Текст книги "Цусимские хроники. Апперкот"

Глава 4

Имея к утру 28 июля точные данные о дислокации главных сил японского флота, Рожественский приказал ускорить подготовку штурма Сасебо. Суть задуманной операции сводилась к выманиванию японского флота в погоню за нашим, идущим к китайским и корейским берегам, якобы для уничтожения прорвавшихся пароходов и поднятых японцами в Порт-Артуре кораблей Первой эскадры.

Приходилось спешить, несмотря на то что экипажи, все время занятые на ремонтных работах, явно еще не отдохнули после предыдущей вылазки. Для большей правдоподобности было важно, чтобы большинство транспортов еще не успели избавиться от содержимого своих трюмов и, соответственно, не перестали быть привлекательной целью.

Если станет известно, что японцы начали погоню в полную силу, наши отряды должны были развернуться и двигаться к Сасебо, оставив на прежнем курсе отвлекающую группу, имитирующую переговорами по радио и другими способами продолжение движения всей эскадры вокруг Кореи вплоть до мыса Шантунг.

Еще одним подгоняющим фактором было то, что, по прогнозам синоптиков, через день-два на несколько суток должна была установиться дождливая погода. Это сильно упростит незаметное форсирование дозорных линий на подходах к Сасебо. Да и тралить проход в возможных минных полях у входа в залив, когда тральщики не видят за дождем с береговых батарей, намного удобнее. Так что ожидаемым ухудшением погоды непременно нужно было воспользоваться.

Недостаток боеприпасов с приходом «Урала» в значительной мере удалось сгладить. Причем, благодаря доставленным на нем доработанным трубкам для сегментных снарядов, смогли добиться преемлемых показателей по времени срабатывания боеприпасов такого типа. Конечно, концепция их применения против миноносцев полностью изжила себя, но против береговых укреплений, на крайний случай, они теперь вполне годились. Вместе с предложенным штабными артиллеристами предварительным уточнением подлетного времени пристрелкой это позволяло надеяться на их более эффективное применение.

Неизбежные дополнительные хлопоты по извлечению тяжелых снарядов из погребов, выкручиванию старых и установке новых запальных трубок, а затем по обратной погрузке на корабли, по общему мнению, вполне соответствовали приобретаемой такой ценой возможности дать по фортам еще с десяток результативных полных залпов главными калибрами эскадры.

Угля и прочего снабжения пока тоже имелось в достатке. Люди, хоть и устали до предела, в бой идти были готовы. Но техническое состояние кораблей вызывало все большие опасения, заставляя сомневаться в осуществимости задуманного. Времени для нормального ремонта не хватило. Большинство работ пришлось сворачивать, едва начав.

Несколько вариантов атаки, в зависимости от развития ситуации, к этому времени были уже достаточно детально проработаны штабом наместника на основании имевшегося опыта борьбы с японскими береговыми укреплениями, трофейных карт, рейда миноносок и некоторых других разведданных.

Однако до принятия окончательного решения командующий был намерен дождаться возвращения первой пары подлодок-разведчиков от Сасебо, чтобы лично поговорить с людьми, видевшими ворота Сасебского залива. Они вернулись к полудню 30 июля, а уже во второй половине дня начались приготовления к выходу в море.

Эта операция, по окончательно утвержденному плану, как и все последние действия русского флота, имела сразу несколько целей, главных, второстепенных и запасных. Предполагалось как минимум провести полномасштабный набег на крупные порты в Корейском заливе и Желтом море главными силами цусимской эскадры, что неизбежно приводило к очередной остановке сообщения между Японией и ее армией в Маньчжурии. Кроме того, позволяло флоту избежать позора пленения части его кораблей, возможно, уже подготовленных к переходу в японские воды из Порт-Артура. Даже если не удастся снова уложить на дно уже однажды затопленные броненосцы и крейсера, такая вылазка определенно вызовет перенос сроков отправки японцами своих потенциальных трофеев.

Но китайские и корейские порты были лишь запасными целями похода. В штабе наместника практически не сомневались, что выход с Цусимы эскадры в почти полном составе в западном направлении обязательно заставит противника принять все возможные меры по защите уже ушедших в Китай и Корею судов и портов, где они разгружались. В противном случае, учитывая время, необходимое для переправки такого объема грузов с судов на берег, значительная часть снабжения, доставленного с таким трудом, могла быть уничтожена уже в конечных пунктах морского этапа перевозки, если наш флот все же до него дотянется.

