Текст книги "Чао, Феликс Вивас"

Отщипнув ещё кусочек, София перенесла пальцы на клавиатуру. По полю для текста побежали латинские буквы: «Mi manchi». И вдруг поверх диалогового окна выплыло флеш-окошко. София мгновенно распрямилась и всмотрелась в его содержание: «Mario Francescoli добавил новую фотографию». К сообщению была прикреплена миниатюра этой фотографии. Курсор кликнул – фото открылось, и на нём София увидела довольного жизнью Марио в тесной компании с радостной девушкой, которая целует его возле губ и гладит по щеке, растянувшейся на весь экран от удовольствия.

София поначалу растерялась, ахнула от шока, и в таком состоянии она пролистала весь новосозданный альбом – и на всех снимках этого альбома её черноволосый избранник любезничал с «какой-то шваброй». Бровки Софии сошлись на переносице. Она протянула руку за монитор, достала оттуда часы Германа, положила их рядом циферблатом вверх – засекла время:

– Итак, Марио свет мой Франческоли! У тебя есть пять минут, чтобы объясниться!

И София грянула по клавишам компьютера, как по клавишам рояля…

Полина сидела на высоком барном стуле, красиво локтем опершись о стойку, и курила. Вдумчиво, не торопясь. К ней подошёл Герман, кураж которого немного развеялся, и небрежно бросил на чёрную стойку белые конверты:

– Ну, вот, собственно, и я.

Полина взглянула на конверты и метким глазом засекла отправителя.

– Требования по кредитам?

Она сделала глоток водички, оставляя на стеклянном стакане помадные следы, и поставила стакан на стойку.

– Та! – махнул Герман, в задумчивости взял стакан Полины, отхлебнул. – Ты что воду-то?

– Ну, что нашла, – пожала плечиком Полина.

Германа такой подход не устроил.

– У нас же арманьяк есть, – воскликнул он, – настоящий!

Полина возразила, но Герман уже нырнул за стойку и копошился там, гремя стеклом питейной посуды:

– Ну был же арманьяк, я же помню!.. Целая бутылка!

Герман вынырнул ни с чем.

– Или кофе? – предложил он. – Итальянский!

Герман снова скрылся за стойкой и тут же появился с початой бутылкой водки:

– Итальянского, к сожалению, нет…

Обнаружив в руке бутылку русской вместо банки итальянского, Герман нырнул за стойку, чтобы поменять. Поменял.

– Итальянского, говорю, пока нет – ждём Ромку. Но есть доминиканский, тоже неплохой.

Полина предпочла бы вовсе остаться без кофе, чтобы избавить хозяина от этих хлопот, но хозяин был радушен, а значит – неудержим. Его подстёгивал позор угощения дорогой гостьи безвкусною водою.

Крышка со свистом крутанулась, но банка оказалась пустой. Герману самому уже было смешно от такого количества конфузов.

– Прости, я сейчас. – Он вышел из-за стойки под свет женской снисходительной улыбки и бросился к двери в Офисную зону.

– А когда Ромка возвращается? – опомнилась Полина.

– Через трое суток!..

Офисной (опять это слово) зоной звалось небольшое, светлое помещение с окнами на улицу, двумя столами, большими мониторами, кожаными креслами, кулером, небольшим современным трюмо со стаканами и сервизом, а также стеллажами, заполненными каталогами и договорами. Дверь открылась, в офис быстро вошёл Герман, а как вошёл – так и окаменел, будто от встречи с глазами Медузы Горгоны: в его кресле с бокалом арманьяка в одной руке и сигарой в другой восседал Рома.

В этот самый момент у барной стойки безропотно довольствовалась водой влиятельная персона. Она покуривала и поглядывала на дверь – возможно, догадывалась о чём-то…

Приветствуя друга, Рома приподнял в его честь широкий бокал, сложил на его столе ноги, затянулся и прихлебнул. Глаза Германа обрели форму чайного блюдца.

