Текст книги "Золото Десятого легиона"

– Клод, я совершенно с вами согласен, – расплылся в улыбке Моро. – Ведите нас! Мне очень хочется увидеть все своими глазами!

Профессор нервно рассмеялся в ответ, и они уже втроем направились к мосткам. Вскоре люди спустились к живописному причалу, где их ждала крытая посудина, больше похожая на перевернутое корыто. У трапа мужчины пропустили Мадлен вперед и взошли на борт следом за ней. Приветливый, пожилой механик оскалился белозубой улыбкой. Дизельный двигатель громко затарахтел, посудина задрожала всем корпусом и плавно отвалила от пристани.

Мимо поплыли берега Роны, закованные в серый гранит. Катер миновал шлюз, и река подхватила его, словно бумажный кораблик. Здесь уже не было мрачного камня, лишь стройные камыши покачивались под слабым дыханием ветра у самого берега, заросшего густыми деревьями. Свежий воздух врывался в распахнутые окна, даря блаженное умиротворение. Справа по борту нарисовались деревянные брусья, на которых резвилась группа мальчишек. Поначалу они просто играли, брызгаясь прохладной водой. Но когда катер подошел ближе, дети, будто по команде, скинули короткие штанишки и дружно показали худосочные задницы.

– Фу! Какой кошмар! – покраснела Мадлен и отвернулась. А Моро громко расхохотался и засвистел, перекрывая шум двигателя. Мальчишки тут же исчезли в кустах. Посудина издала жуткий скрежет и, сделав поворот, пристала к левому берегу.

– Прошу вас, идите за мной! – засуетился профессор, первым выскочив на поданный трап. Серж взял под руку Мадлен, и они вместе сошли на берег. За дикими кустами открылась песчаная коса, а слева замаячил длинный бетонный забор старой промышленной зоны.

Вся коса оказалась перерытой аккуратными траншеями, кое-где накрытыми прозрачной пленкой. Сорель остановился и, разводя руками, торжественно произнес:

– Перед вами лежит сама история! Это остатки лагеря великого Цезаря. Именно отсюда началось завоевание Галлии! Надеюсь, что и мы начнем свое исследование тоже из этого места.

Моро с интересом огляделся вокруг. Им вдруг овладело странное состояние причастности к чему-то загадочному. Казалось, что здесь, на стрелке Роны и Арва, витала в воздухе какая-то тайна и настойчиво манила за собой сквозь прошедшие столетия.

* * *

Внезапно налетел легкий ветерок. Струя воздуха обдала запахом тины и неизвестных цветов, прогнав накатившее оцепенение. Моро встряхнулся и медленно двинулся вдоль траншей, с удивлением разглядывая людей, увлеченно ковырявшихся в земле.

– Сначала здесь стоял походный алтарь, – возбужденно ткнул пальцем профессор в остатки каменного фундамента. – А потом римляне возвели в этом месте храм, посвященный Двуликому Янусу. Но нам нужно пройти ближе к Арву. Там мы нашли остов обгоревшего частокола и спрятанный под настилом кошель с золотыми монетами.

Моро деликатно пропустил вперед разгоряченного Сореля и зашагал за ним, стараясь не наступить на странные черепки, тщательно разложенные на целлофановой пленке. Мадлен, вооружившись блокнотом, тоже не отставала от мужчин. Наконец профессор привел их к широкому, прямоугольному раскопу, на дне которого копался краснощекий молодой человек. Клод спрыгнул в яму и, пожав руку парню, оглянулся назад:

– Это здесь, спускайтесь. Сегодня Жюльен нашел еще пару монет. Сейчас он их покажет. Кстати, деньги такие же, как и в кожаном кисете. Из чего можно сделать вывод, что стела, обнаруженная на склоне Юнгфрау, есть документальное свидетельство событий, а не красивая сказка!

Серж осторожно спустился по доске с набитыми брусками и помог женщине сделать то же самое. В глаза бросился ровный ряд из остатков обгоревших кольев, глубоко сидящих в сухой земле. Вплотную к ним примыкала узкая щель, перекрытая сгнившим бревном.

