Текст книги "Родом из села Залесова."

2

Николай Сергеевич Сарычев родился 27-го октября 1953 года в селе Залесово. Это Алтайский край. Залесово – административный центр Залесовского района. Он расположен в 142 километрах к северо-востоку от Барнаула.

Почти шестьдесят два года прошло со дня рождения Николая Сергеевича. Для вечности – то ничто! А для самого человека, другого не скажешь – срок жизни приличный. И прожит он, скажем так – не впустую!

Село Залесово основано в 1751 году… В это время Российской империей управляла Императрица Елизавета Петровна – дочь Императора Петра 1 Алексеевича Романова, который провел реформы, изменившие во многом жизненный уклад русского народа и поставившие государство Российское в ряд развитых западно-европейских держав.

Залесово основано по преданию старообрядцами. Три семейства – Залесовы, Борисовы, Усольцевы собрались и бежали от барина, которому принадлежали, числясь в крепостной зависимости. Где они жили прежде, за Уралом – Каменным поясом, у купцов Строгоновых, в Змеиногорске, у купцов Демидовых, или в других местах, то нам не ведомо. Не сохранило предание таких сведений. Обычная история русской жизни.

Ехали беглецы на телегах, запряженных лошадьми, гнали с собой скотину, зорко смотрели по сторонам, искали место, которое бы пришлось по душе всем, обогрело бы сердце, обрадовало. Широкоплечие, длиннобородые, с шапками густых волос, подстриженных под «горшок», с рабочими мозолистыми руками, с лестовками в руках, в русских рубахах, подпоясанных ремешками с молитвой, в штанах и лаптях, они упорно двигались вглубь Алтая. Отцы, матери, жены и дети были вместе с ними…

Раскол – одна из трагических страниц в истории Русской Православной Церкви.

Патриарх Никон приказал исправить опечатки в Богослужебных книгах. Они были найдены, исправлены и, согласно исправлениям, напечатаны новые книги.

По новым правилам осенять себя крестным знамением полагалось не двумя перстами, а тремя, петь не два, а три раза «аллилуиа», ходить вокруг храма не по солнцу, а против солнца… Казалось бы, мелочь.

Царь Алексей Михайлович Романов, боярство, дворянство, священство, народ православный в большинстве своем приняли исправления и стали молиться по-новому.

У мнимых же ревнителей старины, вроде несчастного протопопа Аввакума и боярыни Морозовой, исправления книг вызвало в душах бурю отторжения и породило раскол. Люди побежали в леса, якобы спасаясь от антихриста.

Но, лишенный пастырей, раскол начал дробиться на секты, доходя в с воих крайних проявлениях до изуверства.

Да, якобы старообрядцы крестились двумя перстами, молились по старопечатным книгам, но, обособившись, замкнувшись в своем узком кругу, они теряли в своих душах любовь к ближним, ту любовь, которую заповедал нам Христос.

В мнимых старообрядцах жила жгучая ненависть к Патриарху Никону, к троеперстникам-щепотникам. В троеперстии раскольники видели «бесовский кукиш». Человека другой веры они не привечали. А если по неволе подносили ему кружку с водой, то пустую посудину они бросали в отхожее место. Разве этому учил Христос?

В Древней Руси, вроде бы, крестились двумя перстами. А брат шел войной на брата. Князья русские губили православных христиан в междоусобных битвах… Русь раскололась на удельные княжества и была, за грехи человеческие, поглощена монголо-татарами.

Вроде бы, дважды пели: «аллилуиа», а Гришку Отрепьева, монаха-расстригу, тайного католика, допустили на Русский Престол.

Вроде бы, ходили вокруг храма по солнцу, а в смутное время Россия, как государство, едва-едва не была поглощена иноземцами. Так вот.

Я думаю так: приняла Русская Православная Церковь какие-то нововведения, так будь добр, соблюдай. Не отменена же Божественная Литургия – хлеб и вино преосуществляются в Тело и Кровь Христовы. Не отменены же Таинства – Крещение, Миропомазание. Покаяние, Евхаристия, Брак, Соборование, Священство. Так что еще нужно людям?

Церковь Православная – Столп и Утверждение Истины. Глава Православной Церкви – Сам Христос. Врата адовы не одолеют Церкви Божией.

