Текст книги "Изнанка"

– Рассказывай быстрей! У меня нет времени, чтоб здесь до ночи торчать!

Он потрепал халат, апатично ткнул кулаком в бок авоську. Промямлил:

– Это узкоспециальное, вряд ли вам, Кристина Николаевна, будет интересно... – Тяжко вздохнул, уронив плечи, и загундосил дальше: – Ну хорошо, я поделюсь своими соображениями, если настаиваете. Все-таки вы – мой работодатель... Дело в том, что давно доказано существование так называемых «кривых умирания». Ортодоксальный сон напрямую связан со смертью. Да-да, это так... Вспомните, вам, наверное, приходила в голову такая бредовая мысль, что человек существует всего один день. Проживает его, засыпает и – все. Память его, инстинкты, боль и чувства записываются на безразмерный винчестер, а само сознание умирает. Утром, просыпаясь, человек просто перезагружает систему, заново прогоняя разум на наличие вирусов, подключая модули оперативной памяти, звук и видео... А ведь этот вздор меж тем не так далек от истины...

– Можешь попонятней? – попросила Сти, поглаживая свою коротко стриженную нижнюю часть затылка.

– Могу. Каждый раз во сне мы почти умираем. Это не обывательские бредни, а научный факт. Ортодоксальная фаза сна имеет четыре уровня, или, если угодно, стадии. Причем при переходе от первой к последней электрическая активность мозга человека претерпевает такие же изменения, как и перед смертью. И в конце концов эта активность в затылочных областях становится весьма схожей с «кривой смерти». В таком, мягко выражаясь, неуравновешенном состоянии человек остается очень недолго: буквально спустя минуту-другую психика осуществляет внезапный переход ко второй или третьей стадии ортодоксального фазы. Включаются какие-то механизмы и спасают спящего от угрозы более длительного пребывания на уровнях «смертельных кривых»... Вот тут и разгадка. Стало быть, сшизы своими воздействиями на С-пространство и конкретные психокопии людей каким-то образом отрубают этот блок.

– Стоп. Я совсем запуталась, – честно призналась Сти. – Фазы ортодоксального сна, ты сказал. Ведь так?

– Да.

– Я, конечно, не сильна в теории... Но ведь под воздействием С-волн и ресивера сознание человека перманентно находится в парадоксальной фазе. Только так, насколько мне известно, можно видеть сновидения...

– Вот именно. И поэтому до известного вам случая никаких проблем не было, – угрюмо промолвил Борис. – А теперь, видимо, изменения совсем выходят из-под контроля приборов. Трудно сразу сказать... Пожалуй, убийство происходит так: сшиз как-то там воздействует на жертву, вводя ее в ортодоксальную – медленную – фазу, дожимает до четвертой стадии и не дает вернуться. Вот и все. Пшик...

– Но как сшиз может контролировать столь сложные процессы?

– Да не контролирует он их. Для него это вообще выглядит образно. Ну, типа закатывания в асфальт... Остальное – чудачества С-пространства... Я вам могу сейчас еще десяток нелогичностей привести, связанных с этой гипотезой. К примеру... м-м... Вот, пожалуйста: почему мышка дергалась? Этого не должно быть. При условии, что «кривые умирания» существуют и у нее... Не знаю точно, так ли это на самом деле, – не проверял. Но возьмем это как аксиому. В таком случае она должна была подохнуть, даже не пошевелившись. Ведь ортодоксальный сон – самый глубокий. А вы сами видали, как ее куролесило...

– Что это значит?.. – совсем усталым голосом спросила Сти.

– Да ничего. С-пространство в стенах только этого института преподносит нам по два-три сюрприза в день. Попробуй угадай! Феноменом больше, феноменом меньше...

Сти посмотрела на Бориса и внутренне улыбнулась. Кажется, ученый был действительно не совсем в себе и не собирался возвращаться в привычное бесшабашно-приподнятое настроение. Ей даже стало чуточку жаль этого странного гения. То жестокого до садизма, то проникающегося искренним состраданием к далеким кенгуру...

