Текст книги "Закон ответного удара"

Глава 9

Еще раз все просчитав, акцию лично против себя Игорь отбросил. Не совсем та он величина, чтобы лично против него кто-то начал проводить такую операцию. Деньги на него просто пожалели бы. Нет сейчас ни у кого лишних денег, ни у ГРУ, ни у ФСБ.

Но все равно вопрос этот надо тщательно рассмотреть в двух аспектах.

Аспект первый: провокация.

Он может действительно стать объектом провокации Конторы, которая имеет к этому склонность с первых дней своего существования – еще при Дзержинском такое началось. И опять же, сам Игорь не лично кого-то интересует, а исключительно – как сотрудник Службы. Но и для провокации должны быть свои причины. Пока они недоступны для его понимания, и неизвестно вообще – будут ли доступны когда-либо, даже когда все это кончится с тем или иным результатом.

Все подобные провокации начинаются обычно в Москве. Там их задумывают, анализируют последствия и предвидят результат. А действие происходит в провинциях. Провинциалов, в случае чего, не так жалко, как своих ближних сотрудников. Их много, а свои все на счету. Стать пешкой в чьей-то большой игре не очень приятно, всегда самому хочется ощущать себя ферзем. Но тут уж ничего не сделаешь – судьба провинциала такова. По большому счету, каждая из операций, проводимых в годы действительной службы, именно такой, собственно, и была. И тогда Согрин тоже был только пешкой, переставляемой по карте мира, как по шахматной доске, чьей-то рукой, не очень считающейся с его личными интересами и всегда готовой пешкой пожертвовать ради достижения большего результата.

Чья же игра идет сейчас?

Аспект второй: подставка.

Кто такой вообще куратор? Скорее всего – не рука и даже не ферзь. Может быть, только палец на управляющей руке. Но одно бесспорно, куратор знал, на что посылает Игоря. Эх, слетать бы сейчас на часок в Самару, тряхнуть куратора за грудки – выкладывай, чтобы не тыкался я, как слепой котенок. Но… не скажет, старый пердун, не скажет ведь, как его ни тряси. С ним даже скополамин не поможет, он наверняка знает способы устойчивости против него.

А почему, собственно говоря, не скажет? Почему не сказал сразу? Ведь во многих операциях Игорь знал план до тонкостей, знал цели и задачи, знал предполагаемый результат. Если куратор не сказал, то не захотел. Если не захотел, значит, хочет его подставить. Значит, Игорь должен натворить здесь много всякого, а потом на него все и свалят. И мотивы найдут…

Стоп… Мотивы уже есть.

Разве это не мотив – смерть Кордебалета. Эта смерть наверняка связана с тем человеком или объектом, с кем Игорю предназначено работать. С Шуриком что-то сотворили непотребное. Шурик – близкий друг и сослуживец, чуть ли не воспитанник. Подполковник спецназа, диверсант-профессионал, разве Игорь не может испытать вполне законное чувство гнева, и разве не может это чувство вылиться в желание рассчитаться, отомстить за смерть и муки товарища? Вот и мотив к тому, чтобы наломать полный лес дров.

И так легко будет потом списать это происшествие на личные качества подполковника.

Теперь третий вопрос. Самый болезненный. Потому болезненный, что слишком много смертей пришлось увидеть Игорю в своей жизни. И большинство из них происходили там… За границей, в районе боевых действий, которые теперь принято называть «горячими точками». Там он потерял много товарищей. Но это там, там… А не дома… Не в безопасных внешне родных стенах… Там он мог спокойно, хотя и с естественной болью, с горечью смотреть на тела друзей, там он мог закрыть им глаза командирской рукой, понимая, что парни сами на это шли, понимая, что завтра на их месте может оказаться и сам он, и любой из еще оставшихся в живых.

А теперь здесь, даже здесь сделать это – закрыть другу глаза – не дают. Похищают тело прямо из морга. Это больше чем надругательство. И вызывает такой поступок ожесточение, желание бить долго и очень больно, чтобы сначала клином вколотить в разум виновному ощущение такое же, какое он сам испытывает сейчас, а потом уже и убить.

