Текст книги "Марсианская роза"

– Вера, переключи, – попросил я.

Смотреть эту галиматью было выше моих возможностей. Телевидение отрабатывало свои денежки на совесть. И этого лысого Бенедиктинова я знал, он был главным редактором газеты «Голос крови», которую финансировали близкие к марсианам политические круги, поэтому я не сомневался, что телевизионная передача была заказухой чистой воды. Сам господин Бенедиктинов, насколько я знал, от сдачи крови был освобожден. Представил справку, что в детские годы болел туляремией и что гемофилия у него. Марсиане оказались брезгливы, несворачивающуюся кровь не употребляли.

– И правильно, – сказала Вера Петровна, переключая канал. – С утра такую галиматью смотреть. Говорят, говорят… Можно подумать, что после этих разговоров нормы сдачи крови уменьшат. И марсианин этот прав – они с нами по-божески обращаются, приди к власти бен Зебб, вот уж кровавые дела вокруг творились бы. А так, соблюдай их законы, кровь своевременно сдавай, и никто тебя пальцем не тронет. Будешь жить, как у Христа за пазухой. Говорят, скоро за кровь деньги платить станут. Хорошие деньги. Правда это, Валентин Мокеевич?

«Не дай Бог, – подумал я. – Не дай Бог, марсиане за нашу кровь деньги платить станут. Тут человечеству и хана. Ведь многие пожелают заработать не на своей, а на чужой крови. Это в природе человеческой – зарабатывать на чужом горе. Так проще и легче. Найдутся такие, что начнут скачивать кровь у тех, кто слабее, а еще найдутся те, кто начнет воровать людей и содержать их в тайных лагерях, регулярно собирая их кровь и продавая ее марсианам. А некоторые и вовсе не захотят ждать, а будут ездить ночами на машинах и забирать у случайных прохожих всю кровь сразу. Нет уж, пусть лучше будет так, как есть. И надо убедить марсиан, чтобы они ничего не меняли. Никакой платы, в противном случае человечество недолго протянет. Мы сами с собой покончим. За хорошие деньги».

– Не знаю, – сказал я. – Не думаю, Верочка. На кой черт им платить за то, чем они владеют по праву победителя.

– Ну и ладно, – легко согласилась она. – Не в деньгах счастье.

Она посмотрела на часы.

– Сейчас мой любимый сериал начнется. А вы у себя сериалы смотрите?

Только этого мне не хватало для полного счастья, что-нибудь вроде «Хроники одной недели», которая растянута на полгода. Тупого времяпрепровождения у голубого экрана я не терпел, телевизор включал, когда бокс или чемпионат мира по футболу показывали. Или новости посмотреть. Но вслух я ответил:

– Все времени не хватает, Верочка. Работа мешает. Ты Шашунова знаешь?

– А как же, – сказала Вера. – Он ведь учителем физики работает в нашей школе.

– И что он за человек?

– Непонятный, – сказала Вера. – Раньше он у нас в патриотах ходил. Марсиан костерил на каждом углу. А потом успокоился. Кровь сдавать начал после третьего предупреждения, даже в почетные доноры вышел. Филиал Общества российско-марсианской дружбы в Сухове создал. Астрономическими наблюдениями Марса занимается, у него даже самодельный телескоп есть. Да на кой тебе сдался этот зануда? Он и на мужика-то не похож, весь как девочка, и разговоры у него такие – вежливые и деликатные.

– А он не педик? – поинтересовался я.

Лицо Веры вспыхнуло.

– Ну, вы скажете, Валентин Мокеевич, – смущенно сказала она. – У нас в Сухове таких сроду не водилось. А Шашунов еще тот бабник, он у нас многим проходу не давал, и мне он не раз нескромные предложения делал. Но я таких терпеть не могу, послала его куда подальше, он и отстал.

– А про фермера Кураева ты что-нибудь знаешь?

