Текст книги "В небо на сломанных крыльях. Как мы на костылях и каталках спасали Вселенную"

Коля не ходил в центральную столовую. Но на улицу его вывозили ежедневно. И доставляли в школу.

Колю оберегали… Это ощущалось и было видно. Да, он жил в обычной палате вместе с другими пацанами Третьего отряда, общался с ними, учился в одном классе со своими сверстниками. И всё же парня старались оберегать от остальных. Мало того, что рядом с ним в отделении почти всегда была кто-то из нянечек, одна из таких нянечек постоянно носила на своём лице марлевую маску. Это, конечно же, бросалось в глаза. Тем более – в отделении, далёком от стационара, хирургии, и при отсутствии какого-либо гриппа или иной инфекции. Но, казалось, та нянечка боялась даже случайно чем-либо заразить Колю. И логика её страха в этом, возможно, была – отправить Колю в инфекционное отделение было бы проблематично. Не справился бы он там один в «боксе».

Впрочем, справился бы Коля один или нет – это большой вопрос. На самом деле его способности были куда большие, нежели многим казалось. В том заезде в Третьем отряде было ещё двое, как говорили, «тяжёлых» ребят (отмечу, что в остальном Третий отряд ничем не отличался от Первого и Второго, лишь ребята были помладше. Единственной особенностью Третьего отряда было именно то, что туда «поселяли» нескольких тяжёлых ребят, так сказать, «в нагрузку персоналу».) Так вот, те двое «тяжёлых» учились в так называемых «спецклассах», располагавшихся на первом этаже школы. Коля же учился в обычном классе на третьем этаже школы по обычной программе (как он учился дома, я, честно говоря, не знаю, скорее всего, был так называемым «надомником», к которому учителя приходили домой). И КАК УЧИЛСЯ!!!

Говорили, что ему очень хорошо даётся математика. Учитель математики даже оставался с Колей после уроков и читал ему… учебник математического анализа для первого курса технических вузов. Коля запросто запоминал формулы и после того, как учитель уходил, сначала часами записывал их, как слышал, в словах, а потом, отдельно, переводил в знаки… Сложные знаки, которые Коля ещё не знал, учитель выводил на листочке его рукой, и Коля потом повторял их…

А ещё Коля Мальченко очень любил музыку. У него была маленькая флейта типа свирели или сопели, которой он никогда никому не надоедал. Справившись с материальным миром своими руками и пальцами, он извлекал из неё иногда два-три звука… и долго прислушивался к небу, как в него вглядываются, когда высоко летят красивые птицы. Изредка нянечка подвозила его к санаторскому пианино, что стояло в зимнем корпусе, поднимала крышку. Коле не нравилось, когда при этом ещё кто-то присутствовал, поэтому если кто-то из ребят оказывался рядом, нянечка всегда прикасалась пальцем к губам и… не прогоняла. Как правило, никто из оказавшихся тут не уходил. Слушали. Сначала Коля проводил пальцами по всем клавишам… вернее, над ними… Кисти его вместе с предплечьями дёргались и скакали по воздуху, но клавиш не тревожили… И вот в его всегда бунтующих, будто стянутых жгутами мышцах наступало необычное затишье, и он начинал играть, почти не двигая самими пальцами. Когда я вырос, то уже не мог слушать музыку композитора Шнитке без кома в горле – так импровизации Коли Мальченко напоминали мне ту музыку своим странным, плодоносным хаосом, тревожившим душу и одновременно успокаивавшим её… Ещё бывали, правда… эх!.. концерты на публику… на разных праздниках… я так и не понял, по душе это Коле или нет, но как-то сложилось… Ему на колени водружали аккордеон… он знал несколько мелодий, которые нравились в те годы взрослым, потому что это были песни их детства, их юности… классические песни… добрые и мощные песни большой страны… «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат», «Катюша», «Подмосковные вечера»… Все взрослые в белых халатах замирали – и лучше им тогда в лица не заглядывать. Несколько самых известных песенных мелодий – хоть и в рваном темпе – Коля исполнял очень крепко!

– Да ты ж меня не слышишь! – толкнул меня в бок Серёга.

– А? Ну, ты шарахнул… – пробормотал я.