Жюльен подставил раскладную табуретку для Мадлен, а сам, откинув мешковину, подобрал две круглые монеты и молча подал их Моро. Золото тускло блеснуло на солнце. Сердце бешено заколотилось в груди, а в мозгу пронеслась череда мыслей, настойчиво толкая на авантюру и безбожно коверкая воспаленное сознание. Серж медленно разжал кулак и принялся с неподдельным интересом рассматривать кружки желтого металла. Монеты не были затерты, просто потемнели от времени. Наверное, ими практически не пользовались, поэтому они прекрасно сохранились. На одной стороне была изображена волчица, вскармливающая двоих детей. На другой – голова орла, под которой шла надпись: «SPQR».

Моро нехотя вернул деньги Жюльену и, взглянув на профессора, тихо спросил:

– Клод, как вы думаете, сколько стоят эти две монеты?.. Если не учитывать их историческую ценность, конечно?

– Даже не знаю, – развел руками Сорель. – Монеты достоинством по двадцать пять сестерциев каждая… Итого, пятьдесят – годовое жалование римского легионера.

– Понятно! – загорелся Серж. – И еще одно… У вас есть соображения, где гельветы могли спрятать такие сокровища?

– Знаете, Серж, – задумчиво протянул профессор. – Я набросал примерный маршрут движения Десятого легиона, используя документальные свидетельства того времени. Но о золоте там ничего не упоминается, говорится лишь об утраченном штандарте легиона – серебряном орле, который римляне отбили у гельветов в районе старого Мюррена.

– Ого! Это же у подножья Шильторна, в Бернских Альпах! – удивленно воскликнул Моро. – Далеко же они забрались!

– Так вот, – невозмутимо продолжил Клод. – Гельветы могли спрятать золото в разных местах. Например: на Жюрб или у холма Орон. Возможно, еще и у горы Молезон, либо в тех же Бернских Альпах. Римляне буквально наступали им на пятки. Поэтому, если поисками заниматься всерьез, тогда необходимо пройти весь маршрут, по которому Лабиен преследовал противника.

Профессор извлек карту из заднего кармана потертых, коротких штанов и разложил ее прямо на земле. Маршрут, начерченный красным карандашом, проходил сквозь четыре кантона, а предполагаемые места поисков были отмечены синими окружностями. Самая крупная из них охватывала Лаутербрюннен, водопад Трюммельбах, большую часть ущелья перед Юнгфрау и старый Мюррен.

– Да, тут работы – непочатый край! – констатировал Моро. – Клод, а вы уверены, что гельветы не разбазарили эти деньги?

– Дорогой Серж, – поднял голову профессор. – Дело в том, что интересующая нас часть войска гельветов потерпела поражение у водопада Трюммельбах и рассеялась по окрестным горам. Думаю, они разделили деньги по частям и спрятали их в разных местах, пока уходили от наседавшего Лабиена. У них просто не было времени, чтобы поступить иначе.

Вы только представьте, как закованный в броню легион преследует вас по пятам, не давая никакой передышки! Считаю, что о спрятанных деньгах знало ограниченное количество людей, многие из которых погибли в последнем сражении у водопада. После поражения гельветы не могли возвратиться за основной частью клада, так как римляне уже полностью контролировали территорию, выставив гарнизоны практически в каждой деревне. Именно поэтому Думнориг и оставил надпись на стеле, чтобы будущие поколения смогли наконец воспользоваться золотом Цезаря.

– А дальше стелу накрыл ледник, – продолжил мысль Моро. – И тайна оказалась скрытой от посторонних глаз на многие столетия.

– Именно так, дорогой Серж, – кивнул Клод, складывая карту. – Я считаю, что судьба подарила нам шанс. И надо быть непроходимым простофилей, чтобы не воспользоваться таким подарком.

Наступила тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом песка, иногда осыпающегося в раскоп. Серж нервно закурил, пытаясь привести свои мысли в порядок. Сердце колотилось в груди, будто пойманный зверек в силках, а перед глазами поплыли странные образы и вскоре завертелись каруселью ярких красок. Он снова поднял монеты, повинуясь какому-то непреодолимому желанию. Золото весело подмигнуло на ладони, и яркий отблеск мгновенно пронзил мозг, словно указывая единственно правильный путь.

