Текст книги "Конец авантюристки"

4.

– Вот так, Григорий, мы провели с твоим отцом ту ночь, – закурил очередную сигарету Николаев. – У него были одни соображения по этому поводу, у меня другие… А многое нам неизвестно и до сих пор…

… Разумеется, сидя в «Волге», изнемогая от усталости и желания спать, они не могли знать, что в это же самое время по дороге, ведущей из Массандры в Ялту уверенной поступью шагал человек. На губах его играла злая улыбочка. Человек этот был вполне доволен собой, доволен своими действиями, он был уверен в будущем. А будущее это должно было быть счастливым, богатым, полным интересными впечатлениями… И, самое главное, что это счастливое будущее дадут ему не какие-то дешевые махинации, а его собственные, нажитые его знаменитыми предками, деньги…

Как были глупы те, кто полагали, что могут перехитрить его… Наивные, нелепые люди… Жалкие провинциалы…

Их больше нет… Нет на земле Андрея Полещука… Нет на земле дурака Максимова с его подручными… Нет на земле тех, кто слишком много знал – Мызина и Юркова… Он сам, собственноручно, надев парик и приклеив черную бороду, нанес им смертельные удары топором, зарисовавшись в таком виде перед соседом Мызина и кассиршей на железнодорожной станции Лосиноостровская… Нет на земле Елены Воропаевой… А теперь больше нет и Кирилла Воропаева… Есть Владимиров Олег Иванович, на чей счет в один из швейцарских банков переведена такая сумма, на которую и он, и его потомки будут припеваючи жить столько, сколько будут существовать вообще…

Мужчина вспомнил глупые лица следователя Николаева и оперативников Гусева и Клементьева и фыркнул от распиравшего его смеха. «Вот идиоты-то…», – думал он и трясся от смеха. Потом ему вдруг припомнилась какая-то пошлая частушка, и от этого ему стало ещё смешнее…

Завтра вечером он будет уже в Швейцарии. Его будет ждать шикарный гостиничный номер. А потом он пойдет в банк, в свой банк и снимет со счета столько денег, сколько ему будет нужно. И тогда все – весь мир перед ним, все неограниченные возможности этого огромного прекрасного мира… Только сутки и пара тысяч километров отделяют его от него…

Он шел по дороге, курил и вспоминал подробности этой истории.

Как он обвел вокруг пальца Николаева с появлением Полещука в Москве… Как он сумел все, что делал этот дурак, обернуть против него… А Полещук словно бы подыгрывал ему, летел, словно бабочка, на огонь…

Куда полез, быдло деревенское? Против кого попер, придурок усатый? Против интеллекта не попрешь… Да и Господь Бог помогает хорошим людям… Если бы он тогда не подслушал разговор Лены с Полещуком, что было бы…

От этой ужасной мысли он невольно поежился, и улыбка мигом сошла с его пухлых губ… Да, тогда все ценности остались бы в руках этих развратных аферистов… Они бы просто исчезли вместе с ценностями, и все… А теперь они исчезли иначе…

Никто не смог помешать ему в его планах. А помощники нашлись сразу… Выгода, огромная выгода… Как жаль, однако, что надо делиться… Как жаль, что ему достанется не все….

… Так, в этом месте надо сворачивать с дороги… Где фонарик? Вот он… И маленький «Вальтер» надо снять с предохранителя, не помешает…

… Он свернул с дороги и пошел по тропке по направлению к морю. Прошел метров триста. Вдали увидел «Жигули» темного цвета и направился к машине.

– Вовремя вы, – из машины вышел человек и протянул ему руку.

– На такие встречи не опаздывают. Давайте, что принесли.

Ему подали портфель. Он открыл его и стал изучать его содержимое. Его собеседник светил ему фонарем.

– Так, парик, усы, борода… Загранпаспорт… Деньги… Я буду пересчитывать, придется подождать…

– Неужели, Кирилл Владиславович, вы полагаете, что вас тут кто-то собирается обманывать? Вам уже доказали, что вы имеете дело с серьезными людьми…

– Ничего, ничего, деньги счет любят. И не Кирилл я, а Олег Владимирович. Вы что, паспорт не изучали? – презрительно фыркнул Кирилл. – Кирилла больше нет. От там, – он указал на чернеющее справа море. – На дне морском…

– Вообще-то, у нас мало времени. Садитесь в машину и поехали в аэропорт.

