Текст книги "Опасность предельного уровня"

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Видавший виды «Ту-134» прибыл в аэропорт «Ханкалу» утром, еще в темноте, и быстро вырулил с взлетно-посадочной полосы на стоянку, заняв место между двумя военно-транспортными «анами», стоящими под разгрузкой. Вместе с группой Согрина летели в длительную командировку сменить работающих в Чечне товарищей шестеро «альфовцев». Народ неразговорчивый, и все общение при посадке в самолет состояло из короткого вопроса Сохно и такого же короткого ответа командира группы майора Султанова. Потом короткого вопроса командира группы майора Султанова и короткого ответа Сохно.

– Бывали уже там?

– Бывали... А вы?

– В основном там и бывали.

У «альфовцев» своя задача, они в отличие от спецназовцев ГРУ летели не на конкретную операцию, но посматривали группы одна на другую с уважением, не стараясь вникнуть в чужие дела. И, не зная, что им предстоит в Чечне и когда, после взлета все предпочитали загодя по возможности выспаться.

В Ханкале прямо к траппу подали автобус для «альфовцев», те предложили подвезти и спецназовцев, но Согрин уже увидел приближающийся «уазик» – полковник Мочилов, как и обещал, в ночь занялся обеспечением группы Согрина, вопреки привычке заниматься этим делом загодя.

– Нас встречают.

На базе спецназа ГРУ в Грозном у группы Согрина имелось свое небольшое помещение, и, к счастью, помещение еще не успели отдать кому-то другому, поскольку сам Согрин с товарищами уже не собирался сюда возвращаться. Но возвратиться пришлось.

Дежурный по базе ждал их и сразу отправил полковника к штабным картографам за получением карт, а двух подполковников на склад, где прапорщик-кладовщик со щегольскими усиками уже подготовил комплект всего необходимого для долговременного рейда.

– Перегружаешь, старик, – проворчал Сохно молодому прапорщику. – Я здесь навечно селиться не собираюсь.

И безоговорочно отодвинул половину выделенных продуктов. Патроны, впрочем, и гранаты взял в полном комплекте. Не столько по надобности, сколько по привычке. А потом долго возился, выбирая себе веревку. К веревкам у Сохно всегда была особая привязанность, и этому вопросу он уделял внимание обязательно. Кордебалет проверял заряд аккумуляторных батарей для ночного прицела своего «винтореза» и ПНВ[6]6
  ПНВ – прибор ночного видения.


[Закрыть] бинокля полковника.

За этим занятием их и застал полковник Согрин, торопливо пришедший вслед за своими офицерами. Сразу стал загружаться сам и остальных поторопил:

– Договорились с вертолетом. Группа из прокуратуры и телевизионщики вылетают... Мы с ними... Быстрее... Машина ждет...

На обратной дороге в Ханкалу спецназовский «уазик», не проявляющий смущения перед выбоинами дороги, обогнал «Газель» с надписью «телевидение».

– В РОШ[7]7
  РОШ – региональный оперативный штаб по проведению контртеррористической операции на Северном Кавказе.


[Закрыть] все равно заскочить не успеем, – посетовал Согрин.

– А нам там и делать нечего, – пожал плечами Сохно.

– Обстановку бы на всякий случай узнать.

Но в РОШ они не поехали, опасаясь опоздать на вертолет, где они были не штатными пассажирами, а просто попутчиками без права задержки. Вертолет мог вылететь и без них. Впрочем, телевизионщиков пришлось ждать еще двадцать минут после посадки. Руководитель следственной бригады не по годам седой подполковник был уже в курсе дела и получил приказ выдавать спецназовцам полную информацию. Согрин сразу приступил к инструктажу – какие конкретные вопросы интересуют его во время стандартного допроса. Подполковник, пользуясь тем, что вертолет, хотя и завертел уже винтами, все же вибрирует не так сильно, как в полете, эти вопросы внес в свой блокнот.

