Текст книги "Золото Десятого легиона"

– Иди к воротам, продажная душа! И узнай, там ли сидит вороватая собака, укравшая то, что ему не принадлежит!

Бородач сверкнул глазами, но возразить не посмел и, ударив пятками коня, направился к укреплению. Он остановился напротив резных ворот и что-то прокричал на непонятном языке. По гребню вала заметались факелы, кто-то ответил скрипучим голосом, затем все стихло. Спустя немного времени ворота с треском распахнулись, и в проходе возник седовласый старик, окруженный десятком воинов в конических шлемах, закутанных в звериные шкуры. Пестрая группа с минуту топталась на месте в нерешительности, но потом направилась к Марцеллу, видимо, опознав в нем старшего. Бородатый проводник тоже последовал за ними, правда, держась на некотором расстоянии.

Легат смекнул, что опасности нет и, поманив свою пленницу, подъехал к Марцеллу. Группа секванов остановилась на изрядном расстоянии, а старик, опасливо озираясь, возбужденно заговорил, подкрепляя речь красноречивыми жестами.

– Это дедушка Дромм – верховный старейшина Саара, – взялась переводить Жонсьян. – Он говорит, что секваны – мирные люди и никому не желают зла. Сегодня днем гельветы тоже стояли у стен Саара. Говорит, было много воинов, женщин и детей. Но совет не пустил их в поселок, опасаясь мести римлян, хотя вождь гельветов, молодой Эгер, предлагал за постой золотые монеты с изображением орла.

– Молчи, глупый старик! Больше ни слова на людях! – резко оборвал его Лабиен. – Мы разобьем здесь лагерь, а ты пригласишь меня к себе в дом, где мы и продолжим беседу!

Жонсьян прилежно перевела старейшине слова легата. Седовласый заулыбался беззубым ртом и согласно кивнул, ткнув корявым пальцем в султан из перьев, ниспадавший со шлема Лабиена.

– Я принесу тебе такой же, если одна из моих когорт займет поселок, – фыркнул Тит. – Не бойся! Это в целях моей безопасности!

Женщина снова перевела, а старик, секунду подумав, дал положительный ответ. Наверное, ему очень хотелось получить в подарок красивый шлем. На этом короткие переговоры закончились.

Группа секванов пошла назад, а Лабиен, собрав центурионов, принялся отдавать распоряжения. Ворота Саара остались распахнутыми настежь, маня домашним теплом и покоем уставших за день римлян.

* * *

Когорта Сульпиция Друза – ветерана Испанской кампании, быстро и расчетливо заняла поселок секванов. Отсветы пламени факелов играли на волевом лице центуриона. Он был немногословен, лишь повелительными жестами расставлял караул, медленно двигаясь по периметру валов. Остальной легион остался за воротами, привычно разбив лагерь.

Над местечком повисли характерный гул, лязг снаряжения и стук топоров. Лабиен спешился на площадке перед домом старейшины и огляделся вокруг. Поселение, затерянное на горном хребте, оказалось довольно крупным, больше похожим на маленький городок. Добротные дома с крепкими стенами, вымазанными глиной и несоразмерно высокими крышами из грубой дранки, стояли близко друг к другу. Они глядели на узкие улочки подслеповатыми глазницами окон, затянутых бычьим пузырем, а из открытых, низких дверей выползал сизый дым. Кое-где виднелись крошечные грядки, на которых зеленела ботва. Внезапно в голове легата мелькнула мысль, что он столкнулся не с дикарями, а с цивилизованными в определенной степени людьми, и ему на миг стало нехорошо. Он передал поводья одному из своих ликторов и, неловко сжимая в руках холщовый мешок, оглянулся на Жонсьян.

– Пойдем, легат… Думаю, что нас уже ждут, – кивнула женщина и решительно постучала плетью о закопченный косяк дверного проема. На пороге, в клубах сизого дыма, словно привидение, возник давешний старик. Он расплылся в улыбке, показавшейся Титу лицемерной, и жестом пригласил их войти. Лабиен нырнул в облако, предварительно задержав дыхание и едва не споткнулся о сгорбленную старуху, сидевшую у открытого очага, над которым в бронзовом котле булькало какое-то варево. Дым резал глаза, першило в горле, а чумазое отродье Плутона в женском обличье спокойно мешало кипящую жидкость и улыбалось беззубым ртом. Легат заметил кольцо в ее носу и щеки, покрытые вертикальными шрамами, но не придал этому значения и шагнул за стариком в следующую дверь.

