Текст книги "Преступность в крупных городах Восточной Сибири"

По величине данного показателя можно судить о криминогенности населения конкретной территории, о частоте воспроизводства им из своей среды преступников, о влиянии криминальной субкультуры на население в регионах, где носители этой субкультуры представлены в большом количестве и т. д.

Качественная характеристика преступности есть ее структура. Она отражает соотношение между различными видами преступлений: по видовой и родовой принадлежности их объекта, по форме вины, полу преступников, их возрасту, месту совершения преступления, первичной и рецидивной преступности и т. д. Графически структура преступности может быть представлена в виде круговой диаграммы с использованием как абсолютных, так и относительных показателей, однако удобнее использовать первые, так как при этом весь массив совершенных преступлений берется условно за 100 %, а доля каждого из составляющих его видов вычисляется с помощью так называемого удельного веса, рассчитываемого по формуле:

УВ = (П₁: П) × 100 %,

где УВ – удельный вес преступлений данного вида; П₁ – объем преступлений данного вида; П – объем преступлений в целом (на данной территории, за данный промежуток времени и т. д.).

Наконец, еще одной характеристикой преступности является ее динамика. Она отражает преступность в движении, т. е. темпы ее роста или снижения во времени. Динамика рассчитывается с помощью двух основных методов – цепного и базового: при использовании первого метода объем (уровень) преступности за интересующий период сравнивается с предыдущим, тот – с предыдущим ему и т. д.; базовый метод предполагает сравнение нескольких интересующих исследователя периодов с одним и тем же периодом начала отсчета. Динамика также выражается с помощью абсолютных и относительных показателей, таких как абсолютный рост (снижение) преступности (А), темпы динамики преступности (Т) и темпы прироста (снижения) преступности (Т₁). Абсолютный рост преступности (А) рассчитывается по формуле:

А = П – П_пр,

где П – объем преступности за интересующий период; П_пр – объем преступности за предыдущий период.

Темпы динамики преступности (Т) рассчитываются так:

Т = (П: П_пр) × 100 %.

Темпы прироста (снижения) преступности (Т₁) рассчитываются по формуле:

Т₁=Т –100 %,

где Т – темп динамики преступности.

Существуют и иные характеристики преступности: тяжесть среднестатистического преступления, индекс судимости и т. д., однако все они в конечном счете производны от трех вышеназванных.[17]17
  Следует отметить, что символы, используемые в формулах расчета показателей преступности, предложены автором настоящей работы и могут не совпадать с используемыми другими авторами. Принцип же расчета неизменен.


[Закрыть]

Столь подробное обращение к природе статистической характеристики преступности обусловлено тем, что предмет нашего исследования, безусловно, может быть описан и изучен только с помощью показателей уровня, структуры и динамики преступности в различных крупных городах Восточной Сибири.

Переходя к более подробному описанию предмета, задач и целей географии преступности, следует в первую очередь четко их обозначить. Итак, в качестве предмета можно выделить территориальные различия и региональные особенности преступности в РФ, отдельно взятом субъекте РФ, муниципальном образовании. Природа этих различий, несомненно, неодинакова как по вертикали – в зависимости от уровня исследования, так и по горизонтали – на конкретном уровне – в разных регионах, субъектах, административно-территориальных единицах. Таким образом, главнейшими задачами этого направления криминологии являются, во-первых, выявление и констатация причин и условий, детерминирующих территориальные различия преступности, во-вторых, анализ и раскрытие их сущности, в-третьих, объяснение взаимосвязи всего причинного комплекса, как на вертикальном уровне, так и на горизонтальном. Наконец, целями географии преступности могут быть названы указание на многоаспектность вышеозначенной проблемы, примерный прогноз динамики преступности с учетом ее территориальных различий и, как следствие этого, предложение примерного перечня возможных мер профилактики и борьбы с преступностью.