– Я, пожалуй, воспользуюсь другим транспортом, – возразил Кирилл. – Так будет надежнее. Все в порядке, вы можете уезжать. Но учтите, если какой-то обман, кому-то не поздоровится. Я имею в виду счет в банке.

– Да вы же проверяли! – возмущался собеседник. – Экий вы недоверчивый…

– Тысячу раз надо проверять, – возразил Кирилл. – Сами знаете, о каких суммах идет речь.

– И все же, – настаивал собеседник, – вам лучше будет сесть в мою машину. Мы так договаривались с…

– Нет. А, вот, кстати, и мой транспорт! – улыбнулся Кирилл, услышав шум двигателя. К ним подъехал светлый «Жигуленок». Из него вышел невысокий плюгавого вида мужчина.

– Здравствуйте, Кирилл Владиславович, – приветствовал он его.

– Здравствуйте, Палый. Пора ехать.

– Пора, пора. Дело только за одним…

– Это за чем еще? – сделал шаг назад Кирилл. Отчего-то ему не понравилось выражение лица Палого. Не понравилось и то, что Палый метнул быстрый взгляд на его собеседника. И понял, что эти люди знакомы. А вот этого никак не должно было быть. Это очень неприятно и опасно.

Кирилл сунул руку в карман, где лежал «Вальтер» и резким движением выхватил его.

– Берегись! – крикнул Палый, не ожидая от Кирилла такой прыти. Но Кирилл выстрелил первым, и ночной собеседник упал, пораженный выстрелом в плечо. И только тут Палый успел отпрыгнуть, вытащить ПМ с глушителем и выстрелить Кириллу в сердце.

– Какой борзый, – прошептал Палый. – Вот тебе и маменькин сыночек…

– Ты зачем мне подмигнул, придурок? – стонал раненый. – Предупреждали же, хитрый он жутко, каждый взгляд сечет. И он понял, что мы с тобой знакомы…

– Ладно, надо ехать, его выстрел могли слышать… Где шкатулка?

– Вот она…

– Клади вот здесь, рядом с ним. Машину вести сможешь?

– Перевяжи чем-нибудь…

Палый перевязал раненого, вытащил из кармана Кирилла пачку долларов, поднял с земли маленький «Вальтер» и сунул к себе в карман. А свой ПМ вложил в руку Кирилла. Сели по машинам и поехали.

Темный «Жигуленок» явно отставал от машины Палого. «Плохо ему», – подумал Палый. – «Но совершенно необходимо отогнать тачку на почтительное расстояние…»

Темный «Жигуленок» стал сигналить фарами. Палый остановил машину. Тот тоже.

– Что, плохо, братан? – беспокоился Палый.

– Плохо! Очень плохо! Мы же портфель на месте оставили. С его паспортом и камуфляжем…

– Твою мать… Но возвращаться нельзя. Никак нельзя. Да и ты, братан, мне что-то не нравишься, видать, он тебя здорово зацепил… Не сможешь ты вести машину, грабанешься в пропасть. Садись ко мне.

Раненый сел в машину Палого, и они поехали.

Ему становилось все хуже и хуже, он стонал и что-то бормотал.

– Шугнись, братан, – пытался правой рукой растормошить его Палый. – Потерпи малость… Впрочем, – прошептал он. – Как знаешь…

Палый повернул направо и поехал по узенькой дороге по направлению к морю.

– Братан, братан! – услышал раненый голос Палого.

– А? Что? Где мы? – встрепенулся он, и понял, что лежит на земле.

– В раю, – гадко усмехнулся Палый. – Ты ведь в будущей жизни на рай рассчитывал, когда девушке глаз выбивал и лицо её в кусок мяса превращал, не так ли?

– Ты что гонишь, сволочь? – перепугался раненый. – Обалдел, что ли?