– Борис, – миролюбиво успокаивала она, обнимая его за костлявое плечо и выводя из лаборатории, – хватит уже грустить. Ты же талантливейший ученый! Мы с тобой таких дел наворочаем, что тебе нобелевскими дипломами останется только стенки обклеивать. Скажи, как у нас продвигается проект «Изнанка»?

– Нормально, – без энтузиазма откликнулся он, даже не обратив внимания на ласковое прикосновение женской руки. – Согласно графику.

– То есть к началу следующей недели можно будет монтировать установку?

– Думаю, да. Успеем. – Он остановился и вскинул близко посаженные глаза на нее. Равнодушно спросил: – Зачем? Я никак не могу уразуметь, чего вы добьетесь с помощью этой «Изнанки»?

– Счастья, – снисходительно погладив ученого по голове, ответила Сти. – Моего. Твоего. Общего.

Авоська недоуменно колыхнулась в руке Бориса. В ее движении не было веры. Зато еле заметно проскользнуло сомнение...

* * *

Музыку в салоне машины Сти врубила на полную катушку. Володя даже поморщился от уханья басов и уставился в окно.

Неон, бетон и фараон – вот самое краткое описание московского пейзажа... Возле поворота на Цветной бульвар снова митинговали бодряки. Мороз и ажиотаж вокруг их тусовки заставлял противников искусственных снов выглядеть по-настоящему бодро. Основная масса столпилась возле какого-то рекламного баннера. Неподалеку бдительно прохаживались несколько сержантов из патрульно-постовой службы.

Что-то насторожило Сти. Она выключила музыку и попросила водителя:

– Ну-ка останови около этих бодрячков неугомонных.

Он пожал плечами и подрулил к группе хмурых людей, топчущих сапогами грязный снег. В сопровождении Володи и Ромы Сти вышла из машины.

– Что на этот раз? – миролюбиво спросила она у краснорожего мужика, явно прячущего за пазухой поллитровку.

– Да вон... – мотнул он головой в сторону основной массы. – Щит рекламный валят.

– Зачем валят-то?

– Так иди посмотри, что на нем понарисовано – сама, чай, и докумекаешь...

«Люмпен, – мысленно окрестила мужика Сти, направляясь к наполовину раздраконенному баннеру. – Тупой, пьяный. И бездельник к тому же». Вслух она ничего не сказала – много чести.

Пробравшись не без помощи телаков через клокочущую и пахнущую перегаром толпу, она остановилась, глядя на порванное полотно. На успокаивающем звездном фоне была нарисована красивая девушка, держащая в ладонях голубоватую Землю. Внизу крупным кеглем написано: «Спасем наши сны! Новый всепланетный С-канал „Либера“. Скажи свое „нет“ сшизам!»

– Оп-ля... – возвращая нижнюю челюсть на место, произнесла Сти.

– Вот что творят, бандиты! – как по сигналу возопила укутанная в платок баба со старомодным портфелем в руке. – Хулиганье! Не могут этим гадам бошки поотшибать! Куда правительство смотрело, когда разрешало эти сны вообще показывать?! Теперь вон внук ни одной ночи не может поспать просто так, а эти программы ого в какую копеечку вылетают! Скоро...

Сти не успела узнать, что, по мнению бабы, произойдет скоро, потому что в гурьбе началась потасовка и Володя с Ромой принялись довольно грубо локтями расчищать путь для отхода.

В машине Сти набрала телефонный номер одного человека, уже не первый год прочно сидящего в аппарате президента, которому приплачивала хорошие денежки за своевременную информацию, проходящую через верхи.

– Алло? Миша, ты? Ну да, кто же еще...

– Кристина... – В трубке раздалось недовольное сопение. Шлюху какую-нибудь в отеле, поди, трахает. Ничего, прервется – не надорвется...

– Миша, я тебя не отвлекаю? Ну и отлично. Слушай, а почему я о канале «Либера» узнаю из рекламы на улице?

Невидимый собеседник помолчал секунду-другую. Сти буквально почувствовала, как скуксилось его выбритое рыльце.

– Тут какое дело... Информация эта через наши каналы не проходила...

– Чего? Как не проходила? Вы что, совсем водкой там моргалы залили и икрой трахеи набили?

