Текст книги "Украл – поделись"

3

Сосчитав деньги, Бабухин и Литиков едва умом не тронулись. Шестьдесят восемь тысяч долларов с тремя или четырьмя сотнями и почти пять миллионов в рублях! Едва восторги чуть поутихли, Литиков схватил пару стотысячных и помчался в магазин – не ждать же, пока там эта Татьяна развернётся. Бабухин, не отменяя ранее анонсированное «празднование», попросил хозяйку соорудить закусочку.

Когда Литиков возвратился, пригласили Татьяну и отметили удачу. Выпив и закусив, Литиков мог быть вполне доволен жизнью, однако он, словно чего-то ему не доставало, постоянно крутил головой по сторонам. Его глаза, будто бы, пытались что-то отыскать в окружающей обстановке. Но, по-видимому, не находили, и потому становились всё более внимательными к мельчайшим наслоениям настоящего на исключительно свеженькое сверхудачливое прошлое.

– Ты кто? – вскричал он, заметив мужика, немолодого и мрачного, застывшего на фоне входной двери.

– Космонавт, – прозвучало от двери.

– Кто? Алконавт? – сощурился Литиков.

– Космонавт.

Литиков, расплывшись в улыбке, повернулся к Бабухину и Татьяне.

– Слыхали? Космонавт! Танюша, ответь, пожалуйста, что там такое у дверей, а то я, честно, не копенгаген.

– Космонавт, – ответила Татьяна. – А что? Космонавтов никогда не видали?

Литиков, проморгавшись, всмотрелся в лицо Татьяны. Если бы он был трезв, то совершенно определённо решил бы, что она не шутит.

– Космонавты в деревнях не водятся, – улыбнулся он многозначительно.

– В других. А в нашей встречаются. – Татьяна была по-прежнему невозмутима. – Анатолий Петрович, проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Анатолий Петрович приблизился к столу. С невесть откуда взявшимися стулом и гранёным двухсотграммовым стаканом в руках.

Литиков вновь заулыбался, кося полным значения взглядом на Бабухина. Но Бабухин не отозвался. Он разглядывал «космонавта».

– Простите, ваша фамилия?.. – Бабухин морщил лоб и выпячивал губы, словно был более чем близок к нащупыванию ответа на свой вопрос.

– Богатырёв, – ответил Анатолий Петрович и на миг изменился так, что, продлись этот миг на каких-нибудь полмига, образ этот его остался бы в памяти присутствующих навсегда. Но – не случилось. Невидимой волной с лица пришельца смахнуло это новое и особенное, на долю секунды возникшее, – и вновь у стола оказался очень пожилой мужик со стулом, стаканом и предательски характеризующим вопросом: – Что пьёте? Водочку? Вижу, что не бормотвейн какой.

Следующий тост был за космонавтику, потом пили за погибших космонавтов. Богатырёв рассказывал о собственных и своих товарищей подвигах. Он то плакал, то рокотал гневным басом, был то льстив и заискивающ, то спесив и заносчив.

В час дня началось расширенное застолье. Подходили всё новые и новые гости. Гуляли почти до самого утра.

И следующий день существенных корректив в ход событий не внёс. Разве что Литиков сменил мотивацию пьянки, обнаружив, что Бабухин и Татьяна проявляют склонность к уединению, а ближе к ночи, окончательно истерзанный горем, оказался в доме незамужней продавщицы магазина Людмилы, где и заночевал.

4

Бабухин о многих породах собак и не слыхал даже. Но карликового пуделя он знал. И он однажды наблюдал его побежку. В тот день Бабухин сидел на лавке неподалёку от пивного павильона и, безденежный, переполненный отрицательными эмоциями, с искренней злой тоской шарил вокруг себя красными похмельными глазами. Безотчётная надежда ещё теплилась где-то в недрах больного организма. Мимо прошла женщина со стриженой чёрного цвета собачкой, то и дело подпрыгивающей на бегу.

– Эй! Она у тебя больная, что ли? – крикнул Бабухин.

