Текст книги "Крестовский, Елагин, Петровский. Острова Невской дельты"

Первую мировую войну Общество не пережило. Сложности в «германскую войну» возникли почти у всех фирм, основанных подданными Германии или имеющими германский капитал. Германофобия в русском обществе мешала работать и получать заказы, а порой борьба с «немецким засильем» приводила к ликвидации предприятий под управлением немцев. Не стало исключением и общество «Бодо Эгесторф и К°». Основатель и основной акционер Б. Эгесторф потерял влияние на свой завод, деятельность которого к 1916 г. уже была практически свёрнута. Сыграло роль и то обстоятельство, что гражданские заказы, а именно на них специализировалось строительное общество «Эгесторф и К°», в годы войны резко сократились. Кому нужны гаражи, элеваторы или жилые здания в условиях мобилизационной экономики?

Видимо, последним крупным заказом Общества стало строительство в 1915 г. локомотивного депо на станции «Петрозаводск». Специальным постановлением Совета министров от 4 ноября 1916 г. акционерное общество «Бодо Эгесторф и К°» закрыли. Заключительным формальным актом деятельности Общества стало собрание его акционеров 26 мая 1917 г., подтвердившее ликвидацию общества и утвердившее ликвидационный баланс. Собрание вёл Председатель правления К.А. Гротен, член ревизионной комиссии барон В.Р. Штакельберг отчитался о проверке делопроизводства фирмы, сочтя их соответствующими законам. Отошедший от активной деятельности Б. Эгесторф продолжал жить в Петрограде до 1917 г., затем следы его теряются.

После революции завод Б. Эгесторфа на Петровском острове недолго оставался бесхозным. В ноябре 1918 г. к особому ликвидатору под делам акционерного общества «Бодо Эгесторф и К°» Михайлову обратилось «Петроградское техническое товарищество И.М. Ильин, В.Л. Петерсон» с просьбой сдать бывший завод в аренду. Комиссариат Городского хозяйства Петроградской трудовой коммуны 1 января 1919 г. удовлетворил просьбу заявителей, в результате чего завод на Петровской косе отдали в аренду сроком на 5 лет. Плата составила 30 000 руб. в год, при этом товарищество обязалось вернуть завод по окончании срока аренды в целости и сохранности.

Чем занималось Техническое товарищество? Да тем же, чем и Б. Эгесторф – изготовлением труб, колодцев, работами по обслуживанию канализации, только в значительно меньших масштабах.

Люки Эгесторф до сих пор встречаются на улицах города

Впоследствии на месте завода Б. Эгесторфа находились различные промышленные объекты, а в настоящее время здесь располагается транспортное предприятие «Спецтранс». Некоторое постройки завода до сих пор сохраняются на его территории, в частности трёхэтажное административное здание по Петровской косе, 3/6, а также одноэтажные постройки в глубине территории.

Гораздо больше осталось в нашем городе следов деятельности самого акционерного общества «Бодо Эгесторф и К°». Это и здание бывшего германского посольства, и гараж Крюммеля, и здание фирмы «Скороход»… Но, как ни странно, более всего привлекают любителей старины крышки канализационных люков с изящным штампом «Тов. Бодо Эгесторфъ». Они сохраняются на улицах Петербурга уже более ста лет, пережив две войны и массу перестроек.

ЦНИИ лесосплава

Сразу за Петровской площадью располагается некогда известный на всю страну, а ныне привлекающий внимание разве что своей вывеской да красивым фасадом Центральный научно-исследовательский институт лесосплава. Основанный в 1936 г. (часть корпусов возведена в 1960-е гг.), он играл ведущую роль при внедрении передовых методов лесосплава и шире – в разработке и изготовлении земснарядов различной степени сложности. Здесь же размещался ГИПРОДРЕВ – Государственный институт по проектированию лесопильных и деревообрабатывающих предприятий. Оба предприятия играли заметную роль в своей отрасли. Вот, например, выдержки из статьи в газете «Красное знамя» города Даугавпилса (Латвия) от 30 мая 1962 г. с места испытаний специализированного земснаряда, проходивших на реке Даугаве:

