Текст книги "Золото Десятого легиона"

* * *

Римский лагерь после набега варваров представлял жалкое зрелище. Частокол изнутри был обуглен и местами разрушен, а ближайшие, изорванные палатки валялись на земле бесформенными грудами. Кругом мозолили глаз разбросанные котелки, забытые тряпки, чьи-то бесхозные, старые калиги.

Лабиен брезгливо поморщился и, отмахнувшись от ликторов, нырнул к себе в шатер. В углу, рядом с его лежанкой, прямо на утрамбованной земле, сидела связанная женщина. Она выразительно взглянула на легата и демонстративно плюнула себе под ноги, выказывая полное презрение.

Тит снял красный, военный плащ и, устроившись на раскладном стуле, принялся с интересом рассматривать пленницу. Эта фурия была одета как мужчина – в кожаные штаны и кольчужную рубашку с короткими рукавами. Ее светлые, распущенные волосы разметались по плечам, а большие, серые глаза горели вселенской злобой. Да, Марцелл оказался прав. Она была отчаянно хороша доселе невиданной, северной красотой, которую не могли испортить даже поджатые в гневе губы.

– Кто ты? – осторожно спросил легат. – Создание богов, неподвластных человеческому разуму, или земная женщина?

– Не бойся, римская собака! Я – живой человек! – вызывающе расхохоталась пленница. – Меня зовут Жонсьян. Я – племянница храброго Наммея и невеста победоносного Эгера – вождя клана, прославленного среди гельветов.

– Хм… Если они такие «храбрые» и «прославленные», как ты говоришь, тогда почему заставляют своих женщин сражаться с оружием в руках? – язвительно поинтересовался Тит, пожирая глазами прелести разгоряченной красавицы. – Или они так испугались наших легионов, что попрятались за ваши юбки?

– Я не стану тебе ничего объяснять, глупый римлянин, – нахмурилась она. – А Эгер скоро вернется и увезет меня отсюда на белом коне.

– Значит, ты говоришь о том самом всаднике, который сегодня гарцевал перед вашим, наполовину женским войском с непокрытой головой, – догадался Лабиен. – Думаю, что теперь сделать это ему будет очень затруднительно…

Разговор прервал один из ликторов Цезаря. Телохранитель важной персоны в шлеме с черными перьями и таком же черном плаще застыл на пороге шатра и важно произнес:

– Легат Лабиен, тебя требует к себе наш консул! Немедленно!

Тит нехотя поднялся со стула и, приблизившись к женщине, перерезал путы.

– Никуда не уходи, если тебе дорога жизнь, – сквозь зубы бросил он и вышел из палатки, следом за надменным ликтором. Путь до шатра Цезаря прошел в полном молчании. Телохранитель изображал важную недоступность, а народный трибун не считал нужным с ним разговаривать. Наконец они вышли на плац.

Здесь, у пустого алтаря, топтался понурый Красс в плаще, изрядно заляпанном кровью.

– Здравствуй, мой добрый Тит, – смущенно выдавил Публий. – Дикари прорвались за Леман, и мой легион не сумел им помешать…

– У меня та же картина, – махнул рукой Лабиен. – Гельветы перешли Рону да еще и разорили половину лагеря. Все это равносильно поражению…

– Командиры, вы можете войти! – перебил их бесстрастный ликтор, слегка приподняв полог шатра.

– Подождите! Заклинаю вас именем Юпитера! – к офицерам подбежал запыхавшийся Марцелл и, задыхаясь на каждом слове, зашептал на ухо Лабиену: – Легат, мы потеряли орла – штандарт легиона!.. Я только что узнал… Гельветы вырвали его из рук мертвого знаменосца, там, в лагере, во время общей свалки… Военное счастье отвернулось от нас! Что же теперь будет?..

– Больше ни слова! Иди к солдатам. Ждите, я скоро вернусь! – прошипел потрясенный Тит, играя желваками и, оттолкнув ликтора, нырнул в палатку консула.

Цезарь сидел за столом и, растирая правый висок двумя пальцами, принимал какие-то порошки, которые подавал ему сосредоточенный лекарь. Его лицо было бледным, а на лбу выступила едва заметная испарина.

– Наверное, мы не вовремя? – обронил Лабиен, глядя на измученного полководца.

