Текст книги "За несколько лет до миллениума"

Высокий, худой, даже костлявый, он заходит в бар, чтобы взять чашку чая или забрать сухарики из черного хлеба, которые ему там сушат. Вот эта любовь к черным сухарикам странно объединяет нас: в детстве мне казалось, что хорошая жизнь – это «Три мушкетера» на ночь, кружка ледяного молока и теплые, только подсушенные ржаные сухарики.

И детство обоих – с интервалом в тридцать лет, примерно такая разница у нас в возрасте – прошло в бывшем райцентре Калинин, ныне станция Панфилово, со всех сторон окруженного степями и блюдцами прудов, где по весне непролазная грязь, зимой – сугробы выше головы, а летом безумствуют жаркие суховеи.

Писатель Евгений Александрович Кулькин. Фантазер и рассказчик. Трудяга, который вечно пишет и переписывает свои сочинения. Автор исторических и деревенских рассказов, стихотворений, трилогий и двух отличных детей. Почетный гражданин области. Его именем названа библиотека в селе Самофаловка.

Читать его трудно. Если одни писатели считают, что надо стремиться к прозрачности языка, быть лаконичным и точным в деталях, чтобы добиться сочности и легкой воспринимаемости текста, то Е. Кулькин стоит на иной позиции – он сконструировал собственный язык, который изобилует старыми и редко используемыми словами, совершенно неожиданными для глаза сравнениями и образами, отчего воспринимать его текст с непривычки весьма затруднительно. А в поисках слов Е. Кулькин непревзойденный мастер, не зря же его романы изучаются студентами-филологами. Вот, к примеру, абзац из романа Е. А. Кулькина:

Они размашисто шли к стенам города, одну сторону которого составлял срез в горе, где карий пласт чередовался с абсолютно белым – так соседствовала глина с песком.

А чуть выше облачный ветер сгонял стадо овец в долину, сияли вершины гор, и лютовала красота еще не набравшего звонкости полдня.

Перед глазами блукал просвет в стене, как бы врезавшийся в лес прогал, образовавший просеку, потому как существовал только в воображении. На самом деле стена была глуха и безответна.

Непривычные и, казалось бы, неуместные слова режут глаз, но создают определенную картину.

У каждого своя истина, не будем спорить о ней, тем более что существует неподкупный и безжалостный судья по имени Время, и вот этот судья раздаст каждому по сережке и подведет когда-нибудь итог. Как говорится, аз воздам! Эксперимент – великое дело, он дает шанс осознать возможное и расширить рамки этого возможного до новых пределов.

Кулькин экспериментирует:

Луг отвлечен от того, что с ним делают, он – цветет и увядает, нянчит в черенках каких-нибудь колокольчиков или ромашек пчел и выпушивает из гнезда робких, но давно оперившихся птенцов; он живет, природствует, сутью своей утверждая непрерывность бытия.

Но этот луг был некопычен, излежан, измят, потому как на нем трое суток вели вьючность верблюдов византийские евреи, готовые навсегда покинуть Хазарию и, казалось, стремящиеся оставить на этой земле как можно больше горестных мет.

О результативности экспериментов автора судить читателю. А что до литературных споров, то они касаются только писателей, читатели обречены на чтение, и единственным мерилом правильности избранной дороги является их любовь и востребованность работы писателя.

В активе Е. Кулькина немало книг.

Начав как поэт сборниками стихов «Иду на зов», «Внезапный дождь», «Песенный причал», он пришел к прозе.

В багаже его три трилогии «Смертный грех», «Хазарань», «Прощеный век», детектив «Черная кошка», сборники рассказов «Дуга с колокольчиками», «Вдовий сенокос», приключенческий роман «Золото ведьмы». С напряженным вниманием Е. А. Кулькин обращается к самым загадочным страницам русской истории. Достаточно взять трилогию «Хазарань», чтобы увидеть, какой труд выполнен, сколько исторических источников изучено, для того чтобы раскрыть тайные страницы становления христианства, Руси и Хазарского каганата, пролить свет на взаимоотношения русичей и печенегов. Его трилогию «Прощеный век» отметило руководство Союза писателей России.

Он много работает. Стараться успеть многое! Вот девиз работы Е. А. Кулькина. И это действительно так – надо спешить, в мире так много интересного, так много того, что надо обязательно попробовать на вкус, чтобы знать, чем отличается «черная вдова» от обычной дыни, почему не сдается тарантул и какие тайные связи соединяли русских князей и печенегов.

