Текст книги "Первые русские князья. От Игоря Старого до Ярослава"

6. Ольга Кровавая

После возвращения из Константинополя начинается последний период правления Ольги в Киеве. И летопись об этих годах опять молчит. Обратимся к зарубежным источникам. В хронике «Продолжателя Регинона» под 959 годом есть следующий текст:

«Послы Елены, королевы ругов, крестившейся в Константинополе при императоре константинопольском Романе, явившись к королю, притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников» (Хр, IV, 7).

Отметим, что слова «крестившейся при императоре Романе» показывают, насколько хронист осведомлён о событиях в Константинополе. Император Роман Лакапин к моменту визита Ольги в Константинополь уже почти двадцать лет как лежал в могиле. Но само посольство, о котором сообщают и Хильдесхаймские анналы, несомненно, имело место.

Получается, Ольга практически сразу после посещения Константинополя отправляет послов к Оттону и просит у него епископа. Зачем Ольге понадобились епископ и священники? Ведь ПВЛ не содержат указаний на насаждении Ольгой христианства. Но это ПВЛ. Откроем «Память и похвалу Иакова Мниха»: «И потом требища бесовьская съкруши» (29, с. 26).

«Потом» означает «после возвращения из Константинополя». Кроме того, информация о христианизации Ольги есть в Иоакимовской летописи, отрывки из которой сохранены Татищевым: «Ольга вельми увесчева сына Святослава, но Святослав ни слышати хотя, а от вельмож и смерть мнози прияша, и вельми от неверных ругаеми бяху» (69, т. I, с. 111).

Как видим, Ольга и крестила, и капища рушила, и многих несогласных на плаху отправила. Кстати, а кто именно эти многие? Вспомним договор 944 года. В нём поимённо названы двадцать князей. В 957 году в Константинополе с Ольгой было 20 послов явно от тех же князей. А потом, при Святославе, их уже нет. Вернее, уцелело двое: Роговолод Полоцкий (его спасла, по-видимому, близость к Новгороду, где сидел Святослав), второй – Улеб Переяславский, младший брат Святослава. Он фигурирует в Иоакимовской летописи как участник болгарского похода. Улеб был христианином, но в планах Ольги передать престол племяннику ему места не было. Скорее всего, он просто вовремя бежал в Новгород. А вот восемнадцать остальных князей, включая двух «нетиев» Игоря (нетий – сын сестры), отправились к предкам.

С чего бы Ольге устраивать настоящий геноцид князей? Только потому, что они сопротивлялись крещению? Вспомним поездку Ольги в Константинополь, где она, судя по всему, рассчитывала просватать родственницу императора за своего племянника. По-видимому, Ольга, ничего не добившись в Константинополе, просто решила вопрос иначе. Если племянник не сможет после её смерти рассчитывать на помощь Византии, нужно максимально сократить число его потенциальных противников. В этом Ольга весьма преуспела. Правда, до самых опасных противников ей дотянуться не удалось.

Кстати, о Свенельде. Он упомянут в договоре Святослава с Византией. Значит, он должен был уйти в Новгород, поскольку те, кто был с Ольгой до конца, на карьеру при Святославе рассчитывать не могли. Но когда он ушёл? В период христианизации? Возможно, но, более вероятно, раньше. Ведь древлянскую дань ему Ольга не вернула. Она установила в земле древлян свои «уставы и уроки и суть становища ее и ловища». С появлением на Руси Асмуда Свенельд стал Ольге не нужен. Тогда он, видимо, и ушёл к Святославу.

Что касается самого Асмуда, то именно к этому периоду следует отнести былину «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром». Князем, не позвавшим Илью на пир, был, по-видимому, тот самый «анеспий». А княгиней, уговаривавшей князя примириться, – сама Ольга.

Эпилог

Такой была княгиня Ольга. Мужа убила, сына от власти отстранила, всю Русь кровью залила, место для племянника расчищая. Неудивительно, что ни один из её ближайших преемников не решился на канонизацию княгини, слишком жива была память об Ольге Кровавой. А что же мы читаем в летописи? Всего лишь красивую легенду, призванную скрыть от потомков жестокую правду. Легенду о княгине Ольге.