Стоп-кадр!.. Сильней всего люди боятся двух вещей: неожиданности и перемен. Но лично я обожаю, когда это происходит. Взрыв мозгов, разрыв шаблонов, ломка схем, катастрофа! Человек тогда другим становится: подвижным, живым, способным на импровизацию. И кровь в нём закипает и делает его дерзновенным на большее…

Часть II

Роман взирал на одеревеневшего начальника римским патрицием и опьянял сам воздух едко-сладким дымом сигары. На мониторе шла он-лайн игра в шахматы. Початая бутылка дорогого арманьяка стояла рядом. Выпятив свои радужные чайные «блюдца», Герман хрипел и булькал, пытаясь произнести хотя бы слово – гневался. Но гнев его был бы страшнее, окажись под рукой пистолет. По мне, так пистолет – это единственная причина, которая может помешать виновнику всё объяснить и, возможно, обнаружить нечто такое, что сменит ваш гнев на милость. Да-да, милость, ту самую, которую вы сами для себя постоянно выпрашиваете, между прочим.

Поднатужившись, но, так и не выдавив из себя ни слова, Герман вышел обратно в холл. Сбитый с толку он подошёл к Полине, улыбающейся и курящей:

– Полли, ты извини. Тут произошла эта…

Он искал подходящее слово между «катастрофой», «крушением», «трубой» и «полной жопой». Полина подсказала:

– Накладка?

– Ага, накладка. Один человек решил уйти из жизни – и я должен ему в этом помочь.

Полина выпустила дым с иронической ухмылкой:

– Смотри, не переусердствуй – я бы тоже хотела поучаствовать потом.

Герман даже не слушал. Он прокручивал в голосе способы пыток и казней, известных со средних веков, которые он мог бы применить на скорую руку. Полина поняла, что никакого разговора она не дождётся, докурила, но, где затушить сигарету, не нашла – и Герман, торопящийся в «пыточную», просто забрал себе её окурок с лёгкими следами помады:

– Ты извини, что так.

Полина достала из сумочки мятную конфетку…

– Всё хорошо, кофе с мяньяком выпьем в следующий раз.

…и положила её себе на язычок.

– Я бы подвёз тебя, но…

– М, не беспокойся.

– Миша! – позвал Герман.

– Не надо хлопот, Гера, правда.

– Да ну, какие хлопоты, о чём ты! Ты только не грусти, Полин, прошу тебя. А то мне как-то неспокойно.

Полина приблизилась к Герману так, что почти коснулась его губами:

– Это большой соблазн для женщины иметь мужчину, который за неё переживает…

На зов руководителя явился Миша. Тот дал ему знак проводить гостью, а сам, наскоро с ней попрощавшись, устремился в Офисную зону. Он был так боек и шустёр, что, когда в кабинет пожаловал я, он уже заталкивал в бокал с арманьяком окурок с лёгкими следами помады.

– У тебя есть минута, – бросил Герман, проходя по кабинету к рабочему месту Романа и снимая на ходу пиджак. Но кому и когда, кроме злостных диарейщиков, спешка помогала? Естественно, завозился, запутался в рукавах.

– Ну, вот что ты за человек такой? – поморщился Роман. – За арманьяк же евры плачены…

– По старому курсу – не жалко! Сорок секунд!

– Ну-ну, давай-давай…

Роман поднёс бокал к носу, сморщился, глядя то ли на вымокший сигаретный окурок, то ли на след от помады на нём, фыркнул. Он потянулся рукой вниз, под стол и достал два чистых бокала. Герман намеревался повесить пиджак на спинку кресла, но жажда экзекуции поторапливала его, и он просто швырнул пиджак, как попало, и принялся расстёгивать рукава сорочки.

– Даже если в Италии пошёл густой снег, а ты вернулся, чтобы взять пальто и валенки – это не смягчит твою участь.

Роман, откинувшись в кресле, с уничтожающим оппонента спокойствием разливал янтарный напиток по широким бокалам.

– Слушай, а твоё кресло поудобней моего! – поёрзал он, отвлёкся на монитор и вдарил по клавиатуре. – Мат! Хе-хе! В восемь ходов! Нет соперников у Ромы, нет. Школота! В крестики-нолики с ними играть!..

Роман приподнялся в кресле и протянул Герману его бокал. Тот был занят закатыванием рукавов, но мельком всё же бросил взгляд на бокалы:

– Поразительно, на что человек тратит последние секунды своей жизни.

– Да успокойся ты! – зевнул Роман. – Меня депортировали из страны.

Герман застыл. С недозакатанным рукавом. Роман, держа бокал для него на вытянутой руке, со смаком прихлебнул из своего:

– Класс!

– Тебя – что? – опомнился Герман.

– И аннулировали визу.

В голове это не укладывалось. По сравнению с тем, что штурмовало Германа его мозг сейчас, слова «катастрофа», «крушение», «труба» и «полная жопа» были просто разговором о погоде.