– Нет, братан, я в форме, – возразил Палый, вытаскивая из кармана «Вальтер» Кирилла.

– Мстить собираешься? Она что, твоя знакомая? Но я же не сам, я по приказу… Как и ты…

– Именно, как и я… По приказу, по заданию. Какая месть, дураха? О чем ты говоришь? Ты что, полагал, тебя в живых оставят после такого? Меня-то на что держат, за что деньги платят? Именно за таких, как ты… Кому ты нужен, ухлопал людей, теперь твоя очередь…

– А завтра твоя, – прошипел раненый, сжимая кулаки.

– А завтра моя, – спокойно согласился Палый. – Но завтра… А сегодня умри ты… А завтра будет видно… Прости, братан… А честно скажи, когда над ребятами издевался, кайф, небось, получал, я-то хоть пушкой орудую, а ты клешнями своими… Получал, получал, знаю… А я теперь получаю, на тебя, дурака лупоглазого, глядя… Как звать-то тебя? Хоть знать, кого ухлопал…

– Иваном звать, – обреченно проговорил раненый. – Могу адрес дать моей матери. Сообщишь при случае, что, погиб, мол… Чтобы не ждала…

– Не надо, – покачал головой Палый. – Вот этого не надо, на жалость меня не бери… Не гневи Бога… О матери вспомнил, которая тебя, паскуду, на свет произвела… А Иван-то ты только по имени, а так ты не Иван вовсе, ты просто Ванек из деревни Огонек… Подохни, братан, как собака…

Палый выстрелил Ивану в голову, потом оттащил его тело к обрыву и столкнул в море. Туда же швырнул и кирилловский «Вальтер».

«Иван, говорит…», – проворчал Палый. – «Тоже мне, Иван нашелся… Да, а вот за портфельчик мне арбуза вставят, это точно… И какой же хитрожопый оказался этот Кирюша… Странно еще, что он меня раньше не раскусил, не понял, на кого я работаю. Повезло, однако…»

Палый подышал немного морским воздухом, а потом сел за руль и отправился в Симферополь. Там его ждали…

В районе Алушты осовевший от бессонной ночи Палый едва не столкнулся с мчавшейся навстречу белой «Волгой». Только в последнюю минуту он успел увести машину вправо, а потом резко повернул влево, чтобы не угодить в кювет.

– Слава Богу…, – облегченно вздохнул Палый. – Теперь-то обидно было бы…

… – Слава Богу… – облегченно вздохнул Клементьев. – Теперь-то обидно было бы, когда мы такое узнали…

– Да, на ваших горных дорожках надо держать ухо востро, – сказал Николаев, сразу очнувшись от полудремы. – А то никто не узнает, где могилка моя…

– Ну, допустим, где могилки наши, знать будут, а вот то, что никто не узнает о том, что ты мне рассказываешь, это никуда не годится. Так что я отвечаю за твою драгоценную жизнь перед народом. Дай сигарету, – попросил он, притормаживая у обочины. – Покурю. Что-то я прибалдел от бессонной ночи, от этого дурака-чайника, прикимарившего за рулем, а особенно от твоего чудесного рассказа про сокровища. Как будто детективный роман читаешь…

Николаев протянул ему пачку «Кэмела», где сиротливо ютилась последняя сигарета.

– Ой, ой, ой, – покачал головой Клементьев. – Последнюю даже менты не берут.

– Бери, бери, хоть ты и мент. Тебе машину вести, а я уже накурился до чертиков.

– Когда последняя, особенный кайф, – смачно затянулся сигаретным дымом Клементьев. – Продолжай, Павел Николаевич.