Надо спешить, даже если впереди вечность.

Евгений Александрович близится к своему восьмидесятилетнему рубежу, но он еще бодр и полон творческих планов. А задача писателя проста – писать и еще раз писать.

У каждого свой круг читателей. Есть он и у А. Кулькина – это широко эрудированные, умеющие думать люди, не воспринимающие в штыки попытки сказать что-то по-новому.

В институте она была одной из самых талантливых. Ее стихи, публикуемые в институтской многотиражке, привлекали внимание. У Лукина в архиве сохранилось кое-что. Я читал, и мне нравилось. В стихах юной Елизаветы была непосредственность и свежесть чувств. С тех пор прошло много лет. Елизавета Иванникова стала известной волгоградской поэтессой, автором ряда сборников.

А еще она руководит творческим объединением «Парнас» и пребывает в вечных хлопотах – организует поэтические конкурсы, выпускает поэтическую страничку «Парнас», готовит к выпуску сборники юных и еще совсем никому не известных поэтов – общественные нагрузки эти ей не в тягость, они – составная часть хлопотливой души.

Она продолжает писать, появилась проза, к которой она постепенно пришла. Странное дело, в определенное время каждый поэт приходит к тому, что начинает излагать свою мысль в прозе. Так случилось с Ю. Олешей, с В. Катаевым, который начинал свою творческую жизнь со стихов. Волгоградская поэтесса Татьяна Брыксина вдруг оторвалась от поэзии и написала отличную автобиографическую книгу. Да и наш известный прозаик Е. Кулькин тоже начинал со стихов, а пришел в результате к многотомным историческим хроникам.

Вот и у Е. Иванниковой готовится в местном издательстве сборник рассказов, некоторые уже публиковались в периодической печати и вызвали хорошие отклики.

Но прежде всего она все-таки поэт. Проза в большей степени зависит от накала мыслей, поэзия – это эмоциональный ком, в котором спутаны все человеческие чувства – от любви до ненависти, от нежности до презрения, от ожидания чуда до ощущения непреходящей тоски.

 
Проживем при грозе,
При свече на запущенной даче,
При проточной слезе,
При шальной, точно пуля, удаче,
При надежде на кров,
Где осталось окно на примете,
Где в вопросах – любовь,
А ответы просвистывал ветер.
 

Если для мужчины поэзия (равно как и иные виды творчества) есть способ осмысления окружающей действительности и поиска своего места в ней (этому подчинена даже любовная лирика), то для женщины – это способ выразить свои чувства к любимому. Никогда мужчина не найдет столько слов и эпитетов к своей единственной, сколько их найдет в подобном случае женщина.

И никто, кроме нее, точнее не выразит чувства.

 
Для моей любви невпопад
На земле не осталось места,
Не успел слепить снегопад
Из меня для тебя невесту.
Прокисающий белый свет
Невзначай не представил случай,
На террасе, накинув плед,
В старом кресле сидеть скрипучем.
Я живу при своей мечте.
А с тобой веселится тайна:
Покрывало на пустоте,
Сохранившее очертанье.
Снежных грез пополам с слезой,
Где под нами скрипела жалко,
Оплетая сухой лозой,
Равновесье ища, качалка…
 

Женщина в поэзии парадоксальна, зачастую она видит то, чего нет, а чаще то, что ей хочется видеть. Полноте, да только ли в поэзии?

 
Встречаю твои корабли,
Считаю семейные мели…
Как странно! Все ночи любви
Проспали мы в разных постелях!
На кухне, где в круговорот
Запущенных дел попадали,
Как странно! Один бутерброд
Мы в разное время едали.
 
 
На выдохе – ветер беды,
На вздохе – морская пучина.
Стихия земли и воды
Нас порознь дышать приучила.
 

А если она рассматривает несбывшийся вариант… Тогда она безжалостна даже к себе, пусть говорят, что никто не умеет жалеть так себя, как женщина.

 
Мне рано быть самой собой,
Мне поздно быть необходимой,
Равна – осколочной судьбой —
С разбитой чашкою любимой.
 
 
Была ль счастливой – не была?..
Когда в домашней позолоте,
В наивной будничной заботе
Я выжигала сны дотла?
 