…В дверь постучали.

Задумался, распалился в гневе и даже не услышал шаги по лестнице. Не годится так, господин подполковник. Лестница даже весьма скрипучая. Не должен ты терять контроль над ситуацией, а то и твое тело попадет неизвестно куда, скорее всего даже до морга не довезут – припрячут, и все. Пропал спецназовец.

– Войди…

Кроме Татьяны, быть больше некому. Алексей уже, наверное, на службе.

– Охрана приехала, – с порога сказала она и только после этого прошла в комнату, закрыла за собой дверь. – С тобой хотят поговорить.

– Сейчас спущусь.

– Игорь! Мне Леша рассказал кое-что. Может, не стоит тебе ввязываться в это дело? Времена-то сейчас какие, сам знаешь. Отсидишься тут у нас месяца три, все забудется.

Игорь нехорошо ухмыльнулся.

– Забываться, дорогая моя, нечему. Если только Шурика мне забыть. Забыть, что его даже похоронить по-человечески матери не дали. Не могу… Извини уж… Если боишься, я могу переехать в другое место, попробую квартиру снять.

Она остановила его жестом.

– Не о том я. Никуда ты не переедешь, здесь хоть охрану можно поставить. А там где будешь мотаться. Я за тебя беспокоюсь.

Он похлопал ее почти по-отечески по плечу. Татьяна была на десять лет моложе и росла на его глазах, в одном большом, хотя и тесноватом доме когда-то жили. И относился он к ней почти как к родной сестре. Улыбнулся одними глазами:

– Прости, сестренка. Я в тебе, вообще-то, и не сомневался. Пойдем к твоим охранникам, посмотрим, что за ребятки. Хотя, честно, я в охрану не очень верю. Всегда больше на себя полагаюсь.

Они спустились на первый этаж.

Охранников было трое. С первого взгляда Игорь определил уровень. Ни одного бы к себе в отдельную мобильную группу он не взял. Даже тогда, когда группа значительно выросла в числе и превратилась в сильную боевую единицу, хотя и проиграла в главном своем качестве – в мобильности. Тогда в нее, перед отправкой в Афган, включили вместе с офицерами солдат. Вынужденная мера, которой противиться авторитета у Игоря не хватило, но даже тогда он сам производил отбор по признакам, определенным психологами ГРУ. Первый признак – как человек ест. Если жаден и смотрит, не положили ли кому больше, то это негодяй, трус и предатель. Были и другие признаки. И всегда они подтверждали внутреннюю сущность бойца. А охранник – это тоже боец. У него тоже должна быть постоянная готовность к адекватному ситуации действию.

Первый и самый заметный – лет двадцати пяти, может, чуть старше, угрюмый, даже злой, ростом повыше Согрина – сантиметров сто восемьдесят восемь – сто девяносто. Скорее всего, бывший спортсмен. К действию, похоже, парень всегда готов. Но в глазах настолько мало интеллекта, что действия его могут быть лишь однобокими. Типичный представитель стиля «жесткой руки». В какой-то ситуации он мог бы сгодиться, но где надо действовать тонко, с умом – его следует отодвигать на задний план и не давать инициативы.

Второй охранник самый молодой, ростом ниже среднего, хотя и крепкий – вообще не охранник, если брать по большому счету. Веселенькая и чуть глумливая физиономия, глаза остограммившейся рыбы, беспечный и, скорее всего, балабол. Такой обычно бесконечно говорит и говорит, и ему некогда сосредоточиться и посмотреть по сторонам, заметить что-то и оценить ситуацию.

Третий постарше – лет за сорок с небольшим. Этот, может быть, больше всех подходит на роль охранника, несмотря на свои неважные внешние данные. Глаза умные. Похож на бывшего комитетчика. Это плохо, если у него остались связи в Конторе. Но он явно не силовик. В рукопашной ему делать нечего – и шея тонка, и кисть легка, и к тому же небольшой животик при общей худощавости. Существует такой, Игорь знал, «мягкий стиль» охраны. Когда объект с охранником выглядят больше компаньонами, чем чем-то другим. Это не мешает, а чаще и помогает охраннику проявить себя в нужный момент, когда на него внимания особого не обращают. Как правило, представители «мягкого стиля» должны отличаться отменной реакцией и хорошо стрелять из любого положения.

