Текст книги "Остановить Гудериана. 50-я армия в сражениях за Тулу и Калугу. 1941-1942"

Но на передовой, под Юхновом и Мосальском, под Износками и Вязьмой, никакой оперативной паузы не ощущалось. Здесь шла каждодневная упорная кровавая драка за каждый метр территории, за каждую деревню и опушку леса, с применением всех видов оружия.

Впрочем, небольшие резервы еще были. И Жуков пытался ими вызволить из окружения кавалерийскую группу генерала Белова и Западную группировку 33-й армии генерала Ефремова. 17 февраля 1942 года на стол Сталину лег документ, подписанный Жуковым и Соколовским. Назывался он «Соображения Главнокомандующего войсками Западного стратегического направления от 17 февраля 1942 г. по проведению наступательных операций с целью разгрома ржевско-вяземской и болховской группировок противника». Вот несколько основных фрагментов этого документа:

«Основные задачи Западного и Калининского фронтов:

1. Разгром ржевско-вяземско-жиздринско-юхновской группировки противника с выходом к 5 марта на рубеж Оленино, Олецкое, Булашово, р. Днепр, до г. Дорогобуж, Усвятье, Ельня и далее р. Десна до Снопоть.

2. Разгром болховско-жиздринско-юхновской группировки, овладение Брянск и выход на р. Десна, Снопоть, Ядров и далее по линии Высокое, Красное, Сосновка.

Выполнение задач.

I этап. До проведения общей операции по уничтожению ржевско-вяземско-юхновской группировки провести частные операции:

<…>

2. Разгром юхновской группировки противника силами 43, 49 и 50-й армий Западного фронта и двух авиадесантных бригад. Привлекается вся авиация Западного фронта.

Срок проведения операции с 22.2.42 по 26.2.42.

II этап. Выполнение основных задач.

<…>

Для более успешного проведения операции ржевско-вяземскую группу противника расчленить на две части – ржевско-сычёвскую с уничтожением ее силами 22, 30, 39, 31, 20 и 5-й армий и вяземскую с уничтожением ее силами 33, 43, 50-й армий и группами Белова и Соколова.

<…>

Срок проведения операции с 25.2.42 по 5.3.42.

Для воспрещения подхода резервов противника по автомагистралям от Смоленска и Рославля и подачи питания ржевско-вяземско-юхновской группировки противника необходимо привлечь авиацию Главного Командования, а для прикрытия войск Западного и Калининского фронтов – истребительную авиацию ПВО Москвы и Московской зоны»[84]84
  ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 207а. Л. 632–634.


[Закрыть].

Ничего из этой задумки не получилось. Противник держал занятые рубежи прочно. Хотя Юхновский выступ был все же срезан. Но частные успехи, к сожалению, не повлияли на судьбу Западной группировки 33-й армии, которой суждено было погибнуть, раствориться в вяземских снегах и болотах, в полях и оврагах 42-го года…

Читая этот документ, понимаешь и другое: Г.К. Жуков, командуя войсками Западного фронта, мыслил все же гораздо шире масштаба своего фронта. Но это тогда, зимой 1942 года, не помогло ни Западной группировке 33-й армии, ни корпусам, действовавшим западнее, ни окруженным дивизиям 50-й армии у Варшавского шоссе.

Полк разгрузился на заснеженной станции.

Артиллеристы выводили из вагонов испуганных лошадей, скатывали по бревенчатым помостам дивизионные пушки. Орудия мягко, на резиновых колесах, скатывались вниз, в снег. В голове состава разгружалась санитарная рота. Там тоже стояла суматоха и гвалт.

Роты выгрузились быстро. Сложили на сани свое армейское добро: ящики с гранатами, цинки с патронами, какие-то мешки, от которых пахло съестным – не то сухарями, не то воблой. И через полчаса уже шагали взводными коробками по натоптанному проселку прочь от станции.

– Куда ж нас, братцы, гонят? – спросил боец из недавнего пополнения, прибывшего из Калуги.

В их полк влили несколько маршевых рот. Пополнили новыми орудиями артиллерийский дивизион. Каждой роте выделили два пулемета – из ремонтного фонда. «Максимы», брошенные по лесам и дорогам еще во время осеннего отступления и собранные комсомольцами, отремонтировали на калужских заводах и распределили по ротам, как награды.