– Нет, все хорошо, – попытался изобразить улыбку консул. – Просто мои боли не спрашивают, когда им приходить. А вы садитесь, друзья мои. Будем решать, как нам выбираться из сложившейся ситуации.

Офицеры устроились за столом, напротив больного Цезаря. Красс молчал, кусая ноготь большого пальца, а Тит не знал куда девать руки и лихорадочно соображал, с чего начать доклад.

– Отдельные отряды дикарей прорвались за Леман и Рону, – нарушил молчание Цезарь. – Но они не уйдут далеко и останутся ждать остальных, чтобы вместе обрушиться на земли секванов. Так сообщают перебежчики, пожелавшие нам услужить. Наше положение довольно серьезное. Мы оказались обложены коварным врагом буквально со всех сторон.

– Это наша вина, храбрый Гай, – опустил голову Красс. – Мы готовы понести справедливое наказание.

– Я не стану никого наказывать, Публий, – недовольно поморщился Цезарь. – Даже Тита и его солдат, утративших штандарт своего легиона. Да, легат, не делай удивленное лицо, ибо и у стен есть уши. На войне может всякое случиться, помни об этом. Сейчас главное – вернуть боевой дух нашим когортам.

– Я не представляю, как можно это сделать, после такой утраты, – вздохнул Лабиен, рассматривая столешницу.

– К сожалению, серебряный орел – не единственная наша потеря, – горько усмехнулся консул. – Гельветы умыкнули деньги, которые предназначались на подкуп вождей секванов.

– О Юпитер! – воскликнул пораженный Тит. – В горячке боя я заметил телегу, груженную какими-то мешками, которую волокли гельветы. Но я подумал, что это зерно или готовая мука.

– В телеге было четверть миллиона золотых сестерциев, – процедил Цезарь. – Деньги не казенные. Их ссудил Марк Красс в обмен на то, что часть завоеванных земель отойдет лично ему. С этой целью у нас в обозе хранятся каменные столбики с надписью: «Собственность Марка Лициния Красса».

– Мой отец, как всегда, неумерен в жажде получения прибыли, – проворчал Публий. – Но разговор не о нем. Что ты предлагаешь делать, великодушный Гай?

– Нужно идти за Леман, чтобы отогнать отряды Эгера, как можно дальше от стен Генавы, – решительно заявил Цезарь. – Это избавит нас от сражений на два фронта и откроет дорогу легионам, ведомым Марком. Провести операцию я поручаю тебе, Тит, и твоему Десятому легиону. В конце концов солдаты должны восстановить свою поруганную честь. Вернуть серебрянного орла, наше золото и привезти голову проклятого Эгера.

– Ты обрекаешь на смерть весь легион, – сдавленно проговорил Лабиен. – Но я не могу возражать, так как обстоятельства сложились против меня… Сколько времени ты мне даешь для выполнения задачи?

– У тебя, легат, в распоряжении две недели, до майских календ[13]13
   Майские календы – праздник встречи весны в Древнем Риме.


[Закрыть], – мстительно произнес консул. – Если ты не возвратишься в назначенный срок, я буду считать Десятый легион павшим во славу Рима.

Повисла неприятная пауза. Стало ясно, что Цезарь наконец нашел способ уязвить слишком независимого Лабиена. Да еще как! Одним словом, он поставил под удар судьбы жизни пяти тысяч людей! Окончательно раздавленный, Тит нашел в себе силы подняться. Он покинул палатку консула не прощаясь, считая прощание – проявлением слабости перед волей больного тирана.

Через три часа, когда солнце поднялось в зенит, стройные ряды когорт Десятого легиона пошли в широко распахнутые, западные ворота римского лагеря. Под дикий рев букцин и грохот барабанов солдаты печатали шаг, поднимая едкую пыль на сухой земле. Перед ними лежала полная загадок и тайн дорога в неизведанную землю Косматой Галлии.

ВОСКРЕСШАЯ ЛЕГЕНДА

Близился душный вечер. Женева изнывала от летнего зноя, и даже Леман не приносил никакого облегчения. Серж Моро поднялся из удобного кресла и, раздвинув жалюзи, выглянул на улицу. На План-Пале задумчиво чадила автомобильная пробка, словно разноцветная, едва шевелящаяся змея. В памяти почему-то возник Чистопрудный бульвар на подъезде к площади Мясницких ворот. Мужчина смачно выругался и отошел от окна.