Веруй православно. Твори добрые дела, ради Христа. И Бог даст – спасешь свою душу для вечности. Да. Так я думаю… Но раскольники думали иначе.

Наконец, странники поневоле нашли место, которое пришлось всем по душе. Мужик Залесов крепко натянув вожжи, громко крикнул:

–Тр-р-р, милаи, стой!

Лошади остановились. Следом встали телеги Борисовых и Усольцевых. Залесов, перекинув ноги, выпрыгнул из телеги, посмотрел по сторонам.

Внизу, в долине, лежал кусок луговой земли. Вокруг, на взгорьях, на отрогах Салаирского кряжа, стояли раскидистые ели. Тянулись рощи березняка и заросли осинника. Две горные речки – Брикатунка и Скакунка, сливаясь, рождали глубокий омут, из которого вытекала река Жерновка. Рыбья мелочь, посверкивая серебром чешуи, выплывала из глубины омута, поближе к поверхности. Чуть дальше, текла речка Каменка, несла свои воды в сторону реки Чумыш. Тихо. Спокойно. Безлюдно.

Залесов, которого признавали за главного, спросил Борисова и Усольцева:

– Что, мужики, глянется вам это место для поселья?

– Славное место, мил-друг! Лучшего и не сыскать.

– Тогда будем здесь обустраиваться, ставить избы для жилья да пригоны для скота. – Залесов глубоко вздохнул, – привел Господь, куда надобно. – Он широко перекрестился двумя перстами и поклонился на восток.

За ним перекрестились Борисов и Усольцев. Перекрестились и поклонились . Место найдено. Можно обустраиваться. Можно жить дальше на родной земле…

Сто с лишним лет прошло с того памятного дня, когда впервые в этом краю появились люди, начали хозяйствовать. Село Зелесово за эти годы разрослось, застроилось. Поселились рядом со старообрядцами православные христиане. Не для вражды, а для мирной жизни.

Избы мужики рубили крепкие, просторные, больше – одноэтажные. Рядом с домом огораживали кусок земли. В теплые весенние деньки засевали в землю морковь, свеклу, репу, редьку, лук, чеснок. Сажали тыквы и подсолнухи. А в полях сеяли рожь, пшеницу, овес, лен.

Стояли пригоны для скота – быков, коров, лошадей, свиней, овец. Курятник, сеновал, амбар для зерна. Погреб для овощей. И, конечно же . банька.

В субботний вечерний день благо было войти в жарко натопленную баню, налить в шайку воды и смыть с себя рабочую грязь. И, плеснув на каменку корец воды, которая фыркнет столбом пара, взобраться на полок и в горячем пару пройтись по телу, охаживая его распаренным березовым веничком.

Если зимой, то выскочить из банного чада под высокие крупные звезды и нырнуть в глубокий сугроб и, покатавшись в обжигающем снегу, покричав от удовольствия, вновь влететь в банный жар, вновь похлестать себя по телу веником, погонять кровь, чтоб струилась быстрее по жилам… Вот откуда, помимо прочего, бралось здоровье у людей, не отягощавших свое сознание ненужной информацией, бралось желание жить и работать на родной земле.

Большинство русских людей было в то время православными христианами. Они твердо знали простую, но важную истину: «Без Бога – не до порога!» И строили свою жизнь, согласно церковному календарю. Четыре годовых поста – Рождественский, Великий. Петровский, Успенский, каждую среду и пятницу. Праздники – Рождество Христово, Светлое Воскресение Христово, Апостолов Петра и Павла. Успение Пресвятой Богородицы и еще много других.

Родится человек в мир – крестили и давали имя по «Святцам». После праздника великомученика и победоносца Георгия, окропив Георгиевской водой, скотину впервые выгоняли на поля. Делали все с верой, с молитвой, поэтому и помогал Господь труженикам.

В каждой крестьянской избе, в красном углу, на полках стояли святые иконы – Пресвятой Троицы, Иисуса Христа, Божией Матери, Ангелов, угодников Божиих, праздников.

Входил гость в избу, снимал с головы шапку, крестился, кланялся и говорил добродушно хозяевам:

– Мир вашему дому! Здравствуйте!

Они сердечно откликались на приветствие:

– С миром принимаем! И ты здравствуй, мил-человек! Проходи, гостем будешь.