– Нет-нет! – откликнулась женщина, останавливаясь и поворачиваясь к нему. – Что вы! Нет же! Это же карликовый пудель, у него же, у этой породы, особенность такая – бег вприпрыжку. Он абсолютно здоров. Это мальчик. Все прививки – вовремя. И аппетит хороший…

– И стул, – прибавил Бабухин.

– Да-да, – смущённая его тоном, кивнула женщина и поспешила прочь, вслед за своим придурковатым кобельком.

Вот и эта Света напоминала того карликового пуделя, всё вертелась и как бы подпрыгивала. Натурально – карликовый пудель, только не чернявенькая, а рыжая. Но тоже кудрявая и стриженая. И не кобелёк, а сучка.

– Привет! – воскликнула вертлявенькая.

– Ну-ну! – мрачно ответствовал Бабухин, продолжая сидеть на кровати.

Женщина не понравилась ему с первого взгляда. Когда-то, в той ещё, прежней, жизни, руководитель биоэнергетических курсов многословно и невразумительно толковал о приёмах мысленного создания вокруг себя защитных оболочек. «Козу рогатую» – ладонью вверх. И направить «рога» навстречу импульсам зла – это он бы ещё сумел. Но не теребить мозговые извилины, потея от неимоверного напряжения воли. Он выпростал руку из кармана, чтобы состроить «козу», но не успел – Света подскочила к кровати и протянула ему свою – для рукопожатия. Бабухин хмыкнул и вяло пожал протянутую руку, не приподнявшись даже.

– Света.

– Очень приятно. Чем обязан?

– А я мимо проходила! – Света пожала плечами и подпрыгнула.

– Мимо? – усмехнулся Бабухин.

– Да. Мимо дома своей подруги. Таньки. Вот она. – И Света указала на Татьяну.

– Если «мимо», так и шла бы мимо, – мрачно усмехнулся Бабухин и принялся осторожно отворачиваться к стене – ему хотелось ещё вздремнуть. Хотя бы для того, чтобы заспать, пусть частично, головную боль.

– А у меня талант – попадать в нестандартные ситуации, – засмеялась Света. – Я пришла, а мне не рады. Но только не Танька. Она всегда мне рада. Да, Танька? – продолжала стрекотать Света. – А вы мне не рады. Но я знаю, почему. У вас плохое настроение. Всего лишь. А вчера и позавчера было хорошее. Я наслышана. Хотя всего час как из города приехала. Гостила у сестры.

Бабухин тяжело выдохнул воздух.

– Да я бы сейчас и ушла сразу бы, – поспешила сообщить Свет. – Но у меня к вам дело. А люди, кстати, которые пережили векторные отношения, не забывают их до конца жизни. А это же прекрасно.

– Какие отношения? – повернул голову Бабухин.

– Векторные.

– Это ещё что такое?

– А вы не знаете? – удивилась Света.

Бабухин продолжал хмуро её рассматривать.

– Да я и сама толком не знаю. Прочла где-то и запомнила. Векторные – это что-то такое, вроде как нестандарт какой. Избили, изнасиловали, обидели, деньги украли, трамваем переехали…

– И часто тебя насиловали? – перебил Бабухин.

– Ой, вы такие вопросы задаёте! – взмахнула рукой Света и подпрыгнула.

– Что за дело-то, Светка? – напомнила Татьяна.

– Да-да, давай о деле, – поморщился Бабухин.

Сейчас уйдёт эта Светка, он вытащит из-за спины подушку, бросит её в изголовье кровати и завалится спать. Полежит немного неподвижно, глядя в белёный густо подсинённой известью потолок, да и уснёт.

– А приехала мафия и зовёт вас к себе, – сообщила Света.

– Это ещё кто такая? – проворчал Бабухин.

– Да бандиты же! Мафия!

– Какая мафия? Какие бандиты? – не понимал Бабухин.

– Какие! Которые держат нашу деревню.

– Держат? Деревню?

– Ну. Держат или контролируют, как угодно.

Бабухин никак не мог прийти в себя. Идиотизм какой-то. «Бандиты контролируют деревню». Эту Богом забытую дыру. Малонаселённую плешь посреди дремучего леса.

– А чего вашу дыру контролировать? – изумился Бабухин.