Они оказались в длинном коридоре, так же наполненном густым дымом. Здесь мерцали тусклые лучины, выхватывая из темноты ровные ряды колбас, подвешенных под потолком.

«Коптильня», – смекнул Тит, стараясь не упустить из вида фигуру старца, маячившую в сизом облаке. Наконец, старик открыл очередную дверь, пропуская гостей вперед. Тут было достаточно светло от масляных лампад, подвешенных на стенах. Посреди комнаты возвышался массивный стол, накрытый льняной скатертью. В центре стола на большом деревянном блюде лежал каравай свежего хлеба, источая аппетитный запах. Лабиен сглотнул слюну и, не дожидаясь приглашения, устроился на удобной лавке, положив мешок на крышку сундука. Жонсьян села рядом с легатом, а за ней и два ликтора из личной охраны Тита.

Седобородый негромко каркнул на своем языке, и в комнате появился богато одетый молодой человек. Его хмурое лицо было разрисовано темно-синими узорами, очень похожими на боевую раскраску гельветов. Ликторы сразу вскочили, непроизвольно схватившись за рукоятки мечей.

– Спокойно! – проговорила Жонсьян. – Я знаю этого человека! Его зовут Аттал. Он вождь клана секванов, обитающих на этой стороне Жюра. Возможно, ему есть что нам рассказать…

– Квинт! Луций! Сядьте! – приказал Лабиен. – Они не станут создавать проблем. В первую очередь себе.

Ликторы нехотя опустились на скамью, бросая на незнакомца настороженные взгляды. Вождь криво ухмыльнулся и, устроившись за столом, произнес на чистейшей латыни:

– Привет тебе, мудрый полководец! Что привело тебя в наши затерянные земли? Чего ты ищешь? Славы или золота?

– Видимо, римский дух шагает впереди моего легиона, – нервно рассмеялся Тит. – Не думал, что встречу в этих горах человека, знающего латынь лучше меня. А ищу я и то, и другое, как любой солдат на войне.

– Разве мы, секваны, объявили римлянам войну? – издевательски поинтересовался Аттал, посмотрев в глаза легата.

– Вы – нет, – буркнул Лабиен. – Но ваши союзники гельветы нарушили многолетнее перемирие и атаковали наш лагерь у стен Генавы. Дерзкому Эгеру удалось захватить кое-что, очень ценное для нас. Теперь он личный враг Рима, и кто ему поможет, тоже станет нашим врагом.

– Да, парню не позавидуешь, – протянул вождь, мгновенно оценив создавшееся положение. – Значит, мудрый Дромм оказался прав, не дав его клану обещанного крова…

Разговор прервали две девушки, без стука возникшие в дверях. Они внесли глубокую, деревянную посудину, до краев наполненную перетертым супом, больше похожим на жидкое пюре. Варево издавало пряный аромат и очень аппетитно выглядело. Девушки поставили миску на стол, разложили деревянные ложки и, смущенно поклонившись, торопливо покинули комнату.

– Это внучки нашего старейшины, – сказал Аттал, проводив девушек красноречивым взглядом. – Прекрасные хозяйки! Кому-то несказанно повезет с такими домашними женами! Вообще женщины должны заниматься домом, а не воевать наравне с мужчинами, как это принято у гельветов!

– Женщина сама вправе выбирать! – вспыхнула Жонсьян. – И достойного мужчину! И свою дорогу в этой жизни!

Повисла неловкая пауза. Римляне сделали вид, что разглядывают убранство столовой. Лишь седой старик продолжал бессмысленно улыбаться, будто не понимал происходящего. Он отломил кусок хлеба и, зачерпнув ложкой густого супа, принялся есть, урча словно довольный кот. Остальные последовали его примеру, периодически нахваливая вкусную стряпню.