Таков был православный этикет общения, выработанный веками.

И, конечно же, смерть человека. Все знали – сколько ни живи на свете, а смерти не минуешь. Придет она, безносая, в любое время, исхитит бессмертную душу из тела и отдаст ее Ангелам, чтобы вели они ее дальше – на поклонение Христу, на мытарства, на ответ за прожитую жизнь.

Лежал покойник в гробу – правая рука поверх левой, выражая тем свое смирение перед Господом. В правой руке – крест. В левой – рукописание, на лбу – венчик, как бы надежда на венец славы в Царствии Небесном.

Горели, истекая, восковые медовые свечи. Грамотей стоял и читал Псалтирь, чтобы богодухновенные псалмы Давидовы отгоняли от души усопшего нечистых духов – бесов проклятых.

На третий день, отпев, тело усопшего человека предавали земле. Ставили над могильным холмом крест. Царство Небесное. Вечный покой.

Дома родственники и односельчане поминали покойного кутьей, блинами, щами да кашей. Водку не пили за упокой. Не было такого обычая.

Свою церковь построили в Залесово только в 1896 году, в центре села. А потом еще одну – за речкой Каменкой.

Жили в Залесово в основном люди-труженики. Сажали и убирали хлеб. Держали скотину. Кто-то работал на маслозаводе. Кто-то катал пимы, шил бродни, бахилы. Кто хотел работать, тот без дела не сидел. Так всегда бывает. Жили – Бога славили.

В Залесово хозяйствовал купец по фамилии Пысин. Удивительно для меня, что предание сохраняет фамилии людей, а имена остаются в забвении. Пысин. Залесов, Усольцев. Почему так? Не знаю.

Пысин был предприимчивым человеком. Имел несколько торговых лавок. Потом открыл дежурный магазин. Он работал круглосуточно. Появилась у человека какая нужда в покупке. Мало ли что. Вставай, иди. Магазин открыт. Покупай, что тебе надобно. Лишь бы деньги были в кармане.

Так неостановимо шли годы. Так шла жизнь человеческая – от рождения до смерти. И кто проживал ее честно, в согласии с заповедями Божиими, работал, рожал и растил детей, помогал ближним, ради Христа, тому не страшно было умирать, потому что человек видел в смерти только переход от временной, земной – к жизни вечной.

В августе 1914 года началась Первая мировая война. В феврале 1917 года, как снег на голову, обрушилась Февральская революция. Благородный Царь Николай вынужденно отрекся от власти в пользу своего брата Великого Князя Михаила Романова. А несчастный Михаил передал бразды правления Временному правительству. Так закончилось в России время правления династии Романовых. Величайшая трагедия!

В Писании сказано: «Поражу пастыря, и рассеются овцы». Это в полной мере проявилось в России.

Октябрьский переворот. Приход к власти Ленина и партии большевиков. Лозунг Ленина и большевиков, брошенный в массы: «Грабь награбленное!» Сказано, словно закон, и зверские людские страсти раскрепощаются. И ограбить и убить человека, твоего брата во Христе, только лишь «экспроприация экспроприаторов». Гибель Царского семейства. Гражданская война.

Брат пошел на брата. Все зверствовали – и красные, и белые. Интервенты, вроде японцев, американцев, англичан, французов, чехов, мадьяр и прочих, тоже не отличались благородством манер. Убивали все. Убивали жестоко. Кровь человеческая лилась рекой. До сего дня памятны на Алтае зверства банды анархиста Григория Рогова.

В Залесово стоит памятник со звездой. Лежат под ним жертвы борьбы за советскую власть. Наверное, простые русские мужики, обманутые и увлеченные большевистской агитацией. И молиться-то за них не хочется. Вот ведь печаль какая!

Прошли годы новой экономической политики. В советской России шло строительство социализма. Началось раскулачивание. Разрушение храмов. Создание колхозов. В Залесово храм переоборудовали под спортзал.

В двадцатые годы двадцатого века приехали из России на Алтай супруги – Фрол да Елизавета Сарычевы. Поселились они в селе Боевой. Фрол коммунистом был, сознательно стоял за советскую власть, за социализм.