Гридникову сразу же присвоили младшего сержанта и дали двух бойцов из калужан. Один из них теперь тащил тяжелое тело «Максима» с ребристым кожухом, другой – станок. Гридников нес, перекинув за спину на трофейном ремне, покрашенный известью щит. Коробки с лентами первый номер, пользуясь своим новым высоким чином, заботливо распределил среди бойцов взвода, так что ни одно из отделений не осталось без ноши.

Одна из коробок была поручена отделению Отяпова. И вначале ее бережно нес сам отделенный. Наконец Отяпов окликнул шедшего рядом Гуська и сунул ему в руки тяжелую металлическую коробку, тоже кое-как, наспех, обмазанную густой известью.

Маскировку наносили уже в эшелоне. Взводный принес ведро с известью и приказал покрасить все, что можно. На все не хватило. Но каски и пулемет покрасили.

Шли уже несколько часов. К вечеру мороз начал прижимать. Особенно в поле, так и жалил открытые места, давил лоб и виски.

Вскоре впереди увидели холмы, которые грядой уходили вдоль шоссе на запад. У подножия холмов все было запутано проволокой. Темнели следы танковых гусениц. В лощинке стоял сгоревший легкий Т-60. Корма у него была взорвана, видать, сдетонировали боеприпасы. Он уже порыжел от ржавчины, а сверху был накрыт высокой снеговой шапкой.

– Вот тут, видать, и остановимся на постой, ребята, – сказал Отяпов, оглядывая окрестность.

А окрестность была безрадостной.

Линия окопов тянулась по опушке реденького леса, иногда по чистому пространству среди одиноких кустов ивняка. Позади, судя по черным шишкам куги и зарослям камыша, болото. Там чернели свежие полыньи от разорвавшихся снарядов. Полыньи были разного размера.

Не доходя до линии окопов, спустились в глубокий ход сообщения. Приказали нагнуть голову. Нагнули. Пошли на полусогнутых. Кому охота снайперу под пулю голову подставлять.

Отделению Отяпова досталось 30 метров неглубокой траншеи со снежным бруствером. Кое-где, где были устроены стрелковые ячейки, снег был облит рыжеватой водой и заморожен. Под ногами зыбало и чавкало – болотина, копать глубже нельзя.

– Вот, командор, и попали мы, – сказал Лапин и начал по-хозяйски устраиваться в ячейке.

Лапин еще в лесу наломал сосновых веток и нес их под мышкой. Теперь старательно укладывал их под ногами. Кто-то над ним пошутил:

– Ты, Лапин, уж больно стараешься. Баба так постелю не стелит.

В ответ Лапин только усмехнулся. На вид ему было лет тридцать. Сухощавый, живой, как подросток. На тыльных сторонах ладоней густые аляповатые татуировки: на одной восходящее или заходящее солнце с надписью «Север», на другой череп с серпом и молотом на лбу и надписью «Печора». Видать, парень бывалый, поглядывая на свое пополнение, примечал Отяпов. Ну, ничего, тут нам не гладью вышивать. Бойцы Лапина сразу прозвали – Расписной. Тот не обиделся.

Ячейка, которую занял Отяпов, пахла мочой и болотиной. Под ногами валялся кусок кровавого бинта. Вмерзший еловый лапник дышал и сипел. Иногда казалось, что стоишь на кочке среди болота и вот-вот ухнешь в прорву. Но это – когда задремывал. А так ничего, можно было терпеть.

Пришел взводный и приказал выделить трех человек для строительства землянки.

Отяпов тут же занарядил троих калужан. Старшим назначил Лапина.

– Ладно, мне не западло, – согласился тот. – Для разнообразия жизни, так сказать. А где будем эту самую блат-хату созидать? Да, командор, и вот еще что: на круг все же работать будем, доппаек не предусмотрен?

Отяпов вытащил из кармана сухарь и сунул Лапину. Но тот отвел его руку, засмеялся и пошел по ходу сообщения за взводным.

Непростой ему попался человек, этот Расписной Лапин. Взводный приказал присматривать за ним особо: мол, бывшие уголовники перебегают на ту сторону, чуть что – руки вверх… Вот не было заботы Отяпову, когда простым бойцом был, так на ж тебе – лычки и ответственность за целое отделение. Смотри за ними, обучай владеть оружием, приглядывай, чтобы самострел не сделали. Морока…

К ночи землянка была готова. Взвод потянулся на отдых. В окопах остались только наблюдатели и дежурные при пулемете.

Гридников со своими калужанами отрыл еще один окоп – в зарослях кустарника, во впадине, где начиналась лощина, уходящая в сторону леса. Лощина та шла немного наискось, так что, в случае необходимости, он со своим расчетом мог свободно, не обнаруживая свой маневр, перетаскивать пулемет левее и прикрывать стык с соседним взводом. Там же окопались бронебойщики, оба расчета.

Когда отделение ушло в землянку, Отяпов пошел по ходу сообщения, чтобы еще раз убедиться, что все ладно.

Уже смеркалось. Левее, примерно в километре, гремело и перекатывалось эхом в глубину леса и по всему болоту. Там, видать, либо наши наступали, либо контратаковали немцы.

Прошел мимо наблюдателя. Тот стоял привалившись плечом к столбу и жевал сухарь.

– Что, Никитин, сладок сухарь?

– Еще как, Нил Власыч.

Все его так звали – Нил Власыч. Какой он им «товарищ ефрейтор»? Ефрейтор… И слово-то какое-то не наше, не русское, а больше германское…

– Все тихо?

– Тихо.

– Затвор-то не примерз?

– Да нет.

– Дай-ка посмотрю. – И Отяпов отвел затвор винтовки Никитина. Винтовка не новая, уже, видать, побывала в бою. Патрон был в патроннике, и он осторожно толкнул его назад. Затвор ходил мягко. Смазку Никитин, как он им приказал еще в эшелоне, протер насухо. Калужане были людьми покладистыми. – Смотри вон за тем склоном. Там у них окопы близко.

– Да я уже понял. Мелькали там, котелками гремели. Сейчас затихли.

– Тоже наблюдают. Вот ты, Никитин, стоишь, и за германцем наблюдаешь. А он, германец, тоже там стоит и за тобой наблюдает. Вон, ракеты начал пускать. Ты голову-то, пока она горит, убирай. Снайпер может работать. Если будет какое сомнение, кинь гранату. Понял?

Ночью отделение Отяпова подняли по тревоге. Ничего такого тревожного не оказалось. Просто из роты собрали взвод на переноску боеприпасов.

Носили мины для тяжелых минометов.

Тропинка была проложена прямо по Шатину болоту, через лес. Там, в лесу, находился склад боеприпасов, хорошо замаскированный в оврагах среди вековых елей. Чтобы не демаскировать склады, днем туда никто не ходил, не ездил. Снаряды, мины и прочие огнеприпасы на позиции артиллеристов и минометчиков доставлялись в темное время суток. Ночь в феврале дольше дня, и до рассвета бойцы успевали сделать по Шатину болоту от складов на позиции по три-четыре ходки.

Тропинка под ногами прогибалась. Особенно когда возвращались назад, с двухпудовой ношей. Мины перевязывали за хвосты ремнями, перекидывали через плечо или через голову – и вперед. Дистанция десять шагов.

Хруп-хруп ледок под ногами. Впереди идущий вытягивает шею из-под врезавшегося в плечи ремня, смотрит в глубину белого болота, покрытого пятнами от попаданий снарядов и мин. От них тянет тухлой болотиной. Черные полыньи парят, мороз им нипочем, словно изнутри их кто подогревает.

Отяпов поправил сползшую вниз левую мину, заодно пощупал, ладно ли затянуты узлы. Подумал, тоже поглядывая в белое поле: летом, должно быть, тут полно утей. Гнездятся. Выводят утят. Корма полно.

Впереди идущий начал сбиваться с ноги, вихлять и замедлять ход.

– Степин! – окликнул его Отяпов. – Не спи, гад ты такой! Угробишь себя и нас!

Разговаривать на тропе запрещено. Но Степин, идущий впереди, явно задремал и может наделать беды куда хуже.

Степин оглянулся, махнул рукой: мол, все в порядке, не сплю.

Не сплю…

Степин тоже калужский.

Стежка начала отворачивать влево. Обходили полынью, из которой торчали покрытые инеем жерди. На жердях обрывки тряпья. Начальник склада, когда проводил инструктаж, рассказал: три ночи тому назад задремал на ходу боец, упал, мины ударились одна о другую и произошел взрыв.

Отяпов посматривал за идущим впереди до самого конца болота. На твердом догнал бойца и ударил его кулаком между лопаток:

– Ты что, чертов сын!..

– Виноват, Нил Власыч. Больше не повторится.

– Смотри…

До общего подъема успели пару часов поспать. Спали даже не разуваясь. Зарылись в солому в углу землянки и тут же уснули.

И приснился Отяпову сон. Будто идет он по гречишному полю. Гречиха цветет белым цветом. На вишневых стебельках тяжелые гроздья цветков. «Эх, какой урожай будет!» – думает Отяпов. А солнце над полем такое жаркое, доброе, на все хватает его тепла – и на гречишное поле, на цветы, на лес, мреющий среди зноя темно-зелеными соснами и бархатистыми осинами, на него, Отяпова, чтобы он не мерз посреди февральского болота… Тут его толкнули в бок:

– Вставай, Нил Власыч. Каша пришла.

Каша – дело неотложное. Надо подниматься.

Только успели управиться с кашей, зашевелился весь полк. Доскабливали котелки уже в ячейках.

А на гряде высот, по гребню и скатам, уже поднимались черные столбы взрывов. Неужели артподготовка? Сердце у Отяпова заколотилось. Он оглянулся на своих. Лица у всех посерели, вмиг осунулись. Поняли, что сейчас будет.

Артиллеристы еще покидали снарядов по гребню высоты. Взводный выскочил на бруствер, поскользнулся на обледенелом скате, упал, выронил свой пистолет. Поднялся. Пистолет ему подали.

– Вз-зв-во-од! – закричал он, не теряя решительности. – За мно-о-о!..

Левее, натужно ревя моторами, шли три танка. Две тридцатьчетверки мощно пробивали в снегу глубокие туннели. За одной из них, немного отстав, шел Т-40.

Лейтенант бежал впереди и часто оглядывался на бойцов, которые барахтались в снегу позади него, широко растянувшись по полю.

– Гусёк, Лапин! Давай за мной! – И Отяпов перевалился через снежный отвал и побежал за тридцатьчетверкой по рыхлому гусеничному следу.

Он знал, что сейчас, когда немецкие противотанковые пушки начнут стрелять по танку, под огнем окажутся и они. Но ползти по глубокому снегу, а потом перебираться через заграждения из колючей проволоки было еще опаснее. Саперы ночью ползали на нейтралку, снимали мины и резали проволоку. Но немецкие дежурные пулеметы их отпугивали. И неизвестно, где они сняли мины, а где нет.

Немецкие противотанковые орудия ожили, когда тридцатьчетверки подошли к линии проволочных заграждений. Одна трасса прошла над танком выше, даже не задев его. Другая чиркнула по башне и, изменив траекторию, прошуршала над головами бойцов, бегущих за танком. Они инстинктивно попадали в снег. Но тут же поднялись и побежали дальше. Третье попадание оказалось более точным. Трасса рассыпалась брызгами электросварки на наклонной лобовой броне. Но танк продолжал идти вперед.

Легкий Т-40, шедший позади, делал короткие остановки и стрелял из обоих пулеметов. Особенно отчетливо слышался басовитый стук крупнокалиберного ДШК. Башенный стрелок, должно быть, засек позицию ПТО и теперь молотил из пулеметов в одном направлении. Орудие вскоре замолчало.

Треснули столбы, и тридцатьчетверка протащила вперед проволоку, потом развернулась и пошла левее, по лощине. Теперь огонь противотанковых пушек, стоявших на прямой наводке на склоне высоты, ей был не страшен.

Отяпов оглянулся, и холодный пот побежал по позвоночнику под ремень: вторая тридцатьчетверка и легкий пулеметный танк пятились назад. Они вели частый огонь и уходили по своему следу к окопам. Пехота слева тоже стала нырять в снег и вскоре исчезла. Осталась только их рота и правофланговый батальон. Батальон уже карабкался вверх и вел автоматный огонь.

– Давай, ребята! Вперед! – закричал Отяпов своим бойцам. – Если тут заляжем, пропали!

Немецкий пулемет повел огонь вдоль наступающей цепи, больше захватывая порядки соседнего батальона. Но Отяпов знал: как только они начнут подниматься по склону верх, к первой немецкой траншее, он перенесет огонь по ним. А пока для немцев, обороняющихся на склоне высоты, они были менее опасны.

Перед тем как подниматься вверх, залегли. Отдышались. Пулемет молотил вверху и немного левее.

– Кто пойдет к пулемету? Нужны двое. С гранатами.

Бросать гранаты в отделении умели не все. Некоторые их просто боялись. Отяпов даже не был уверен, все ли взяли с собой гранаты. Наверняка кое-кто оставил их в окопах. Гранат боялись. К гранате надо привыкнуть.

Бойцы молчали.

Тогда Отяпов позвал двоих – Лапина и Никитина.

– Не бойтесь, ребята, – сказал он им, перекладывая гранаты из вещмешка в карманы. – Я пойду с вами.

Когда они поднялись по склону выше, стало хорошо видно чистое пространство, исхлестанное танковыми гусеницами. Там и тут бугрились серые холмики убитых. Возле некоторых копошились санитары. Танки уползли за окопы и маневрировали уже в перелеске. Тридцатьчетверка вела огонь по высоте. Снаряды рвались на гребне.

Подползли совсем близко.

– Ну, командор, кто ему рога ломать полезет? – спросил шепотом Лапин.

Отяпов посмотрел, как затянуло тоскливой пеленой глаза Никитина, и ворохнулся было вперед, но Лапин остановил:

– Как масть ляжет, так и будет. Я – первый.

После, когда ворвались в траншею и в короткой схватке выбили немцев из первой линии, Лапин, задыхаясь от неостывшего азарта и кашляя, рассказывал, как он справился с немецким пулеметчиком, а потом собирал трофеи и блиндаже:

– Ну, тут я ему акулу под ребро… Повалил оленя, покрапил снежок красненьким… Ну да! Впервой, что ли?

– Ловкий ты парень, Расписной! – хвалили его бойцы.

Лапин, явно польщенный похвалой, рассказывал дальше. Все его с удовольствием слушали, будто сами только что были не здесь, не в месиве рукопашной, а где-то далеко, где ни стрельбы, ни немца, ни пуль над головой.

– Ну, тут я гляжу – тормоз[85]85
  Тормоз – дверь (жаре.).


[Закрыть] в конце хода. Аг-га! Я его – на себя. Гранату вперед, на гостинец. И – весь хабар, что там был, мой! Один олень еще живой. Ну, я ему прикладом, как вон Нил Власыч учил. Подмотал вату[86]86
  П о дмотать вату – собрать вещи (жаре.).


[Закрыть] – и ходу. Вот, все, что честно добыто, так сказать, в доблестном бою… – И Лапин пнул носком сырого валенка немецкий ранец. – На всю хевру, конечно, не хватит. Но можно еще поискать.

Начали устраиваться. Выбросили трупы немцев. Рядом, на брустверах в сторону второй немецкой линии, выложили своих. Им теперь все равно. Через час-другой застынут, никакая пуля не возьмет.

Спустя некоторое время внизу, возле проволочных заграждений, появилась тридцатьчетверка, та самая, которая ушла по лощине влево. Теперь она уходила назад.

– Ушли наши танки, – сказал кто-то из бойцов.

– У танкистов своя работа.

– Это так. Попукали и ушли.

Немцы контратаковали уже в сумерках.

Глава 11
Битва за Варшавское шоссе

«Мои указания об использовании вторых эшелонов командующие 50-й и 33-й армиями не выполнили…»

Генерал Терешков: почему он не возглавил прорыв? Прорыв. Снова – прорыв. Гибель полковника Краснопивцева. Погибшие и пропавшие без вести. Сколько погибло во время прорыва? Жуков: «Уничтожать блокированного в населенных пунктах противника…» Пополнение. Снова в наступлении. Захват Узломки и неудачи под Медвёнкой. Десантники. Оперативная пауза. 10-я моторизованная дивизия выводится во второй эшелон. 50-я армия принимает пополнение перед новым наступлением. Воспоминания младшего лейтенанта М. Адлера. Зайцева Гора. Штурм Фомино-1. Жесткий разговор Жукова с Болдиным.

Что же происходило под Барсуками?..

Когда стало понятно, что немцы решили не выпускать из оперативного окружения дивизии Северной группы 50-й армии, Болдин отдал приказ генералу А.Д. Терешкову на прорыв. Терешков, командир 413-й стрелковой дивизии, был назначен временным командующим группой войск, находившихся в окружении.

Выходить решили в направлении села Вышнего, навстречу 336-й стрелковой дивизии. Она в очередной раз готова была ударить навстречу, чтобы ускорить и облегчить прорыв.

Прорыв был назначен в ночь с 13 на 14 февраля. Основные силы 340, 154 и 173-й стрелковых дивизий, оставив заслоны, скрытно перегруппировались на южный участок котла, заняли исходное положение. Экипажи уцелевших танков 32-й танковой бригады распределили горючее поровну, вывели боевые машины в исходный район и заглушили двигатели, чтобы не демаскировать себя.

Ночь уходила в глубину. Все было готово. И тут начало происходить непонятное. Генерал-майор Терешков, который, согласно приказу командарма, должен был руководить прорывом непосредственно в боевых порядках, в исходном районе не появился. Не было и его дивизии. Видя неладное, командир 154-й стрелковой дивизии Я.С. Фоканов принял командование на себя. Именно он готовил войска к прорыву и он их повел.

Наконец появился и генерал Терешков. Но время было упущено.

Пока шло совещание старших офицеров дивизий и бригады, пока те ставили задачи своим подразделениям и командирам, наступил артиллерийский рассвет.

В атаку пошли уже засветло. И сразу же попали под ураганный огонь противника. Вот захлебнулась, подавленная артиллерийским и минометным огнем, первая волна. Пошла вторая. Немцы отбили и вторую. Затем организовали контратаку, в ходе которой выяснили: именно здесь сконцентрировались основные силы для прорыва. Через несколько минут район был накрыт ураганным огнем артиллерии и авиации.

В самый разгар боя на прорыв, когда бойцы лезли вперед через растерзанные тела своих товарищей, генерал Терешков отвел свою 413-ю дивизию из исходного района назад, в лес, в безопасное место. Она под обстрел не попала.

Дивизии, понеся большие потери, тоже вынуждены были отойти в лес. Теперь район их сосредоточения был настолько мал, что его из конца в конец простреливали батальонные минометы противника.

В это время немцы захватили высоту 186,1, которую до этого времени контролировала Северная группа 50-й армии. Терешков приказал штурмовать высоту. Измотанные неудачными атаками на прорыв, голодные, с тремя патронами на винтовку, бойцы пошли и в эту атаку. И она тоже закончилась провалом. Немцы успели установить на склонах высоты пулеметы и встретили цепи красноармейцев плотным огнем.

День заканчивался. На вечер был назначен решающий прорыв.

Все понимали, что это будет последняя атака. На другую не хватит уже ни сил, ни боеприпасов, ни бойцов.

Все тяжелое вооружение решено было бросить в лесу.

Оставлены были и дивизионные госпитали. Раненые обрекались на гибель.

Командир калужского поискового отряда Виктор Сапожников однажды рассказал мне, что совсем недавно в пойме реки Лидии близ высоты 186,1 и села Вышнего они отыскали несколько ям – воронок от тяжелых авиабомб, – буквально заполненных костями бойцов группы прорыва. В первую же весну после нашего разговора я побывал там. На отвалах лежали груды валенок и обрывки ремней. Останки (кости) перезахоронили у мемориала в деревне Барсуки на Варшавском шоссе.

А старики Вышнего рассказывали, что кости лежали по всему лесу. Что несколько землянок были буквально забиты скелетами, одетыми в телогрейки. Потом вышел указ о том, чтобы останки похоронить. Но кто их будет собирать и носить в одно место? И жители закапывали кости там, где их находили.

Когда стемнело, построились в колонну. Впереди гранатометчики и автоматчики. Командовал группой прорыва командир 473-го стрелкового полка полковник М.П. Краснопивцев. Во главе своих подразделений становились и другие старшие офицеры. За ударной группой, уступом, построилась усиленная сводная рота стрелков, вооруженных винтовками. За сводной ротой, также уступом, основная масса войск. Восточнее основных сил, долиной реки Лидии, должны были прорываться несколько танков 32-й танковой бригады, которые уцелели после неудачной утренней атаки. Такой маневр должен был отвлечь внимание противника от основного направления прорыва.

И на этот раз прорыв удался. Правда, цена успеха оказалась чудовищной. Во время прорыва погибли многие известные нам офицеры, герои калужского рейда, в том числе майор Балбачан и полковник Краснопивцев.

Генерал Терешков благополучно вышел из окружения. До сих пор остаются неясными мотивы его уклонения от исполнения офицерского долга в окруженной группировке под Барсуками. Говорят, он шел в колонне рядом со своими бойцами, во втором эшелоне. Хотя послужной список генерала свидетельствует о том, что личной храбрости ему было не занимать. Участник Первой мировой войны, унтер-офицер, командир пехотного взвода. Награжден тремя Георгиевскими крестами и тремя Георгиевскими медалями. Воевал на Халхин-Голе, в Испании. В мае 1943 года генерал-майор Терешков будет назначен командиром 38-го стрелкового корпуса. С ним пройдет до Победы. В январе 1945 года корпус отличится во время проведения Висло-Одерской наступательной операции. Командир корпуса будет представлен к званию Героя Советского Союза и получит свою заслуженную «Золотую Звезду».

Барсуковская история в послужной список генерала конечно же не вошла.

Во время прорыва смертью героя пал начальник артиллерии 340-й стрелковой дивизии полковник Иван Григорьевич Репников.

По приказу полковника Репникова три уцелевших орудия были установлены у дороги на Вышнее, чтобы выпустить по немецким заслонам последний боезапас и прорубить колоннам путь на прорыв. После нескольких залпов полубатареи, которой командовал сам полковник Репников, ее позиции буквально потонули в разрывах немецких снарядов и мин. Выжить там было просто немыслимо.

Поисковики отряда Виктора Сапожникова по фрагментам костей и одежды реконструировали ту схватку артиллеристов группы прорыва с немецкими батареями. Ни одного тела целиком они не смогли отыскать – осколки костей и металла. Металла значительно больше.

Полковник М.П. Краснопивцев вел авангард ударной группы. Постоянно подбадривал своих бойцов. И они проламывались сквозь заслоны, обходили огневые точки. Для Краснопивцева этот выход был уже третьим. Те, кто был рядом, верили ему и выполняли каждый его приказ, ловили каждое слово, принимая их как знак спасения. Первый раз полковник был ранен легко. Второй раз – смертельно.

Потери во время прорыва были огромными.

Пропал без вести военком 154-й стрелковой дивизии подполковник Александр Васильевич Новосадов.

Пропал без вести командир 510-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии подполковник Петр Федорович Гордиенко.

Пропал без вести председатель Военного трибунала 413-й стрелковой дивизии военюрист 1-го ранга Григорий Александрович Виноградов.

Пропал без вести батальонный комиссар Михаил Александрович Поздняков.

Пропал без вести командир 571-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии подполковник Эдуард Петрович Браже.

Убит начальник 2-го отделения 154-й стрелковой дивизии майор Конон Васильевич Кликунов.

Убит командир 1140-го стрелкового полка 340-й стрелковой дивизии подполковник Александр Дмитриевич Кусрашвили.

Убит командир 143-го отдельного противотанкового дивизиона майор Эммануил Евсеевич Прейсман.

Убит дивизионный инженер 413-й стрелковой дивизии майор Николай Николаевич Иванов.

Пропал без вести военком 473-го стрелкового полка Николай Иванович Павл овец.

Убит старший батальонный комиссар, начальник политотдела 344-й стрелковой дивизии Михаил Иванович Бородулин.

Убит начальник артиллерии 413-й стрелковой дивизии подполковник Иван Никифорович Ильясов.

Убит майор Николай Михайлович Бердников.

Убит майор Василий Павлович Алёшин.