Моро дернулся, отбросил окурок, обжегший пальцы, затем положил монеты на место и решительно сказал:

– Клод, я даю согласие на поиски золота Цезаря! Отберите надежных людей и все необходимое для нашей экспедиции. Мадлен, надо открыть счет на имя профессора и заключить с ним договор.

– Хорошо, Серж. Как скажешь, – отозвалась женщина, делая пометки в блокноте.

– Но впереди у нас выходные! – внезапно сник Сорель. – Все будут отдыхать… Да и магазины закрыты. Даже хлеба не купишь, не говоря о необходимом снаряжении.

– Это не страшно, Клод, – хлопнул его по плечу Моро. – За выходные вы отберете нужных людей, а в понедельник можно арендовать автомобили и купить снаряжение. Думаю, что с питанием у нас проблем не возникнет. Мы живем в Швейцарии, и рестораны на любой кошелек здесь на каждом шагу.

– Как странно, Серж, – искренне удивился профессор. – В вас продолжает жить офицер. Когда вы говорите, мне сразу хочется бежать и выполнять распоряжения! Неужели этому учат в военных институтах?

– Нет, Клод, не учат, – вздохнул Моро. – Наверное, это генетика. Ладно, давайте прощаться. В понедельник будет открыт счет на ваше имя, а во вторник мы отправимся за сестерциями Десятого легиона.

Они пожали друг другу руки, и Серж вместе с Мадлен выбрались из раскопа. Солнце вошло в зенит, но оно совершенно не беспокоило мужчину и женщину, бредущих по тропинке среди пышных кустов. Люди оживленно болтали и заразительно смеялись, страшно довольные, что судьба наконец свела их вместе, подарив волшебное чувство, которого они были несомненно достойны.

Над зеленой рекой поднималась едва заметная дымка. Она колебалась в знойном воздухе и неторопливо растворялась в чистом небе, точно хрупкая надежда отыскать бесследно пропавшее золото.

ЗЕМЛЯ СЕКВАНОВ

Букцины затихли, смолкли и барабаны, словно испугались злых духов, царствующих в этой странной, неизведанной земле. В наступившей тишине раздавался лишь неприятный лязг оружия и мерный топот солдат, продолжавших идти в ногу. Серая пыль поднималась над каменистой дорогой, оседая на калиги, красные щиты и приземистые кусты, растущие на обочинах. Справа раскинулся широкий Леман, на горизонте сливаясь с голубым небом. А слева медленно надвигался длинный, горный хребет, заросший густым лесом. Из-за этого он казался мрачным и пугающим, каким-то чужеродным на фоне остального пейзажа.

Лабиен ехал на гнедом коне в окружении трехсот всадников, двигаясь впереди легиона. Природные красоты совершенно не трогали его. Легат хмурился, бросая косые взгляды то на светловолосую женщину, легко управлявшуюся с норовистой лошадью, то на понурого, бородатого гельвета-перебежчика. В его душе клокотала ненависть к Цезарю: мозг рисовал жестокие картины праведного отмщения. Но мысли совершенно не желали выстраиваться в логическую цепочку, и Тит готов был сорвать злобу на любом, подвернувшемся объекте.

Монотонное движение медленно утомляло раздраженное сознание. Серая лента дороги продолжала извиваться, бросая под ноги острые камни и выступающие на поверхность корни деревьев. За придорожными кустами поднимались липы и раскидистые дубы, отбрасывая бесформенные тени на идущих солдат. Стало прохладно и влажно. Где-то в зарослях ухала разбуженная сова, пели птицы, выдавая причудливые трели, и резкой барабанной дробью стучал дятел. Лесное эхо искажало эти звуки, иногда казалось, что в чаще бродит нечто ужасное, пристально наблюдая за пришельцами сверкающими, зелеными глазами.

Впереди показалась развилка, разделяя дорогу на две части. Одна сворачивала налево и круто поднималась в гору, теряясь в еловых зарослях. Другая шла направо и вниз, плавно спускаясь к озеру. Проводник взмахнул рукой, дав знак остановиться, а сам, подъехав к развилке, соскочил с коня.