– Короче, – продолжал Серёга. – Крылова подходит к этому Коле, нагибается к нему немного… там ветки мешали всё видеть… но она точно ему что-то говорила. А потом… это уж я точно видел, потому что она на дорожке стояла… она вот так рукой подняла штанину выше колена… – Серёга наглядно показал как. – И вытянула штырь… Тот самый… какой при переломах вставляется, из титана… ну, это я уже видел раньше – в обморок не упал… да я и так лежал – падать некуда было… но главное, что потом было… Я только удивился, когда же она себе ещё одну операцию успела заказать… Держись! Я точно видел, как она приложила этот штырь к раме его кресла-коляски… и тут – бух! Что-то там сверкнуло! И вокруг них… то есть вокруг Крыловой и этого Коли вашего такой огромный мыльный пузырь образовался… Ну, не мыльный, конечно… Такая оболочка прозрачная – с радужными разводами. Я своими глазами видел! И этот пузырь весь искорками замерцал… Только медсестра осталась снаружи. И как стояла, так и стоит! Тогда я точно понял, что под гипнозом она, а не на атасе… А может, и на атасе, но под гипнозом… Ну, этот весь салют длился секунды две… три… и всё! Что скажешь?

Что я мог сказать?!

У меня шум в голове, звон в ушах как стояли, так и стояли… Чтобы Коля Мальченко был частью какого-то невероятного секретного проекта здесь, в Санатории? Или чтобы он был заодно с какими-то американскими шпионами-роботами… ну, или с марсианскими… Этого я себе просто представить не мог! Этого вообще не могло быть в окружающем мире, который я знал. То, что происходило, ни на что не было похоже!

– Я не знаю… Я тоже не знаю… – честно ответил я Серёге.

– Ага, – кивнул он, шмыгнул носом, а потом снова вытер пот со лба рукавом курточки. – Успокоил, Андрюха! Я-то уж начал думать, что я один тут полный дурак и ничего придумать не могу. Никакого объяснения… Думаешь, это всё? Нет, Андрюха, это совсем не всё. Далеко не всё. Сегодня ещё выяснилось, что никаких раскопок у нас нет. Никаких тут археологов!

Ну, честно признаюсь, это меня уже не особо удивило, потому что для человека, один раз контуженного, второй взрыв немного поодаль – уже так, хлопок в ладоши…

– Что там? – спросил я почти про себя, и, опомнившись, повторил вопрос вслух.

– А вот это я тебе сейчас покажу, – деловито сказал Серёга. – Всё, привал закончен. Пошли быстрее, а то меня накроют.

Даже это «накроют» меня не тревожило больше… По дороге к месту раскопок Серёга рассказал, что робот Анька сразу после того, как «мыльный пузырь» лопнул, пошла обратно по дорожке. Хорошо, что не быстро! Серёга успел передислоцироваться ближе к пруду, который располагался в этом же Старом парке, укрылся за деревом… А потом снова двинулся за ней следом.

Так и дошёл следом за ней до места археологических раскопок.

На территории Санатория когда-то располагался небольшой древнегреческий город Пантеополис… Прямо посреди Санатория был небольшой раскоп с неинтересными, в общем-то, кусками древних руин. Вокруг стояли металлические колышки с натянутым проволочным ограждением и табличками, предупреждавшими о том, что здесь ведутся археологические работы, всё охраняется государством и проход запрещён… Внутри ограждения стоял вагончик-бытовка учёных.

… И вот мы подошли к месту раскопок как раз с той стороны, где можно было лучше всего укрыться в кустах туи.

Серёга заставил меня присесть на корточки, сам тяжело опустился на землю и раздвинул ветви.

– Короче, Крылова встала вон там, за деревом. Она как будто не хотела, чтобы её увидели археологи… вот как нас сейчас. А потом она выдвинулась из-за дерева и сделала вот так. – Жест Серёги напоминал движение руки, которая гладит от себя большой мяч… или арбуз… – И тут, знаешь, я увидел такое… как будто опять огромный мыльный пузырь… не, не пузырь – купол! Это был такой прозрачный купол… он образовался там, над раскопками… и всё поплыло… ну, вот как если ты смотришь на отражение в воде… в озере облаков… леса… или дома… и вдруг что-нибудь воду потревожит… но не ветер… а вот как большая рыба в глубине… и отражение начинает колебаться… Сечёшь?… Вот этот вагончик как будто смыло немного в сторону, а потом он раздулся, как шарик-сосиска… и всё тут же снова вернулось… Сечёшь?

