Текст книги "Вышел киллер из тумана"

Сергей Рокотов, Григорий Стернин
Вышел киллер из тумана

Сюжет романа является авторским вымыслом. Любые совпадания случайны.

К скольким людям деньги липнут сами.

Григорий Стернин

Пролог

13 мая 2000 г.

Москва

Борис никак не мог понять, откуда взялось у него это непонятное, совершенно не свойственное ему чувство тревоги. Он проснулся с этим чувством, потом оно куда-то ушло, а теперь возобновилось с новой силой.

Было тринадцатое мая. Однако погода стояла далеко не весенняя. Уже третий день подряд моросил дождь, небо заволокли тяжёлые облака, с севера дул неприятный холодный ветер.

Подходил к концу его отпуск. Отпуск прошёл довольно бездарно: Борис посвятил его ремонту квартиры, а сегодня он должен был забрать родителей с дачи. Они трудились там с майских праздников, занимались посадками, а теперь должны были снова вернуться в Москву.

Проснувшись утром в своей холостяцкой квартире, находящейся в состоянии незаконченного ремонта, он вдруг ощутил, что ему ужасно не хочется в этот холодный дождливый день ехать в посёлок Румянцево, где находилась маленькая дачка и где проводили все лето, да и не только лето, его отец и мать. Но он понимал, что родители очень обидятся на него, если он не сделает того, что обещал. У него в принципе не было других близких людей, кроме них.

Жена Алена с двенадцатилетним сыном ушла от него полтора года назад. Их развод прошёл до обидного просто и буднично.

«Я полюбила другого, Боря», – сказала ему как-то вечером Алена.

«И кто же он?» – выдержав паузу, спросил Борис. Ему очень не хотелось, чтобы его голос в этот момент дрогнул. Он был ошеломлён и морально уничтожен. Эта фраза давно назревала, буквально висела в воздухе, но он не хотел верить, что она будет произнесена. Надежда умирает последней. И вот именно в эту минуту она умерла.

«Он занимается бизнесом», – спокойно ответила Алена, глядя Борису в глаза. На губах её застыла едва заметная улыбка.

«Вот как…» – произнёс Борис и откашлялся. Рука невольно потянулась к пачке сигарет на кухонном столе, но он тут же отдёрнул её. Ему очень не хотелось, чтобы Алена видела, как он нервничает. Он так и не закурил, выпил чаю и пошёл спать. Разумеется, заснуть не удалось, но все же он сумел сохранить лицо в эту тяжёлую минуту…

Вскоре Борис узнал, что избранник Алены не просто бизнесмен, а бизнесмен более чем преуспевающий. Владелец нескольких фирм, обладатель прекрасной квартиры в центре Москвы, шикарного загородного дома и прочих атрибутов преуспевания и достатка. Что он, Борис, мог противопоставить ему? Они с женой жили в двухкомнатной квартире в панельном доме в Строгино; пятнадцать лет Борис проработал оперуполномоченным уголовного розыска. Он уходил из дома в семь утра, приходил порой за полночь. Даже в выходные. Сын Виктор рос фактически без него. И жена жила без него. А она была ещё очень хороша в свои тридцать два года.

Через неделю после этого разговора бизнесмен осчастливил их квартиру своим посещением. Он удостоил Бориса своей дружеской беседы, был доброжелателен и вальяжен, популярно объяснил, что и Алене и Виктору будет гораздо лучше с ним, нежели с Борисом, что Алена будет жить в достатке, а Виктор получит прекрасное образование и не будет ни в чем нуждаться.

«Такие дела, старик, – улыбнулся бизнесмен, окидывая покровительственным взглядом убогую обстановку квартиры Ветровых. – Бывает», – добавил он.

Борис сжал зубы и ничего не ответил. А что он мог ответить?

«Она просто сволочь, твоя Алена! – кричала мать, узнав о готовящемся разводе. – Она сволочь и шлюха! Она никогда мне не нравилась, никогда!»

«Не надо так о ней, – прошептал Борис. – Не надо, я прошу тебя».

