Текст книги "Девять унций смерти"

– Справился, значит. Молодец. Хвалю. Можешь считать, что принят.

Он бросил взгляд себе под ноги и вздрогнул так, будто перед ним внезапно разверзлась пропасть. Тихо ахнул кто-то из подошедших вслед за ним работников. И в самом деле было от чего растеряться – того куска мостовой, над которым они три дня трудились, не было. Вот просто не было – и все!

– Что… здесь… произошло? – помертвевшими от ужаса губами, запинаясь, вымолвил помощник распорядителя работ.

– Ой, мама… вот это да! – присвистнул кто-то из работников.

– Как корова языком… – подхватил другой.

– Ровно украл кто… – добавил третий.

– Так… ты… ты здесь был… – Голос помощника распорядителя работ был дрожащим и жалким.

Помощник распорядителя работ ухватил Якша за плечо.

– Что здесь было, отвечай?! Что здесь произошло?!

– Да ничего, собственно, – удивленно ответствовал Якш, прикидывая, с чего же начинать работу.

Тряхнув плечом, он освободился от чужой судорожной хватки.

– Ничего себе – «ничего»… – протянул кто-то из работников.

– Как это – ничего?! – почти взвизгнул помощник распорядителя работ. – Ведь она же была! Была же!!!

Он уже прикидывал, что с минуты на минуту должен наконец явиться сам господин распорядитель, и именно его многострадальному помощнику придется держать ответ за все то, что тут произошло. Даром, что он в этот момент обедал и ничего не видел. Ничегошеньки.

«А может, я сошел с ума?!» – вдруг подумалось ему.

«Ага. И вся мои люди тоже рехнулись», – пришел на помощь голос разума.

– Ах, ты о мостовой вашей, – усмехнулся Якш, размышлявший о том, как бы получше все сделать, и вдруг сообразивший, как должен себя чувствовать тот, у кого мостовая из-под ног пропала. Вот только что была – раз и нет ее!

«Люди, небось, долго ее укладывали. Им и невдомек, что ее так быстро разобрать можно! – сообразил он. – Она для них просто исчезла, вот в чем все дело!»

– Она же была… – жалобно выговорил помощник распорядителя работ. – Была ведь… от того угла и досюда вот.

Он словно пытался убедить в этом себя и окружающее мироздание заодно.

«А господин распорядитель скажет – не было. Скажет, мы тут все три дня дурака валяли!»

– Она же была… – повторил он, словно надеясь этими словами что-то изменить.

– Была, – подтвердил Якш.

– Так куда делась?! – помощник распорядителя работ ухватился за Якшев ответ, как утопающий за все, что ему протягивают.

«Может, все-таки есть какой-то нормальный вменяемый ответ на то, что здесь случилось? Он найдет этот ответ, и господин распорядитель его не выгонит».

И он получил этот ответ.

– Я снял ее, – просто ответил Якш.

– Ты? Бреши больше! – мигом откликнулся кто-то из работников. – Тут всем нам на день работы, а ты – один – за час управился? Врешь!

– Сущее безобразие была это ваша мостовая, – продолжал меж тем Якш. – Разве ж можно так работать? Совести у вас нет, что ли?

– Совести… – одними губами прошелестел помощник распорядителя работ.

«Так вот оно что! Гнусный коротышка задумал лишить его такого теплого, с таким трудом отвоеванного местечка!»

Он уже поверил Якшу, но работники еще сомневались.

– Вот чешет, а?!

– Один он разобрал, ты прикинь?

– Разобрал один такой… долго его потом собирали…

– А чем чужую работу хаять, ты сперва сам работать научись!

– Да я-то умею, – спокойно возразил Якш. – Вот вас хочу маленько обучить. Нехитрое дело ведь. Тут главное – работать по совести.

– Совести… – еще раз выдохнул доведенный до белого каления помощник распорядителя работ и вдруг, не выдержав, заорал во все горло:

– Ах ты, скотина! Он еще о совести рассуждает! Столько труда уничтожить! Да как ты нам всем в глаза смотреть-то можешь?! Да знаешь ли ты, что все эти люди по твоей милости теперь за эти три дня вовсе денег не получат?! А им семьи кормить надо! Об этом ты, сволочь, подумал?!

«А меня и вовсе в шею выгонят!» – добавил помощник распорядителя работ мысленно.