– Тебя, депор..? Оспади, Пятачок, тебя-то за что? Ты что – лопнул воздушный шарик их любимого размера??

Роман вышел из-за стола и вложил бокал Герману в руку:

– Держи. За участие в футбольных беспорядках.

– В чём? – хлопнул глазами Герман. – Я не верю ушам!.. В беспорядках??!

Роман вернулся к столу и непринуждённо закусил шоколадом:

– Сначала я просто кричал «Merda, Roma!»2929
  «Сдохни, Рома!» (ит.), где «Рома» – римский футбольный клуб, выступающий в итальянской серии «А» регулярного чемпионата.


[Закрыть]

– «Merda, Roma!»? Мадонна! В городе, где даже полицейские болеют за «Рому», ты кричал «Merda, Roma!»???!

– Конечно, я кричал «Merda, Roma!»! Мы с Джанфранко пошли на дерби «Рома—Лацио» – это твоя была идея, между прочим, – все тифози на нашем секторе кричали «Merda, Roma!», и Джанфранко кричал «Merda, Roma!», а я что, по-твоему, должен был кричать – «Merda, Lazio!»3030
  «Сдохни, Лацио!» (ит.), где «Лацио» – футбольный клуб серии «А», представляющий регион, столицей которого является Рим. Фанаты обоих клубов известны непримиримой враждой друг к другу.


[Закрыть]?!!

Герман приложил бокал ко лбу.

– Это немыслимо…

Он был обескуражен и бессознательно двинулся к кулеру с водой. Роман продолжил:

– Потом я кричал «Наших бьют!». Это было уже за пределами стадиона. А потом я загремел в участок.

Герман набрал воду из кулера прямо в бокал с арманьяком, ослабил галстук, смочил пальцы, промокнул ими шею, щёки, лоб:

– Где ты, естественно, кричал «Волки позорные!»…

– Ну, разумеется, – развёл руками Роман. – Однако там…

– Кого я воспитал!

– Ты дашь мне договорить?

Герман сделал глоток и поморщился, глядя в бокал с разбавленной жижей:

– «Дадим отпор душителям всех пламенных идей!» – это про тебя строчка.

– Да не причитай ты! – скривился Роман. – Есть и хорошая новость.

Герман опустошил до дна бокал своей тошнотной смеси:

– Ты ложишься в психушку, в отделение для буйных?

Роман забрал у Германа пустой бокал и вложил в него новый, с чистейшим арманьяком, а в рот ему пихнул кусочек шоколада:

– Закусывай, остряк! В участке мы с Джанфранко…

– Что?! – изумился Герман. – Тебя туда замели с Джанфранко???! – Он плюхнулся в кресло, точно от бессилья – раздавленный, как Наполеон после «Ватерлоо».

– Это обстоятельство хоть немного меня реабилитирует, надеюсь? – Роман и себе не забывал подбавлять. – Так вот, мы там настолько сдружились на почве ненависти к «Роме» и полиции, мать её, что теперь король мрамора считает за честь посетить нас лично!

– Джанфранко?!..

Довольный собой Роман кивнул:

– Он родимый.

– Сам Джанфранко Скарфоне?!

– Собственной персоной.

Герман взял паузу, прошёлся.

– Ты страшный человек.

– Признание! Наконец-то! – Роман единолично чокнулся с оторопевшим начальником и, победно подмигнув, выпил арманьяк, как водку – махом…

Тем временем Полина, стоя у открытой двери в чёрный, как её подозрения, BMW, протягивала Мише стодолларовую купюру:

– Получишь в три раза больше за информацию, где они бывают, когда и с кем.

Однако тот соглашаться не спешил. Он стоял и смотрел на всё это с оценкой, убрав руки подальше от соблазна – в карманы штанов. Полина настаивала:

– Бери, что стоишь?

Миша старался быть корректным:

– Простите… Что это?

– В пять раз, – повысила ставки Полина. – Достойное вознаграждение за маленькую справку.

Миша ухмыльнулся:

– Мадам, я, в самом деле, польщён, но…

– Больше такая информация не стоит.

Миша ухмыльнулся и покачал головой:

– Это достойное вознаграждение за недостойное дело, мадам. Простите.

Полина сконфузилась – отказа она не ожидала:

– Хм. Ну что ж. На вот, возьми хотя бы визитку. А то вдруг кризис придёт – хлебушка захочешь.