Такую угрозу японский МГШ просто не сможет игнорировать. Ценность всего доставленного, и без того заметно возросшая в перерасчете на золото, многократно повышалась с учетом длительного перерыва в поставках на материк. При возникновении явной угрозы японцы должны будут срочно выдвинуть все наличные ударные и разведывательные сил из южной Кореи и баз западного Кюсю для скорейшего обнаружения и навязывания боя рвущейся в Желтое море нашей эскадре.

При этом противник будет в роли догоняющего. А учитывая время, нужное на передачу информации о начале нашего движения и на сосредоточение, японцы могут надеяться перехватить нас лишь где-то между Шанхаем и мысом Шантунг, но никак не ранее. Возможное выдвижение их основных сил от Сасебо в этот район, благодаря принятым заранее мерам и географии театра боевых действий, достаточно просто отследить. А в сочетании с весьма вероятным в этом случае ослаблением дозоров восточнее и южнее Цусимы создавались уже вполне приемлемые условия для реализации главной цели задуманного дела.

Еще одной задачей являлась демонстрация российского военно-морского флага на основных морских коммуникациях у китайского побережья и юго-западных берегов Японии. Это должно было вновь ослабить поток военной контрабанды, снова начавшей поступать из Европы. Японские суда, конечно, будут пытаться проскочить опасные воды, едва ослабнет угроза. Но всех иностранцев это снова надолго прикует к китайским и филиппинским портам.

Кроме того, даже в случае неудачи с уничтожением уже добравшихся до Китая и Кореи и разгружавшихся там транспортов и их грузов на берегу (что изначально считалось лишь второстепенной целью) судоходство между Японией и Китаем неизбежно уменьшалось или даже приостанавливалось одним только фактом нашего выхода в море.

И наконец, уже попутно-вспомогательной была задача отправить с Цусимы все разгруженные пароходы обратно во Владивосток под прикрытием «Нахимова» и, возможно, «Олега». Это позволило бы возобновить уже в ближайшее время перевозки морем в интересах крепости грузов с Сахалина и армии вдоль корейских берегов вплоть до Гензана, временно приостановленные из-за отсутствия надежного прикрытия.

Самым же главным, ради чего все это и затевалось, был, естественно, решительный штурм силами флота и приданных ему десантных частей, снова взятых из состава цусимского гарнизона, укреплений Сасебо с последующим уничтожением судоремонтных и портовых мощностей и судов, до которых сможем дотянуться.

Естественно, это становилось возможным только в том случае, если его достаточно надолго покинет как можно больше японских военных кораблей. Во всех других вариантах развития событий даже приближаться к фортам и минным полям у этой вражеской базы не планировалось.

На первый взгляд все казалось полнейшей авантюрой, впрочем, так же как и недавняя атака пролива Симоносеки, сразу продолжившаяся штурмом Осакского залива. Но самая свежая и достоверная информация позволяла обойти оборону противника и делала рейд вполне осуществимым.

По мощи батарей форты Сасебо заметно уступали укреплениям Осакского залива. Но здесь столько пушек и не требовалось. Их гораздо эффективнее заменяли крейсера и броненосцы, находящиеся обычно в базе. Зато с их уходом крепость лишалась своей главной защиты. А во взламывании стандартной капитальной вражеской береговой обороны у Тихоокеанского флота уже был богатый опыт.

Очень многое зависело от быстроты получения информации о начале движения японцев, составе задействованных в предпринятой ими погоне отрядов, их курсе и скорости. Исходя из чего, для решения этой проблемы задействовали всех, кого смогли.

Для боевого ядра флота снова одной из самых важных задач являлось избежать классического морского боя, заставив противника «побегать». Чтобы добиться этого, разработали специальную отвлекающую операцию, в которой предполагалось самое широкое применение всех последних достижений прогресса, большая часть из которых до сих пор на практике не применялась.

Вероятность утечки информации считалась минимальной, учитывая крайне сжатые сроки, в которые разрабатывалась операция, и ограниченный круг лиц, посвященных в ее суть. Даже не все участники предстоящего дела были сразу осведомлены о действительных конечных целях предстоящей экспедиции.