Услышав о том, что они не получат денег, работники глухо загудели.

– Зато их не накажут за худую работу, – возразил Якш, чувствуя, что аргумент получился так себе, слабенький. Ему и вовсе не хотелось спорить. Хотелось поскорей взяться за дело.

– Может, и в сам деле – он? – высказался один из работников.

– За обед? Иди ты! – откликнулся другой. – Никто не управится.

Но общее мнение уже поменялось.

Деньги – волшебное слово для любого трудящегося. Именно ради них он трудится, и если когда узнает, что он их вдруг по какой-либо причине не получит… вот только не становитесь этой причиной! Даже не пробуйте! Коней красть и ульи ногами пинать – занятия гораздо более безопасные.

Работники выяснили, что не получат денег за свою работу, а причина – вот она, рядом, сама назвалась, да еще и нарывается, наглеет!

– Он все сделает! – вдруг вразнобой заорали работники. – Все-все поправит! Как же! Поправит! Мастер выискался! Да вы на рожу-то эту бородатую гляньте! Как есть разбойник с большой дороги!

– А он и есть разбойник! Грабитель! – воскликнул один из работников. – На три дня нас ограбил!

– Ворюга проклятый! – крикнул другой.

– Ишь, ухмыляется! – зло добавил третий.

– И поступать с ним надо как с разбойниками! – тут же присовокупил четвертый.

Угрожающе гудя, работники надвинулись на Якша.

Тот вздохнул. Ну не хотелось ему драться. Работать хотелось. Он уже все продумал. Замечательная мостовая должна выйти. И чего им всем неймется? Он же сказал, что все сделает. Тут и работы-то не то чтоб слишком много.

– Лупи его, гада! – скомандовал кто-то.

– Нет, братцы, стойте! – вскричал помощник распорядителя работ, соображая, что, кроме всех прочих бед, на его участке еще и смертоубийство может произойти. А с кого потом спросят, если не с него?

Привычные подчиняться его распоряжениям работники остановились.

А быть может, они остановились еще и потому, что в глубине души очень хотели, чтоб их хоть кто-нибудь остановил. Потому что им вовсе не хотелось того, что могло сейчас с ними произойти. В конце концов, они были работниками, а не душегубами.

– Бить мы его не станем, – воодушевившись, продолжал помощник распорядителя работ. – Много чести. Он еще тогда жалобу на нас подаст. Нам это надо? А вот кликнем-ка мы стражу, и пусть его за вредительство городу упекут. Он ведь не только нам, он и городу вред нанес! Вот пусть с ним господин судья и разбирается! Уж господин судья ему спуску не даст, можете быть уверены!

* * *

– Не понимаю, – устало объявил старший наряда городской стражи. – Нет, если бы ты украл чего или там ограбил кого – я бы понял. Это бывает. Ну или лицо кому набил. Это бывает. Положим, я бы даже понял, убей ты кого, это очень плохо, за такое у нас казнят, но и это бывает. А ты – мостовую разобрал. Зачем? Может, ты – дурак? Тогда скажи прямо.

– Это была скверная, плохая работа, – стоял на своем Якш.

– Ну… это, знаешь ли, не тебе судить! Плохая, не плохая… Ты что – мастер?

– Мастер, – твердо ответил Якш.

– А покажь гильдейскую грамоту, если мастер, – велел главный стражник.

Якш только плюнул с досады.

«Грамоту ему! Да он сам мог бы выдать грамоту любому из тех, что здесь ведают их раздачей, или – не выдать. Скорей всего – не выдать. Потому как если эти самые гильдейские заправилы поощряют такое вот, с позволения сказать, „мастерство“… Вот только как это докажешь бдительному стражу порядка? Как объяснишь? Он ведь и вовсе в мастерстве укладки камня ничего не разумеет. И не должен разуметь. Не обязан. Не его это дело. Его дело – порядок охранять, а не камни укладывать. А порядок нарушен. Неким субъектом по имени Якш. А грамоты у означенного Якша нету. Да если б и была… разве это дело – чужую работу без спросу рушить? Тут грамотой не отделаешься. Постановление какое-нибудь нужно. Письменное постановление, с печатями всякими да подписями, а не устное решение одинокого сумасброда. Как есть произвол».

«Это ты по старой привычке сморозил, – сам себе сказал Якш. – Привык, что владыка ни перед кем не отчитывается!»