– Да у нас же два фермера. И не совхоз, а ТОО. У каждого своя доля в бывшей общенародной, как говорится, собственности. И магазин и два киоска частных.

Во, времечко! Бабухин удивлённо мотал головой и усмехался.

– Так что мне им передать, простите, имени-отчества вашего не знаю? Вы на стрелку будете? Около свинофермы, где сейчас парк бэушных механизмов. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль. Они подъедут со стороны магазина, а вы должны прибыть со стороны автостанции.

Бабухин смотрел на Свету, как на инопланетянку.

– А вон посмотрите в окно, если не верите. Эй! Ну-ка! – Света подбежала к окну и отдёрнула занавеску.

Бабухин поднялся с кровати и приблизился к ней, нагнулся и глянул в окно. Посреди улицы стояла какая-то старуха и глядела на окна дома Татьяны. Бабухин посмотрел влево, потом вправо, однако больше никого не заметил. Повернулся к Свете.

– Что я должен посмотреть? – спросил насмешливо. – Я вижу какую-то Марфу или Марью, но не Мафию. Не встречал я старух с такими именами.

– Да нет, бабка Аня не из мафии, ей велели только передать сведения о стрелке, и всё.

– Ты тут при чём?

– Тут всё просто. Бабка Аня задолжала Таньке. Ещё летом. Вот ей и неудобно заходить. Она и подловила меня. Ну, всё ясно?

– Сколько? – спросил Бабухин.

– Что сколько?

– Задолжала бабка Аня тебе сколько? – Бабухин повернулся к Татьяне.

– Да тридцать тысяч, кажется, – пожала плечами Татьяна и смущённо улыбнулась.

Бабухин выгреб из заднего кармана горсть купюр.

– Вот тебе пятьдесят, примерно, – выловил он пять десятитысячных из вороха мятых бумажек и протянул Татьяне. – С учётом инфляции. А ты, гражданка Света, дуй за бабкой и тащи её сюда.

Бабка Аня оказалась довольно древней, но явно не выжившей ещё из ума, остроглазой и достаточно подвижной.

Поздоровалась, прошла в комнату, села на предложенный ей Татьяной стул, сказала, обращаясь к Бабухину:

– Спасибо тебе, соколик, избавил старуху от ярма-то. А ты, Татьянка, уж прости меня, – она, не вставая, развернулась к стоявшей у двери Татьяне, – разруху прогнившую. Я ведь и так и эдак кажной месяц прикидывала, разбрасывала деньжонки – ан нет, всё не ложится, как надобно. Всё ведь эвон как вздорожало. Несёт и несёт, сладу никакого нету. Да ещё и задёрживают пенсию-то. Моду завели. И в газетах-то о том пишут, сама видала, а он, Бориска-то, и не читат их, как будто. Думат, видно, что ежели его старуха-мать померла, то и другим старикам и старухам заживаться не след.

– Давайте, бабуля, к делу, – остановил её Бабухин.

– А что за дело-то, соколик? – откликнулась бабка Аня. – Я ведь так поняла, что без возврату деньги-то дал.

– О деньгах этих уже забыли, бабка. Ты мне о стрелке расскажи.

– А, стрелка! Стрелкой-то они называют переговоры по-доброму. Чтобы дело какое сладить без мордобою. Да ведь Светка, я так понимаю, всё уж обсказала. Так ли, нет?

– Что такое стрелка, нам, бабка, известно. И где и когда, тоже нам сообщили. Меня интересует, что это за типы, кто они и откуда. Чего они хотят, бабуля?

– Дак известно. Денег им надобно. Такой нонче порядок, – бабка пожала плечами. – Кто ежели где уворует чего-нито, то должон с имя поделиться. Потому как – крыша. Так они называются. А не желаш делиться, пеняй на себя. И весь сказ.

– Серьёзный народ?

– Дак Валера-то, который единоличник, из дому вышел, в город, сказал, поеду, да и не вернулся. А весной-от прошлой и оттаял у дороги. Стрелили, видно, из ружжа-то в спину да и бросили под кустики. А машину евонную по сю пору не сыскали.

– Те, которые тебя ко мне послали?