«Земснаряд стоит у берега. 31 ковш поочередно вгрызается в гравий на дне реки и поднимает его в бункер, а оттуда он падает на транспортёр, который выбрасывает гравий на берег. Можно подогнать самосвал, и тогда гравий попадет прямо в его кузов… С глубин до трёх метров земснаряд сможет подавать 140 кубометров песка или гравия в час – почти тысячу кубометров за смену. На берег прямо по транспортеру ходят представители завода – инженеры В. Зайцев и А. Михеев.

«Это новая конструкция машины, – рассказывают они. – Сконструировал её коллектив ленинградского экспериментального завода ЦНИИ лесосплава.

– Каково оборудование земснаряда?

Петровская коса, 1

– На нём 11 электромоторов, 5 лебёдок. Все механизировано, управление ведется с пульта в рубке. Все операции выполняются при помощи электроэнергии, а для выработки её стоит дизельный двигатель…»

Корреспондент задался вопросом, а зачем вообще нужно столь сложное сооружение, если песок и гравий строители с успехом берут в карьерах? Конструкторы пояснили, что качество добытых со дна реки материалов во много раз выше карьерных, а это важно для производства бетона и железобетонных конструкций…

Выдержка из латвийской газеты в данном очерке – это не только ода советской индустриализации, но и пример того, что могли некогда создавать НИИ. А ведь главным направлением института оставался все-таки лесосплав. Лесосплав – самый дешёвый вид транспортировки леса, он в 15–20 раз дешевле, чем перевозка автотранспортом, более чем в 10 раз – железнодорожного, в 3–4 раза – перевозки в судах. При этом не требуются дорогостоящие сооружения, подвижной состав. Неслучайно в СССР лесосплаву уделялось такое внимание.

Ныне помещения в трёхэтажных зданиях частично сдаются в аренду Петровскому бизнес-центру, частично занимаются самим НИИ. Формально сфера деятельности его осталась прежней, но никто уже давно не слышал ни о земснарядах его разработке, ни о новых технологиях лесосплава.

Завод Ропса на Петровской косе

Самая западная оконечность Петровского острова долгое время оставалась пустынной. Ещё бы, малейшее наводнение – и вся Петровская коса под водой. Под дачи местность не годилась, разве что под огороды или под завод, не слишком чувствительный к наводнениям. Он вскоре и появился. В Центральном государственном историческом архиве имеется план Петровской косы за 1871 г., «арендуемой от Придворного ведомства с показанием вновь построенного невто-очистительного завода». Владельцем «невто-очистительного», а попросту говоря, керосинового завода, значился американский подданный Вильям Хопер Ропс. Он обосновался в России в 1840-е гг., в петербургском порту содержал контору по продаже пеньки, бумаги и тканей. Из Североамериканских штатов Ропс привозил хлопок и ткани, а в Америку отправлял пеньку, лен и канаты. Утверждают, что был у Ропса даже небольшой флот – три фрегата.

Когда потребовалось найти место для завода по производству керосина и смазочных масел, выбор пал на Петровский остров. Невысокая арендная плата от Кабинета императорского величества, удобный доступ по воде, небольшое расстояние до центра города – чего ещё желать? Даже бич Петровского острова – наводнения – заводу были не так страшны, поскольку само производственное здание располагалось на некоторой возвышенности, а огромным ёмкостям для хранения керосина («баракам») ничто не грозило.

На планах завода 1871 и 1872 гг., выполненных известным архитектором Ипполитом Монигетти, видны «бараки» для содержания керосина – всего 11 штук, возле каждого из которых располагалась небольшая свайная пристань, посредством которой осуществлялась погрузка и разгрузка жидкостей. Бараки, по распоряжению городских властей, изготовляли из бетона, а пол предлагалось делать либо земляным, либо каменным. Для недопущения растекания жидкости он имел уклон к середине помещения, где находились приемники для стекания жидкости. Обязательной являлась и вытяжная труба в каждом бараке.