– Здравствуйте, парни…

– Доброе утро, – ответил за всех старший. – Алексей Иванович прислал в ваше распоряжение. Какой будет инструктаж?

– Что так строго, по-военному?… – Игорь перешел на более легкий стиль беседы. – Служили раньше?

– В милиции. Капитан.

– Понятно. А остальные?

– Паша, – кивнул старший в сторону высокого, – в ОМОНе два года работал. Разонравилось после Чечни. Что-то там они с начальством не поделили. Володя, – кивок в сторону «балабола», – со стороны. Хотя в армии, кажется, был.

– Ага… Водилой. – «Балабола» уже тянуло за язык, хотелось что-то еще сказать такое… Но пока он сдерживался, не зная, что за человек Согрин.

– Задачу вы знаете?

– Не очень.

Игорь поморщился. Ему хотелось избежать вопросов о том, от кого следует охранять. Грамотный охранник обязательно должен спросить о подозреваемых, о возможном нападении или чем-то подобном. Упоминать Контору, естественно же, не следовало. Не каждый решится против Конторы работать.

– Охраняете дом и хозяев. Не допускать никакого постороннего проникновения. Люди против вас могут работать очень серьезные и хорошо подготовленные. Соблюдаете внимательность. Вот и все.

– Личная охрана? – солидно, с чувством опытного и умудренного жизнью человека спросил бывший капитан, оглядывая помещение, словно он уже не несколько минут назад появился здесь, а вошел только что.

– Только на территории дома. Тебе сегодня куда-нибудь надо? – спросил Татьяну.

– Только с тобой за бланком съездить.

– Все. Значит, только дома…

* * *

По ночам вертолеты не летают. И по джунглям на прогулку местные жители едва ли отправляются. Тем более что отсюда до ближайшей деревни шагать и шагать. И все же Игорь не разрешил разводить костер. Береженого бог бережет. Консервы можно разогреть и на спиртовых таблетках. А вообще у группы непредвиденно выдалось настоящее пиршество.

– Эх, – сказал мечтательно Слава Макаров, – каждый день бы по толпе этих жандармиков нам подгоняли. Во бы жили!

И он показал поднятый вверх большой палец. А потом похлопал себя по животу. Недавний короткий и кровавый бой на аппетит не повлиял. Жандармские запасы уничтожались с молниеносной быстротой, хотя кое-что решили и с собой захватить на дальнейшее. Но тяжелые банки с ананасовым соком, хорошо утоляющим жажду, уничтожили быстро и полностью. После «таблеточной» обеззараженной воды парни смогли бы выпить цистерну такого сока. Да и вообще – что уж греха таить – такие деликатесы никогда не входят в сухие пайки десантников. А оставшуюся воду из жандармских фляг перелили в свои. Значит, еще на день-полтора отодвигается «водно-таблеточная диета». Это радовало, потому что без воды на марше труднее даже, чем без сна. Проверено многократно.

Отдыхать расположились здесь же, на поляне. Выставили охранение. Игорь подозвал Тана.

– Ты на пост заступать не будешь, поэтому тебе другое задание. – И показал ему на захваченную жандармскую рацию. – Я включил на прием. Слушай сначала, не будет ли для нас сообщения? А потом поброди по ближайшим волнам. Вообще, поищи, нет ли чего интересного. С рацией обращаться умеешь?

Тан кивнул и напялил большущие для его детской головы наушники. Он перед этим почти уснул – до того измотался, и сейчас с трудом мог сообразить, чего хочет от него Игорь, и отвечал только жестами, даже не имея сил сказать слово.

– Действуй!

Толик Сохно возвращался из кустов, куда отводил американца. Как всегда, грубое и мрачное лицо лейтенанта ничего не выражало.

– Сказал он что-нибудь?