– Тихо-тихо... Не кричи так, мне прекрасно тебя слышно и без праведного надрыва. Темное какое-то дело. В комитете по СМИ они не регистрировались, понимаешь? Как вещать без лицензии собираются – хрен знает! Но реклама пошла не только у нас, но и в Штатах, и в Европе, представляешь? Зачем они туда полезли – абсолютно непонятно. В Европе вон вообще доступ иностранных реципиентов в местные С-секторы закрыт. И самое главное – концы теряются. Совершенно не ясно, кто за этой акцией стоит. Трансляции-то еще не ведутся, пока лишь превентивную рекламную кампанию запустили. Мы федералам дали вводную, чтоб они покопались. Одно точно – тот, кто эту «Либеру» выводит, в финансах не нуждается. И дело знает. Серьезная там команда, Кристина! Не по-детски ребята решили войну сшизам объявить. С подобной пропагандой на весь мир они, чего доброго, таких коврижек наворотят – без кефира не съешь!

– Ну и ну, – только и сказала Сти.

– Вот-вот... Кстати, Кристин, ты если что-нибудь вперед меня накопаешь по этому делу, поделись опытом. Только лучше все же не по телефону, а приватно.

– Да-да... Хорошо, – рассеянно ответила она, прерывая связь.

Вот это привет, не ждали, лихорадочно подумала Сти. Как же не уследили? Они ведь не местное кабельное С-видение в поселке Скипидарный из пятнадцати дворов решили устроить. Они на масштаб планеты замахиваются. Кто же это может быть? Перебрав варианты в уме, Сти даже хмыкнула вслух. Непонятно. Полный, глубокий, беспросветный ноль. Ну да ладно... это выяснится рано или поздно. Лучше, конечно, рано... Главное – в другом. Зачем они это делают? Это же открытый вызов самой сильной касте в эсе – сшизам. Не страшно, друзья-товарищи? Борцы за чистоту нации, блин...

Сти, повертев мобильник на ладони, все-таки набрала номер Роберта.

– Роберт? Слушай внимательно...

– Кристинка, не сейчас! Я...

– Закрой хлеборезку и слушай! В ближайшие дни будь предельно осторожен в эсе. Не светись! И вообще, по возможности, туда не выходи сейчас... И остальным Борис пусть передаст. Свяжись с ним.

– Почему?

– По кочану, едрить твою мать! Займись сбором информации по новому С-каналу «Либера». Только аккуратно, чтоб ни слышно, ни видно не было! Даже дыши при этом через раз.

– Что случилось, Кристинка?

Сти медленно провела пальцами по пепельным волосам на виске, прежде чем ответить:

– Кажется, на нас открыли охоту.

Кадр девятый
Санитары организма

Оператор вывел на дисплей данные по ретрансляционному спутнику, недавно выведенному на орбиту...

Name COSMOS 148-23 R

Lon 6.1156 E

Lat 3.2620 N

Alt (km) 1815.278

Azm 217.9

Elv —16.5

RA 17h 41m 38s

Decl – 41 17’ 38»

Range (km) 7251.133

RRt (km/s) 4.012

Vel (km/s) 7.173

Direction Descending

Eclipse No

MA (phase) 188.3 (133)

Orbit – 68314-R

Mag (illum) Not visible

– Где он? – спросил инженер по гражданским навигационным системам.

– Над Гвинейским заливом пролетает, – откликнулся оператор. – Минут через сорок уже над Австралией будет.

– Период?

– Сто тридцать пять, девяносто девять.

– Девяносто девять? Точно?

– Ну, если верить моей телеметрии...

– Ладно... Радиус?

– Три, ноль.

– Так... А перигей-апогей?

– Подожди секунду... А, вот: 208 на 4554.

Они помолчали. Практически синхронно протянули руки и, подняв кружки, отхлебнули остывшего кофе.

– Знаешь, Гена, в чем проблема?.. – задумчиво сказал инженер, отставив чашку и вперив красные глаза в свой монитор.

– В чем? – Оператор вытер с левого уса темно-коричневую каплю и заодно почесал щеку.

