Текст книги "Цусимские хроники: Мы пришли. Новые земли. Чужие берега"

Исходя из этого, морские пехотинцы должны иметь хорошую морскую выучку для быстрого захвата судов, а также для максимально скорой высадки на необорудованный берег либо в порту и для обратной амборкации десанта. Одновременно необходима хорошая армейская подготовка для ведения боевых действий против регулярных войск, которыми комплектуются гарнизоны японских военно-морских баз и крупных портов, так как задачами этих подразделений предполагаются также молниеносные десантно-диверсионные операции на береговых объектах противника немедленно после подавления его активной обороны. Для комплектования батальонов отправлен запрос коменданту крепости на выделение нескольких казачьих частей для отбора добровольцев. Ответ до сих пор не получен.

В дальнейшем, из-за большого наплыва добровольцев, в том числе и из Маньчжурской армии, стало возможным проводить жесткий отбор по медицинским и прочим показаниям. Так, прибывшие вместе кавалеристы Маннергейм и Буденный оказались разделены, так как Маннергейм не прошел по здоровью из-за недавнего ранения.

На бурные протесты, дошедшие до высшего командования, ему ответили, что он как кавалерист должен уметь быстро думать, и отправили в штаб, прорабатывать тактику применения предстоящих десантов и способы максимально скорой высадки, пока не открылась другая вакансия.

Тем временем, сведенные вместе в примерно равных пропорциях казаки и моряки изучали шлюпочное дело, навигацию по звездам, казачьи ухватки и стреляли до сплошного синяка на плече и глубокой мозоли на пальце от спускового крючка. Одновременно проводились учения по высадкам, дневные и ночные, с последующим рывком к намеченной цели с полной выкладкой.

В связи с этим резко возросли физические нагрузки в ходе интенсивных тренировок, что вызвало неизбежный отсев из учебных лагерей батальонов тех, кто оказался не в состоянии их выдержать, а также с переломанными руками и ногами.

Вскоре из двух батальонов пришлось формировать один, из-за некомплекта, но зато к началу Сасебской операции все корабли первого ранга, участвовавшие в штурме, получили по полуроте более-менее подготовленных бойцов. Про них говорили, что боец морской пехоты должен быть хорошим моряком, но при этом стрелять и драться как казак и бегать как его лошадь.

В Петербург в Адмиралтейство два дня назад с фельдъегерем ушел обширный рапорт, обобщающий последний боевой опыт и рекомендации по комплектованию и снаряжению дополнительных сил для Тихоокеанского флота. А также методики боевой подготовки, разработанные на эскадре во время похода. Кроме того, отправлен запрос о незамедлительной высылке во Владивосток дополнительного запаса снарядов, особенно больших калибров, и окончательного разрешения вопроса с задержкой поставок оборудования для артиллерийских мастерских фирмой «Унион».

Как выяснилось, в арсеналах базы снарядов основных калибров имеется много менее одного комплекта на сохранившие боеспособность корабли. Только по восьмидюймовым пушкам и шестидюймовкам Кане снарядов было в достатке на одно пополнение погребов. Подробная опись имеющегося боезапаса и прочих артиллерийских припасов была предоставлена штабу эскадры еще в день прихода главным артиллеристом Владивостокского порта полковником Корпуса морской артиллерии Савицким.

Выслушав доклад своего штаба, Рожественский поблагодарил офицеров за проделанную работу, извинившись за неожиданно долгое отсутствие, после чего покинул совещание, для изучения скопившейся корреспонденции. Засев в своей каюте, он затребовал к себе двух офицеров для связи с начальством порта и гарнизона на берегу, а также нескольких ординарцев для постоянного курсирования с депешами между флагманом эскадры и городским телеграфом.

Первым делом он ознакомился с докладной запиской главного артиллериста. Из нее следовало, что артиллерийские мастерские во Владивостоке находятся преимущественно в исправном и работоспособном состоянии, но имеют слабые кузнечные и литейные производства. Как, впрочем, и сам порт. Что же касалось запасов снарядов, то картина по ним была следующая.