Поскольку ремонт механизмов и боевых повреждений в полном понимании этого слова провести в столь сжатые сроки, вполне предсказуемо, не успели, пришлось ограничиться очередной переборкой машин, щелочением и минимально необходимым ремонтом котлов и вспомогательного оборудования, очисткой подводной части скребками и водолазами и заменой вышедшей из строя артиллерии и систем управления огнем (если находилось на что менять). На это израсходовали практически все последние ресурсы базы Озаки и порта Такесики. Но даже такой минимальный объем работ удалось выполнить только при круглосуточной работе ремонтных команд из экипажей и бригад мастеровых с «Камчатки».

Вынужденно сосредоточившись на максимально возможном восстановлении работоспособности главных механизмов, артиллерии и обслуживающей ее электрики, механики и гидравлики, пробоины в бортах и палубах, не влиявшие на общую прочность корпусов, просто заделали деревом и забетонировали. Благо подводных повреждений не имелось.

Выходные фарватеры из Цусима-зунда закончили предварительно тралить к рассвету 31 июля, и вскоре после восхода солнца главные силы начали движение. Идя по обозначенному свежими вехами проходу, на всякий случай снова за тральным караваном, к восьми часам утра достигли безопасных вод и сразу повернули на запад-юго-запад, набрав одиннадцать узлов хода.

Курс флота вел в пролив между Квельпартом и Кореей. На кораблях заканчивалась приборка после угольного аврала, устроенного накануне. К погрузке угля, из соображений секретности, приступили уже в самый последний момент. При этом большая часть экипажей еще была занята продолжавшимся ремонтом машин и котлов, из-за чего в бункеровке участвовать не могла. Пришлось привлечь две пехотные роты из гарнизона.

Противник, как и ожидалось, обнаружил начатое ночью интенсивное траление. Судя по докладам службы радиоперехвата, японские штабы в Мозампо и Сасебо были этим изрядно встревожены. Естественно, что выход эскадры не остался без внимания со стороны дозоров, заметно усилившихся по этой причине.

Как только стал очевиден наш генеральный курс, интенсивность радиопереговоров возросла. Начало увеличиваться и число соглядатаев. При этом маячившие изначально на почтительном отдалении медлительные каботажники сменили быстроходные вооруженные пароходы и другие боевые корабли. Низкие силуэты миноносцев и истребителей то и дело появлялись на разных румбах. Усиленное радиотелеграфирование сохранялось. Ему не препятствовали, начав разворачивать свой походный ордер.

Пока все шло по плану. Клубок из патрульных судов противника, раскинувшийся больше чем на полтора десятка миль в ширину и вытянувшийся почти на тридцать, переплетенный многочисленными шлейфами дыма, густо валившего из десятков труб, все плотнее свивался вокруг нашей колонны. Приближаться никто не рисковал, а видимость из-за дымки была паршивой, так что для надежного контроля всех передвижений японцам приходилось постоянно увеличивать численность участников процесса, стягивая их отовсюду.

При этом некоторые отставали, будучи не в силах держать навязанный нами ход и растягивая дымную кляксу, еще долго наблюдаемую поверх слоя мглы с аэростата, висевшего над Цусима-зундом, и с возвышенностей южной оконечности Цусимы. Обо всех наблюдаемых шевелениях вокруг островов из Озаки сразу сообщали на флагман эскадры.

Вскоре Рожественский распорядился дать радио с приказом приступить к погрузке пехоты, ее тяжелого вооружения и амуниции на уже подготовленные быстроходные пароходы, стоявшие на рейде. С учетом опыта осакского дела этот момент тоже тщательно проработали, чтобы не возникало путаницы. С позиций и из районов размещения заранее сняли 7-й отдельный Восточно-Сибирский полк, 30-й полк 8-й Восточно-Сибирской дивизии, а также штрафной батальон флота в полном составе.

Им в усиление придавались две горные и две полевые батареи 87-миллиметровых пушек, две флотские и три крепостные пулеметные команды. Это составляло немногим менее половины теперешнего цусимского гарнизона. Главной задачей выделяемого контингента был быстрый захват порта и доков Сасебо и их разрушение.

Причем в случае со штрафниками, по итогам предыдущих боев, наиболее отличившимся морякам была объявлена амнистия, с полным списанием прошлых провинностей и восстановлением в прежних званиях и должностях. Но после недолгого совещания батальон решил, что раз нашкодили все вместе, вместе и расхлебывать будем. Причем амнистированные, почти все, были в командном составе батальона, так что о каком-либо принуждении речи быть не могло.