Телевизионщики загрузились быстро. Закрыли дверь. Вибрация винтокрылой машины усилилась, пилот начал «выбирать обороты», и только по внезапно наступившему крену большинство поняло, что вертолет уже в полете...

* * *

«Комедия» со съемками материала для новостных телевизионных программ затянулась, и хорошо еще, что телевизионщики в отличие от киношников не имеют привычки снимать дубли. Пора уже было и к допросам приступать, потому что потерянное время часто бывает невозможно компенсировать. Впрочем, Согрин с офицерами не стали наблюдать «комедию», а сразу взялись за читку протоколов предварительных допросов, и попутно сами «допрашивали» местного опера, который давал пояснения по всем неясным вопросам. Но предварительные допросы сводились в основном к одному: где находится в настоящий момент Юрка Шкурник с остатками своего отряда. Этот вопрос был вполне закономерен, поскольку, как сообщили приезжим, ночью люди из отряда Юрки Шкурника пытались произвести нападение на дом капитана милиции Ахмата Хамкоева. Тревогу подняла собака, и Хамкоев, вовремя сориентировавшись, потому что был насторожен, застрелил одного из нападавших, некоего боевика Али Паленого, чей труп лежал сейчас в подвале горотдела милиции, и уже предупреждены были родственники Паленого, что им предстоит прийти на опознание.

Сдавшиеся боевики одинаково указали место обычной базы Юрки Шкурника и две дополнительные базы, куда, впрочем, из-за отдаленности он сейчас уйти не мог. По общей версии, Шкурник подозревал, что часть его отряда готовится сдаться властям, и загодя забрал у всех документы. А когда они все же сговорились и ушли, Шкурник с оставшимися восьмерыми верными ему боевиками остался на ближайшей базе и не решился преследовать десятерых. Они тщательно следили, не будет ли преследования, и не заметили его. Более того, группа, подготовившись к сдаче, три дня сидела в лесу под Гудермесом и вела переговоры с капитаном милиции Хамкоевым, который действовал с санкции начальника городского управления МВД, но своему руководству пока не докладывал, потому что не был уверен в окончательном результате.

– На поиски Табиба кто-то отправился? – поинтересовался Сохно.

– Милицейский взвод, – сообщил опер.

– Всего-то? Они и окружить не сумеют.

– Мы еще ночью сообщили Рамзану Кадырову. Он приказал отправить милицейский взвод и, в свою очередь, высылает два вертолета со своими людьми. У него к Шкурнику свой счет. Шкурника приказано брать живым.

– Они «возьмут» только его голову, – сказал Кордебалет. – Не знаю, как голова без тела может оставаться живой... Она не сможет дать показания, которые нам очень нужны.

Опер помрачнел, хотя прекрасно знал, что все будет именно так.

– Это их проблемы, – задумчиво сказал полковник Согрин. – Не нам вмешиваться в местные традиции. Меня другое интересует. Давно в ваших краях не было слышно про Джабраила Алхазурова?

– Давно не слышно. – Опер с удовольствием перевел разговор на другую тему. – По слухам, он осел где-то за границей. По крайней мере, семья у него в Германии, имеет дом и живет не слишком бедно... Наверное, и он где-то рядом. Его в международный розыск не объявляли.

– А вот это зря. Материалов для представления достаточно.

Такой вывод, судя по выражению его лица, оперу не понравился.

– Его у нас в народе любят.

– А этот... Капитан Хамкоев. Он, кажется, родственник Джабраила Алхазурова?

Опер пожал плечами:

– По большому счету, в какой-то степени мы все здесь друг другу родственники. Кажется, у Хамкоева и Алхазурова жены сводные сестры... Матери у них разные, отец один... Точно я не знаю. Может, и еще какое-то родство есть. А что вас Джабраил волнует? Он к этому делу отношения не имеет.

– Ни один из сдавшихся боевиков не упоминал его имени?