– Я тут посчитал... Его масса по всем выкладкам должна превышать заявленную в предстартовом протоколе почти на полцентнера...

– Там же невесомость...

– Серьезно? Вот ведь... Этого я не учел...

Оператор и инженер медленно повернули головы и посмотрели друг на друга. Через миг оба зашлись в припадке истерического смеха, расплескавшегося сдавленным эхом по всем техпомещениям космического центра «Барнаул-3».

– Мне нужен отгул... – выдавил оператор, успокаиваясь. – Наверное, у нас мозги уже сгнили от фона, который ядерные отходы излучают под задницей.

– Да уж, – согласился инженер, протирая слезящиеся глаза. – Ты хотя бы вспомнил, что там невесомость... Но я все же еще разок пересчитаю. Не сегодня, конечно. Минимум через недельку, когда ясность мышления вернется хотя бы частично... У этой болванки железной, Гена, период должен быть на две сотые короче...

* * *

Зимним вечером в горах довольно жутко. Особенно если путник одинок. Говорят, что весной и летом в Гуамском ущелье плачут скалы и зрелище срывающихся с нависающих камней капель воды очень впечатляет. Быть может, это и так – Рысцов не видел. Сейчас же безмолвные тонны мерзлой породы просто наклонялись над ним и укоризненно глядели темными пятнами рытвин и пещерок, топорщились безлистной щетиной деревьев – буков, грабов, кленов. Зима в Адыгее в этом году выдалась на редкость суровая.

Он уже успел двадцать раз пожалеть, что вызвался пойти за покупками один.

Машина здесь не могла проехать – уступ в некоторых местах узок и опасен. А дрезины по заметенной снегом узкоколейке в это время года не ходят. Поэтому за провиантом и кое-какими бытовыми мелочами приходилось совершать пешие рейды в ближайшее поселение. Андрон предлагал назначить Валере в помощники нескольких человек из техперсонала, но тот отказался. Думал, развеется, прогуливаясь в сиротливом одиночестве... Болван неотесанный.

Рюкзак, несмотря на наличие удобных лямок и анатомическую форму, страшно тяготил, а две огромные сумки только усугубляли это ощущение. Погода со времени начала похода заметно ухудшилась, и теперь метель уже вовсю злобствовала, швыряясь ледяной крупой Рысцову в лицо.

Он вслух обзывал себя маргиналом и мизантропом, то и дело останавливался, ставил баулы на заснеженные шпалы и поправлял воротник дубленки. До входа в помещения новой студии оставался еще добрый километр. Слева сквозь белесые порывы ветра Валера различил очертания заброшенного на зиму кафе. Преодолев искушение свернуть и укрыться от вьюги, продолжил путь: переждать ее все равно не удастся, тут если начало мести, то до утра стихия не угомонится. А расслаблять себя мнимым теплом помещения, где сквозняк на сквозняке сидит, нет смысла.

Переставляя коченеющие ноги, Рысцов решил, что простуда ему обеспечена. Хорошо, если отделается ангиной и дело не дойдет до воспаления легких... Так и подмывало распаковать одну из сумок и глотнуть коньяка прямо из бутылки.

Когда Валера перестал осязать собственный нос и спина уже готова была остаться зафиксированной в положении «зю» навечно, он наконец увидел впереди мутные желтоватые пятна огней периметра. Амундсен долбаный...

– Валерий Степанович, что ж вы в одиночку-то отправились? – сокрушенно покачал головой офицер у входа в бункер, глядя на побелевшую рожу Рысцова и помогая ему снять рюкзак. – В горах зимой такое геройство может плохо обернуться.

Валера просипел что-то неразборчивое на тему «да какое там, так его в душу, геройство», на одеревеневших ногах-ходулях передвигаясь в глубь коридора.

В ярко освещенном холле, оборудованном под студию, он встретил Феченко, яростно спорящего с каким-то оператором. Бородач, заметив Рысцова, на миг замолчал и смерил его все еще скрюченную фигуру взглядом эксперта по обморожению из травмопункта.

– Водки выпей, – в конце концов посоветовал Дима и вернулся к распеканию оператора.