Он был русским до мозга костей. Когда-то служил офицером в Советской армии, прошел войну, но не любил об этом вспоминать. После развала Союза успешно занимался бизнесом в Москве и Петербурге. А в начале нового тысячелетия перевел активы в Швейцарию, обзавелся здесь недвижимостью и открыл новое дело. Теперь он был свободен от мздоимства чиновников, растущих, как грибы после дождя, на далекой Родине. Моро даже поменял имя для большего удобства, чтобы резкое – Сергей, не резало слух в Женеве. Но окончательно осесть в Швейцарии он все же не решался. То ли из-за стареньких родителей, оставшихся в Москве, то ли из-за ностальгии, временами изрядно мучавшей его душу. Так или иначе, он продолжал жить на две страны, хотя это и приносило довольно много неудобств.

– Мадлен, пожалуйста, зайдите ко мне, – вызвал он секретаря по селекторной связи. Спустя несколько секунд на пороге возникла миловидная, молодая особа с цепкими, карими глазами. Она неслышно прикрыла дверь кабинета и, кокетливо поправив модную прическу, спросила:

– Чем я могу вам помочь?

– Мадлен, вы сегодня чертовски обворожительны! – лучезарно улыбнулся Моро. – Я хочу устроить себе каникулы. Поэтому прошу вас переадресовать всю корреспонденцию на Мишеля – нашего управляющего.

– Как скажете, шеф, – взмахнула ресницами секретарь. – Вы правильно поступаете. В такую жару в душной Женеве делать совершенно нечего. Я бы посоветовала вам, отправиться куда-нибудь в горы. Там сейчас хорошо, прохладно и легко дышится.

– Благодарю вас, Мадлен. Возможно, я воспользуюсь вашим советом, – вновь улыбнулся Моро, давая понять, что разговор закончен. – Не смею вас больше задерживать.

Женщина одарила своего шефа пронзительным взглядом и, недоуменно пожав плечами, скрылась за дверью. Серж ухмыльнулся в усы. Мадлен давно пыталась обратить на себя его внимание и старалась делать это любыми возможными способами. Яркая женщина нравилась ему, но она была замужем за хмурым, неудачливым валезанцем, который иногда встречал ее после работы на своем стареньком «рено». А Моро не хотел заводить интрижку с замужней особой, заранее зная, что такой роман не может иметь достойного продолжения.

Серж снова выглянул в окно. Пробка начала понемногу рассасываться. Наверное, благодаря тому, что на перекрестке наконец появились регулировщики, дублируя вышедший из строя светофор. Он удовлетворенно хмыкнул и распустил надоевший галстук. Спустя несколько минут черная «ауди» влилась в автомобильный поток. Вскоре машина выскочила на набережную, оказавшуюся на удивление свободной, и весело побежала вдоль Лемана. Позади остался знаменитый Женевский фонтан, а слева замелькали белоснежные яхты, плавно покачивающиеся на слабой волне у самого берега. Но эта завораживающая картинка недолго радовала глаз. Серж свернул в Колони, и озеро скрылось из вида за живыми изгородями аккуратно подстриженных кустов, окружавших респектабельные виллы. Он быстро проскочил фешенебельный район и следующий за ним – Визна. Затем «ауди» выбралась на старое шоссе, и мимо понеслись пшеничные поля и ухоженные виноградники. Женева с ее повседневной суетой осталась далеко позади.

Деревня Менье встретила Моро идеальными асфальтовыми дорожками, двухэтажными домиками с цветниками в оконных глазницах и приятным колокольным звоном. Автомобиль сбросил скорость и, свернув направо, медленно вкатился на стоянку перед спортивным комплексом. Серж заглушил двигатель, затем, достав из багажника сумку с металлическими шарами, направился к открытой площадке для игры в петанк.

Здесь уже собрались почти все члены клуба, с которыми было хорошо проводить свободное время за интересными разговорами и увлекательной игрой. На площадке все были равны, независимо от положения, возраста, рода занятий и мировоззрения. Именно поэтому Моро в свое время вступил в этот клуб.