– Офицер разведотдела корпуса морской пехоты. Они думали, что вьетнамцев сюда выбросили. Если бы знали про нас, то жестко блокировали бы весь район. Считали, что вьетнамцы желают восстановить здесь партизанское влияние. Были у них уже такие агентурные сведения. Американец должен был привезти к себе на базу несколько «языков» из группы. Поэтому приказ был – стрелять только по ногам. После захвата должны были вызвать санитарный вертолет. Лекари, мать их!

– Из крупнокалиберных пулеметов… – не удержался Игорь. Эти американские пулеметы – их было в группе четыре – по мощи могут сравниться только с зенитными. Одна пуля сразу ногу оторвет. Пулеметы тяжеленные, патроны к ним тяжеленные, зачем только тащили их с собой, и как тащили… Как не надорвались…

– Пулеметы привезли на вертолете, – словно угадав его мысли, сказал Сохно. – Я, кстати, прибрал один для себя. Авось да сгодится… Кто знает, что впереди будет… Не возражаешь?

– Не надсадишься?

– Надоест таскать, так выброшу. Мне за него не отчитываться, пока домой не дотащу…

Толик намекал на дурацкую обязанность – отчитываться за все добытые в рейде трофеи и сдавать их в обязательном порядке. Только, насколько Игорь знал, у тех, кто уже участвовал в операциях, по паре трофейных пистолетов дома наверняка найдется. А уж про ножи и говорить не приходится. Нож у диверсанта часто более действенное оружие, чем автомат или пистолет. Вот за время этого рейда еще ни одного выстрела не произвели, а уже уничтожили тридцать два противника. Только ножами и саперными лопатками. Поэтому ножи и свои, и чужие эти парни любят. Коллекционируют. Вот и сейчас наверняка такая же ситуация, решил проверить Игорь:

– У твоего американца какой пистолет был? «Кольт-коммандер»?

– «Беретта»… – Толик достал тяжелую, но красивую машинку. – Пятнадцать зарядов. Девять миллиметров. Стреляй, не хочу, до упора. Кобура только больно уж большая, пришлось выбросить.

Игорь усмехнулся. Пистолет Толик покажет с удовольствием. Если и припрячет по возвращении, то командир не сдаст, он уверен. А вот нож…

– А нож какой?

– А?… А я и не посмотрел… – Угрюмое лицо источало полное равнодушие.

Но Игорь был уверен, что нож американца уже давно уютно устроился в заплечном мешке лейтенанта. И уж ни в какой отчет он наверняка не попадет. Просто не существовало такого трофея, и все.

– Ладно, еще что-то интересное было?

– Нет. Документы я его забрал.

– Хорошо. Отдыхай.

– А где американец? – поднял голову проснувшийся вдруг Кордебалет.

– А я его отпустил. – Сохно усмехнулся и отвернулся. – Пусть, думаю, топает себе по местным лужам… Пока до своих дойдет, мы уже далеко будем… Не видать, как коммунизма… Как думаешь, командир? Далеко будем?

Но Шурик все понял по тону разговора и повернулся на другой бок, угрюмо засопел. Словно его после боксерского поединка что-то связало с американским морским пехотинцем. Невидимая какая-то нить. Удар, полученный исподтишка, Кордебалет в счет не принял. Он, как и Игорь, понял, что американец ударил не как боксер боксера, а желая прекратить этим ударом свою жизнь, надеясь, что его в гневе тут же и пристрелят.

Игорь вернулся к Тану.

– Есть что интересное?

Тан замотал головой:

– Для жандармов ничего. Их до утра беспокоить не будут. В засаде передачи не ведутся. А для нас есть. Я волну знаю, их и слушаю.

– Ну, – не совсем понял Игорь.

– Операция «Яблоко» началась, – голос капитана был торжественным и значимым, но Игорь даже не понял сначала, какое отношение имеет к нему эта операция «Яблоко». И только постепенно, наплывом вспомнилось, что это название упоминалось в полурасшифрованных сообщениях на столе капитана Толстого в разведцентре и в кабинете капитана Болотова в дешифровальном центре. Значит, началась операция, из-за которой они и были сюда выброшены, операция, в которую они должны вмешаться. Время рандеву приближается. Скоро, скоро уже…

– Хорошо. Отдыхай. Рацию пока оставь. Завтра уничтожим. Я тоже отдохну.