1. 305-миллиметровых снарядов на складах было всего 895 штук. Из них 220 бронебойных, 657 фугасных и 18 сегментных. И это на 6 боеспособных эскадренных броненосцев с 22-мя орудиями этого калибра! То есть всего по половине боекомплекта!

2. 254-миллиметровых снарядов было в наличии 648 штук. Из них бронебойных 220, фугасных 337, чугунных 44 и сегментных 55. То есть по 60 снарядов на орудие. Один боекомплект для броненосцев береговой обороны, считая даже почти не имеющие боевой ценности чугунные и сегментные!

Кроме всего прочего, часть тяжелых снарядов была еще не снаряжена, а значит, не могла быть использована немедленно. В погребах десятидюймовых береговых батарей снарядов также было явно недостаточно, так что разжиться за счет крепости было маловероятно. Максимум выменять бронебои и сегментные снаряды на фугасы.

3. Девятидюймовых снарядов на складах флота во Владивостоке не имелось вовсе. Но их можно было изыскать на крепостных батареях, имевших на вооружении орудия такого калибра. Правда, имелись только снаряды для пушек образца 1877 года с массой 113 и 126 килограммов длиной в 2,5–2,7 калибра, причем преимущественно чугунных бомб. Стальных фугасных почти не было. «Тяжелых» 188-килограммовых вообще взять было негде.

4. По боеприпасам к восьмидюймовкам, а также средним и более мелким калибрам картина была не столь печальной, но достаточными запасы все же назвать было нельзя. Почти полностью отсутствовали запчасти для современных скорострельных орудий, из-за чего каждую деталь приходилось изготавливать, что было чрезвычайно трудоемко и медленно. Запасных орудий имелось только 14 штук шестидюймовок да четыре трехдюймовки. Кроме них две 203-миллиметровых пушки в 35 калибров и дюжина 76-миллиметровых пушек с установками.

К докладной записке полковника Савицкого прилагалась также аналитическая записка старшего артиллериста эскадры Берсеньева, в которой обращалось внимание на значительный износ стволов главного калибра на броненосцах береговой обороны, а также на тот факт, что даже у 305-миллиметровых орудий новейших броненосцев ресурс стволов выбран не менее чем на половину.

В этой связи следовало озаботиться немедленным изысканием запасных пушек главного калибра для предстоящей замены тех, что стоят на броненосцах сейчас, не дожидаясь, когда они будут вконец расстреляны. Чтобы запасные стволы успели подвести к моменту замены.

Из выкладок флагарта следовало, что для перевооружения только броненосцев береговой обороны, которым уже пора было заняться вплотную, нужно сразу 11 десятидюймовок, в то время как в наличии, во всей Российской империи их только 8! Из них 4, Берсеньев предлагал снять и отремонтировать с «Осляби» прямо во Владивостоке. Оставшиеся 4 стояли на черноморском «Ростиславе».

Больше их взять было просто негде! Береговые пушки такого же калибра для замены не годились из-за совершенно другого станка. Даже если немедленно заказать такие стволы, изготовить их до конца войны просто не успеть. Таким образом, получалось, что имелась возможность в перспективе заменить только главный калибр «Ушакова» и «Сенявина». Более новые и изначально более тяжелые и прочные пушки «Адмирала Апраксина», несколько менее изношенные, менять было просто нечем.

Стволов главного калибра для больших броненосцев так же не было в запасе не только во Владивостоке, но и у Адмиралтейства тоже. При этом их потребность оценивалась минимум в 12 штук, только для новейших броненосцев «Орел», «Бородино» и «Александр III». Для полного «дожигания» остаточного ресурса тех, что сейчас стояли в башнях, достаточно было израсходовать чуть более одного боекомплекта на ствол.

Поскольку активные боевые действия для эскадры еще далеко не были закончены, вопрос со снабжением боеприпасами и с заменой артиллерии нужно было начинать решать уже сейчас, пока еще есть из чего и чем стрелять. Единственным выходом было временное разоружение черноморских броненосцев, причем как по главному, так и по среднему калибрам. Так сказать на перспективу.