Полина уселась на заднее сиденье премиального авто и уехала, оставив Мишу с визиткой…

А в Офисной зоне работодатели Миши, кажется, договорились. Роман держал пиджак Германа на вытянутых, а тот вдевал руки в рукава.

– И когда он приезжает? – спросил Герман.

– Сегодня.

Ещё один сюрприз – да сколько же можно!.. Герман застыл, вдев только один рукав:

– …Сегодня?

Роман поддёрнул пиджак, чтобы Герман вспомнил и о втором – Герман сунул и во второй.

– Сегодня, сегодня! У тебя что-то со слухом? Мне всё время приходится повторять по несколько раз каждую фразу!

– Не дерзи старшим, – сделал замечание Герман, качнул головой и, как водку, махом выпил свой арманьяк.

Роман уточнил ещё кое-что:

– Более того, он уже здесь.

Герман закашлялся, поперхнувшись, и, пока боролся с этим удушением, Роман невозмутимо продолжал:

– И сейчас мирно отсыпается в отеле в расчёте на вечер, который мы ему с размахом организуем. Я уже распорядился.

Герман упал в кресло. Сил осталось только на то, чтобы смотреть на Романа исподлобья.

– Что это значит? – спросил он с тоской.

Роман кормил Германа закуской и приговаривал с иностранным акцентом:

– Ето значит, Эрманно, – водка, икра, баляляйка, матрьёщка, партизани.

– Ну, допустим, с выпивкой, угощением, музыкой и шумными гостями всё ясно, а вот «матрьёщка»… С ней этическая проблема.

– С ней не этическая, с ней эпическая проблема, – поправил Роман и рассказал об одном эпизоде, мелькнувшем в его командировке, пока он ещё не стал там персоной нон грата. Он рассказывал так живописно и красочно, что Герман легко себе всё это представил…

Вечер. Где-то в уголке итальянского городка палка копчёной колбасы резалась перочинным ножом на дольки и раскладывалась на капоте очень дорогой спортивной машины красного цвета (Ferrari). Здесь же, на газетке, стояла и бутылочка водки российского производства. Над всей этой красотой звучал голос рассказчика:

– Я успел ввести Джанфранко в курс некоторых тонкостей переговоров по-русски, ну и мне открылась истина…

У машины на тёмной, безлюдной улочке выпивали Джанфранко и Роман. «Король» уже был пьян, слегка всклокочен и расхристан, но держался молодцом. Рубашка была расстёгнута, и грудные волоски казали себя уверенно и гордо. Джанфранко заключал партнёрство и уже был готов обниматься:

– Sicuramente, i principi vitali si proiettano sempre al lavoro. Sempre. Allora, se uno fa bene nella vita, credo che fa bene anche in affari. Sei molto bravo ragazzo, Romano, fedele e fermo. E collaboreró volentieri con voi.3131
  Жизненные принципы всегда проецируются на работу. Всегда. Какой ты в жизни – такой ты и в бизнесе. Ты классный парень, Романо, верный и твёрдый – я с удовольствием буду сотрудничать с вами. (ит.)


[Закрыть]

Роман, одетый по-летнему, но элегантно, с улыбкой протянул Джанфранко пластиковый стаканчик:

– Tieni.3232
  Держи. (ит.)


[Закрыть]

Джанфранко взял стаканчик, не уверенный, что ему это надо, и заглотил его содержимое одним (научился!) махом. В этот момент мимо них проходила парочка не молодых уже, но красивых и ухоженных женщин. Джанфранко оглянулся на них с выпученными глазами и водкой, зажатой за щеками во рту. Роман выделил из рассказа мораль:

– Наш итальянец предпочитает красавиц элегантного возраста…

Роман и Герман двигались по холлу на выход, чтобы из него сразу окунуться в праздник.

– У меня таких знакомых нет, – намекнул Роман.

– У меня – то…

Геру настигла догадка. Он встал на месте, тормознул и Роман. Друзья обменялись взглядами и кивнули головами: Гера – отрицательно, а Роман в противовес – положительно.

– Нет, – упёрся Герман.

– Да, – подтвердил Роман.

– Да не-еет!

– Не нет, а да.

– Ты всё-таки чудовище, – уступил Герман, и, улыбаясь друг другу, они оба вышли.

