Текст книги "Моя семья: Горький и Берия"

Очень много сил и времени отнимала у А.М. организация издательства «Парус» и публицистического журнала «Летопись». Как только вышел первый номер, тут же поползли слухи, что деньги на издание дал банкир Игнатий Манус, ярый сторонник российско-германского альянса, по другой версии – Димитр Ризов, публицист и посол Болгарии в Берлине.

Редактировали журнал Горький и известные социал-демократы – философ Владимир Базаров и экономист Николай Суханов. В авторы пригласили Анатолия Луначарского, увлекавшегося тогда современной математикой философа Павла Юшкевича, историка Роберта Виппера. Захотел печататься в «Летописи» и Ленин, хотя и считал журнал «архиподозрительным» – по составу и редакции, и авторов. Со страниц журнала Горький призывал к скорейшему окончанию войны, Ленин же собирался превратить «войну империалистическую в войну гражданскую».

Кроме известных писателей – Ивана Бунина, Евгения Замятина, Михаила Пришвина, А.М. печатал и молодых – Исаака Бабеля, Вячеслава Шишкова. Валерия Брюсова, Владимира Маяковского и Сергея Есенина. В реакции на Большой Монетной организовалась своего рода литературная студия – собирались маститые и молодые писатели и поэты, устраивали диспуты на литературные и политические темы.

В издательстве «Парус» Горький мечтал наладить выпуск детской литературы, вместе с Корнеем Чуковским и художником Александром Бенуа работал над сборником «Радуга». Предполагали издавать и книги для юношества – серию биографий выдающихся людей: Людвига ван Бетховена, Чарлза Дарвина, Жанны д’Арк, Христофора Колумба, Сократа, Томаса Эдисона и многих других. А.М. списывался с предполагаемыми авторами: Роменом Ролланом, Фритьофом Нансеном, Гербертом Уэллсом… Однако из-за полного хозяйственного развала издание не удалось осуществить, и только в 1930-е годы Горький вернулся к своей идее и основал знаменитую серию «Жизнь замечательных людей».

Февральская революция

Существует довольно устойчивое мнение, что А.М., как и многие русские интеллигенты, восторженно встретил Февральскую революцию. На самом же деле никаких восторгов по поводу февраля А.М. не испытывал, о чем и написал Екатерине Павловне в Москву 1 марта 1917 года:

Происходят события, внешне грандиозные, порою даже трогательные, но – смысл их не так глубок и величественен, как это кажется всем. Я исполнен скептицизма, хотя меня тоже до слез волнуют солдаты, идущие к бывшей Г[осударственной] думе с музыкой. В революционную армию – не верю: думаю, что многие принимают за революционность отсутствие дисциплины и организации. Все войска Петерб[урга] перешли на сторону Думы, это так, части, приходящие из Ораниенб[аума], Павловска и Царского – тоже. Но, разумеется, офицерство пойдет – до известного предела – с Родзянкой и Милюковым, и только фантазеры могу ожидать, что армия встанет рядом с Советом раб[очих] депут[атов].

Полиция, засев на чердаках, садит по публике и по солдатам из пулеметов. Автомобили, набитые солдатами, разъезжают по городу с красными флагами, и, разыскивая переодетых полицейских – арестуют их. В некоторых случаях – убивают, а вообще – свозят в Думу, где уже собрано сотни две полицейских из 35 тысяч.

Много нелепого, больше чем грандиозного. Начались грабежи. Что будет? Не знаю. Но ясно вижу, что кадеты и октябристы делают из революции военный переворот. Сделают ли? Кажется, уже сделали.

Назад мы не воротимся, но вперед уйдем недалеко. М[ожет] б[ыть], на воробьиный шаг, и, конечно, будет пролито много крови, небывало много.

Горький приветствовал свержение монархии, но вместе с тем он был полон тревоги за будущее России. Экономическая отсталость страны, разруха, вызванная трехлетней кровопролитной войной, анархизм крестьян и солдат, которые по сути, в массе своей, те же «переодетые мужики», – все это не вызывало оптимизма. 10 марта А.М. пишет сыну из Петрограда в Москву:

Милый мой друг, сынишко, имей в виду, что русская революция только что началась, она будет продолжаться годы, возможна контрреволюция, неизбежно возникновение реакционных идей и настроений. И, если ты хочешь быть полезен своей стране, если хочешь работать для ее возрождения – не очень увлекайся происходящим.