Поэтому, так же как и с десятидюймовками, оставалось только срочное изъятие артиллерии «Пантелеймона». А также немедленная отправка всех уже готовых двенадцатидюймовок из заделов по броненосцам «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» для черноморского флота и «Андрей Первозванный» и «Павел I» для балтийского.

Пушки, уцелевшие после боя, с разоружаемого во Владивостоке «Князя Суворова», сделавшие от 78 до 103 выстрелов, частью учебными снарядами, имеют пока незначительные признаки прогара и могут быть использованы для замены стволов на любом другом броненосце, но только в случае задержки с поступлением новых. Но из четырех его орудий главного калибра одно полностью непригодно из-за повреждения ствола. Артиллерия главного калибра «Сисоя», меньше участвовавшая в бою, еще вполне боеспособна.

Для перспективной замены башенной артиллерии «Наварина» и «Николая» вполне подойдут устаревшие орудия с черноморских броненосцев «Чесма» и «Екатерина II». При этом в башне «Николая», в случае, если удастся выполнить некоторые доработки, возможно установить вместо тридцатикалиберных пушек более мощные тридцатипятикалиберные. Это вызовет перегрузку примерно в 15–16 тонн, но существенно увеличит эффективность главного калибра.

По первым прикидкам, объем этих доработок не слишком велик, и это все вполне выполнимо силами Владивостокского порта и артиллерийских мастерских, хотя, естественно, потребует дополнительного времени. В крайнем случае «Николай» может быть спокойно перевооружен стволами с броненосцев «Екатерина» или «Синоп», совершенно идентичными тем, что стоят на нем сейчас.

Среднекалиберная артиллерия на всех кораблях была пока вполне пригодна, за исключением изношенных еще на Балтике в учебном артиллерийском отряде половины стодвадцаток все тех же малых броненосцев. А те орудия, что вышли из строя от боевых повреждений, могут быть быстро заменены с использованием снятых уцелевших с подбитых кораблей. Также планировалось вооружить все крупные пароходы современными трех-, пяти– и шестидюймовками. Но этим почти весь запас таких орудий с разоружаемых крейсеров и броненосцев будет исчерпан.

Кроме того, все, имевшиеся в арсенале до прихода эскадры шестидюймовые орудия уже были переданы в крепость и установлены либо на сухопутной линии обороны, либо на новых береговых батареях. Так что для их получения придется еще провести кучу согласований и измарать немало бумаги, что в конечном итоге выльется в потерю драгоценного времени.

Ознакомившись с документами по артиллерии, Рожественский составил телеграмму в ГМШ, продублировав ее депешей на имя императора, для ускорения дела. В этой телеграмме он предлагал рассмотреть вариант с арендой или приобретением достаточно крупного быстроходного судна, чтобы отправить боезапас и артиллерию морским путем. Это было бы много быстрее и проще, чем везти все это по единственной железной дороге, перегруженной армейскими перевозками. Но в этом случае следовало принять строжайшие меры к соблюдению секретности, в отношении как аренды, так и характера груза судна.

Помимо ускорения ремонта броненосцев и крейсеров и их предстоящего скорого и неизбежного перевооружения не менее важным вопросом было усиление сухопутной группировки войск в районе Владивостока, для создания существенных резервов, которые можно будет использовать в тактических десантных операциях. Главной целью этих операций будет повышение безопасности путей снабжения флота и всего Дальневосточного побережья с моря.

Очень важно было обеспечить скорейшее прибытие дополнительных регулярных войск, а не мобилизационных пополнений, обязательно с серьезной артиллерийской поддержкой. Для этого Рожественский предлагал императору и генеральному штабу отправить на Дальний Восток гвардейские полки, как наиболее боеспособные и укомплектованные, а также артиллерию, боезапас и прочие виды снабжения из «Особого запаса» Одесского военного округа.