Несомненно, проблема преступности в общественной жизни РФ является одной из самых актуальных и трудноразрешимых. На это указывают как многочисленные публикации в СМИ, комментарии ведущих российских криминологов, так и официальные данные МВД РФ. Не случайно подчеркивается, что даже при достаточно позитивных изменениях в динамике и структуре преступности, криминальная ситуация в России остается сложной. В этой связи развитие криминологических исследований такого многомерного общественного явления как преступность, всех его различных аспектов, в том числе и сравнительно малоизученных, представляется особо важным и приобретает первостепенное значение для борьбы с преступностью и ее профилактики.

Одним из таких относительно «новых» направлений в отечественной криминологической науке является изучение территориальных различий преступности, а также причин и условий, их детерминирующих. Нельзя сказать, что эта проблема абсолютно внове для криминологов России. Вопросы зависимости характеристик преступности от территориально-временных факторов ставились как в советской криминологии, так и в постсоветский период. К этой проблематике в разное время обращались такие известнейшие отечественные ученые, как А. И. Долгова, Г. И. Забрянский, В. В. Лунеев, И. П. Портнов, Л. И. Спиридонов, П. Г. Пономарев, Э. Э. Раска, Я. И. Гилинский, Ю. Д. Блувштейн и другие. Результаты этих исследований изложены в различных тематических сборниках и монографических работах.[18]18
  См.: Территориальные различия преступности и их причины. Сб. науч. тр. / Под ред. А. И. Долговой. М.,1988; Изменения преступности в России. М., 1994; Теоретические проблемы изучения территориальных различий в преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. Вып. 725; 1987. Вып. 761; 1988. Вып. 817; 1989. Вып. 859; Габиани А. А., Гачечиладзе Р. Г. Некоторые вопросы географии преступности. Тбилиси, 1982; Забрянский Г. И. Криминологическая классификация регионов Российской Федерации // Вестник МГУ. Сер. 11. 1993. № 2; Портнов И. П. Город и преступность // Государство и право. 1993. № 2; Бабаев М. М., Королева М. В. Преступность приезжих в столичном городе. М., 1990; Забрянский Г. И. Криминологические проблемы села. Ростов н/Д, 1990 и др.


[Закрыть]

Следует отметить, что территориальные различия преступности – факт, который уже давно привлекает внимание криминологов. Статистические характеристики преступности в разных регионах РФ имеют довольно существенные различия. Думается, что исследование территориальных различий преступности дает возможность наиболее полно учесть особенности преступности и при разработке предупредительных мер, предлагаемых в региональных планах социально-экономического развития и в программах борьбы с преступностью. Это – практический, так сказать, «прикладной» аспект подобного рода исследований. Теоретическая же их ценность заключается в том, что с их помощью можно детальнее изучить механизм детерминации преступности и ее изменений, выявляя социальные, экономические, политические явления и процессы, которые либо формируют причины преступности, либо способствуют им в различных регионах.[19]19
  Эта проблема особенно актуальна для России в силу ее географических особенностей. В идеале, именно такого рода исследования должны ложиться в основу региональных и субъектных программ профилактики преступности, только при учете которых может приниматься федеральная программа. К сожалению, уровень теоретических разработок в этой области пока недостаточен.


[Закрыть]

До сих пор во всех исследованиях по данной теме превалировал взгляд: «социальное» через «географическое». На это указывает, в частности, А. И. Долгова, говоря о том, что «при изучении территориальных различий преступности и их причин не снимается необходимость учета специфики преступности на общесоциальном и социально-групповом уровнях, а также в разрезе основных сфер общественной жизни».[20]20
  См.: Территориальные различия преступности и их причины. С. 5.


[Закрыть] Географические особенности того или иного региона при этом учитываются исключительно как дополнительные, неосновные. Они не проявляются в чистом виде, выступают не сами по себе, а как часть интегрированной совокупности всех социальных факторов. Тем не менее они не поглощаются полностью общественным, продолжая свою жизнь в территориальной специфике социального, будучи одной из причин ее возникновения и формирования. «Географическое – носитель социального», – утверждают Л. И. Спиридонов и А. А. Лепс.[21]21
  См.: Спиридонов Л. И., Лепс А. А. Теоретические вопросы изучения территориальных различий в преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. Вып. 725. С. 4 и сл.