Прибывшую на «Урале» из Владивостока роту морской пехоты, «натасканной» на быстрые высадки и стремительные броски к вражеским береговым батареям, разделили на две части. Первая составила костяк отряда добровольцев, докомплектованного из штрафников и имевшего свою отдельную задачу, и приданные для ее выполнения силы из состава минных отрядов цусимской базы. А вторая, которой по плану штаба предстояло работать непосредственно по своему профилю, ушла в море с флотом. Ее разместили на «Авроре», «Донском» и броненосцах береговой обороны, имевших задачу подавлять систему фортов, действуя в авангарде вблизи побережья и даже в самом Сасебском заливе.

Получив радио, начали готовить к обратной дороге и пароходы разгрузившегося конвоя со своим эскортом. Но они пока оставались на Цусиме, до получения соответствующего приказа. Если все пройдет нормально, этот караван должен был начать движение уже после окончания дела у Сасебо и исходя из его результатов. Не исключалась возможность использования этих судов в составе спасательной экспедиции для основных сил флота или десантного конвоя. В легкую победу никто не верил. Готовились к тяжелому и кровопролитному бою.

Оказавшись в безопасных от мин водах, флот привычно перестроился в обычный походный ордер, с разведкой из крейсеров Добротворского в девяти-десяти милях впереди основных сил. С «Урала» сразу начали подъем аэростата. Многократно обкатанная процедура была выполнена быстро и без осложнений, однако погодные условия не благоприятствовали разведке с воздуха.

Хотя несильный попутный ветер и спокойное состояние моря вполне допускали использование шара даже на такой скорости движения, серая мгла, местами державшаяся даже на высотах до трехсот метров, ограничивала видимость на поверхности моря всего пятью-шестью милями. Дальше просматривались только многочисленные дымы, и понять, где чьи, было невозможно. Причем, по донесениям с крейсеров разведки, шар с них видели даже тогда, когда с него не могли рассмотреть ничего вокруг, кроме размазанных серых шлейфов.

Штаб эскадры с самого момента выхода в море продолжал проработку возможных вариантов действий. Ждали реакции японцев, предугадать которую не брался никто. Теперь все зависело от нее. Вахты несли по штатному расписанию. В положенное время сыграли построение для торжественного подъема флага. На нем зачитали приказ наместника разгромить порты, в которых разгружаются японские транспорты. Про Сасебо не было сказано ни слова.

Неопределенность с дальнейшими планами разрешилась только ближе к вечеру, когда с Цусимы, через станцию «Олега» передали, что в начале четвертого часа дня севернее острова Укушима видели японские броненосные крейсера, проследовавшие большим ходом в западном направлении. С ними еще несколько меньших судов. Они явно спешили вдогонку за нами.

Их выдвижение зафиксировали с подлодки «Граф Шереметев», отправленной в дозор к проливу Хирадо почти сразу после возвращения с позиции у Сасебо. Она ушла еще накануне выхода эскадры из Озаки и к началу операции уже была на месте. Не имея станции беспроволочного телеграфа, после контакта с главными силами японского флота лодка вынужденно отошла на двадцать миль севернее для встречи со связными миноносцами с Цусимы, постоянно дежурившими у мыса Коозаки, и уже через их радиотелеграф передала наконец свое долгожданное сообщение.

Вызванная таким способом связи задержка в получении сведений в три с половиной часа вполне укладывалась в рассчитанные штабом допуски по времени и пока все еще обеспечивала достаточную оперативность реагирования, учитывая имевшийся на данный момент серьезный отрыв от противника. А тот факт, что в эскадру уже вцепились японские вспомогательные крейсера, по донесениям разведки засветившиеся ранее в несении дозоров южнее Цусимы, косвенно подтверждал, что наживка заглочена плотно.

К вечеру 31 июля «Богатырь» и «Светлана», составлявшие отряд разведки и выполнявшие функции головной завесы, а также «Дмитрий Донской» с эсминцами, прикрывавший непосредственно главные силы флота, имели уже постоянный контакт с противником. Начались даже перестрелки между нашей и японской разведкой. Рожественский распорядился не допускать японцев до главных сил всеми способами и снарядов не жалеть, чтобы вынудить противника оттянуть к западу как можно больше кораблей от Цусимы.

