по сопатке. Мы не встревали – пусть парень душу облегчит, чтобы дальше не мучиться. Драться он не умел и ударил неуклюже, по-бабьи как-то, а тот придурок крутанулся юлой и – носом в землю. Толик стоит над ним и не знает, что делать. Кто-то из нас подсказал, чтобы ногой добавил. Толик послушался и пнул. Митин тут же сообразил, что отлежаться не получится, вскочил и – деру, да с такой скоростью, что на велосипеде не догонишь. Убежал, ну и ладно. Толик вдогонку пообещал ему встречу на узенькое дорожке, но мы поняли, что угроза для острастки – сколько можно один и тот же урок повторять? Посвистели вслед и затянули дружным хором: «Мы идем по Уругваю…» И Толик вроде как повеселел. Кончилась война – перекуем мечи на орала. Но на другой день собирались вместе в карты на пляже поиграть, а он не пришел. Заглянул вечером к нему, сидит кислый, разговаривать не хочет, делает вид, что к вступительным экзаменам готовится. А чего ему зубрить, когда и так любую задачку хоть по физике, хоть по алгебре на лету щелкает.

Экзамены он сдал, и не куда-нибудь поступил, а в МГУ – единственный из нашей школы за все времена. Когда из Москвы героем возвратился, с отцом событие отметил, потом вышел на улицу, отыскал Митина и набил морду.

Процедура начала приобретать болезненный характер. В сентябре, после колхозных работ, заглянул домой на пару дней и устроил охоту. Подослал к Митину пацаненка и велел передать, что кореша сгоношили на выпивку и ждут его на пруду возле пожарки. Тому, дубине, заподозрить бы – с чего это вдруг они такими заботливыми к нему стали, куда там – губищи раскатал и вприпрыжку. А возле бани напоролся на кулак. Толик, разумеется, под газом был, послонялся, наверное, по улицам, не встретил, ну и закинул на всякий случай живца, а тот, балбес, не раздумывая, клюнул, можно сказать, на заглот взял.

На ноябрьские праздники – опять двадцать пять. Хотя Митин и прятался, но в поселке не в столице – и клуб один, и магазинов всего три, хоть пить бросай. Кстати, о выпивке, мне кажется, Толик и поддавал-то с единственной целью, чтобы вдохновиться на акт возмездия.

А где-то перед Новым годом дядю Васю Кирпичева отправили на пенсию, и на его место приехал новый участковый, наш поселковый парень, Андрюха Кудрявцев. Он после армии школу милиции окончил, сначала в городе служил, а в поселок перевелся уже с повышением. Тут же выяснилось, что и Андрюха был в той сортирной компашке. Митин увидел на бывшем подельнике милицейскую форму и воспрянул. На каждом углу трещал, что Андрюха его в обиду не даст и обязательно упечет студента. Однако участковый заступаться не спешил. Толик и при нем в каждый приезд ухитрялся подловить Митина. Да и как заступишься – не охранять же никчемного мужичонку, бросив все дела.

Канитель тянулась до лета. Толик приехал на каникулы и, естественно, после первой же выпивки отправился совершать ритуал. Встреча случилась возле пятачка. И Кудрявцев там был, но в драку вмешиваться не стал, дал возможность отволтузить друга детства. Зато утром заглянул к Митину домой и, пока тот не успел опохмелиться, послал в амбулаторию на освидетельствование. Серьезных повреждений, конечно, не обнаружилось. Говорю же, что он драться не умел. Захотел бы человек по-настоящему отомстить, он бы в боксерскую секцию записался или кастет раздобыл – мало ли способов… Но фонарь под глазом у Митина все-таки засвидетельствовали. Может, Андрюха сам дружку засветил для убедительности. Но фактов на лице Митина хватило, чтобы студент МГУ отбыл к бесплатному парикмахеру, а от него – на пятнадцать суток.