Судя по тому, что речка, пересекавшая Петровскую косу, в то время называлась Керосинкой, можно предположить, что бараки текли нещадно, травя сравнительно чистую в то время дельту Невы. Ныне это название речки утрачено, но на старых картах оно встречается.

Почему автор выдающихся архитектурных сооружений Ипполит Монигетти проектировал столь утилитарное сооружение, как нефтеочистительный завод? Трудно сказать, однако, судя по чертежам, заводское здание не лишено было изящества и даже украшено декором. На территории Петровской косы это было единственное каменное сооружение, располагалось оно на месте нынешних причалов яхт-клуба. Понятно, почему здание не сохранилось до наших дней: паровые машины разрушали его изнутри, а наводнения – снаружи. Уже к началу XX в. здание, построенное в 1871 г., сильно обветшало.

В 1894 г. дело Вильяма Ропса продолжил его сын, купец 1-й гильдии Эрнест Ропс. Он, в отличие от других купцов-иностранцев, принявших русское подданство и даже ставших почетными гражданами Санкт-Петербурга, так и остался американским подданным. С конца XIX в. нефтеперегонный завод именуется акционерным обществом «Нефтеперегонный завод В. Ропс и К°», капитал общества составляет свыше 1 млн руб., выпущенных акций – 4800.

На дальнем плане – керосиновые склады. 1910-е гг.

Керосиновые склады на плане острова 1860-х гг.

Численность работающих в 1903 г. насчитывала 187 человек. Основной продукт предприятия оставался всё тем же – хозяйственные масла, керосин, вазелин.

Контора Ропса

Чудом сохранившийся до наших дней двухэтажный деревянный особняк администрации фирмы «Ропс и К°» ныне заброшен. Удивительно, как он вообще сохранился на столь подтопляемом месте, не зная многие годы ремонта. Дата постройки и имя архитектора не сохранились, но, вероятнее всего, дом возведён при Эрнсте Ponce в начале XX в. Об этом можно судить по тому факту, что в архивных документах Городской управы, касающихся нефтеперегонного завода вплоть до 1901 г. (последний год, за который имеются чертежи и сведения о постройках), ничего о новом деревянном здании конторы не сообщается. Вполне вероятно, здание построено в 1912–1913 гг., после того как крупнейший в истории Петербурга пожар лета 1912 г. уничтожил на Петровском острове множество построек, в том числе и ряд административных зданий Ропса.

По некоторым сведениям, первоначально на первом этаже здания располагалась контора, на втором – апартаменты купца. Говорят, в доме имелся даже орган. После революции в здании расположилась рыболовецкая артель – вспомним, что невдалеке находились Петровские тони, а в 1930-е гг. сюда заселилась администрация яхт-клуба. Она располагалась там вплоть до Олимпиады 1980 г.

К Олимпиаде для спортсменов неподалеку построили новое здание современной архитектуры, а старое законсервировали. Однако «консерванты» не смогли остановить ветшания, здание приходило в упадок, были утрачены витражи. В 1990-е гг. предпринимались неоднократные попытки отремонтировать постройку, этим занималось частное лицо, потом специалисты «Метростроя» – они подвели под дом новый фундамент. Однако отсутствие средств, а главное – идеи, как использовать в дальнейшем контору Ропса, остановили проект.

С 2001 г. постройка охраняется как вновь выявленный памятник архитектуры «Дом управляющего нефтеперегонной фирмы „Ропс и К°“ (деревянный, с садом)». Но на судьбу дома это никак не повлияло. По состоянию на осень 2015 г., окна в доме выбиты, двери вскрыты. И вроде бы памятник архитектуры, но что с ним делать – не знают. Пока думают, сгниет окончательно – нет дома, нет проблемы!