– Ну что, обнаружили они, значит, тайник Остермана. Настоящий тайник, не тот, который для отвода глаз… Он ли, жена ли, вместе ли… Но тут непонятно каким образом в дело вмешался Полещук. Скорее всего, Лена ему рассказала. И он стал шантажировать Кирилла…

– А Кирилл для виду согласился, но делиться своими фамильными драгоценностями с каким-то Полещуком, тем паче – любовником своей жены, у которой от него дочь, не собирался. И решил убить двух зайцев – получить все деньги и жестоко отомстить тем, кто глумился над ним… Давай дальше…

– Значит, Полещук недооценил Кирилла и переоценил Лену, с которой Кирилл, безусловно, был в сговоре. Они вдвоем обвели Полещука вокруг пальца. Полещук договорился с Максимовым, чтобы он организовал это псевдопохищение. Но взрыв машины организовал уже Кирилл. Наверняка, он сообщил вдове академика из соседнего подъезда номер и марку машины, на которой увезли Лену и Вику и подговорил её позвонить в милицию. Дом для содержания похищенных он взял напрокат у Юркова, а для охраны Лены и Вики пригласил Мызина. Именно Мызин и умудрился прикрепить к днищу машины взрывное устройство. Кстати, он служил в десантных войсках, я проверял. Затем договорился с Ворониной насчет домика. А Полещук считал, что и первый домик, и второй нашла Лена. Он был глуп и самоуверен, считал себя суперменом. И Воронина эта недоговаривает. Кирилл, разумеется, её строго предупредил, чтобы она про него Андрюше ни гу-гу, чтобы он был уверен, что это Лена или как её, Ира её знакомая. Андрюша был безумно доволен унижением чистенького маменькиного сынка и даже закрыл глаза на взрыв машины, к которому не имел никакого отношения. А Кирилл роль убитого горем мужа сыграл прекрасно…

Тем временем Клементьев докурил свою сигарету и они снова продолжили путь в Ялту.

– Он сам стал подводить мать к тому, чтобы она нашла опустошенный архив Остермана, чтобы история приобрела огласку, чтобы все считали виновными Лену и Полещука. Но тут мать неожиданно догадалась об участии в деле Мызина. И Кирилл немедленно либо сам либо с чьей-то помощью убирает и Мызина, и Юркова. И тут в дело вмешивается случай. В Москве неизвестно зачем появляется Полещук. Его видит приятель Кирилла. Это просто подарок судьбы – Кирилл пользуется этим и сообщает о его появлении нам. Хотя… я склоняюсь к более сложному варианту. Кириллу ни в коем случае не могло быть выгодно, чтобы мы взяли Полещука. Он придумал его появление в Москве, подговорив своего приятеля, может быть, подкупив его, чтобы он солгал, что видел Полещука в центре Москвы. Все это делалось для того, чтобы свалить на него два убийства. Недаром какой-то чернобородый рисовался и на Лосинке и в Медведково, словно бы специально, чтобы его запомнили. Но Полещук на самом деле появляется в Москве. И совсем не в таком виде, как его описывал этот Федя. И именно из-за этого необычного стечения обстоятельств я тогда и поверил Кириллу. Но Полещуку удалось скрыться и уехать в Ялту.

Говоря о Кирилле и Полещуке, мы забыли про Лену – одно из главных действующих лиц этой истории, про то, что она с самого начала была в сговоре с Кириллом. Что уж там сыграло роль, мы знать не можем, но, скорее всего, жадность к деньгам победила её любовь к Андрею. А именно то, что она была в эпицентре событий, между двух огней, и является стержнем всей этой трагедии. Иначе она бы с любым из них вытащила ценности, и они жили бы припеваючи. А тут… оба были в курсе, и никто не хотел уступать ни одной доли… Жадность проклятая…

Итак, в Ялте она сделала все возможное, чтобы Андрея в последнее время видели в общественных местах, воспользовавшись его характером, желанием порисоваться, покутить. Она потребовала, чтобы он повел её на день рождения в ресторан. Да, она рисковала, но, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Именно она уговорила Полещука пойти к Исааку Борисовичу. Но уже перед самой встречей в ресторане сказала Полещуку, чтобы он ни в коем случае кольцо не продавал. Их видели вместе, Исаак Борисович в городе фигура известная. После этого вечера Полещука должны были убить. И все свелось бы к тому, что он ограбил Воропаевых и был убит при попытке продать драгоценности. А Лена с Кириллом скрылись бы с огромной суммой денег. А еще, того глядишь, и вернулись бы домой победителями мерзкого авантюриста. Но… исполнитель убийства сделал по-своему. Убив Полещука, он убил и Лену. И сделал все, чтобы нашли трупы, с настоящими паспортами, которые он им подбросил после убийства.