– Нет у меня грамоты, – буркнул Якш, еще возмущенный, но уже виноватый. Уже виноватый, но еще возмущенный.

– Ах, нету? Тогда извини… Пойдешь в кутузку тогда. Посидишь там вот, пока наш судья с тобой разберется.

– Он разбирается в мостовых? – с надеждой спросил Якш.

– Нет, – ответил стражник. – Он разбирается в таких болванах, как ты.

* * *

Якш вздохнул. Проще простого отобрать алебарды у этих здоровенных ухмыляющихся лбов – тоже мне, стража называется! – но ему ведь не нужно доказывать, что он сильнее, ему требуется доказать, что он прав. Так что придется бывшему владыке всех гномов подчиниться и отправиться в ту самую «кутузку» и подождать встречи с местным судьей, вдруг да он окажется неглупым человеком, вдруг да он поймет, на чьей стороне правда?

Якш осмотрел помещение, в котором его заперли, и остался весьма недоволен. А посему он немедля призвал охранника, коему не повезло дежурить поблизости от того места, где обретался арестованный бывший владыка.

– Немедля принеси мне песку, извести, а еще чтобы яйца, мед, волос конский рубленый… – Якш перечислял необходимые ингредиенты еще довольно долго.

– Что? – выдохнул наконец оторопело выслушавший всю эту ахинею охранник. – Но зачем?

– Как зачем? – возмутился Якш. – Раствор сделать.

– Какой раствор? – охраннику явно казалось, что кто-то из них свихнулся.

– Обыкновенный. Меня ведь тут держат, чтоб я не сбежал, верно?

– Ну… да.

– Решетка на окне добрая, гномская, – продолжал Якш. – А вот вмурована она хуже некуда. Переделать надо. Так что тащи все, что сказано!

– Врешь ты все, – убежденно объявил охранник. – Нормальная решетка. И ставили ее мастера. Ничего ты с ней не сделаешь, нечего тут придумывать!

– Ах, придумывать? – осерчал Якш. – Ну, тогда смотри – вот!

Якш подошел к окну и одной рукой вырвал оконную решетку.

Охранник сдавленно охнул.

– Видал? – вопросил Якш, небрежно бросая выдранную решетку на пол. – Живо беги за песком, известью, яйцами, медом и конским волосом. Надо же тут все как следует наладить.

– Ты… ты что это сделал, сволочь?! – возопил охранник.

– Пока ничего, – раздраженно фыркнул Якш. – Вот когда ты принесешь мне все, что я сказал, тогда и сделаю. А то настроили тут… тюрьма называется!

– Принесешь?! Да ведь ты прежде того сбежишь, скотина!

– Вот уж нет. С чего это мне сбегать? Я намерен серьезно поговорить с вашим судьей.

– Ага. Как же! Ври больше! С судьей он побеседовать рвется! Ишь ты рожа бандитская! – прошипел стражник и вызвал подмогу.

– На колени! – взревели двое здоровенных стражников, вбегая в камеру и замахиваясь алебардами.

И Якш упал на колени. Упал, подхватил выдранную оконную решетку и одним рывком припер обоих стражников к стене, вместе со всеми их алебардами.

– Вы мне тут работать не мешайте! – строго сказал он. – Не то за уши оттаскаю!

Короткий меч охранника уперся ему в шею.

– Немедленно отпусти их! – приказал он.

– Ты еще тут? – удивился Якш. – Я же ясно сказал, что тебе следует делать.

– Я тебя понял, – кивнул охранник. – А теперь просто опусти решетку.

– Отодвинь меч, – с деланым испугом попросил Якш. – Порезаться боюсь.

Охранник отодвинул меч, и решетка в руках Якша моментом выбила его из рук, после чего вернулась на место с невероятной скоростью.

– Вы плохие воины, дорогие мои, – сообщил Якш всем присутствующим. – Очень плохие. Если бы я захотел, я бы уже убил всех троих. Но я не хочу. Я хочу установить это решетку так, как должно.

– Принеси все, что этот придурок требует, – пропыхтел один из прижатых стражников.

Уже поднявший было меч охранник застыл в глубокой задумчивости, а потом, неловко сунув свой клинок в ножны и пожав плечами, отправился за указанными Якшем материалами.

– А пока он туда-сюда ходит, давайте покажу вам, как алебарду правильно держать, – предложил Якш, опуская решетку.