Мы победили не потому, что мы – сила, а потому, что власть была слаба… То, что происходит здесь, – грозит великими опасностями. Мы совершили политическую революцию, и должны укрепить за собою наши завоевания – вот смысл события и вот задача момента. Я – социал-демократ, но я говорю и буду говорить, что для социалистических реформ – не наступило время. Новая власть получила в свои руки не государство, а развалины государства; она должна до поры до времени, – пользоваться доверием и помощью всех сил страны. Вот в чем дело.

И надо помнить, что Вильгельм Гогенцоллерн может сыграть в деле возрождения реакции ту же роль, которую сыграл Александр I-й Романов. Петербургский буржуа способен встретить Вильгельма такими же аплодисментами, какими встречал Александра!

Только прочно укрепив за собою завоеванное, мы можем уверенно рассчитывать на успех дальнейших завоеваний. Теперь Россия – свободная страна, и немецкое нашествие угрожает ее свободе. Ибо победа Вильгельма – это будет реставрацией Романовых.

Вот каковы мои мысли, милый. С этим я организую газету, которая скоро выйдет.

До свидания, будь здоров!

Мамашке привет! Жаль, что не мог видеть ее.

Горький считал, что революция должна создать условия для духовного развития народа, просвещение и образование народа – ее первейшая и важнейшая задача. В цикле статей «Письма к читателю» он писал:

…Нам не следует забывать, что все мы – люди вчерашнего дня, и что великое дело возрождения страны в кругах людей, воспитанных тяжкими впечатлениями прошлого, в духе недоверия друг к другу, неуважения к ближнему и уродливого эгоизма… Многоглавая гидра невежества, варварства, глупости, пошлости и хамства не убита, она испугана, спряталась, но не потеряла способность пожирать живые души…

Одержана только одна победа – завоевана политическая власть, предстоит одержать множество побед, гораздо более трудных, и, прежде всего, мы обязаны одержать победу над собственными иллюзиями.

Мы опрокинули старую власть, но это удалось нам не потому, что мы – сила, а потому, что власть, гноившая нас, сама насквозь прогнила и развалилась при первом же дружном толчке. Уже одно то, что мы не могли так долго решиться на этот толчок, видя, как разрушается страна, чувствуя, как насилуют нас, уже одно это долготерпение наше свидетельствует о нашей слабости.

Задача момента – по возможности прочно укрепить за собою взятые нами позиции, что достижимо только при разумном единении всех сил, способных к работе политического, экономического и духовного возрождения России.

Для проведения успешной культурной работы необходимо было тесное сотрудничество с Временным правительством. Это не политическая наивность Горького, не переоценка им отдельных личностей, а насущная необходимость. Без поддержки власти, какой бы она ни была, реально сделать что-либо было невозможно. В противном случае оставалось или фиксировать происходящие события в дневнике, или, как советовал Горькому видный журналист и общественный деятель Владимир Поссе, отказаться от всякой политики и, взяв на спину мешок, пойти поискать новых впечатлений. Конечно, можно было пойти и с Лениным, провозгласившим: «Никакой поддержки Временному правительству». Но для Горького перерастание буржуазной революции в социалистическую было неприемлемым. Писатель выступал за объединение, а не размежевание, против передачи всей власти Советам и не уставал повторять, что в экономически слабо развитой стране с преобладающим неграмотным крестьянским населением необходимо сперва вырастить культурные кадры, способные управлять страной.

После февральских событий возникла реальная угроза разграбления музеев и гибели художественных ценностей. 4 марта у себя на квартире на Кронверкском проспекте А.М. провел совещание деятелей искусств – присутствовало более полусотни человек. Он предложил создать комиссию по делам искусств. 5 марта разработали проект этой организации, а 6-го в Совет министров направили обращение об охране памятников старины и художественных ценностей.

Комиссар по делам искусств Николай Николаевич Львов (депутат Думы от кадетской партии) одобрил их предложение, и комиссия получила официальный статус. 12 марта на стенах петербургских домов расклеили отпечатанное в типографии «Обращение к массам»:

Граждане!

Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит народу. Граждане, берегите это наследство, берегите дворцы, они станут дворцами вашего всенародного искусства, берегите картины, статуи, здания – это воплощение духовной силы вашей и предков ваших. Искусство – это то прекрасное, что талантливые люди умели создать даже под гнетом деспотизма и что свидетельствует о красоте, о стиле человеческой души. Граждане, не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, здания, старые вещи, документы, – все это ваша история, ваша гордость. Помните, что все это почва, на которой вырастет ваше народное искусство.

На следующий день, 13 марта, комиссия была преобразована в Особое совещание по делам искусства при комиссаре Временного правительства. Председателем был назначен А.М. Пешков (М. Горький). При Исполкоме Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов А.М. создает художественную комиссию. Вместе с Марией Андреевой он занимается созданием народных театров, открытием Дома-музея памяти борцов за свободу (впоследствии – Музей революции), Народного дома в Петрограде, для «Лиги социального воспитания» разрабатывает программу охраны здоровья детей.

По его же инициативе создается «Свободная ассоциация для развития и распространения положительных наук». По словам А.М., цели ассоциации – с одной стороны, организация в России научно-исследовательских институтов, с другой – широкая и непрерывная популяризация научных и технических знаний в рабочей среде.

С 6 апреля начинает выходить издаваемая А.М. газета «Новая жизнь». Он замышлял ее как трибуну для всех здоровых сил общества, невзирая на различные политические взгляды и пристрастия. И задача газеты – не только вести дневник революционных событий, а и пропагандировать духовные ценности. Газета была организована на деньги, взятые у банкира Эрнеста Груббе, и писателя тут же обвинили в том, что он продался врагам рабочего класса. На эти обвинения возмущенный Горький ответил: «За время с 1910-го по 1917 год через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело Российской социал-демократической партии, из них мой личный заработок исчисляется десятками тысяч, а все остальное черпается из карманов буржуазии. “Искра” издавалась на деньги Саввы Морозова, который, конечно, не в долг давал, а – жертвовал. Я мог бы назвать добрый десяток почтенных людей – “буржуев”, – которые материально помогали росту с-д партии. Это прекрасно знает В.И. Ленин и другие старые работники партии».

Свою политическую позицию А.М. заявил в газете в двух циклах статей «Революция и культура» и «Несвоевременные мысли». В первом номере газеты (18 апреля) А.М. писал: «Революция низвергла монархию, так! Но, может быть, это значит, что революция только вогнала накожную болезнь внутрь организма. Отнюдь не следует думать, что революция духовно излечила или обогатила Россию… Мы должны дружно взяться за работу всестороннего развития культуры, – революция разрушила преграды на путях к свободному творчеству, и теперь в нашей воле показать самим себе и миру наши дарования, таланты, наш гений. Наше спасение – в труде».

Но как можно говорить о повышении культурного уровня народа, когда идет кровопролитная война? «Убивают на суше, на морях, истребляя ежедневно сотни и сотни самых культурных людей нашей планеты, которые создали драгоценнейшее земли – европейскую культуру», – писал А.М. в эти тревожные дни. Но ни Временное правительство, ни Петросовет ничего не предпринимают для ее окончания. Ежедневные расходы на войну – 50 миллионов рублей – непосильны для слабой экономики России. Не хватает топлива – назревает транспортный кризис. Все яснее становилась неспособность Временного правительства управлять страной.

Восемнадцатого июня в Петрограде на улицы вышло 500 тысяч человек – уже под лозунгом «Вся власть Советам». Считается, что выступление было стихийным, а не вдохновленным Петросоветом, где большинство было у меньшевиков и эсеров, не готовых взять власть в свои руки.

После провала наступления на фронте и новых кровавых жертв грянул Июльский кризис – 3 июля, измученные войной, разрухой и голодом, на улицы Петрограда вышли солдаты, рабочие и балтийские моряки.