– Кирилл? – спросил Клементьев.

– Разумеется…

– Ну, Павел Николаевич, ты настоящий Шерлок Холмс. Эдакую грязь разгреб своим тонким умом…

– Ты погоди, – рассмеялся Николаев. – Оно, может быть, и не совсем так все… Могут быть нюансы…

– Могут, – загадочно хмыкнул Клементьев.

И тут же в машине зазвонил телефон. На проводе был Константин Гусев.

– Я из номера Кирилла. Тут записка, тебе адресована…

– Читай…

– «Уважаемый Павел Николаевич! Всю эту историю затеял я. Наш любовный треугольник привел к чудовищным результатам. Драгоценности давно уже были в надежном месте, и все это подстроено мной – и побег Лены с Полещуком, и взрыв машины, я своей рукой убил несчастных Мызина и Юркова. Я хотел отомстить Полещуку, но потом решил отомстить и ей, этой паскудной сучке, для которой нет ничего святого, кроме денег. Она умудрилась предать и меня, и Андрея, этого дурошлепа, до последней минуты своей нелепой жизни не понявшего, что его подставили, как последнего дурака… Я все продумал тщательно, кроме одного – я не смогу выдержать того зрелища, которое увидел сегодня в морге. Это оказалось выше моих сил. Я не скажу, кто именно осуществил эти два убийства, да это и не важно. И никто никогда этого не узнает, потому что я решил покончить с собой. А эти окаянные драгоценности, из-за которых пролито столько крови, будут лежать на дне Черного моря, там им самое место. Рукописи же и картины я спрятал в таком надежном месте, что их никто не найдет, и они будут лежать там до лучших времен, когда люди сумеют их оценить по-настоящему. Будь проклята эта жизнь, которая всколыхнула на поверхность самые гнусные человеческие качества – жадность, подлость, предательство. Я ухожу из жизни, а дело на этом можно считать законченным, так как больше нет никого – ни людей, участвовавших в нем, ни драгоценностей, из-за которых все это произошло. С уважением Кирилл Воропаев.» Вот такое письмо, Павел, нашел я на тумбочке около кровати в его номере… Еще есть письмо родителям и Вике. Там примерно то же самое… Кирилла ищут, но пока ничего…

– Ладно, действуй по обстановке, – проворчал Николаев и пересказал все Клементьеву.

– Говорил же я тебе, Павел Николаевич, что ты Шерлок Холмс… Здорово ты все расшифровал…

– Я… здорово, дальше некуда. Полещук погиб, Лена погибла, Кирилл, видимо, уже тоже… А я плетусь в хвосте событий и констатирую их…

… Константина Гусева они встретили прямо у дверей гостиницы.

– Ребята прочесывают близлежащие окрестности, – сообщил он. – Но, сам понимаешь, тьма тьмущая, лесная зона, черта с два тут что-то найдешь…

Пошли в номер, и Николаев прочитал второе письмо. А через минут десять в комнату ворвался Клементьев.

– Найден!!! – крикнул он.

– Живой? – встрепенулся Николаев.

– Нет, – опустил глаза Клементьев. – Выстрел в сердце. Его нашли неподалеку отсюда у обрыва над берегом моря. Тело отнесли в подсобку. Пошли. Там есть нечто любопытное…

Николаев, Гусев и Клементьев бросились вниз в подсобку. Там на спине лежал Кирилл в своем бежевом кашемировом пальто, испачканном весенней грязью. Пальто и пиджак были распахнуты, на белой рубашке с левой стороны расплылось огромное пятно крови.

– А вот это валялось рядом. – Клементьев подал Николаеву большую старинную шкатулку с инкрустацией, резьбой, украшенную камнями с четырех сторон. Внутри она была обита бархатом.

– Там были сокровища Остермана, – прошептал Николаев.