– Легион! Стой! – рявкнул Лабиен. – Время короткого отдыха!

За спиной послышались отрывистые команды и роща наполнилась гулом голосов. Солдаты разбрелись по обочинам дороги, стараясь занять места получше. Лишь когорта Марцелла осталась в строю, готовая в любой момент к отражению опасности.

Проводник неторопливо обошел лужу, внимательно изучая грязь. Потом удовлетворенно хмыкнул и вернулся обратно, ведя коня в поводу. Он смахнул ладонью пот со лба и, взглянув на легата, заговорил:

– Командир, на развилке очень много следов. Те, за кем мы идем, прошли здесь, когда солнце еще было на востоке. Они направились в гору, к поселку секванов, правда, не знаю зачем. Места тут дикие, непонятные… Болтают, что в густом ельнике обитает страшное, зубастое нечто с горящими глазами!.. Секваны сами боятся его и называют: «лесовиком». Я советую тебе не подниматься на эту гору!

– Мы распнем любое создание Плутона! – презрительно бросил Лабиен и, повернувшись к светловолосой воительнице, угрюмо спросил: – Скажи, зачем Эгер полез на гору, населенную духами?

– Не знаю, – пожала плечами Жонсьян. – Эгер никогда не объяснял своих поступков…

В этот миг в землю вонзилась стрела и замерла, подрагивая, у ног проводника. Было непонятно, откуда она прилетела. Кусты и девственный лес вдоль дороги не шевелились, а птицы в раскидистых кронах оставались спокойными. Легат медленно слез с коня и, выдернув стрелу, начал ее рассматривать. К древку оказался привязан тонкий, свернутый в трубочку, лист пергамента.

Тит аккуратно разрезал нить, развернул листок и, немного повертев в руках, протянул женщине:

– Прочти и переведи нам суть этого послания. Я не могу понять корявые буквы, написанные на варварском языке.

Жонсьян взяла пергамент, быстро пробежала глазами текст и закрыла ладонями лицо. Ее плечи затряслись, и стало ясно, что она плачет. Но вскоре она взяла себя в руки, гордо выпрямилась и, бросив на легата отсутствующий взгляд, тихо произнесла:

– Это письмо адресовано мне… Эгер и весь его клан отвергают меня. Они считают меня предательницей, и что мне нет места среди гельветов. Это все, о чем они пишут… А я не знаю, что теперь делать… Наверное, надо лишить себя жизни, чтобы смыть такой позор!..

– Не стоит торопиться с подобными решениями, прекрасная нимфа, – криво усмехнулся Тит. – Жизнь – удивительный дар богов, хотя они часто завидуют нам, потому что мы смертны. Ты выполнила свой долг до конца и храбро сражалась, не уступая мужчинам. Это не твоя вина, что солдаты Марцелла оказались сильнее. Рим уважает храбрость благородных противников, но не воюет с женщинами! Я, как народный трибун и легат, назначенный сенатом, беру тебя под свою защиту! Теперь, согласно законам, ты находишься под покровительством сената и народа Рима!

– Благодарю, великодушный легат! – сквозь слезы, прошептала Жонсьян. – Ты никогда не пожалеешь о принятом решении, клянусь тебе в этом!

– Легион! Строиться! – крикнул Лабиен. – Мы идем на диких секванов! И никто не сможет нас остановить!

Тысячи глоток победно заревели в ответ. Лес вздрогнул и затаился, будто испугался солдат Десятого легиона, которые уже спешно собирались на дороге, смыкая ровные ряды. Вновь грохнули барабаны, задавая нужный темп. Легион, словно единый, живой организм, тронулся в путь. Мимо Лабиена замелькали однообразные ряды людей, облаченных в пластинчатую броню, круглые, начищенные шлемы и солдатские калиги. Лица подчиненных легат совершенно не замечал. Они казались ему одинаковыми звеньями военной машины Рима. Вскоре на дороге поднялась пыль, скрывая легионеров. А над ней, будто сами по себе, поплыли красные флажки когорт и центурий.