* * *

– Вот так! – гордо объявил Якш, отойдя на два шага и созерцая проделанную работу. – За такой решеткой и посидеть не стыдно!

– Сколько лет в страже – первый раз такое вижу! – потрясение промолвил один из стражников. – Чтобы арестант сам тюрьму ремонтировал: расскажи – не поверят!

– Ничего, мы сейчас еще и дверью вашей займемся, – посулил Якш. – Мне ее тоже вынести или на слово поверите, что плохо держится?

* * *

Судья ле Пеллетье находился в крайнем недоумении. Вот уже полчаса незнакомец, назвавшийся Джоном из Реймена, расхваливал самого господина судью. На все лады расхваливал, так подробно и старательно, что аж странно делалось. И ведь со знанием дела расхваливал. Что он – на всех его процессах умудрился побывать, что ли?

– Подождите, уважаемый, к чему все эти восхваления? – наконец перебил его судья, чувствуя, что в противном случае придется ему ночевать в своем судейском кресле. Поздно уж будет домой возвращаться.

– Я в затруднительном положении, – ответил незнакомец.

– То есть вы никак не можете перейти к сути дела? – спросил судья.

– Я слишком уважаю вас, чтоб предлагать взятку, – ответил его собеседник.

– А вы собирались дать взятку?

– Несомненно. Но не могу. Рука не подымается.

– И правильно делает. Я имею в виду, рука ваша правильно делает. Не то пришлось бы заковать ее в кандалы. Взятка уголовно наказуема. А что вам, собственно, от меня надо?

– Да помочь одному чудаку хочется, – откликнулся незнакомец.

Прозвучало это небрежно, но под небрежностью таилось напряжение; чувствовалось, что некий чудак очень важен этому странному незнакомцу, столь многое вызнавшему о самом господине судье.

– Помочь? – переспросил судья. – А что с ним?

– Да у вас в кутузке обретается, – обронил незнакомец.

– Кутузка не моя собственная, она городу принадлежит, – с усмешкой заметил судья. – Кстати, правильно будет говорить не «кутузка», а городская тюрьма.

– Думаете, для того, кто в ней находится, есть разница?

– Не знаю, – пожал плечами судья. – Правда, не знаю.

– А он, думается, уже знает, – вздохнул незнакомец. – Вот я и хотел бы ему помочь.

– Вот как? И что же он совершил?

– Да мостовую в переулке разобрал.

– Что, серьезно? – удивился судья.

– Я и сам удивляюсь, – развел руками незнакомец.

– Ничего об этом не слышал. Какое странное преступление.

– А это вот только что вот произошло. Вам, вероятно, еще не доложили, – промолвил незнакомец.

– Так вы хотите заступиться за него? – спросил судья.

– Вовсе нет. Всего лишь поторопить слушание дела, – ответил незнакомец.

– Даже так? А заступиться совсем-совсем не хотите? – судье стало окончательно интересно.

– Не вижу необходимости.

– Вот как? А почему?

– Потому что он прав.

Когда посетитель ушел, судья с изумлением обнаружил, что несмотря на то, что тот представился, «такой-то» из «оттуда-то», он так и остался незнакомцем. Судья называл его так про себя все время визита. Незнакомец. А теперь он ушел, и… судья изумился еще больше, внезапно сообразив, что уже не помнит ни имени, ни места.

Такой-то из оттуда-то… Вот и все, что осталось.

* * *

– Если вы так уверены в его виновности, – задумчиво промолвил судья, глядя прямо в глаза помощнику распорядителя работ, – то скажите, почему вы тогда настаиваете, чтоб его дело решил городской суд, а не суд вашей собственной гильдии?

Помощник распорядителя работ ответил неразборчивым бурчанием.

– Что вы там бормочете? – насмешливо спросил судья, чутким опытным ухом уловив среди бурчания страшные ругательства в свой адрес.

– Благословляю мудрость нашего суда, ваша честь, – отозвался помощник распорядителя работ.

– Да? Что ж, вот вам мой мудрый вердикт, – возвестил ле Пеллетье. – Решением суда городского дело передается в суд гильдии. Ответчика, Трампа, сына Уинта, из-под стражи освободить условно, с тем чтобы он обретался в черте города вплоть до собрания суда гильдии каменщиков, на коем ему и предстоит держать ответ.