Швейцар гостиницы четко доложил, что видел Воропаева, выходящего из гостиницы в двадцать три ноль семь. В руках у него ничего не было.

– Странно, однако, – пожал плечами Клементьев. – Вышел пустым, встретился с кем-то, получил шкатулку и тут же застрелился.

– Застрелился ли? – глядя в сторону, тихо спросил сам себя Николаев.

… Экспертиза, произведенная на следующий день, дала четкий ответ. Кирилл Воропаев был убит выстрелом из пистолета Макарова примерно с расстояния метра. Смерть наступила около двенадцати ночи.

Но самое интересное было найдено утром на месте убийства – небольшой портфель, в котором лежали парик с черными волосами, накладные усы и борода и загранпаспорт на имя Владимирова Олега Ивановича с фотографией Кирилла с черными волосами, усами и бородой.

– Как обнаружили тело Воропаева? – спросил Николаев.

– Один из сотрудников, искавших ночью Кирилла, услышал вдалеке пистолетный выстрел. Он поспешил в ту сторону, но ночь… кусты, грязь, он плутал около часа. Когда он отходил от дороги, мимо него на большой скорости пронеслись две автомашины «Жигули» светлого и темного цвета. Номера на обоих были замазаны грязью.

– Пистолетный выстрел? – удивился Николаев. – Макаров-то с глушителем… И зачем самоубийце глушитель, это я ещё ночью в толк взять не мог… Да, спешили ребятки, спешили.. Кое-чего явно не доглядели. Нет, не собирался стреляться Кирилл Владиславович, а собирался он скрыться с драгоценностями или, что вероятнее, с наличными деньгами и банковским счетом за кордон. И все бы у них сошлось, если бы не этот портфель, который они впопыхах забыли. А забыли они его потому что был сделан ещё один выстрел. А стрелял-то, очень возможно, сам Кирилл. В своего противника. Да, совершенно другим был человеком этот Воропаев, чем тем, каким хотел казаться… Под хлюпика-интеллигента работал, и очень успешно, между прочим. Надо искать гильзу на месте убийства, я уверен, что она там…

– Экспертиза все равно бы доказала, что это не самоубийство, – заметил Гусев.

– Ну и что? Мы могли бы подумать, что его убили, когда он бросал или собирался бросать драгоценности в море, ну, выследили и убили, чем не версия? А вот портфельчик всю картину портит. И звук выстрела.

– Значит, драгоценности не на дне моря? – спросил Гусев сам себя.

– Да, разумеется, нет. У него с кем-то была назначена встреча. Там ему должны были передать деньги, загранпаспорт, камуфляж… Но он заподозрил неладное и выстрелил. Но… те оказались проворнее. Дальше по плану. Шкатулку бросили рядом, а портфель, содержимое которого свидетельствует о том, что он не собирался кончать с собой и выкидывать в море сокровища, впопыхах забыли.

… Вскоре пришло сообщение, что рядом на месте убийства, кроме гильзы от ПМ, обнаружена гильза от пистолета «Вальтер». Кроме того на обочине дороги километра в семи от места убийства Воропаева обнаружены «Жигули» темно-синего цвета. На сидении пятна крови. «Жигуленок» был угнан неделю назад из Краснодарского края. Перед этой машиной эксперты обнаружили следы протекторов другой машины.

– Вот они, два «Жигуленка», – сказал Николаев. – А в этой машине сидел раненый Кириллом. Полагаю, этот господин уже кормит рыб в Черном море.

… Николаев поехал в гостиницу и зашел к Вере Георгиевне.

– Как вы? – глядя в пол, спросил Николаев. Она стояла перед ним в черном джемпере и длинной старомодной юбке, бледная как полотно.

– Как? – попыталась улыбнуться она. – Сна не было, были кошмары… Как в фильмах ужасов… На моих глазах Лена превращается из ребенка во взрослую женщину, а потом… в то, что мы вчера видели. Когда мы летим в Москву?

– Вы летите сегодня в пятнадцать двадцать.

– А как с… Ну…

– Будут транспортированы этим же самолетом. Там вам помогут. Только вот Кирилл не сможет помочь вам в похоронах Лены.