Яхт-клуб

Ликвидацию нефтехимического производства можно поставить в заслугу советской эпохе. Петровскую косу привели в порядок в 1930-х гг., когда западнее реки Керосинки, на месте бывшего нефтеперегонного завода Ропса, поселился яхт-клуб. Начиная с 1934 г. администрация яхт-клуба находилась в конторе купца, над зданием развивался флаг, а на фасаде красовался портрет «главного яхтсмена» – товарища И. Сталина. В 1935 г. выделили средства на оборудование учебных классов, и зиму 1935/36 гг. суда уже провели на Петровском острове. Клуб стал называться яхт-клубом Облпрофсовета.

Работы на косе для яхтсменов было непочатый край: необходимо ликвидировать остававшиеся керосиновые ёмкости-бараки, для возвышения почвы намыть грунт с тем, чтобы яхты при первом же наводнении не отправились в самостоятельное плавание по Балтике, наконец, оборудовать удобную, защищённую от ветров гавань. Благоустройство территории продолжалось до самой войны, но его так и не закончили.

В конце 1930-х гг. клубу дали имя «Центральный яхт-клуб профсоюзов». Он играл заметную роль в развитии спорта в СССР, на базе мастерских яхт-клуба организовали верфь по строительству яхт, снабжавшая яхтами и буерами всю страну. Но лучшие яхты, разумеется, были заграничными – чаще всего ещё дореволюционными.

Яхт-клуб

В период блокады Ленинграда в 1941–1944 гг. на территории клуба располагалась зенитная батарея, неоднократно подвергавшаяся вражеским бомбардировкам. Однако серьёзных разрушений на территории клуба не случилось, и уже с 1945 г. клуб на Петровском острове возобновил свою деятельность.

В 1946 г. открылась детская спортивная парусная школа, куда принимали всех желающих. То было самое демократичное время для клуба, судов на причалах достаточно (около 400), и никто из спортсменов не оглядывался на толщину своего кошелька.

Вот как описывает свой приход в парусный спорт вице-президент Санкт-Петербургского парусного союза Владимир Логинов: «Когда мне было 6 лет, мы построили плот на Ждановке, но на воде он стал разваливаться. Я остался на бревне, меня вынесло в Малую Невку в район Петровского острова яхт-клуба ВЦСПС, где меня подобрали, и с этого момента началась моя романтическая история, связанная с парусным спортом».

Яхт-клуб. Рабочая гавань

До Олимпиады-80 в Москве яхт-клуб оставался основным и самым большим клубом страны, являясь, кроме того, ещё и методическим центром по парусному и буерному спорту. К Олимпиаде его серьёзно преобразили, соорудили искусственный мол, одели в гранит берега…

По проекту архитекторов В.С. Маслова, Г.П. Морозова и А.А. Белявской возвели новое административное здание (Петровская коса, 9а), но именно с этого момента жизнь яхт-клуба пошла на спад. Всесоюзные и международные регаты, чемпионаты страны и другие соревнования перенесли в столицу Эстонии город Таллин, где, как считалось, проще воспитывать будущих олимпийских чемпионов.

В постсоветскую эпоху территория деградировала и захламлялась. В порядке поддерживались лишь причалы для яхт да рестораны. Словно эхо войны чернеет недостроенное здание бывшей судоверфи ВЦСПС, а в бухте ремонтные мастерские, разведя несусветный беспорядок, пытаются оживить ржавеющие катера и яхты. Тем не менее, яхт-клуб является крупнейшим в европейской части Российской Федерации и старается сохранить традиции парусного спорта. Когда в клубе появятся свои олимпийские чемпионы или хотя бы призёры, мы сможем сказать, что со своей задачей он справился.