Стихи – это слепок с души автора, если хотите, его тайная, иногда даже невнятная мысль, которую чувственность сформирует позже родившегося стихотворения. Поэзия – образность. Например, такая:

 
<…> За сон мой с тоской пополам,
За дух твой – мятежный и сорный,
За то, что к моим сапогам
Вокзальные липнут платформы;
 

Мы вброшены в невероятность жизни. Иногда она кажется странной, словно все это случается не с нами, кажется, что все происходящее вокруг не имеет к нам ни малейшего отношения. Мы пытаемся выстроить не сложившееся когда-то отношения, мы пытаемся увидеть тайный смысл в движении муравья по стене, в подмигивании звезд с неба, в скрипичной музыке августовских кузнечиков, печалящихся в уже начинающей жухнуть траве. Но тайного смысла нет, и все обыденно в мире – муравей ползет в пространстве и времени, подергивая усиками часовых стрелок, он уносит нас в темную и теплую пустоту забвения, заставляя вновь печалиться и вздыхать.

 
Жизнь моя пестрая,
осень лоскутная,
счастье залетное,
песня попутная,
неба кусочек,
с поляны кусточек,
смерть и рождение —
все между строчек.
 

При неярком свете пройтись по пустынным гулким коридорам Дома культуры завода имени Петрова, слыша шорохи и полустертые голоса тех, кто шел этим же путем в прошлом. Обойти запертые кабинеты, посмотреть на глухо молчащие двери и вернуться на первый этаж за стол, на котором горит лампа. Стихи всегда одним из родителей имеют одиночество, поэзия не терпит суеты.

Так считает волгоградский поэт Борис Гучков.

Он большой поклонник Сергея Есенина. Не потому ли в его стихах собственное самовыражение переплелось с народным творчеством, не потому ли он пишет о том вечном, что составляет, по сути дела, любую человеческую жизнь: о любви, о доме, об окружающих людях и вещах, о матери и о детстве, возвращаясь и возвращаясь мыслями к своему кумиру.

Душа его не принимает случившихся перемен. Впрочем, этих перемен не принимают многие: над нашей многострадальной страной начат очередной эксперимент в назидание всему миру, поэтому хорошо понимаешь возглас одной из российских женщин, которая в своем письме в «Комсомольскую правду» со вздохом попросила: «Дайте пожить!»

Быть может, именно из-за этого простого желания иногда хочется убежать от невзгод, и тогда рождаются отличные строки:

 
Полыхают зарницы, и таинственен лес,
Но зарницы ли это?
Что вам надо, холодные птицы небес,
От ушедшего лета?
Безответный вопрос. Безответная тишь.
Лишь звезда подмигнула.
И опять неземная летучая мышь
Надо мной промелькнула.
И становится страшно, но сладко глядеть
В черный омут Вселенной.
Засыпая в полночных мечтаньях лететь
До звезды сокровенной.
И, уже долетев до миров неземных, —
Лишь стопою коснуться! —
На Земле, среди трав и цветов луговых,
На рассвете проснуться.
 

Но все возвращается: утренние троллейбусные давки, ежедневные заботы о хлебе насущном, тебя окружает безжалостный и холодный мир, в который ты входишь, открывая утром глаза.

Лучшие стихи у Бориса Гучкова рождаются не тогда, когда он пытается что-то бичевать, они появляются тогда, когда он абстрагируется от действительности или обращается к теме природы. Послушайте!

 
Жгучей молнии высверк…
Снова ливень густой,
Словно розгами высек,
Повалил травостой.
Он в полях и лощинах
Всю-то ночь пропадал,
Он к лещинам, к морщинам,
Он к земле припадал.
И всю ночь, и до рани
Благодатный, живой,
Он залечивал раны
На земле горевой.
 

Наиболее полно поэт раскрывается в своих стихах о любви. Впрочем, это неудивительно. Любовная линия – это основа всей поэзии, еще во времена древнеегипетских фараонов поэты пели о любви. Казалось бы, сколько слов уже сказано о любви и любимым, и трудно добавить к этим словам свое собственное.

 
…Зачем же тогда я тоскую,
Увидев, как вы за окном,
Осенней пронизаны дрожью,
Роняете лист на жнивье…
Летит он по небу, похожий,
Похожий на сердце мое.
 

Быть может, именно потому, что сам пишет о любви, Гучков и решился на рискованный эксперимент: попрощаться с женщинами, которых любил его кумир – Сергей Есенин, написал поэму о касимовской невесте Ефимии. Кстати, поэма эта характерна тем, что в ней во весь голос звучит фольклорное начало, частушечные и скоморошные мотивы, которые поэмы не портят, а придают ей дополнительный блеск и стилизуют язык поэмы под древнерусский.