Большевики решили возглавить демонстрацию (несмотря на запрет Петросовета) и придать ей «мирный характер». Непонятно, правда, каким образом можно было сделать демонстрацию мирной, если в ней участвовали вооруженные матросы, прибывшие из Кронштадта, и 1-й пулеметный полк. Почему ЦК принял такое решение? Заместитель председателя Кронштадтского совета Федор Раскольников писал: «В случае успеха демонстрации и сочувственной поддержки ее фронтом у партии всегда остается возможность превратить вооруженную демонстрацию в вооруженное восстание».

В «Новой жизни» 14 июля А.М. написал:

На всю жизнь останутся в памяти отвратительные картины безумия, охватившего Петроград 4-го июля.

Вот, ощетинившись винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовой автомобиль, тесно набитый разношерстными представителями «революционной армии», среди них стоит встрепанный юноша и орет истерически: «Социальная революция, товарищи!»

Какие-то люди, не успевшие потерять разум, безоружные, но спокойные, останавливают гремящее чудовище и разоружают его, выдергивая щетину винтовок. Обезоруженные солдаты и матросы смешиваются с толпой, исчезают в ней… И ясно, что этот устрашающий выезд «социальной революции» затеян кем-то наспех, необдуманно и что – глупость имя силы, которая вытолкнула на улицу вооруженных до зубов людей.

Главнокомандующий войсками Петроградского военного округа отдал приказ разогнать демонстрацию силой оружия. В результате – 16 убитых демонстрантов, 20 казаков и 4 артиллериста, 650 раненых. Петроград объявили на военном положении и вызвали войска с фронта. Для А.М. попытка вооруженного восстания – «ужасная трагедия», приведшая к еще большему расколу общества. Около 10 июля он написал Екатерине Павловне:

По газетам ты знаешь, какие ужасы разыгрались здесь; могу сказать, что непосредственное впечатление от них неизмеримо тяжелее словесного.

Творилось – и творится – нечто отвратительное по глупости, трусости и хамству. Ошибочно думать, что во всем повинны именно «большевики» и немецкие агенты, участие которых несомненно в событиях – нет повинны в этой безумной путанице все: и кадеты, и обыватели, и, вообще, вся масса питерцев. Я не оправдываю «большевиков», – они сами знают, что у них нет оправданий. Их водили за нос как ребят малых. Их спровоцировали, но провокаторами были не одни немцы, а и «культурнейшие» кадеты… Настроение здесь такое, что каждый ищет возможность стащить ближнего своего в комиссариат, в участок или натравить на него озверевшую, сконфуженную и трусливую толпу. Это делается. «Большевиков» истребляют на улицах, точно крыс, но теперь «большевик» – всякий, кто говорит о контрреволюции…

После объявления Петрограда на военном положении были закрыты большевистские газеты «Правда» и «Солдатская правда», разгромлена типография «Труд». Лев Троцкий, Анатолий Луначарский и другие обвиненные в государственной измене большевики арестованы и заключены в «Кресты». Выданы ордера на арест Владимира Ленина, членов ЦК Григория Зиновьева, Льва Каменева…

Временное правительство ввело военную диктатуру. Александр Керенский сменил князя Георгия Львова на посту главы правительства, Верховным главнокомандующим назначен генерал Лавр Корнилов. Военные части, участвовавшие в демонстрации, – расформированы, на фронте введена смертная казнь. А большевики? Большевики ушли в подполье и начали готовить вооруженное восстание.

А.М., несмотря на все свои разногласия с большевиками, подвергся такой же критике, как и они. Его обвиняли ни много ни мало в измене Родине. В газете «Русская воля» известный журналист Владимир Бурцев назвал Горького немецким шпионом и потребовал его ареста. А.М. во множестве получал письма с угрозами, с изображениями плахи, с тщательно намыленными петлями из тонкой веревки. Теперь к А.М. обращались как к «Иуде Предателю», «главному немецкому шпиону». В письме Екатерине Павловне А.М. спрашивал: «Читаешь, как меня лают? Читай, это тебя утешит, меня – очень утешает. По утрам причесывая кудри мои, я говорю в зеркало: – Ах ты злодей? Продаешь Отечество? И народ продаешь, а? И добродушно смеюсь, – ах, ты Сухомлинов? Друг – тошно! А, впрочем, – к этому надо привыкать». (Генерал Владимир Сухомлинов, бывший военный министр, был обвинен в измене, после Февральской революции приговорен к пожизненной каторге, но в мае 1918-го выпущен большевиками по амнистии и затем бежал за границу.)