После ужина внучки хозяина подали мед и воду в красивом греческом кувшине. Лабиен смешал мед с водой и, отхлебнув из плошки, нарушил затянувшееся молчание:

– Скажи мне, Аттал, куда мог направиться Эгер со своим кланом?

– Он хочет вернуться домой, в Косматую Галлию, – отозвался разрисованный вождь, отложив кусок хлеба. – Его надоумил Думнориг, уважаемый друид. Мне кажется, что именно он принимает все решения, а Эгер – так, сопливый выскочка, жаждущий славы.

– Как быстро может передвигаться войско гельветов? – снова спросил упрямый легат.

– Да какое там войско! – отмахнулся Аттал. – Сплошной обоз, в котором визжат женщины и дети. Настоящих воинов у них немного, а идут они пешком. В ночь не двинутся, точно. Значит, стоят где-то в лесу, на склоне Жюра.

– Понятно! – оживился Тит. – А ты заметил что-нибудь подозрительное в их поведении, когда они стояли у валов Саара?

– Подозрительное? – наморщил лоб Аттал. – Да, наверное… Эгер с сотней воинов ездил к скале Барра. Место очень плохое. Старики болтают, что там обитает лесное чудище, черное и волосатое… Короче, они оставались там некоторое время, а потом Эгер направился вниз по соседней дороге. Думаю, далеко они не уйдут. Там, у Лемана, начинаются земли воинственных амбарров. Они испокон веков воюют со всеми инородцами, так что Эгеру придется нелегко…

– Завтра утром ты отведешь меня к скале Барра, – заявил Лабиен. – И да вознаградит Юпитер наше упорство и терпение!

– Я покажу это заколдованное место, – хитро прищурился вождь. – Но ты в обмен дашь мне бумагу, что я являюсь другом и союзником Рима!.. Мне нужно думать о будущем в это непростое время!

– Хорошо! – усмехнулся Тит и, развязав мешок, выложил на стол блестящий шлем с красными перьями: – Возьми, старик. Сегодня каждый из вас достоин поощрения!

Дромм ахнул и осторожно прикоснулся к шлему, восторгаясь мастерством римских оружейников. Он немного помолчал, а потом возбужденно заговорил на своем языке, нелепо размахивая руками.

– Дедушка благодарит тебя за прекрасный подарок, – перевела Жонсьян. – Он предлагает нам провести эту ночь в его доме. И уже подготовил комнату для нас с тобой. А твои храбрые ликторы переночуют в соседней, чтобы сохранить наш покой…

– Я согласен. Теперь, слово за тобой, прекрасная нимфа, – улыбнулся легат.

– Я тоже, – зардевшись, опустила голову женщина.

Аттал расхохотался и, попрощавшись с присутствующими, покинул столовую. А старик, поманив пару за собой, отправился показывать им место ночлега.

* * *

Комната, в которую привел их старейшина, оказалась маленькой и расположенной под самой крышей, но неплохо обставленной. У беленой стены стояла широкая, дубовая кровать, застеленная домотканым полотном с веселеньким орнаментом. В углах напротив разместились два массивных сундука, а между ними свисали с потолка расшитые занавески, смахивающие на длинные полотенца. Окон здесь не было, лишь единственная, крошечная бойница, закрытая ставней, глядела на внутренний двор.

Ликторы обошли помещение, зачем-то попробовали стропила на прочность, внимательно изучили окошко и, довольные собой, оставили своего легата наедине с женщиной.

Лабиен задвинул щеколду и аккуратно присел на краешек сундука, не решаясь заговорить первым. Ему вдруг стало неудобно за пыльные калиги и затертые бронзовые налокотники. Лучина слабо мерцала, играя тенями на лице Жонсьян, которое казалось легату еще прекрасней и загадочней в этом тусклом свете.

– Ну что же ты молчишь, мой храбрый Тит? – нарушила тишину женщина.

– Не знаю, что и сказать, – вздохнул Лабиен, осторожно погладив ее ладонь. – Еще вчера я не мог представить, что встречу счастье здесь, в лесах дикой Галлии. А сейчас – уютная комната, удобная постель, и мы с тобой смотрим в глаза друг другу… Никак не могу прийти в себя. Все это кажется волшебным и несбыточным сном.