Но если бронепалубники, действуя парой и обладая высокой скоростью хода, довольно легко могли удерживать на желаемом удалении гораздо более медлительных японцев, то старичку «Донскому», также ввязавшемуся в перестрелку с быстроходным пароходом, пытавшимся выйти на наши главные силы с северо-востока перед самым закатом, приходилось гораздо хуже. По сути, от вскрытия состава нашей эскадры настырным разведчиком, появившимся уже с другой стороны и пытавшимся отогнать с пути бросившиеся наперерез миноносцы, спасла только отменная выучка пушкарей старого крейсера и наступившая темнота. Да и то дымы и мачты, торчавшие над некстати начавшей редеть мглой, он, скорее всего, пересчитать все же успел.

В начале девятого часа вечера в начавшемся нудном мелком дожде миновали самый опасный участок пролива, пройдя между двумя скалами, торчавшими в самой его середине, оставив их слева по борту, и группой небольших каменистых островов справа. Где-то дальше к югу, милях в пятнадцати, скрытые тяжелой дождевой пеленой, были возвышенности Квельпарта и господствующая над всем островом гора Халасан. А на севере, примерно на таком же удалении, начинались многочисленные скалы, острова и островки корейских шхер, густо окаймлявших южную часть полуострова.

В остатках вечерней зари надежно определились по просматривавшимся с обоих бортов клочкам суши. В преддверии активного ночного маневрирования и разделения отрядов это было не лишним.

Благодаря действиям крейсеров, наших броненосцев противник до ночи так и не видел. Хотя порой и имел возможность наблюдать их дымы и воздушный шар, почти все время висевший над «Уралом», правда и не приносивший никакой пользы. Его не убирали, так как надеялись, что развиднеется. Но оказалось, что напрасно мучили и сменявшиеся в корзине экипажи и палубную обслугу, обеспечивавшую подъемы и спуски при крайнем допуске по погоде. К тому же при каждой такой операции «Урал» маневрировал, чтобы занять максимально выгодное и безопасное положение по ветру, что довольно далеко уводило его из общего строя, заставляя потом менять курс и скорость всей колонны, чтобы быстрее принять его обратно под защиту броненосцев. К ночи оболочка «колбасы», напрасно провисевшей в дождевой пелене почти весь день, настолько намокла, что даже после подкачки едва могла держаться в воздухе с одним наблюдателем на борту, и её пришлось спустить совсем.

Однако, по приказу командующего, на замену аэростата тут же подняли сферический шар, с сигнальными фонарями Табулевича[7]7
  Фонари Табулевича – это специальные бело-красные фонари, поднимаемые на мачтах и используемые для дальней светосигнальной связи. Они оснащались манипуляторами и коммутаторами, располагавшимися на мостиках или в боевых рубках и позволявшими вести передачи при помощи азбуки Морзе или условных сигналов. Дальность связи зависела от условий видимости и могла достигать пятнадцати миль и более.


[Закрыть]. Управлять поднятыми в небо фонарями можно было с помощью обычных коммутаторов, которыми они комплектовались, с палубы или с мостика парохода-крейсера, куда были проложены кабели управления. Это был специальный сигнальный аэростат с усиленной оболочкой, совсем недавно построенный во Владивостоке. Из-за ее большей массы он не мог иметь экипажа, зато лучше переносил непогоду.

По задумке штаба, в случае невозможности пользования радиофонарями должен был осуществляться обмен информацией и руководство действиями отрядов эскадры, которой предстояло разделиться. Но сейчас многим, кроме риска привлечь к себе всех японцев в округе, этот способ связи представлялся еще весьма ненадежным и сомнительным, учитывая условия видимости.

Однако погода скоро начала улучшаться, вопреки прогнозам, что несколько встревожило командование. При столь близком соседстве с японской разведкой был шанс попасться ей на глаза в самый неподходящий момент. Но планы пока не менялись. От борта флагманского «Орла» разбежались эсминцы с боевыми приказами и последними рекомендациями, развозя их по назначению. Одним из таких гонцов поздно вечером на «Урал» также доставили спецпакет с дальнейшими инструкциями, текстами семафоров и временем их передачи.

Проверка дальней светосигнальной связи, проведенная в начале двенадцатого часа ночи, дала положительный результат. Морзянку фонарей разобрали с «Богатыря» и «Светланы», о чем Добротворский передал соответствующую телеграмму. Сразу после этого, исполняя пункт только что полученного приказа, пароход-крейсер увеличил ход, вследствие чего главные силы эскадры начали отставать и скоро оставили вырвавшийся вперед «Урал» в одиночестве.