Глава 3. Князь-пардус

«Князю Святославу възрастьшю и възмужавшю нача вои совокупляти многи и храбры и легъко ходя аки пардусъ воины многи творяше. Ходя возъ по собе не возяше ни котъла ни мясъ варя но потонку нарезавъ конину ли зверину ли или говядину на углех испекъ ядяше. Ни шатра имише но подъкладъ постилаше и седле в головахъ тако же и прочии вои его вси бяху. И посылавше къ странамъ глаголя Хочю на вы ити» (ЛЛ, 964 г.).

Такой текст, представляющий собой откровенный панегирик Святославу, этому князю-язычнику, ожидаешь увидеть в былине или саге. Но никак не в писанной христианином летописи. Дело в том, что этот текст и другие аналогичные в начальных годах летописи являются, по мнению ряда историков, вставками из сочинения, условно называемого «Сказание о первых русских князьях», представлявшего собою нечто вроде былины дохристианского времени. Пардус, кстати, – древнерусское название гепарда, который тогда водился в южнорусских степях.

1. На отнем столе

Когда именно Святослав сел в Киеве – неизвестно. Процитированный выше текст вставлен в летопись под 964 годом только потому, что вслед под тем же годом идёт описание первого похода в землю вятичей. Предыдущие восемь лет – пустые. Даже если не учитывать приведённый в предыдущей глава расчёт возраста Святослава, достаточно вспомнить, что он упомянут в договоре 944 году. То есть в 964 году ему было уже больше 20 лет. Даже по нынешним временам многовато для «възрастьшю и възмужавшю», а в то время мужчина считался взрослым уже в четырнадцать.

Получается, Святослав занял Киев не позднее 964-го (поход на вятичей) и не ранее 957 года (посольство Ольги в Константинополь). Более точная датировка по летописи невозможна, потому что интересующие годы как раз в ней и пусты. Но, учитывая, что Ольге после возвращения из Константинополя ещё нужно было время для уничтожения других князей, а Святослав с 964-го и до своей гибели в 971 году практически всё время провёл в походах, на киевский стол он взошёл не сильно раньше 964 года.

Уточнить дату позволяют немецкие хроники. В хронике «Продолжателя Регинона» под 962 годом сказано следующее:

«В то же лето Адальберт, назначенный епископом к ругам, возвращается не сумев преуспеть ни в чём из того, ради чего он был послан, и убедившись в тщетности своих усилий» (Хр, IV, 7).

Епископ Адальберт был послан на Русь в ответ на посольство Ольги 959 года. «Не сумел преуспеть ни в чём» он потому, видимо, что власть на Руси поменялась и Ольга, отправившая посольство, уже не была у власти. Значит, Святослав пришёл к власти не ранее 959-го и не позднее 962 года.

Если на вопрос «когда» точно ответить не получается, то с вопросом «как» всё гораздо понятнее. В предыдущей главе уже говорилось, что после возвращения из Константинополя Ольга вплотную занялась вопросом крещения, в ходе которого были уничтожены все упомянутые в договоре 944 году князья. Строго говоря, случаи, когда правитель начинает махать топором, навязывая всем свою волю, в истории не так уж и редки. Народ, да и знать предпочитают отмалчиваться – если, конечно, не появляется лидер с законными правами на престол. Вот когда такового нет, правитель может резвиться в своё удовольствие. Так, Хлодвиг прежде, чем принять крещение, физически уничтожил всех конкурентов. Да и Владимир всего-то тремя десятилетиями позже, мог действовать, не оглядываясь на возможных конкурентов: оба его брата были мертвы. Народ и знать ставят в условия, когда правитель, конечно, самодур, но другого-то нет. Просто нет законного претендента. А сажать на стол какого-нибудь боярина… Тогда и все остальные зададут себе простой вопрос: «А я чем хуже? Почему он, почему не я?»