* * *

Игорь не стал распределять посты в доме. Охранники пришли – пусть и делают свое дело сами. Не он же их вызывал. Но потом можно будет и проверить – насколько профессионально они могут работать, насколько можно на них положиться. Хотя полагаться он привык только на самого себя, да и еще, пожалуй, мог бы на парней из своей мобильной группы. Группы тех времен, когда она в самом деле была еще маленькая и действительно мобильная. Все они тогда были незаметными тенями, которые могли прийти, сделать свое дело и уйти так, что никто их не мог бы заметить.

Прикинув планы на сегодняшний день, Игорь все же решил, что без сотового телефона ему обойтись будет трудно. Значит, надо приобрести его. Тем и хороши нынешние времена, что если ты имеешь деньги, то можешь позволить себе тратить их так, как тебе необходимо, если тебе нужен телефон немедленно, то ты не будешь стоять в многолетней очереди.

Жалко только, вздохнул Игорь, что не всегда и не в достаточном количестве эти деньги есть.

– Документы взяла? – спросил он у спустившейся после продолжительного и по возрасту уже трудоемкого косметического сеанса Татьяны. – Свои и, естественно, на машину…

– Все взяла.

– Ты здесь прописана?

– Нет. У Вадима.

Вадим – это ее женатый сын.

– Совсем хорошо.

Под взглядом старшего из охранников Игорь вывел машину из гаража. Татьяна открыла дверцу. Охранник, снисходительно поглядывая, подошел вплотную:

– Нехорошо у меня отчего-то на душе. Надо бы вам охрану с собой. Что толку пустой дом-то охранять.

Татьяна сухо ответила:

– У меня есть охрана.

И кивнула в сторону сидящего за рулем Игоря. Игорь прислушивался к разговору.

Бывший ментовский капитан криво усмехнулся и сказал явно с оттененным пренебрежением:

– Эх, хозяйка… Оттого мы все и страдаем, оттого и неразбериха такая в государстве, что дилетанты сейчас на всех уровнях правят. Охранять – это я, как человек опытный, скажу – должны тоже профессионалы!

Татьяна села в машину и посмотрела на Игоря. Игорь от души улыбался.

Он вырулил на грунтовую улицу, неумышленно обрызгал грязью из ближайшей лужи пригревшуюся на бревне кошку, но поехал не в сторону улицы Воровского, где удобнее было выбраться на почти цивилизованный асфальт, а вниз, в сторону радиозавода, по дороге более грязной и изрытой колдобинами.

– Ты знаешь, где можно сотовый телефон приобрести? Фирма ихняя где находится?

– «Билайн»?

– Может, и так она называется. Где?

– Поехали. Улица Калинина. Знаешь дорогу?

– Не помню.

– Гони прямо, на тот берег, там покажу… Может, сначала доверенность сделаем?

– Потом. Сначала телефон. На себя оформишь. Это будет мой тебе подарок. От лица службы.

Татьяна улыбнулась.

День был почти по-летнему теплым, ярким, и не верилось, что на дворе только конец марта. И уж совсем не верилось, что в такую вот праздничную светлую погоду могут твориться кругом темные дела, жуткие дела, дела, которые могут привести ко многим еще трагедиям. Живут люди, работают, служат, но не знают, что вокруг них творится. И какой-то сотрудник Конторы отводил с утра дочку в детский сад, обещал девочке вечером прийти за ней пораньше. И не может он даже предположить, что во время выполнения своей работы рискует встретиться с доведенным до злобного отчаяния подполковником-пенсионером спецназа ГРУ. И тогда останется только пожалеть его сиротку-дочку…

Глава 10

Игорь отвез Татьяну домой. Перед этим расспросил ее по некоторым интересующим его вопросам, чтобы легче ориентироваться в городе: где находится морг городской больницы, где искать горотдел милиции, где областное управление ФСБ.