…И вот уже полтора года Борис жил один. Виктор учился в колледже в Англии, порой он писал отцу письма, даже спрашивал его совета в некоторых вопросах. А что он мог ему посоветовать? Быть честным, трудиться, не покладая рук, любить свою Родину, как делал всю жизнь он сам? И каков будет результат? Он понимал, что сын стал ему чужим и что с годами это отчуждение будет только расти. Отвечал, разумеется, пытался выглядеть в письмах счастливым и уверенным в себе человеком. А получалось или нет, судить не ему.

Борису Ветрову было тридцать девять лет. После развода с женой мало кто заметил в нем хоть какие-нибудь перемены. Он всегда был человеком сдержанным, малоразговорчивым, замкнутым. И тем не менее Борис стал совершенно другим. Он понял, что раньше был счастлив, ему было для чего жить. Теперь же он не видел в жизни никакого смысла. Все стало серым и тоскливым, таким же, как сегодняшний дождливый день.

Вскоре после развода с женой он ушёл из уголовного розыска, приняв предложение старого знакомого Юрия Васильевича Чернова, и стал работать в частном охранном агентстве «Витязь». Рабочий день был ненормированным, а служебные обязанности самыми разнообразными. Зарабатывать он стал, однако, значительно больше.

В начале мая Борис взял отпуск, так как никаких дел вроде бы не намечалось. Впрочем, Чернов мог позвонить ему в любой момент, и Борис был готов взяться за любое дело. Он и раньше ничего не боялся, смело шёл под пули, а теперь ему вообще стало нечего терять. Так что он был в любую минуту готов выполнить любое задание Чернова. А пока, чтобы заполнить вакуум, занялся ремонтом квартиры – не хотел, чтобы в ней царило холостяцкое запустение, не хотел перестать уважать себя. К тому же теперь у него были деньги на достаточно дорогие строительные материалы.

А позавчера ему позвонил Чернов. И дал новое задание. Оно было очень интересным, достаточно опасным и плюс к тому хорошо оплачиваемым, и Борис охотно взялся за него. Встретившись с клиентом, на которого должен был работать, он ещё больше заинтересовался этим делом. Да и человек этот оказался симпатичен. А работал Борис далеко не из одного лишь материального расчёта, он работал по вдохновению. У него была цель.

А сегодня у него имелось на руках такое, от чего могла зависеть судьба многих людей… И он должен был передать этот предмет одному человеку.

Раздался телефонный звонок. Борис вскочил с постели, поднял трубку.

– Здравствуйте, Борис Владимирович. Ну что, ваши планы не меняются? – раздался в трубке приглушённый басок.

– Нет, – коротко ответил Борис.

– Жду.

– Хорошо. До встречи.

Борис не был уверен, что раньше, когда он был женат, он стал бы заниматься этим делом. Знал, что все это достаточно опасно. Теперь же ему было все равно. Равнодушие, апатия… И злость. Нарастающая и нарастающая злость, непонятно к чему – к некой тёмной враждебной силе, мешающей ему жить, выбивающей почву у него из-под ног. Именно эта злость и руководила его действиями в последнее время…

«Плевать на все, – стиснув зубы, думал Борис. – Я должен сделать это, и я сделаю».

Встреча должна была состояться в пятнадцать часов на сорок восьмом километре Новорижского шоссе, около поста ГИБДД. Он должен был передать дискету этому человеку, только и всего. И ехать в Румянцево за родителями.

Только и всего?!

Он был опытным человеком и знал, что это очень опасно. Но ему плевать на опасность, ему в принципе было на все наплевать. И гораздо лучше ехать на эту встречу, чем за родителями на дачу.

Борис любил свою работу, он старался выполнять её честно, хотя делать это с каждым годом, с каждым месяцем, с каждым днём становилось все сложнее и сложнее.

За последние десятилетия ценности совершенно переменились, переменился и менталитет человека: человек переставал быть человеком, он становился диким зверем, алчным и жестоким, единым богом становился доллар, ради этих зелёных бумажек люди творили такое, чего невозможно было представить ни в каких страшных снах. Стоило только открыть газету или включить телевизор, как мощным потоком бил в лицо поток чудовищной информации. И от этой информации пропадало желание жить, а появлялось желание зарыться куда-нибудь в песок и ничего не видеть, ничего не слышать. Но это ощущение отчаяния порой сменялось совершенно противоположным – яростной жаждой борьбы, жестокой борьбы с этим культом наживы и насилия.