Проблема Ольги была в том, что у неё был не только сильный конкурент – Святослав, так ещё и она сама заняла престол как банальный узурпатор. Поэтому, когда Святослав двинулся из Новгорода на юг, сопротивление он встретил едва ли. Свенельд давно уже ушёл к Святославу, Асмуд стал монахом, все остальные встречали законного князя, а безымянный «анеспий» бежал, скорее всего, в Болгарию (если ему повезло и сбежать он успел).

С матерью Святослав обошёлся достойно. В летописи под 946 годом записано: «Бе бо Вышегородъ градъ Вользинъ» (ЛЛ).

Странная запись. Какое может быть «град Ольгин», если в это время Ольга – великая княгиня Русская? Все грады Руси её. Дело, видимо, в манере летописцев, когда требуют писать как надо, сохранять намёки на то, как было на самом деле. Вышгород действительно стал «градом Ольгиным» после того, как Святослав занял Киев.

2. Первый хазарский поход

«И иде (Святослав) на Оку реку и на Волгу и налезе вятичи и рече вятичем: Кому дань даете? Они же реша: Козаромъ по щьлягу от рала даемъ» (ЛЛ, 964 г.).

Это первый поход Святослава. Профессор А.Н. Сахаров, разбирая этот текст, совершенно справедливо указывает, что, вопреки устоявшемуся мнению, речь здесь вовсе не о покорении вятичей: «В источниках нет даже намёка на это (покорение вятичей). Вслед за известной фразой „Хочу на вы идти…“ идёт рассказ о вполне мирной встрече Святослава с вятичами, и лишь потом сообщается о его военном нападении на хазар.

Подобная последовательность событий, изложенных в летописи, говорит лишь о том, что никакого похода Святослава против вятичей в 964 году не было. В преддверии предстоящих боёв с буртасами, булгарами и хазарами большую важность представлял для него спокойный, дружелюбный вятичский тыл» (64, с. 101).

Здесь с Сахаровым сложно не согласиться. О покорении вятичей говорится позднее, под 966 годом:

«Вятиче победи Святославъ и дань на них возложи» (ЛЛ, 966 г.).

«Победил и дань на них возложил». Всё чётко и однозначно. Сравните с записью под 964 годом. Проблема только в том, что дальше логика А.Н. Сахарову отказывает. Он сторонник той точки зрения, согласно которой Святослав, перезимовав в земле вятичей, в следующем году двинулся вниз по Волге и разгромил булгар, буртасов и, наконец, хазар. Но давайте вспомним, что писал сам Сахаров: «В преддверии предстоящих боёв с буртасами, булгарами и хазарами большую важность представлял для него спокойный, дружелюбный вятичский тыл». Возникают два вопроса. 1) Заставить вятичей всю зиму кормить немалое войско Святослава – это что, способ обеспечить их дружелюбие? Вообще-то размещение войск на постой всегда считалось не благом, а наказанием. 2) А зачем вообще Святославу «дружелюбный вятичский тыл»? Он что, опасался восстания вятичей? Так за тот год, что он у вятичей провёл, несложно гарантировать отсутствие мятежей. Например, банально забрать всё уцелевшую молодёжь с собой в поход. И восставать особо некому будет, а те, кто останется, остерегутся бунтовать, опасаясь за судьбу ушедших в поход родственников. Но, допустим, вятичи всё же восстанут. И что? Чем это восстание помешает Святославу? Коммуникации перережут? Какие коммуникации? В летописи чётко сказано о войске Святослава: «Ходя возъ по собе не возяше ни котъла ни мясъ варя». Не нужен Святославу никакой тыл. Он способен был воевать, да и воевал без всякой связи с Киевом. Вятичи будут угрожать Киеву? Никогда не угрожали. Нет даже намёков в летописи на такую угрозу. Малочисленные вятичи могли в своей лесистой и болотистой стране долго сопротивляться внешней агрессии (последний поход на вятичей предпринял Владимир Мономах), но внешних походов они не устраивали вообще.