В доме все было спокойно. Охранники сидели в холле, положив где попало свои помповые ружья, даже не подумав хотя бы для внешнего приличия определить посты по наблюдению за улицей, за огородом и прилежащей к нему лесопарковой зоной. Что с ними сделаешь – профессионалы, им видней… Игорь даже объяснять им ничего не стал, просто решил вечером сказать Алексею, что в такой охране надобности большой нет, да и не было. Хотя если случится незваный гость, то они могут и сгодиться. Это единственный вариант, когда охрану надо держать под рукой. Но пока сам Игорь не засветился в действии, пока он не привел сюда «хвост», хотелось верить, что Контора остается в неведении относительно его местонахождения.

Он оставил Татьяну дома, сам вышел, окинул взглядом тихую улицу – все спокойно, тогда сел в машину, развернулся у ворот и опять выезжать стал не по ближайшему к асфальту пути. И только доехав до конечной остановки троллейбуса, остановился и набрал на трубке сотового телефона номер Татьяны Павловны.

– Алло, я слушаю… – Голос незнакомый, мужской, слегка глуховатый.

– Татьяну Павловну, пожалуйста. – Игорь постарался свой голос изменить. Кто их знает, может быть, они и записывали все телефонные разговоры и теперь его настоящий голос знают. Совершенно ни к чему, чтобы они в очередной раз вспоминали о подполковнике Согрине, который в город, как им, должно быть, хорошо известно, пробился с боем, но куда-то пропал и в квартире покойного так и не появился. И они могут, естественно, предположить, что он предпринимает какие-то активные действия, направленные на поиски или самого тела Шурика, или на определение причин его исчезновения. Это им, надо полагать, не слишком нравится. И потому Игоря ищут. Ищут его машину, номер которой, скорее всего, сообщен уже всем постам ГИБДД.

Пусть лучше не узнают голос, пусть думают, что число действующих лиц околопохоронного спектакля гораздо большее. И умышленно надо бы добавить число таких лиц, пусть попотеют «тихушники», пусть побегают и поузнают.

– Татьяна Павловна отдыхает… – Голос был тихий: или – чтобы в самом деле не разбудить мать Шурика, или – нарочито показывающий это. – Она всю ночь не спала, а утром… «Скорую» ей вызывали, сделали укол, теперь она спит… А что вы хотели? Кто это?

– Это товарищ Александра.

– Вас как зовут?

– Виктор Петрович.

– Я не знаю вас. Виктор Петрович, вы не слышали еще что произошло?

– С Сашей? Я потому и звоню. В два часа выносить будут? Я постараюсь чуть пораньше подъехать.

– Нет, скорее всего в два часа выносить не будут.

– Почему? – Игорь изумился почти неподдельно.

– Тело из морга похитили.

– Как так? Что за ерунда такая? – А голос-то, а голос-то, сам удивился Игорь, какие актерские интонации появились. Тут в одной фразе и непонимание, и неверие, и возмущение, чего только не найти при желании. Талантище он, оказывается.

– Вот такое дело…

– Ну, ищут хоть?

– Ищут-то ищут, всю милицию на ноги подняли. Только толк от этого будет ли?

– А как такое произошло?

– Никто не знает. Нам не говорят.

– Да… Ну, ладно, я попозже позвоню, часика через два. Может, тогда прояснится.

– Позвоните.

– А вы сам-то кто будете?

– Школьный товарищ Саши.

Про школьного товарища Татьяна Павловна говорила еще тогда, когда звонила в Самару. Сходится. Только вот сама Татьяна Павловна… Пока Игорь не увидел ее воочию, он не может быть ни в чем уверенным. Она это или не она?

– Ладно, до свидания.