– Да он же сбежит! – воскликнул помощник распорядителя работ.

– Не сбежит, – усмехнулся судья. – Я за ним прослежу.

– Но… ваша честь, как?! – ошарашенно поинтересовался помощник распорядителя работ.

– Очень просто. Я приглашаю его в гости, – ответил судья.

Якш только глаза вытаращил от удивления.

«В гости. Нет, ну надо же! Из темницы – и в гости. Ну дает господин судья!»

– В гости… – пролепетал помощник распорядителя работ. – Но… он же разбойник. Ваша репутация…

– Позаботьтесь-ка о своей, – поморщился судья. – Я вам серьезно это советую.

Судья уже был осведомлен о тюремных похождениях подсудимого. Он не сомневался в том, что тот не сбежит, скорей уж от него сбегут. Если смогут. Если успеют.

* * *

– Вы часто приглашаете в гости государственных преступников? – невинно поинтересовался Якш, переступая порог дома господина судьи.

Он смотрел на судью так простодушно-искренне, как умеют только самые отъявленные мошенники. Впрочем, по глазам мошенников, конечно, если они истинные мастера своего дела, а не жалкие недоучки, обычно ничего не удается прочесть, а в глазах Якша победно плясала ехидная ухмылка.

– Скромнее надо быть, сэр, – ответно ухмыльнулся судья. – Ну какой из вас, к чертям, государственный преступник?

– Ну вот, – пригорюнился Якш, – стараешься, стараешься, а потом выясняешь, что из тебя даже преступника завалящего не вышло. Жизнь была прожита почти зря…

– Ну, положим, завалящего преступника можно сделать почти из кого угодно, было бы желание! – рассмеялся судья. – Прошу вас, проходите!

Широким жестом радушного хозяина судья указал на лестницу, ведущую на второй этаж, и ошарашенно смолк. Потому что Якш не пошел вверх по этой лестнице. Вместо этого он вдруг опустился на колени, внимательно разглядывая резные деревянные ступени.

Судье мигом припомнилось то, что произошло в тюрьме. Он замер, внутренне готовый к тому, что Якш вот-вот подхватится и мигом разберет лестницу по досочкам, ругая худую работу. А потом самым безапелляционным тоном потребует сотворить на месте того, на что недостойна наступить нога истинного мастера, настоящий, доподлинный шедевр.

Судья вздохнул.

Лестницу было жаль. Построенная лучшими городскими умельцами, она нравилась господину судье. Вот просто нравилась – и все тут. Наверное, можно и лучше сделать, но ему нравилась именно эта. Неужто его гость прямо сейчас примется ее разбирать? Неужто не прислушается к смиренным просьбам хозяина?

Рука Якша осторожно погладила ступеньку.

Господин судья медленно выдохнул. Ему показалось, что его странный гость ласкает лестницу, как живое существо.

– Какое… какое потрясающее мастерство… – вымолвил наконец Якш.

И судья вздохнул с облегчением. «Не станет разбирать! Не станет!»

– Какое… какое невероятное владение формой. Сотворить такое из камня – проще простого, а вот дерево… Капризное, непредсказуемое дерево… то слишком хрупкое, то чересчур твердое, то невыразимо, неожиданно мягкое… какой же точной должна быть рука мастера, каким верным глаз и сколь неколебимым дух, чтобы сотворить все это! Какое счастье, должно быть, жить в одном доме с таким… с такой красотой. Она – как песня, – помолчав, закончил Якш.

Судья только головой покачал в изумлении.

– Я… рад, что вам нравится, – наконец нашелся он.

– И это правильно, – кивнул Якш. – Радоваться – гораздо лучше, чем гордиться. Я так долго не понимал этого: гордился, гордился… а теперь только радуюсь. Вот как сейчас.

Судья не нашелся, что сказать, он только повторил приглашающий жест рукой.

– Для меня будет истинным наслаждением воспользоваться такой невероятной лестницей, – сказал Якш, делая первый шаг.

Судья последовал за ним.

– Кстати, если не секрет, – вдруг спросил судья, – Трамп, сын Уинта, что это означает в переводе с гномского?

Якш вытаращился на него в немом изумлении, а потом ответил:

– Путник. Сын ветра, – промолвил бывший владыка. – Ну, то есть бродяга.

– Ясно, – кивнул судья.