Тем не менее дружба вятичей Святославу была нужна, но не для крепкого тыла, а для обеспечения, скажем так, фланга. Во время похода из Киева к Дону дружественная позиция вятичей была нужна на случай возможного набега булгар, бывших тогда хазарскими данниками. Почему из Киева на Дон? Да потому, что в летописи так сказано. Буквально. Вот вся статья о 965 годе:

«Иде Святославъ на Козары. Слышаве же Козары изыдоша противу съ княземъ свой каганомъ и съступиша ся бить и бывши брань межи ими. Одоле Святославъ Козаров и городъ ихъ Белу Вежу взя. Ясы победи и Касогы и приде къ Киеву» (ИЛ, 965 г.).

Вы видите здесь булгар, буртасов и поход по Волге? И я не вижу. Внимательный читатель может спросить: «А почему ссылка на Ипатьевскую летопись, тогда как обычно отдаётся предпочтение Лаврентьевской?» Да всё дело в том, что в Лаврентьевской (и только в ней!) стоит «и городъ их и Белу Вежу взя». Ряд историков цепляется к этой «и», утверждает, что «город здесь – столица Хазарии, а значит, читать надо: „Итиль и Белая Вежа“». Проблема в том только, что та самая «и» есть лишь в Лаврентьевской летописи. В Ипатьевской, Троицкой, да и в Новгородской I никакой «и» нет. А значит, её не было и в первоначальном списке ПВЛ. В общем, нет в летописи даже намёков на грандиозный поход по Волге, который В.Т. Пашуто окрестил «сабельным ударом».

Но в таком случае возникает вопрос: а откуда вообще могла взяться теория о «сабельном ударе»? Из кривого прочтения сочинения Ибн Хаукаля. Именно кривого прочтения, потому что арабисты, текст читавшие и переводившие, к этой теории отношения не имеют. Они как раз сторонники буквального чтения летописи. Теорию «сабельного удара» породили историки, пользовавшиеся переводами. Которые они почему-то посчитали себя вправе исправлять.

Речь вот об этом отрывке:

«В Хазарии есть область, в ней город, называемый Самандер, он между ней и Дербентом. Были в нём многочисленные сады, говорят, что содержали они около 40 тысяч виноградников. Я спрашивал о нём в Джурджане в 358 году у недавно бывшего в нём, и сказал тот: „Там виноградник и сад, что был милостыней для бедных, а если и осталось там, то только лист на стебле. Напали на них русы, и не осталось в городе ни винограда, ни изюма“. А населяли этот город мусульмане, группы приверженцев других религий и идолопоклонники, и ушли они, но вследствие достоинств их земли и хорошего дохода, не прошло и трёх лет, и стало как было» (Хр, III, I, 6, 2, 11)

Казалось бы, всё однозначно. 358 год хиджры – это 968–969 годы. Раз в это время уже «стало как было», то есть три года уже прошли, а поход состоялся в 965–966 годах. Но есть одна проблема. Дело в том, что редакция хрестоматии «Древняя Русь в свете зарубежных источников» перевод Т.М. Калининой откровенно сфальсифицировала. Речь как раз о выделенных словах. У Калининой было не «прошло», а «пройдёт». И не «стало», а «станет». В этом несложно убедиться, открыв работу самой Калининой «Сведения Ибн Хаукаля о походах руси времён Святослава»: «…но вследствие достоинств их земли и хорошего дохода, не пройдёт и трёх лет, и станет как было» (226, с. 91).

О том же пишет и Сахаров, который цитирует текст Ибн Хаукаля, в примечании прямо указывая, что использует перевод Калининой: «…но вследствие достоинств их земли и хорошего дохода, не пройдёт и трёх лет, и станет как было» (64, с. 43).

Правда, о происходивших событиях Сахаров, будучи сторонником теории «сабельного удара», пытается Калинину поправить: «Что касается 358 года хиджры, то он фигурирует в записи арабского автора как год, когда он, будучи в Джурджане, услыхал о сокрушении русскими хазар, булгар и буртасов» (64, с. 45).