 
Сидит кисурка
На печурке
Ей теплешенько,
Горячешенько!
За дежой слежу,
Пятерней волжу.
Еще посижу,
Еще повожу!
 
 
Милые подруженьки,
Я тихо ходила,
Золотыми ключами
Я не звонила,
Родимого батюшку
Я не гневила,
Родимую матушку
Я не слезила.
 

Насколько я знаю волгоградскую литературу к стилизациям такой формы в нашей поэзии еще никто не обращался.

Какие строчки рождаются порой у Гучкова, даже если в целом стихотворение не очень удачно!

 
А поле глазасто, а лес ушаст
И живо зеркало вод.
Рождаемся, делаем первый шаг,
Не ведая про уход.
 

Он не похож на других волгоградских поэтов. И это хорошо, ведь разность голосов – это залог ладного хора. Что и говорить, богата наша область на талантливых поэтов.

Ах, в какой день он родился! Не всякий рождается в день Великой Победы, пусть даже в 1928 году. Каждый день рождения писателя Николая Терехова сопровождается салютами. Словно салютуют его горькой и вместе с тем счастливой судьбе, почти обычной для человека его поколения и вместе с тем освещенной великим даром – замечать то, что скрыто от глаз других, видеть доброе там, где его не видно, а главное – любить этот мир, как может любить только художник и никто более.

Николаю Федоровичу Терехову исполнилось 80 лет.

Время подведения итогов.

Корни Николая Терехова в донской да хоперской земле, где среди сизых терновых кустов в извилистых балках бродит туман, где весной пышно и ярко расцветает лазоревый цветок, где печально шевелится под порывами ветра сонный ковыль, где так чиста и прозрачна хоперская вода. Там, где аисты селятся близ домов, обещая призрачное счастье и покой жителям хуторов, где жаворонки дрожат над полями, засеянными пшеницей и рожью. Корни его там, где в печах румянятся круглые ковриги домашнего хлеба, пахнущие лесным хмелем, где пенится парное молоко и в сонной пыли возятся воробьи и куры, а в синем бездонном небе парят вечные коршуны. Оттуда в нем любовь к природе и к людям, именно оттуда родился интерес к казачьему быту, заунывным со слезой напевам хоперских и донских казаков.

На дальней от Волгограда западной границе нашей области есть совхоз, который так и называется – «Дальний». На его территории расположен хутор Андреяновка, место, где он родился, где прошло его нелегкое и горькое детство, где он научился любить жизнь и родную землю, где душа его впитала неяркую и сочную красоту нашего степного края.

Пятьдесят лет он в литературе. Пятьдесят лет выходят его книги, печатаются повести и рассказы. Двадцать полновесных книг, наполненных любовью и добротой. Его именем в Алексеевском районе названа рябовская школа, в ежовской школе введен предмет по изучению творчества писателя-земляка. Хоперская земля сделала Терехова писателем, он щедро отплатил ей своим творчеством. О чем бы ни писал Терехов – о детях, о природе, о войне, о казачьем прошлом, о монтажнике Волжской ГЭС Саше Селезневе – он пишет о доброте. И становится понятным почему – слишком много пришлось испытать в жизни самому Терехову: ссылку в Сибирь, трудную и проклятую жизнь спецпереселенца, гибель отца, страшное и голодное возвращение с матерью, бабушкой и братом в родные места. Только родная хоперская степь помогла им выжить. Пройти испытания и лишения, но не озлобиться, сохранить в душе любовь и доброту способен не каждый. Писателю Терехову это удалось в полной мере.

Зачастую он пишет о наших современниках, иногда обращается к теме прошедшей войны и к более далекой истории нашего края, но всегда при этом его острый взгляд находит людей, которых можно взять за образец подражания. Повседневный труд для Николая Терехова – основа бытия, жизнь его героев – созидание и трудовые свершения.

И еще он много пишет о детях и для детей: «Я пишу о ребятах очень добрых или уже с добрым началом, в конце концов берущим верх. – И объясняет: – Я с пяти лет без отца». Книги «В Бронькиных владениях», «Только про девчонок», «Расскажи мне про Данко», «Облака увозят лето», «Про мальчишек и девчонок», «В царстве рыжих Степанов» давно уже потрепаны в библиотеках жадными руками тех, кому они адресованы. Это книги внимательного взрослого, для которого мечтания мальчишек и девчонок не пустой звук, потому что он сам помнит, как был ребенком, а поэтому он попытался стать наставником грядущего поколения – ведь именно вчерашние мальчишки и девчонки стали сегодняшними взрослыми, и именно сегодняшним мальчишкам и девчонкам предстоит завтра строить мир, покорять космос и океанские глубины, драться за справедливость и правду. Николай Терехов подарил им свою любовь к миру и присущую ему доброту.

За ним прочно установилась репутация детского писателя. И это уже говорит само за себя. Писать для детей старше восьми лет, а тем более для подростков, и писать так, чтобы заинтересовать их, – задача, знаете ли, не из легких. Николай Терехов это умеет. Он написал забавную повесть для подростков «Пять путешествий на автобатискафе», о том, как один самоучка сделал автомобиль, способный путешествовать под водой. Вместе с героями юные читатели побывали на дне Волги у рыбоподъемника и между делом узнали много интересного о нересте рыбы, повстречали сома, увидели белугу, похожую на акулу, а потом опустились на дно в одном из озер Ахтубинской поймы и исколесили всю пойму в поисках нового, попутешествовали по Волго-Донскому каналу и Цимлянскому водохранилищу. Н. Терехов делает эти путешествия увлекательными, читать его легко, а между делом он не забывает загрузить головы подростков знаниями о фауне и флоре области, о повадках рыб и животных, о природе родного края. И получилась у него увлекательная и познавательная фантастика в стиле Жюля Верна.

Да и в других рассказах сборника «Облака увозят лето» он с подлинно педагогическим мастерством рассказывает детям об интересных и невероятных вещах, которые происходят рядом с нами. Свою репутацию детского писателя Терехов вновь подтвердил, выпустив в последние годы забавную книжку для детей «Сбежавший зверинец». В нее вошли несколько повестей – сказочных и с элементами фантастики, а также цикл рассказов «Снофильмы».

А еще он написал ряд книг, посвященных войне и революции: «Рожденные в огне», «Крылья белого орла», «Пролетариат не позволит», и отдал дань своему нелегкому прошлому, написав повесть о спецпереселенцах «Белые аисты». Видимо, мучило и жгло его прошлое, если он вновь обратился к тому, что долгие годы старался забыть – неправедное раскулачивание семьи, ссылку в Сибирь, голодные годы, историю сгинувшего в тайге отца и загубленную жизнь матери, смерть брата на полях Отечественной войны, голодные детские годы, когда природа спасала от смерти лепешками из лебеды, щавелем и голубикой, а суп из крапивы казался наваристым и сытным. Но писал это Николай Терехов не для того, чтобы мелко отомстить обидчикам, а для того, чтобы люди помнили и знали наше недавнее страшное прошлое, чтобы оно не повторилось вновь, не постучалось в наши двери со злой и циничной усмешкою.

Обратившись к своей памяти, Николай Терехов неизбежно погрузился в историю родного края, тем более что всегда в нем жили люди, по-своему замечательные и значительные, являющиеся неотъемлемой частью нашей жизни. В книгах «Бекетов» и «Подвижники», обращенных к истории малой родины, повествуется о людях, которые не щадили себя на благо своей земли. Терехов рисует портреты Стеньки Разина, Никиты Афанасьевича Бекетова, полководца Ивана Никифоровича Краснова, рассказывает еще об одном Краснове, но уже Иване Ивановиче, воине и литераторе, вообще, семейству Красновых в повести уделено немалое внимание, нам открылись незнакомые страницы истории. Трудно согласиться с оценкой деяний генерала П. Н. Краснова. Что ни говори, а предательство во все времена было тяжким грехом, и не меньший грех говорить о том, что осужденный за активное сотрудничество с гитлеровцами Краснов умирал во имя спасения Отечества. Но в целом книга посвящена действительно интересным людям, которые оставили след в истории нашего края. И это, конечно, заслуга Н. Терехова. Нельзя без уважения относиться к тому, как Терехов бережно и внимательно вглядывается в полную страданий и боли казачью историю, как бережно воссоздает портреты тех, кто, казалось бы, навсегда канул в черную бездну Леты.

Удивительно, но, оттолкнувшись от природы родного края, от погружения в детский мир и детское воображение, закончив собственную исповедь, писатель пришел к истории Отечества и рассказал о сделанных им открытиях с полным знанием дела. И это еще раз доказывает одно – эволюция писателя никогда не завершается. Писатель – как ребенок, ему тесно в установившихся рамках, ему нужен мир. Именно таким писателем является Николай Федорович Терехов.