Уже из-за двери донёсся голос Романа:

– И дочку её пригласить не забудь, а то ещё обидится – неудобно будет…

Из колонок системы звучал лёгкий джаз – звучал тихо и никак не препятствовал Мише услышать всё, о чём говорили два босса. Он выкатился на кресле в арочный проём, соединявший Творческую зону и холл, и лицо его порозовело в шпионском любопытстве. Да, Полине он отказал, но – кто знает! – вдруг эта информация всё же ему пригодится!

Но если Миша не был уверен, какие факты ему могли бы понадобиться, то Дина наверняка знала, что именно ей нужно. Воспользовавшись отсутствием всех, кто мог ей сделать замечание, она подъехала к Мише, шурша колёсиками стула, и робко так, поглядывая на дверь в туалет, спросила:

– А что, Сева женат?

– А? – Мишу как будто разбудили.

Дина пояснила:

– Ну, ты сказал только что, мол, поучи жену, там, щи варить и всё такое… Сева женат разве?

Ответ на этот вопрос мы сейчас не узнаем, потому что диалог прервал громкий поток унитазного слива – и Дина и Миша живенько разъехались по местам. Из туалета вышел Сева – лёгкий, как Остап Бендер после кисловодского Нарзана. Ему снова было хорошо, и даже показалось, что джаз из колонок системы зазвучал ещё громче…

На маленькой, мягко освещённой сцене подиумного типа делали свою работу три джазмена: саксофонист, гитарист, повелитель контрабаса.

По залу ресторана передвигались люди. Сам зал был выбран Романом и Германом всё по тем же критериям, которых они придерживались в жизни: без вычурной роскоши, без пошлости – стильненько и со вкусом. По центру освещение было выведено более ярко – здесь была предусмотрена танцевальная зона. Чуть в стороне стоял большой стол, накрытый богато, на манер «шведского». Рядом примостился его малый «спутник» с напитками, за полнотой содержимого которого внимательно следили официанты. Гостей пока было не много, человек двадцать. Большая их часть находилась у стола, остальные рассредоточились по столикам на периферии, в затемнённой секции зала. Среди лиц проскакивали одухотворённые важностью момента физиономии Севы и накрашенной Дины. Сквозь музыку слышались разговоры, смех, звон бокалов…

За ножку бокала с шампанским вином, в котором отражались огоньки свечей, взялись ухоженные пальцы сорокапятилетней женщины. Стоя в фартуке в кухне своего летнего домика, Елена лихо опустошила бокал, ухнула, стряхнув его с размаху. В доме фоном негромко звучала музыка.

– Ну, София – понятно, – размышляла вслух Мама, – девушка молодая, красивая…

Прервав её, дзынькнул духовой шкаф: «Хозяйка, всё готово». Елена отставила бокал на стол, заправила холёную ручку в кухонную рукавицу, открыла дверцу духовки, сощурилась то ли от хлынувшего пара, то ли от многозначительных раздумий, достала пирог и поставила его на стол.

– Но я-то им зачем понадобилась?..

Пока Мама выискивала в приглашении от Германа и Ромы тайный подтекст, гости в ресторан всё прибывали. Некоторые одеты были плохо, но благодаря фотоаппаратам, камерам и названиям журналов, которыми они были вооружены, их с улыбкой привечали даже самые нафуфыренные звёзды.

У входа в ресторан под светом вечерних огней с бокалами шампанского в руках стояли Герман и Роман – оба в чёрных костюмах и при бабочках на шее.

– Это, как шахматы, – объяснял Ромка, – мама бьёт Джанфранко, мы бьём маму, а Джанфранко бьёт для нас тендер. Шах и мат в восемь ходов.

– Как всё просто, – отозвался Герман.

– Тактика, мой друг. Классическая, победоносная.

Роман положил ладонь другу на плечо, но сам тут же вздрогнул от неожиданности: на его плечо легли ярко накрашенные пальцы. Это подошла Юля и что-то красиво пожёвывала.

– О чём говорят мужчины?

– О том, что своим ты будешь гордиться, – задрал подбородок Роман.

Юля вскинула бровь:

– Ты выпил, что ли? Закуси. – Юля без церемоний поднесла двумя пальцами ко рту гроссмейстера «что-то» съедобное, и гроссмейстер откусил.

– И всё-таки ты меня лю, Гончаренко, – жевал он, – признайся же!

Остаток «чего-то» Юля доела сама:

– Только что сверялась с буддийским календарём – прости, не день для признаний.

Она легонько щёлкнула Романа по носу, и в нос же чмокнула…

Без ласк, а только лишь с грустными воспоминаниями о них беспокойно ходила по своей комнате София и сосредоточенно слушала тишину в телефоне, прижав к нежному ушку:

– Молчит, бастардо. А ведь такой был говорливый!