Вот так. «Когда услыхал». Допустим, в цитированном выше отрывке Ибн Хаукаль действительно «о сокрушении» узнал в Джурджане «от человека, недавно бывшего» в Семендере. Но из этого, кстати, никак не следует, что речь идёт о событиях трёхлетней давности. Указание «не пройдёт и трёх лет, и станет…» свидетельствует, скорее, в пользу того, что в 358 год хиджры всё и произошло. Допустим, здесь можно спорить. Но куда деть эти отрывки:

«Булгар есть небольшой город, не имеющий многих владений; известен же был он потому, что был гаванью этих государств. Но Русы ограбили его, Хазран, Итиль и Самандр в 358 году и отправились тотчас в Рум и Андалус» (19, с. 218–219).

«Продавали же они (русы) это в Булгаре, прежде чем они разрушили его в 358 году» (Там же, с. 219).

Как видим, никакого «услыхал». Чёткое и однозначное указание на 358 год хиджры как на год, когда всё и произошло. В общем, не было никакого «сабельного удара». В 964 году Святослав был в земле вятичей, которые в результате вышли из власти хазар. В следующем, 965 году он совершил поход через степь от Киева к Дону, разбил хазар и взял хазарскую крепость Саркел (летописная Белая Вежа).

Вообще идея «сабельного удара» просто поражает своей абсурдностью. Предполагается, что Святослав для вторжения в Хазарию вместо прямого удара выбирает кружной путь. Прямо как в советском фильме: «Нормальные герои всегда идут в обход». А на хазар ступор напал – они стоят и ждут, вместо того чтоб по прямой от Саркела на Киев двинуться. Это как если бы Наполеон в 1812 году не переправился бы через Неман, а отправился бы кружным путём через Данию, Швецию и Финляндию. Тоже был бы «сабельный удар». Но Наполеон не был идиотом. Вот только непонятно, кем считают поклонники «сабельного удара» князя Святослава.

Но вернёмся к реальному походу. После взятия Саркела Святослав, по сообщению летописи, «ясы победи и касоги». Касоги – это адыги. В то время они занимали всю Кубань. Перед нами точная датировка начала истории русского Тмутараканского княжество – 965 год. С ясами сложнее. Это древнерусское название осетин, но жили они не только на Кавказе. Вот летописное сообщение о походе Ярополка, сына Владимира Мономаха:

«Ярополкъ ходи на Половечскую землю к реце зовомеи Донъ и ту взя полонъ многъ и 3 городы взяша Половечскые Гълинъ Чушюевъ и Сугровъ и приведе с собою Ясы и жену полни собе Ясыню» (ЛЛ, 1116 г.).

Как видим, ясы жили ещё и на Дону. Скорее всего, именно их и подчинил Святослав.

Теперь стоит рассмотреть ещё один текст Сахарова:

«Основываясь на сообщении Ибн-Мискавейха и его продолжателя Ибн-ал Асира, рассказавших, что в 965 году на Хазарию напали тюрки (под которыми, по мнению Т.М. Калининой, следует понимать русов) и что лишь обращение хазар в мусульманство и поддержка их хазарской гвардией стабилизировали положение в этом регионе» (18, с. 46).

Обратим внимание на выделенные слова, а теперь посмотрим, что по тому же вопросу писала сама Калинина:

«От арабских историков Ибн-Мискавейха (X–XII вв.) и его продолжателя Ибн ал-Асира (XII–XIII вв.) дошли сведения о том, что в 965 г. на Хазарию напали тюрки: „И пришло известие о том, что тюрки напали на страну хазар, и (они) просили помощи у людей Хорезма, а те воздержались от помощи им и сказали: ‘Вы иудеи, а если вы (хотите), чтобы мы помогали вам, то примите ислам’. И те приняли ислам, кроме царя их“. Возможно, что именно с этим известием перекликается замечание географа конца X в. Мухаммеда Ибн Ахмеда ал-Мукаддаси о том, что теперь, т. е. в 80-х годах X в., хазары уже не иудеи: они стали мусульманами после того, как однажды „ушли на побережье“.