Такое я мог представить… но только – без всяких мыслей о причинах этого явления. Если сразу задуматься о причинах, то представить было бы уже невозможно. Я кивнул.

– И я сразу понял, что то, что мы сейчас видим, – ничего этого нет, – с жаром прошептал Серёга… и тут только я заметил, что на нём нет его любимых чёрных очков! – Это всё как мираж. Стереоскопическая картинка… Ну, вроде японской открытки.

О, да! Японские стереооткрытки с подмигивающими девушками и взлетающими птицами были тогда для нас чем-то вроде стеклянных бус для папуасов позапрошлого века – писком высшей цивилизации…

Тут я выдал настоящее научное слово, которое в то время прямо-таки украшало научно-популярные и технические журналы:

– Голограмма?

– Точно! Голова! – заценил Серёга.

– А она что? – спросил я, думая, как бы поскорее ввернуть свой рассказ про чудеса на уроке физики. – То есть Крылова…

– Вот тут начинается самое интересное, Андрюха! – пообещал мой лучший друг. – Как только вагончик тряхнуло, так у него дверца распахнулась, а там… чернота такая… ну, прямо вакуум… И тут Крылова взяла и исчезла!

– Что, убежала? – сдурил я.

– Как она может убежать с «канадкой»? – хмыкнул Серёга. – Нет! Она просто исчезла. Быстро зашла за дерево и – всё… Она уже из-за него никуда не вышла. Я её больше не видел, Андрюха.

Я подумал: раз она знала, что Серёга за ней следит, то могла точно вычислить угол его наблюдения и уходить, всё время оставаясь под прикрытием дерева… но почему-то в тот момент не хотел открывать глаза Серёге на то, что она всё про нас знает и может сделать с нами всё что захочет… Слишком мне странно было, что он сам ещё про это не говорит. Предложить другу такую версию – получалось, выставить Серёгу глупцом…

– Ты приглядись сам, – предложил Серёга. – Если внимательно смотреть, то, когда есть ветерок, увидишь рябь на этой картинке…

Мы стали сквозь кусты внимательно приглядываться к «голограмме», изображавшей раскопки и вагончик-бытовку.

– Во! Во – видишь? – дохнул мне в ухо Серёга.

Нет. Я не видел никакой ряби.

Когда я опустил глаза, устав от бесплодного напряжения, то прямо под собой увидел большой сухой стручок акации… Этими твердыми и тяжёленькими стручками мы любили кидаться во время вечерних киносеансов в летнем кинотеатре – там их было полно, потому что весь кинотеатр был обрамлён высокими акациями.

Вдруг что-то торкнуло меня.

– Сейчас проверим… – сказал я. – Подержи.

Я сунул в руки Серёги книгу, с которой, как кот-книгочей, не расставался. Серёга не понял мой замысел, поэтому не остановил. А зря!.. А может, и не зря. История могла тогда пойти совсем по другому пути… по другому плану.

Взял я этот стручок, немного похожий на бумеранг австралийских охотников-аборигенов, поднялся и швырнул «бумеранг» в вагончик, стоявший в двадцати шагах от нас!

Ну какому дураку взбредёт в голову швыряться стручками акации в мирных археологов? И вот нашёлся… ищущий приключений на свою голову.

И – о, ужас!

Стручок не ударился о стенку вагончика! Он просто исчез! И от того места, где он исчез, пошла в стороны крупная круговая рябь… Точь-в-точь, как если бы это было отражение вагончика и всего, что вокруг него, на поверхности тихого озера!

У меня дыхание так и перехватило!.. И тут открылась дверца вагончика… Я увидел тьму… То была Тьма с большой буквы. Жерло Тьмы. Дыра сквозь Вселенную! Внутри вагончика и вправду таилась вакуумная бездна. И эта бездна теперь видела меня… И всего меня стал пронизывать страшный безвоздушный космический холод… хотя стоял теплый полдень и светило солнце.

– Ложись! – хрипло выдохнул Серёга.