Газета «Живое слово» также причислила Горького к германской агентуре. Даже газета «Единство» патриота и «оборонца» Георгия Плеханова приняла участие в его травле. Сотрудник газеты меньшевик Лев Дейч писал, что горьковская «Новая жизнь» «вносит только разруху, смуту и анархию…».

Очень характерен для «патриотической» позиции Плеханова факт, о котором сообщила газета «Вечернее время», – под поручительство Владимира Бурцева был освобожден недавний начальник столичного охранного отделения жандармский генерал Александр Герасимов:

Когда об этом узнал Г.В. Плеханов, он позвонил по телефону В.Л. Бурцеву:

– Владимир Львович, правда, что вы взяли на поруки Герасимова?

– Того самого Герасимова, который все время вел слежку за вами и хотел привлечь вас по статье, грозившей смертной казнью?

– Да, того самого.

– В таком случае, я вас целую и поздравляю.

Все труднее было писателю работать с Временным правительством. 1 сентября остановлен выпуск газеты «Новая жизнь» – за резкую агитацию против государственной власти и по «личному желанию» министра-председателя Керенского. Горького в Петрограде не было, еще в начале августа 1917 года он уехал на отдых в Коктебель и вернулся только во второй половине сентября. 2 сентября газета вышла под новым названием – «Свободная жизнь». Сотрудник газеты Николай Суханов рассказывал: «В редакции вопрос стоял так: выпускать “Новую жизнь” как таковую под старым названием или изменить название для той же газеты… Формально ответственного лица, Горького, в Петрограде не было. Действовать в резко революционном порядке можно было только за его счет, т. е. при его ведоме и согласии. Поэтому было решено действовать в более мягких формах: выпускать газету вопреки декрету, но под другим названием». Впрочем, 9 сентября газета вышла уже под прежним названием.

Тем временем в Петрограде обстановка обострялась с каждым днем. По столице поползли неясные, но все более тревожные слухи о готовящемся большевиками восстании. В «Новой жизни» появилась статья Владимира Базарова «Марксистское отношение к восстанию»:

Все настойчивее распространяются слухи о том, что 20 октября предстоит «выступление большевиков» – иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3–5 июля. Значит – снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей – куда попало! Будут стрелять только потому, что люди, вооруженные ими, захотят убить свой страх. Вспыхнут и начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью, все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухой жизни, ложью и грязью политики – люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной глупости.

На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут «творить историю русской революции».

Одним словом – повторится та кровавая бессмысленная бойня, которую мы уже видели и которая подорвала во всей стране моральное значение революции, пошатнула ее культурный смысл.

Весьма вероятно, что на сей раз события примут еще более кровавый и погромный характер, нанесут еще более тяжкий удар революции.

Кому и для чего нужно все это? Центральный комитет с.-д. большевиков, очевидно, не принимает участия в предполагаемой авантюре, ибо до сего дня он ничем не подтвердил слухов о предстоящем выступлении, хотя и не опровергает их.

Уместно спросить: неужели есть авантюристы, которые, видя упадок революционной энергии сознательной части пролетариата, думают возбудить эту энергию путем обильного кровопускания? Или эти авантюристы желают ускорить удар контрреволюции и ради этой цели стремятся дезорганизовать с трудом организуемые силы?

Центральный комитет большевиков обязан опровергнуть слухи о выступлении 20-го, он должен сделать это, если он является сильным и свободно действующим политическим органом, способным управлять массами, а не безвольной игрушкой настроений одичавшей толпы, не орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков.

Горький был абсолютно убежден, что время социалистических реформ еще не пришло – сейчас необходимо укреплять существующую государственную власть с привлечением для этого всех демократических сил страны.

Что это, социальный романтизм? Несбыточная мечта о совместной работе разных политических сил на благо страны? Возможно, но это честная позиция человека, делающего все возможное для предотвращения нового страшного кровопролития и не желающего действовать по принципу «цель – оправдывает средства».