В студию из бокового прохода влетела Мелкумова. Она рвала и метала. Причем в прямом смысле слова: раздираемые листки оседали клочковатым бураном прямо на пол.

– Из чего вы тут собираетесь пропаганду на весь мир делать? – взвизгнула Вика, резко оборачиваясь к опешившему сценаристу. – Из побрякушек вроде новостей и политики?! Какого лешего? Сейчас это никому не нужно! Полностью концепцию менять надо, понятно?! Тунеядцы! Мы здесь собираемся выступить в качестве реальной силы, а не клоунами какими-нибудь очередными заделаться! Ты вообще на планерке генеральной сегодня утром присутствовал?

Кудрявый сценарист рьяно закивал.

– Какого лешего в таком случае ты мне тут понаписал?! У нас через два часа эфир! Развлекуха – это дело Андрона! И он, в отличие от некоторых, свое ремесло знает! Работает на износ! А нам, любезные, нужно грамотный черный пиар состряпать, чтобы сшизы по углам забились! Чтобы люди на них бросаться стали! Так вот жестоко, да. Деваться некуда, ведь пока они спокойно по эсу разгуливают и бесчинства творят, С-каналы мрут, как комары от «Фумитокса»! А С-пространство меж тем через день-другой такой фокус отчебучит, что вы все ядерную войну сами запросите взамен... – Она наконец обнаружила в студии Рысцова. – Ох, Валера... Ты чего бледный такой?

– Подмерз...

– Господи, у нас работы непочатый край, а ты болеть вздумал? Сейчас же иди отвар зверобоя сделай и лечись! Коробочку у меня в комнате на столике возьми.

– Зверобой – это самец зверя, – философски изрек Валера, растирая ладонью нос. – А зверогерл – самочка...

– Тьфу! Придурок! – улыбнулась Вика, когда смысл слов дошел до нее. – Видать, ты и мозг себе отморозил.

– Не исключено, – сердито ответил Рысцов.

Петровский, как всегда, ворвался в помещение решительно и целеустремленно. Он поправил голубую шляпу и радостно провозгласил:

– Теперь мы государственные преступники.

Все присутствующие выжидающе посмотрели на гения freak-режиссуры.

– На шести недавно запущенных ретрансляционных спутниках нелегально установлено наше оборудование, – с готовностью пояснил он. – Единовременный радиус охвата – треть площади поверхности планеты. Если после первого эфира нас не вычислят в течение часа, считайте, что крупно повезло!

– Отлично! – хмуро поддержал его вошедший Шуров. – Лично меня радует только то, что в нашей стране все еще наложен мораторий на смертную казнь...

– Ерунда, – весело отмахнулся Андрон. – Наша задача как можно быстрее добиться поддержки широких общественных масс. Как известно истории, у тех, кому симпатизирует народ, самый надежный протекторат.

– Ты это следователю объяснять будешь, когда он тебе камни в почках дробить начнет... – угрюмо подытожил Рысцов. – Продукты я принес, на сутки должно хватить.

– Молодец, Валера! – подбодрил Петровский. – Только побольше оптимизма! Что ты скорчился весь?.. Бравируешь?

– Он замерз, – трубным голосом заступился Феченко.

– Ну так иди и погрейся, – резонно заметил Андрон, обнажая крепкие зубы. – Только смотри аккуратней, не напейся с горя – у нас скоро первый эфир! Историческое, между прочим, событие.

Рысцов махнул рукой и двинулся в сторону своих скромных апартаментов. В одном режиссер прав: действительно нужно оттаять.

Место под павильоны новообразованного С-канала «Либера» было выбрано Петровским не случайно. У него в городе Майкопе, который, кажется, находился километрах в пятидесяти отсюда, жили какие-то родственники, и Андрон был немного знаком с этими местами. Черт знает, для какой цели пробивали эти катакомбы в скалах Гуамского ущелья полвека назад, но сейчас они пришлись как нельзя кстати. Каменная толща прекрасно экранировала, не давая посторонним глазам и ушам легко обнаружить их повстанческий бункер, а трансляционные тарелки были установлены на вершинах гор и могли передавать устойчивый сигнал в космос. За несколько недель под чутким руководством Петровского, обильно сдобренным его же денежными вливаниями, заброшенные катакомбы превратились в центр С-производства, оснащенный самым современным оборудованием. Сам Андрон после завершения обустройства новой базы с головой ушел в съемочный процесс – решил тряхнуть стариной и отснять очередной киношедевр. А управление «Либерой» перебросил на плечики Мелкумовой.