– Кто знат. Они ли, дружки ли ихие. За главного-то у них Чипа, но сам не маратся. Он велит, а они и делают, что он скажет. Чипа сам-то из Ольховки, сын Чипчикова, которого поездом зарезало. Он сызмалу всё тащил чего-нито. То варежки чьи упрёт, то деньги у матери потихоньку из карману вытащит. А когда уж в парнях ходил, то Верку-аптекаршу обворовал, с которой они ещё со школы как мужик с бабою жили. Но теперя-то ему воровство без надобности. Он, сказывают, таки хоромы себе отстроил, что ого-го.

– Сколько их человек? – продолжал расспрашивать Бабухин.

– Да четыре. Один-то толстый такой, я его и ране видывала, а двое незнакомые. А ещё один – наш, Игорёк Дымков.

– За старшего кто?

– А толстый и есть за старшого. Андреем зовут. Суровый. Слова лишнего не скажет. И – в глаза не смотрит.

– Оружие у них имеется?

– Вот этого не скажу. Чего не знаю, того не знаю. Две сумки у них большие. Тяжёлые, видать. Игорёк-от нёс одну, так видать по ему было, что не пуховину каку тащит.

Вдруг бабка Аня испуганно всколыхнулась и вскричала:

– Ой, разболталась я! Ой-ё-ёшеньки! – И повернулась к Свете и Татьяне. – Вы уж, девоньки, не выдайте старую. Пристукнут, поди. Меня ведь ткни – и как не бывало старухи.

– Да не скажем, не скажем, бабка Аня, – заверила Света. – Не бойся.

– Спасибо, девоньки. Язык, что помело, без костей.

Бабухин долго молчал, потом встал, прошёлся по комнате и заявил:

– А вот мы сейчас, бабка, пойдём и потолкуем с ними.

Старуха всплеснула руками.

– Ой, так-ту не по правилам, поди! Надобно на стрелку идти, чтобы толковать.

– Тебе-то, бабка, какое дело до их правил? – усмехнулся Бабухин.

– Так она же вместо телефона, – вмешалась в разговор Света. – Телефона раз нет, то её и послали. А вообще-то по телефону полагается созваниваться.

Бабухин вновь усмехнулся. Может быть, подумал он про себя, этим бандитам, чтобы уж совсем по понятиям, следовало сначала наезд осуществить, с пробивкой или без, а уж потом «созваниваться». Стрелку они назначили на три часа, а сейчас, Бабухин взглянул на часы, только девять. Время есть. Но как его использовать? «Девять!» – пронзило его, и Бабухин стремительно повернулся.

– Бабка Аня, а что они сейчас делают? – спросил он, хитро прищурившись.

– Дак спят, – развела руками старушка. – Время-то ещё какое. А задание мне с вечеру было дадено. Чтоб поутру – и к вам.

Бабухин заулыбался.

– Вставать им не пора ли?

– Рано. Они ведь угомонились только в третьем.

– Пили?

– Не без этого. И – хорошо, крепко. И мне поднесли.

– А где ты живёшь, бабка?

– А на том берегу, наискось, дом с зелёными наличниками. Берёза под окном ещё. – И встревожилась: – А ты чего удумал?

Бабухин не ответил. Он мощно заходил, почти забегал по комнате, собираясь. Женщины наблюдали за ним, обуреваемые противоречивыми чувствами. Возраст юношеского всемогущества вернулся к Бабухину, напитав каждую клетку его организма отвагой и силой. Ему бы сейчас с десяток аммонитовых шашек, гранатомёт или хотя бы «Штази» или «Калашникова».

Стремительно соскальзываемый с барабана лебёдки воображения упругий канат мыслей ложился пластичными узорами вязки. И Бабухин уже видел вытряхиваемые из постели вялые тела врагов с сонно-испуганными рожами. И не нужны ему гранатомёты. Величайшая трансформа уже свершилась: его физическое тело теперь и не тело бренное, а – НЕЧТО, недоступное смерти телесной, способное поразить неуязвимостью самого дьявола.

Конечно, многострунный внутренний голос цедил – довольно, впрочем, жиденькой струйкой – и иными, тревожными, нотками, однако они терялись на фоне масштабности замысла, противного скуке режима реального времени.