– Это который с Березовской? – сказала Вера и почему-то порозовела. – Крепкий мужик. И хозяйство у него в районе самое крупное. Они с Шашуновым года два знаются. Этот самый Кураев нам в школу мясо привозил – и свинину, и говядину, а цены у него в два раза ниже, чем в нашем «Грошике». Да ну, не хочу я о них говорить…

Честно говоря, рядом с ней и мне не хотелось ни о ком разговаривать. Другим хотелось заниматься, совсем другим. И угрызений совести я при этом не испытывал!

Майор Ступаков позвонил в школу после обеда.

– Валентин Мокеевич, это ты? – спросил он. – Здравствуй. Так я дернул Валерку. Ничего интересного. Двадцать третьего он был в школе в последний раз. Марсианам в этот день сменили в бассейне масло. Здоровенькие были, ухали, поужинали, чем полагается, все ждали, когда можно будет нырнуть в бассейн. Он включил тэны, подогрел масло до сорока градусов и ушел. А утром обнаружилось, что марсиане исчезли, все до единого.

– Не врет? – спросил я.

– Ты бы на него посмотрел, – хихикнул майор. – Такие вообще врать не могут. Его только спроси, уши сразу краснеют, руки чуть в узел не завязываются. Идеальный человек для допроса. Я бы брехню сразу просек. Если и врет, так самую малость. Сразу просемафорил.

Может, оно и так. Теперь мне требовался ответ из области, он мог кое-что прояснить: рассказ электрика, обнаружение энапа у сына директора бани, смена масла в бассейне, все это были звенья одной цепи, знать бы еще, куда этот набор бесхитростных фактов меня выведет.

Глава одиннадцатая

Генерал Лютоплатов позвонил утром следующего дня. Еще восьми часов не было.

– Прохлаждаешься? – хмуро сказал он. – Разлагаешься в провинциальном городке? Водку с местными пьешь? «Марсианскую горькую» хлещешь? Омарами закусываешь? Шашлыки жаришь? Грузию вспомнил?

– С чего вы взяли, Иван Федорович? – удивился я.

– И еще над лабораторией издеваешься, – сказал генерал и как-то странно хрюкнул в трубку, я даже сразу не понял, что он засмеялся.

– Это вы про анализ? – сообразил я.

– Я о масле растительном, – сказал генерал. – Остальное сам должен сообразить.

Так, так, так! Кажется, я и в самом деле случайно угодил в точку. У меня словно пелена с глаз спала. Нет, что бы мы делали без науки?

– Деталей не спрашиваю, – сказал генерал, – но тебе надо поторопиться. Тут такие события надвигаются, в будущее заглядывать страшно. Ты, Валя, поторопись, если зацепки есть, шуруй со всем усердием, открывай свое мурло контрразведчика, нажимай, со Ступакова не слезай, но результат должен быть в ближайшие дни. Ты меня понимаешь?

Я его прекрасно понимал. Что-то там такое намечалось, что мне и в самом деле следовало поспешать. Лютоплатов слова на ветер не бросал, он цену слову знал. И про то, что разлагаюсь я, он, конечно, не без умысла сказал, уже доложили какие-то суховские доброхоты. Похоже, был у генерала в Сухове независимый информатор, который ему сообщал о моих действиях и о ходе расследования. Плевать я на этого информатора хотел! У меня и в самом деле уже что-то вырисовывалось. Не заговор антимарсианский, не террористы с предгорий и даже не шпана, возомнившая себя хозяевами города, нет, здесь просматривалось совсем иное, совсем уже неожиданное, я даже знал, каким словом случившееся обозвать, только генералу об этом пока говорить не стал.

Хитромудрым человеком был мой шеф. Вроде бы и ничего особенного не сообщил, даже отругал нерадивого подчиненного, – так наш с ним разговор по телефону смотрелся. А между тем он сказал мне самое главное, назвал еще одно звено, связывающее общую цепочку. Радовало то, что все это уже укладывалось в созданную мной картинку.