По штурманским прокладкам к этому времени флот уже миновал Квельпарт, и настала пора разделяться. Далее выполнение общего плана предстояло продолжать уже отдельными отрядами и кораблями. Но пока еще не зная этого, с эскадренного аэростатоносца не могли видеть в темноте и за вновь начавшимся дождем, как спустя полчаса броненосцы повернули на юг, окончательно лишая огромный лайнер своей защиты, и еще довольно долго пребывали в счастливом неведении совершенно без ближнего прикрытия в окружении подозрительных теней, постоянно появлявшихся со всех сторон.

Курс крейсера-аэростатоносца, согласно последним инструкциям, подтверждавшим изначальный, полученный еще на Цусиме, боевой приказ, далее был проложен на запад-северо-запад, чтобы как можно быстрее оказаться к западу от острова Росс и двигаться потом на север, в направлении Чемульпо и Дальнего.

В этом направлении следовало идти в течение всей ночи не менее чем четырнадцатиузловым ходом. Но с рассветом надлежало спустить сигнальный шар и в дальнейшем действовать в соответствии с рекомендациями, находившимися во втором, пока еще запечатанном, конверте. В случае если до рассвета по каким-либо причинам не удастся миновать остров Росс, предписывалось возвращаться на Цусиму или сразу во Владивосток, даже не открывая его. Маршрут отхода и его конечная точка оставлялись на усмотрение командира крейсера капитана второго ранга Паттон-Фантон-де-Веррайона.

Но «брошенным», согласно плану, с этого момента оказался не только «Урал». Пути главных сил флота и четырех его крейсеров временно расходились. Теоретически пароход-крейсер находился даже в более выгодном положении, чем «Богатырь» со «Светланой» или «Донской», поскольку не имел прямого контакта с противником. Хотя он своей «иллюминацией» наверняка привлек внимание, так что все было шатко и рисковано.

Едва пароход-крейсер начал набирать ход, чтобы скорее покинуть точку отправки первой светограммы, начались сложности с шаром. Хотя в ходе тренировочных подъемов во Владивостоке переходы именно с этим «толстым пузырем» с такой и даже большей скоростью уже выполняли без происшествий, сейчас на рекомендуемом курсе из-за ставшего невыгодным направления ветра его начало сильно трепать. Прежде чем успели что-то предпринять, очередной порыв подхватил аэростат и оборвал привязной трос.

Сорвавшая с привязи оболочка взмыла вверх и метнулась вперед и в сторону, потянув за собой кабели управления фонарями. Предохранительный разъем французской системы выбросил сноп искр и не сработал. Кабель натянулся как струна, вырываясь из временных зажимов. Почти сразу выломило и сорвало клеммы коммутатора, закоротив собранную наспех дополнительную проводку. После мощной сине-белой искры вспыхнула изоляция, а следом посыпались искры замыкания из распредщита под мостиком.

Где и что еще искрило, сразу было не разобрать, но, судя по всему, замыкание получилось сильным. Встали две динамо-машины. Их помещения заполнил едкий дым от горящей проводки. Едва успели вытащить людей. Вся носовая часть парохода-крейсера лишилась электричества. Но это было еще полбеды. Начался пожар на самом верху надстройки. А вокруг сновали японцы, и этот пожар мог привлечь их и поставить под удар не только «Урал», но и всю эскадру! Где-то на востоке часто стреляли.

* * *

В течение светового дня небольшие тихоходные японские дозорные суда, толпой следившие за эскадрой от самой Цусимы, отстали и совсем пропали из вида. Горизонт заметно очистился от дымов. Но те, кто остался, стали гораздо настойчивее. Они все время пытались выяснить, кто это так сильно дымит у них под носом? Доходило до перестрелок, пока коротких.

К наступлению темноты совместное, согласованное по радио, маневрирование «Богатыря», «Светланы» и «Донского» привело к тому, что преследовавшие русский флот три вспомогательных крейсера из южноцусимских дозоров оказались на флангах и позади главных броненосных колонн, не прекращая попыток все же проскользнуть к самим броненосцам. К этому времени противники уже втянулись в пролив между Квельпартом и Кореей, приближаясь к его западному выходу, и маневрировали среди скал и островков, торчавших в нем тут и там.