[Закрыть] Этот тезис подкрепляется ими тем, что нельзя одними особенностями географического положения объяснить различие образов жизни и типов личности жителей разных регионов России. Специфика общественной формы отчасти объясняется и особенностями той территории, на которой эта форма возникла и развивалась. Следует заметить, что последнее предположение в известной мере противоречит сказанному ими выше.

Обозначая новую грань этой действительно сложной проблемы, следует сразу же определиться: а что же именно будет пониматься нами в дальнейшем под географией преступности? Нелишним в этой связи будет упомянуть, что подобного рода наименование не принадлежит отечественной криминологической науке. Российские криминологи и их коллеги из стран СНГ и Восточной Европы говорят о территориальных различиях преступности, что вполне объяснимо, ибо последние можно отнести к теории криминологической детерминации и считать их частью этой теории. Назвав же территориальные различия преступности географией преступности, мы тем самым, по сути, обособляем это направление криминологических исследований, наделив его самостоятельным предметом, и придаем ему некую самостоятельность, разумеется, в рамках криминологии в целом. Исключением здесь является, пожалуй, лишь работа А. А. Габиани и Р. Г. Гачечиладзе, в названии которой прямо говорится о географии преступности.[22]22
  Габиани А. А., Гачечиладзе Р. Г. Некоторые вопросы географии преступности.


[Закрыть] Однако, по сути, и в ней речь идет лишь об опосредованном влиянии географического на социальное, в том числе и на преступность.[23]23
  Габиани А. А., Гачечиладзе Р. Г. Некоторые вопросы географии преступности. С. 14–16.


[Закрыть] Думается, что такой подход не случаен. Как известно, криминология в России не была самостоятельно оформившейся, обособленной наукой до 60-х гг. XX столетия. Этому способствовали различные исторические, политические, социоэтнические, экономические и другие факторы. Начиная же с 60-х годов XX в. криминология считалась (и считается некоторыми специалистами) неким ответвлением уголовного права, имея при этом самостоятельный и явно несхожий с уголовно-правовым предмет исследования. Будучи, таким образом, наукой социально-правового плана, т. е. гуманитарной, криминология не могла избежать значительной степени заидеологизированности. Это отразилось практически на всех составляющих ее предмета: классовый характер преступности, ее дальнейшее «отмирание», личность преступника – деклассированный элемент, ведущая роль КПСС в предупреждении преступности и т. п. Разумеется, вопросы детерминации преступности также разрешались исключительно с классовых позиций. Этим в большей степени и объясняется некое единообразие подхода к выявлению причинного комплекса преступности.

Выше нами говорилось о разнообразных подходах к научной природе криминологии. Что касается причин и условий такого социального явления, как преступность, то здесь, бесспорно, показателен американский подход. Множество теорий, посылок и мнений, с одной стороны, как бы затрудняют «высвечивание» истинных причин и условий совершения преступлений, с другой стороны, вероятно, именно при помощи самых разнообразных точек зрения, порой взаимоисключающих, и можно определить: а что же есть истинная причина конкретного преступления или группы преступлений и что есть истинные условия, которые совершению его (их) способствовали?[24]24
  См.: Иншаков С. М. Указ. соч. С. 223–271 и др.


[Закрыть]

Поиск же причин и условий преступности в целом, на так называемом глобальном, всеобщем уровне, бесспорно, представляется необходимым, но далеко не законченным. Тому множество примеров. Это и участившиеся в последние 10–15 лет серийные убийства, в том числе на сексуальной почве, и коррумпированность власти, и дикая, ужасающая жестокость преступлений на бытовой почве. Заметим, что все эти преступления совершаются самыми обычными людьми: не обездоленными во всех отношениях дегенератами, а вполне благополучно социализированными личностями, имеющими семью, дом, работу, друзей, а в случаях коррупции – так речь вообще идет о преуспевающих политиках и чиновниках. Так что же: сведем причины всех этих преступлений к искажению так называемого общественного сознания? А условия – к невыплате заработной платы и незапертой форточке? Вероятно, все это имеет место, но на уровне индивидуальном, единичном, что же касается масштабов города, области, региона, страны – причины, думается, недостаточно обозначить лишь как девиации. Пока эта проблема, на наш взгляд, остается открытой.