– Салют, Серж! Как дела? – пожал ему руку Раймон, маленький, коренастый виноградарь из Шуле – соседней деревни.

– Спасибо! Дела двигаются с Божьей помощью, – улыбнулся Моро. – Надеюсь, вы еще не начали разыгрывать партию?

– Как тут начнешь, когда профессор Сорель битый час талдычит о каких-то раскопках, римском лагере и золоте Цезаря! – отмахнулся фермер. – Я, конечно, ничего в этом не смыслю, но слушать его байки довольно занимательно.

– Вот как! Вечер становится интересным! – обрадовался Серж и, перешагнув ограждение, вышел на поле. Стальные шары сиротливо лежали у деревянной стенки, а люди собрались вокруг взъерошенного, долговязого профессора, который ничего не замечал и продолжал возбужденно говорить:

– Пятнадцать миллионов франков в нынешнем эквиваленте! Это же умопомрачительная сумма!

– Согласен, деньги не малые, – включился с ходу Серж. – Только я не понимаю, какое отношение они имеют к археологии? Будьте добры, Клод, объясните. И не надо так нервничать.

– Хорошо, что вы пришли, Моро! – оживился Сорель. – Надеюсь, хоть вы меня поймете и не станете смеяться над серьезными вещами!

– Не стану, Клод. Обещаю вам. Рассказывайте все по порядку, – заверил Серж и, устроившись на деревянном ограждении, приготовился слушать. Профессор зачем-то пригладил элегантную бородку-эспаньолку, затем начал свой рассказ:

– Вы конечно же знаете, Моро, что мы сейчас копаем у слияния Роны и Арва, на месте древнего римского лагеря. Об этом взахлёб говорит телевидение и пишут женевские газеты. Так вот, в одном из слоев мы наткнулись на следы пожара, нашли множество наконечников стрел, а главное – полуистлевший кожаный кисет, в котором были спрятаны пятьдесят золотых сестерциев времен Первого триумвирата.

– И о чем же это говорит? – осторожно поинтересовался Серж.

– Дело в том, что месяц назад на Юнгфрау случился оползень, – терпеливо продолжил Клод. – И группа рабочих обнаружила в куске льда каменную стелу, сплошь исписанную старыми кельтскими буквами. Она, на удивление, хорошо сохранилась, и мы расшифровали колонки надписей без особого труда. В них говориться о золоте Цезаря и серебряном орле, взятых у римлян в качестве военного трофея Эгером – вождем клана гельветов…

– Постойте… Юнгфрау – это же гора в Бернских Альпах! – изумленно воскликнул Моро. – А причем здесь раскопки римского лагеря в Женеве?

– Надпись на стеле и золотые монеты, обнаруженные в Женеве, относятся к одному и тому же периоду, – объяснил словоохотливый профессор. – А именно – ко времени правления Первого триумвирата!

– Клод, скорее всего, это лишь красивая легенда, – осадила его Мими, казначей клуба. – Прошло слишком много лет, и теперь невозможно отличить правду от вымысла.

– Поначалу я тоже так думал, – нахмурился непреклонный Сорель. – Но в надписи говорилось, что римляне все же отбили орла. А золото гельветы схоронили в горах. Все это слишком похоже на правду. Тем более что под текстом стоит подпись: «Думнориг». Этот человек был верховным друидом. Даже сам Цезарь отметил его в своих «Записках о Галльской войне».

– А откуда взялся мешок с золотыми монетами? – снова спросил Моро.

– По всей видимости, золотые сестерции украл кто-то из легионеров во время всеобщей неразберихи. Возможно, ожесточенного боя или поджога лагеря гельветами, – предположил профессор. – А потом не смог их забрать из тайника в силу каких-то причин. В принципе такая версия – наиболее убедительная.

– Значит, дорогой профессор, вы считаете, что золото Цезаря мирно лежит себе где-то в горах? – задумчиво протянул Моро, глядя в одну точку. – И то, что его наконец можно извлечь на свет, спустя столько столетий?

– Совершенно верно, Серж. Я так считаю и хочу найти добровольцев, чтобы организовать экспедицию для поисков вновь обретенного римского золота, – возбужденно проговорил Клод, размахивая руками.