Часть II. Елагин остров

Почти искусственный остров

Елагин остров, омываемый Большой и Средней Невками, самый небольшой из группы Кировских островов (2,1 км в длину и 800 м в ширину, площадь 96,8 га), однако ему принадлежит несколько рекордов. Во-первых, он девять раз менял собственников, во-вторых, четырежды на протяжении одного века менял имя, что вообще-то не свойственно петербургской топонимике, и назывался то Михайлиным островом, то Шафировым, то Мельгуновым, пока, наконец, название Елагин не закрепилось за ним окончательно. Ну и, в-третьих, – это, пожалуй, самый искусственный из Петербургских островов.

Взглянув на план конца 1730-х гг., мы увидим совершенно иные береговые очертания, нежели на современных картах. Остров в то время не имел ни тех живописных девяти прудов – четырёх северных и пяти южных, по которым каждый петербуржец в своей жизни хоть раз, да покатался на лодочке, ни той площади, что имеет сейчас. Зато он имел изрезанные топкие берега, поросшие камышом, вдоль которых пешему пройти было невозможно, а также унылые болотца по всей территории. Удобно тут было лишь охотиться с лодки на диких уток да рыбачить.

Судя по старым картам, остров как бы вплывал в Финский залив в окружении ореола небольших островков, то появлявшихся, то исчезавших после осенних наводнений, пока в 1820-х гг. их в результате масштабных земляных и гидротехнических работ не присоединили к телу острова. После этого площадь Елагина увеличилась. В те же годы клюквенные болота превратили в пруды и протоки. Не существовало первоначально и знаменитой Елагинской стрелки, воспетой поэтами, – это целиком искусственное образование и, без сомнения, творческая находка садового мастера Д. Буша и архитектора К. Росси.

Н.Г. Чернецов. Вид на Елагин остров. 1810-е гг.

Каких трудов стоило создать на Елагином «внутреннюю Венецию» – систему взаимосвязанных прудов и протоков, мы поговорим позже, пока же констатируем факт: нынешний остров лишь отдаленно напоминает Михайлин остров времен основания Петербурга, особенно учитывая то обстоятельство, что и знаменитый елагинский парк – также искусственное, рукотворное произведение. До его разбивки в конце XIX в. здесь росла лишь берёза, чёрная ольха, кустарник да камыш. Ни лиственницы, ни дубы, в большом количестве произрастающие ныне, из-за близости грунтовых вод здесь просто не выживали.

Начало парку положил ещё первый владелец, П.П. Шафиров, посадив возле своей усадьбы в восточной части острова несколько дубов, хотя, по легенде, которую охотно поддерживают служители парка, дубы сажал Петр I во время церемонии передачи острова. Один дуб из «шафировской коллекции» произрастает возле Елагинского дворца и доныне.

Все пруды на острове – рукотворные

Учитывая вышесказанное, можем ли мы назвать Елагин остров «кукольным и чересчур продуманным», как охарактеризовала его устами одного из своих героев петербургская писательница Лора Лашкова? Едва ли. Искусственность Елагина острова не бросается в глаза, пруды и протоки выглядят органично среди пейзажного парка, и, думаю, восемь из десяти посетителей скажут вам, что здесь всё так и было изначально. Из рукотворного лишь дворец возвели, аллеи устроили, да кое-где развели декоративные растения и цветы. Я сужу об этом, исходя из общения с друзьями и знакомыми, да и по собственному опыту, ибо, проводя в юности немало времени в Елагинском парке, я удивлялся и поражался природе, но представить себе, что все существующие пруды и каналы рукотворные, не мог…

Елагин остров, некогда облюбованный для утех и гуляний, таковым и остается поныне, то есть на протяжении более 200 лет. Из всех островов Невской дельты Елагин – единственный, от чьей территории пока не отгрызают кусочки всевозможные спа-отели, особнячки и ресторанчики, и его миновала судьба братьев-близнецов Крестовского, Петровского и Каменного, застроенных местами сильно, местами не очень, но везде без учета специфики места.

Как менялась мода на развлечения в русском обществе в разные эпохи, можно судить по особенностям времяпрепровождения петербуржцев-ленинградцев на Елагином острове.