Его рука, словно железная клешня, жутко сдавила мою ногу над ступнёй и дёрнула назад с такой силой, что я рухнул на кусты туи и едва успел прикрыть рукою лицо. Мои колени ткнулись в острые камешки… и я распластался рядом.

Падение, удар, боль слегка рассеяли отупляющий испуг перед тем гипнотическим прямоугольным глазом Тьмы, вернее – Зрачком Тьмы.

Приходя в себя, я услышал шёпот Серёги:

– У-ух! Подставились так подставились! Зато теперь точно знаем…

В его голосе не было слышно осуждения моей выходки – Серёга умел ценить безрассудные подвиги!

Происходившее, однако, всё ещё казалось нам захватывающей игрой, не способной вызвать у простых советских пацанов настоящий панический страх… Потому что не было знакомых объектов, способных вызвать такой страх – дворовой, к примеру, шпаны, большой собаки, скалящей зубы… наконец, валящейся на тебя бетонной плиты.

Серёга посмотрел в опасную сторону сквозь кусты, как индеец Чингачгук, наш тогдашний кумир: посмотрел мужественно и деловито.

– Зырит, зараза. Не видно кто, но зырит, – тихо доложил он обстановку. – Валить надо… а стрёмно! Сейчас встанем – а они как шарахнут… лучом.

И тут на меня нашло просветление!

– Не шарахнут, – прошептал я в ответ. – Мы им зачем-то нужны…

– С чего ты взял? – изумился Серёга.

Как же я мечтал рассказать другу про «санитара леса» и чудеса на уроке физики – рассказать со смаком, неторопливо! Как хотелось в свой черёд удивить Серёгу! Но тут требовалось ограничиться лаконичным докладом «полевой разведки».

– Андрюха, ты – гигант! – сделал непонятный вывод из моего рапорта Серёга… и вдруг задумался.

Он зачем-то оторвал зелёную шишечку от туи и понюхал её.

Между тем меня уже куда больше волновало моё отсутствие на самоподготовке, чем нападение марсиан на Землю. Я так и сказал Серёге. Он как очнулся, вспомнив, на каком мы свете:

– Точно! А меня сейчас в корпусе из лучемёта шарахнут! – И он выпучил глаза на меня так, что я подался назад. – Придумал! Всё гениальное просто. Мы сейчас убьём двух зайцев! Отмажемся, Андрюха, только в путь!

Серёга придумал вот что. Он якобы, перед тем как идти на процедуру, вдруг обнаружил пропажу своего брелка, который ему когда-то подарил брат, служивший в армии на территории Венгрии. Тяжёленький латунный брелок изображал конскую голову, обрамлённую подковой с узорами. Этот брелок Серёга таскал по всем больницам и считал его заветным талисманом, помогавшим пережить очередную операцию. И вот Серёга вычислил, что мог потерять его только в летнем кинотеатре, и поспешил туда найти его, прежде чем кто-нибудь этот бесценный брелок, как сказал Серёга, «подрежет»… а в кинотеатре зацепился тростью за скамью и упал… и повредил ногу…

– Я же там, в кустах за прудом, грохнулся. Травма налицо, – с энтузиазмом продолжал он и ткнул пальцем в колено.

Тут только я и приметил, что штанина у него на коленке – тёмная от проступившей и уже слегка запёкшейся крови. Для Серёги такая травма была сущим пустяком, но теперь – пустяком очень своевременным.

– Короче, сам встать не могу, отшиб ногу… тут вижу тебя вдалеке… а ты в магазин шёл… скажем, блокнот купить… У тебя деньги есть?

Как кстати я тогда нашёл в кармане тридцать советских копеек!

– Сейчас пойдём – купишь! – приказал майор Серёга. – Короче, с твоей помощью я дойду до корпуса… и вломимся внутрь… заодно я тебе покажу, где я там что видел… Ты должен знать. На всякий случай. Валим отсюда! А туда, – Серёга ткнул пальцем в кусты, – не смотри вообще!

И мы свалили не оглядываясь…

На какой-такой «всякий случай», Серёга сразу замял для ясности, но по дороге к корпусу Второго отделения он вдруг завёл разговор, довольно странный для пятнадцатилетнего пацана…

– А знаешь, Андрюха, я на секунду серьёзно думал, что они шарахнут! И бежать бесполезно. Как на войне – от снайпера: только вспотеешь перед смертью. И всё – две горки пепла… Да и ладно! Ну, тебе-то не страшно и так. Ты на том свете побывал – знаешь, что там тоже нефигово… хромать не придётся. А знаешь, я тоже об этом иногда думаю – спасибо тебе! Иногда так надоест тростями стучать и вся эта мутота с операциями… Только маму с батей жалко становится. И Верку – реветь же будет!