Можно предположить, что речь о набеге русов на Белую Вежу в 965 г. Наименование русов тюрками встречается в более поздних арабских источниках. Вероятно также, что вместе с русами Святослава в военных действиях в 965 г. участвовали тюркские отряды – печенеги или гузы» (226, с. 94).

Надо ли объяснять разницу между «можно предположить» и «вероятно, участвовали тюркские орды» у Калининой и категоричного «по мнению Калининой, следует понимать русов» у Сахарова? А ведь Сахаров – достойный и уважаемый историк, не какой-то адепт секты «свидетелей Рюрика», но от мелкого передёргивания удержаться не смог. Вот к чему приводит давление «красивой» теории. В общем, всегда проверяйте цитаты.

Но вернёмся к тексту Ибн-Мискавейха. На наш взгляд, более вероятно второе предположение Калининой. Поход русов не затронул коренных хазарских областей и едва ли вызвал бы у хазар такую панику, чтобы они кинулись менять религию. А вот набег живших за Волгой, на другой стороне реки от Итиля, гузов (торки русских летописей) – повод достаточный. Хазарское войско разбито русами, и отражать набеги гузов стало некому.

На следующий год после хазарского похода Святослав вторично пошёл в землю вятичей и обложил их данью. Цитата из летописи выше.

3. Дела крымские

Барон В.Р. Розен в своём сочинении приводит очень интересный отрывок из сочинения Яхьи Антиохийского:

«Болгары воспользовались случаемъ, когда царь Никифоръ былъ занятъ воеваньемъ земель мусульманских, и опустошали окраины его владений и производили набеги на сопредельные имъ его страны. И пошелъ онъ на нихъ и поразилъ ихъ и заключилъ миръ съ русами – а они были въ войне съ нимъ – и условился съ ними воевать болгаръ и напасть на нихъ» (59, с. 177).

О войне с болгарами поговорим ниже, а сейчас зададимся вопросом: где именно могли воевать русские с византийцами непосредственно перед этой войной? Ни о каких морских походах в Византию в этот период не из русских, не из греческих источников нам неизвестно. Единственное место, где русские и византийские владения соприкасались, – это Крым. И здесь самое время поговорить о тексте, условно называемом «Записка греческого топарха». Подробно разобрал её Г.Г. Литаврин в одноимённой статье (33, с. 114–130).

Записка состоит из трёх фрагментов, размещённых на пустых страницах византийского кодекса X века. Первый отрывок содержит описание переправы через замерзающий Днепр. Но в нем есть датирующая информация:

«Поэтому я сказал собеседникам, что не нужно хоть на некоторое время выходить из дому, чтобы нам с этого времени не оказаться ночующими вне дома: так как первая из звезд уже совершала свой вечерний фазис, и сообразно с природой этой звезды изменилось состояние воздуха, сейчас она называется Кронос. Ведь Кронос находился в началах Водолея, тогда как солнце проходило по-зимнему (местоположению)».

Кронос – это Сатурн. Сатурн находится в Водолее каждые 30 лет. Правда, Литаврин пытается оспорить этот тридцатилетний период. Причём довольно оригинально:

«Если бы топарх определял его местоположение по астрологическому кодексу своего времени, как думает М.А. Шангин, действительно, Сатурн мог быть им найден в Водолее, когда он был в созвездии Девы или Ориона. Но топарх в „Записке“ говорит прямо о том, что наблюдал звездное небо непосредственно. [„И как мне показалось по звездам“], – говорит он, – Кронос (Сатурн) находился в началах Водолея».

Выше цитируется текст записок в переводе самого Литаврина. Вы видите там фразу «и как мне показалось по звёздам»? И я не вижу. Она потому и в квадратных скобках, что это вставки переводчика, то есть Литаврина. Он пытается опровергнуть выводы Шангина, опираясь на собственные фантазии. Не может он унять свою фантазию и далее:

«Однако вычисления, сделанные Шангиным, несостоятельны. Достаточно сказать, что по современным астрономическим данным в 971–973 годах Сатурн вообще не был близко к области Водолея. В этом можно убедиться самостоятельно, отправляясь при подсчетах от той же, сообщенной Шангиным по астрологическому кодексу даты – 25.06.463 г. или отсчитывая „назад“ от 1964 г., когда по расчетам астронома К.К. Яхонтова (Институт им. П.К. Штернберга) Сатурн будет снова в начале Водолея в январе месяце».