А Елизавета была другого склада – веселая, бойкая, разговорчивая, гостеприимная. В молодости она жила в дворянской усадьбе, прислуживала старому барину.

Он, одетый в бархатный халат, в ермолке, седоусый, гологрудый, сидел на тахте и бесцветным взглядом смотрел за окно, на яблоневый сад. Наливные антоновские яблоки висели на ветвях, пригинали их своей тяжестью к земле.

Барин грустно думал: «Когда-то я был молод и силен. Любил женщин и они меня любили. Да, изменял жене. Да, гулял, тратя без счета жизненные силы. Был рысаком. И что теперь? – Он посмотрел на свои старческие руки в прожилках вен, покачал печально головой. – Жизнь прошла. Отгорела. Теперь наливные яблочки не для меня. А так хочется вспомнить молодость! Э-хе-хе!».

Мимо пробегала Елизавета. Барин повелительно крикнул ей:

– Стой, Лизка!

Она остановилась. Стояла, тая лучики смеха в глубине глаз, смотрела на старого барина. Молодая, свежая, тугая телом, словно наливное яблочко.

– Подойди ко мне, Лизанька! – попросил старик, – присядь рядом со мной.

Лиза покорно присаживались рядом с барином. Он, глубоко вздохнув, осторожно клал свою старческую руку на девичью грудь, голову склонял на плечо, закрывал глаза и вспоминал прошлое. Слезы, закипев, катились у него из глаз, струились по щекам, мочили усы. Он сидел, млел и плакал о невозвратном, отгоревшем.

Елизавета сидела рядом с барином тихо, словно мышка. Она жалела старого усача, понимала, что для него все в прошлом, но удивлялась тому, что блудная страсть все еще живет в этом ветхом теле, что лапая ее, чужую девушку, старый хрыч не боится Бога.

Барин открывал глаза, вытирал слезы и говорил:

– Утешила ты меня, Елизавета! Ступай в сад, нарви себе яблок. Скажи, что барин приказал. Ах! Лишь бы Господь простил меня за мои грехи. Иди, девочка, иди!

Он махал рукой, и она, радостная, выбегала в сад, срывала яблоки с веток и укладывала в подол юбки… Ах, и вкусны же были антоновские яблочки – память юности…

Елизавета встретилась с Фролом, когда в России вовсю совершались перемены, когда дворян, белую кость, классовых врагов пролетариата, расстреливали в подвалах чека, в рощах и ложках, когда готовился «великий перелом» – раскулачивание и организация колхозов. Товарищ Иосиф Сталин вел борьбу со своими конкурентами за единодержавие.

Они полюбили друг друга и поженились. А потом они отправились на Алтай. Думалось им, что жить в тех краях будет полегче, посытней, чем в России. А Фролу хотелось послужить делу партии – быть наставником народа на пути в светлое будущее – в коммунизм.

Из села Боевой Фрол и Елизавета перебрались в село Ветохино. Оно рядом с Боевым расположено, километрах в двух.

В Ветохино Фрол устроился работать на пимокатню. Жить-то надо было, деньги зарабатывать. К тому времени, в 1929 году, Елизавета родила сына. Назвали его Сергеем. Это был ее не первый ребенок.

Елизавета – сильная женщина, роддомов не признавала. Родила она сына у себя в избе, под родным кровом. Конечно, повитуха была рядом с ней, чтобы младенца принять, пуповину перевязать, новорожденного искупать и роженице показать: «Принимай, мать, дитя! Корми его молочком, чтобы рос он сильным и здоровым!»

А Фрол все думал о том, как бы людей повернуть от старого к новому. Вел он в пимокатне агитацию, склонял работников к новому взгляду на окружающую жизнь. В его рассказах не было места эксплуатации человека человеком.

– Человек человеку – друг, товарищ и брат, – говорил он мужикам, сидя в обеденный перерыв возле здания пимокатни, куря махорочную самокрутку, – так товарищ Ленин говорил, учил нас, учил, наставлял уму-разуму. Ленин – это вождь и учитель, самый человечный человек, глыбища. Все растолковал народу – как жить, как работать, указал путь в светлое будущее, в коммунизм. Все тогда будут равны друг перед другом. Будут работать по способностям, а получать по потребностям.