Особо он настаивал на скорейшем решении всех этих проблем, так как любое промедление может сместить чашу весов не в нашу пользу и в корне изменить ход всей предстоящей кампании! Главнокомандующий Второй тихоокеанской эскадры считал, что на согласование изложенных им в телеграмме первоочередных вопросов и их реализацию имеется максимум полтора-два месяца. Потом будет уже поздно! Все это Зиновий Петрович подробно и аргументированно изложил в докладной записке, прилагавшейся к депеше. Еще раз пробежавшись по тексту составленных корреспонденций, командующий передал их для шифровки и скорейшей отправки.

Бегло просмотрев накопившийся ворох русских и иностранных газет, Рожественский задержался только на сообщениях о взрыве бомбистами кареты Витте, произошедшем еще 1 мая. В результате теракта погиб на месте министр иностранных дел Ламсдорф, а премьер-министр получил тяжелые ранения и скончался спустя два дня в больнице, не приходя в сознание. На его место назначен Столыпин, а министерство иностранных дел возглавил граф Остен-Сакен.

Бросилось в глаза вскользь упомянутое в одной из статей резкое ослабление профранцузского лобби в правительственных кругах, вызванное, в первую очередь, гибелью в результате теракта означенных персон, и активизация сторонников сближения с Германской империей. Был ли как-то связан с этим внезапный отъезд великого князя Алексея Александровича в Париж, не известно, но это неожиданное событие в разгар войны весьма удивило многих.

При разборе полученных из столицы телеграмм больше всего его порадовала одна, за личной подписью Николая II, в которой Рожественский освобождался от обязанностей начальника Главного морского штаба и одновременно назначался наместником императора на Дальнем Востоке и главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами, воюющими против Японии.

Именным указом Рожественскому присваивался чин генерал-адмирала и права принимать решения на месте по своему усмотрению. Столь широкие полномочия намного упрощали как управление всеми наличными силами на театре военных действий, так и решение сопутствующих проблем, связанных со снабжением и обслуживанием появившегося теперь у России тихоокеанского флота.

Именно флота, а не эскадры. Депеша с приказом о реорганизации наличных на Дальнем Востоке морских сил в Российский тихоокеанский флот была получена еще до того, как броненосцы Рожественского бросили якоря во Владивостоке. Вопрос о назначении командующего был уже решен, и в ближайшее время ожидалось прибытие назначенного на эту должность вице-адмирала Бирилева. Приказ о его назначении был подписан императором еще 8 мая. Теперь его поезд был где-то в пути. Во Владивостоке достоверно было известно лишь, что он отбыл из столицы 16 мая.

Кипу депеш своего штаба, предназначенную к отправке в Петербург с прошениями о предоставлении внеочередных званий за выдающиеся боевые заслуги и проявленное в бою мужество и находчивость вместе с приказами о награждениях офицеров и матросов Рожественский просмотрел особенно тщательно, дополнив общий список еще несколькими фамилиями, в том числе наиболее отличившихся капитанов пароходов, инженеров и мастеровых с каравана обеспечения эскадры.

Телеграмму императора о Высочайшем пожаловании кораблям «Князь Суворов», «Ослябя», «Россия» и «Громобой» кормовых Георгиевских флагов за мужество в бою командующий отправил в канцелярию с припиской немедленно оформить это приказом и зачитать в торжественной обстановке на всех кораблях и в береговых частях флота и гарнизона крепости в ближайшее время.

Командиров и офицеров удостоенных этой чести кораблей пригласить для вручения Георгиевских флагов в офицерское собрание при непременном присутствии на этом мероприятии возможно большего числа журналистов. Такое событие заслуживало повышенного внимания. За всю историю Российского флота за боевые заслуги награждались подобным образом только линейный корабль «Азов» за Наваринский бой да бриг «Меркурий» за бой с двумя турецкими линейными кораблями.