Внезапно легат ощутил прилив странной тревоги, вспомнив стрелу, вонзившуюся в землю у ног проводника. Он сморщился, как печеное яблоко, и повелительным жестом подозвал начальника конницы прикрытия.

– Послушай, Аттилий, – проговорил Тит. – Возьми с собой сотню всадников и вместе с проводником отправляйся вперед, на разведку. Я не желаю, чтобы гельветы застали нас врасплох на этой дороге. Места здесь глухие, и, если что-нибудь произойдет, я не смогу развернуть легион в боевой порядок.

– Хвала Марсу, что он послал нам такого командира! – возбужденно откликнулся краснощекий молодой офицер. – Я немедленно отправляюсь вперед, а ты с остальными всадниками присоединяйся к когорте Тиберия. Так будет спокойнее.

Лабиен утвердительно кивнул и, призывно махнув рукой, поехал вдоль строя, нагоняя первую когорту. Жонсьян тронулась следом, а за ней и остальные всадники. Скоро сотня Аттилия оставила идущий легион и поскакала вперед по дороге.

Минул час непрерывного движения. Природа заметно изменилась. Еловый лес сменил лиственный. Высокие деревья закрыли солнце. Стало сумрачно и прохладно, нестерпимо запахло хвоей. Вдоль ддороги поднялись огромные серые скалы, обильно поросшие зеленым мхом. Казалось, что они пристально разглядывают чужих солдат, чтобы в любой момент спихнуть их с хребта в непроходимую чащу. В лесу раздавались странные звуки: где-то шумел горный ручей, кто-то громко стонал, будто человек, попавший в когтистые лапы косматой твари из старой легенды секванов.

Вдруг из-за поворота вылетел всадник из сотни Аттилия. Тиберий дал знак когорте остановиться. Остальной легион тоже замер в полном молчании, ожидая самого худшего. А гонец приближался с перекошенным от ужаса лицом, точно его преследовали фурии, вырвавшиеся из царства теней.

Всадник осадил взмыленного коня и, обращаясь к легату, сбивчиво заговорил:

– Там, наверху, стоят гельветы… Одни воины… Наверное, это заслон или передовая застава… Они перегородили дорогу стволами поваленных деревьев, а сами сидят в засаде. Нас они не заметили, потому что проводник увел нашу сотню на боковую тропу. Аттилий считает, что мы на правильном пути. Кстати, наш проводник тоже. Он сказал, что это люди из клана Эгера.

– Как далеко варвары устроили засаду? – перебил гонца Тит.

– Отсюда в пяти поворотах дороги, – откликнулся всадник, махнув рукой в неопределенном направлении. – Обойти их нет никакой возможности…

– Тиберий! Ты должен с ходу взять укрепление дикарей! – приказал Лабиен. – Перестроить или развернуть весь легион здесь невозможно. Поэтому вся надежда на твою когорту! Только действовать надо в полной тишине. Внезапность – вот залог нашего успеха!

– Я понял твой замысел, легат, – кивнул центурион. – Я перестрою когорту в черепаху перед последним поворотом. Никто не устоит перед мощью моих солдат!

Лабиен подал знак трубачам и барабанщикам, чтобы они молчали, и легион вновь тронулся в путь, стараясь не греметь оружием. Серпантин дороги круто изогнулся вверх, будто каменистая насыпь вела прямо на небо. Скалы нависали с правой стороны сплошной, зеленовато-серой стеной. А слева резко обрывался головокружительный склон, заросший вековыми елями и непроходимыми кустами дикого терновника. В голубом небе появились седые облака. Они периодически закрывали солнце, играя светом и тенью на серых, растрескавшихся камнях. Но вскоре дорога расширилась. Грубая замшелая стена отступила, а пропасть отодвинулась пологим склоном, словно сама природа давала римлянам возможность для небольшого маневра.

Тиберий остановил когорту и начал перестраивать солдат в боевой порядок. Остальной легион тоже замер, точно гигантская, присыпанная пылью ядовитая змея перед решающим броском. Из бокового оврага выбралась сотня Аттилия. Всадники старались не шуметь, словно разгадав маневр Лабиена.