– А откуда… – начал Якш.

– Как я угадал, что это на гномском?

«А ты попробуй не угадать! Кто еще станет восторгаться обыкновенной работой по дереву и свысока, пренебрежительно хаять любую каменную работу, да еще и браться ее переделывать без спросу! Да при этом быть таким низеньким и бородатым крепышом. И таким занудой. Да при этом называть себя звучным иностранным именем. Да если б я в жизни гномского не слышал, и то…»

– Да, – сказал Якш.

«Так как ты угадал? – читалось в его глазах. – Как?»

– Нравится мне ваш язык, – ответил судья. – Жаль только, что учебников хороших днем с огнем не сыщешь, одни разговорники, да и то все больше торговые…

* * *

Якш сидел, удобно устроившись в уютном невысоком кресле напротив господина судьи. Сидел. Молчал. Хорошо ему было.

Замечательный дом у господина судьи. Кресла великолепные, лестница – просто потрясающая, резной столик, что меж креслами, тоже замечательный, отличная работа.

А еще в камине горит огонь, который просто не может быть некрасивым, господин судья ведет неторопливую беседу с гостем, что само по себе очень приятно. Приятно, когда собеседник умный. Умный собеседник – дар Богов.

Дочка господина судьи пришла. Принесла кувшин вина, подогретого, и какие-то закуски. Хорошая девушка, сразу видно. Поклонилась гостю, как у людей водится, что-то молвила и сразу ушла. Стесняется. А раскраснелась-то как. Аж приятно. Сразу моложе себя чувствуешь. Замуж пора красавице. Право слово – пора.

– Замуж пора, – глядя вслед дочери, задумчиво сказал судья. – Убей Бог не пойму – за кого.

– Пусть сама решает, – посоветовал Якш.

– Сама? Девчонка. Что она может решить?

– Может, – убежденно ответил Якш. – Именно сама и может. Мы ведь тоже думали, что женщины ничего не решают. Не могут решать. Их дело – детей рожать, не более. Если бы они и сами так думали – не было бы сейчас гномов.

– Я ведь толком и не слышал эту историю! – оживился судья. – Расскажете? Или это секрет?

– Ну, отчего же секрет? – усмехнулся Якш. И рассказал.

Называться только не стал. Ни к чему господину судье знать, что он принимает у себя бывшего владыку, бывшего короля по людским меркам. Лучше остаться простым гномом. Простым гномом по имени Трамп, попавшим в непростое положение. Тем более что так оно в общем-то и есть. На данный момент он обыкновенный работник, точней несостоявшийся работник, находящийся под следствием по делу о нанесении умышленного вреда городу в целом и своим коллегам в частности. Вот так-то. А владыка Якш остался в прошлом. Далеком-далеком прошлом. А прошлое – не угли камина, нечего его ворошить.

Лучше поболтать о чем постороннем. О мастерстве, например. Удивительное дело, судья вроде бы не должен разбираться в тонкостях обработки камня, в хитростях ковки металла и прочих гномских ремеслах. Да он и не разбирается, конечно, откуда ему? Вот только отчего же он все-все понимает? И ведь на самом деле понимает. Не просто сидит, кивая с умным видом, а вопросы задает, да такие вопросы, из которых сразу видно – не зря слушает, понимает, запоминает, сопоставляет. Откуда он такой умный? И почему ему все-все интересно? И то, и это, и вон то тоже? А вот это, пожалуйста, еще раз и поподробней!

Может, у него гномы в роду были?

Или он просто педант и зануда, каких мало?

А может быть, дело в том, что если ты мастер в своем ремесле, то тебе и все остальные ремесла интересны, сколь бы их ни было, и поговорить с другим мастером равно приятно, о своем ли деле, о чужом ли… а вот если ты бестолочь, то и говорить тебе не о чем, да и жить скучно.

Придя к такому выводу, Якш заговорил с хозяином о законах и судопроизводстве.

* * *

Комендант Петрийского острова, лейтенант олбарийских лучников, Тэд Фицджеральд сидел в караулке и играл в шашки.

По доске плясали солнечные зайчики. Они то и дело перепрыгивали с поля на поле, не соблюдая никаких правил, нарушая очередность ходов, мешая думать. Это ветер раскачивал яблоню за окном, бузил, как подвыпивший гуляка, небрежно, словно монеты, расшвыривая золотые солнечные пятна.