– Не надо слов, милый. – Жонсьян прижалась к нему. – Мы будем молчать в эту священную ночь…

Тит обнял женщину и страстно поцеловал в полуоткрытые губы. Чувство обладания обожгло его, разгораясь все сильнее и сильнее. Он погасил лучину и будто провалился в забытье – жаркое, граничащее с помутнением рассудка. Перед легатом сверкали счастливые глаза Жонсьян, а ее упругое, но такое трепетное тело билось в его сильных руках, даруя незабываемые мгновения. Наконец женщина протяжно застонала, и любовники затихли, сжимая друг друга в объятиях.

– Я тебя никому не отдам, моя ненаглядная, лесная нимфа!.. – задохнулся Тит, покрывая поцелуями ее разгоряченное лицо. – Я увезу тебя в Рим!.. И пускай все сдохнут от зависти из-за красоты моей необыкновенной жены!.. И Цезарь, и Катулл, и бедняга Цицерон – большие ценители женщин!

– Не торопись, мой милый, – прошептала Жонсьян. – Война только начинает разгораться… Давай не будем торопить события, а станем просто жить…

Они вновь притихли, слушая сверчка за стропилами и вдыхая аромат свежего сена, лежавшего где-то на чердаке. Ощущение сладкой безмятежности обняло их мягкими ладонями и вскоре наградило обоих глубоким сном…

Пришло солнечное утро. Сквозь неплотно прикрытую ставню проникла узкая полоска света, и дохнул свежий ветерок, теребя нелепые полотнища над сундуками. Где-то во дворе квохтали куры в ожидании вкусной кормежки. Деревенскую идиллию нарушил отвратительный вой букцины, игравшей зарю. От резкого звука Жонсьян села в постели, судорожно схватив легата за руку. Тит открыл глаза и привлек женщину к себе, мгновенно утонув в ее золотистых волосах.

– Не пугайся, моя хорошая, – прошептал он. – Это трубач играет подъем.

– О боги! Какой противный звук! – нервно рассмеялась она. – Воет так, будто кого-то режут на куски. Нет, к таким воплям невозможно привыкнуть!

– Когда-нибудь рев боевой трубы перестанет нас тревожить, – с надеждой в голосе проговорил Лабиен. – Все это уйдет в прошлое… Останется только память… О Юпитер! Как мне хочется каждое утро просыпаться рядом с тобой! Смотреть в твои прекрасные глаза, вдыхать запах твоих волос!.. И чтобы по утрам нас будили звонкие голоса детей, а не военная букцина!

– Я тоже этого хочу, – призналась Жонсьян и, секунду помедлив, добавила: – Однако нам пора вставать. Наверное, Аттал уже ждет. Не стоит давать ему повод для лишних разговоров.

Тит согласно кивнул, и влюбленные выбрались из постели. Вместе они умылись из бочки, стоявшей на внутреннем дворе, затем вернулись в дом, где их уже ожидали.

Аттал был не один. Рядом с ним сидели три здоровенных воина и мирно потягивали молоко из высоких глиняных кружек. Лабиен с интересом оглядел варваров и сдержанно поздоровался:

– Привет тебе, Аттал, союзник Рима!.. А кто эти люди, похожие на гладиаторов из школы Лентула? Разве у нас какой-то праздник?

– Здравствуй и ты, благородный легат! – ответил вождь. – Они не гладиаторы, а знатные воины, сыновья наших старейшин. Эти трое ходили с Эгером к скале Барра и теперь готовы показать тебе заколдованное место.

– Квинт! – обратился Тит к одному из ликторов. – Отправляйся в лагерь. Передай Аттилию, чтобы сотня всадников ждала нас у дверей этого дома, сразу после завтрака. Старшим в лагере останется Марцелл.

Телохранитель хлопнул себя по груди, закованной в панцирь, и нырнул в низкую дверь. Лабиен устроился за столом, напротив секванов, разбил вареное яйцо и, очистив скорлупу, передал его Жонсьян. Трапеза прошла в полном молчании. Люди поглощали нехитрую, деревенскую еду и старались не смотреть друг на друга. Наконец легат поднялся и коротко бросил:

– Пора! Надо ехать! Да поразит Юпитер всех врагов Рима!

Присутствующие воинственно загалдели и, радушно попрощавшись с хозяином, покинули его дом. На воздухе было свежо. Солнце заливало Саар яркими лучами, а густой ельник на склоне Жюра больше не казался пугающим. Сотня Аттилия заняла все пространство перед домом, застоявшиеся лошади храпели, выпуская пар, а всадники выглядели хорошо отдохнувшими. Тит вскочил на коня, коротко прогудел кавалерийский рожок, и колонна двинулась шагом к резным воротам поселка секванов.

За воротами шумел римский лагерь. Солдаты завтракали возле палаток, а вдоль дороги стоял караул, громко приветствуя своего командира. Сотня пошла бодрой рысью и вскоре оставила за спинами низкий частокол временного, полевого укрепления.

Дорога сузилась, мохнатые лапы раскидистых елей касались всадников, будто непостижимые духи секванов ощупывали римлян, решая доверять им свои тайны или нет. Вдруг один из секванов поднял руку, и сотня сразу остановилась.

За поворотом, на участке, свободном от буйной растительности, возвышалась огромная скала. Она словно росла прямо из земли, необъятная, заросшая зеленым мхом. Ее вершина была плоской, точно обломанный зуб фантастического животного. Скала отбрасывала густую тень, в которой укрывалось каменное изваяние какого-то идола. Место действительно казалось загадочным, даже пугающим в какой-то степени.

Римляне остановились в нерешительности. Наступила звенящая тишина, и лишь кузнечики трещали в короткой траве.

– Мы прибыли, легат, – выдавил Аттал. – Это и есть скала Барра, могучая и страшная! Здесь обитает лесное чудище с зелеными глазами… А каменное изваяние поставили наши предки, чтобы отпугнуть злых духов от дороги на Саар.

– Странное место, – проворчал Тит. – Интересно, что делал здесь Эгер? Разговаривал со своими богами или прятал что-то ему не принадлежащее?

– Если ты смел, давай подъедем ближе, – предложил разрисованный вождь. Легат молча тронул коня, и сотня, объехав каменного идола, направилась к подножию мрачной скалы.

Внезапно облака закрыли солнце. Мгновенно стало сыро и холодно, будто повеяло ледяным дыханием смерти прямо из преисподней. Раздался дикий рев, многократно усиленный раскатистым эхом, а на плоской вершине жуткой скалы мелькнуло что-то черное, совершенно невероятных размеров.

– Это вход в царство Плутона! – истошно завопил Аттилий. – Я видел Цербера! Дорога ведет в Лету!..

Его испуг передался лошадям. Они громко заржали, яростно кусая удила и роняя белую пену. Глаза людей наполнились безумием, и Лабиен спешно скомандовал отход. Всадники понеслись назад, в страхе проклиная землю секванов. Они остановились лишь за поворотом, пытаясь унять разгоряченных коней.

– Мы узрели Цербера, трехголового пса самого Плутона!.. Клянусь в этом! Да обезобразит меня Вулкан! – пробормотал Аттилий. – Командир, ты можешь отдать меня под трибунал, но мои всадники больше не пойдут к проклятой скале!

Лабиен оглядел лица соратников и понял, что любое принуждение окажется бесполезным. Солдаты были откровенно напуганы, а здоровенные секваны Аттала дрожали, как зайцы. Жонсьян побледнела, изредка облизывая пересохшие губы. А в ее серых глазах застыл такой ужас, которого он раньше никогда не видел у женщин.

– Хорошо. Мы возвращаемся и снимаем лагерь! – решил легат. – Я все равно достану Эгера. Пускай и во владениях воинственных амбарров!