Она снова прыгнула за компьютер, положила телефон на стол, поправила часы Германа, лежащие здесь же циферблатом вверх, и дала зарок:

– Так, последние китайские пять минут – и баста.

Только София занесла руки над клавиатурой, как открылась дверь, и в проёме появилась Мама.

– Сонечка…

– Mamma! – отозвалась София. – Sono occupata! М-ммх… – я занята!

Мама всё поняла, умолкла и отступила, но через секунду выступила снова, помаячив телефоном:

– Там это, твой этот…

– Mamma! Lasciatemi!..3333
  Мама! Оставьте меня!.. (ит.)


[Закрыть]

Мама послушно ретировалась, не рискуя больше навлечь на себя гнев дочери.

– …Cantare,3434
  Смысл словосочетаний меняется на «Дайте мне спеть» – слова известной песни Тото Кутуньо «Un’Italiano Vero»


[Закрыть] – добавила София, когда Мама уже закрыла дверь, и с остервенением бросилась печатать…

Ну, ладно, подумал я тогда, пусть отведёт девочка душу. Тем более что Гера всё равно был занят. Романом. Вдвоём друзья мялись в сторонке, как Ося и Киса чужие на собственном празднике жизни, и никак не касались шума общего веселья. С размахом задуманная шахматная комбинация грозила окончиться матом для самого Шахматного комбинатора.

– Похоже, белые королевы пропускают ход, – заметил Герман.

Роман опять что-то жевал, чем-то запивал и легкомысленно отмахивался. Герман надоедал:

– Да и чёрный король что-то не «Е-два-Е-четыре». А, гроссмейстер?

Роман прекратил жевать и выдохнул с претензией:

– Вот ты!.. – Он всунул Герману в руку свой бокал, вынул телефон из кармана, нажал пару кнопок, приложил к уху. – Умеешь аппетит испортить!..

На прикроватной тумбочке гостиничного номера класса «люкс» загорелся дисплей телефона, установленного на беззвучный режим. Вызывающий абонент – Romano с фотографией Романа. Женская рука с ярким маникюром отключила звонок. На постели лежала Полина в дорогом нижнем белье на бретельках. Браслета на ней не было, впрочем, как и кулона.

А у зеркала, надев брюки, причёсывался Джанфранко. С Полиной они говорили по-английски.

– Я не из любви к искусству это делаю, – пояснил Джанфранко. – Искусство кончилось на Тициане. Я просто хочу хорошо заработать, и они мне в этом помогут – в них я вижу победителей.

– Ничего ты на них не заработаешь, – потянулась Полина. – У них ни опыта нет, ни авторитета.

– Ну и что? Я тоже когда-то был неизвестным. Они талантливы и работоспособны, а это главное. Одевайся.

Полина приподнялась на кровати:

– А их абсолютно провальная история тендеров? Ты представляешь, как это отразится на твоей репутации?

– Моя репутация вытянет их неудачи, о которых потом никто и не вспомнит. – Джанфранко накинул сорочку и застёгивал рукава. – Одевайся, пожалуйста.

Полина встала с кровати, подошла к Джанфранко, который уже прикидывал галстук.

– У них нет необходимого опыта, – продолжала она, – и такой сложный проект им просто не доверят. Я знаю, они не победят, а ты зря подставишься.

– Откуда ты знаешь? – оглянулся на неё Джанфранко с концами галстука в руках.

Полина встала у Джанфранко за спиной, нежно отвернула воротник и поцеловала в плечо:

– Потому что я определяю победителя. И после конкурса я тебе его представлю.

Джанфранко, хмыкнув от крамольной мыслишки, вернулся к вязанию узла:

– Не надо. Я буду делать с ними.

Полина отняла у него галстук, отвернула рубашку и, усиливая поцелуи по шее, по плечу, проговорила:

– Я хорошо их знаю – они непорядочные. И они подведут тебя, вот увидишь.

Джанфранко был повёрнут на порядочности. Деловая честность, мужское благородство значили для него, если не всё, то очень многое. И в вопросах доверия уж точно играли решающую роль. И это слово, брошенное Полиной, озадачило его. Он даже попытался переспросить:

– Что это значит – непоря..?