На протяжении почти сотни лет западная часть острова – всего-то несколько сот квадратных метров земли – являлась местом паломничества сначала петербургской знати, а потом и жителей всего города. И всё из-за игры света в водах Финского залива во время захода солнца. Невесть какое зрелище – закат солнца, скажет современный петербуржец, но в XIX в. мода на подобные зрелища, пришедшая к нам из Франции (вспомним Версаль), давала о себе знать.

Версаль значительно южнее Петербурга, и солнцем там можно любоваться с весны до глубокой осени, в Питере же интерес к Стрелке держался лишь в июне-июле, пока тепло и не слишком дождливо. Вероятно, по этой причине летние паломничества на Стрелку у нас были столь многолюдны. Ближе к закату петербуржцы облепляли Стрелку, любуясь тем, как огненный шар опускается в Финский залив под звуки музыки, выстрелы шампанского и залпы фейерверка. В короткие июньские ночи проявлялось существенное преимущества Петербурга перед Версалем: солнце садилось в Финский залив и уже через час всходило на противоположной стороне – на востоке, у Елагинского дворца. Ничего подобного во Франции, где ночи значительно длиннее, увидеть невозможно.

Вот как поэтично описал в журнале «Семейный круг» в 1860-х гг. закат на Стрелке один из очевидцев: «Особенно эффектен тот момент, когда дневное светило, превратясь в тёмно-красный, ярко очерченный шар, как бы погрузится в глубь залива, бросив природе и зрителям на прощанье лучи фиолетового цвета. Затем воцаряется тишина, и с нею волшебная светотень, которая едва-едва успевает опуститься до земли, как уже на противоположной стороне горизонта вы видите сквозь деревья голубой проблеск новой денницы».

На Стрелке Елагина острова. 1913 г.

На Стрелке. Начало XX в.

Из-за этой красочной картины запад Российской империи в воображении многих обывателей располагался не на западных границах государства, а на западной оконечности Елагина острова. К тому же в имперские времена на лето выпадали праздники, дни рождения или именины царствующих особ, юбилеи прославленных полков, всё это совмещалось в одно очень шумное и радостное действо.

Елагинский выход к взморью среди горожан чаще именовался по-иностранному «пуантом», называть его по-русски «стрелкою» среди «приличной публики» одно время считалось дурным тоном. Пуант привлекал десятки тысяч зевак, однажды они вдохновили поэта Николая Агнивцева на стихотворение:

 
Ландо, коляски, лимузины,
Гербы, бумажники, безделки,
Брильянты, жемчуга, рубины —
К закату солнца – все на «Стрелке»!
 
 
Струит фонтанно в каждой даме
Аккорд Герленовских флаконов,
И веет тонкими духами
От зеленеющих газонов!
 
 
И в беспрерывном лабиринте
Гербов, камней и туалетов
Приподымаются цилиндры
И гордо щурятся лорнеты.
 
 
И Солнце, как эффект финальный,
Заходит с видом фатоватым
Для Петербурга специально —
Особо-огненным закатом.
 

Предреволюционный облик Стрелки описывает и Лев Николаевич Штерн, оставивший очерки воспоминаний «Острова моего детства»: «Медленно прогуливающиеся по дорожкам дамы в невероятных шляпах… Их спутники – „господины“ в плоских соломенных канотье или панамах, и офицеры в мундирах. Сидящие за мольбертами у самой воды длинноволосые художники в блузах и широкополых шляпах. Все они казались мне пришельцами из какого-то другого мира. Наверное, именно к этим гуляниям на „стрелке“ и относилась строчка поэта „Шофёр, на острова“».

Детей няньки крепко держали за руки – как бы в воду не упали. Никаких ограждений и нынешних балюстрад со львами тогда не существовало, а от дорожки, окаймлявшей Стрелку, шли крутые откосы прямо в воду.