– Нет. – Опер был даже удивлен.

– Ну и ладно, – улыбнулся Согрин, прекращая разговор.

Улыбка была редким гостем на его обычно сосредоточенном сухом лице. И потому в ее искренность верилось легко.

До начала основных допросов оставалось время, Согрин отпустил опера вместе с протоколами предварительных допросов, которые ничего спецназовцам не дали, и достал карту Гудермеса. Ткнул пальцем.

– Толя, вот дом Хамкоева. Вот, за забором, бывший дом Джабраила Алхазурова. Походи там, полюбопытствуй. Тем более там ночью стреляли. Осторожнее только, собаку не обижай. Если будет возможность, дай своим знакомым сигнал, что ты здесь. Пусть готовятся.

Знакомые – это осведомители. Никто, естественно, не захочет официально признать себя осведомителем. Встречи могут состояться только в темноте, без чужих взглядов и чужих ушей.

Сохно согласно кивнул, засунул карту в карман и вышел.

– Пойдем и мы, – сказал полковник.

– Куда? – не понял Кордебалет.

– Я хочу посмотреть на того человека, что стрелял в Ахмата Хамкоева. Или в которого стрелял Ахмат Хамкоев. Как его... Али Паленый...

Джабраил Алхазуров, расставшись с Ахматом, который сразу вызвал милицию, сидел в своей комнате при выключенном свете, с ключом в замке и с пистолетом на столе перед собой. Пистолет он смазывал за несколько часов до стрельбы, и сейчас, в темноте, представлял, что по белой скатерти растекается небольшое масляное пятно. Он представлял себе это пятно очень явственно и сосредоточивал на нем все свое внимание, чтобы не нервничать из-за присутствия в доме, в соседней комнате, ментов, которые очень бы хотели поймать его, из-за суеты в саду, где сейчас множество людей осматривали место происшествия.

Джабраил уже осознал существенную ошибку, которую допустил, и Ахмат тоже не заметил этой оплошности. Но может найтись дотошный мент, который обратит внимание на то, что Ахмат встретил вызванную милицию с автоматом в руках. Автомат числится на нем, и это никого не смутит. Но какой дурак стреляет в темноту из автомата одиночными выстрелами, когда противников несколько? Здесь нужна очередь, только очередь... Причем очередь длинная, потому что противников больше. Нервная система любого человека заставит его, вопреки боевым навыкам, дать длинную очередь, чтобы оградить себя от встречной стрельбы. Сам Джабраил, еще в бытность свою полевым командиром отряда, на случай непредвиденной встречи с противником в ночном рейде всегда выпускал вперед человека с ручным пулеметом, потому что у пулемета высокая скорострельность, и он может наносить урон больший, чем автоматная очередь. Даже больший, чем очереди из нескольких автоматов. И не дает возможности противнику, шарахающемуся в сторону, самому очередью ответить. А тут... Одиночный выстрел... Похож, к сожалению, на прицельный, потому что при стрельбе «с живота» пули не так ложатся. Здесь выглядит так, что стреляли от плеча... Плохо... Но и это еще не все... Пуля... Если будет вскрытие, если будут извлекать пулю... Предположим, Ахмат сможет отговориться, что стрелял из пистолета. Тот же калибр – девять миллиметров, – что и у штатного ментовского «макарова». Но любой эксперт сразу отличит короткую пулю «макарова» от серьезной и увесистой, удлиненной пули «беретты-92». Но это все будет, скорее всего, завтра, если будет вообще... Сегодня судмедэкспертам не до различия пуль. И не будет, возможно, даже вскрытия, потому что дело кажется предельно ясным, мотив покушения очевиден, а героев дня не подозревают, как подозревали бы любого другого. Тем не менее, если кто-то из прибывших по вызову оперов окажется излишне дотошным, возникнет какое-то сомнение, и вскрытие могут произвести. Если произведут вскрытие и обнаружат пулю от «беретты», ее, конечно же, пошлют на баллистическую экспертизу, чтобы определить ствол, из которого стреляли, если он зафиксирован в картотеке. Каждый ствол, как пальцы руки человека, имеет собственные отпечатки. И эти отпечатки переносятся на пулю. Идентифицировать пистолет Джабраила Алхазурова можно без проблем, потому что этот пистолет «засветился» много раз, и его подробное описание наверняка имеется в картотеке любого антитеррористического подразделения, точно так же, наверное, как и его отпечатки пальцев.