Солдаты одобрительно загудели и, воспрянув духом, двинулись к Саару. Солнце вновь показало свой лик, выглянув из-за кучевых облаков. Но его веселые лучи не трогали ожесточившееся сердце Лабиена, жаждавшего теперь одной лишь мести.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Незаметно наступила среда. За это время, прошедшее в хлопотах, дело изрядно продвинулось. Клод подобрал людей, половина из которых не имела к археологии никакого отношения, а главное, получил бумагу с печатью – разрешение производить раскопки. Серж арендовал два микроавтобуса и закупил необходимое снаряжение. Мадлен оказалась отличным помошником. Благодаря ее усилиям удалось уладить возникшие вопросы с финансированием экспедиции. Заинтересованные стороны остались довольны, и после коротких сборов два автобуса помчались по автобану, ведущему в кантон Во.

Мимо мелькали деревья, густо растущие на обочинах шоссе. Справа, внизу, тускло блестел Леман, отливая розоватым оттенком, как всегда по утрам. А слева надвигался хребет Жюра, сумрачный, затянутый тучами. Хмурый Поль, худощавый, жилистый парень, уверенно вертел баранку, зажав в уголке рта давно погасший окурок «Житана». Седые усы и очки в модной оправе придавали ему солидности. Казалось, что он, часовых дел мастер, философски размышляет над вселенским мироустройством.

Клод разложил на коленях свою карту и, сделав на ней пометку, легонько толкнул Сержа локтем:

– Сан-Серг – наша первая остановка. Там, на склоне Жюра, ровно на половине пути до горы Доль, когда-то было древнее поселение. Но оно может интересовать только с исторической точки зрения. А вот скала, вросшая глубоко в землю, то что нам нужно. Там сохранилось старое изваяние Дита, верховного божества всех галльских племен. Изображение выполнено из камня, что является исключением из правил. Обычно идолов вырезали прямо на старых дубах, чтобы показать единение божества и природы. А этот будто охраняет скалу. Известно, что римский легион стоял в этом месте, но всего одну ночь. Предания гласят, будто римляне испугались духа смерти и спустились назад, к Леману. Думаю, мы на правильном пути.

– Хорошо, профессор, – кивнул Серж. – Делайте то, что считаете нужным. Главное, чтобы Сан-Серг дал нам возможность нащупать верную нить, а там мы ее уже не упустим.

Поль сбросил скорость и повернул вправо, уводя машину с автобана. Автобусы успешно миновали развилку, затем свернули налево и, оставив за кормой Неон, бодро побежали по дороге, плавно поднимающейся на склон горы. Справа промелькнули аккуратные поля пшеницы и веселых подсолнухов, но скоро сменились густым ельником, искрящимся росой на мохнатых лапах необъятных деревьев. Стало свежо, запах хвои и лесной прели приятно бередил ноздри, врываясь в открытое окно. Узкая лента дороги перешла в серпантин. Сразу заложило уши, и Моро принялся глотать слюну, чтобы убрать перепады давления.

Спустя полчаса непрерывного подъема они проехали уютный, придорожный ресторан с открытой террасой и, свернув направо, выкатились на главную улицу Сан-Серга. Городок встретил идеальной проезжей частью, милыми двухэтажными домиками с ухоженными цветниками и строгой средневековой церковью, сложенной из дикого камня. Возле здания мэрии обозначилась размеченная стоянка, на которую можно было поставить машины.

– Все, приехали, – буркнул Поль, заглушив двигатель. Наступила тишина, разбавленная щебетанием птиц и тихим, обволакивающим шорохом листвы старых вязов, нависших над крышей маленькой мэрии.

Люди выбрались из автобусов и расселись на высоком бордюре, словно воробьи в ожидании хлебных крошек. Клод отправился показывать разрешение чиновникам, остальные коротали время за пустыми разговорами. Тут были все, кого отобрал профессор по каким-то своим соображениям. Молодой ученый Жюльен Дюпре увлеченно беседовал с долговязым Полем, а виноградарь Раймон настойчиво угощал пончиком веселого Мишеля. Ада Ридер, согласившаяся поучаствовать в экспедиции в качестве врача, что-то рассказывала археологу Стефании, симпатичной, большеглазой бельгийке, которая кокетливо надувала и без того пухленькие губки. Вездесущий Твист занимался большой гусеницей, на время оставив в покое свою хозяйку. Мадлен держала Сержа за руку и, прикрыв глаза, наслаждалась кристально-чистым воздухом.