Разобрав полученную почту, Зиновий Петрович набросал черновики еще нескольких телеграмм в ГМШ и лично великому князю Александру Михайловичу. В них он, так же как и во многих предыдущих, отправленных еще на переходе, просил всемерно ускорить достройку новых минных крейсеров и ремонт тех, что вынужденно вернулись из-за поломок механизмов, с тем, чтобы обязательно включить их в состав готовящейся к отправке на Тихий океан новой, третьей, эскадры. Недостаточность минных, да и вообще всех легких сил, имевшихся на Тихом океане, была просто вопиющей.

Для несения сторожевой службы при базах планировалось широко привлекать паровые катера и миноноски, после существенных переделок по корпусу, улучшавших мореходные качества. Но и их тоже не хватало. Требовалась срочная переброска подобных судов по железной дороге с Балтики и Черного моря.

С отправкой этого пополнения он также просил поспешить. Однако в первую очередь нужно было максимально ускорить подготовку третьей эскадры, как уже стали именовать следующую волну подкреплений для воюющего флота, так как для удержания инициативы на море требовалось вывести корабли в море, а из-за боевых потерь сил было уже недостаточно для уверенных действий.

Кроме того, в специальной секретной телеграмме в Генштаб Рожественский требовал максимально срочно выслать во Владивосток все имевшиеся на складах горные орудия барановского калибра 63 миллиметра и особенно фугасные боеприпасы к ним. Эти легкие пушки были уже сняты с вооружения армии и сданы на хранение. Флотом планировалось широко использовать их при набегах на японское побережье. Имея легкий, просто и быстро разбирающийся лафет, эти пушки вполне подходили для высадки со шлюпок на необорудованный берег. А калибр, совпадающий с десантными пушками кораблей эскадры, упрощал снабжение.

Вызвав посыльного офицера, Рожественский отправил с ним все депеши на шифровку и затем на телеграф, а сам засел за составление более подробного и обстоятельного послания императору. В нем он обосновывал крайнюю важность, как с военной, так и с политической точки зрения, скорейшего выхода с Балтики подкреплений для Тихоокеанского флота. А также немедленной отправки на Дальний Восток всего необходимого снабжения для максимально быстрого развертывания во Владивостоке ремонтных мощностей, соответствующих сосредотачивающемуся там флоту. Для ускорения решения этого вопроса он предлагал в срочном порядке проработать варианты поставок нужного оборудования, материалов и специалистов из САСШ.

Закончив с корреспонденцией, он сразу же, как обычно без огласки, отправился в штаб крепости Владивосток решать вопрос о содействии местной военной и гражданской администрации в скорейшем привлечении паровозного депо и вагоноремонтного завода в Никольск-Уссурийске к ремонту и переоборудованию кораблей, даже не пообедав. Там-то командующий и узнал о беспорядках, имевших место, пока он отсыпался с похода.

В управе его встретил крайне недовольный и раздраженный комендант крепости генерал-лейтенант Казбек. Едва поздоровавшись, он начал высказывать претензии по поводу того, что с приходом флота город снова оказался охвачен беспорядками[43]43
  Вице-адмирал Бирилев в реальной истории был назначен командующим Тихоокеанским флотом точно в то же время. Но когда он прибыл на место, командовать было уже нечем. После визита с осмотром на одну из лодок, только что вернувшуюся из похода, он испачкал в масле мундир и перчатки, устроил разнос командиру лодки и объявил в приказе по крепости Владивосток: «…Такие офицеры позорят флот! Им не место в крепости!»


[Закрыть]. Мало того, флотские офицеры требуют в свое распоряжение еще и армейские части, занятые в обороне базы и обеспечении порядка на территории крепости! И это после всех безобразий, что произошли в городе после их прихода!

Он сообщил, что уже уведомил об этом, совершенно не уместном, по его мнению, запросе генерала Линевича и ждет от него телеграммы для окончательного решения. Также Казбек сообщил, что не сомневается в том, что Линевич, как начальник всех сухопутных и морских сил, действующих против Японии, его непременно поддержит и откажет в выделении войск. Даже более того, прикажет использовать пришедшие корабли и их экипажи с артиллерией для организации береговой обороны по образу порт-артурской.