Только на «финишной прямой», перед корпусом Второго отделения, Серёга обнял меня крепко за плечо, как раненый солдат, которого я вывожу из боя.

– Так, Андрюха, не показывай там взрослым вида, что ты мой кореш. Просто знакомы… А то подвох могут почуять, – предупредил Серёга. – Я увидел тебя издали, позвал на помощь… Ну типа на твоём месте так поступил бы каждый, – съязвил он. – Сечёшь?

– Секу, – кивнул я, пытаясь подстроиться под его ход и ещё удержать в левой, слегка скрючившейся от волнения руке одну его трость, а под мышкой – толстый том Майн Рида из библиотеки и только что купленный ненужный блокнот.

У дверей корпуса Серёга совсем развеселился и со стоном выдавил из себя довольно популярную в те годы шутку:

– Брось, командир, всё равно не донесёшь… – И через паузу: – Да не меня, винтовку!

Глава четвёртая
Невиданные полёты. Загадочные болезни

… Мы вошли в корпус. Серёга вдруг притих… Да и у меня дух перехватило: Серёга столько чудес про Двойку успел рассказать, что я почувствовал себя Алисой, попавшей в зачарованную страну… Хотя ничего чудесного вокруг видно не было.

– О, класс! Лифтёрши нет на месте, – прошептал мой друг. – Это даже к лучшему. Лишних вопросов не будет. До второго этажа путь свободен. Нам – вон туда, на пандус. Двигаем!

Мы поднялись пешком по пандусу на второй этаж и остановились возле дверей, над которыми было написано: «2-е медотделение».

– Вот она, моя родная Двойка… Сейчас зайдём, – как-то не слишком отважно пообещал Серёга. – Только дай чуток отдышаться.

В его голосе, однако, я услышал не столько необходимость отдышаться, сколько затаённую робость перед тем, что нас ждёт за дверями. Похоже, Серёга и сам уже не верил в безупречность придуманной им версии нашей (а точнее, его!) самоволки. Хотя на него это не было похоже: кто-кто, а Серёга был не робкого десятка.

Но всё оказалось куда сложнее! Серёгу страшили вовсе не взрослые, вовсе не нагоняй…

– А вдруг она опять там… – прошептал он.

Я смотрел на своего друга, который… который мог бесстрашно ринуться в драку против пацанов с соседней улицы, превосходивших нас всем – и живой силой, и техникой… который на спор по пожарной лестнице вися на одних руках, поднимался без отдыха до кровли пятиэтажки и так же спускался… который однажды так же на одних руках и уже безо всякого «а не слабо?» («Андрюх, ты меня только подсади до нижней ветки…») поднялся на высокую березу – снять с верхотуры молоденького дурня-котяру… Впервые я видел в глазах моего друга страх… перед кем?… Перед доброй и красивой девчонкой, в которой он вообразил робота?! Ну, пусть она и показывала какие-то невиданные фокусы… и мне ведь тоже показывала… почему же я не чувствовал перед ней такого страха?

Мне не то что стыдно, мне – больно стало за друга!

– Прорвёмся, – сказал я. – Отступать некуда…

И вправду было уже «некуда»! Ведь только Серёга протянул руку к дверной ручке, как…

– Ах, вот они, друзья-подельники! Про одного не знаю, а другого уже ищет всё отделение! – услышали мы сзади знакомый повелительный голос.

Другая рука Серёги, лежавшая на моих плечах, клешнёй вцепилась в меня:

– Шухер! Давай быстрее!

Куда там!

– Так! Стоять-бояться! – снова громом небесным, хотя и снизу, а не с облачных вершин Олимпа прогремел голос богини Афины. – Куда это «давай быстрее»? Сейчас вас там тёпленькими возьмут!

И мы повернулись лицом к своей судьбе.