Это беспокоило. Не тем, что сейчас вот произойдет разоблачение и кто-то, выломав ногами дверь, ворвется в комнату с автоматами на изготовку. Нет... Любая экспертиза – дело долгое, кропотливое, требующее тщательности и перепроверки. Время уйдет, сам Джабраил будет уже далеко и будет делать свое дело, которому многие постараются помешать. Но ему совсем не надо, чтобы ему мешали...

Беда в том, что здесь останется капитан милиции Ахмат Хамкоев, тогда, может быть, уже и майор милиции Ахмат Хамкоев, и все подозрение падет на него. И вопросы Ахмату будут задавать прямые, резкие и по существу. Вопросы, подкрепленные данными экспертизы. Сможет ли он ответить так, чтобы не сдать Джабраила? Надо подумать... Может быть, и есть вариант хитрого ответа... Не все сразу приходит в голову. Если будет что-то подходящее для оправдания, необходимо будет это обсудить с Ахматом, и даже, возможно, отрепетировать вероятный допрос. Если варианта не найдется... Что ж, тогда с Ахматом придется расстаться... Хорошо, что у Джабраила остался в наличии такой человек, как Урусхан. Урусхан по своей природе идеальный «чистильщик». Он умеет убрать любые следы так, что десять следственных бригад одного волоска в качестве улики не найдут и заподозрят в «зачистке» любого, только не его...

* * *

Во дворе свет зажгли, чтобы лучше было видно – все три сильные лампочки, что выведены на открытую летнюю террасу. Наверное, теперь видно стало хорошо, только на что им там смотреть, кроме трупа, который уже, судя по звукам, через калитку перетащили.

Свет через штору и в комнату тоже проникал. Растворял полумрак, как вода растворяет молоко. Там, во дворе, много людей, и к окну лучше не подходить, хотя оттуда, со света, никто не увидит человека в комнате, спрятавшегося за шторой. Джабраил по-прежнему сидел за столом и был внешне спокоен. Он и внутренне тоже был спокоен, потому что заставлял себя быть спокойным. Во всем доме только один Алан от такой ночной суеты готов был, кажется, с ума сойти. Лаял и лаял не переставая. Ахмат его, судя по металлическому звону, на цепь посадил. Цепь хозяин теперь за дерево цепляет. Раньше она к будке крепилась, но однажды Алан протащил за собой через половину двора и тяжеленную будку. Теперь Ахмат приспособил вместо якоря дерево – корни за землю держатся прочно. Пес с цепи рвется, того и гляди, металлические звенья разлетятся. Хорошо тогда ментам достанется. Да и поделом... Любопытно было бы посмотреть... Если сорвется Алан, Джабраил не вытерпит, выглянет, чтобы картиной полюбоваться...

На скатерти росло масленое пятно. Пистолет был хорошо, без жадности смазан, как Джабраил всегда смазывал оружие. И масло, когда он лежал на боку, стекало из-под кожуха затвора. Джабраил пристально смотрел на это пятно. Сейчас, при включенном во дворе свете, его было уже хорошо видно. И пятно помогало думать. Смотришь вроде бы на пятно и даже сосредоточиваешь на нем внимание, чтобы отделиться от того, что за стеной и за окнами происходит. И не думаешь о том, что там происходит. Но о другом все-таки думаешь, потому что о другом не думать нельзя. Слишком важный это вопрос, чтобы оставить его без решения.