Несколько ошарашенный такой встречей, Рожественский с трудом подавил вспышку гнева. Однако довольно быстро справился с эмоциями и ледяным голосом ответил, что войска ему нужны не для организации охоты и даже не для обороны, а для ведения активных действий на территории противника. Поэтому он считает любые проволочки в решении этого вопроса недопустимыми и даже вредительскими, граничащими с изменой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Что на основании одной только этой вот телеграммы (с этими словами он выложил на стол депешу о назначении его наместником) у него достаточно полномочий, чтобы просто поставить в известность коменданта крепости о забираемых им из гарнизона войсках, даже невзирая на мнение по этому вопросу генерала Линевича.

Однако он не считает для себя возможным такое ведение дел и надеется на полноценное и эффективное сотрудничество берегового командования с флотским начальством в общем и очень важном для Державы деле. В этой связи наместник императора надеется, что все произошедшие в последние дни недоразумения могут быть быстро урегулированы к взаимному удовольствию сторон уже в ближайшее время.

Что касается организации береговой обороны, то флот всячески поддержит в этом армию, вплоть до выделения орудий с прислугой для дополнительных береговых батарей, средств связи и минеров для оборудования сигнальных постов и их комплектования. Но только в случае, если эта техника и люди не будут затребованы для обеспечения боеспособности самого флота, намеренного вести активные боевые действия, а не стоять в бухте, как было в Порт-Артуре.

Однако взамен флот требует всемерного содействия сухопутного командования в создании частей обеспечения, жизненно необходимых для действующей эскадры. А что касается «безобразий», так об этом разговор еще впереди, и виновные непременно будут наказаны.

Увидев императорский бланк телеграммы, Казбек несколько умерил свой гнев. Пока генерал изучал депешу и осмысливал её содержание, Зиновий Петрович успел, оглянувшись, обменяться выразительными взглядами с сопровождавшими его офицерами, дав понять, что о «безобразиях», о которых в общей суете ему так и не успели доложить, спросит с них в ближайшее время, причем с пристрастием. Когда же комендант, оторвавшись от чтения, поднял глаза на него, Рожественский снова был невозмутимым образцом уверенности в себе и своих действиях.

Прочитав телеграмму несколько раз и обдумав ее, а также все услышанное, и поняв, что от сотрудничества с этим адмиралом, сумевшим за неделю сделать больше, чем все, что были до него, вместе взятые, можно немало выгадать, комендант совсем успокоился и сказал:

– Учитывая ваши заслуги, авторитет и, несомненно, дельные предложения, я считаю, что нам есть о чем поговорить. Поэтому предлагаю начать беседу заново! Генерал-лейтенант Казбек – комендант крепости Владивосток. Чем могу служить?

Рожественский в ответ также представился с полным перечислением титулов и званий и протянул генералу руку, со словами: «Служить, надеюсь, вместе будем!»

Закончив, таким образом, обмен любезностями, генерал-лейтенант и генерал-адмирал обменялись рукопожатиями, после чего выпили чаю, начав говорить о деле. Этот разговор занял более двух часов. При этом то морские, то армейские офицеры неоднократно отправлялись на телеграф со срочными сообщениями, а управляющие вагоноремонтного завода и паровозного депо, оказавшиеся по случаю на станции Владивостока, были вызваны в управу под конвоем. Там они пробыли не долго. Им вручили чертежи требуемых от их предприятий изделий с четким ограничением по срокам и качеству, да вдобавок с максимальным соблюдением секретности, и отпустили в сопровождении полуроты солдат для несения караульной службы на становившихся военными предприятиях.

А в конце к совещанию присоединился еще и полицмейстер, получивший инструкции по активизации действий в выявлении и локализации японской агентуры в городе и окрестностях. При этом от арестов пока было настоятельно рекомендовано воздержаться, так же как и от огласки присутствия Рожественского на этом совещании, что вызвало полнейшее недоумение как у коменданта, так и у главы полиции. Только после довольно длительного разъяснения целесообразности таких мер на данном этапе в свете предоставления противнику заведомо ложной информации вопрос был снят.