Собравшиеся игроки насмешливо загудели и принялись разбирать шары, чтобы начать новую партию. На несчастного профессора уже никто не обращал внимания, расценивая его затею как несбыточную утопию.

– Послушайте, Клод, – прошептал Моро. – Пригласите меня завтра на ваш раскоп. Хочу сам посмотреть, что к чему. И если вы меня убедите в правильности ваших выводов, тогда я финансирую вашу экспедицию. Да, и еще одно. Пожалуйста, больше никому не рассказывайте о золоте Цезаря.

Сорель понимающе кивнул и, заговорщицки подмигнув Сержу, направился к своим шарам, лежавшим у ограды. Часы на церковной колокольне пробили девять раз. Игра началась, и в этот вечер больше никто не вспоминал старую легенду, ожившую таким странным образом.

* * *

Было уже далеко за полночь, когда Моро вернулся к себе в Тонэ – тихий, заросший вековыми деревьями, старый район Женевы. Яркий свет фар выхватил из мрака аккуратно подстриженные кусты живого забора и одинокую, женскую фигуру, сиротливо сидевшую на чемодане у самых ворот. Серж никого не ждал, поэтому первым желанием было позвонить в полицию, но, узнав в заплаканной женщине своего секретаря, чертыхнулся и убрал в карман мобильный телефон.

– Мадлен, что вы здесь делаете, в такой поздний час? – недовольно спросил Моро, хлопнув дверцей автомобиля. Она неловко поднялась с чемодана и, глядя на него заплаканными глазами, виновато проговорила:

– Простите меня… Просто мне некуда больше идти в этом городе… Родители живут в Сионе, но поезд туда уходит только утром… Денег на отель у меня нет, а полиция не позволяет ночевать на вокзале…

– Хорошо! Садитесь в машину! – перебил ее Моро. – Дома поговорим!

– Спасибо! – едва выдавила Мадлен и, поставив чемодан на колеса, покатила его к багажнику.

Спустя минуту черная «ауди» вкатилась во двор и замерла под летним навесом. Серж молча достал багаж, затем включил свет перед крыльцом и открыл входную дверь.

– Проходите на кухню или в холл, – с порога бросил он. – В общем, куда хотите. Сейчас я приготовлю чай. А может, вы есть хотите? Говорите, не стесняйтесь!

– Нет, спасибо… Вы и так для меня много сделали, – обронила Мадлен и, немного помолчав, застенчиво спросила: – Скажите, Серж, а русские все такие, как вы? Такие отзывчивые и добрые?

– Русские разные бывают, – усмехнулся Моро. – Вот ваш чай, шоколад и конфеты. Пейте и рассказывайте, что у вас стряслось. Только спокойно, все плохое уже произошло.

Женщина удобно устроилась в кресле и, отхлебнув чаю для храбрости, возбужденно заговорила:

– Вообще-то, рассказывать особо нечего… Мы поссорились сегодня, за ужином. Всему виной его профессиональные неудачи и дикая, просто бешеная ревность. Короче, он бил меня даже ногами!.. Но лицо, к счастью, не трогал, чтобы побои были менее заметны… Потом он пошел в душ, а я собрала чемодан и убежала, вот так, в чем была. Хорошо, что мы не были официально зарегистрированы. Просто, жили вместе и все… Но вы, пожалуйста, не волнуйтесь! Завтра я уеду в Сион, к родителям, первым же поездом…

Тут Мадлен не выдержала и снова беззвучно зарыдала, закрывая лицо ладонями. Серж закурил и принялся пристально разглядывать плачущую женщину, будто увидел ее в первый раз.

«А она чертовски хороша! Надо быть непроходимым тупицей, чтобы отпустить ее в Сион!» – пронеслась в голове шальная мысль, и Моро, повинуясь своей интуиции, решил действовать. Он погасил окурок в пепельнице и, погладив ладошку секретарши, спокойно произнес:

– Мадлен, думаю, вам не стоит торопиться с отъездом. Я хочу предложить вам продолжить работу, но уже в качестве моего личного секретаря. Жить можете здесь. Дом у меня большой, а хозяйки в нем нет… Может быть, из этого и выйдет что-нибудь путное… Кто знает?