Как и зачем оказался Юрка Шкурник или, может быть, его люди без самого Юрки, здесь, в саду Джабраила? Что им там надо было? Конечно, так удачно придуманная версия о том, что Шкурник решил отомстить Ахмату, для самого Джабраила значения не имеет. Внешне она привлекательна и бесспорна. Но действительности соответствовать не может, потому что Юрка сам этих людей послал к Ахмату. И Джабраил это понимал хорошо. Юрка Шкурник получил свою оплату сполна и никакого желания отомстить иметь не может. Не за что ему мстить.

Тогда зачем он сюда появился? Зачем?..

Ну уж, точно не ради Ахмата.

Ахмат для Юрки Шкурника вообще – никто. То есть человек, которого можно не замечать, стоя к нему вплотную. Шкурник и не замечал капитана милиции никогда. Хотя наверняка знал, что тот работает на Джабраила.

Но если он приходил не ради Ахмата, значит, он приходил ради самого Джабраила!

Это выглядит еще глупее и еще более непонятно... Зачем может понадобиться Табибу Джабраил, с которым он так недавно и так мирно расстался?

Но ведь понадобился же...

Джабраил подробно «прогнал» в уме всю сегодняшнюю встречу с Косым Шкурником, эпизод за эпизодом, начиная с того, как они уважительно пожали друг другу руки при встрече. И не нашел ничего такого в своем поведении, что могло бы Табиба обидеть. Нет, обида здесь ни при чем. По крайней мере, если и есть обида, то не сегодняшняя...

* * *

То, что называется осмотром места происшествия и составлением протокола, закончилось довольно быстро. Осмотр, как понял Джабраил, был достаточно коротким и поверхностным, все записи производились со слов Ахмата, не доверять которому следственная бригада причин не имела. Наконец-то и свет на террасе выключили, и двигатели машин заурчали, удаляясь. Алан успокоился и с чистой совестью, наверное, забрался в свою будку.

Ахмат в коридоре обменялся с женой несколькими словами, кажется, отправил ее спать, и осторожно постучал в дверь, словно предполагал, что Джабраил может в такой обстановке уснуть. Конечно, хорошо бы потереть глаза и сделать сонную мину на лице, чтобы продемонстрировать свое хладнокровие. Иногда Джабраил, со свойственным ему артистизмом, проделывал подобные фокусы, чтобы добиться особого восхищения и уважения. Но сейчас было как-то не до этого. И он просто открыл дверь.

– Свет можно зажигать?

– Можно, – улыбнулся Ахмат. – Уехали. А можно и не зажигать. Я просто дверь в коридор открытой оставлю.

Джабраил согласно кивнул. Хотя свет в окне в это время и привлечет внимание соседей, все же они должны понимать, что не сразу уснешь после такой кровавой передряги, что случилась в саду. Хоть и говорят, что чеченцы к крови привыкли, но не все привыкли спокойно спать, только что избавившись от неминуемой смерти. И потому ничего страшного в горящем свете нет. Но и обязательности в нем тоже нет, потому что и Джабраилу в полумраке разговаривать легче. Легче сказать то, что он сказать намеревается.

– Как обошлось? – спросил Джабраил так строго, словно не он был инициатором и виновником инцидента, а сам Ахмат, вопреки его приказу, что-то учудил.

– Хорошо. – Ахмат невысказанный упрек не принял. – Очень хорошо. Я стал чуть ли не национальным героем. Мне даже предлагали на ночь оставить во дворе машину с нарядом. Сам начальник горотдела звонил. Ценят.

Джабраилу показалось, что Ахмат сам в собственных глазах вырос до ценного кадра, достойного защиты, и это было смешно, потому что все, за что Ахмата оценили, сделано именно им, Джабраилом. Это вызвало короткую улыбку.