Трудно сказать, почему он пошел на такую, мягко выражаясь, рискованную авантюру. Фактически, организуя подобный С-канал, Петровский объявлял открытую войну сшизам. Никто толком не знал, чем они ему так насолили. Ходили слухи, что кто-то из сшизиков очень сильно наступил ему на хвост. А вот в эсе или в реале – оставалось загадкой.

Трезво рассуждая, вся эта затея выглядела страшным эпатажем мирового масштаба. Крайне опасным, надо заметить, эпатажем. Поскольку, несмотря на то, что команду Андрон подобрал более чем фанатичную и профессиональную, сшизы в последнее время очень серьезно укрепляли свои позиции в С-пространстве. И уж Рысцов-то об этом знал не понаслышке.

Ох и фривольную борьбу затеял Петровский.

С другой стороны, это было благородное дело – возрождение С-видения в первоначальной его роли: развлекательной индустрии. Ни больше ни меньше. Ведь с появлением синдрома Макушика все с этим связанное исказилось до неузнаваемости. И неизвестно было, что произойдет завтра, если уже сегодня в определенных кругах шепотком поговаривали, будто сшизы могут по-настоящему убивать людей через эс...

Тяжко было в последнее время Валере. Тревожно. Умом он понимал, что ведет двойную игру, а сердцем никак не мог определиться – на чьей все-таки стороне.

Зайдя в небольшое помещение, оборудованное в стиле тесноватой однокомнатной квартирки, Валера сбросил свитер – благо здесь отапливалось хорошо – и уселся на кровать...

Кто он на самом деле?

Сильный сшиз, все больше зависимый от эса?

Да.

Или, быть может, человек, который активно способствует тому, чтобы подобных ему феноменов стали считать изгоями?

Тоже – да.

Перевертыш.

Чего-то не хватало, чтобы одна из чаш этих бездушных весов уверенно поползла вниз. Какого-то решающего фактора...

Взгляд Рысцова упал на полуоткрытый дорожный кейс, в который перед отъездом он сложил самые необходимые пожитки. Привстав, он подтянул чемодан за ручку к себе и до конца откинул крышку.

Вещи. Рубашки, брюки, несколько книг, видеодиск с записью одного из последних уик-эндов, проведенных с Сережкой, ворох визитных карточек и календариков, просы́павшихся из портмоне, документы в прозрачном файле, черный маркер, скотч, какие-то пузырьки с лекарствами, огромная кружка с наклеенной надписью «Ветерану пива» на боку, нераспечатанный рулон туалетной бумаги, зажигалка, в которой еще год назад кончился бензин, а заправить все как-то руки не доходили...

Вещи.

Они иногда говорят – когда остаешься с ними наедине. Валера давно подметил одну особенность: они рассказывают лишь о хорошем, а плохое вспоминает сам человек. У каждого есть такие предметы, просто иногда мы почему-то стыдимся их.

К примеру, потертые наручные часы, что вы таскали на запястье в далекие студенческие времена. Они могут поведать, как вы впервые познакомились с девушкой с параллельного потока, как болтали с ней по вечерам, после пар, в опустевших аудиториях, пили дешевые коктейли из жестяных банок и целовались. Диалог ни о чем, смех, друзья, вкус ее сигарет на пугливых губах. И такси на двоих, крепкий чай, старое кино...

Вещи помнят лишь хорошее – это их участь.

А сами вы, углубившись в волны памяти, вдруг невольно содрогнетесь, когда перед внутренним взором встанет картина мерзкой драки с одногруппником из-за этой стервы, которая, вкусив прелесть бабского куража, стравила вас и, хихикая, любовалась кровавыми соплями и безвозвратно испорченной одеждой. Сами вы вздрогнете, вспомнив, что потом она стала растрепанной наркоманкой, раздвигающей ноги перед первым встречным в подъезде, где пахнет сыростью подвала, а задиристый одногруппник попал в горячую точку и вернулся инвалидом, озлобленным на весь мир.