– Серж, вы это серьезно? – осторожно поинтересовалась она, промокнув глаза цветастым платком.

– Абсолютно серьезно, – подтвердил Моро и забарабанил костяшками пальцев по крышке стола, ожидая ответа.

– Серж, но я вам хоть немного нравлюсь?.. Черт, что я такое говорю! – женщина смутилась и через секунду тихо произнесла: – Я всегда мечтала быть рядом с вами… Конечно, я согласна!

– Вот и прекрасно! – оживился Моро. – Ваша спальня – там, наверху. Чистое белье – в шкафу. Мишелю я позвоню завтра утром и все объясню… Господи! Что же еще?..

Мадлен взяла его ладонь нежными пальчиками и прижалась к ней губами. Серж неуклюже погладил ее каштановые волосы, затем, забыв все на свете, принялся покрывать заплаканное лицо женщины жаркими поцелуями.

Вдруг она негромко ахнула и, схватившись за левый бок, бессильно откинулась на спинку кресла. Закусила губу, и гримаса неподдельного страдания мгновенно исказила ее красивые черты.

– Мадлен, ну-ка снимай майку и ложись на диван, – озабоченно сказал Моро. – Я посмотрю, что с тобой сделало «одушевленное существительное». И насколько это серьезно. Да-да, возражения не принимаются!

Женщина зарделась, но спорить не стала и через минуту, оставшись в одних шортах, присела на диван, инстинктивно закрывая руками грудь. Зрелище оказалось не для слабонервных. Спина и живот были исполосованы, словно ее стегали ремнем, а на левом боку расплылся багровый кровоподтек. Моро покачал головой, потом осторожно ощупал ребра и неопределенно хмыкнул.

– Похоже, переломов нет, – пробормотал он. – Но меня беспокоит эта гематома… Сейчас я вызову врача, а до приезда – обработаю раны.

– Серж, откуда у тебя такие познания в медицине? – удивленно распахнула глаза Мадлен.

– Когда-то я воевал… Но это было давно, в другой жизни, – проворчал Моро и, отвернувшись к столу, решительно набрал знакомый номер. Он коротко переговорил с врачом, положил трубку и вернулся к полураздетой женщине.

– Пошли в ванную, – коротко бросил Серж. – Ада через двадцать минут будет здесь и скажет свое веское слово.

Мадлен наградила его взглядом полным обожания и послушно побрела следом в темный коридор…

Прошло полчаса. Моро вышел на крыльцо. Было немного свежо, и ласковый ветерок приятно обдувал, играя пышной листвой старых вязов. В кустах кто-то ворочался и пыхтел. Наверное, тот самый ежик, которому Серж всегда оставлял на ночь миску с молоком.

Ночную тишину разорвал утробный гул автомобиля. Дальний свет фар на секунду ослепил мужчину, но быстро переключился на ближний, и в открытые ворота влетел темно-синий кабриолет «мерседес». Машина резко встала у крыльца. Тут же раздался заливистый, собачий лай, и к ногам Моро подбежал веселый эрдельтерьер Твист – любимый пес Ады Ридер, местного врача.

– Салют, Серж! – взмахнула рукой Ридер. – Что у тебя произошло? Вроде все было нормально, когда мы расстались в клубе?

– Ты не поверишь! – усмехнулся Моро. – Ко мне прибежала моя секретарша. Ее изрядно поколотил бывший сожитель… Раны-то я обработал, но мне необходимо, чтобы ты ее осмотрела, как специалист. Да, не думал, что мне обеспечена бессонная ночь!

– Вот дерьмо! – выругалась Ада, наморщив хорошенький носик. – Интересно, Серж, когда ты перестанешь быть матерью Терезой?.. Ладно, пойдем, поглядим на твою несчастную секретаршу.

Они прошли в холл, где на гостевом диване уже дремала Мадлен, облаченная в просторный, банный халат Моро. Твист мгновенно подскочил к кушетке и, обнаружив незнакомку, громко залаял. Женщина испуганно раскрыла глаза и удивленно уставилась на собаку, будто на привидение.

– Фу, Твист! Не приставай к мадмуазель! Разве ты не видишь, что она себя плохо чувствует? – отчитала хозяйка пса, словно он был непослушным ребенком, и обратилась к Мадлен: – А вы, милочка, раздевайтесь, я должна вас осмотреть!