– Что? Отказывается? Нервная система на выдерживает у этого хлюпика? Наверное, уже лег в какую-нибудь правительственную лечебницу на берегу моря?

– Да нет, Вера Георгиевна…, – замялся Николаев. – Дело в том, что его ночью убили.

– У б и л и?!!! Кирилла убили?!

– Да. Его нашли часа в два ночи на берегу моря. Убит выстрелом из пистолета.

– Интересные дела. Вот этого я уже никак не могу объяснить.

– Да и я не могу ничего объяснить. И права на это не имею.

– Да я и не спрашиваю… Просто размышляю вслух… Вообще, Павел Николаевич, мне ночью стали приходить в голову странные мысли – а не организовал ли Кирилл убийство Лены и Андрея? Узнал, что они в Ялте, а меня расспрашивал, так сказать, для алиби… Но если он организовал это убийство, то кто же убил его? Кто-то отомстил? А, может быть, сам себя? Совесть замучила, ну бывает же…

– Нет, не сам себя, – ответил Николаев.

– И я его не убивала. А вообще-то, честно говоря, была бы уверена, что это он – точно убила бы, без зазрения совести…

Они спустились вниз в кафе, где к Николаеву подошел Клементьев. Отозвал Николаева в сторону.

– Проведена экспертиза почерков Лены и Кирилла. Сличили с подписями на паспортах. Они идентичны.

– Да я, в общем-то, и не сомневался. Ладно, спасибо, Гриш.

Ему стал очень симпатичен этот, на первый взгляд, мрачный и малоразговорчивый человек, о котором он знал, что месяц назад он с двумя товарищами задержал пятерых вооруженных бандитов, державших в страхе весь Крым в течение полугода. Бывший афганец-десантник, он терпеть не мог рассказывать что-то про свои подвиги и страшно злился, когда его об этом расспрашивали…

Убийство Кирилла Верой Георгиевной из мести за дочь было гипотезой совершенно маловероятной, учитывая письмо Кирилла и предметы, найденные на месте преступления, но Николаев был обязан проверить и этот вариант. Но она из гостиницы никуда не выходила и никому не звонила – телефоны номеров Кирилла и Веры Георгиевны прослушивались.

Николаев проводил Веру Георгиевну до Симферопольского аэропорта, посадил в самолет. Погрузили и тела Лены и Полещука в цинковых гробах.

Николаев и Гусев провели в Ялте целый день, а к вечеру восьмого вылетели в Москву…

– Бывай, Павел Николаевич, – крепко пожал ему руку Клементьев. – Я тут ещё с этим делом поработаю…Для души, так сказать…

– Есть какие-то соображения? Поделился бы…

– Есть, – отвел взгляд Клементьев. – Но я пустословить не люблю… Проверю… А тебе посоветовал бы одну вещь.., – замялся он.

– Какую?!

– Да никакую, ладно, проехали… Приходит в голову черт знает что…, – улыбнулся Клементьев. – Пока. Счастливого полета….

… Десятого марта на Хованском и Востряковском кладбищах состоялось трое похорон. На Хованском в совершенно противоположных его концах хоронили Андрея Полещука и Кирилла Воропаева. На похоронах Полещука собралось довольно много народу – родственники, многочисленные друзья… Несли венки, было много и живых цветов. Толстую Зинаиду Андреевну поддерживали две её сестры таких же габаритов. Рядом шел Афанасий, вытирал огромным носовым платком слезы и тут же разглаживал могучие усы. После похорон поехали в квартиру Андрея на проспекте Вернадского на поминки. Теперь эта квартира по наследству переходила к его родителям. На неё также положили глаз двое братьев Полещука, старший и младший, оба статные гарные хлопцы. Они зловеще поглядывали друг на друга и по очереди шушукались с родителями. Столы ломились от яств, над ними хлопотали бесчисленные тетушки, сестрички, племянницы, снохи, золовки, свояченицы и добрые соседи покойного. Поминки затянулись далеко за полночь.

На похоронах Кирилла Воропаева народу было довольно мало. Вику отвезли к двоюродной сестре Владислава Николаевича. На кладбище были только мать, отец и двое молодых сослуживцев Владислава Николаевича. Еще приехал старый школьный приятель Кирилла. Они вчетвером и несли гроб. Опустили в могилу, постояли молча и уехали каждый к себе. Владислав Николаевич и Нина Владимировна поехали в свою квартиру на Фрунзенской набережной. Помянули Кирилла водкой и блинами с икрой, и, немного расслабившись от напряжения, несколько часов подряд тихо разговаривали. Было о чем – Николаев передал им письмо, адресованное им и рассказал, что мог о происшедшем в Ялте. Владислав Николаевич обнял жену за плечи, прижал к себе и утешал, как мог. А она утешала его.

А вот на Востряковском кладбище нести гроб было просто некому. Вере Георгиевне для этого пришлось нанимать мужиков с кладбища. Они запросили настолько много за эту услугу, что она от отчаяния стала приседать на землю. И они поглядели на нее, худенькую, плохо одетую, убитую горем женщину и согласились нести гроб бесплатно.

Отнесли гроб к могиле, могильщики опустили его в землю. Бледная, худая, прямая как палка, неподвижно стояла Вера Георгиевна над могилой, только вздрогнула, когда ей сзади на плечо опустилась рука.

Она обернулась и увидела Николаева. Лицо её несколько просветлело.

– Извините, опоздал, – сказал Николаев. – Мы бы помогли вам нести гроб, но у меня были срочные дела, а потом… стыдно сказать, я только что купил машину, и она заглохла в пути… Примите соболезнования…

– Спасибо, Павел Николаевич. У меня ведь абсолютно никого нет. Мама вот здесь, внизу, дочка будет повыше, старшая сестра в позапрошлом году умерла в Ленинграде…

– Мужу-то вы так и не сообщили?

– Сообщила все-таки, он должен был сегодня прилететь из Новосибирска. Но что-то его нет…А хотелось бы, мне так плохо, так одиноко… – Глухой стон раздался из её груди. – Не дай Бог никому… Мне не с кем даже Леночку помянуть… Доченьку мою…

Вера Георгиевна бросила щепотку земли в эту страшную яму. Могильщики стали забрасывать могилу землей.

Постояли, помолчали. И пошли к выходу.

На выходе из ворот кладбища на них буквально налетел невысокий мужчина в черном пальто с непокрытой, совершенно седой головой.

– Верочка, ты извини меня, но самолет задержался! – крикнул он, целуя Веру Георгиевну.

– Эдик, ты все-таки приехал, спасибо тебе.. Я так одинока… Познакомьтесь. Это следователь Павел Николаевич Николаев, он очень поддержал меня в эти ужасные дни. А это Эдуард Григорьевич Верещагин, мой бывший муж, отец Леночки. Он работает в Новосибирске главным инженером завода.

– Я директор, Верочка, – поправил её Верещагин. – Уже второй год. Впрочем, все это совершенно неважно…

Верещагин протянул руку Николаеву.

– Спасибо вам, Павел Николаевич. Верочка так одинока, у неё никого нет… Да, Вера, надо же, и Лариса умерла… Я не знал… Боже мой… – Он провел по лицу рукой. – Какое несчастье, какой кошмар… пойдем к могиле, Верочка, я хоть цветы положу…

– Ладно, Вера Георгиевна. Еще раз мои соболезнования. Хорошо, что вы сегодня не будете одна, – сказал Николаев и направился к своим товарищам, стоявшим у остановки. Но, подходя к остановке, Николаев почему-то обернулся. И в этот же момент обернулся и Верещагин, внимательно поглядев на Николаева. И почему-то, совершенно непонятно почему, Николаеву стало страшно от его пристального взгляда, он почувствовал в нем нечто неестественное, какая-то ледяная усмешка таилась в этих глазах, прятавшихся за роговыми очками. Мигом припомнились загадочные слова Клементьева при прощании. Но Верещагин быстро отвернулся, взял Веру Георгиевну под руку, и они медленно пошли к могиле…