Любой может самостоятельно рассчитать это время, прибавляя по 30 к 463 году. И убедиться, что прибавление 17 отрезков как раз дают 973 год – вопреки заявлению Литаврина. Расчёт назад от 1964 года даёт, кстати, 974 год. Сам Литаврин пытается доказать, что единственная приемлемая дата – 992 год: «Астроном Института им. Штернберга К.К. Яхонтов пришел к выводу, что подобное положение Сатурна при всей сумме этих данных, возможно, как наиболее вероятное – в январе 992 года».

Под словами «эти данные» подразумеваются предположения Литаврина о том, что топарх всё определил визуально, и, соответственно, о времени этого «наблюдения». То есть что Яхонтов от Литаврина услышал, то он ему и рассчитал. Зачем Литаврину нужен именно 992 год, поговорим ниже. Сейчас же вернёмся к тексту записки. Шангин полагает, что топарх определил положение Сатурна по астрономическому кодексу. Где в тексте хоть слово о кодексе? Кто-то всерьёз полагает, что топарх с собой астрономические кодексы возил? Топарх, который явно интересовался астрономией, просто по памяти решил, что Сатурн «находился в началах Водолея». А если память его подвела? Сахаров при анализе той же записки даёт совсем другую датировку:

«Будучи в Борионе, автор в целях точного определения пути сделал астрономическое наблюдение. Он отметил, что планета Сатурн находилась как раз в созвездии Водолея, такое положение Сатурна в X веке приходится на 964–967 и 993–996 годы» (64, с. 113).

Как видим, датировка далеко не так однозначна, как кажется Литаврину. Но рассмотрим два других отрывка. Вот рассказ о нападении неких «варваров»: «…они грабили всех подряд и убивали самым бесчеловечным образом, как какие-нибудь хищные звери, совершившие на все нападение. Ведь им было чуждо какое-либо чувство пощады к самым близким, и без какого-либо рассуждения или справедливого решения они постановили не прекращать убийств и стремились во зло и ущерб (себе) сделать землю их пресловутой добычей мисян. Ведь погибла прежняя их беспристрастность и справедливость: ранее почитавшие более всего трофеи, они воздвигли величайшее, и города и народы добровольно присоединились к ним. Теперь же, напротив, возникла у них несправедливость и неумеренность по отношению к подданным, они решили обратить в рабство и уничтожить подвластные им города, вместо того, чтобы заботиться о них и с пользой управлять ими».

Обратим внимание на оборот «сделать землю их пресловутой добычей мисян». Слово «пресловутой» означает, что «добычу мисян» нужно понимать как стандартный оборот, со значением, судя по всему, «пустыня, опустошённая территория». Заметим, что топарх хорошо знает «варваров». На это указывают слова «их прежняя беспристрастность», «ранее почитавшие». Причём, по мнению топарха, «варвары» громят своих же подданных: «Они решили обратить в рабство и уничтожить подвластные им города». Причём речь не о владениях топарха, а о соседних землях. О нападениях на свои земли топарх пишет ниже:

«Когда же опасность явно приблизилась и была всеми ясно осознана, потому что отныне она угрожала нашей жизни, тогда-то я отразил ее как мог более мудро, хотя при этом рисковал почти до крайности. С этого времени и возникла без объявления между нами и варварами война, во время которой они еще не вступали в бой с нами (да и я возвещал тысячи раз о мире), но и без стычек, с другой стороны, друг с другом дело не обходилось. Но война началась прямо, когда зима была готова наступить, так как солнце находилось недалеко от зимнего… Итак, варвары, снарядившись достаточным войском, ворвались в нашу землю как конницей, так вместе и пешим войском, думая завоевать нас с первого натиска из-за слабости городских стен и нашей робости. Им не без основания можно было так думать, так как мы сделали местом поселения разрушенный до основания город и поэтому производили атаки скорее из деревни, чем из города. Ведь земля была опустошена самими варварами раньше и достаточно разорена, стены же были разрушены до основания, и тогда сначала я первым решил снова поселиться в Климатах. Поэтому я прежде всего выстроил около него по (нашим) возможностям крепость, чтобы из нее легче, было заселить и весь остальной город».