Серж оставил их наедине, а сам удалился на кухню. Он заварил себе кофе и вновь закурил, раскрыв свежую газету. На глаза попалась заметка, деловито сообщавшая о раскопках римского лагеря и сенсационном открытии профессора Сореля. В статье оказалось слишком много мистики и полуправды с вездесущей журналистской истерией. Моро криво ухмыльнулся и отложил печатное издание.

Вскоре на кухне появилась Ада, за ней – Мадлен вместе с пронырливым Твистом.

– У нее все в порядке, – сообщила врач. – За исключением синяков и внешних ссадин. Получается, что она довольно легко отделалась. Да, ты прекрасно обработал раны! Чувствуется рука опытного вояки! Продолжай в том же духе ближайшую неделю. И надо давать ей успокоительное, чтобы снять стресс. Деньги за визит перечислишь на мой счет, как всегда. Все, проводи меня, Серж. Завтра пятница, и работы непочатый край.

Моро поднялся и уже на пороге благодарно чмокнул Аду в щечку. Врач расхохоталась, потрепала его за ухо, словно щенка, и, нырнув за руль, завела двигатель. «Мерседес» бодро рыкнул, лихо развернулся во дворе и выскочил за ворота, освещая фарами темную улицу. Серж заблокировал въезд, погасил свет у крыльца и в приподнятом настроении скрылся за дверью.

Раскрасневшаяся Мадлен встретила его смущенной улыбкой. Она немного помялась, затем собралась с силами и тихо попросила:

– Серж, можно сегодня я лягу с тобой?.. Пожалуйста, не подумай ничего такого! Просто, я боюсь оставаться наедине со своими мыслями…

Моро в ответ погладил ее по щеке тыльной стороной ладони и согласно кивнул. Они отправились в спальню, взявшись за руки, словно боялись потеряться в темноте. И скоро уже нежно целовали друг друга в общей постели, под тихий треск цикад за открытым окном.

* * *

Пришло утро, яркое и солнечное. Капли росы ослепительно сверкнули, украшая густую листву старых вязов, а короткая трава на газоне весело заискрилась, радуясь новому дню. Любопытные лучи дневного светила проникли сквозь щели в жалюзи и заплясали на подушке жемчужными зайчиками.

Серж открыл глаза. Мадлен лежала рядом; ее густые, каштановые волосы причудливой волной накрывали обнаженные плечи, а пушистые ресницы изредка подрагивали во сне. Какое-то приятное, уже основательно забытое чувство затеплилось в душе, да так сильно, что вдруг захотелось обнять весь мир. Но он лишь осторожно прикоснулся к полуоткрытым, чувственным губам и тихо проговорил:

– Доброе утро, моя хорошая!.. Пора вставать, прекрасная фея, у нас сегодня куча неотложных дел!

Мадлен распахнула ресницы и одарила Моро лучистым взглядом. Она прижалась к нему, словно маленькая девочка, и горячо зашептала:

– Доброе утро, милый!.. Как жалко, что эта великолепная ночь так незаметно пролетела. Ты подарил мне счастье!.. И я буду с тобой рядом, пока ты этого хочешь. Ладно, иди в душ… Да и мне нужно привести себя в порядок.

Серж вновь завладел губами Мадлен. Приятный запах женского тела возбуждал желание, но Моро пересилил себя, мягко отстранился и выбрался из постели.

Минут через двадцать он спустился вниз, чисто выбритый и довольно просто одетый. Женщина уже вовсю хозяйничала на кухне, да так ловко, будто была здесь не в первый раз.

– Ого, Серж! Ты здорово выглядишь! Просто и демократично! – задорно рассмеялась Мадлен. – Интересно, куда же мы отправимся?.. Вообще-то, я не должна задавать подобных вопросов, как личный секретарь… Но я обещаю, что обязательно исправлюсь!

– Ничего, опыт – дело наживное, – улыбнулся Моро, устроившись за столом. – Так, Мишелю я уже отправил сообщение по электронной почте, и он в курсе всех перемен… А сегодня нас ждет профессор Сорель, на стрелке Роны и Арва. Там идут раскопки римского лагеря. Мне нужно поговорить с профессором прямо на месте, чтобы принять взвешенное решение. Потом я думаю заехать в «Плассет». Надо купить тебе кое-что из одежды, косметику… Короче, все что необходимо.