Но красавица Полина жаром своих губ уже прихватила всё его мужское либидо, и к разговору итальянец сделался неспособным…

София лежала на софе, поджав ножки, как маленький, беззащитный ребёнок и тихо плакала. Темноту грусти, тоски и печали на её красивом лице разрезала полоска света от приоткрывшейся двери. На цыпочках, опасаясь «нарваться» ещё раз, к ней в комнату вошла Мама. Она без слов, всё понимая, всё разделяя, тихо присела рядом и начала гладить свою девочку по волосам. София была раздавлена:

– Мам, я думала, у нас серьёзно…

– Тщ-щщщ, – успокаивала Мама. – Значит, это было не твоё – ну и пусть себе гуляет.

– Никто с бездетными не хочет связываться, мам…

Мама поцеловала дочь в головку:

– Ну, что ты говоришь!.. Ты у меня замечательная, самая лучшая. Получишь заказ – мы тебя вылечим, и всё будет хорошо. Он ещё назад попросится, вот увидишь.

– Нет, мам. Если один раз от меня отказался, то второй раз мне уже не нужен.

– Сколько их ещё будет, – вздохнула Мама, – и одних, и вторых…

– Мне много не надо, мам. Я дам этой жизни ещё один шанс. Не использует – научусь жить по-другому… Аришка, вон, умотала на острова, нашла там жениха с яхтой и живёт себе. Сказка.

Мама покачала головой:

– Доченька, эта сказка будет куда короче жизни, поверь мне.

– Ладно… – примирилась София со всем, что произошло. – Игорь не приходил?

– Да сегодня что-то не видно. Придёт ещё…

– Напасть прямо какая-то… А ты чего хотела-то, заходила?

Но Мама не посчитала возможным в такой момент занимать её безделицей в виде приглашения от Германа и Романа на вечеринку в ресторан:

– Да там… ерунда, любимая, не бери в голову. Отдыхай…

И пока наша брошенка отдыхала, Герман с Романом трудились. Трудились не испортить гостям настроение тухляком на лицах. Они сидели за столиком в глубине зала, а значит, снова были сами по себе. Вид у обоих был удручённый. Герман кручинился:

– Если мы профукаем этот заказ, Ром… я не знаю… по кредитам в жизни не расплатимся. Из помещения попрут. А там и на неустойку попадём. Хоть бери «Парабеллум» и стреляйся в ванной.

К Ромке подошла Юля – соскучилась. Она повесилась ему на шею и ластилась у щеки – это его ободрило:

– Слышь, ты, гусар! Саблей ещё себя заруби, для надёжности! Или грудью на шрапнель! Я тебе в сто шестьдесят пятый раз повторяю – всё будет бениссимо!

– Бениссимо, – встряла Юля, – это «отличнейше» по-итальянски.

– Брава! – поцеловал Роман ей руку через плечо. – Если что – Джанфранко не единственный наш козырь, у нас и без него будет, чем крыть.

– Разве? – сомневался Герман, пока Роман целовался с Юлей. – Шахматист, а блефуешь, как картёжник.

Юля закатила глаза с характерным выдохом от моральной усталости.

– Гера! Не наводи на меня тоску! – Роман вышел из-за столика, обнял свою девушку одной рукой за талию, и вместе они покинули своего занудного друга ради весёлого общества полезных малознакомцев.

Приглашённые пили, танцевали и смеялись. Беззаботно и безмерно, за чужой счёт. И, как всегда в самый разгар веселья случается что-то неожиданное, так и в этот раз, перекрывая щелчки фотовспышек и удары барабанщика джаз-банда, громом грянули выстрелы с противоположной стороны. Кто-то услышал, и на их лицах отобразились растерянность и страх. Другие напугались, увидев эти лица, онемевшие от страха. Музыка умолкла, поднялся обеспокоенный шум. Не думая, Герман метнулся на выход.

Оказавшись снаружи, Герман озабоченно вертел головой и на противоположной стороне улицы заметил мужчину, лежащего у входа в ночной караоке-бар с тремя кровавыми отметинами в груди. А также – его убийцу, КРЕПЫША с пистолетом в руке. Кто убит? Джанфранко?.. Герман ахнул, замерев на месте. Он и хотел бы сглотнуть свои «ахи», но слюны не было совершенно. Однако глаза архитектора работали превосходно и подмечали все частности происходящего.