– Из чего ты стрелял? Как они записали?

– Из автомата. Я же и встретил их с автоматом в руках.

Автомат и сейчас был в руке Ахмата, словно подтверждал его умение за себя постоять. В понимании ментовского капитана настоящие герои, похоже, когда спят с женой, руку со спускового крючка не снимают. Это вызвало еще одну короткую улыбку Джабраила, в полумраке, впрочем, незаметную.

– Их было несколько человек. Ты стрелял одиночным. Почему не очередью?

– Предохранитель тугой. Успел только на одиночный переключить.

– Пусть так. А если из Паленого извлекут пулю?

– Зачем?

– Надумает кто-нибудь экспертизу сделать.

– И что?

– Калибр, сам понимаешь...

Ахмат слегка растерялся, но быстро вышел из положения:

– Скажу, что и пистолет с собой был.

– Какой пистолет? У тебя штатный «макаров»... А пуля от «беретты»...

– И что делать? – Ахмат как легко приобрел, так же легко и растерял свой авторитет.

И Джабраилу хорошая мысль в голову не пришла. Но надо как-то Ахмата успокоить, чтобы он не проявлял излишней активности до поры до времени. И потому Джабраил подсказал то, во что, он был уверен, не поверит ни один следователь:

– Значит, делаешь так. Если что-то начнется. Только в этом случае, если что-то начнется, ты говоришь, что сразу не стал усложнять ситуацию. Побоялся, что не так поймут. Но ты стрелял из автомата. И тебе показалось, что был еще и выстрел со стороны дома. И Алан у тебя порой в сторону дома лаял. Но понятия не имеешь, кто бы мог тебя подстраховать. Мало ли врагов у Юрки Шкурника. С его привычкой всех обманывать и хапать все, что ему не принадлежит, но до чего рука дотягивается.

Джабраил вдруг замолчал, о чем-то сосредоточенно думая.

– Я понял, – сказал Ахмат. – Надеюсь, до этого дело не дойдет.

– Я уверен, что до этого дело не дойдет, – сказал вдруг Джабраил бодро.

Таким тоном поддерживают упавших духом. Ахмат именно так понял интонацию. Джабраил же имел в виду совсем другое. Он знал, что Урусхан свое дело сделает, и сделает на совесть.

– Ладно. Пойду собираться, – повернулся к двери Ахмат. – Даже часика не отдохнул. Уже утро. Побриться надо. Все-таки телевидение снимать будет.

– Подожди. Я сегодня уезжаю. Свое дело я сделал. Ты тоже свое сделал, но поддержи еще хромого Александэра. Ему нужно отправить бригаду в Москву.

– Я помогу ему, – согласился Ахмат, не понимая, чем он может Александэру помочь...

* * *

Ахмат ушел, плотно прикрыв за собой дверь и оставив Джабраила в темноте. Джабраил посмотрел на часы с фосфоресцирующей стрелкой. Семь утра. Как быстро ночь пролетела. Но он усталости не чувствовал. Кажется, он понял, зачем приходил Юрка Шкурник. Он привык все хапать. Он по натуре хапуга. Получил сто тысяч баксов и решил, что у Джабраила осталось слишком много. Решил хапнуть и то, что осталось.

Джабраил достал трубку мобильника и набрал номер Урусхана. Тот ответил сразу, словно спал на трубке.

– В одиннадцать часов ко мне. Буду спать, буди.

– Я буду, эмир. В одиннадцать часов, – гарантировал Урусхан.

– Прихвати с собой тот «дипломат», что я тебе оставлял.

– Понял.

После этого набрал еще один номер:

– Завгат, это я. Я завтра уезжаю. Около одиннадцати. Подготовь все.

– В половине одиннадцатого я подъеду к дому, – не вдаваясь в детали, ответил Завгат.

Вдаваться в детали и не надо было, потому что все детали продуманы и обсуждены заранее. Джабраил всегда так поступал...