Волосы к началу учебного года успевали отрасти, только вряд ли допустили бы его до занятий. О том, чтобы нужная бумага попала в университет, Кудрявцев позаботился. По его рассуждениям выходило, что хулигану высшая математика ни к чему, для него достаточно уметь считать до пятнадцати. Митин не то что гоголем ходил – самым натуральным павлином – а как же, его всю жизнь ни во что не ставили, и вдруг за обыкновенный фингал под глазом отправили студента мести улицы в районном центре!

Некоторые считали, что если бы Митин не дразнил Толика, тот бы отступился. Может быть, и так. А может, и нет. Теперь гадать бесполезно. Митин, конечно, обнаглел, почуял силу за спиной и сам начал провоцировать. Но, мне кажется, это была болезнь. Волосы еще не отросли, а Толик снова выпил и подкараулил… А Кудрявцев тут как тут, даже свидетелей нашел.

Два года парню припаяли. Учился на математика – сделали «химиком». А это уже совсем другая наука, совсем другие способности требуются и, боюсь, не нашлось их у Толика. Мать, правда, говорила, что он после освобождения поступил в Новосибирский университет. Потому, дескать, и домой не вернулся. Но тот же Митин заверял, будто его заступник по своему милицейскому телефону узнал, что студент схлопотал новый срок. Попасть в тюрьму намного проще, чем в университет, – дураку понятно. И опять же, студентам, в отличие от зэков, два раза в год каникулы положены, а Толик ни зимой, ни летом не приехал. Поэтому верили Митину, а не матери. Но радость его оказалась недолгой. Пошел на Двадцать третье февраля поздравить своего влиятельного подельника с мужским праздником. Пьянущий приперся, но с бутылкой. А Кудрявцев его не пустил. Присел, обиженный, на лавочку выпить с тоски… и нашли его только утром, замерзшего. Глупо жил и глупо умер. Но может, Толик потому и не приезжал, что Митина не стало и мстить больше некому? Не исключено. Но мать-то еще жива была – мог бы и навестить.

Да, видно, не так-то все просто, как со стороны кажется.

Момчик

Есть такая пузатенькая рыбка с большими глазами – монашкой называется. С подобным имечком самое место в каком-нибудь озере за полярным кругом спрятаться от мирских соблазнов за метровую толщу льда, как за монастырскую стену, а она Черное море выбрала, курортную зону. Если уж действительно монашка – с какой бы стати ей по курортам шляться? У меня, по крайней мере, очень большие сомнения на ее счет. Может, она вовсе и не монашка, а самая натуральная блудница. Против блудниц я ничего не имею, рыбы всякие нужны, но зачем головы людям дурить неточными именами? Имена должны быть четкими. Чтобы открыл справочник или книгу, прочитал и все понял, а то из-за путаницы в именах сплошные неприятности.

Момчика, к примеру, взять. Слышали о такой рыбе?

В первый раз?

Я тоже до поры до времени не знал о ней. А рыбешка эта водится как раз в северных озерах, в районе Туруханска. Того самого Туруханска, где Сталин, Свердлов и Спандарян гостили за казенный счет. Даже песня такая есть: «И вот сижу я в Туруханском крае, где при царе сидели в ссылке вы…» Я тоже там побывал, правда, мои посещения были добровольные. Но впервые об этом веселом крае услышал, когда в институт приехал поступать. Был и такой период в моей многострадальной жизни.

Батя убедил, что надо испытать все. Настоящий мужчина должен обязательно испробовать студенческого чайку с маргарином. Я загадал страницу в справочнике, раскрыл… и прочитал: «Вологодский мясо-молочный институт». Перечить судьбе, в общем-то, нежелательно и даже глупо, но если она позволяет себе такие оскорбительные намеки – приходится бунтовать. Ну, как можно парня, мечтавшего о геологии, направлять в какой-то мясо-молочный, да еще и вологодский? А что делать?

С троечным аттестатом столицы не завоюешь – это мне и батя говорил, и друзья, и враги – учителя, имеется в виду. И спорить с ними у меня не хватило наглости. Но в калининском институте был горный факультет. Туда я и подался. Правда, факультет мой точнее было бы назвать не горным, а болотным, но такие выводы появились у меня несколько позже. Потом объясню. Разговор-то зашел о рыбе под названием «момчик» – к ней и вернемся.