Комендант Петрийского острова Тэд Фицджеральд играл в шашки. Если совсем честно, проигрывал в шашки. Что самое обидное – гному. Пятнадцатую партию подряд проигрывал. И не какому-нибудь юному гению, которому сам Бог велел быть ярким да талантливым, а старому хрычу, одному из тех остолопов, что попробовали еще вначале сбежать и в Петрию потихоньку вернуться.

Правда, более ничего плохого про этих стариков коменданту сказать нечего. То ли напугались они, с тех самых пор и навсегда, то ли и впрямь образумились, а только нет более горячих сторонников всего, что их молодежь затевает, чем эти самые вернувшиеся. Очень даже законопослушные гномы. Самые что ни на есть олбарийские.

Вот только проигрывать все равно обидно. Обидно сознавать, что всю жизнь проковырявшийся в металлах да каменьях гном лучше тебя в тактике да стратегии разбирается. А он еще и трепаться при всем при том умудряется. Болтать изволит. Про пчел, за которыми учится ухаживать, про то, как ульи делаются, и что за штука такая – рой, и что делать, когда он вылетает, а чего ни в коем случае не делать, да какие такие цветы и прочие растения пчелам потребны, и какой им еще уход нужен, и какие эти самые пчелы бывают, и какой мед, и еще что-то… нарочно он, что ли, противника своего забалтывает? Может, и нарочно. С этого хитреца станется.

Солнечный зайчик опять перескочил с клетки на клетку.

Ну вот. И что теперь? Куда ни сходи – все едино. А ведь вначале показалось, что наконец… Предыдущие разы тоже так казалось. Казалось, казалось, пока не переказалось. Эх, да что там… Все равно этот старикан его облапошил. Ишь каким соловьем разливается – и такие его пчелы и сякие… небось, больше самого пчеловода уже о них проведал. Спросить его, что ли, о чем другом? Вдруг собьется и хоть одну партию продует?

– Послушай, Торди, – негромко спросил комендант. – А вот когда вы сбежали тогда… ну когда у вас перед носом ворота рухнули, а потом и все остальное тоже… почему вы тогда вернулись? Вы ведь могли пойти куда угодно…

– Могли, – кивнул гном.

– И ведь вам не хотелось на остров, верно? – подкинул новый вопрос комендант.

– Не хотелось, – вновь кивнул гном. – Правда, еще больше нам не хотелось оставаться со своими… я имею в виду молодежь. Нам страшно не нравилось то, что с ними происходит. Мы считали, что это неправильно, а сделать ничего не могли, нам тогда казалось, что весь мир против нас.

– Ну так и почему вы не ушли?

– Потому что Боги сказали свое слово, – ответил гном. – Мы хотели умереть – они повелели нам жить. А жить – значит исправлять ошибки. Сбежать – значит струсить, ничего не поправить, да и Богов ослушаться. Мы вернулись, чтобы понять. А когда понимаешь – учишься прощать и принимать. Боги хотели, чтоб мы этому научились. Видно, им надоели наши войны с людьми.

– Теперь гномы все чаще поминают человечьего Бога, – заметил комендант.

«Прости, Господи! С этими гномами до чего только не договоришься! „Человечьего Бога!“ – Это надо же!»

– Нельзя жить с людьми и не уважать их Бога, – пожал плечами гном, снимая с доски последнюю шашку Фицджеральда. – Я опять выиграл.

* * *

– А ведь у меня есть редчайшая вещь! – судья достал из ящика стола сломанный напополам нож.

– Гномская сталь, – сказал он.

– Наш… – оторопело кивнул Якш. – Сломанный… – добавил он с таким видом, будто его молотом по голове шандарахнули, хорошим таким гномским же молотом.

– Говорят, так почти никогда не бывает, – проговорил судья, протягивая Якшу обломки и вопросительно глядя на него. – Говорят, один такой на дюжину тысяч.

– Строго говоря, такого и вовсе не должно случаться, – пробормотал Якш. – Так. Интересно, какой засранец это делал?

Он вгляделся в хитроумную вязь гномских рун.

– Ага. Винтерхальтер! И ведь хороший же мастер… Что ж это он так? Интересно, в каком году… – Якш еще раз вгляделся в руны и замолчал. Вздохнул.

– Ясно, – наконец сказал он. – У него тогда сын родился.