Убит заместитель командира 571-го артполка 154-й стрелковой дивизии майор Степан Михайлович Хохулин.

Из боевого донесения командира штаба 50-й армии:

«Потери л/с за период боев с 7 по 14.2.42 – 4782 чел.

Из них:

нач. сост. – 370;

мл. нач. сост. – 629;

рядового – 3783.

Потери в бою при прорыве 14.2, по докладу командира 413 сд, выражаются в 70–80 чел.

Легкораненые вышли с войсками, часть тяжелораненых – 50 чел. удалось вывезти на 1-м танке Т-34, сделав три рейса. Часть раненых осталась в районе выс. 186, 1 в блиндажах.

Количество попавших в плен установить невозможно. Пропавшие без вести с 7 по 14.2 – 1900 чел., частью раненые, частью убитые»[87]87
  ЦАМО. Ф. 405. Оп. 9769. Д. 49. Л. 63.


[Закрыть].

Виктор Сапожников: «Только наш поисковый отряд на пути маршрута выходивших из окружения в районе села Вышнее поднял более 400 погибших…»

В Книге Памяти Калужской области сказано: с 1 по 15 февраля 1942 года окруженная группировка войск 50-й армии понесла потери: 8090 человек, 48 орудий… Поисковики, работавшие в архиве, сделали более тщательный подсчет и получили следующую цифру погибших: 10 186 человек. Уничтожено огнем противника и брошено в поле 48 орудий и 19 минометов. Оставлено на поле боя: 15 пулеметов и 11 противотанковых ружей.

Группой генерала Фоканова (Терешкова) с 3 по 14 февраля 1942 года уничтожено до 1500 солдат и офицеров противника, 10 орудий, 17 минометов, 15 танков, 108 автомашин.

История в нашем царстве-государстве, к сожалению, до сих пор не наука. Так себе, забава для публицистов и политиков. И пишут-тюжат ее по три-четыре раза на веку в угоду очередному губернатору страны. Вот и не стыкуются в нашем недавнем прошлом некоторые концы с концами, а причины со следствиями. Архивы по-прежнему закрыты. От кого? От народа. От сыновей и внуков погибших и победивших солдат. Как от воров амбар с хлебом. Но ведь и тех, кто выращивал и обмолачивал этот хлеб, тоже не кормят! Им, наследникам победителей, тоже ничего не достанется! А мыши тем временем…

В районе Варшавского шоссе в те дни дивизии, в которых едва насчитывалась четвертая-пятая часть первоначального состава, принимали пополнение. Жуков всеми средствами пытался вызволить из окружения Западную группировку 33-й армии и корпуса конников и десантников. 60 тысяч пополнения и 200 танков были распределены в основном в армии левого крыла, задачей которых оставалось – прорубиться к Ефремову и Белову в район Вязьмы и выполнить невыполнимый приказ об окружении в районе Ржев – Вязьма войск группы армий «Центр».

Получили пополнение и дивизии 50-й армии. Перегруппировку провели быстро, в несколько суток.

В штабе армии штудировали новую директиву Жукова, поступившую накануне под грифом «Совершенно секретно». Адресована она была командармам и начальникам штабов.

«Последнее время противник, используя прямолинейность наших боевых порядков, отсутствие охранения и разведки на флангах, отсекает головные эшелоны боевых порядков, вклинившихся в его расположение. Такое положение получилось в 50-й и 33-й армиях. Мои указания об использовании вторых и последующих эшелонов боевого порядка для разворота и расширения прорыва в сторону флангов командующие 50-й и 33-й армиями не выполнили, чем и поставили головные части армии в затруднительное положение.

Приказываю:

Одновременно со смелым и решительным вклинением головных эшелонов боевых порядков в расположение противника вторыми и последующими эшелонами быстро расширять прорыв в стороны флангов и уничтожать блокированного в населенных пунктах противника, не затягивая операцию на продолжительное время.

Командирам всех степеней проявлять особую заботу об обеспечении охранением и непрерывной разведкой флангов наступающих соединений, частей и подразделений.

Настоящий приказ немедленно довести для исполнения до командиров батальонов включительно»[88]88
  ЦАМО. Ф. 208. Оп. 4118. Д. 38. Л. 150.


[Закрыть].