В комнате, не считая меня, еще три сокола куковало.

Вы говорите, что соколы не кукуют.

Это смотря когда – перед вступительными экзаменами даже орлы куковать начинают. Один был из города Клина, второй – из вологодской деревни, а третий – аж из Туруханска. О вологодском помню, что имел второй взрослый разряд по лыжам и каждый вечер уходил трусовать вдоль Волги, а днями сидел в читальном зале и зубрил, упорный парень, как звали – забыл. Но зря говорят, что вологодские на лампочку дуют, этот, если хотел выключить свет, всегда находил выключатель. Того, что из Клина, звали Игорем. Он единственный из нас городской, почти москвич. Куда уж нам, темноте неотесанной. Чего он только ни знал: и про композитора Чайковского, который в их городе жил, и про поэта Асадова, и про Эдика Стрельцова… он и специальную школу математическую посещал, и в олимпиаде юных химиков участвовал, и по физике что-то там знал, о чем мы даже и не слышали, короче, с первого дня давал понять, что мы напрасно теряем время, сначала намеками, а потом и открытым текстом заявлял, что мы зря тратим родительские денежки, дожидаясь экзаменов.

И что греха таить, лично я чувствовал себя по сравнению с ним не просто темнотой, а темнотой в квадрате, если не в кубе. Туруханец, наверное, тоже, хотя и виду не показывал, но когда вечером в комнате собирались, старался о формулах не говорить, больше про рыбалку да про охоту, и вообще про Север. Кстати, благодаря ему я первый раз в жизни попробовал вяленую оленину, и очень она мне понравилась. А настоящей рыбой он обещал зимой угостить, если поступит, конечно. Наверное, и осетрины обещал, и омуля, теперь уже не вспомню. Но спор о момчике, пожалуй, до смерти не забуду. Когда туруханец сказал, что момчика бочками на зиму солят, Игорь ему не поверил. Интересная штука – мы его рассказам почему-то верили, а он нашим – никогда. Сначала меня доводил, потом отстал и прицепился к туруханцу.

– Что это за момчик? – говорит. – Нет такой рыбы.

– Это у вас нет, – отвечает туруханец, – а у нас все есть.

На первый раз долго не скандалили, порычали друг на друга и разошлись. Но уже на следующий вечер Игорь подвертывается к туруханцу и спрашивает:

– Значит, бочками солите?

Туруханец видит, конечно, что его подначивают, но и он не совсем размазня.

– Запросто, – говорит, – только не все, у кого-то и на литровую банку не хватает.

Игорек для начала отошел от него метра на два, чтобы тот не зашиб его ненароком, и с расстановочкой, выделяя каждое слово:

– А как же вы ловите то, чего в природе не существует? – спросил и нам подмигивает, вроде как приглашает потешиться вместе с ним.

Туруханец не сдается. Ударом на удар отвечает:

– Если ловим – значит существует.

Мне даже понравилось, как он его окоротил. И вологодский хихикнул. Но Игорь кое-что имел в запасе, иначе с чего бы он так напирал. Ухмыльнулся ехидненько и говорит:

– Вы посмотрите на этого хвастуна. Я сегодня в читалке Большую советскую энциклопедию изучал и авторитетно заявляю, что момчика там нет. И мамчика там нет – это я уже со скидкой на неграмотность поглядел. И мумчика – тоже нет.

Энциклопедия книга серьезная. Против нее трудно выступать. Мы с вологодским призадумались. И туруханец поскучнел. А Игорь не унимается. Мало того, что с ног сбил, ему и лежачего попинать охота:

– Может, завтра вместе сходим и посмотрим мемчика?

Туруханец, словно ему под дых двинули, задыхается, мямлит, оправдываться начал:

– Может, забыли в энциклопедию внести, рыба-то не очень крупная.

Я для поддержки спрашиваю у Игоря, не выдумал ли туруханец вяленую оленину, которую наш всезнайка жаднее всех трескал, но он мои намеки опять же против нас повернул. Насчет оленины, мол, у него никаких сомнений, и быть таковых не может, потому как олени не только в Большую, но и в Малую энциклопедию занесены. И туруханцу ответить нечего. И нам его нечем поддержать. А Игорю все неймется. Мало того, что каждый день энциклопедию, потерявшую момчика, вспоминает, так еще и новые раскопки ведет, чтобы уж совсем парня по полу размазать. Выбрал момент, когда все в комнате собрались, и говорит туруханцу:

– Слушай, а может, ты и в самом деле прав, может, забыли твоего момчика в энциклопедию внести?

И туруханец купился. Обрадовался, что наконец-то поверили, улыбается Игорю, обещает полную сумку осенью привезти. Но поспешил расслабляться. Отпустила кошка мышку на расстояние вытянутой лапы, рванулась, глупенькая, на свободу, да не тут-то было, когтистая лапа опять за хвост тянет.

– Я уже совсем было согласился с тобой, – говорит, – но попалась мне книга Сабанеева, и решил я заглянуть в нее для очистки совести, извиняться приготовился… увы, и там не нашлось места для момчика.

Потом он объяснил нам, малограмотным, кто такой Сабанеев, и совсем доконал туруханца. Да и нас, дураков, почти убедил. Туруханец отозвал меня и спрашивает:

– Ты-то хоть веришь, что есть такая рыба?

Я, конечно, киваю: верю, мол, и в момчика, и в бочки до краев – во все верю. А он смотрит на меня и чуть не плачет, видит, что утешить его хочу, но не верю. Я тогда Игоря в коридоре поймал и без всяких ссылок на энциклопедию предупредил, чтобы забыл он про этого несчастного момчика, а если вспомнит – ему же хуже будет. Парень он сообразительный был, все понял. Во всяком случае, при мне про момчика не говорили. Но туруханцу легче не стало. Съехал с дороги, а вырулить на нее не может. И вроде даже не хочет. На носу экзамены, а он в библиотеке по всем книжкам момчика разыскивает.

И провалился парень. На первом же экзамене сгорел. Уехал, даже не попрощался. Но самое забавное, что энциклопедист наш тоже провалился, и тоже на первом экзамене. Только мы об этом узнали в последний день, когда пошли сочинение писать и не увидели его. Темнил, гаденыш, да еще и над нами постоянно издевался, каркал, что мы обязательно завалим.

Почему сразу не уехал?

Не знаю. Или на какие-то тайные силы надеялся, или нам навредить хотел, или домой боялся возвращаться – темная личность. Но мы с вологодским поступили – дуракам везет. Это я себя имею в виду. Вологодский-то парень упорный был. Ну а я, чтобы к прорехам в моих познаниях не слишком пристально приглядывались, договорился с морячком и на каждый экзамен заявлялся в его флотской форме. Со служивого какой спрос? Форма, правда, великовата была, но пролезло. Короче, не мытьем, так катаньем.

А туруханец все-таки прав был. Есть такая рыба. Вопреки всем энциклопедиям и всем справочникам. Момчик – это разновидность ельца, которая водится возле Туруханска. И Сабанеев знать о нем, конечно, не мог. У него Туруханск всего два раза упоминается. Вот если бы ему Свердлов или Сталин в консультанты напросились, они бы обязательно просветили, направили бы гражданина Сабанеева по верному пути. А то про каспийскую селедку написал, а о туруханской – ни слова. Это уже не просто ошибка. Это вопиющая несправедливость. Потому что самая вкусная из селедок – туруханка. Хотя и момчик неплох. Так что книги книгами, а в жизни всегда есть место…

Не только подвигу, но и некоторым поправкам в книги.

Не знаю, упоминается где-нибудь озеро Момчик или нет, но на Севере оно пока что существует. Сам видел. И воду из него черпал на уху. И спирт этой водой разбавлял. И по усам она текла. И, главное, в рот попадала.