Мадлен ахнула от неожиданности и упустила блюдце с бутербродами. Фарфор с грустным звоном разлетелся на куски, ударившись о кафельный пол, а в глазах женщины блеснули слезы.

– Ты очень странный, Серж! – спустя секунду выдавила она. – Еще ни один мужчина Швейцарии не делал для меня ничего подобного!

– Мадлен, милая, хорошая девочка, – вздохнул Моро. – Я – русский человек и не могу иначе. Прошу тебя, пойми меня правильно.

– Хорошо, Серж! – опустившись на стул, прошептала женщина. – Я обещаю тебе, что постараюсь все понять и принять… О Господи! Как же я счастлива!

– Ну, вот и славно! – буркнул Моро и принялся поглощать уцелевший бутерброд, прихлебывая горячий кофе. Мадлен тоже начала молча есть, изредка улыбаясь каким-то своим, сокровенным мыслям.

После завтрака они быстро убрали за собой и, болтая о каких-то пустяках, вышли из дома. Скоро «ауди» выкатилась за ворота и побежала по тихой улице, постепенно увеличивая скорость.

Машина неслась по залитой солнцем Женеве. Мадлен без умолку щебетала то о прекрасном кантоне Вале, то вспоминала своих родителей, братьев и сестер, то говорила о маленьком, семейном шале у подножия горы Фульез в курортном городке Моржане. А Моро молчал, давая возможность женщине как следует выговориться после множества событий, произошедших прошлой ночью. Ему было на редкость спокойно и весело, словно он сделал что-то значимое, что-то по-человечески сильное. Давно забытое ощущение необъяснимой радости приятно согревало душу, давало силы жить и творить собственное будущее здесь и сейчас. Возможно, это и называется любовью, тем самым созидательным чувством, которое каждый человек старается поймать, словно волшебную, неведомую птицу. Да, наверное, так и есть…

Автомобиль выскочил на набережную Роны и, немного проехав вдоль зеленой реки, остановился напротив старой, но добротно отреставрированной электростанции. Дальше двигаться на машине было нельзя. Узкий проезд перегородила полицейская «тойота», возле которой скучали блюстители порядка с каменными лицами. Один из них неторопливо приблизился и отстраненно поинтересовался:

– Месье, надеюсь, вы прибыли по приглашению? Не подумайте ничего дурного, но здесь идут археологические раскопки. Поэтому проезд на стрелку запрещен.

– У меня назначено рандеву с профессором Сорелем, – отозвался Серж. – Моя фамилия – Моро. Будьте добры, позвоните на раскоп и уточните информацию.

Полицейский секунду помедлил, пристально изучая притихшую Мадлен, затем вернулся к служебной «тойоте» и, усевшись за руль, начал с кем-то общаться по рации. Через пару минут он вернулся и спокойно проговорил:

– Да, месье, вы есть в списках… А эта мадам с вами?

– Она – мой личный секретарь, – кивнул Серж. – Так нам можно проехать?

– К сожалению, автомобиль придется оставить здесь, – заявил блюститель порядка. – Таковы правила… Припаркуйте его в этот белый квадрат, а сами можете идти. Удачной вам встречи!

– Благодарю, – буркнул Серж и, медленно сдав назад, поставил машину в отведенное место.

Они с Мадлен выбрались из автомобиля. Затем, взявшись за руки, бодро зашагали по свободному тротуару. Зеленая Рона размеренно шумела, унося свои воды в пасть полуоткрытого шлюза, и дарила приятную, влажную свежесть. Но даже она не спасала от палящих лучей вездесущего светила, которое упорно приближалось к зениту.

Тут на мостках, ведущих в чрево электростанции, появился худощавый мужчина. Он приветливо помахал рукой и, словно мальчишка, бросился к подошедшим людям.

– Салют, Серж! Здравствуйте, мадам! – запыхтел профессор. – Я очень рад, что вы пришли! Нас ждет катер, чтобы отвезти на раскоп… А то идти пешком тут довольно далеко. Да и сомнительное удовольствие – бродить по такой жаре.