Это ваша память, любезные дамы и господа. Вещи тут совершенно ни при чем...

Рысцов взял за кончик воротника зеленую рубашку, которую Светка подарила ему на 23 февраля шесть лет назад. Кому-то это может показаться чересчур суеверным, но он до сих пор хранил ее. Потертую, растерявшую половину пуговиц.

Сережке тогда был всего год, а самому Валере недавно исполнился четвертак. Успешная карьера, любящая жена, подрастающий буквально на глазах сын... Они брали коляску и втроем ходили гулять по тротуарам улицы Кухмистерова. Все чаще и чаще Рысцов подхватывал малыша на руки и опускал на асфальт. Поддерживая его двумя пальцами под мышки, он вел юного конквистадора покорять ближайшие бордюры, открывать тайны окрестных деревьев, изучать строение фонарных столбов, похожих на гигантские колоссы.

Любой ребенок по натуре своей – экспансионист.

Сначала он внимательно исследует пространство, которое видит над своей колыбелькой, – будь то разноцветные погремушки, подвешенные словно бусы, или блеклый небосвод потолка детдома. Потом, едва научившись ползать, он обнаруживает, что границы мира гораздо протяженнее, чем казалось на первый взгляд. Он приступает к штудированию понятий, которые возникают в пределах новых просторов – будь то комфортабельный манежик с мягкими игрушками, которым даже можно при толике усердия откусить нос, или холодный кафель перехода метро и рваная коробка с засаленной мелочью. Дальше происходит воистину грандиозный качественный скачок в освоении все расширяющегося ареала обитания – он учится ходить. И принимается топать то в одну сторону, то в другую, пока на его пути не встанет нечто такое, что ну никак невозможно обойти или перелезть, будь то строгий отец, категорически запрещающий выходить во двор и играть в футбик до тех пор, покамест не сделаны уроки, или высокие каскады заборов воспитательной колонии для малолетних. После он обнаруживает, что перемещаться можно не только пешком. И это подвигает его на очередную анфиладу открытий. На автомобилях, самолетах, океанских лайнерах и космических челноках он снова стремится вперед, все дальше и дальше, пока путь не пересечет еще одно ограждение, будь то плохое зрение вкупе с отсутствием финансов или кювет на скорости сто пятьдесят под кайфом иглы. Но и это не конец. Параллельно он понимает, что вокруг существует не только наш довольно, надо сказать, ограниченный мир, но и другие – с большей степенью свободы. Виртуальность и С-пространство. И начинается путешествие в неизведанные области нематериального. Он шагает в созданные кем-то игровые арены, где не страшны враги, потому как они нереальны, он жмет кнопку С-визора и погружается в бесконечное пространство грез, где границы равны размеру человеческой фантазии, до тех пор, пока не упирается во фронтир собственного разума, будь то виртуальный психоз или С-шизофрения...

Мы чуть было не упустили последний вариант, когда он теряет желание познавать.

Правда, стоит уточнить: это уже не ребенок, а старик с обветшавшей душой...

Зеленая рубашка прошептала Валере несколько слов, напомнив о счастье, и умолкла, раскинув рукава в разверзнутой пасти дорожного кейса. А за этим бледно-малахитовым полотном вдруг открылась совсем иная картина.

Первые семейные размолвки, срывы, крики и скандалы с гадким хлопаньем дверями. Четыре года сумбура и нервотрепки, надоевшей всем. И тугой полумрак того вечера, когда Рысцов впервые не пришел ночевать, отключив телефон и напившись в своем кабинете в стельку. Не мог он больше терпеть раздражающейся по любому поводу Светки! Пытался оградить Сережку от ее сердобольно-идиотского воспитания, чтобы превратить растущего мужика в тряпку с рваными краями.

Он сам бесился от своей беспомощности, наблюдая, как жена растрачивает остатки здравого смысла и былой рассудительности. Как она из умной, интеллигентной девушки превращается в строптивую бабу, не внимающую абсолютно ничему, кроме собственной, все стремительнее искажающейся логики, доходящей порой до абсурда. Именно тогда он решил для себя, что самодурство подчас даже хуже подлости.