– Надеюсь, что завтра я вам все доложу лично, – сказал я.

– Даже так? – генерал посопел в трубку. – Эти сроки меня вполне устраивают, Валя, я даже еще пару дней тебе могу выделить. Но не больше.

– Ясно, – сказал я.

– Вот и хорошо, люблю, когда ясность вырисовывается в нашем деле. Действуй, Валя, я тебе серьезно говорю, шторм надвигается.

Значит, зачистка все-таки предрешена. Это меня огорчило больше всего. И что тогда будет с моей Верой Петровной? Честно говоря, привязался я к ней за эти дни. Человечек она правильный, а что так откровенно, как говорится, на близкий контакт третьего рода пошла, так это легко объяснимо: провинция, одиночество, скука, внезапный интерес к новому человеку. Своих-то она как облупленных знает, возможно, у нее даже желания не возникает проявить к кому-то из них симпатию. Сообразительная, умная, красивая женщина, может, увезти мне ее отсюда от греха подальше? Когда здесь начнется заварушка, ей здесь мало не покажется. И нравилась она мне, по-настоящему нравилась. Пусть и легко все у нас с ней вышло, и инициативу, по большому счету, совсем не я проявил, но чем-то Вера Петровна меня цепляла. Ив постели с ней было хорошо, в этом мы с ней уже не раз убедились. Впрочем, время для раздумий и разговоров с ней у меня пока еще было.

А вот во всем остальном приходилось торопиться. Пусть генерал Лютоплатов и любил говаривать, что быстро только кошки родятся, теперь он сам меня торопил. А ожиданий начальства обманывать нельзя. Особенно, когда оно в тебя верит.

Поразмыслив, я позвонил Ступакову.

Узнав, что я запланировал сделать, майор искренне удивился.

– Так, Валентин Мокеевич, – сказал он, – бляха-муха, я же с ним уже беседовал!

– Беседовал, – согласился я. – А теперь совершенно новые обстоятельства открылись. Надо с ним еще раз поговорить. А заодно и с Лошаковым, который баней заведовал.

– Я же сегодня в Деминку уехать должен, – заныл Иван Ступаков. – Там трактористы в лесопосадке труп прикопанный нашли. На самоубийство не похоже, самоубийца сам себя в землю зарывать не станет.

– Вот и пошли туда начальника розыска, – сказал я. – Или он у тебя сам думать не умеет? Если так, то тебе его срочно менять нужно. Как хочешь, но ты мне здесь нужен.

– Так ведь время терять не хочется, – не сдавался Ступаков. – Ясно же, пустой номер тянем!

Очень ему в неведомую мне Деминку хотелось. Может, просто сбежать хотел от непонятного и потому недоступного дела? Подальше от неприятностей, с ним связанных, оказаться? Люди не очень любят взваливать на плечи чужие заботы. А может, все гораздо прозаичнее было – ждал кто-то майора в Деминке, с нетерпением ждал.

– Ваня, – сказал я, – ты понял?

– Понял, – после секундной паузы сказал Ступаков. – Только, Валентин Мокеевич, вам не кажется, что все это зря?

– А это мы потом решим, – злобно ухмыльнулся в трубку я. – После разговора с ними.

Ну, не соображает ничего человек. Факты у него в руках были такие же, какими я владел, а вот не собрал он их воедино. Вот это и есть главный недостаток оперативного работника – там, где надо заняться аналитикой, он пытается соединить несовместимое, а в результате у него ничего не получается.

– Валентин, – сказала у меня из-за спины Вера Петровна, – а вы опять в школу идете?

Делать мне там нечего было! У меня все завязки вырисовывались на завтрашний день. Я уже не сомневался, что все просчитал правильно, дело оставалось за нужным результатом. А для этого надо разговаривать с людьми. Но не зря же говорили, что «колоть» людей я умею. «Колоть» – в смысле заставлять говорить правду. Даже если этого не хочется. Разумеется, без рукоприкладства. Для того чтобы чего-нибудь добиться, у человека должны быть мозги.