Попы вот говорили, что все люди равны перед Богом. Врали они. Был Царь – главный помещик. Дворяне, купцы, кулаки и прочая белая кость. А были и есть – крестьяне, рабочие – нищета.

Теперь Царя нет. В стране – диктатура пролетариата. Власть белой кости в прошлом. Нам, товарищи, надо объединяться, создать коммунистическую партийную ячейку. Начать агитировать местное население за организацию колхоза, за общий радостный труд.

А кулаков и подкулачников и всех, кто не пойдет в колхоз, надобно раскулачить и в ссылку, в Нарым направлять.

Слушали мужики Фрола. Многим нравились его слова – о равенстве, о справедливости, о взаимопомощи, о совместном труде на благо всех… Вскоре один мужик под влиянием слов Фрола вступил в партию. Потом второй. В селе образовалась партийная ячейка.

Да не всем в Ветохино глянулась деятельность Фрола Сарычева. Знали зажиточные крестьяне, что Фрол агитирует за совместный труд, и ненавидели его за это люто.

Собирались вечером крепкие мужики, курили махорку, судачили о Фроле.

– Вредный он человек! – говорил один из зажиточных ветохинцев, – принес его нечистый на нашу голову.

– Ведет он активную агитацию, – продолжал другой сельчанин, – склоняет бедноту к действиям. Если так дальше пойдет, то окажемся мы голью перекатной. Разве можно такое дальше терпеть?

Помолчали. Сидели, гоняли желваки под скулами, наливались злобой.

– Надо его прикнокать, – нарушая молчание, сказал кто-то, – прийти вечером, вызвать за ограду и…

– Завтра здесь соберемся и пойдем, – порешили мужики и разошлись.

Вечером Фрол пришел с заседания партячейки. Помыл руки, присел за стол и ласково попросил:

– Хозяюшка, покори муженька!

Елизавета вышла из кухни, поставила перед мужем глиняную чашку с окрошкой и положила несколько ломтей ржаного хлеба. Обтерла деревянную ложку полотенцем, подала и сказала:

– Кушай, Фролушка!

Напротив стола, на божнице, стояли иконы. Но Фрол не помолился, не перекрестился. Став коммунистом, он твердо поверил в то, что религия – это опиум для народа и духовная сивуха, поповский обман для угнетения трудящихся. Бога для него не существовало. Он терпел иконы-то в избе ради жены, не хотел ее огорчать. А то давно бы топором порубил и в печку бросил.

Об этом-то глубоко печалилась Елизавета. Она верила в Бога. Присев на лавку рядом с мужем, она положила щеку на ладонь правой руки, печалясь, смотрела на мужа. Он не понимал ее душевного состояния. Откусывал от ломтя кусок ржаного хлеба, жевал, хлебал окрошку, думал о чем-то своем, радостном.

За окном стемнело. В засиневшем небе прорезались звезды. Внезапно во дворе злобно залаял кобель. Камешек стукнул в оконце, и чей-то голос позвал:

– Фрол, ты дома? Выйди на минутку.

Фрол положил ложку, взглянул на жену.

– Кто это, не признаю. Но раз зовут, значит надо пойти.

Он встал из-за стола и вышел во двор. Елизавета осталась сидеть в горнице. У нее от нехорошего предчувствия сжалось сердце. Она прошептала: «Господи, помилуй!»

За калиткой Фрола поджидало шестеро человек. Он приветливо сказал:

– Здорово, мужики! Зачем позвали?

Никто не ответил. Все произошло быстро. Фрола подхватили под руки, валя назад, схватили за ноги, подняли повыше, копчиком долбанули об землю и отпустили.

Боль пронзила Фрола до мозга. Он мучительно ахнул и завалился на бок.

Плюясь, шепотом ругаясь, мужики затопали прочь. Стало тихо.

Елизавета, сидя в горнице, слышала тупой удар, вскрик и обмерла от испуга. Но, приходя в себя, чувствуя беду, она вскочила на ноги, перекрестилась и выбежала за калитку.

Она увидела мужа, он лежал на боку.

– Фролушка, милый! – крик Елизаветы полетел по сонной улице. Она заплакала, зарыдала, наклонилась над мужем.