Изначально замыкавший строй эскадры «Дмитрий Донской», начиная со второй половины дня 31 июля, отражал попытки японских дозорных судов выйти на нашу эскадру с тыла. Тех, что помельче, гоняли эсминцы, а крейсер-ветеран периодически вступал в перестрелки с вспомогательными крейсерами и просто вооруженными пароходами.

Поддерживая связь по радио с Добротворским, отжимавшим японцев с пути главных сил к корейским шхерам, постоянно координируя свои действия, им удалось не допустить прорыва патрульных судов внутрь охраняемого периметра. Одновременно эта завеса создавала достаточно много шума, оттягивая на себя все дозорные силы в близлежащих водах.

В итоге, к ночи русский флот снова окружали подозрительные дымы и суда буквально со всех румбов, но прямого контакта с броненосными отрядами они все так же не имели. Этому в немалой степени способствовала погода. Но пару раз среди серой мути в узких секторах неожиданно открывались просветы вообще почти до горизонта.

Уже на закате «Донской» получил пакет с распоряжением Рожественского действовать, исходя из полученного еще перед выходом в море боевого приказа. То есть до двух часов ночи держать позицию севернее западной оконечности Квельпарта, с целью задержания японских дозорных судов, которые предположительно будут пытаться преследовать эскадру в северо-западном направлении. Одновременно препятствовать попыткам их прорыва на запад. К утру отходить к Шанхаю, согласовывая по радио свои действия с бронепалубниками.

На доставившем последние инструкции истребителе на крейсер прибыл также офицер штаба, которого надлежало высадить в Шанхае, для отправки рапортов о складывающейся ситуации в штаб флота во Владивостоке, а также секретных депеш в Сайгон и Чифу и специальных инструкций для действительного статского советника Павлова. Сразу после высадки «курьера», не дожидаясь его возвращения, командиру крейсера надлежало вскрыть второй пакет и придерживаться содержащихся в нем рекомендаций.

Капитан первого ранга Лебедев был весьма удивлен широте поставленной перед одиночным старым крейсером задачи. Особенно учитывая погоду, дававшую миноносцам противника достаточно много шансов на проведение успешной атаки. Изначально планировалось удержание этой позиции всеми крейсерами, остающимися с эскадрой, но видимо, что-то изменилось.

Когда окончательно стемнело, совершенно неожиданно дождь прекратился, а вскоре появилась луна, подолгу выглядывавшая из-за туч, что упростило наблюдение как нам, так и японцам. Полночи старый крейсер маневрировал на переменных курсах между изрезанным корейским побережьем и скалистым северо-западным берегом Квельпарта, отстреливаясь от японских вооруженных пароходов и миноносцев.

При этом западнее на большом удалении какое-то время были видны кодированные сигналы, передававшиеся белым и красным фонарем и смещавшиеся к северу. Удалялись они или нет, было неясно. К тому же их периодически закрывало дымкой, так что полностью разбирать депеши не удавалось. Был надежно опознан только позывной «Богатыря». А скоро они и вовсе погасли.

Позже в стороне пропавших на западе огней, похоже, был бой. Звуков стрельбы не слышали, но видели всполохи пожара на каком-то судне. Оно удалялось, но потом остановилось. А скоро огонь погас. Это наводило на неприятные предположения. Раз из пушек не палили, похоже, кого-то подорвали миной, и он затонул после пожара. А мины были только у японцев.

Несмотря на явно сжимавшееся кольцо окружения, держали позицию до истечения назначенного приказом срока. При этом еще трижды открывали огонь по пытавшимся атаковать подозрительным судам. К счастью, удалось благополучно уклониться от всех выпущенных японцами мин, которых сигнальщики насчитали более десятка, что, скорее всего, было явным преувеличением.

В течение ночи, несмотря на противодействие, трем японским вспомогательным крейсерам «Ниппон-Мару», «Бинго-Мару» и «Тайчу-Мару» удалось форсировать пролив между Квельпартом и Кореей, но поиск западнее острова Росс ничего не дал, хотя японцы и сообщали неоднократно, что видят в ночи световое телеграфирование русских. Несколько раз натыкаясь на яростно огрызавшийся русский крейсер и стараясь обходить его подальше, минных атак вспомогательные крейсера не провели ни одной.