– Значит, останетесь? – обрадовалась хозяйка. Как мне показалось, искренне.

– Не останусь, – решительно сказал я. – И тебе дома нечего сидеть. Мне говорили, окрестности у вас здесь живописные. Самое время посмотреть.

Город Сухов и в самом деле располагался в живописной местности. Вся область – зона полупустынь, сплошные степи, которые только ранней весной, пока трава не порыжела от солнца, кажутся обитаемыми. А в окрестностях города Сухова зеленели леса, которым могло позавидовать Подмосковье. И трава в этих лесах местами доходила по пояс человеку. А среди травы таились огромные пятнистые грибы-зонтики, шляпки одного такого гриба хватило бы на целую сковородку. И пауки развесили серебристую паутину среди деревьев. И не было никаких марсиан. И думать о них не хотелось.

– Красиво тут у вас, – сказал я.

– А вы оставайтесь, – улыбнулась Вера.

– Хорошая мысль. Кстати, насчет оставайтесь… А ты не хотела бы уехать?

Вера Петровна остановилась. Глаза у нее лукаво светились.

– Это предложение?

– Понимаешь… – я не мог ей все сказать прямо. – Здесь, возможно, станет очень опасно, а у меня есть такая возможность…

Глаза ее потухли.

– Здесь у меня дом, работа, – изменившимся тоном сказала она. – Все подруги у меня тоже здесь. Но в любом случае, спасибо за предложение, Валентин Мокеевич.

Поговорили! Я клял себя за косноязычие, но что-то удерживало меня оттого, чтобы сказать: «Верочка! Вы мне очень нравитесь. Поехали со мной? Рая в шалаше не обещаю, но трехкомнатная квартира во Лбове нуждается в хозяйке, и я думаю, что с этой ролью вы бы превосходно справились. Яне мальчик, чтобы говорить слова любви, разве вы не видите всего сами, разве надо что-то говорить?»

В молчании мы дошли до речки Волчанки. Берег круто сбегал к повороту речки, заводь была покрыта крупными белыми лилиями. Было тихо, только в кустах попискивала синичка, да где-то далеко, по ту сторону реки, куковала кукушка, отмеряя кому-то остаток жизни. Похоже, кукушка росла нерадивой, она то и дело сбивалась, озадаченно замолкала и начинала счет заново.

– Лилии хочешь? – спросил я.

– Хочу, – серьезно отозвалась она.

И мне пришлось лезть в воду за лилиями. Из воды я вылез облепленный водорослями и подозреваю, что в таком виде напоминал водяного. Иначе с чего бы Вере так хохотать, словно я клоун из труппы Артура Гаспаряна?

Мы вернулись домой. Я шел обратно, держа одежду в руках. Не надевать же ее на грязное тело!

Во дворе я долго умывался под краном. Вера Петровна вышла из дома с полотенцем.

Надев рубашку, я почувствовал себя человеком.

– И все-таки?.. – стараясь не смотреть в сторону хозяйки, еще раз спросил я.

– Не люблю жалости, – сказала Вера.

– Какая там жалость! – я взмахнул рукой. – Надоело быть одному.

– Так ты… – сказала Вера и осеклась.

Знал, что она умеет целоваться, но такими жаркими поцелуями меня награждали впервые в жизни.

Глава двенадцатая

С утра весь город оказался свидетелем странного и захватывающего зрелища.