… Да, она поднималась к нам, истинно как богиня. Шейный корсет подчеркивал её статную осанку и выглядел в эту минуту необыкновенным украшением…

Лучшая форма защиты – нападение. С нападения Серёга и начал, сразу задрав штанину как можно выше:

– Да ты! Ты… Ничего не понимаешь! Вот, смотри – это же рана! – показал Серёга свою ногу подошедшей богине Афине.

– Рана – раной, а самоволка – самоволкой! – строго промолвила Афина… то есть Алина. – Где был?…

Тут она быстро посмотрела на меня, явно давая Серёге фору – собраться с мыслями и выдать версию покруче.

– Кстати, здравствуй, Андрей, – как-то очень безобидно и даже неприлично мягко для такого момента заговорила она со мною: – Прости. Из-за этого бестолкового сразу не поздоровалась.

– Здравствуй, Алина, – обречённо пробормотал я.

… И вдруг меня понесло – и я вкратце, торопливо, но убедительно выдал нашу версию событий. Уже потом я понял, почему поспешил и не дал говорить Серёге: боялся, что он в сердцах наговорит что-нибудь не то. Надо признать, Серёга оценил мою услугу: он снова доверительно опёрся на моё плечо и сказал:

– Вот свой человек, настоящий – взял да помог… Этот брелок мне очень дорог, понимаешь? – И всё ж таки Серёгу сорвало, гордость всегда ему вредила: – Да что ты понимаешь! Я что, перед тобой отчитываться должен?

– Классно вы врёте оба! – с олимпийским спокойствием проговорила Алина и снова посмотрела на меня… и странно: я не увидел в её взгляде сурового, но справедливого приговора: – Ну ладно, эта бестолковщина, – показала она на Серёгу, – но тебе-то, Андрей, как не стыдно?

– Да что значит «врёте»? – не сдержался Серёга. – Андрюха, скажи ей!

– Ага, «Андрюха, покажи ей класс!», да? – чётко отреагировала Алина. – Ну, «класс» в шашки он мне уже показал! Видела. Но это исправимо – научим. А вот «класс» по вранью – это нехорошо. Значит так, мальчики, слушайте меня внимательно…

– Да почему мы должны тебя… – не унимался Серёга.

Алина не дала ему договорить:

– Серёженька… А ты ж у нас с мая месяца вроде бы как за старшего? После того, как Димка уехал… А? Или я что-то путаю? Так вот, тебя оставили за старшего на наши головы, а ты ведёшь себя как неизвестно кто. Ещё и мозги мне пудрить пытаешься!.. Так вот, ребята, запоминайте, – чуть тише продолжила Алина. – Ты, Серёжа, увидел, что потерял брелок и – да, поспешил пойти и найти его… ты в тот момент искал воспитателя, чтобы предупредить об отлучке, но сразу не нашёл. Не нашёл воспитателя, а не брелок – вот главное, что ты должен запомнить. И задёргался, засуетился… это на тебя похоже… Добавь, что запаниковал, хотя вот это как раз на тебя не особо похоже. В этом повинишься чистосердечно. Да?

– Как это «не нашёл воспитателя»? – невольно изумился я.

– А что, воспитатель не может хотя бы в туалет отлучиться? – шандарахнула меня железным доводом Алина и снова стала грузить ошалевшего не меньше меня Серёгу: – … Ну и рванул туда, сам знаешь куда. К летнему кинотеатру, да? Чтобы найти свой брелок, да? Там ты упал и, по счастливой случайности, встретил Андрея.

– Так… так оно и было… – ошеломленно пробормотал Серёга.

– Нет, было не так, – впервые за время разговора улыбнулась Алина. – Но о том, «как было» и зачем вы кидали стручки в раскопки, мы поговорим позже. Эх, не успела я вас там перехватить!

Серёга выпучил глаза:

– Ты подглядывала за нами?! – снова понесло его. – Да ты…

– Меня послали искать тебя! – спокойно, но с убийственным холодком в голосе оборвала моего друга Алина. – Я искала. Отделение на ушах стоит, но, к твоему счастью, скандала на уровне руководства Санатория пока нет. Ты ж на хорошем счету… Тебя тут все сто лет знают. В глупостях, побегах и прочих нарушениях и хулиганствах раньше замечен не был. Сечёшь, кореш? Уж твоими словечками буду выражаться, чтоб дошло.