– Какое счастье, – понимающе кивнул судья. – До ножей ли тут! Немудрено и…

– У него тогда жена умерла, – продолжил Якш.

– Какое горе… – растерянно сказал судья.

– Вот-вот… У нас так это обычно и было. И счастье и горе. Все разом. Вот только не все так тяжко это переносили. Впрочем, сына он растил хорошо. Заботился, как мог. Правда, он недолго прожил. Все за порог торопился. Говорил – жена ждет.

– Жена? – вопросил судья. – А сын?

– Его сына воспитывал один из лучших наших наставников, – ответил Якш. – Именно этот маленький сиротка вырос в того, кто вместе с нашими женщинами спас всех гномов. Именно он пришел к людям и договорился с ними.

Судья с удивлением разглядывал обломки ножа, словно не веря, что они и в самом деле скрывали такую невероятную историю.

* * *

– Напоминаю, о нашем завтрашнем собрании должно узнать как можно больше гномов. Лучше – если все.

– А еще лучше было бы, если б они также узнали и то, зачем мы собираемся…

– Экие вы умные! А вот о людях – ни слова. А между тем неплохо бы и кого из них пригласить. Не то подумают еще, что мы тут заговор какой сочиняем. Мозгами немного пошевелите! Подумайте, на что может быть похоже наше собрание со стороны. Особенно для тех, кто ничего не знает о нас.

– Сам пошевели мозгами! Стоит ли вытаскивать все наши склоки и неурядицы на людской суд? Как бы они не стали хуже к нам относиться!

– Вот-вот. Еще уважать перестанут.

– Ну, если мы и дальше будем «штанами ершей ловить», как люди говорят в таких случаях…

– «Штанами ершей» – скажешь тоже! Думаешь, все так легко?!

– Но владыка обещала!

– Обещала! Она тебе еще и горло перерезать обещала. Не забыл?

– Забудешь тут! Ты мне уже десять раз об этом напомнил.

– Ничего. Она, конечно, немного сурова, но зато…

– Зато на ее стороне – сила, а это – главное!

– Сила? Ее постоянные угрозы говорят скорей о слабости, чем о силе. Якш никому не угрожал.

– Он не угрожал. Он делал.

– Вот-вот, а она только угрожает. Когда-нибудь даже самые твердолобые поймут… А эти ее прогулочки под руку с комендантом… Старичье уже, Боги ведают, что болтает!

– Бог. У нас теперь один Бог.

– Простите, уважаемые собратья. Сбился.

Серая тень тихо отделилась от стены и свернула за угол. Услышанного было достаточно. За информацию всегда хорошо платят. Всегда. Вот только… кому ее продать тут, наверху?!

* * *

Помощник распорядителя работ был в отчаянии. Сначала он страшно обрадовался, узнав, что сам господин распорядитель тяжело занемог и на слушание дела явиться никак не может.

«Раз не может явиться – значит и уволить не сможет! – плясало в его голове. – А там все само собой образуется, забудется и пойдет как раньше».

Потом до него дошло. Раз его начальника не было и нет, значит, именно ему отвечать в случае чего. А сей злокозненный случай, похоже, близился. Надвигался медленно и неумолимо. Нет, ну почему судья ему не поверил? Ведь все было так ясно, так четко изложено, на блюдечке, можно сказать, подано: группа добросовестных мастеров с ним самим во главе осуществляет важную для города работу, а какой-то презренный негодяй, из милости нанятый камни таскать, все портит! Чего тут долго думать? Закатать негодяя в кандалы – и за решетку, чтоб неповадно городу вредить! Так нет же! Господин судья изволит настаивать на гильдейском суде, да еще и коротышку этого себе в гости зовет. Ни припугнуть, ни прибить бородатую заразу, чтоб его черти в аду припекли! Эх, знал бы он, что господин распорядитель умудрится так кстати заболеть, вовсе не стал бы раздувать этой истории. Прогнал бы дурного коротышку в три шеи, и пес с ней, с мостовой, как-нибудь успели бы все поправить. А теперь-то что делать? Мостовую этот гад, конечно, разобрал, но остальное-то осталось… Камень-то, он же не просто так кладется, на голую землю. Ему основа нужна. И если гильдейские увидят, как они подготовили основу… Не вопрос, кого тогда упекут за вредительство городу. Ох, не вопрос…