Он открыл глаза. Посмотрел мутным взором на жену. Еле ворочая языком, прошептал:

– Вот и пожил…

На крик и плач Елизаветы сбежались соседи. Фрола подняли, занесли в избу, положили на лавку. Он потерял сознание…

Умирал Фрол мучительно. Болело отшибленное нутро. Мочился он кровью. Елизавета смотрела на мужа, вздыхала и плакала. А потом, набравшись духу, спрашивала:

– Фролушка, вижу я, что ты помираешь. Рада бы сказать иное, да не могу. Потому что помрешь ты, с чем твоя бессмертная душенька к Господу придет, какими делами Его обрадует, чем оправдается? Фролушка, давай я к тебе батюшку приведу. Покаешься ему в своих грехах, причастишься Христовых Таин, тебе легче станет. Пригласить батюшку?

Фрол, слыша слова супруги, скрипел зубами, мотал головой и, набравшись сил, задыхаясь, отвечал:

– Даже не думай! Не верю я в Бога. Нет Его! Смерти я не боюсь. Каяться мне не в чем. Жил я честно. И других этому же учил. Я Ленина признаю. Партию. А не вашего Боженьку. Нет Его, нет! Если Он есть, то почему Он допускает в мире такие несправедливости? Нет Его, нет! И не нужен Он мне. Все. Точка.

Он замычал, заскрипел зубами. Из уголка губ потекла кровь.

Елизавета обтерла ее и смотрела на мужа. Он все метался по кровати, скреб грудь ногтями, что-то перебирал руками.

Внезапно он затих. Елизавета со страхом смотрела на мужа. У Фрола расширились глаза. В них отразился ужас. Он широко раскрыл рот и, зажмурившись, словно проглотил что-то горькое. Выдохнул и умер. Елизавета побежала по улице – звать помощников.

Фрола обмыли, обрядили в чистые одежды, положили в гроб. Фрол строго-настрого наказал, чтобы не было никакой поповщины – креста, молитв, отпевания. Креста-то он сам не носил и другим не советовал. Он лежал в гробу – руки вдоль туловища, словно у Ленина.

Приходили с ним попрощаться товарищи по партии, сочувствующие. Утешали Елизавету, говорили, что ее муж героически погиб в борьбе за советскую власть, за светлое будущее, память о нем вечно будет жить в наших сердцах.

Елизавета согласно кивала головой, плакала…

Похоронили Фрола на местном кладбище – без креста, без вечной памяти. Помянули и разошлись. Елизавета стала жить вдовой. Сына растить. Да Бога она никогда не забывала. А память о Фроле осталась у нее на сердце горькой зарубкой.

В Ветохино организовали колхоз. Елизавете настойчиво предлагали: «Вступай!» Она же не хотела совместно трудиться с колхозниками. Работала на себя. Когда очень уж докучали, то она поворачивалась к агитатору задом, чуть наклонялась вперед и, сильно шлепнув себя по ягодицам, говорила:

– Вот где я видела ваш колхоз!

Но жизнь все-таки брала свое. Сережу пришлось отдать в сельскую школу, чтобы он обучался грамоте.

В селе появилось радио. В клуб привозили и показывали советские кинофильмы – «Путевка в жизнь», «Веселые ребята», «Волга-Волга» и другие. Жизнь продолжалась.

В Советском Союзе объявили «безбожную пятилетку». Коммунисты планировали к 1942 году полностью покончить с религией в стране. Шла борьба против врагов народа. Людей забирали, как тогда говорили – «по линии НКВД».Колхозников, рабочих, инженеров, врачей, священнослужителей, артистов… Судили. Кого-то расстреливали. А большинство из осужденных отправляли в лагеря – на стройки социализма. Да, социализм строился руками заключенных.

По всей стране, по всему Советскому Союза, словно раковые опухоли, расползлись лагеря. Печально знаменитый ГУЛАГ.

22-го июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз. Началась Отечественная война. Это нападение, эта война, всколыхнули страну. Уже не было и речи о «безбожной пятилетке». Иосиф Сталин вынужденно обратился к патриотизму русского народа. Открылись уцелевшие храмы. Был избрал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский). Армии вернули погоны. Воины проявляли чудеса героизма. Помогал Бог. И 9-го мая 1945 года фашистская Германия была повержена. Мирная жизнь вернулась в страну. Надо было жить. И люди жили, и работали, и радовались жизни, кто как мог.