Выйдя от коменданта, Рожественский, в сопровождении полицмейстера, отправился в городскую тюрьму для ознакомления с делами флотских арестантов, что сейчас там сидели. Туда же были вызваны флаг-офицеры Свербеев и Кржижановский с писарем и городской прокурор. А также начали свозить сидельцев с эскадры с гарнизонной «губы» и из всех полицейских участков и околотков города.

Когда столь представительное собрание ознакомилось с сутью большинства уголовных дел, заведенных «по погромам в городе Владивостоке, имевшим место 21 мая», пришли к выводу, что тяжких преступлений совершенно не было, никаких политических и антиправительственных действий также не отмечено. А посему, с учетом того, что последствия погромов уже устранены силами личного состава флота и пострадавшим выплачены компенсации за понесенный ущерб, все арестанты могут временно считаться не уголовными преступниками, а обычными дебоширами.

Судебные меры в отношении них могут быть перенесены на более поздний срок, даже с учетом строгостей военного времени. Все они немедленно передаются флотскому командованию под личную ответственность нового наместника императора на Дальнем Востоке для отбывания срока исправительных работ на кораблях эскадры и на берегу, по усмотрению штаба флота и в зависимости от серьезности содеянного. Их уголовные дела приостанавливаются до окончания боевых действий, после чего будут рассмотрены вновь с учетом обстоятельств дальнейшей службы.

Это решение устраивало всех, поскольку тюремное начальство спихивало со своей шеи сразу несколько сотен ртов, а флот возвращал себе столько же подготовленных специалистов. На этом заседание было окончено, и все разъехались по своим делам. А смутьянов и погромщиков вывели во двор тюрьмы и построили вдоль стены. Решение собрания им зачитал начальник тюрьмы, после чего они под конвоем комендантского взвода отправились в порт.

У ворот порта, уже в сумерках, конвой отпустили, а колонну арестантов провели на пристань, где стоял разгружаемый от боезапаса и артиллерии крейсер «Россия». Здесь их уже ждал командующий.

Когда бывшие арестанты замерли, словно съёжившись, под его грозным взглядом, он устроил им выволочку с использованием всего флотского лексикона. За 15 минут каждый из них осознал всю глубину своей вины перед жителями РУССКОГО города Владивостока, так долго ждавшего их. А также перед остальными моряками из экипажей кораблей, чью честь они запятнали своим дебошем. И, наконец, перед всей Россией, считающей их всех до одного героями и чудо-богатырями.

Закончил речь Рожественский словами: «Вина ваша велика, но и заслуга огромна! Вам дается шанс начать все заново. Отныне вы не относитесь к флотскому экипажу, а являетесь штрафным батальоном флота. Сумеете отслужить – вернетесь во флот, и дела ваши непотребные никто не вспомнит, а если нет, то себя вините!»

Общее впечатление усиливалось еще и тяжелыми взглядами всех, кто был занят в работах на крейсере за спиной адмирала, так что теперь каждый из проштрафившихся горел желанием искупить свою вину любым способом, хоть в пекло посылай, все исполнят.

Оставшись довольным результатом разъяснительной беседы, Рожественский приказал штрафникам идти отсыпаться, где покажут, но до завтрашнего утра самим организоваться, выбрать старших и в дальнейшем всемерно участвовать в работах на стоящих в заводе и у стенок порта кораблях под руководством флотских инженеров и портового начальства. Дальнейшую их судьбу он обещал решить в ближайшее время, подчеркнув, что все теперь зависит только от них самих.

Закончив с этим неприятным вопросом, командующий отбыл на свой флагман, где его уже ждали офицеры, участвовавшие в артиллерийских опытах на полигоне в бухте Парис, и срочно созванные со всех кораблей первого и второго рангов артиллерийские офицеры. Результаты стрельб «Богатыря» были, мягко говоря, ошеломляющими. О малом разрушительном действии наших снарядов уже догадывались. Но такого не ожидал никто.