В голубых небесах носились два марсианских дисколета, осыпая друг друга лучевыми ударами. Вскоре все небо было исполосовано инверсионными следами, отчего оно стало казаться многократно заштопанным и залатанным. Дисколеты еще немного повоевали без видимого успеха, потом, свистя антигравитационными установками на предельных оборотах, ушли в западном направлении. По городу сразу поползли слухи, что группа патриотов захватила марсианский дисколет и теперь использует его для нападения на треножники. Высказывались предположения, что исчезновение суховского гарнизона марсиан явилось делом рук этих неведомых патриотов. Некоторые говорили об этих патриотах с видимым осуждением, иные с полным безразличием, и только редкие жители говорили об этом с надеждой на скорое освобождение от инопланетного гнета. Я точно знал, что они все ерунду говорят. Но что-то в мире действительно происходило. Может, марсиане между собой цапаться начали?

Трудно выводить какие-то гипотезы, не имея достаточного набора фактов. И я вернулся к делам, запланированным мною на этот день еще вчера.

Ступаков был прав – уши электрика Васильева были чутким индикатором его слов. Сразу можно было понять, когда он пытается врать.

Сейчас электрик сидел на стуле в кабинете Ступакова и заученно бубнил:

– Я уже докладывал товарищу майору. Двадцать второго это было. Пришел я, значит, в баню. Я там работаю, а по совместительству в школе. Пришел я в баню, меня директор попросил заглянуть, разведать, как там и что. Сами знаете, марсиане марсианами, а здание на балансе, за него директору отвечать, если что-то случится. Лошаков и говорит: сходи, Валера, погляди, что там делается. Остальной персонал марсиане в баню не пускали, а я им незаменимый был, кто же за освещение и подогрев ответит? Им туда в бассейн масло привозили, вот я и должен был его подогреть до сорока градусов, такие вот требования у марсиан были. Там на них смотреть жутковато – плавают, фыркают, щупальца, как змеи, взметаются. Треск стоит, словно медведь в лесу щепу дерет. Щелкают клювами, глаза круглят, щупальцами друг друга хлещут. Лишний раз заходить не хочется. Уставятся на тебя своими глазищами, не поймешь, чего они хотят – чтобы ты ушел или – на стол тебя и к портативке на все твои литры… А в тот день им масло меняли, поэтому и ждать долго пришлось. Сначала старое слили, потом новым маслом бассейн часа полтора наполняли, потом греть пришлось. Я-то не все время сидел, выходил, конечно, с кумом пивка попили. Вернулся около десяти вечера, обесточил все, как полагается, и домой ушел. Двадцать третьего с кумом на рыбалку ездили, вечером должен был зайти и еще раз масло подогреть, но подумал, что оно тепло держит хорошо, двадцать четвертого и подогрею. А двадцать четвертого выяснилось, что их нет нигде, и куда они подевались, никто не знает. Меня уже кто только не допрашивал. Нечего мне добавить, я уже вчера майору говорил.

Он замолчал, вопросительно глядя на меня. На лбу Валеры Васильева блестели капельки пота, выражение лица было плаксивым, но уши! Они пламенели! Чтобы скрыть смущение, электрик достал из кармана алюминиевую расческу с длинной ручкой и причесался.

– Нечего, говоришь, добавить? – спросил я. – Правильно, Валера. Что тебе еще добавить к своему вранью? Тебе ведь надо, чтобы рассказ правдоподобно смотрелся, а для этого слишком много врать нельзя, заметно будет!

– Я не вру! – выкрикнул Васильев.

– Ты правды не говоришь, – поправил электрика я. – Хочешь, я тебе сам расскажу, как все было?

Он посмотрел на меня с опасливым любопытством и недоверием. Мол, чего ты мне расскажешь, там ведь только я был, и никто меня под руку не поддерживал.

– Нечего там рассказывать, – упрямо сказал он. – Я уже все рассказал.

– Почти все, – ласково сказал я. – А того ты, глупая голова, не понимаешь, что за твою брехню весь район расплачиваться будет. Ты об этом думал, Валера? По глазам твоим вижу, что не думал. Ключ у тебя был?