И именно ради этого Борис шёл на сознательный риск. Именно ради этого он сегодня ехал на сорок восьмой километр Новорижского шоссе.

Борис любил водить машину, за рулём он особенно ясно ощущал пульс жизни. В своё время, когда он работал оперуполномоченным МУРа, ему не раз приходилось участвовать в погонях, творить на машине какие-то невообразимые вещи, и, самое главное, он ни разу не побывал в серьёзных авариях, не получил за рулём ни одной травмы. В этом ему потрясающе везло, хотя он не раз был на волосок от смерти.

Пока Борис работал оперуполномоченным МУРа, он так и не сумел накопить денег на хорошую машину. Только теперь, после ремонта квартиры, он собирался купить «девятку». А тогда, десять лет назад, он, заняв денег чуть ли не у всех своих знакомых, купил «Москвич-2141», причём покупка этой машины очень обрадовала и его и Алену. Тогда у неё были другие критерии в жизни. Собственная машина принесла им всем немало приятных впечатлений. Они ездили на ней на дачу к родителям, ездили то в Ленинград, то в Крым…

Их семью считали счастливой. Впрочем, она таковой и являлась. Она была такой не менее десяти лет. И Алена уважала работу мужа, считала её почётной мужской работой.

Но наступили новые времена, и ориентиры стали меняться. Образовалась пропасть между имущественным положением людей. Появилась возможность сравнивать. Поменялись ориентиры и у Алены. И довольно быстро.

Началось с того, что она уволилась из института, где преподавала английский язык, и перешла на работу в солидную коммерческую фирму. И вскоре Борис увидел воочию происходящие с ней перемены.

Во-первых, она стала зарабатывать больше, чем муж. Одно это уже было неприятно и унизительно. Она стала гораздо лучше одеваться, по-другому разговаривать. Затем жена стала нервной и раздражительной, начала позволять себе резкие выпады в адрес мужа. Он понимал, что между ними вырастает стена отчуждения. В его груди закипала обида. Борис умело скрывал эту обиду, считал недостойным для мужчины выяснение отношений, расспросы с пристрастием, скандалы.

Она сама начала давно назревавший разговор. И все стало предельно ясно буквально в один момент. Иллюзии мгновенно испарились.

Борис потерял почву под ногами, хоть и стеснялся себе в этом признаться. Но это было именно так…

С тех пор, как жена с сыном ушли от него, жизнь стала совсем другой – какой-то серой, бессмысленной. И только совсем недавно он снова почувствовал интерес к жизни.

Чувство долга – громкое слово. Но другого слова Борис не мог подобрать. Он был должен. Он был должен сделать это. Передать дискету одному человеку. Очень важную дискету. Человека, которому он должен был её передать, звали Андрей Стрельцов.

Борис взялся за это опасное дело не просто с охотой, но даже с удовольствием. Он чувствовал пульс жизни, чувствовал, что делает важное дело… Но откуда эта тревога, откуда это предчувствие беды? Это ощущение не было похоже на обычное будоражащее душу волнение перед ответственным и опасным делом, это было нечто иное…

Полдня он убирал квартиру, отчищал от краски полы, выносил на помойку пустые банки и остатки обоев. И постоянно поглядывал на часы. Время тянулось невероятно медленно, Борису не терпелось скорее сесть за руль и поехать на встречу. И то и дело в душе просыпалось то самое чувство тревоги, которое появилось у него ещё с утра.

И вот наконец время настало. Он быстро оделся и спустился вниз к машине. Завёл двигатель.

Борис уверенно и профессионально вёл машину по московским улицам. Рядом, на правом сиденье, лежал кейс, в котором находилась та самая дискета. А в правом боковом кармане пиджака – пистолет Макарова с полной обоймой патронов.