Теперь предстоит самое сложное технически. Посетить морг. Естественно, там могут быть еще и менты, могут быть и представители Конторы. И они должны его там ждать, должны – не дураки же в Конторе работают – понимать, что в данной ситуации морг – первое место, куда пожалует подполковник Согрин, пожелавший вести частное расследование. А не пожелать такого он, естественно же, просто не может. И тем не менее появиться там обязательно надо, потому что это первое место, где можно найти нить, за которую следует уцепиться и раскручивать весь клубок дальше. Другие пути ведут через Татьяну Павловну, но с ней видеться пока не менее рискованно, потому что возле дома пост, естественно, не сняли. И сидят там ребятки, жуют свои бутерброды.

Игорь выехал на проспект Ленина, доехал до Свердловского проспекта, по которому поднялся до городской больницы. Татьяна объяснила дорогу подробно, и он быстро нашел морг. Тем более что отсюда как раз выносили и грузили в автобус чей-то закрытый гроб. Выносили его курсанты военного училища, из чего Игорь сделал вывод, что хоронят офицера этого училища. Машин возле морга и на другой стороне узкой дороги стояло много. Среди них две милицейских. Значит, следствие идет одновременно с обычной работой скорбного учреждения.

Прикидывая возможности и варианты своего появления в морге и заготавливая заранее вопросы, которые следовало бы задать, Игорь не отводил взгляд от дверей. И, как оказалось, не напрасно. Из морга вышло два человека. Внимание привлек один из них.

Какой-то северянин, то ли якут, то ли чукча, то ли еще кто-то из заполярных жителей. В национальном костюме. Только что с Севера, вероятно, приехал. Кого-то из родственников хоронить. Не каждый день такого человека увидишь на улицах даже на Урале. На лице невозмутимость, свойственная всем его соплеменникам. Философская невозмутимость, непроницаемость. Возраст по лицу определить невозможно. Такое уж лицо.

Второй, рядом с ним, сначала не привлек внимания Игоря. Слишком невзрачным он казался рядом с колоритом национальной одежды северянина. Скользнул по человеку взглядом… Стоп!

Лицо невзрачное, старческое, несколько брезгливое и надменное. Только глаза узнаются. Немигающие глаза за толстенными очками-линзами. Эти глаза Согрин запомнил хорошо.

Медленно, чтобы не привлечь внимания резким движением, Игорь снял с защитного щитка солнечные темные очки и водрузил их себе на нос. Хотя очки и явно женские, хотя они и совсем не идут к его резкому крупному лицу, но это какая-то маскировка. Очень не хотелось, чтобы этот человек бросил случайный взгляд на машину и узнал Игоря. Столько лет прошло, но у разведчиков глаза не менее памятливые, чем нюх у хорошей овчарки. Тем более что подобные встречи так не забываются…

* * *

Если уж не самое трудное, то самое нудное и неприятное началось, когда они прошли заросшую джунглями холмистую невысокую гряду и оказались снова перед болотом. Только это уже было не то болото, ходить через которое их учил Тан. Новому, казалось, почти нет конца. Об этом же говорила и карта. Теперь весь почти оставшийся путь лежал именно через эти бесконечные болота, только кое-где разбавленные небольшими островками.

С одной стороны, никто их не толкал на открытые плесы, где вся группа смотрелась бы карасями на шипящей от жара сковороде. А на виду им – понятно – находиться было категорически противопоказано. Уничтожение взвода полевой жандармерии не может пройти незамеченным. Тем более что с жандармами находился и американский офицер разведки.

Но на плесы они и не стремились. Можно было спокойно брести по краю тростниковых густейших и почти непроходимых зарослей. Спокойно – это вовсе не значит медленно и неторопливо. Скорость держать пришлось предельную. Но в случае тревоги очень легко без суеты в этих зарослях зарыться так, что с собаками не найдут. Собаки на болоте бесполезны. С другой стороны, такой путь опасен тем, что очень легко сбиться с нужного направления и заблудиться. Заметных ориентиров здесь не отыскать – все кругом одинаково. А когда плутаешь справа налево и слева направо – компас почти бесполезен и только путает.

Здесь не может помочь и карта. Единственным средством оказался инстинкт болотного журавля, который у Тана был весьма и весьма развит. Игорь пытался несколько раз проверить вьетнамца и смотрел в карту – бесполезно, не уследишь за маршрутом. А Тан вел и вел их уверенно к месту назначенного свидания.