Советская криминология, как мы выяснили, не уделяла достаточного внимания учению о географии преступности. Термин этот, будучи введенным в обиход отечественной науки лишь в 80-е годы, еще не имеет однозначного толкования. Зарубежные же криминалисты понимают под географией преступности самостоятельное направление криминологических исследований, занимающееся проблемами пространственно-временного распределения преступности в мире, отдельно взятом государстве, его частях или административно-территориальных единицах. Такое определение, в частности, дает географии преступности немецкий криминолог Г.-Й. Шнайдер. Он же определяет так называемую экологию преступности – учение о взаимодействии среды, климата, природного ландшафта, растительного и животного мира, структуры строительства, с одной стороны, и преступности – с другой. Под топографией преступности он понимает виктимо– и криминогенность конкретного объекта: здания, квартиры, улицы, сквера и т. д.[25]25
  См.: Шнайдер Г.-Й. Указ. соч. С. 201–202.


[Закрыть]

Впервые уголовно-географические исследования провели французский криминолог А.-М. Герри и бельгийский социолог А.-Ж. Кетле в 1833–1835 гг. Кетле, проанализировав собранный им уголовно-статистический материал за период 1825–1830 гг., нанес на карту Франции данные о примерном распределении преступности по стране. Различия в интенсивности преступности в различных ее районах он отнес за счет неодинаковой плотности населения, разницы в уровне жизни и образования народа.[26]26
  См.: Шнайдер Г.-Й. Указ. соч. С. 202–204.


[Закрыть]

Уголовно-экологическую школу основали американские криминологи К. Шоу и Г. Маккей в 20-30-х гг. XX в. – авторы так называемой теории «концентрических кругов», разделившие Чикаго на несколько зон по степени их криминогенности или антикриминогенности, а также виктимогенности.[27]27
  См.: Шнайдер Г.-Й. Указ. соч. С. 204–207; Фокс В. Указ соч. С. 89–104; Шур Э. М. Указ соч. С. 149–154.


[Закрыть]

Впоследствии вопросами географии, экологии и топографии преступности занимались такие зарубежные ученые, как Т. Моррис, Г. Фелис, Р. Уайт, К. Шмид, С. Лотье, Б. Лендер, С. Куинси и т. д.

Определяя значение термина «география преступности» для нашего исследования, попробуем несколько расширить его в сравнении с определением Г. Шнайдера. Представляется возможным, используя понятие географической науки, включить в него вопросы как экологии, так и топографии преступности. Дело в том, что экология – это наука о взаимодействии человека с окружающей природной средой. Нас же этот аспект интересует в связи с влиянием последней на такое социальное явление, как преступность. Поэтому эколого-криминологические исследования вполне можно провести в рамках экономико-социальной географии. Что касается топографии, то именно в том контексте, в котором она будет использоваться нами в исследовании, точнее было бы именовать ее географией преступности в локальном смысле (в рамках города или района). Воздействие же особенностей отдельного объекта на преступность в данной работе специально исследоваться не будет. Нелишне упомянуть и о том, что, говоря о географии преступности, нами изучаются уровень, структура и динамика преступности с позиций прежде всего экономической и социальной географии и в меньшей степени – собственно географии.

Вышеизложенное дает основания определить элементы предмета географии преступности. Вот они:

1. Влияние уровня экономического развития страны (региона, административно-территориальной единицы) на преступность в лице ее статистических характеристик. Сюда относится изучение взаимодействия промышленного потенциала, уровня развитости производственных сил, существующей производственной базы, с одной стороны, и преступности – с другой.

2. Влияние особенностей социально-культурных характеристик населения страны (региона) на преступность. Сюда включаются такие показатели, как занятость населения, уровень доходов, наличие явной и латентной безработицы,[28]28
  Не секрет, что те официальные данные о количестве безработных, которые публикуются в статистических сводках, являются далеко не полными. Уровень скрытой, так называемой латентной, безработицы намного выше. Речь идет о фактически неработающих людях, хотя они юридически не числятся безработными. Это случаи простоя предприятий, административных отпусков, нежелания самого безработного регистрироваться в качестве такового.