Бородатый проводник улыбался во весь рот, страшно довольный собой и успешно проведенной разведкой. Он остановил лошадь рядом с легатом и вполголоса обронил:

– Командир, с тебя причитается скромное вознаграждение!.. За поворотом – засада, которую устроил тебе Эгер, как дикому зверю. Думаю, это обыкновенный заслон, чтобы выиграть время. Но для чего оно ему понадобилось – ума не приложу! Наверное, вождь хочет спрятать что-то ценное. Кто знает?..

– Тебя это не касается! – оборвал Тит словоохотливого перебежчика. – Свои три асса[14]14
   Асс – древнеримская медная монета.


[Закрыть] изволь получить у казначея. Продолжай служить на благо Рима – и денег будет больше. Но если ты сунешь нос не в свои дела…

– Не продолжай, благородный легат! Я человек понятливый! – криво усмехнулся проводник и на всякий случай спрятался за спинами подъехавших всадников, которые расступились перед хмурым Тиберием.

– Когорта готова к бою! – доложил центурион.

– Удачи тебе, храбрый Тиберий! – пожал ему руку Лабиен, не сходя с коня. – Я двину легион следом, как только вы пройдете поворот.

Центурион резко развернулся и направился к своим солдатам. Через мгновение когорта накрылась щитами и, ощетинившись копьями, решительно двинулась вперед. Тит напряженно смотрел вслед уходящим бойцам. Ему очень хотелось быть среди них, в первой шеренге, дабы получить долгожданный глоток славы, пускай и минутной, но такой желанной и всепоглощающей. Он судорожно вцепился в поводья и подался вперед, словно зверь, почуявший легкую добычу.

Внезапно Жонсьян погладила его руку, будто хотела успокоить или удержать от неверного шага. Их глаза на секунду встретились, и легат ощутил, как кровь застучала в висках. Он замер, точно пораженный молнией. В этот миг легат желал лишь одного: чтобы эта женщина всегда была рядом, чтобы видеть ее прекрасные, серые глаза до последнего дыхания.

Тут пронзительно загудел рог гельветов, и сотни глоток заревели в ответ, разорвав напряженную тишину. Тит очнулся и, взмахнув рукой, поднял коня на дыбы. Сразу протяжно взвыли букцины, перекрывая все остальные звуки, и легион тронулся с места. За поворотом дороги открылось широкое пространство, которым Тиберий успел удачно воспользоваться в короткий промежуток времени. Когорта развернулась сомкнутым квадратом и теперь быстро наступала на завал, не обращая внимания на стрелы и камни, осыпавшие щиты градом ударов.

Гельветы же явно не собирались сдаваться или покидать место боя. Они выстроились стеной сразу за завалом, исторгая дикие крики. Лабиен с ужасом отметил, что силы были примерно равны, а развернуть остальной легион не представлялось возможным. Оставалось лишь одно: стоять на месте и наблюдать, полагаясь на военный талант Тиберия.

Тем временем первые ряды когорты взобрались на завал. Строй моментально сломался, а гельветы, не долго думая, смяли одиночек, оказавшихся на той стороне. Римляне прыгали прямо на желтые щиты, пытаясь оттеснить противника от поваленных деревьев, чтобы дать возможность соратникам сомкнуть ряды и атаковать уже по всем правилам. Завязавшееся сражение стало похоже на свалку, или на пьяную драку у дверей кабака. Грохот ударов смешался с истошными воплями с обеих сторон и протяжным воем боевого рога гельветов.

– Марцелл! Волоките сюда баллисту! А то дикари раздавят несчастного Тиберия! – взревел Лабиен, устав наблюдать бессмысленную бойню. Позади раздались отрывистые команды, солдаты расступились, а из-за поворота медленно выкатилась метательная машина. Следом показалась лошадь, тянущая двухколесную телегу, груженную отборными камнями.

Легат вновь взглянул на сражающихся. Когорта Тиберия не продвинулась ни на шаг, но упрямый центурион не прекращал атаку, пытаясь отбросить варваров от завала.