Вторую свою ночевку южнее демаркационной линии они провели на небольшом, почти плоском островке. Настолько небольшом, что вытянуться во сне между зыбкими, как пуховая перина, кочками и корнями они могли только по очереди. Совсем рядом был островок пообширнее, но совершенно лишенный зарослей и, как уверил их капитан, заселенный водяными змеями, которые днем плавают в поисках птичьх яиц, а ночи проводят на таких островках. Если же островок с растительностью, змеи им пренебрегают, потому что такой островок не прогревается достаточно за день, чтобы хранить тепло до утра. Тану поверили и согласились на неудобство ночлега. Соседство змей не обещано спокойного сна. А выспаться не просто хотелось. Выспаться было необходимо.

Вертолеты начали барражировать на следующий день. Сначала это был один небольшой вертолет. Почти по-тракторному тарахтя двигателем, едва не касаясь камыша, он несколько раз пролетел в одну и в другую сторону. Вертолет больше слышали, чем видели. Кого-то – это было ясно – искал. Скорее всего, искал он тот самый взвод жандармерии, который упорно молчал в эфире. Через несколько часов появилось еще два вертолета. Из этого Игорь сделал вывод, что жандармов и американского разведчика уже нашли. Первый раз искали на болоте, значит, надеялись, что жандармы преследуют противника, которого не смогли полностью уничтожить в бою. Преимущество жандармов в численности было двухкратным, но считалось даже трехкратным – первоначально не было еще известно об уничтожении одного отделения. Поэтому особого беспокойства сразу, скорее всего, эфирное молчание не вызвало – мало ли, рация, скажем, повреждена… А потом решили разведать пересечение трех троп. И окружающие джунгли заодно. Ведь тогда, когда американца доставляли к жандармам, место предполагаемой засады было уже известно. Там поисковики, по логике, и высадились. И нашли… Двадцать один труп, и ни одной пули. Есть от чего прийти в ужас.

Едва ли поисковики смогли предположить, что высадились русские диверсанты. У северных вьетнамцев тоже есть свой спецназ, и довольно неплохой – несколько отдельных рот. Американцы их называют «crawler» – «ползунами». Все они проходили тщательный отбор и подготовку в СССР и многое умели из того, что и русские спецназовцы. «Ползунов» побаивались, про них нашептывали легенды. И не умели ничего противопоставить их тактике. После удачной операции вьетнамские спецназовцы просто «расползались» в разные стороны, растворившись в болотах и самостоятельно выходя на свою территорию или к партизанам, у которых и держали свои базы.

Если отдельная мобильная группа ничем себя не выдала – продукты питания и обмундирование у вьетнамских «crawler» тоже советские, – то широкомасштабного преследования может и не быть. «Ползунов» преследовать бесполезно, потому что они уже разошлись в противоположные стороны. Какой смысл бегать за ветром. Но для очистки совести и южные вьетнамцы, и тем более американцы, которые потеряли своего офицера-разведчика, полетают еще по округе, поищут. Хотя бы день, но будут искать. Значит, надо быть предельно осторожными.

Вертолеты летали низко. Ветер от их лопастей почти клал камыш на воду. И в камыше не спрячешься. Поэтому Тан быстро стал заготавливать тростинки для дыхания. Теперь уже без шуток. Если заслышится приближающийся звук двигателя, следует нырять и сидеть под водой, как сом в своей яме.

Нырять пришлось дважды в течение дня. Но оба раза рейды вертолетов прошли чуть в стороне. Неприятности принес третий рейд. Небольшая машина сначала пролетела мимо, потом сделала круг, второй и стала наугад стрелять в воду из пулемета. Что-то, видимо, не понравилось наблюдателю. И такая ситуация, в свою очередь, не понравилась Толику Сохно. Пуля вскользь задела ему щеку и оторвала мочку уха. Он не выскочил из воды, он просто встал в полный рост, спокойно вылил воду из ствола американского крупнокалиберного пулемета, который держал в руках, и стал расстреливать приближающуюся машину прямо в лобовое стекло.