Бабухин ногой распахнул дверь и ворвался в прихожую дома бабки Ани. В прихожей, представшей его глазам, было пусто, он глянул влево – никого, если только за печкой кто притаился. В несколько шагов Бабухин пересёк прихожую и оказался в горнице.

И остолбенел. На стуле возле стола, лицом к нему, сидел здоровенный тип, одноглазо и холодно уставившись на него дулом пистолета. Вычурная лепнина вдохновенно выстроенных образов триумфа осыпалась с лёгкостью необыкновенной, пылью взметнув нечленораздельную взвесь каких-то слов и обрывков мыслей.

– Входите, сударь. Будьте как дома, – насмешливо сказал «одноглазый».

– Да не забывайте, что в гостях, ха-ха-ха! – заржал кто-то слева.

Бабухин повернул голову. Слева от него стоял высокий светловолосый парень, тоже вооружённый пистолетом.

– Проходи, скромняга, – вновь заговорил первый. – Только ножичек брось на пол. Чего топчешься-то у порога? Кстати, вошедший здоровается первым, – добавил назидательно.

– Заткнись, кабысдох! – огрызнулся Бабухин, швырнул на пол нож и прошёл к свободному стулу, стоящему справа от стола. Сел. Жаль, что пистолет он потерял. Хоть и газовый, а сгодился б.

Теперь он увидел, что в дверях стоит третий. Лицо кавказской национальности.

– Мы думали, до трёх часов будем маяться, ожидая приятного знакомства, а оно, вишь, как вышло-то – сподобились досрочно. Очень приятно, рады, рады познакомиться, – ворковал первый, по всей видимости, тот самый «толстый», «старшой».

– Да заткнись ты! Голова уже болит от тебя! – раздражённо сказал Бабухин, хотя голова у него уже и не болела, а просто мрачные мысли серым туманом наполнили её до отказа. – Меня бесит твой дебильский голосок. Бесит, понимаешь?! Говори, чего надо, и я сваливаю!

– А ты не знаешь, что ли?

– Сколько?

– Чего сколько?

– Процентов сколько?

– Проценты? – удивлённо приподнялся со стула бандит. – Да ты в уме ли, парниша? О процентах мы на стрелке толковать собирались.

– Не по-нял, – раздельно произнёс Бабухин.

– Все.

– Что – все?

– Ты отдашь нам все деньги, – жёстким дискантом отчеканил бандит.

– Да ты, смотрю, губу-то раскатал дальше некуда, – насмешливо уставился на него Бабухин.

– Ты отдашь все деньги, парниша. Понял? Не понял – поймёшь. Лёма, – обратился он к кавказцу, – пойди закрой ставни.

– Ставни? Я знаю, что такой ставни? – спросил Лёма, вытаращив глаза.

– Окна, с наружной стороны окна ими закрываются. Замки там, на столе, в той комнате.

– А пачиму я? Я балной – я закрывай. Пачиму всё я? Пускай Лёшка закрывай.

– Алексей, иди закрой сам, этот развоняется на полчаса, – поморщился главарь.

Алексей выругался и вышел из комнаты.

– Эй, пушку оставляй давай! – крикнул ему вслед Лёма.

– Щас! – огрызнулся из прихожей Алексей и загремел замками. И ушёл, хлопнув дверью.

– К чему бы это? – полюбопытствовал Бабухин.

– Что?

– Ставни, например.

– А ты не догадываешься? Впаяем тебе срок до самого до пока не сознаешься, где денюжки лежат. Вы, рассказывают, куда-то их припрятали. Врубаешься? Бабка у соседей поживёт. Допрашивать будем, сам понимаешь, с пристрастием. Цель оправдывает средства. А можно сказать: средства оправдывают средства. Те средства денежные, которые ты с друганом со своим умыкнул и припрятал.

– Хорош трепаться! – перебил Бабухин, вспомнив, что забыл сигареты. – Дай лучше закурить.

– Подумать хочешь? – скривился в усмешке бандит, выбрасывая на стол пачку сигарет. – А думать не о чём. Отдай нам, сударь, деньжатки и – свободен. За хорошее поведение – ящик водки.