Спустя десять минут вынужденного безделья, в дверях мэрии возник довольный профессор вместе с чернявым мужчиной средних лет. Люди сразу примолкли, выжидательно уставившись на чиновника. А тот лишь радушно улыбался, пытаясь разрядить обстановку.

– Анри Валуа, заместитель директора земельного департамента, – представил незнакомца Клод.

– Здравствуйте, – проговорил Моро, пожав протянутую руку. – У вас очень известная фамилия. Наверное, вы…

– Нет, нет! – расхохотался жизнерадостный Анри. – Я не имею ничего общего с королевской семьей!.. Таких Валуа много бродит по нашей грешной земле… Теперь давайте к делу. Место, где вы собираетесь копать, принадлежит мэрии. И хотя нам очень лестно, что ученые заинтересовались нашим городом, вам надлежит соблюдать определенные правила, дабы не нарушать покой законопослушных граждан. Сейчас я покажу вам скалу, а там мы подпишем необходимые бумаги.

Серж согласно кивнул, и люди вновь расселись по автобусам. Машины выкатились со стоянки и медленно двинулись вверх по узкой улице. Вскоре они миновали железнодорожный переезд, оставили позади дремлющий городок и выехали на дорогу. Через пару минут впереди нарисовалось открытое пространство, посреди которого возвышался одинокий утес, сгорбленный, словно древний старик. Микроавтобусы съехали с асфальта и замерли рядом на ровной площадке, заросшей сочной травой. Яркое солнце заливало поляну, но скала, будто позеленевшая от злости, отбрасывала мрачную тень на торчавший неподалеку, каменный столб.

– Жуткое место, – поежился Анри. – Болтают, что колдовское оно. А в Средние века здесь собирались ведьмы на свои шабаши. Однако пустое… Подпишите бумаги и можете начинать работу.

Получив желаемые подписи и пожелав удачи, он бодро зашагал назад, размахивая канцелярской папкой. Казалось, он испытывал несказанное облегчение, уходя прочь от этой скалы.

– Странный человек, – недоуменно пожал плечами Клод. – Сам нас торопил, а когда приехали – сбежал, как заяц. Что ж, давайте выгружаться.

Моро огляделся по сторонам и отметил для себя интересный факт. Стандартная проволока, которую натягивают, чтобы коровы не выходили на дорогу или паслись в определенном месте, огибала злосчастную поляну, хотя здесь росла хорошая трава. А Твист вообще поразил своим поведением. Пес жался к ногам хозяйки и настороженно втягивал ноздрями воздух, точно чуял что-то необъяснимое. Серж неопределенно хмыкнул и принялся помогать в разгрузке снаряжения.

Скоро Жюльен и Стефания отметили столбиками несколько мест у подножья скалы, где нужно было делать пробный раскоп. Копать первыми вызвались Раймон с Мишелем, а ученые устроились рядом, чтобы тщательно просеивать выбранную землю. Мадлен и Ада отправились в Сан-Серг договариваться насчет гостиницы, к великой радости Твиста. А Моро с профессором уединились у каменного столба, в котором явно угадывались черты какого-то идола, изрядно попорченные временем.

– Да, мы на правильном пути, – опять повторился Сорель, изучив обработанный камень. – Взгляните, скульптура выполнена вовсе не в римском стиле. Лицо схематично представлено клинообразным носом, свисающим с изогнутой арки, похожей на горельеф, изображающий линию бровей.

– Клод, с чего вы взяли, что это нужная нам эпоха? – спросил Серж, мельком оглядев хмурого идола.

– Именно этот стиль был распространен здесь накануне римского завоевания, – отозвался профессор. – Именно такая манера изображения лица соответствует хорошо известным резным столбам этого временного периода.

– И кто же тут изображен? – снова поинтересовался Моро.

– Дит – верховное божество континентальных кельтов, – объяснил Клод. – Возможно, тут находился «алтарь друидов» – место, где проводились религиозные мистерии.

– Эй, профессор! Идите сюда! Мы нашли нечто, похожее на ступени! – внезапно прокричал Раймон. Тут скала издала свистящий звук, исходящий откуда-то из-под земли. Следом взвизгнула Стефания, и люди, не помня себя, бросились к раскопу.