– А зачем он мне? – вздохнул электрик. – Как марсиане там поселились, так все и не закрывалось. Наверное, ключ у Лошакова был, точно не знаю. Ау кого же еще?

– А теперь давай по порядку. В тот день по телевизору футбол показывали. Твой любимый «Спартак» играл с пермской «Камой». Правильно? И ты очень к началу матча спешил, тем более что кум твой Санек Коротков пивка прикупил, балычок у него из сома имелся. Я специально в магазине поинтересовался, сколько он пива взял. А тут затеялись менять масло. Ты, конечно, к куму сбегал, не без этого. Только что же это за удовольствие: смотреть футбол, когда туда-сюда мотаться приходится. Поэтому ты тэны поставил на автомат. Верно? А сам отправился к куму футбол под пивко смотреть.

Пока я это говорил, голова электрика все ниже и ниже клонилась к столу, словно он пытался спрятать от нас со Ступаковым лицо.

– Ты рассчитал все правильно, только одного не учел, того, что милый твоему сердцу «Спартачок» сольет игру по полной программе: три мяча он в том матче пропустил и ни одним не ответил. И зашел у тебя с кумом спор. А спор, особенно если его пивком подогревают, затягивается. Время-то бежит незаметно, верно, Валера?

В баню ты пришел уже около двенадцати, ты еще на улице случайно со Шнуром встретился. Он и рассказал, что бежал ты к бане, словно она синим пламенем горит. Ворвался ты в баню… И что ты увидел, Валера?

– Не было такого, – пробубнил электрик. – Это все домыслы ваши.

– И ты увидел, что масло кипит, даже булькает. И марсиан ты тоже увидел. Любили они коллективно в масле понежиться. Так, Валера? Ты перепугался и кинулся к щиту. Сначала ты все обесточил, а потом сломал реле, вроде неисправность случилась, тэны отключиться сами не могли. Дай свою расческу!

Васильев вздрогнул, не поднимая головы, достал из внутреннего кармана куртки расческу. Кончик ее ручки был обломан.

– Что и требовалось доказать, – усмехнулся я. – Кусочек этой расчески я в реле нашел, этой самой расческой ты его курочил. Ну, будешь говорить? Ты не о себе думай, ты о мальчишках, с которыми в футбол играешь, об их родителях думай! Ну?

Некоторое время Васильев сидел неподвижно, потом поднял голову, и мы со Ступаковым увидели его несчастное лицо.

– Я же не хотел, – сказал электрик. – Накладочка вышла. Все правильно вы рассказали, но я не с кумом, я с Генкой Кураевым поспорил, он у кума был в гостях. Потом он уехал, а мы с кумом стали спорить, кто выиграет… Ну, я или Кураев. А потом футбол начался, Генка вернулся, литруху привез. Ну, мы и засиделись… А потом я спохватился, но тогда еще не очень волновался, у меня же реле стоит, еще ни разу не подводило. Я – бегом, влетел в баню, а там, как в гастрономе, запахи стоят. В бассейне булькает, и лучше туда не смотреть, все они там, ни один щупальцем не дергает. Ну, я и растерялся. Поначалу чуть с ума не сошел. Как прикинул, чем все это мне выйдет… Только вы не думайте, ничего я не ломал, это вы уже на меня наговариваете, мне и своих грехов хватит, за них и отвечу.

– И что ты сделал? – вмешался в разговор Ступаков.

Такой поворот разговора его неприятно удивил, поэтому голос, которым он задал вопрос, был резким и недобрым.

– Рванул я оттуда, – признался электрик. – Рассказал все куму, а по утрянке мы с ним на рыбалку уехали. Чтобы всем показать: не знаем мы ничего, и знать не желаем. Товарищ начальник, а что мне теперь за это будет?

– Суд тебе будет, – гневно пообещал Ступаков. – Марсианским трибуналом вас будут судить, гражданин Васильев.

Электрик скукожился еще больше, лицо стало совсем несчастным.

– Вот оно как, – пробормотал он. – Оно конечно, виноват я, во всем вокруг себя виноват. Лишь бы снисхождение было, детишек чтобы не тронули…

– Поздно ты, Валера, о них вспомнил, – сурово сказал майор. – Раньше надо было вспоминать, когда по ноздри пивом заливался.

– Только я ничего не ломал, – сказал Васильев. – Ничего я не ломал. Реле само испортилось. Поклясться могу!

– Это ты марсианскому трибуналу рассказывать будешь, – сказал Ступаков.

Пока электрик Васильев писал чистосердечное признание, мы со Ступаковым молчали. Майор только объяснил подозреваемому, на чье имя писать явку с повинной, и принялся недовольно курить. А я сидел и думал, что по делу о пропавших марсианах столько разного надумали, банду искали, а оказалось простое российское раздолбайство, к которому мы уже привыкли, а марсианам еще только предстоит привыкать.

Электрик закончил водить по листу ручкой и сел, словно школьник, сложив руки перед собой. Лицо у него было несчастным. Он обреченно смотрел на меня. Начальник криминальной милиции пробежал глазами его письменное признание и ловко перекинул бумагу мне.

– В камеру его? – поинтересовался Ступаков.

– Нет, гулять отпустим, – сказал я. – Конечно сажай. Пусть посидит, о жизни подумает.

Оглядел унылого электрика и поинтересовался:

– Кураев-то зачем приезжал?

– Как это – зачем? – удивился Васильев. – Он же нам масло для этих марсианских гадов всегда привозил.

Майор вызвал помощника дежурного по отделу, и тот увел задержанного.

– Лихо, – сказал Ступаков, но тут же спохватился. – А как же сами марсиане? Они что, не почувствовали? Ведь больно, наверное, было!

– Не было им больно, – сказал я, а поскольку майор продолжал недоумевать, объяснил: – Они же холоднокровные, как наши лягушки. Лягушку посади в воду, начни эту воду подогревать, она сразу же станет уравнивать свою температуру с температурой окружающей среды. И так, пока до своего предела не дойдет.

– А когда этот предел наступит?

– Тогда она просто сварится, – сказал я.

– Ладно, лягушка – существо безмозглое, – продолжал сомневаться майор, – но марсиане мозги имеют. Как же они не поняли, не сообразили, что масло закипает?

– Так они зачем на ночь в бассейн полезли? – вопросом на вопрос ответил я.

– Отдохнуть, выспаться, – сказал майор и тут же расплылся в улыбке. – Понял, допер, Валентин Мокеевич. Во сне все это и случилось. А они даже не почувствовали. Так?

– Так точно, майор, – кивнул я. – В правильном направлении мыслите. Прощелкали марсиане. Потому и сварились. А если точнее – изжарились, как пирожки с мясом.

Некоторое время майор осмысливал ситуацию.

– Ловко это у вас получилось, – хмыкнул он. – Только один виноватый и имеется. И больше никто не при делах. Ловко. Так, значит, и доложите? Значит, Валерка за все отвечать будет?

– А это как он себя поведет, – объяснил я. – Что явка с повинной? Листок испачканной бумаги. Скажем, заяви он, что марсиане его к этим делам не подпускали, мол, сказали, что с земной техникой справятся лучше любого аборигена. И кто тогда виноват?

– Несчастный случай, – понимающе кивнул начальник криминальной милиции. – Это вы к тому, чтобы я ему все объяснил? Я правильно понял, Валентин Мокеевич?

– А я разве тебе что-нибудь говорил? – удивился я.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

– Постойте! – спохватился Ступаков. – Не срастается, Валентин Мокеевич! Трупы-то где?

– Вовремя ты о них вспомнил, – одобрительно кивнул я. – Сейчас будут и трупы. Зови Лошакова, засиделся он у нас в коридоре.

Я еще не знал, что с трупами марсиан здорово ошибаюсь.