– Лукреций! Заряжай просмоленными шарами! Сожги живьем упорных дикарей! – взвизгнул Тит, внезапно потеряв голос и, резко закашлявшись, обернулся к трубачу: – Солдат! Играй отход! Иначе обезумевший Тиберий погубит всю когорту!

Букцина послушно взвыла. Подразделение сразу прекратило бессмысленную атаку и, сомкнув щиты, замерло перед завалом. Гельветы победно завопили, потрясая оружием, и этот крик, словно ножом, резанул по сердцу легата. Он злобно выругался и взмахнул рукой. Баллиста натужно ахнула. Полыхающий шар, будто разряд молнии, со всего маху угодил в середину строя варваров. За ним полетели второй, третий, разбрызгивая сгустки горящей смолы. Противник смешался. Строй желтых щитов прекратил свое существование. На его месте возникла толпа вооруженных людей, обезумевших от ужаса и боли. За завалом повис истошный вой раненых, которых нещадно топтали свои же, уцелевшие после ударов безжалостной баллисты.

Снова противно рявкнула букцина, и солдаты Тиберия, издав дружный крик, ринулись на завал. На сей раз помешать им гельветы не смогли. Бойцы первой когорты перебрались через поваленные ели и, сомкнув ряды, принялись теснить к обрыву мечущегося противника. Началась обычная резня. Но никто из гельветов не вышел из боя. Они проявляли чудеса безрассудной храбрости, кидаясь на первую шеренгу когорты, где и находили смерть от мечей завоевателей. Спустя немного времени все было кончено. Солдаты Тиберия сбросили последних, ожесточенно сопротивлявшихся гельветов с обрыва и, грохнув мечами о щиты, развернулись лицом к своему легату.

Наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь сухим треском горящих, просмоленных шаров. Густой черный дым, исходящий от снарядов, поднимался в голубое небо, причудливо меняя свои формы, точно вместе с ним уносились к неведомым богам души погибших гельветов.

* * *

Тит соскочил с коня, окинул хмурым взглядом солдат Марцелла, разбиравших завал, людей Тиберия, занимавшихся ранеными товарищами, и отвернулся, уставившись вниз, на далекий Леман. В этом месте не было вездесущих вековых елей и скал, заросших мохнатой зеленью.

Открывшаяся панорама поразила воображение вселенским спокойствием и девственной красотой. В лучах заходящего солнца озеро казалось перевернутым небом. На водной глади виднелся крошечный белый парус одинокого рыбака. Везде, насколько хватало глаз, к огромному водоему спускался зеленый лес, играя странными тенями на холмах и в низинах. Только у самой воды маячил правильный прямоугольник бурой земли обработанного поля. А в темных, сырых ложбинах поднималась легкая, белесая дымка – предвестник ночного тумана.

– Картина, достойная пера Катулла! – восторженно прошептал легат, не отрывая взгляда от неземной панорамы.

– Да, здесь очень красиво, – подала голос стоявшая рядом Жонсьян. – Я и не могла подумать, что ты в состоянии восхищаться природой!.. Особенно после того, что произошло на дороге.

– Война – временное явление, – обронил Тит. – Когда-нибудь она несомненно закончится… Кстати, а почему этот маленький отряд остался здесь до конца? Неужели дело в глупом фанатизме, бессмертии души и тому подобных предрассудках?

– Я не думаю, что все ограничивается верой в наших богов, – покачала головой женщина. – Эгеру нужен был этот заслон, чтобы оттянуть время. Наверху есть поселок секванов. Возможно, они прольют свет на его маневры?..

– Да, отвергнутая женщина становится самым страшным врагом, – процедил Лабиен и, немного помолчав, все-таки признался: – А ты мне очень нравишься, лесная нимфа!.. Такая красота призвана покорять сердца! Твое место в Риме, среди величайших матрон, которые умрут от зависти, когда тебя увидят!

– Ты мне тоже приглянулся, великодушный легат, – отозвалась Жонсьян, опустив глаза. – Я обязательно помогу тебе в этом нелегком деле… А что будет дальше, время покажет.

Тут она смутилась от собственной смелости и отошла в сторону, одарив командира красноречивым взглядом. А Тит, весьма довольный собой, направился к когорте Тиберия.