Елагин остров. Плавучий ресторан

Добирались из центра города на Елагин остров по-разному, кто победнее – пользовался конной железной дорогой, один из маршрутов пролегал от Главного штаба до Крестовского острова, билет внутри вагона стоил 6 коп., наверху (на империале) – 4 коп.; кто побогаче – нанимал извозчика, и быстрее, и почти без тряски, но дороже. Менее 40–50 коп. такой проезд редко стоил.

* * *

Советское время решительно отвергло вальяжно-буржуазное времяпровождение. В 1932 г., когда на Елагином острове открыли Центральный парк культуры и отдыха (по простонародному «Цыпочка»), в фаворе стали активный отдых и различные спортивно-массовые мероприятия. Всё направлялось на воспитание гармоничного советского человека, а идеальные фигуры «женщины с веслом», «метательницы диска» и балерины Галины Улановой, установленные на Центральной аллее острова, невольно заставляли подтянуться и в очередной раз сказать себе: «Всё, с понедельника и я займусь спортом».

Зимой катались на коньках и лыжах – здесь работал дом отдыха выходного дня, а ледяное пространство Финского залива между Стрелкой и Лахтой, в то время совершенно пустынное, в 1950–1960-х гг. облюбовали рыбаки. Всё белое поле льда было усеяно чёрными точками, особенно ближе к марту, когда в Неву заходила корюшка. Летом большой популярностью пользовалась лодочная станция. В выходные лодку взять было нереально, поэтому многие приезжали в будни после работы. В залог оставляли комсомольский билет или часы и катались до глубокой белой ночи. Иногда из лодки доносился звук гитары, а иногда бульканье разливаемого «тридцать третьего» портвейна и звонкое чоканье стаканов, раздобытых у ближайшего автомата газированной воды.

Про Стрелку, к тому времени одетую в гранит, не то чтобы позабыли, но любоваться закатами на её каменных скамейках предпочитали в основном влюбленные, да и те дожидались захода солнца не по причине любования природным феноменом, а по более интересному, с их точки зрения, поводу. На посещаемости Стрелки сказался, в том числе, и фактор удалённости её от мостов. Ведь в дореволюционное время дамы и «господины» съезжались сюда на извозчиках или авто, теперь – только пешком. Для транспорта остров в советское время закрыли.

Век XXI поставил крест и на советских развлечениях. Хотя каток по-прежнему заливается и существует прекрасная лыжня, работают группы здоровья и музей, всё стало как-то тише, спокойнее. Индивидуализм в обществе повлёк за собой индивидуализм в отдыхе. Нет прежней массовости: если раньше в иные летние дни ЦПКиО посещало до 200 000 человек, то сейчас не бывает более 20 000 проданных билетов. Не случается и прежних скоплений летними вечерами на Стрелке или зимними днями – на катке. У каждого теперь свой отдых. Пробежки по утрам деловых подтянутых обитателей Крестовского острова и Старой Деревни в дорогих спортивных костюмах; мамаши с колясками, прогуливающиеся у Масляного луга…

Лодочная станция ЦПКиО. 1933 г.

Дирекция парка отмечает возросшую культуру посетителей. Люди перестали мусорить, не рвут цветы с клумб. А ведь в лихие 1990-е годы в парке жгли костры, компании, пришвартовав к берегу катер, выносили мангал и готовили шашлыки. У Елагина появился «свой посетитель», много любителей природы с фотоаппаратами и видеокамерами… Они много снимают, а потом обсуждают на всевозможных сайтах.

Немало работы у работников парка – то обломанная ветка у двухвекового дуба, то кора отслаивается, то разрушена цементная пломба… Такого внимания к парку в советское время точно не было, думаю, и в дореволюционное тоже, разумеется, за исключением тех людей, которым это положено по службе.

Что ж, постимперское время всегда вызывает в обществе обострение охранительных тенденций. Если уж на великие свершения мы теперь не сильны, то сохраним хотя бы то, что сотворили до нас! По нынешним временам, не столь уж лёгкая задача – сохранить для себя и потомков один из островов Невской дельты.