[Закрыть] разница в материальном положении населения («имущественное расслоение»), социальный состав, демографическая ситуация, наличие этнокоренных и этноприобретенных особенностей, традиций, обрядов, общий интеллектуальный уровень.

3. Влияние обеспеченности населения возможностями реализации естественных и конституционных прав и свобод на преступность. Здесь рассматриваются наличие и количество образовательных, культурных, бытовых, досуговых учреждений, учреждений здравоохранения и науки.

4. Влияние политико-географических факторов на преступность. Сюда относятся размеры территории страны (региона), особенности ее (его) административного деления, наличие административных границ.

5. Влияние естественно-географических факторов на преступность. Здесь анализируются минерально-сырьевые потенции страны (региона), климатические, ландшафтные особенности, особенности флоры и фауны.

Таковы составляющие предмета географии преступности. Разумеется, речь может идти о гораздо большем количестве факторов влияния географической среды на преступность. В частности, это такие уже упоминавшиеся выше направления криминологических исследований, как экология и топография преступности, сюда же можно отнести и отдельное изучение влияния геополитических, урбанистических, демографических, архитектурных, планометрических и тому подобных особенностей на показатели преступности и на саму преступность. Ибо известно, что преступность есть живой социальный организм, возникающий, развивающийся, изменяющийся, самовоспроизводящийся по своим, особым, законам. Однако законы эти не могут стать таковыми без опосредования их через окружающий мир – мир многообразный и бесконечный.

Попытаемся теперь определить географию преступности в понятийном отношении. Итак, под географией преступности (которую мы предлагаем именовать геокриминографией – в узком смысле и геокриминологией – в широком) понимается самостоятельное направление криминологической науки, изучающее влияние экономических, социальных, культурных, демографических, политических и естественно-природных особенностей страны (региона, субъекта или административно-территориальной единицы) на состояние, структуру и динамику преступности.

Вероятно, это определение не свободно от некоторых недостатков, однако, на наш взгляд, достаточно полно отражает суть географии преступности как направления именно криминологического исследования.

Обратимся теперь к методологии геокриминологических исследований.

Изучение территориальных различий преступности включает широкий спектр проблем, как уже указывалось выше.

Сам факт территориальных различий в уровне, структуре, динамике преступности не вызывает сомнений. Частично эти различия объяснимы случайными для статистических характеристик преступности обстоятельствами: неодинаковая латентность отдельных видов преступлений, большая или меньшая степень полноты учета (регистрируемости) преступлений и т. д. Однако в целом, если даже основываться только на данных о преступлениях с минимальной латентностью и в условиях, исключающих значимые колебания в степени их регистрируемости, территориальные различия эмпирически подтверждаются.

К числу подобного рода различий следует отнести, например, криминальную пораженность отдельных социально-демографических групп населения различными видами преступлений. В так называемых «молодых» городах, в городах-спутниках в структуре населения доминирует молодежь, несемейные люди, среди которых много мигрантов, преобладает тяжелый малоквалифицированный труд или работа на конвейере. Следовательно, в такого рода городах будет высок уровень насильственной и насильственно-корыстной преступности. В крупных городах и мегаполисах чаще совершаются угоны автомобильного транспорта без цели хищения, квартирные кражи, в свою очередь, на селе чаще можно встретить кражи скота и сельскохозяйственной продукции. Причем различия характеристик преступности зависят не только от типа населенного пункта (город, село, поселок городского типа и т. д.), но и от географического местоположения региона.

Известно, что такому социальному явлению, как преступность, соответствуют и иные антиобщественные проявления, например пьянство, наркомания. Их уровень также весьма различается в зависимости как от типа населенного пункта, так и от его географических данных.[29]29
  См., напр.: Гилинский Я. И. Методологические проблемы исследования территориальных различий преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. С. 20–22.


[Закрыть]

Вполне резонным было бы предположение о проявлении через территориальные различия определенных закономерностей преступности, иными словами, речь идет о детерминации преступности.