Мы оба не понимали: она провоцирует нас или предлагает нам сговор… Зачем?

– Алин, – уже гораздо более спокойным тоном предложил Сергей, – а может…

– Что «может»? – нажав на строгость в голосе, спросила Алина.

– А может… – Серёга вновь запнулся, после чего продолжил: – давай, будто я сидел в кинозале и, ну… домашнее задание там делал, чтоб никто не мешал… Сейчас зайдём, я шмыгну в кинозал, и всё. А Андрюху мы отпустим…

– Ох, и старшой на наши головы! – усмехнулась Алина и вновь посмотрела не на Серёгу, а на меня. Впрочем, тут же снова перевела взгляд на моего друга: – Ты соображаешь, что говоришь? Уж где-где, а в кинозале тебя точно искали! Тебя там не было – и вдруг «с луны свалился»? Плюс – рана на ноге откуда? Жёсткая посадка была, да? Обработать же нужно, кстати…

– А, рана… я и забыл, – пробормотал уже без следа заносчивости Серёга.

– Андрей, заводи этого «раненого бойца», – скомандовала Алина, открывая дверь отделения. – Оставляем вашу версию рабочей.

– … Вот он, целый и почти невредимый, – сказала Алина, когда мы все втроём вошли в сестринскую. – Правда, немного нога поцарапана. Лучше бы, конечно, мозги ему поцарапать слегка вот так – Алина с усмешкой «выпустила когти», – чтобы они лучше соображали. Ну, ладно…

На лице Серёги уже не было злости за «подколы» Алины. В его глазах стоял мучительно-немой вопрос: «Алин, почему ты прикрываешь меня?»

– О-о-о, вот это да! – посмотрела на Серёгину рану медсестра. – Для обработки придётся снять аппарат. Ну, и штаны заодно…

Серёга ошалело стрельнул глазами в Алину.

– Я отвернусь, – пообещала она… а спустя полминуты, слушая, что происходит у неё за спиной, заметила, словно профессиональный доктор: – Да ничего страшного там нет – ерунда, повреждение эпителия, кость цела… Жить будет! А по мозгам на правах подруги я ему уже дала. Правда, пока он без штанов, хорошо бы его заодно и высечь… Но я ж добрая!

– Да, Серёга, шоколадками ты не отделаешься – друзья тебя не бросили, нашли, привели… – сказала медсестра, когда закончила делать ему перевязку.

Заодно она обработала жуткие Серёгины мозоли под аппаратом и по ходу дела узнала, кто я такой и почему пришёл.

Тут появилась, как я потом понял, воспитательница старших мальчиков. Её взгляд не сулил «шоколадок».

И вдруг произошёл маленький такой «ядерный взрыв»!.. И устроил его, думаете, кто?

… Ещё две минуты назад я не узнавал друга Серёгу, а теперь вдруг не узнать было… Алину! Мгновения назад перед нами была богиня Афина, а теперь солировала перенервничавшая… Павлинка! Она тараторила без умолку, едва не накинувшись на вошедшую воспитательницу. Алинка-Павлинка махала руками, как крыльями, рассказывая душераздирающую историю о том, как она переволновалась, ища Серёгу. Все как будто тотчас позабыли, что Серёга сидит прямо тут! Все таращили глаза на неузнаваемую Алину… А она разливалась о том, что ей уже всякие ужасы лезли в голову и разрывали ей сердце: виделось, как Серёга пошёл на пирс и… или дошёл до пруда в Старом парке и… или его хватил эпилептический приступ и… За полминуты Серёга успел два раза утонуть и один раз умереть в кустах при эпилептическом приступе, потому что упал очень неудачно…

Брови воспитательницы расправились, она заулыбалась… Медсестра едва не хохотала, прикрывая ладонью рот.

– Ладно, Алин… Алина, успокойся! – обхватила её плечи воспитательница. – Живой же! Наверно, он сам может рассказать, что случилось…

На Серёге лица не было. Выглядел он и правда уже не виновником, а пострадавшим…

Не тут-то было! Алина выдала «второе отделение балета» – и за пятнадцать секунд протараторила без запинки нашу неубиваемую версию. И под занавес натурально пустила слезу, отчего воспитательница и вовсе прижала её к себе.