То есть до этого «варвары» громили и опустошали другие земли, которые, по мнению топарха, занимали их подданные. Далее, в третьем отрывке, решает посоветоваться с местной знатью о дальнейшей судьбе:

«Поразмыслив обо всем, я быстро послал вестников к порученным (подвластным) нам и призвал их. Когда они прибыли отовсюду, состоялось собрание знатнейших, и я тогда сказал, и каких повелителей следует предпочтительнее домогаться, и какой помощи, прийдя к ним, стараться получить от них, и что должно быть сделано, и о многом другом, – что я тогда сказал и что более всего ценил, долго было бы, если бы я пожелал рассказать по порядку. Они же или как (люди), никогда не пользующиеся царской милостью, так как не заботились о более цивилизованных нравах, а домогались более всего самостоятельного управления, или потому, что были соседями царствующего к северу от Дуная, сильного многочисленным войском и гордого боевою силою, по отношению же к тамошним обычаям не отличались ничем своим собственным, постановили и помириться с ними и себя передать им. (Причем) все сообща решили, что я все это и сделаю. И я отправился, чтобы наше положение было спасено, и был принят в высшей степени гостеприимно. И он, когда я насколько возможно в более кратких словах рассказал ему обо всем, обдумал прежде всего дело более важное и отдал мне охотно снова всю область Климат, прибавил целую сатрапию и подарил в своей земле достаточные ежегодные доходы»

Подданные топарха отвергли вариант обратиться за помощью к Византии: «Они же или как (люди), никогда не пользующиеся царской милостью, так как не заботились о более цивилизованных нравах, а домогались более всего самостоятельного управления». И выбрали некоего правителя «царствующего к северу от Дуная». Который и принял Климаты под свою власть.

Анализируя этот текст, прежде всего обратим внимание, что, несмотря на то что в первом отрывке нет прямой связи с последующими событиями, он им, несомненно, предшествовал: «Но война началась прямо, когда зима была готова наступить, так как солнце находилось недалеко от зимнего». Это из второго отрывка. А в первом описание переправы через начинающий замерзать Днепр. То есть топарх вскоре после переправы через Днепр приезжает в свои владения и здесь узнаёт, что некие «варвары» громят соседние земли. Уже этот факт позволяет не рассматривать экзотическую версию насчёт того, что владения топарха находились на Дунае. Ведь в этом случае совершенно непонятно, что он потерял на Днепре. А ведь в первом отрывке речь именно о переправе через Днепр:

«И Днепр был похож на какого-то фокусника: опасный и сердито вздымавшийся, чуть ли не устрашавший всех, глядевших на него, он вскоре после этого ослабел и настолько смягчился, что все шутили над ним и попирали ногами, как будто он, став подземным, поместил себя самого под какое-то укрытие. Ведь река таким образом была похожа не на текущие воды, а представляла собой скорее твердые и каменистые горы».

Кроме того, владения топарха – Климаты. А в сочинение «Об управлении империей» Константина Багрянородного есть только одно византийское владение с таким названием. Оно расположено в Крыму. Где-то по соседству с ними – Климаты хазарские. И больше никаких нет. В общем, с учётом переправы через Днепр действия происходят именно на Крымском полуострове. С таким подходом согласно абсолютное большинство историков. Первое и наиболее распространённое название записки: «Записка готского топарха». Здесь имеются в виду крымские готы, так что обсуждать есть смысл не территориальную, а только временную локализацию упоминаемых в ней событий. Подробно вопрос разобран Сахаровым, который помещает первый отрывок после третьего и считает, что это описание возвращения из Киева: