Текст книги "За несколько лет до миллениума"

Вот и пришло время поговорить о королях, о капусте и о прочих крайне важных делах. Прежде всего, о королях.

Смирнов Виталий Борисович. Главный редактор журнала «Отчий край», Петровской академией признан одним из лучших менеджеров, ибо журнал этот справедливо считается одним из лучших художественно-публицистических журналов сегодняшней России.

А еще он доктор филологии. Профессор университета. Член Союза писателей. И автор ряда публицистических и литературоведческих работ. Недавно он закончил работу над литературной энциклопедией Волгоградской области и романом о Глебе Успенском…

Невысок, седовлас, почти всегда спокоен, внимателен к собеседнику. Имеет великолепную библиотеку, которая является важным и необходимым инструментом в его творческой деятельности.

На страницах журнала, возглавляемого им, находят приют многие волгоградские (и не только!) литераторы. Опубликованными им вещами мог бы смело гордиться любой «толстый» московский журнал.

Примеры? А чего за ними далеко ходить? Достаточно взять журнал со списком произведений, опубликованных за несколько лет, и среди авторов «Отчего края» мы увидим В. Макеева и С. Васильева, Т. Брыксину и Б. Екимова, П. Селезнева и В. Першанина, А. Евтушенко и Е. Лукина, Ю. Тупицына и В. Скачкова, да что там говорить, все маломальские волгоградские авторы обкатаны были в журнале, а кроме них такие известные иногородние авторы, как А. Ким, С. Баймухаметов, О. Шестинский, поэты С. Кекова, Б. Кенжеев, Ю. Кублановский, О. Плебейский, журнал опубликовал прекрасные воспоминания А. Гриднева «Пути небесные и земные», воспоминания М. Алексеева, «Записные книжки» В. Гроссмана, рассказ В. Некрасова, массу материалов об искусстве, архитектуре, живописи, краеведческие материалы и исторические очерки, материалы, посвященные музеям, музыке, природе.

И творческой молодежи уделяется немало внимания, многие начали или начинают свой путь в литературу с публикаций в журнале. Пусть малы гонорары (это к вопросу о капусте), авторитет журнала высок, и в этом немалая заслуга В. Б. Смирнова.

И сам он время от времени радует читателя любопытными материалами о Г. Успенском, М. Бажане и других писателях. Прекрасной оказалась статья «Шолоховская молитва», посвященная нашему замечательному классику. Она была проиллюстрирована фотографиями Шолохова и обложками его книг, которые вышли в годы войны, – замечательный пример иллюстрации мыслей. Интересно было узнать нечто новое о Константине Симонове из документальной повести В. Смирнова «Под небом славы и бесславия» (название-то какое сочное!).

Он писал о многом, не так давно вышла книга его литературоведческих очерков разных времен. Она и называется «Время рассудит». Читать Виталия Борисовича Смирнова интересно, но еще интереснее беседовать с ним, узнавая для себя новое, чего ты никогда не узнал бы и без чего твоя жизнь была бы чуточку беднее.

В Союзе писателей он один из непререкаемых авторитетов, и тут уж надо только согласиться – профессор филологии свое дело знает, и это радует, ведь он решает еще одну важную задачу: воспитывает тех, кто будет сеять среди вихрастых двоечников и отличников разумное, доброе, вечное. Квалификация профессора Смирнова – порука тому, что посевы буду осуществляться отборным зерном.

О друзьях вообще тяжело писать. Особенно, если это абсолютный рекордсмен в деле получения призов и литературных премий, не занесенный в книгу Гиннесса по одной-единственной причине – там надо что-то оплачивать, а он платить не любит. Он любит получать по счетам. И еще он любит ломать игрушку под названием жизнь, пытаясь рассмотреть ее внутренности и понять, как эта игрушка действует, почему там что-то шевелится и ездит. За сломанные игрушки он получает литературные премии. Перечислять, что он получил и за какое произведение – великий труд, он требует объема, мы будем все-таки стремиться к лаконичности. Скажем так, он получил абсолютно все призы и литературные премии, учрежденные в жанре фантастики, был номинантом премии «Антибукер», награжден медалью непризнанной Приднестровской республики и является лауреатом ее Государственной премии. Говорят, что был внесен в списки лиц, подлежащих при захвате расстрелу. Его произведения переведены на многие языки, на одном из «Евроконов» вместе соавтором признан лучшим фантастом Европы. Автор трех десятков книг, которые пользуются огромной популярностью у читателя.

Многие уже поняли, что речь идет о Евгении Лукине. Это о нем поэт Сергей Васильев написал такие строки:

 
То доброхот, лишенный детства,
То гневный шут, то арлекин.
Добавьте чуточку кокетства —
И вот вам Женечка Лукин.
 

Вообще-то, Е. Лукин – это кот Матроскин наших дней. Помните «Каникулы в Простоквашино»? «А я еще вышивать умею…» Так вот Е. Лукин кроме удивительной прозы пишет стихи, к тому же он бард – поет (и неплохо!) свои песни под гитару и не раз «ставил на уши зал», выступая на «Интерпрессконах», «Росконах», «Аэлитах» и еще бог знает где. В Харькове даже записали его компакт-диск. Скажу прямо: в армии многочисленных бардов Е. Лукин, выбери он эту стезю, занял бы вполне достойное место.

Анализировать его прозу – трудоемкая работа. Его романы, повести и рассказы всегда наполнены глубинной философией, но это второе дно слегка закамуфлировано иронией и усмешкой. Стилистика его безупречна, это отмечали многие, я только повторю чужие слова. Повесть «Миссионеры», написанная Лукиными в семидесятые годы, стала «Майн кампф» любителей фантастики – так им понравилась модернизированная и готовая к атаке европейцев Полинезия. Позже, когда Лукин уже в одиночку написал беспощадную предысторию «Миссионеров» – роман «Слепые поводыри», любители фантастики на него всерьез обиделись за порушенную мечту, даже не заметив, что тем самым Лукин спас Европу от нашествия татуированных цивилизаторов.

Роман «Зона справедливости» отличает философская глубина, желание попробовать на зуб библейские истины и усомниться в их нетленности и справедливости.

Назидательная сказка «Катали мы ваше солнце», опубликованная с подзаголовком научно-фантастической, написана практически без единого слова, имеющего иностранное происхождение. Несколько таких слов, включенных в текст, являются ругательными и потому несут соответствующую смысловую нагрузку.

Повесть «Чушь собачья» насквозь аллегорична: ведь дело не в том, что человек собакой служит. Оглянитесь, жизнь вокруг собачья и все мы живем собаками, даже если нам служат такие, как Ратмир!

Он автор манифестов партии национал-лингвистов. Каждый манифест – законченное литературное произведение, посвященное языку и его роли в политике, в истории и в нашей жизни.

Но есть форма, в которой Лукин настоящий король – это рассказ. Как и полагается Мастеру Лукин ставит точку, когда заканчивается мысль. А самое главное – он не начинает рассказа, пока эта мысль не появится и не оформится в его голове.

Как всякий веселый писатель, Лукин в жизни меланхоличен и немного печален. Читая что-то смешное, он кивает головой, отмечая правильные места. И только. Если он кивнул, считайте, что улыбнулся. Если хмыкнул – считайте, что он весело хохотал.

Особенное место в его творчестве занимают стихи. Он пишет в стиле Саши Черного – всегда с подтекстом, язвительно и весело. Четыре его сборника «Дым Отечества», «Фарфоровая речь», «Ой да…» и «Чертова сова» уже нашли своего читателя, а публикации в «Литературной газете» показывают, что эта аудитория не так уж и мала.

Ну как прикажете отнестись к строкам:

 
На исходе века взял и ниспроверг
Злого человека добрый человек.
Из гранатомета шлеп его, козла!
Стало быть, добро-то посильнее зла!
 

И ведь все, все понимает. И даже сказать может:

 
Ты принимаешь новую присягу.
Невольный трепет жил.
Трехцветному служи отныне стягу,
Как красному служил.
Поверя в седовласого мессию
И в святость новых уз,
Ты точно так же сбережешь Россию,
Как уберег Союз.
 

И Родина у него одна, одна-единственная. Родину он любит, но ненавидит государство. А за что его любить?

 
Оскорбил, говорите, Великую Русь?
Поцелуйте замочную прорезь!
Я с Отечеством как-нибудь сам разберусь —
Помирюсь еще с ним и поссорюсь.
 

Для Лукина главное – понять, как устроен мир. Фантастика – это не самоцель, эта та отвертка, которая помогает выкрутить винтики и заглянуть в глубины мира, разобраться в его устройстве. Хорошо, что это практически невыполнимая задача. Представьте, что будет, когда он разберется в устройстве?

Сам Е. Лукин о своем творчестве говорит так:

 
Государство, которому я присягал, мертво,
а взамен – мини-маркеты, храмы, сияние митр,
не захват заложников – стало быть, взрыв метро.
Ощущение, что попал в параллельный мир.
Нет, не то чтобы я хотел вернуться туда,
где тебя никто не продаст,
                 а всего лишь сдаст.
Но понять бы, какого дьявола, господа,
вы при всем при том говорите, что я фантаст!
 

Боюсь, что некоторые читатели нетерпеливо меня окликнут: эй, братила, ты что же это нам ангела рисуешь?! Нет ведь людей без недостатков. Давай-давай, если уж рисуешь портрет, то ляпай и черной краской! Ну что сказать этим неугомонным людям? Ясное дело, человек, как тельняшка – он весь из темных и светлых полосок. Но говорю же, друг! Хотите видеть недостатки? Ищите их сами.

Больше всего меня интересует одно – что случится, когда он доломает свою неизменную игрушку под названием мир?

Иван Маркелов. Прозаик. Странный человек, упорный. Однажды поспорил с литературным редактором Нижне-Волжского книжного издательства Л. Т. Клосс. Та сделала ему какое-то замечание по тексту, а он не согласился.

– А вот спорим, Лариса Титовна, – азартно сказал Иван, – что я сейчас у вас в кабинете перекувырнусь и тем докажу, что так писать можно?

– И вы знаете, Люба, – с ужасом в глазах рассказывала Лариса Титовна Любе Лукиной, которая тогда работала в издательстве корректором, – он взял и кувыркнулся!

На собраниях он всегда кричит громче всех, при этом он чаще всего уводит собрание далеко от обсуждаемых тем, а когда все спохватываются, то утомленно поводят глазами, в то время как Иван Маркелов бодр, говорлив и способен обсудить еще очень и очень многое. Он напоминает одного из героев повести Стругацких «Улитка на склоне». Бродил там по лесному селению один говорливый…

Раньше Иван Маркелов был коммунистом. Теперь ударился в православие. Христианства он не знает, но верует истово, как раньше верил в победу коммунизма и ждущее нас светлое будущее. Одно время мы с Лукиным распускали слух, о том что вместе с известным уфологом Вадимом Чернобровом участвовали в испытании машины времени и даже побывали в будущем. В будущем мы увидели Ивана Маркелова в зеленой чалме, увлеченно цитирующего Коран.

В какой-то мере он наш коллега. Мы с Лукиным пишем фантастику, а он ее жизненно воссоздает. К его авторской манере надо привыкнуть. По стилистике его произведения напоминают книги Л. Леонова. Излишне усложненные фразы создают впечатление, что ты варишься в каком-то дьявольском котле, а на тебя высыпают все новые и новые овощи, кусочки мяса, сыплют перец и укроп, и ты, уже обессилев сопротивляться, вдыхаешь запах варварского варева, еще не понимая, что оно сделано из тебя.

Иван замирал, переставая замечать и какой-то крутящийся электрон – Солнце, и песчинку Местного скопления галактик, когда наблюдал за очаровательным созвездием Девы, где галактики жались друг к дружке сотнями, танцевали около своей повелительницы, а вокруг пылинкой кружило Местное скопление, было едва различимо в Сверхгалактике, которая, кажется, не замечала мизерной скорости света, способного пересечь ее в поперечнике за сто миллионов лет.

Эта цитата из документально-фантастического романа «Тенгиз», где Тенгизское месторождение предстает нам живым существом, способным подпитывать все живое и обеспечивать существование биосферы.

Маркелов постоянно борется с природой, отвоевывая все новые и новые пространства для человечества, и даже не задумывается о том, что это противоестественно религиозной модели мира, которую он официально признает. В нем странным образом материалистически мыслящий атеист сочетается с духовно чувствующим христианином.

И книги его разнообразны. Маркелов затрагивает исторические темы, пишет о войне, о нашем неприглядном быте, о духовном начале в человеке, и еще он размышляет о месте человека во вселенной. Но чаще он – производственник. Он пишет о жизни больших трудовых коллективов, а жизнь эта, как известно, складывается из простых человеческих качеств: любви и ненависти, верности и предательства, честности и бесчестии. Так уж устроена сама жизнь. Вот и последний его роман «Перед ликом своим» (переиздание, но изрядно дополненное) говорит о конкретных событиях, происходивших в городе Волжском на заводе синтетического каучука. Анализируя судьбу завода и работавших на нем людей, говоря о недавнем прошлом, И. Маркелов пытается разобраться в нашей истории, понять, что происходит с обществом – делаем мы шаг вперед или уже сделали два шага назад. Читать его непросто, но интересно хотя бы потому, что в отличие от многих и многих он имеет собственный взгляд на окружающий мир и готов поделиться с читателями своими мыслями.

Очень часто он ведет речь от первого лица – от себя лично, но очерковость быстро изменяет форму, превращаясь в художественное произведение – роман, повесть или просто рассказ. Стиль его узнаваем, не похож на манеру письма любого другого волгоградского литератора. Маркелов самобытен, а потому мне нет никакой разницы, тремя перстами он крестится, двумя или одним, как ему нет никакого дела до того, во что верю я.

С удовольствием читал его дневники, названные «Пусковой объект», о строительстве и пуске Астраханского газоперерабатывающего завода. Видно, что он болеет душой за происходящее, что переживает из-за человеческой расхлябанности и халатности, которые обязательно однажды приведут к жертвам. Все узнаваемо, все до жути привычно и обыденно, сквозь происходящее угадывалось русское «и так сойдет!», и оттого будущий грохот взрыва казался безнадежно неизбежным.

Писатель он непростой, одному он покажется скучным, другой найдет его слишком сложным, третий так и не привыкнет к манере, в которой он излагает мысли, к стилистике, составляющей манеру письма. Одного у него не отнимешь – это человек с собственными и очень оригинальными идеями. И то, что он иной раз обращается к фантастике, никого не должно смущать – разве не фантастична окружающая нас действительность?

Невысокий и спокойный, одинаково со всеми приветливый и ровный. Практически бесконфликтен, в конфликты с ним вступают немногие, а потом стесняются этого. Некоторые кричат, что он мало делает для писательской организации, но никто не хочет в наше неспокойное время занять его место, где нет ничего, кроме житейских забот и неприятностей разного рода. А неприятности ему противопоказаны – гипертоник и сердечник, он давно уже ходит по грани, за которую не хочется заглядывать. Иногда мы с ним обмениваемся своими знаниями насчет лекарств и народных методов лечения наших болезней.

Лев Кривошеенко, волгоградский поэт. Его стихотворные строки выбиты на барельефах по улице Мира. Когда-то он писал:

 
Город мой
       над рекой великой,
Я всегда у тебя в долгу.
Я хочу в твою Вечную книгу
Записать хоть одну строку.
 

Его желание волшебно исполнилось. Строки врезаны в человеческую память на века. Город – это лучшая библиотека, бетон прочнее бумаги.

Поэт Л. Кривошеенко немногословен, его стихи чаще всего коротки. Лаконичность – черта его характера. Раздел «Предгорье» в сборнике избранных стихов, вышедших в девяносто пятом году, состоит из законченных четверостиший. Сборник стихов «Светлячок» вообще большей частью состоит из лаконичных двустиший. Но выбранное пространство оказывается достаточным, чтобы уложить в него все, что хотелось сказать – иногда всерьез, иногда с нескрываемой иронией.

Стихи его патриотичны, они полны любви к жизни, они говорят о Льве Сергеевиче больше, чем могут рассказать его знакомые и друзья. Поэзия Кривошеенко неброска, она похожа на неяркую степную траву, порой она колюча, как растущий у дороги осот, порой печальна, словно серебристый ковыль, волнующийся в лунном свете.

Но кто останется равнодушным к таким строкам:

 
Стук раздался вчера в мою дверь.
Подошел…
Смертным холодом дует.
– Существует любовь?
Что ты скажешь теперь?
– Существует.
– Ты очнулся, поэт? Отвечать погоди…
Эта женщина грозная, злая…
И надежд у тебя никаких впереди…
– Да, я знаю.
– Ты нашел на земле свой предел красоты?
Неверна она… Незаповедна…
Если кто-то безумец, то именно ты.
– Да, наверное…
– У тебя не блестящи, как видно, дела,
а ведь жизнь твоя тоже мгновенна.
Нет святого в любви. Не святее она…
– Нет, священна!
– В ожиданье ее запеклась твоя кровь,
кто-то вновь над тобой торжествует.
Ну, теперь ты скажи, существует любовь?
– Существует!
 

Равнодушный такого стихотворения не напишет. Крик боли – признак рождения нового. Подождем его новых стихов. Но как бы ни сложилось, Кривошеенко уже оставил свой след в поэзии, даже если бы не было его стихотворных строк, украсивших город. Потому что вся его жизнь направлена на служение идеалам добра. Ведь он и у Бога просит всегда одного:

 
Не дели на худших и на лучших,
Помоги нам, Боже, стать людьми.
На своей ладони всемогущей
Ближе к свету нас приподними!
 

С ним интересно посидеть за стопкой, послушать его рассуждения о литературе, да и просто поговорить о разных житейских мелочах. Он к ним абсолютно не приспособлен, этот сказочник, придумавший себе в жизни невероятную отдушину.

У каждого города должен быть свой сказочник. У нас он есть. Владимир Викторович Когитин. Бородатый нескладный сказочник начала века, который когда-то представлялся космическим и звездным.

Знаете, еще Рэй Бредбери мечтал, чтобы на его могиле было выбито: «Здесь лежит сказочник». Почетное звание, оно доступно не всем. По крайней мере, сказочников на свете куда меньше, чем обычных прозаиков и поэтов. А настоящих, хороших сказочников еще меньше.

Вот наш бородач выдумывает казачьи сказки. Знает же, что у казаков сказок никогда не было – менталитет у них такой. Легче увидеть казака в лаптях, чем услышать сказку о нем в станицах. Теперь вот есть свои сказки и у казаков. Их придумал Владимир Когитин.

Лукавый человек, лукавый. Почему? Да только лукавый человек может начать сказку так:

Жил был Деянушка убогий. Круглый сирота. Горбатый да кривой. Но сердцем простой. Мухи не обидит. Птицы-звери к нему доверие имели. Ходил Деянушка от села к селу. Просил милостыню. Тем и кормился, что люди подадут.

Первая запятая лишь в девятой фразе. И портрет готов.

А сказки у него хитрые и задумчивые. Кроется в них тайный подтекст, второе дно, хорошо видимое умному человеку. И есть в этих сказках лиризм и усмешка, есть осмысление современности, совершаемое обязательным сказочным путем. Есть в сказках неведомые существа: лихоманки, кот Китоврас, странствующие деревья, моховички и многие другие из личного бестиария нашего сказочника.

И язык у Когитина сочный, умеет гуторить доцент с гуманитарным образованием.

Как-то на смотру увидел братанов атаман, сморщился, носом задергал, кубыть у кобылы под хвостом понюхал. Стоят они перед ним невклюжие, не по формалу, в мундирах потерханных. Сколько раз, бывало, мимо них проходил. И ничего. А тут, видать, братаны не в настроение попали.

Запенился атаман:

– Тру! Срамота! Позор накладают на казачью честь!

В его сказках Добро всегда борется со Злом, с неизбежным исходом, как в поединке Джо Фрэзера с перворазрядником из «Трудовых резервов», но это ничего не значит – в сказках всегда побеждает Добро, иначе и не бывает. В сказках так – враг, значит, враг, друг, значит, друг, и хороший человек спешит в затоваренной бочкотаре навстречу доброму человеку. В сказках так, и дракон шепелявит после встречи с хорошим человеком.

Если бы Добро всегда побеждало в жизни!

Знаете, самые лучшие сказки всегда выдумываются людьми, которым не везет.

И все-таки, все-таки, все-таки…

Неведомо, справди иль снарошки казаки гутарят, что бабы, как возраст превзойдут, бесилой объедаются. Тянет их на энту траву, как пьяниц до сивухи. Творят они тогда многие множества прегрешений.

Владимир Викторович тяжело болен. Уже будучи больным, он закончил еще одну сказку. Сказку о Правде.

Вздохнула Правда, и легче пуха ей дорога. Небо развиднелось. Солнышко показалось. Видит, человек ей навстречу идет. Оглянулась Правда, хотела еще раз мальчонку посмотреть, рукой ему напоследки махнуть. Ан нет его.

А человек все ближе и ближе.

Вздохнула Правда и навстречу ему заспешила.

Дай тебе Бог здоровья, Владимир!

Счастливых тебе сказок. И удач на жизненном пути.