– Видишь, до чего девушку довёл? – строго спросила воспитательница Серёгу, но в глазах её светилась уже совсем не «смертная казнь», а так… «пятнадцать суток за хулиганство».

– Ну, виноват… виноват я… – подал голос полного самоуничижения Серёга. – Алина, прости… понимаешь… брелок… брата же… он мне из армии его привёз… Из Венгрии!

– Брелок у него, видите ли… – отозвалась Алина и из объятий воспитательницы старших мальчиков замахнулась кулаком на Серёгу: – Сейчас как дам больно!

– Серёжа, Серёжа! – покачала головой воспитательница. – Ну, ты соображаешь, что ты наделал? Ты что, не мог мне сказать, когда мы утром в центральную столовую ходили? Мы б зашли к кинотеатру. Это ж по дороге было… А как ты мог уйти и не предупредить? Ты же знаешь, что это могло плохо кончиться… Да и меня по головке бы не погладили.

– Так я сразу как-то не заметил, что брелка уже нет, – промычал Серёга. – Простите, Елизавета Васильевна.

Тут воспитательница взглянула на меня:

– Тебе ж тоже теперь достанется, верно? Такой крюк сделать… Тебя-то не ищут?

Помню, что только пожал плечами…

– Ладно… Скажешь, что пришлось приятеля спасать. – Сама того не ведая, оказалась и воспитательница в «преступном сговоре» с нами. – Если что, я подтвержу.

– Спасал он… – хмыкнула Алина, уже освободившись из рук женщины, подобревшей от такой знойной романтики. – Увидела б раньше, и не было б там Андрея, – убила б Серёгу! Так что уж точно «спас».

Короче говоря, Серёге даже разрешили проводить меня до дверей отделения.

В ушах у меня звенело, но рассудок работал исправно.

– Ты понял, что сейчас было? – тихо спросил я на ходу Серёгу.

– Ну, ты меня уж совсем за дурачка-то не держи! – как и ожидал я, сразу ощетинился, хотя и по-дружески, Серёга. – Она практически громоотводом заделалась… Обалдеть!.. Спасибо, конечно, Алине… Только ты сам-то понял, что происходит?

И тут я не нашёлся что ответить…

– То-то и оно, Андрюха! Она ж была там. Сама сказала, что не успела нас остановить. Но почему-то не догнала нас, пока мы к корпусу шли… Где она была? Что это значит, Андрюха? Можешь не отвечать – я скажу: это значит, что она тоже может быть роботом. Из одной команды. Помнишь разговор её с Крыловой у павлинника? Они точно знают друг друга, и давно. Вот и подумай сам.

У меня сердце упало: Алина его спасала, а он её «роботом» обозвал – это хуже «Павлинки»!

– Ты серьёзно? – с трудом сглотнул я.

– Серьёзней некуда, – кивнул Серёга. – А «спасибо» я ей ещё скажу. Отдельно. Потом. На всякий случай… А ты бдительность тоже не теряй!

У меня не было слов!

Серёга остался в отделении… Я спускался по пандусу, как пришибленный… И вдруг до меня дошло, почему так неблагодарно и, можно даже сказать, по-хамски Серёга отозвался о добром деле, сделанном для нас Алиной. «Громоотводом заделалась!» У меня наверху кулаки сжались, я чуть не сказал ему: «Ну ты и гад!» Но не хотелось портить прощание…

Ну, конечно же! Мне ведь и раньше это в голову приходило: Серёга ж, известный ценитель девчоночьей красоты, и, как стойкий оловянный солдатик, верный своей доброй и чуткой Вере (о, и каламбур к месту!), теперь старался убедить себя в том, что обе наши красавицы, в которых ничего не стоило втрескаться и которые уже напрочь свернули нам обоим мозги своими чудесами, обе – не иначе как бездушные, но тонко сработанные роботы… Ведь смешно и глупо влюбиться в робота! А ведь неровен час…

Обходя зону археологических раскопок на максимальной дистанции, я сделал крюк к школе… едва не по пляжу: открытое место, где всех видно с разных сторон, внушало мне больше доверия.

Справедливости ради стоит прямо здесь оправдать археологов – настоящих археологов! Много позже я провёл «следствие» и выяснил, что в тот год, даже два, раскопки были законсервированы… по причинам, так и оставшимся мне неизвестными.