Как всякое социальное явление, преступность не может быть объяснена «из себя самой», а лишь как элемент социального целого – общества, субстанцию которого образует совокупность общих отношений. Будучи порождением общей субстанции, преступность взаимосвязана с иными социальными процессами, как позитивными, так и негативными. Сложность сущностного «конструирования» преступности как самотождественного явления, как относительно самостоятельного феномена обусловлена ее исторической изменчивостью, качественной неоднородностью деяний, признаваемых преступными в то или иное время в том или ином обществе. Это делает принципиально невозможным вычленение и обособление преступности на основании имманентно присущих ей свойств, обусловленных самой природой исследуемого объекта. Известно, что всякое определение преступности неизбежно включает такой оценочный «формальный» момент как противоправность, нарушение уголовного закона. При этом означенный признак служит критерием выделения преступного поведения – в человеческой жизнедеятельности, а преступности – среди иных социальных явлений. Однако преступность, будучи практически хорошо различаемым, фиксированным (с точки зрения государства) феноменом, логически относится к числу собирательных, «назывных» понятий. При всей объективности преступности, как реально существующего общественно опасного явления, ее границы, сущностная и логическая определенность носят оценочный, конвенциональный характер. И это делает невозможным нахождение ее специфических причин, унифицирующих происхождение преступности от одного социального явления или процесса.[30]30
  См., напр.: Гилинский Я. И. Методологические проблемы исследования территориальных различий преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. С. 22–23.


[Закрыть]

Выше нами говорилось о нахождении истинных причин конкретного преступления или группы преступлений. Однако при этом речь не шла о некоей «единой» причине, универсально объясняющей преступления и преступность в целом. Более того, поиск конкретной причины конкретного преступления не есть унификация, а скорее наоборот.

Безусловно, преступность не есть беспричинное явление с точки зрения теории общей детерминации процессов и явлений. Однако выявление подобного рода общих причин (или причины) преступности весьма затруднительно. В этом отношении верной представляется точка зрения Я. И. Гилинского о существовании таких причин в «иерархии противоречий общественного развития». Именно в этих противоречиях, степень которых существенно различается в разных регионах страны, он видит общую причину преступности. Основным элементом этой причины он считает так называемое социальное неравенство, его несправедливость. При этом подчеркивается, что само социальное неравенство – суть не естественно, в отличие от биологического.[31]31
  См., напр.: Гилинский Я. И. Методологические проблемы исследования территориальных различий преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. С. 24.


[Закрыть]

Соглашаясь с данной точкой зрения, следует отметить, что, по сути дела, социальные запросы личности есть продукт ее психобиологического статуса. Иными словами говоря, уровень потребностей личности в различных сферах бытия высок настолько, насколько это возможно для данной личности вообще. Говорить о том, что социальные, духовные, нравственные потребности личности и невозможность их удовлетворения, т. е. противоречия между потребностями и возможностями, продуцируют преступность, а естественные потребности и возможности их удовлетворения – нет, значит необоснованно отделять последние от первых. На наш взгляд, социальные потребности неотделимы от биологических. И те и другие являются естественными. Соответственно, уровень и желаемая индивидом степень их удовлетворения тесно связаны с происхождением этого индивида. Что касается решающей роли процесса социализации личности, думается, она преувеличена. И это вполне закономерное для криминологии советского периода объяснение сейчас явно устаревает. При этом велика опасность отката в сторону клинической криминологии. Безусловно, роль биологического в личности преступника нельзя переоценивать. Однако не следует абсолютизировать и социальное. Вероятно, возможен какой-то разумный баланс первого и второго, путем исследования которого можно будет дать ответ на вопрос: а каковы же общие усредненные причины преступности как социально-негативного явления? Современная криминология, причем как российская, так и зарубежная, эту проблему пока не разрешила. Исследования в области «гена преступности» результата пока не дали, но и исключительная «социальность» криминогенных детерминант весьма условна. Не вдаваясь в более подробное освещение этой проблематики, заметим, что она еще отнюдь не исследована до конца.

В связи с вышеизложенным следует отметить, что «социологизация» изучения преступности отразилась и на методологии исследований ее территориальных различий. «Основным противоречием, непосредственно определяющим тенденции динамики преступности в регионах, служит противоречие между относительно равномерно растущими потребностями (и изменениями их структуры) и относительно неравномерно меняющимися возможностями их удовлетворения (в зависимости от социально-классовой принадлежности, сферы занятости, территориальных различий, оплаты труда)».[32]32
  См., напр.: Гилинский Я. И. Методологические проблемы исследования территориальных различий преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. С. 27–28.


[Закрыть] А. И. Долгова подчеркивает, что исследования преступности в семи регионах РСФСР в 1988 г. подтвердили «выводы о социальной природе преступности и ее причин».[33]33
  См. Долгова А. И. Теоретические посылки и общие итоги изучения территориальных различий преступности и их причин // Территориальные различия преступности и их причины. С. 3–6.


[Закрыть]

Выше упоминалось о превалировании подхода к изучению социального через географическое. При этом географическое расположение региона рассматривается лишь как особенность проявления социальных противоречий, т. е. как обстоятельство, относящееся к характеристике «причин причины» преступности, с одной точки зрения, или к характеристике самих причин преступности – с точки зрения многофакторного подхода.

Исходя же из посылки о неопределенности общей причины преступности, не отдавая приоритета социальному или биологическому в детерминации преступности, следует, вероятно, поставить вопрос об определении географического через социальное в общих чертах. Разумеется, речь идет не о географии в чистом виде, но о географии преступности, которую также можно именовать (о чем мы указывали выше) геокриминографией (с позиций описательного подхода) или геокриминологией (с позиций общетеоретических). Предмет подобного рода научного направления был определен нами ранее, исходя из него, было дано определение географии преступности. Таким образом, мы пытаемся определить геокриминологическое через социальное. Под социальным в широком смысле понимается совокупность экономических, культурных, этнических и других факторов, естественных природных особенностей страны (региона), взятых на определенном пространственно-временном отрезке, через изучение которых мы выявим их влияние, с одной стороны, на показатели уголовной статистики конкретного региона и на преступность в России в целом – с другой стороны. Предвидя возможные обвинения и упреки в связи с кажущимся расширением нами понятия науки географии, оговоримся, что понятие это – многомерное. Существуют и экономическая география, и социальная, и политическая, и климатологическая, и ландшафтная. Нами же в наименовании «география преступности» термин «география» употребляется для более точного определения направления нашего исследования, не претендуя на освещение какого-то одного из видов собственно географической науки. Думается, введение в научный обиход терминов «геокриминология» и «геокриминография» было бы в большей степени удачным, ибо это позволило бы избежать некоей двусмысленности в понимании предмета подобных исследований.

Исследования в данной области ведутся, преимущественно, в одной плоскости. Либо за основу берется один тип населенного пункта (И. П. Портнов, Г. И. Забрянский), ряд регионов (субъектов) России и бывшего СССР, отобранных по определенному признаку – географическое положение, уровень экономического развития, показатели преступности и др. (А. И. Долгова), либо преступность исследуется сугубо на локальном или региональном уровне – в рамках одной союзной республики, одного субъекта РФ (А. А. Гобиани, Р. Г. Гачечиладзе, Э. Э. Раска).[34]34
  См.: Портнов И. П. Указ. раб. С. 72 и сл.; Забрянский Г. И. Криминологические проблемы села; Габиани А. А, Гачечиладзе Р. Г. Некоторые вопросы географии преступности; Раска Э. Э. Процедуры территориального исследования социальной обусловленности преступности // Учен. зап. Тартуского госуниверситета. Тарту, 1985. Вып. 725. С. 34–63.


[Закрыть] Результатом этого являются многочисленные попытки объяснения территориальных различий преступности с позиций общесоциальных причин и условий. Действенного же механизма профилактической деятельности именно в этой сфере пока не предложено. Подобного рода ситуация вполне объяснима, учитывая то, что до недавнего времени глобализация выводов, явившихся результатом исследования территориальных различий преступности, была бы явно осуждена с официальной точки зрения.

Под глобализацией выводов следует понимать выявление общих геокриминологических закономерностей, как-то: соотнесение степени криминальной пораженности региона (субъекта, административно-территориальной единицы) и оценки его криминогенности с его территориальной расположенностью. На основе этого соотношения, на наш взгляд, возможен вывод прогностического характера о высокой потенциальной способности отдельных регионов к самовоспроизводству преступности и об активном порождении населением данных регионов криминальных элементов из своей среды. Как показывают данные официальной статистики МВД России за период с 1991 по 2001 г., в отдельных регионах страны (субъектах) криминологическая ситуация однозначно свидетельствует о постоянном росте количества преступлений. Хотя в 2001 г. прирост преступности по тем же официальным данным несколько снизился, продолжал он снижаться и в первом полугодии 2002 г., однако величины коэффициентов интенсивности преступности сильно различались. В отдельных регионах порой в 3–5 и даже в 10 раз! Причем тенденция этого криминального «разброса» постоянна на протяжении последних 10 лет.[35]35
  См.: Преступность и правонарушения (1995–1999). Стат. сб. М., 2000; Преступность и правонарушения (1996–2000). Стат. сб. М., 2001; Состояние преступности в России за 2001 г. М., 2002.


[Закрыть] В отдельных субъектах РФ наблюдается некое «колебание» кривой преступности, но уровень и состояние ее, тем не менее, превышают, подчас резко, среднероссийские показатели и показатели других регионов. Разумеется, речь идет о данных официальных, без учета естественной и искусственной латентности, которая по оценкам самих экспертов МВД достигает 300 %,[36]36
  Преступность в России. Аналитическое обозрение Центра комплексных социологических исследований и маркетинга. М., 1997. Вып. 1–2. С. 29–30.


[Закрыть] а по оценкам независимых экспертов (В. В. Лунеев и др.) – 900 %[37]37
  См.: Лунеев В. В. Контроль над преступностью: надежны ли показатели? // Государство и право. 1995. № 7.


[Закрыть] от числа зарегистрированных преступлений. Но даже официальные данные, несмотря на их очевидную неполноту, позволяют сделать упоминавшийся выше вывод о перерастании преступности в отдельных регионах из негативного социального общественно опасного, но все же контролируемого государством явления в мощнейшую разрушительную силу, некий социальный организм, стремящийся подчас встать на одну ступень с государственной властью или вовсе заменить ее. Недавние события в Иркутской, Кемеровской, Свердловской областях, Красноярском крае – тому яркое подтверждение.[38]38
  Речь идет о попытках прихода к власти в регионах внешне легитимными способами преступных «авторитетов» – лиц, неоднократно судимых за тяжкие преступления: Быков – в Красноярске, Коняхин – в Ленинск-Кузнецком и др. См. также: Фомина Л. Некоронованный король показал свою власть и силу // ВСП. 2002. 12 марта; Бегагоина Л. Мафия живет и побеждает // ВСП. 2002. 26 февр.


[Закрыть] Безусловно, следует заявить о своеобразном криминальном насыщении отдельных регионов РФ, и, вопреки предположению В. В. Лунеева, сделанному относительно преступности на общемировом уровне, российская преступность явно не спадает, а как бы «перенасыщается», переходя на качественно иной уровень, видоизменяясь и маскируясь.[39]39
  Лунеев В. В. Тенденции преступности: мировые, региональные, российские // Государство и право. 1993. № 5.


[Закрыть] Потому-то и выглядят неубедительными выводы о том, что территориальные различия преступности – суть частность, продукт некоей социально-экономической недоработки государства, что они в целом «не оказывают сколько-нибудь значительного влияния» на состояние преступности в стране. В частности, чего стоят утверждения о всеобщем товарно-продовольственном дефиците и степени его в отдельных регионах как об одной из важнейших детерминант преступности в этих регионах.[40]40
  См. напр.: Территориальные различия преступности и их причины, и др.


[Закрыть] Сейчас, как известно, дефицита как такового не существует, но темпы роста и уровень преступности отнюдь не уменьшились, а, напротив, возросли. И такие примеры можно продолжить.