Он поглядел в зеркало заднего вида. Вдруг ему показалось, что за ним постоянно следует зелёная «девятка», очень грязная. Номер был также забрызган грязью, прочитать его оказалось невозможно…

Потом зелёная «девятка» скрылась в потоке машин, и Борис решил, что ему показалось, никакой слежки не было. Хотя, разумеется, её вполне можно было ожидать. Но мысли его неумолимо перенеслись совсем в другое русло. Перед глазами вдруг встали лица родителей, изрезанное морщинами лицо отца, проникновенные глаза матери. Он понимал, что, кроме них, у него теперь никого не было на свете. Ему стало стыдно за то, что он в последнее время так редко навещал их, даже в свободное время. Ему не хотелось представать перед родителями неудачником, бобылём, не хотелось видеть жалость в их глазах… Поэтому ему и сегодня не хотелось встречаться с ними.

Борис пересёк Окружную дорогу. И тут снова мелькнула перед глазами зелёная «девятка».

«А ведь она и в самом деле пасёт меня. Это не совпадение… – закусил губу Борис. – >Ну что же, этого вполне можно было ожидать…»

«Девятка» приблизилась почти вплотную. Стекла в машине были тонированными, и разобрать, кто сидит внутри, не удавалось.

Борис прибавил газ, пытаясь оторваться от преследования, но «девятка» легко, без напряжения продолжала двигаться следом на том же расстоянии. Он понимал, что силы неравны, что двигатель у его старенького «Москвича» на подвиги не способен.

Но что, собственно говоря, хочет тот, кто сидит за рулём «девятки»? Такое ощущение, что он чего-то выжидает, следует на одном и том же расстоянии, но не больше…

Надо было позвонить Стрельцову и предупредить его. Ведь их встреча вполне может не состояться. А ведь Борис обязательно должен передать ему дискету, он считает это делом чести… Только как позвонить? Он и так выжимает из машины все, что возможно, скорость достигла уже ста десяти километров в час, больше «Москвич» просто не потянет, его и так всего трясёт, такое ощущение, что он вот-вот развалится.

Борис резко ушёл вправо, подрезав грузовик. И тут же ушёл ещё правее. «Девятка» дёрнулась за ним, но слегка отстала. Борис вытащил из кармана телефон и нажал кнопку памяти телефонной книги. На связи был Андрей Стрельцов.

– Вы где? – спросил Борис.

– Я только что свернул на Новорижское шоссе. На Ленинградском проспекте была пробка.

– Мне осталось пятнадцать километров. За мной «хвост»…

– Этого вполне можно было ожидать. Что за машина?

– Зелёная «девятка», стекла тонированы, номер не разобрать…

– Я прибавлю скорости. Держись, брат. Я скоро… Давай. Оторвись от него. Поверь мне, это очень, очень важно… Сделай все, что возможно…

– Постараюсь, – усмехнулся Борис и поглядел в зеркало заднего вида. «Девятка» снова была уже совсем рядом.

А вокруг машин нет, грузовики давно безнадёжно отстали.

– Ну, дружище, ну, – шептал Борис, до предела выжимая педаль акселератора. – Ну давай, давай, всего восемь километров до поста ГАИ…

«Москвич» весь дрожал и вибрировал от непомерной для него скорости, но большего сделать не мог.

Из окна «девятки» показалась рука… В ней пистолет… Борис мгновенно правой рукой вытащил из кармана свой «ПМ» и положил рядом на сиденье.

Из окна «девятки» раздались два хлопка, два почти бесшумных выстрела по колёсам.

«Москвич» дёрнулся и неумолимо понёсся вправо… Полетел в кювет…

«Не успел, не успел», – шептал в жуткой досаде Борис, пытаясь сгруппироваться. Теперь он понял, почему у него с утра было это чувство тревоги. Это была не та веселящая тревога, когда он шёл на дело, это было предчувствие беды.

«Москвич» перевернулся два раза и снова встал на колёса.

В салоне жутко запахло бензином.

Борис получил несколько ударов и синяков, но в общем-то был невредим. Он попытался открыть дверь, но её заклинило.

А из «девятки» уже бежал к нему высокий мужчина в чёрной кожаной куртке.

И пистолета рядом, естественно, уже не было. Он свалился куда-то под сиденье. Борис нырнул вниз, стал шарить рукой по полу. Где же пистолет? Где же он? Где?!

Отчаявшись найти пистолет, он попытался вылезти через левую дверцу.

Но киллер был уже рядом.

Вот его лицо. Обыкновенное, незапоминающееся. Злые бесцветные глаза, прямой нос, тонкие губы… Вот она – его смерть. Разве в таком обличье он представлял свою смерть? Её никто никак не представляет, пока она не придёт к человеку. И только тогда перед ним приоткрывается на какое-то мгновение зловещая тайна бытия. И это озарение он уносит с собой в могилу.

Пистолетное дуло, направленное Борису в лоб.

Перед глазами его на какое-то мгновение встали лица родителей. Они ждут сына, они любят его. Что будет с ними?

Раздался негромкий хлопок.

Он не успел ничего почувствовать.

Пуля попала ему в лоб…

Киллер достал кейс через выбитое стекло и быстро побежал к своей машине.

И тут же раздался взрыв. «Москвич» загорелся ярким пламенем.

А зелёная «девятка» мигом исчезла с места происшествия. Резко развернулась и на огромной скорости помчалась в сторону Москвы.

И никто ничего не видел…

Живой, мыслящий, чувствующий человек в считаные минуты превратился в кусок обгорелого мяса. Он до последней секунды продолжал бороться. Теперь все было для него кончено…

Такова злая гримаса судьбы. Судьба оказалась против него.

Моросил дождь, по мокрому шоссе спешили по своим делам люди в автомобилях, и в общем-то никому не было никакого дела до того, что рядом, в кювете, в груде металла, которая недавно была автомобилем «Москвич», горит человек, Борис Ветров, взявший, как выяснилось, на себя непосильную ношу…

Жизнь со всеми её проблемами, радостями и тревогами продолжалась. Теперь уже без него.

Минут через двадцать у обочины притормозила белая «семёрка». Из неё вышел высокий худощавый мужчина в серой ветровке. Сделал несколько шагов. Но к горящему «Москвичу» близко подходить не стал. Он и так все видел отсюда. Все было ясно. Он уже ничем не мог помочь…

– Да, мы, кажется, и впрямь ввязались в серьёзное дело, – прошептал он и снова сел за руль своей машины. Огляделся по сторонам. Усиливающийся дождь, мокрое шоссе, машин кругом нет. Только «Москвич», горящий в кювете. И мёртвый человек на переднем сиденье.

Он ещё раз взглянул на горящий автомобиль, выжал сцепление и тронул машину с места.

Ему не удалось увидеть Бориса Ветрова живым. Он не был с ним знаком. Не мог даже представить себе, каким он был…

А перед глазами встало другое лицо – толстое, добродушное, глядящее на него наивными голубыми глазами. Он выплывало откуда-то издалека, из детства, из безмятежного далёкого детства.

Он словно бы слышал голос оттуда:

– Андрей! Андрей! Я тону!!! Помоги!!! Помоги!!!

– Помогу, – прошептал Андрей и прибавил скорости. – Обязательно помогу, дорогой Олег, дорогой мой друг…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Много лет назад. Город Волжанск.

– Андрей! Андрей! Помоги! Я тону! – разрезал речную тишину отчаянный голос Олега.

Андрей Стрельцов остановился, развернулся на плаву и, разрезая воду уверенными движениями, быстро поплыл назад в сторону берега. Через несколько мгновений он уже был около барахтающегося в воде друга.

– Ну что?! – крикнул на ходу Андрей. – Что случилось?!

– Я устал! – фыркая и задыхаясь, бормотал Олег. Он делал судорожные движения руками, предпринимая отчаянные попытки не уйти под воду. – Не могу больше! Помоги!

– Ляг на спину, отдохни.

– Не могу, меня тянет вниз…

– Не потонешь, оно в воде не тонет, – буркнул Андрей, хотя вовсе не был уверен в своих словах. А вдруг бы и впрямь потонул, как прошлым летом один парень из их школы? Дело-то нехитрое, и все происходит очень быстро, буквально в считанные мгновения… – Держись за моё плечо, – сказал он.

Он помог другу добраться до берега, и вскоре они сидели рядом и глядели на особенно широкую в этом месте Волгу. Но Андрей мог переплыть её даже в этом месте.

– Дожить до тринадцати лет на Волге и толком не научиться плавать – это надо уметь, – проворчал Андрей, смачно сплёвывая на песок.

– Почему это я не умею? Я умею, просто у меня судорогой ногу свело, – оправдывался, все ещё тяжело дыша, смущённый Олег. – С каждым такое может произойти.

– Умеет он… Ни хрена ты не умеешь! Сидел бы дома, толстый… А если бы на самом деле потонул – что бы я тогда сказал твоим родителям? – продолжал ворчать Андрей. – И вообще, что попусту языком молоть, я тебе жизнь спас – с тебя кружка пива.

– Пива я тебе куплю, не называй меня только толстым, – пробубнил Олег.

– Ладно, не буду…

Они быстро оделись и побежали к стоявшему неподалёку на высоком косогоре пивному ларьку. Там собралась чудовищная очередь. В городе Волжанске было чудесное «Жигулёвское» тёмное пиво, но отличительной особенностью этого славного города являлось то, что в ларьках вообще не было кружек, и любители пива приносили тару с собой. В основном, это были пол-литровые банки, за неимением таковых не брезговали и консервными. Друзья об этом прекрасно знали, и в загашнике у них была видавшая виды пыльная, захватанная пальцами банка с отбитым куском стекла.

Проблема состояла в другом. Очередь была минимум на час. Это никуда не годилось, потому что уже через полчаса Олег должен быть дома, родители у него люди очень строгие и опозданий не терпели…

– Андрюха, я не могу так долго стоять в очереди, – жалобным голосом произнёс Олег.

– Если бы не я, ты бы сейчас рыб в Волге кормил, – разозлился Андрей. – И вообще бы никогда домой не пришёл. А теперь он, видите ли, домой спешит… Ладно, давай деньги, выручу тебя ещё раз.

Он взял у друга смятый рубль, подошёл к началу очереди и стал вглядываться, нет ли там знакомых лиц. Обязательно должен кто-то быть, ларёк ведь находился совсем недалеко от их дома. Быть такого не может, чтобы никого не было… Ага, точно, есть знакомые! Андрей увидел опухшее небритое лицо дворника из их дома, дяди Равиля, высовывающееся из-за чьей-то могучей спины. Дядя Равиль был близок к победному концу и, уже совершенно изнемогая от нетерпения, вертел в руках свою банку, в которой через несколько минут должно было пениться холодное «Жигулёвское» пиво.

– Дядя Равиль, пропусти, – подошёл к нему Андрей. – Холоденького хочется.

– Не рано ли тебе пиво пить? – метнул на него тот быстрый взгляд своих раскосых глаз.

– А тебе не поздно на водку у меня занимать? – вдруг обозлился Андрей. Ему вообще было свойственно взрываться с полуоборота при явной несправедливости с чьей-то стороны. Тогда он пер напролом, невзирая ни на какую опасность.

– Когда это я у тебя занимал? – злобно прищурился дядя Равиль.

– Как это когда?! – обалдел от его наглого вранья Андрей. – А в прошлом месяце? Я пятнадцать бутылок сдал в приёмный пункт и как раз тебя встретил. Тогда-то ты был добрый, вежливый, не то что сейчас, – криво улыбнулся он. – Рубль двадцать я тебе дал. А ты до сих пор не отдал, между прочим…

– А ну, пошёл отсюда, шпана! – замахнулся на него дядя Равиль.

– Отдавай рубль двадцать немедленно! – сжал кулаки Андрей, вставая в боевую позицию.

– Ты чего тянешь, парень? – вмешался здоровенный бугай с живописными наколками на мощных руках, стоящий впереди Равиля. – Сейчас быстро тебе хавало начистим… Пошёл отсюда!

– Ладно, ладно, – решил разрядить обстановку Равиль, прекрасно помня, что он действительно должен пацану рубль двадцать. – Это мой знакомый. Давай свою банку.

– Другое дело…

У Олега был целый рубль. На него можно было купить пять пол-литровых банок пива. Что они, разумеется, и сделали…

И домой явились часа через четыре в весьма плачевном состоянии, поскольку захмелевший дядя Равиль раздобрился и подлил им в банки немного водки. А ни о какой закуске, естественно, не могло быть и речи.

… – Ну как? – спросил Андрей на следующий день в школе Олега.

Тот промолчал, только поглядел на друга весьма печальным взглядом своих голубых глаз. Андрей все понял. Мать Олега была очень строгой, властной женщиной, скорой на расправу…

Как давно все это было! Было ли это вообще?! Было, наверное, только в каком-то другом мире, другом измерении… Такое ощущение, что с тех пор прошло не четверть века, а целые столетия.

«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…»

Только сейчас, в минуту опасности, Андрей осознавал, как он любит своего старого друга, как Олег дорог для него. И он сделает все возможное, чтобы его спасти. А попал он, надо сказать, в весьма скверный переплёт…

Они были совсем разными, и, наверное, именно это и сделало их такими близкими людьми. Оба были совершенно непохожи друг на друга и внешне и внутренне.

Андрей Стрельцов был старше Олега Хмельницкого всего на три с половиной месяца, а порой и им самим, и окружающим их людям казалось, что, как минимум, на три года, настолько опытнее и солиднее выглядел Андрей, рослый, мускулистый, спортивного сложения. И толстый, рыхлый Олег с детства привык быть ведомым. Впрочем, он и не стыдился этой роли. Он знал, что физически сильный, горячий и ничего не боящийся друг никогда не оставит его в беде.

Отец Олега работал в конструкторском бюро ведущим инженером, мать – там же экономистом. Олег был единственным ребёнком в семье. Воспитывали его по всем правилам, он отчитывался перед матерью во всех сделанных уроках, дополнительно занимался музыкой и английским языком. Но… в те годы двор и улица были тоже неплохими воспитателями, они вносили свою весомую лепту в формирование характера человека.

У Андрея был брат Саша, младше его на три года. Отец Андрея служил в КГБ, дома бывал мало, впрочем, как и мать, работавшая врачом-рентгенологом в военном госпитале. Ребята были предоставлены самим себе.

Городок был небольшой, все друг друга знали, все находилось рядом – и школа, и магазин, да и Волга неподалёку…

Жила семья Стрельцовых в двухкомнатной квартире двухэтажного дома ярко-жёлтого цвета, стоящего на крутом косогоре. Из их окон на втором этаже была видна Волга.

Семья Хмельницких раньше тоже жила в этом доме, а не так давно получила благоустроенную квартиру в новом доме, но совсем неподалёку, буквально в десяти минутах ходьбы. Все были знакомы друг с другом, все было под рукою, все было своё, родное и надёжное. И никому не было суждено знать, какие перипетии ждут их всех совсем скоро…

А пока они были веселы и безмятежны, бегали в школу, гоняли на пустыре в футбол, плавали в Волге, катались на лодках, пили из пол-литровых банок холодное тёмное пиво, словом, были заняты своими немудрёными проблемами.

Как же все было тогда легко и просто! Какой удивительной кажется теперь та жизнь! Хочется ли её вернуть?

С одной стороны, разумеется, хочется. Хоть на денёк бы вернуться в далёкие семидесятые, отвлечься от всего того, что навалилось сейчас на плечи. Но с другой стороны, как не хочется снова переживать то, что пришлось пережить, заново решать порой кажущиеся неразрешимыми проблемы. Только бы хоть на денёк, на часок окунуться в ту жизнь, зарядиться от неё ощущением детства, покоем, счастьем. И опять в бой, опять один на один с жизнью, с её суровыми законами.

Времена не выбирают. К сожалению? К счастью?

Им было хорошо вдвоём. Они всегда находили общий язык, понимая друг друга с буквально с полуслова.

Стоило им только взглянуть друг на друга, как оба понимали, что думает в этот момент другой. У них не было секретов друг от друга. Вся жизнь протекала на глазах, открыто.

Андрей ещё в начальной школе стал активно заниматься спортом, то лёгкой атлетикой, то боксом, а в девятом классе увлёкся биатлоном. Он даже получил звание кандидата в мастера спорта. А Волгу запросто переплывал в самом широком месте. Сумел все-таки научить прилично плавать и Олега. Хотя тот был в принципе совершенно чужд спорту, постоянно пытаясь достать справку об освобождении от занятий физкультурой в школе.

Олег рос толстым увальнем, добрым и отзывчивым. А вот драться совершенно не умел и не испытывал ни малейшего желания научиться, испытывая отвращение ко всяким потасовкам.

– Не представляю себе, как это можно кулаком ударить живого человека в лицо, – недоумевал он.

– А мёртвого что, можно? – смеялся над его словами Андрей.

– Несёшь черт знает что, – обижался Олег, глядя на друга своими ясными голубыми глазами.

Классе в восьмом к нему прилипла кличка Хмель. И не только из-за фамилии. В младших классах его величали гораздо хуже – Жиртрест. А вот именно в восьмом-девятом классе он полюбил пиво и употреблял его в немалых количествах. Приучил его к пиву Андрей, но он-то как раз со временем охладел к пенному напитку, всерьёз увлёкшись спортом. А Олег всегда был готов с банкой в руках отстоять немалую очередь, чтобы потом с великим наслаждением попить тёмного холодного пива. И внешне он стал напоминать молодого Вакха. Каштановые кудряшки, большие голубые глаза, при принятии третьей кружки покрывавшиеся некой загадочной поволокой, да и комплекция тоже соответствующая.

Хмеля никто не обижал, потому что знали – за него всегда заступится резкий взрывчатый Стрелец. За друга он мог сделать с обидчиком все, что угодно.

Как-то раз они попали в изрядную потасовку, находясь довольно далеко от дома, где их никто не знал. Олега задели, он своим забавным видом вызывал постоянное желание у ищущих приключений пацанов придраться к нему. Стрелец заступился, полез в драку, противников было пятеро, их всего двое. Драка была нешуточной, и надо сказать, что не спасовал и Олег и пару раз прилично стукнул некоего злобного прыщавого паренька, особенно активно наседавшего на него, своим увесистым, хоть и мягким на первый взгляд, кулаком в челюсть. От второго удара паренёк полетел на землю, а Хмель испуганно поглядел на друга: как, мол, это могло получиться?

Затем подошли какие-то мужики и разняли их. А всю обратную дорогу Олег сокрушался, не покалечил ли он паренька. Андрей смеялся над ним, прикладывая пятак к фонарю под правым глазом. У Олега фонари были под обоими глазами.

– Как же это, однако, мерзко бить человека в лицо, – говорил Олег. – Только дегенераты могут получать от этого удовольствие. Его челюсть такая твёрдая, как камень. А затылком он ударился о мостовую. Он же мог умереть от внутренней гематомы. Мне, кстати, твоя мама рассказывала о подобном случае.

– Не боись, не сдохнет, ещё нас с тобой переживёт, такие не подыхают, – ухмылялся щербатым ртом Андрей, в душе гордясь поступком своего друга. Передний зуб ему выбили несколько раньше, он вообще был активным участником кулачных побоищ. Любил и другие приключения и сам искал их – вылезти, например, ночью из окна и убежать купаться на Волгу или обследовать заброшенный дом на окраине города, где по слухам водились привидения, а то и угнать чью-нибудь лодку. Олегу же все это было совершенно чуждо, больше всего он любил книги, любил понежиться на диване, посмотреть телевизор…

А вот учёба не увлекала Андрея. И особенно тяжело ему давались гуманитарные предметы – литература, история, русский язык. Олег настойчиво и упрямо предлагал другу позаниматься с ним. Поначалу Андрей воспринимал это в штыки: «Что я тебе, дебил какой-нибудь?! Не дурей тебя, сам справлюсь!» А потом вдруг согласился на очередное предложение, и они подолгу сиживали дома то у одного, то у другого за учебниками. С восьмого класса Олег стал особенно упорно заниматься английским языком и достиг в этом немалых успехов.