Итак, у входа лежало тело мужчины. Крепыш с пистолетом в руке живо огляделся и, не теряя ни секунды, ловко запрыгнул в автомобиль, подъехавший сзади. Машина рванула с визгом шин и умотала, оставив мужчину лежать на тротуаре. Тут же из караоке-бара с воплем, семеня на шпильках выбежала модельной внешности блондинка. Она бросилась к павшему герою с неосторожным воплем:

– На помощь! Кто-нибудь, помогите! Здесь человека убили!..

За Германом уже собрался народ, как толпа за лидером, и гадал кто, в кого и за что стреляет в мирное время, а главное – причём здесь Путин. В ответ на верещание Модели заскрипел раздражённый глас из мегафона:

– Так! Стоп камеры! Кто пустил сюда эту сумасшедшую?

Господи! Да это же кино снимали! Мегафон был прижат к бесцветным от дрянного пищеварения губам РЕЖИССЁРА. Внизу, под его креслом, зевала от усталости съёмочная группа – полтора десятка вечно юных душой, нечёсаных неформалов. В обычной жизни никто из них и не подумал бы, что такой кусочек небесной красоты, как Модель, может стать камнем преткновения для процесса такого земного творчества. Но все они уже активно обсуждали её «блондинистость», хотя даже не представляли, что по статистике IQ обладательниц светлых волос много выше, чем IQ брюнеток.

Павший актёр поднялся, отряхнулся, тоже что-то недовольно бубня. С тремя кровавыми отметинами в груди Красавчик, конечно, был не так убедителен, как жиголо, которым он станет три месяца спустя, когда даже позволит себе усадить Софию в автомобиль и пригласить её на «всё будет красиво», но всё же весьма значителен – вот что значат двести долларов гонорара за съёмочный день!

Герман и люди за ним уже вылезли под свет фонаря, уже крякнули от неловкости и расправили помятые друг об дружку члены и теперь просто наблюдали за происходящим. Здесь же толкались Юля и Роман. Этот экспромт всем им казался забавным. Юля ахнула:

– Ах, режиссёр!..

– Не говори, – согласился Роман. – Такую загубил импровизацию.

Режиссёр, между тем, распекал сердобольную красавицу Модель:

– Ну, упал человек! Ну, лежит он! Да, на холодной земле! Но вам-то что? Вас кто-нибудь просил вмешиваться?

– Я думала…

– Деточка! Думать после шести вечера – вредно для вашей причёски. Будьте любезны, покиньте съёмочную площадку к чёртовой матери. – Режиссёр обернулся к съёмочной группе. – Все на исходную – ещё раз!

Юля вступила:

– И ночами тайком, свой гений кляня, он плевался в кино…

Рома продолжил:

– Что снимал в свете дня!

Влюблённые были счастливы внезапно открывшемуся таланту подхватывать рифмованные экспромты друг друга. Зрители, обсуждая произошедший конфуз, расходились. Гера, Юля и Рома пока стояли под фонарём и радовались несбывшимся страхам, а значит – Джанфранко жив, и слава Богу!

Послышались звуки приближающихся каблуков. Гера поднял взгляд по направлению к ним и в момент изменился в лице – в Модели, в этой отважно бросившейся на тело незнакомца блондинке с талией 58 сантиметров, он узнал Эннету. Его бывшая девушка была, мягко говоря, сильно возбуждена.

– Важнейшим из искусств у нас занимается хамло! – бросила она за спину «гранату».

Она остановилась прямо напротив Германа, подняла на него ресницы и посмотрела в упор. Наверное, вспомнила что-то. Наверное, не самое приятное, потому как даже не обратилась к нему по имени.

– Неплохо. Туса у вас? – Она кивнула Юле: – Есть сигаретка? – Кивнула Роману: – Привет. – Снова Юле: – Нет? Жаль. – Наконец, Герману: – Может, в клуб? – И опять Юле: – Пойдёмте вместе! – Роме: – Нет? Жаль. – Герману: – Ну, пока.

Энни ушла. Роман крикнул ей вслед:

– Девушка, не идите в клуб – идите в актрисы!

– Да ну его! – крикнула Энни в ответ. – Я так больше зарабатываю!

Роман переглянулся с другом, с пониманием пожал ему плечо:

– Нда. Теперь причины понятны. Разделяю, брат. Но можно было и сказать, не таиться.

Герман, опустив голову, направился обратно в ресторан.

– О чём это вы? – встряла Юля. – Это что – ваша знакомая?

Рома пошёл следом за Герой, Юля – за ними:

– Рома! Ты её знаешь? У тебя с ней что-то было?! А ну стой!..