– На двоих? – улыбнулся Бабухин.

– Уговорил, ещё ящик «мерзавчиков» вам… Учитывая габариты твоего подельника. Пятнадцать литров – хорошая цифра. Особенно, если её умножить на количество, совокупное, градусов, – издевался вооружённый преступник. – Возможно, будет даже больше, чем денег от вас получим.

– В чужой бутылке градус не считают, Андрюша, – сказал Бабухин. Чтобы только не молчать. Ему необходимо было срочно что-то придумать.

– Откуда знаешь, как зовут меня?

Бабухин не ответил. Ему надо было найти выход. С улицы доносился шум управлявшегося со ставнями Алексея. А в голове Бабухина ни звука. Ни единого звука дельной мысли. Состояние, близкое к отчаянию.

В это время Андрей обернулся к окну.

– Проклятая старуха, – пробормотал он.

И Бабухин также услышал возмущённый голос бабки Ани, но слов разобрать не мог. Спустя полминуты бабка Аня уже была в комнате.

– Вы чего удумали, окаянные?! – закричала, подступая к бандиту Андрею. – А ну щас и вели прекратить эти безобразия. Ставни, вишь, закрывать! А чего я людям скажу, подумали?!

– Платим, бабуля, в двойном размере, успокойся.

– Я тебе успокоюсь! Ишь, успокаиватель выискался! А ну щас же!

Бабка Аня принялась тыкать Андрея кулачком в грудь. Андрей левой рукою – правую, сжимавшую пистолет, он заблаговременно убрал в карман куртки – пытался защищаться, но старушка оказалась на удивление проворной и многие тычки, вероятно, болезненные, достигали цели. Андрей морщился, наливаясь злобой, вот-вот готовый, кажется, садануть старухе кулачищем по рёбрам.

Бабухин стремительно вскочил и, подлетев к Андрею, обрушил сильнейший удар на нижнюю челюсть бандита. Однако Андрей, прошедший тренинг у бабки Ани, успел нагнуть голову, в результате чего – да и бабка мешалась – кулак Бабухина, скользнув по подбородку, пришёлся на область ключицы. Андрей взвыл. Бабухин отпихнул бабку Аню и вновь ударил попытавшегося подняться на ноги Андрея. На этот раз кулак Бабухина с огромной силой впечатался в хрупкую конструкцию носа. Из обеих ноздрей Андрея хлынула кровь, но раненный каким-то образом сумел взметнуть правую ногу, ударив Бабухина прямо в пах. Бабухин, зарычав, согнулся пополам.

Если бы Лёма, став свидетелем потасовки, бросился на помощь Андрею, то тут с Бабухиным, выведенным из равновесия удачным ударом в пах, было бы покончено. Но, ошеломлённый дерзостью Бабухина, Лёма убежал звать на помощь Алексея.

– Я гаварыл или нэ гаварыл: давай пушка?! – заорал он на товарища, безумно вращая глазами.

– Что такое?! – оцепенел Алексей.

– Я гаварыл тибэ: давай писталэт! – взмахнул рукой Лёма.

– Да что случилось?!

– Эта звэр рэшил убиват нашего Андрюша!

– Ну!!!

– Андрюша, навэрна, уже нэ живёт.

– А пистолет у кого?

– У звэр, навэрна.

– Так у зверя или нет?! – в отчаянии выкрикнул Алексей.

Лёма посмотрел на часы.

– Тэпэр – у звэр. Точна! – сказал с паническими нотками в голосе.

Алексей метнулся в сторону и прижался спиной к бревенчатому фасаду дома, на ходу выуживая из кармана пистолет.

– Надо выручать шефа! – перешёл Алексей на шёпот.

Лёма тоже прижался к стене, чтобы не стать мишенью для «зверя». Лицо его стало скучно-грустным.

– Нас же порешат, если что! – кричащим шёпотом почти что завопил Алексей.

– Я магу дамой ехат, – ответил Лёма и поджал губы.

– Я тебя сам замочу! – встряхнул Алексей оружием.

– Пушка у кого? У тибя. Давай! Я буду прикрыват.

Алексей скрипнул зубами, но ничего не ответил.