Свист резко прекратился, скала утробно простонала напоследок и затихла. Мужчины, бросив инструменты, столпились вокруг Стефании, которая сидела на земле, закрывая лицо ладонями.

– Что здесь произошло? – спросил Серж, опустившись на колено перед испуганной женщиной. – Убери руки, девочка. Дай мне взглянуть на твое личико.

– Не знаю… Меня будто обожгло паром, – прошептала археолог, осторожно отнимая от лица ладони. – Он внезапно вырвался из этой щели.

Стефания была похожа на шахтера только что вышедшего из забоя. Черное лицо с размазанными слезами, черные ладони, и лишь каштановые волосы оказались не тронутыми странной субстанцией.

– Теперь давай откроем глаза, – сказал Моро. – Взгляни на меня, девочка! Что ты видишь?

– Со зрением все в порядке, – ответила она, взглянув на Сержа. – И лицо больше не жжет… Наверное, я просто испугалась.

Серж намочил платок и провел им по скуле археолога. На влажной ткани осталась густая, черная полоса, а щека Стефании стала бледно-розовой.

– Поль, отведите ее к машинам. Нужно немедленно смыть эту дрянь! – распорядился Моро. – Жюльен! Вот вам платок… Сделайте химический анализ этой черной гадости, и как можно скорее!

Мужчины тут же подняли Стефанию на ноги и, поддерживая под руки, повели ее к автобусам. Клод внимательно оглядел две раскопанные ступени, затем изучил трещину в монолитном камне, ставшую виновницей переполоха, и глубокомысленно изрек:

– По-моему, мы столкнулись с западней, устроенной здесь друидами. Им зачем-то было нужно, чтобы люди боялись этой скалы, как черт – ладана. Считаю, что ступени, которые обнаружил Раймон, ведут либо к хранилищу чего-то ценного, либо к захоронению какой-то священной особы.

– Клод, объясните наконец, кто такие эти таинственные друиды? – настойчиво попросил Мишель, грузно плюхнувшись на кучу выкопанной земли.

– О них до сих пор не существует единого мнения в научных кругах, – заговорил профессор. – Но я попробую кое-что разъяснить. Континентальные кельты были далеко не дикарями, как их пытались представить миру римские завоеватели. Они строили прекрасные дороги, чеканили свою монету, превосходно знали кузнечное дело. Кроме того, у них процветала наука, неразрывно связанная с религией. Культура и образование развивались в трех направлениях. Начало таким занятиям положили барды, евгаги и друиды…

– Боже мой! Значит, друиды – не единственный кошмар? Пронеси, Господи! – истово перекрестился Раймон.

– Барды воспевали храбрые подвиги славных мужей в стихах, под сладкие звуки лиры, – слегка поморщившись, продолжил Сорель. – Евгаги предавались исследованию тайн и явлений природы, пытаясь объяснить их логически. Но друиды превосходили умом, жаждой познаний, религиозным фанатизмом и тех и других. Римляне считали друидов прорицателями, колдунами и жрецами, причем одновременно.

– Возможно, они могли в совершенстве знать основы химии, – предположил Моро, – как и аптекарское дело?

– Вероятно, да, – согласился профессор. – Известно еще, что друиды мастерски приносили человеческие жертвы. Делалось это следующим образом: окропив человека специальным раствором, его поражали ножом в место над диафрагмой. Когда тот падал смертельно раненный, по его падению и содроганию тела в конвульсиях, а также по истечению крови предсказывали будущее.

– Да, вот тебе и «бессмертие души», – покачал головой Серж и оглянулся. Стефания вместе с Полем возвращались к скале, а за ними торопился Жюльен, сжимая в кулаке две колбочки с какими-то реактивами.

– Все в порядке! – с ходу сообщила археолог. – Это было похоже на краску для волос, только сильно концентрированную. Я не стала смазывать кремом лицо. Хочу дождаться Аду и послушать, что она скажет.

– Понятно! – повеселел профессор. – Дорогой Жюльен, вы что-нибудь узнали о составе странного вещества?