Четыре долгих года холодной войны, все чаще и чаще оборачивающейся открытыми стычками – что может быть хуже для подрастающего ребенка?.. В конце концов Валера прикинул, что менее болезненно будет для сына, если он самоустранится из их семьи. Уберет один, по крайней мере, из раздражающих факторов.

Процесс развода тоже не обошелся без свинства. Накануне официального оформления Светка привела в дом нескольких подруг и устроила громкое обсуждение темы «все мужики козлы», сопровождающееся хлопками пробок из-под шампанского, одна из которых сбросила на пол с холодильника старую семейную фотографию в рамке. Она разбилась. И все это в присутствии Сережки...

Звон бьющегося стекла в тот момент, помнится, окончательно сорвал врата терпения Рысцова. Просто-таки вынес их вместе с чугунными петлями и косяками...

Он, грязно матерясь, буквально пинками выставил из квартиры осоловевших баб и чуть не прибил Светку. Она по пьяному делу пыталась что-то доказывать, визжать и колотить посуду, но Валера силой уволок бьющуюся в истерике женщину и запер ее в сортире. Как известно, в состоянии аффекта у человека открываются неведомые до этого момента резервы.

Осатаневшая Светка высадила дверь туалета и ушла. Через некоторое время она вернулась. Еще более пьяная, в сопровождении двух каких-то мужиков, которые, как потом выяснилось, являлись ее приятелями еще со школьных времен. Визитеры тоже были навеселе.

– Что это ты женщину обижаешь? – спросил один, нагло переступая порог.

Рысцов промолчал. Он был на грани. А второй верзила тем временем попытался отечески погладить Сережку по волосам, облокотившись на вешалку с одеждой...

Дальнейшие события запечатлелись в сознании Валеры довольно скомканно, с провалами.

Удар наотмашь. Потянувшийся к сыну мужик вываливается в коридор... Другой, грубо отшвыривая впавшую в ступор Светку, хочет схватить Рысцова, но тот выворачивается и бросается в кухню... В руке зажат окровавленный нож, кто-то стонет и выкрикивает угрозы, валяясь на половичке и зажимая раненое плечо. Свет в прихожей странно дергается, будто возникают перебои с напряжением в сети... Крики соседей и остолбеневшая Светка, шепчущая что-то неразборчивое вмиг побледневшими губами... Заскорузлое рыло сержанта, бесцеремонно расталкивающего каких-то людей на лестничной клетке... Болезненный холод наручников на запястьях...

И перепуганный взгляд зеленоватых кругляшек глаз. Загнанный в угол Сережка смотрит на всю эту похабщину, словно слабый зверек, угодивший в клетку к беснующимся волкам.

Эти зеленоватые кругляшки будто намертво высеклись на пленке, поставленной кем-то на «паузу»...

Рысцов резко оттолкнул ногой чемодан с распластавшейся на нем зеленой рубашкой и обнаружил, что часто дышит, будто пробежал стометровку.

Вещи рассказывают лишь о хорошем. Правда, Валера?

Да, пожалуй. Но вот то, что мы видим за ними, иногда заставляет вздрогнуть. Только это уже не их вина. Это уже шалит наша собственная память.

Она живет по ту сторону вещей...

После того страшного случая Рысцову насилу удалось выпутаться из уголовной катавасии, возникшей вокруг. Все-таки два ножевых при свидетелях – это вам не шуточки. Чтобы не отправиться в негостеприимные стены «красной зоны», ему пришлось поднимать все старые ментовские связи, выставлять водку ящиками разным полковникам и катать их по дорогим саунам с готовыми на любой каприз шлюшонками. Следствие тянулось аж три месяца, но в конце концов не без протекции бывшего шефа, который любил приговаривать «пятница-развратница» и дробно дубасить по столу сардельками пальцев, вместо тяжких телесных Валере припаяли хулиганство и списали бесчинства на самооборону в пределах частной собственности. Суд заставил его выплатить приличный штраф пострадавшей стороне, и на том эпопея завершилась.