Солдаты Марцелла уже разобрали завал, и дорога вновь оказалась свободной. Тяжело раненных и убитых отнесли в обоз, но остальные, получившие в бою незначительные повреждения, решили не покидать своих товарищей. Тела погибших гельветов сложили на обочинах, оставив при них оружие в знак уважения перед храбростью поверженного противника.

Лабиен недовольно поморщился при виде мертвецов и, подозвав Тиберия, задал ему вопрос:

– Почему дикарей не закопали, а выложили для всеобщего обозрения? Разве я давал насчет этого какие-то распоряжения?

– Не сердись, командир! – устало произнес центурион. – Об этом меня попросил наш проводник. Тела воинов должны лежать там, где их настигла смерть. Иначе, их души не смогут вновь возродиться…

– Бред какой-то! – удивился легат, но затем неожиданно смягчился: – Ладно, Тиберий, пускай лежат здесь… А ты иди, собирай людей! На этот раз первой выступит когорта Марцелла. Мы уходим наверх, к поселку секванов. Я не желаю, чтобы ночь предательски застигла нас на дороге!

Центурион ничего не ответил, просто развернулся и побрел к солдатам, сидевшим прямо на каменистой земле. Вскоре легион вновь тронулся в путь. Люди Марцелла взяли хороший темп, будто пытались обогнать заходящее солнце. Но багрово-красное светило неумолимо уплывало за хребет, который хмурился все больше и больше. В ельнике заклубился туман, затягивая густую чащобу белесым облаком. На дорогу потянулись длинные тени, словно живые создания непостижимого сумрака. Зеленый мох на скалах покрылся блестящими капельками росы и теперь причудливо сверкал, точно был усыпан драгоценными камнями. В мрачных ложбинах кто-то горестно вздыхал, а над головами солдат метались потревоженные летучие мыши.

Наконец солнце нырнуло за гору, куда-то в царство Плутона, оставив в темнеющем небе оранжевую зарю. Луна бледным пятном проступила на востоке, медленно наливаясь мягким, потусторонним светом. Тьма быстро сгущалась. Солдаты зажгли факелы, и пламя заиграло на лицах людей, выхватывая из сумрака маленький участок дороги. Когорта Марцелла пошла медленнее, а за ней и остальной легион сбавил темп. Чем выше поднимались они, тем холодней становилось вокруг. Порывы сырого ветра швыряли в лица противную, влажную взвесь и рвали рукотворные огни, будто пытались оставить римлян в кромешной темноте. Казалось, этот трудный подъем не закончится никогда. Наконец дорога выровнялась, повернула вправо и вывела легион на широкий, свободный от леса участок.

Впереди возвышались крутые земляные валы, обложенные серым камнем. Между ними маячили резные деревянные ворота, за которыми проглядывали островерхие крыши домов из тщательно пригнанной дранки. Оттуда приятно тянуло дымом, запахом готовящейся еды и домашним уютом.

Марцелл взмахом руки остановил когорту. А сам застыл перед строем, принюхиваясь, точно волк, почуявший отару овец.

– Это Саар – тот самый поселок секванов, о котором я тебе говорила, – тихо произнесла Жонсьян, скользнув взглядом по каменному лицу Тита. – Только он обычно очень оживленный, даже вечером, а сейчас у меня такое чувство, будто все вымерли.

– Серьезное укрепление, – буркнул Лабиен, мгновенно оценив высокие валы. – Если там засел Эгер, мало нам не покажется! Наверное, придется их осадить и подготовиться к штурму.

– Не надо делать поспешных выводов, храбрый легат, – твердо сказала женщина. – Сейчас мы с проводником отправимся к воротам и узнаем, что к чему. А положить своих солдат у этих валов ты всегда успеешь.

– Будь по-твоему, лесная нимфа, – вздохнул легат. – Только проводник пойдет в одиночку. Я не хочу тебя потерять, так и не ощутив вкуса твоих чувственных губ.

Жонсьян одарила его выразительным взглядом и смущенно отвернулась. А Тит подозвал к себе бородатого проводника: