Текст книги "Имя звезды"

– Извините, – обратился я к девушке-секретарше, – дайте мне, пожалуйста, первую анкету, я всегда забываю индекс… и… правильное написание маминого посёлка, откуда она родом.

– Да пожалуйста… – ответила секретарша, и отдала мне первую анкету.

Стараясь не делать это видным, я принялся просто списывать анкету Соколова. При этом мне надо было ещё и повторить почерк Соколова, который сильно отличался от моего. (У меня есть почерк! Значит, когда-то я не мало писал). Вышло не очень удачно. Мне удалось повторить наклон и размер оригинального почерка Соколова, и немного стиль начертания, но вышло, в общем и целом, непохоже. Поэтому, я сначала вернул секретарше оригинал, дождался, пока она его вложит в бумаги, а потом передал и свою версию. Она лишь бегло просмотрела мою подделку, проверяя, все ли поля заполнены, и спрятала эту анкету в другую папку с документами. Слава Богу, обе анкеты разделились. Главное, чтобы они никогда не встретились.

А потом она достала уже готовый пропуск, в который вклеила одну из фотографий Соколова, поставила печать, дала мне расписаться на пропуске и в карточке получения, и заламинировала пропуск в пластик. После этого она вручила его мне, и сказала:

– Проход через турникет по штрих-коду на обратной стороне пропуска. Всё, идите, Соколов.

Поблагодарив, я отправился в общежитие. Мне предстояло ещё занести интенданту свои гражданские вещи на хранение.

Во входном зале и коридорах общежития мне попалось уже гораздо больше народу, чем в первый раз. Там проходили, прохаживались, и пробегали самые разные кадеты, в том числе и старшие – и парни, и девушки. Из всех я знал сейчас только своих соседей – Олега и Женьку, и ту безымянную девочку с тёмно-зелёными глазами. Но её я так и не встретил, а Олег и Женька были в нашем кубрике, и приделывали на стену, над Женькиной кроватью, плакат с видом Тобольского Кремля, и надписью: «Тобольск – столица Сибири».

Я собрал свои вещи, которые уместились в один пакет, и отправился в дивизион материального обеспечения. Когда я удалялся от общежития, меня догнала она. Так просто случайно я бы опять её не встретил, просто она увидела меня, и свернула в мою сторону.

– Что так скромно? – спросили тёмно-зелёные глаза, указывая рукой на мой маленький пакет.

– Это все мои вещи, – ответил я.

– Как так? – не поняла девушка, – так мало вещей?

Я даже не знал, что объяснять, и переключился на другой вопрос:

– Может быть, давай познакомимся? А то как-то неудобно рассказывать про своё имущество неизвестно кому. Меня Ярослав зовут.

– Ой, ладно, не нужно мне твоё имущество, – девушка отвела в сторону глаза, – Это я так. Извиняюсь, если что. Меня зовут Дарья, Даша.

– Ну, ладно, – ответил я, – Пойду, сдам вещи. Увидимся ведь ещё.

– На построении, как всегда, – ответила она, и пошла в сторону общежития.

Я сдал свою скромную одежду интенданту, и вернулся назад. Дашу я уже не увидел. Она, конечно, ушла к себе, на женскую половину общежития. На нашей половине по коридорам деловито пробегали парни-кадеты, решая свои дела по обустройству в своём новом доме. Когда из динамиков прозвучал сигнал к отбою, все быстро разбежались по своим кубрикам.

Мы, трое, улеглись в свои кровати…

Я обдумывал своё положение, пытаясь понять, что теперь изменилось относительно моей прошлой неизвестной жизни. Мне оставалось только прислушиваться к своим чувствам. От былой страшной тревоги остался только отголосок, и какая-то тень в душе, словно нечто выглядывало из-за угла, и смотрело на меня. Я сделал вывод, что нахожусь сейчас в безопасности, но однажды, какой-то неверный шаг может вытолкнуть меня из этой безопасности, и поставить один на один с неким неведомым явлением. Надо обдумывать все свои действия. И тщательно вживаться в образ Ярослава Соколова – это будет хранить меня. Может быть, когда-то я пойму, в чём дело, вспомню своё прошлое, но именно тогда и рухнет моя защита; и к тому моменту я уже должен быть готов к встрече. С чем?

День второй. Знакомства

Сигнал подъёма.

Мы начинаем быстро одеваться – форма одежды спортивная, она же повседневно-бытовая. Заправляем кровати. По коридорам идут наставники, и подгоняют нас. На весь сбор четыре минуты.

Первый курс, выгоняют на пробежку. Сегодня день физического теста, и утренняя пробежка сегодня усиленная – это первый тест. Перед этим у нас, у всех, замерили давление и пульс.

Мы стартуем на стадионе, и бежим по периметру территории кадетского корпуса, забегаем в парк, и петляем по его дорожкам. Здесь, в парке, уже начинаются разделения на лидеров и отстающих. Я где-то ближе к лидерам. Впереди меня, довольно бодро, бегут две девчонки. Я пытаюсь их обогнать – не выходит, не дают проходу. Ладно, буду бежать за ними. Наконец, одна из них оглядывается на меня, и говорит:

– Не люблю, когда дышат в спину!

– Притормози, – отвечаю я, – и будешь ты дышать мне в спину.

– Да как бы не так!

– Эй! – я слышу позади себя смех и голос какого-то парня, – Вы что там задумали делать, что в спину дышать будете? Только не при людях!

Парень продолжал смеяться, и этот смех стоил ему сбитого дыхания, из-за чего он сразу отстал. Но и девушки тоже засмеялись, но темпа не сбавили.

Однако моя физическая форма оказалась лучше, чем у девушек: они умели хорошо бегать, но выносливость у них была похуже, чем у меня. Спустя две минуты я начал их догонять, и обогнал. Они молча пережили это, ничего не говоря. Я стал уходить в отрыв.

До финиша на стадионе я добежал далеко не первым, но позади меня осталось народу ещё больше.

– Фамилия!? – крикнул мне инструктор, стоящий у финишной черты с секундомером и списком.

– Соколов! – отвечаю я.

– Имя!? – грозно уточнил инструктор, – Соколов – это не Кржижановский, Соколовых много может быть!

– Ярослав!

Инструктор отметил в списке мой результат, и крикнул мне:

– Свободен!

Потом были подтягивания, отжимания, и приседания. После этого назначили перерыв тридцать минут перед следующей частью физического теста. Перерыв был посвящён замерам давления и пульса у кандидатов после физических нагрузок. Разрешили попить воды. Осталось совсем немного времени до конца перерыва. Я видел, что многие ребята общаются друг с другом, это значит, что они знакомы уже не один день. Только я один, пожалуй, почти никого не знал. Я отыскал Олега и Женьку. Они были не вместе, а порознь, общались с другими парнями. Я пошёл в сторону Женьки, не намереваясь вмешиваться в его беседу. Он заметил моё движение, и сам подозвал меня.

– Ну что, не сдох на пробежке? – спросил он.

– Нормально пришёл, – ответил я, – совсем не последний.

– Подтягивание, отжимание – сколько раз?

– Десять подтянулся, двадцать восемь отжался.

– Средне, – оценил Женька, – Ну, тоже хорошо.

Потом я увидел Дашу, и направился к ней. Она занималась укладкой своих волос, несколько потерявших порядок после физических упражнений. Даша не могла решить, на какую сторону сделать хвост – налево, или направо.

– О, чем обязана? – удивлённо спросила она.

– Ничем, – ответил я, – просто кроме тебя ещё никого не знаю. Ну, кроме парней по комнате.

– Аааа. Ну и… как пробежка?

– Успешно. Не последний.

Я не стал спрашивать про её результат, я только помню, что она осталась где-то позади.

Нам снова объявили построение для продолжения физтеста.

Теперь мы должны были преодолевать полосу препятствий. Я, далеко не с самым лучшим результатом, прошёл все препятствия, но были кандидаты, которые срывались с каната, или не могли преодолеть с первого раза высокий забор. Потом, в тренажёрном зале, физинструктора испытывали наш вестибулярный аппарат. Нас вертели на круглой табуретке, называемой кресло Барани, и в колесе. Удовольствие ещё то! Хорошо, что нас сегодня лишили завтрака, а то было бы ещё хуже. После кресла Барани, и колеса, когда нас шатало, как пьяных, мы должны были постоять на одной ноге, пройти по прямой линии, начерченной на полу, и написать от руки текст на листе. Когда я начал писать текст под диктовку, инструктор, вдруг, спросил у меня:

– Соколов, вы же левша?

Я застыл с ручкой в своей правой руке, и похолодел. Он это просто так спрашивает, увидев мой дрожащий почерк, или знает, что настоящий Соколов левша? Я этого не знал. Отвечать надо быстро. Я чувствую, что этот вопрос не мог просто так возникнуть, где-то известно, что Соколов левша.

– Да, – ответил я, – Только я, это… Ещё и правой могу… немного. Меня учили.

– Напрасно, – сказал инструктор, – Зачем переучивать? Ладно, достаточно.

И он забрал у меня лист.

Нас опять построили, и сделали перекличку: Фамилия – вид спорта, самочувствие на данный момент. Отзываясь на свою фамилию, надо назвать вид спорта, которым занимался, и коротко оценить своё самочувствие после нагрузок и издевательств над вестибуляркой: отличное, хорошее, удовлетворительное, плохое, и просто паршивое. Многие из кандидатов занимались каким-либо спортом, и это стало для них плюсом при отборе в кадетский корпус. Хорошо, что я помнил: Соколов – велосипедист.

– Соколов! – назвал инструктор.

– Я. Велоспорт. Хорошее.

Кто спортом раньше не занимался, отвечали «нет».

Очередь дошла до Даши:

– Акулинова!

– Я. Художественная гимнастика. Отличное.

Мои друзья по кубрику тоже были причастны к спорту. Олег играл в хоккей, а Женька занимался боксом, о чём и не подумаешь, глядя на его не особо мощную фигуру.

Нам раздали наши медицинские карты, с которыми нам теперь следовало идти в медблок, сдавать анализы. Получив свою медкарту, я, наконец, смог её изучить, и нашёл в разделе «Психофизические особенности» запись: леворукость. Да, Ярослав Соколов был левша. И мне теперь придётся им стать. Ведь это я теперь Ярослав Соколов. Я, конечно, могу говорить, что владею обеими руками, меня научили… Но, если меня попросят написать что-то левой рукой, то это будет провал… Да, теперь придётся учиться писать левой, да ещё и другим почерком, и не забывать вообще всё делать левой рукой. Эх, не легко быть Ярославом Соколовым!

Перед обедом нас всех отправили в бассейн, только для того, чтобы просто выяснить, кто умеет, а кто не умеет плавать. Я плавать умел, да. Всё про себя приходится узнавать заново. Интересно, Соколов умел плавать? Если нет, то теперь умеет. А та девочка, что не любит, когда ей в спину дышат на пробежке, оказалась неумеющей плавать. При всём своём кажущемся гоноре, она не постеснялась сделать попытку проплыть, но была извлечена инструктором из бассейна обратно. Другие ребята, не умеющие плавать, даже и не пытались. Инструктор собрал таких отдельно, и коротко им объяснил:

– Дружеское участие – лучший учитель. Я, конечно, займусь вашим обучением, но если вы найдёте себе товарища, умеющего двигаться в воде и не тонуть, то он научит вас лучше меня.

После команды разойтись по раздевалкам, я подошёл к этой девочке, пока она не ушла, и, отвлечённо глядя на воду, негромко предложил:

– Хочешь, научу…

– Что? – фыркнула она, – Найдётся, кому учить!

– Ну… вот я и нашёлся.

– Других ещё хватает!

Я повернул к ней голову. Она от меня и не отворачивалась. Обеими руками она отжимала свою мокрую косу.

– Хорошо, если другие есть, – ответил я, – Но, если что, я тоже могу…

Она была симпатичная. Не красивая, а просто симпатичная. Высоковатая, русая. Оказывается, мне такие нравятся.

– Тебя зовут как? – спросила она, смягчившись.

– Ярослав. Соколов.

– А ты меня Таня зови, – ответила она.

– А что, тебя и по-другому звать можно? Ну… ты так ответила…

– А другим приходится! – звать меня по-другому, – ответила она со снисходительной улыбкой.

– Как это? – не понял я.

– В общем, меня Таня зовут, Иванова! Да и всё! – ответила она, и направилась в сторону женской раздевалки.

Таня, так Таня.

На этом физкультурное тестирование закончилось, и мы были допущены в столовую. Остаток дня прошёл в свободном времяпровождении – что было исключением сегодня, как нам объяснили, – и это время я посвятил знакомству с обширной территорией кадетского корпуса. Мы обошли её всю вместе с Олегом. Я сказал, что здесь раньше не был (и это правда), хотя настоящий Соколов здесь был прошлым летом на ознакомительных сборах. Олег рассказал, что это место – бывший старинный Центр подготовки космонавтов, который действовал по назначению ещё на заре советской космонавтики. Позже появился новый, более оснащённый и усовершенствованный Центр подготовки космонавтов, Звёздный Городок, а этот Центр подготовки законсервировали. В наше время его снова привели в порядок, и основали здесь кадетский корпус Отряда Космонавтов. От «звёздного городка» кадетский корпус унаследовал исследовательские лаборатории, тренировочные и испытательные комплексы. Здесь даже есть действующая центрифуга для перегрузочных испытаний, барокамера, и водяной бассейн для отработок действий в невесомости. И мы через всё это пройдём? Пройдём!

Отбой в 22:00. К этому времени все кадеты должны быть в общежитии, чтобы в течении пяти минут после команды «отбой» исчезнуть в своих кубриках. Мы успели.

Я лежал, плуприкрывшись лёгким летним одеялом и, естественно, думал. Сегодня я многое узнал, но так и не узнал самого для меня главного: кто я и откуда? Конечно, я бы вспомнил, если бы имел способность вспоминать более чем на три дня назад. Но в моей голове словно стоял каменный занавес, разделяющий мой мозг на две неравные половины: огромная долгая неизвестность, и маленький кусок прошедших трёх дней. Мысленно я пытался вернуться к тому моменту, когда осознал себя на дороге. Если я смогу чётко представить себе это, то смогу «думать назад» ещё дальше – так мне казалось. Но моё проявление из прошлого на пустой дороге происходило, как выход из горячечного бреда – какое-то время тогда я был в полуобморочном состоянии, понимая только, что надо быстрее передвигать ногами. Окружающую среду я не воспринимал вообще. Когда сознание полностью вернулось ко мне, я не мог и вспомнить, как долго я так осознанно иду, и куда мне теперь мысленно возвращаться. Сейчас, лёжа в кровати, я прилагал немалые мыслительные усилия, чтобы задвинуть себя как можно дальше назад по той дороге. И когда я приближался к какой-то границе, неуловимой моим сознанием, но ощутимой подсознанием, ко мне начинал подкрадываться тот же страх, что гнал меня тогда вперёд. Это можно сравнить с тем, как человек боится даже только представляет свой прыжок с крыши на крышу между домами, и мысленно содрогается от такого воображаемого шага, только у меня это отторжение было ещё сильнее. Меня даже холодный пот прошиб, когда я попытался, в воображении, конечно, развернуться на той дороге лицом назад, туда, откуда пришёл. Боже, да что же там такое было!?

С большим облегчением я оставил попытки вспомнить прошлое, и уснул.

День третий

Сегодня нас ждёт психологическое тестирование. После утреннего построения и поднятия флагов под музыку государственного гимна, нас отправили в столовую, на завтрак. Психологическое тестирование можно проводить и на сытый желудок. Нас рассадили в учебных классах учебного крыла, по одному человеку за стол, и раздали каждому по толстой папке с бланками тестов. Там было 466 вопросов. Нам даже шариковые ручки выдали по две штуки, а не по одной. Вдруг, не хватит одной ручки на все 466 вопросов. На всё задание отводилось три часа. Неуспевающие получали дополнительное время, но это дополнительное время тоже влияло на результат теста. Я уложился в отведённый срок. Многие вопросы в тесте были рассчитаны на спонтанный ответ, не задумываясь. Я это понял, и так и отвечал – не задумываясь.

После перерыва, нам объявили следующий тест по психологии – на обучаемость. Нас посадили в одну большую аудиторию с пятью ярусами столов. Вместились все. Воспитатели рассадили нас, чередуя парней и девушек. Поскольку девочек было меньше, то они располагались не везде, но со мной рядом оказалась одна из них. Стремительная стройная азиатка маленького роста, с чёрными, как космическая бездна волосами, собранными в два хвостика, и чёлкой, полускрывающей тёмно-карие, с изумительным узким разрезом, глаза.

– Привет, – нейтрально сказала она мне, подсаживаясь рядом.

– Привет, – ответил я.

Но разговаривать уже было некогда. Нам объявили, что сейчас будет испытательный урок математики. Нам предстоит усвоить тему, которую мы ещё не изучали, но будем проходить. Потом мы все напишем коротенький экзамен по пройденной за 35 минут теме. Мы получили по чистой тонкой тетрадке, и теперь ждём учителя. Воспитатели вышли, а учитель ждать себя заставил не долго.

Открылась дверь, и в аудиторию вошла преподаватель, женщина среднего возраста в строгом костюме. Она не спеша проследовала к кафедре, положила на неё несколько своих книг и тетрадей, и отошла к доске, повернувшись к аудитории.

– Здравствуйте, – спокойно сказала она.

– Здравствуйте… – насторожено ответили кадеты.

Преподаватель кивнула, и сказала:

– Сегодня мы будем проходить тему «Комплексные числа». Записывайте, или запоминайте. После урока будет проверочная работа.

Она оправила русые волосы, и взяла мел.

– Итак, комплексное число, это число вида…

И её рука плавно вывела на доске: z=a+bi

В этот момент, неожиданно, из динамиков, развешанных на стенах, начали доносится какие-то звуки, похожие на скрип ржавых ворот. Все кадеты немедленно повернули головы к стенам.

– Где а и b это действительные числа, – продолжила учительница, не обращая внимания на звуки, – символ i – так называемая мнимая единица – это символ, квадрат которого равен минус один. Как вы знаете, квадрат натуральных чисел не может принимать отрицательное значение. Мнимое число i придумано как число, которое на это способно. Сейчас я записала комплексное число в алгебраическом виде, но существует ещё показательный, и тригонометрический вид записи комплексных чисел.

Странный звук из динамиков сменился на музыку, которая немедленно сменилась на голос диктора, ведущего какую-то новостную передачу. Было похоже, что кто-то перебирает радиостанции на радиоприёмнике. Но голос диктора сменился на истерический смех, а такое по радио не передают.

– Записываем! – строго сказала учительница, словно она ничего не слышала.

И все дружно уткнулись в тетради, записывать слова преподавателя. А в динамиках снова зазвучала музыка, перебиваемая какими-то голосами. Звуки были умеренной громкости, и не мешали слышать слова учителя, хотя сильно отвлекали из-за постоянной смены темы. Все уже поняли, что это часть теста.

– С комплексными числами можно совершать такие-же математические действия, как и с натуральными числами, – бодро продолжила преподавательница, – сложение, умножение, вычитание, и деление. Но, прежде чем разобраться в этих действиях, разберёмся с наглядным представлением комплексного числа – это очень помогает. Смотрим все сюда!

Из динамиков опять смех, теперь многоголосый, как в цирке, потом рёв какого-то животного, и снова человеческий голос, похожи на какой-то базарный разговор.

Кадеты подняли глаза на доску.

– Комплексное число можно представить в удобном геометрическом виде, – радостно сообщила учительница, и принялась чертить систему координат с вектором, исходящим из нулевой точки.

Динамики продолжали издеваться над нами, издавая то музыку, то разную человеческую речь, привлекающую внимание своим содержанием.

Потом, прохаживаясь вдоль своего чертежа, учительница подробно рассказывала, что здесь есть что, и периодически обращалась к аудитории:

– Это понятно? Не понятно, спрашивайте, потом ведь проверочная работа.

Кадеты неловко ежились. В голове была каша из комплексных чисел и песен в разных жанрах.

– Итак, мы видим, что отсюда получается тригонометрическая форма записи комплексного числа, – сделала вывод учительница из своих подробных объяснений, – и она имеет вид…

И на доске, под какие-то крики, звуки грозы, и голос футбольного комментатора, появилась тригонометрическая запись комплексного числа. Дальше учительница показывала, как выполнять математические действия с комплексными числами в тригонометрическом виде. Она говорила об этом столь складно – словно стихи читала, что выдавало в ней настоящего профессионала в математике. Наблюдая, как ловко выводится формула Муавра, можно было подумать, что это возможно сделать только под беспорядочные вопли динамиков.

– А теперь попробуем самостоятельно решить простенький пример, – сказала преподавательница тоном доброй сказочницы из детской телепередачи, – Запишите это, и решите…

Она написал на доске пример сложения в простом виде, и пример умножения в тригонометрическом виде разных комплексных чисел. Мы все принялись пытаться что-то делать в своих тетрадях, хотя в голову ничего не лезло. Преподавательница, покинув кафедру, не спеша поднялась к ученикам, и принялась прохаживаться между рядами, заглядывая в тетради. Она останавливалась возле некоторых, и что-то подсказывала. У иных что-то спрашивала, и те пытались что-то отвечать. Она оказалась возле меня и моей соседки, и склонилась над нашими тетрадями. Она указала пальцем на одну строчку в моей тетради:

– Вот здесь неправильно. Подумайте. Ещё раз посмотрите на доску.

Она заглянула в тетрадь моей соседки. У девочки она тоже нашла ошибку, и задала ей наводящий вопрос. Та, зажмурив глаза, с трудом ответила.

Наша учительница ещё долго ходила между рядов, пока не убедилась, что все кандидаты как-то справились с этим заданием. Она вернулась обратно к кафедре, и, заложив руки за спину, повернулась к аудитории.

– Вопросы есть, кадеты? – спросила она, – У нас осталось несколько минут, чтобы повторить. А ну-ка, кто скажет, что такое модуль комплексного числа? Вот вы, допустим!

И она указала, как мне показалось, на меня. Я начал медленно подниматься на ватных ногах, но, оказалось, она вызывала девушку, которая сидела на два ряда ниже. Я сразу успокоился и, вдруг, стал всё хорошо понимать. Девушка не смогла ответить на этот вопрос, а я, пробежав глазами по доске, вспомнил, что это такое – модуль комплексного числа. Может быть поднять руку и ответить? Но преподавательница уже сама объяснила это ещё раз.

Прозвенел звонок.

– Сразу приступаем к проверочной работе! – провозгласила преподавательница, – Двадцать пять минут!

Она закрыла створки доски, и на их обратных сторонах оказалось несколько примеров с комплексными числами в разных видах, и нам предстояло это решить. Напрасно мы надеялись, что динамики замолчат. Они продолжали звучать, постоянно меняя темы.

Опять прозвенел звонок – проверочная работа закончилась.

Учительница оторвалась от созерцания окна, и указала три раза:

– Вы, вы, и вы, кадет, – соберите со своих рядов все работы, и принесите мне. Да, да, и вы – повторила она мне, – вы же пытались встать отвечать. Ну, тогда соберите работы.

Я только молча кивнул. Моя соседка тут же протянула мне свою тетрадку. «Кадет Татьяна Ли» – прочитал я на обложке. Я собрал все тетради в своём ряду, и спустился к кафедре. Я вручил ей свою стопку тетрадей.

– Спасибо, кадет, – сказала она, скользнув взглядом по моему лицу, и вышла из аудитории.

После того в аудиторию сразу вошёл воспитатель, и объявил перерыв – один час. Мы все вышли в коридор.

– Ну и как? Кто что написал? – услышал я издевательский голосок Даши Акулиновой.

Потом я наткнулся взглядом на Женьку, и тот в ответ изобразил «улыбку» плечами – этакий пожим, означающий: ну и угораздило же нас. Я согласно кивнул, и, повернувшись, увидел Таню Ли, свою недавнюю соседку на уроке математики.

– Ну… решили? – спросил я её.

– Не знаю, – ответила она, – Первый раз учила эту тему.

– Вас ведь Татьяна зовут?

– Да. Просто Таня. Но Тани в математике не лучшие, чем… Вас как зовут?

– Ярослав.

– … чем Ярославы. Так что, хотя я и Таня, мне это никак не поможет лучше разбираться в этих хитрых числах.

– Просто я увидел имя на обложке тетради, – пояснил я.

Вдруг, маленькая ладошка похлопала меня сзади по плечу, и я снова услышал задорный голос Даши:

– Избранник! Ха-ха! Оруженосец!

Я не придумал что ответить, молча посмотрел на неё, заставив её саму замолчать, а потом сказал:

– На моём месте могли бы оказаться и Вы.

– Хм… Да, – согласилась Даша и снова засмеялась

– Идёмте на крыльцо… – спокойно предложила Таня Ли.

Все кадеты уже потихоньку потянулись наружу. Я, в итоге, ни к кому не присоединился, и остался сам по себе. До выхода я так и не дошёл, а остался созерцательно изучать большой панорамный стенд во входном зале учебки. На стене, над стендом, раскинулась длинная надпись аршинными буквами: «Через тернии – к звёздам»; а на самом стенде были представлены, собственно, сами эти «тернии» – учебные планы для всех курсов. Планы были начертаны в виде блок-схем, и потому наглядно было видно, что за чем мы будем постигать.

Прошло больше часа, я уже тоже выбрался на крыльцо учебного крыла (здесь все функциональные объекты назывались крыльями). Присев на одну из многочисленных скамеек у входа, я просто ждал. Наконец, громкоговоритель призвал нас всех в большую аудиторию.

Без всяких указаний почти все сели снова так, как нас садили на тестировании, и мы с Таней Ли снова оказались рядом.

Перед нами выступил главный психолог Кадетского Корпуса.

– Что такое, кандидаты? – спросил он, – Тест на обучаемость практически провален! Ваши работы уже проверены – это ужас! Но, кандидаты, не впадайте в панику. Этот тест не станет для вас препятствием для зачисления в кадеты, а будет вам уроком. Нет, не математики, а уроком того, что не только вы наблюдаете окружающую действительность, но и окружающая действительность может весьма агрессивно действовать на ваше сознание и ломать под себя ваши мысли и настроение, и происходить это будет весьма неожиданным образом. Область деятельности, в которую вы собираетесь войти, как раз изобилует такими неожиданными состояниями человека при решении сложных задач. Завтра будут объявлены выводы приёмной комиссии, и оглашён список зачисленных.

В столовую, на ужин, отправились строем, построившись в три отряда. Каждый отряд вёл воспитатель-наставник. Ходить строем мы толком ещё не умели, и наставники только напоминали держаться ровнее, дабы привыкали, для начала. В столовой я вспомнил, что ложку мне надо держать в левой руке, и вспомнил, что на уроке математики совершенно забыл, что я теперь левша. Надо постоянно помнить об этом, и учиться писать левой, и тренировать подпись Соколова. Подпись можно делать и правой рукой, для точности, ведь я уже придумал легенду, что был научен писать и правой рукой.

После отбоя я опять уснул не сразу. Теперь я думал о том, что погибшего Ярослава Соколова уже нашли, и опознали. Если это так, то сообщили об этом домой, в Омск. Значит, скоро из Омска должны позвонить в КК РОК, и сообщить, что будущий кадет Соколов погиб… Что тогда делать? Здесь ответят, что Соколов прибыл собственной персоной, а я должен буду говорить по телефону с его родителями. Меня сразу выдаст чужой голос. Хорошо, что я выбросил в лес телефон Ярослава. Может быть его и не опознают. Для родителей я останусь живым Ярославом, который просто потерял телефон. У меня было сложное чувство: я видел себя виноватым перед Ярославом, и в то же время я избавлял его родителей от горя утраты сына… если я смогу выдать себя за него. А если не смогу… А если и смогу, то всё равно это временно. Мне было страшно подумать об этом. Грядущего утра я ждал со страхом – мне казалось, что в этот день всё откроется, и меня ждёт провал…

Я так и не уснул ночью. Мой разум был занят борьбой с неизбежным, с тем, что мне казалось неизбежным.